100 Н в коммуналке

Второй день ничего не получалось. Обычно от бобов бывает совсем другой результат, а тут – на тебе. Точнее, нет тебе. Засада. Мммм. Никитка сжал кулаки, и с силой прижал их друг к другу. Никакого результата.
- Ааа-аах, ааа-а, да, да, еще, еще, ооо-о! – застонала Надька из комнаты, соседней с Никиткиной.
- Дрянь ты этакая, приведет мужиков, и шворкается всю ночь напролет! – заорала бабка Наталья Степановна через перегородку.
- Ааа-аа, ооо-о, да, еще, еще, ну же, вставь его весь! Дааааа-а! – заголосила Надька не своим голосом, и сразу после этого лягнула ногой картонную перегородку, - Сама ты дрянь!
- Сука подзаборная, у меня дед уже пятый год как импотент, а она себе такое позволяет! Совести у вас нету, ехидны диавольские!
- Десятый! – заорала Надька.
Надька каждый день водила к себе мужиков, и не по одному, как это делают хорошо воспитанные девочки, а сразу по два, а то и по три. Что эти мужики делали с Надькой в ее комнате, можно было только догадываться. Никитка всегда боялся, когда приходили мужики, потому что, судя по стонам и крикам, раздававшимся из-за ее двери, они там били и колотили Надьку, или что похуже. Жуть!
- Ооооо-оох! Ооох! – застонал дед в бабкиной комнате.
- Ты слышишь, дрянь, что ты делаешь?! – заверещала бабка. «Удивительно, как человек до сих пор не сорвал себе связки», - подумал Никитка, и в этот момент у него в животе что-то заурчало, и еле-еле ощутимо зашевелилось, задвигалось где-то в глубине.
- Ааааа, оооооо! – продолжала стонать Надька.
- Господи, да когда же это все наконец, закончится? – раздался голос соседа-физика. Все в коммуналке уважали этого мужчину. Николай Николаевич, сорока пяти лет, по слухам, работал над созданием какой-то новой секретной бомбы, то ли ядерной нового образца, то ли еще какой. Одним словом, его жизнь и работа были окружены завесой тайны, а это почему-то иногда привлекает женщин, и Надька, хоть и водила к себе разных мужиков, была в тайне влюблена в своего соседа. Единственное, что мешало Надьке залезть под Николая Николаевича, была его жена – Нина Георгиевна. Она была женщина степенная, необъятная, из тех, некрасовских, которые в горящую избу войдут, и с конем на скаку любое непотребное действо совершат. В общем, гром-баба. Груди у нее были такие сочные, налитые, как свинец, и большие, что твои шары. А круп – боже, что за круп! Любая холеная кобыла бы позавидовала. Вот Надька и завидовала.
- Ааааа-аах, сейчас, Николай Николаевич, еще немножко, сейчас уже кончу! Подождите чуть-чуть! – ответила Надька своему возлюбленному.
- Я тебе дам чуть-чуть, цапля ты колченогая, - заорала бабка Наталья, - Мой дед уже как пять лет не может, а вы тут…
- Дееееесяааааааать! – завопила Надька.
- Откуда тебе знать, стерва?
- Знааааюууууааааоооо!
Никитка закрыл уши руками. Так стало еще хуже. Нет, пусть уж лучше орут, чем так. А то так никогда не получится.
- Вы скоро там? У меня сложный расчет, позвольте заметить! Без этого расчета ракета может отклониться от орбиты!
«Ракета, - подумал Никитка, - мне бы сейчас хоть что-нибудь куда-нибудь запустить!»
- Оооох, - снова застонал дед.
- Никодим Евграфович, потерпите немножко, вот я вам сейчас спинку помажу, родимый вы наш, - по коридору бежала Нелли Семеновна, медсестра не пенсии, давнишняя подруга Натальи Степановны и самая безотказная ее жилетка для слез.
- Ааааа, да, да, я кончаюууу! – закричала Надька.
- Ну, с богом, - отозвался Николай Николаевич.
- Да уж, заканчивай, стерва, будет тебе на том свете диавол пистоны вставлять! – добавила бабка Наталья.
«Ей, по-моему, только этого и надо», - подумал Никитка.
Надька вскрикнула еще пару раз, и все затихло. В комнате у Николая Николаевича заскребли шариковой ручкой. Наталья Степановна облегченно вздохнула, и они вдвоем вместе с Нелли Семеновной стали намазывать деду спину мазью от радикулита.
- Ммммм, - застонал Никитка, поднатужился, сжал кулаки еще плотнее, так плотно, что костяшки на кулаках стали белыми-белыми, как молоко. И вдруг его организм проснулся, послушался хозяина, и в тишине коммуналки все услышали, как в туалете раздался четкий звук, который ни с чем другим спутать было невозможно:
- Бульк!
- И вам всего хорошего, - ответил из комнаты Николай Николаевич.