Сапожник и собака

Василий Васильевич - сапожник, что называется "золотые руки". У него даже грамота имеется от мэра города и подарочные часы за вклад в дело ремонта обуви населения. Собственно, благодарное население мэру письмо и написало, с просьбой отметить человека ценным подарком. В преддверии сезона очереди к нему постоянные - делает хорошо, берет недорого. В межсезонье наплыв клиентов ослабевает, и Василий Васильевич частенько стоит на крыльце мастерской, лениво покуривая, глядя по сторонам, и размышляя о том, как бы ему избавиться от своего старенького, гнилого "Москвича". Вот так однажды покуривая услышал он обидный и жалостливый скулеж бездомной шавки, которая постоянно крутилась рядом с мастерской. Отощав за зиму, она была похожа на мумию, таких по телевизору частенько показывают, ребра, обтянутые кожей, как барабан. Василий Васильевич, будучи человеком не злым, подкармливал бедолагу постоянно. Услышав ее скулеж, решил он посмотреть, чего ж она так жалобно стонет. А вышло так: любимым местом кормежки местных бездомных тварей были мусорные баки. Баки эти с одной стороны подпирал забор, обтянутый внизу колючей проволокой зачем-то. Пытаясь лапой достать кусок каких-то отбросов, завалившихся между баком и забором, собака цепко была захвачена колючей проволокой. Все ее попытки вытащить лапу из этого капкана только усугубляли положение. К тому времени, когда Василий Васильевич нашел собаку застрявшей в заборе, три или четыре шипа, продрав кожу впились в кость, в одном месте даже пробив лапу насквозь. Оценив ситуацию, добрый сапожник сбегал в свою мастерскую и вышел оттуда уже с кусачками и куском тонкого провода. Опасаясь, что несчастное создание может его покусать, он тонким проводом обмотал ей пасть, стараясь не причинять ей лишней боли. Собака, видимо понимая, что ей хотят помочь, затихла, перестала дергать застрявшей лапой, и только жалобно то ли постанывала то ли поскуливала, вращая перепуганными глазами. Началась сложная операция по осовобождению. Василий Васильевич осторожно, на манер сапера, перекусил в двух местах колючую проволоку, освободив лапу. Оставалось самое тяжелое - вытащить остатки проволоки из лапы. Первый шип все теми же кусачками он вытащил почти сразу, одним быстрым движением. Из глаз собаки брызнули слезы и крупными каплями покатились по морде. Со вторым шипом возиться пришлось дольше, он как-то подогнулся внутри, и вышел только с третьего рывка. Собака дернулась, и как-то притихла, потеряв по всей видимости, сознание. Третий кусок колючки тоже удалось вытащить быстро. Четвертый, пробивший лапу насквозь, Василий Васильевич оставил на потом. Неторопливо закурив, он присел на корточки, молча глядя в асфальт. Собака лежала без движения, и только по выпирающим ребрам, двигавшимся в такт дыханию, можно было понять, что она еще жива. Докурив, взявшись за кусачки, шумно выдохнув, Василий Васильевич с силой дернул последний шип. Собака дернулась, как будто ее ударили током, но дело было сделано - последний шип валялся рядом на асфальте. Сходив еще раз в мастерскую, добрый сапожник принес миску с водой, и какие-то тряпки, что перевязать покалеченную лапу. Собака пришла в себя, но так и не встала на лапы. Он поставил миску с водой, снял проволоку с пасти собаки. Слабо шевельнув хвостом, она попыталась лизнуть его руку. Что-то проворчав себе под нос, он придвинул миску с водой поближе к ней. Собака лакнула воду раза два, и опять опустила голову на асфальт. Василий Васильевич терпеливо сидел над ней, ожидая, когда она захочет попить еще раз, чтобы потом уже начать перевязывать лапу. Прождав минут пять, он взялся за лапу, и начал промывать ее. Собака не отреагировала, даже не дернулась. Удивленный, он поднял ее голову. Глаза были открыты, но уже затянулись серой пленочкой, потеряв свой блеск, как бывает после смерти. Она уже не дышала. Отощав за зиму, потратив последние силы на борьбу с колючей проволокой, она обессилила настолько, что сердце просто остановилось. Вернувшись к себе, Василий Васильевич повесил на дверь табличку "Уехал за материалами", запер дверь изнутри, достал припасенную на вечер чекушку, выпил ее одним махом, и прилег на лавку, заменявшую ему кровать, в редкие минуты отдыха на работе. Через какое-то время он заснул. В этот день он так и не открыл мастерскую.