Картина для бабушки

У Ивана Ивановича N-ова в жизни было две ценности. Первая ценность представляла собой его любимую бабушку восьмидесяти четырех лет, а второй ценностью был один весьма известный Ленинградский музей, в фондах которого было великое множество картин и редких предметов искусства. Что именно это был за музей, и как на самом деле звали Ивана Ивановича, думаю, говорить не стоит, потому что, во-первых, не исключено, что история эта случилась на самом деле, а во-вторых, именно Иван Иванович и был директором сего кладезя артефактов духовного развития человечества.
Иван Иванович был большой знаток всех музейных редкостей, да и вообще любил искусство в себе. Причем любил так сильно, что иной раз не мог удержаться, и под шумок тащил какой-нибудь артефактик домой. Авось, не спохватятся. Артефакты, кроме духовной ценности, имели вполне реальную рыночную цену на черном рынке, и вот именно этот момент привлекал Ивана Ивановича больше всего. Он потихоньку продавал вещицы из музея, и смог, таким образом, кое-как устроить свою жизнь: построил себе коттедж за городом, купил парочку новеньких иномарок, отправил одного сыночка учиться за границу, а другого – пристроил в небольшую фирму, понемножку приторговывающую нефтью. А для любимой своей бабушки Иван Иванович купил небольшую квартирку в центре города. Да и то сказать – не ахти: дом не новый, еще при царе строили, стены толстые, да и до туалета идти далековато. Квартирка-то шестикомнатная была, с длинным коридором и кухонькой на двадцать метров. Но бабушка осталась довольна, и чтобы ее никто из этой квартирки не выкрал, внучок поставил при входе тяжеленную металлическую дверь с кучей замков и засовов, и все окна квартиры закрыл металлическими решетками, дабы враги не прокрались через форточку. Надо сказать, бабушка тоже была неравнодушна к прекрасному, и время от времени просила внучка принести ей небольшой презентик в виде картины из музея. Безвозмездно, разумеется. Внучек бабушку любил, и ясное дело, отказать не мог.
Бабушка эта, поскольку если не зажилась, то, по крайней мере, жила на свете долго, была немощна, и к тому же полновата. Ну, как сказать, полновата? При своем росте метр шестьдесят весила она все сто двадцать килограммов, страдала одышкой, и вообще передвигалась по квартирке с трудом. Но и тут внучек позаботился. В одной страховой компании Иван Иванович оформил бабушке медицинскую страховку по максимуму. В стоимость входило обслуживание по высшему разряду, любые лекарства, и вообще все возможности современной техники. На скорой бабушка могла ездить как на такси, а уколы в ее старческую попу к ней приходила делать одна и та же медсестричка, которую бабушка скрюченным дрожащим пальчиком выбрала сама в лучшей больнице города. Вот так скромно жило семейство Ивана Ивановича.
Однажды бабушка захотела посетить музей любимого внука. Внук приехал на черном «Мерседесе», засунул бабушку в автомобиль, и привез в музей. Бабушка, с перерывами на обед и посидеть минутку каждые пять минут, обошла несколько залов, и только решила, что вполне насладилась общением с прекрасным, как вдруг пред ее очами предстала картина неописуемой красоты. Это была работа хоть и не самого великого художника, но весьма дорогая сердцу и кошельку Ивана Ивановича. Не покушался он на картину исключительно потому, что она часто выставлялась. Но бабушка была иного мнения. Она пришла в неописуемый восторг, позвала внука, и внук понял, что ему придется каким угодно образом сделать бабушке подарок. В конце концов, жизнь у нас одна, и в этой жизни нужно сделать как можно больше приятных дел. Особенно, если они будут приятны тебе, или, в крайнем случае, твоей семье. А ради бабушки внук был готов на все.
Однако, вот так сразу снять картину со стены и унести домой было проблематично. Внук, как мог, объяснил бабушке ситуацию, и клятвенно заверил ее, что картина эта будет в ее власти не сразу, но уж точно не далее, как через пол года. Так оно и случилось. Картину сняли с выставки, унесли в запасники музея, и через некоторое время, которого как раз хватило, чтобы большинство сотрудников забыло о ее существовании, директор перенес ее на ответственное хранение к бабушке. Собственно, тут-то и начинается наша история.
Время от времени бабушке, как и любой другой бабушке, становилось дурно, и она звонила в страховую компанию, и вызывала свою личную медсестричку. Когда медсестричка приходила, бабушка приглашала ее в одну и ту же комнату, в которой, естественно, никаких картин из музея не висело. Дело-то это подсудное, и бабушка хорошо это понимала. Но однажды с бабушкой случилось несчастье. За два дня до своего восьмидесятипятилетнего юбилея ей вдруг стало дурно не по-детски, да так, что медсестричка уже вряд ли бы помогла. Бабушка это дело сообразила, и вызвала сразу скорую. Скорая подъехала, врачи прискакали по ступенькам быстрее лифта, позвонили в квартиру, и бабушка, поскольку была одна, героически ломанулась открывать дверь. Она добрела до двери, дотронулась рукой до замка, но вдруг неловко оступилась, и грымнулась всеми своими стадвадцатью килограммами о пол в прихожей. А встать никак. Просто никак не встать, и все. И до замка никак не дотянуться. Потому что бабка, неудачно приземлившись, сломала себе шейку бедра. Бывает такое у стариков. Вот лежит она, ей и без того хреново – хоть вешайся, а тут еще и шейка сломана. Голосит бабка, причитает, а с той стороны врачи скорой в дверь ломятся, хотят помочь, да не могут. Что делать? Дверь плечом не выдавишь – листовое железо, только с мясом вырвать можно, вместе с несущей стенкой.
Врачи отзваниваются в страховую компанию – так, мол, и так, лежит бабка, орет, надо что-то предпринимать. В страховой компании забегали, засуетились! Клиент важный! Позвонили на работу внучку – там говорят, нет его, уехал куда-то на «Мерседесе». Тогда уже ему позвонили прямо на мобильник. А он мобильник не берет, и все тут. Не берет, поскольку тем временем он был далеко от города, на дачке у одной своей подружки. Там они кушали шашлычки и попивали аппертивчики.
Скорая тем временем, не долго думая, набрала «ноль один» и вызвала МЧС. МЧС приехала, покрутила туда-сюда головами, вошла в курс дела, и заявляет: надо, мол, спросить разрешения у Ивана Ивановича. Дескать, надо дверь выносить, или решетки с окон сбивать к чертовой матери. Звонят Иван Ивановичу.
МЧС повезло больше, Иван Иванович снизошел до поднятия трубки. Язык заплетается, мозг работать отказывается. Но только он услышал о том, что сейчас будут вламываться в квартиру к бабке, так моментом протрезвел, и строго-настрого запретил кому бы то ни было входить в квартиру без него. Пока он сам не приедет. Иван Иванович знал, что если вдруг МЧС случайно увидит в доме у бабки картину (а там их на тот момент было не одна и не две, а несколько больше), то это тюрьма. Причем и бабке, и ему.
- Тогда срочно приезжайте, - говорит МЧС, - сколько вам до города добираться?
- А что такое? – спрашивает Иван Иванович.
- Так ведь бабушка помереть может.
В состоянии алкогольного опьянения в машину садиться никак нельзя, а уж в сильном подпитии это просто становится опасным для жизни.
- Я, - говорит Иван Иванович, - на такси подъеду. Но его еще надо дождаться.
- А где вы сами-то? – интересуется МЧС.
Иван Иванович называет название поселка.
- Уууу, - закачала головами МЧС, - ваша бабка точно помрет. Надо дверь вырывать, и все тут.
С одной стороны Ивану Ивановичу бы позвонить бабке, да сказать, чтобы картину тряпкой закрыла, а с другой – как она картину закроет, если ей не встать никак? Потому что если бы она могла встать, то и МЧС бы не приехала. Ловушка.
Вот такая история. Как поступил Иван Иванович, догадаться не сложно. Картину он, все таки, продал, а бабушка… Она так и не дожила до восьмидесяти пяти.