Остроумова крыша

Порхает над просторами отчизны Остроумова крыша. Не то, чтоб очень высоко, а так - низэнько-низэнько. И чего только не пригрезится под мерный свист размашистых крыл... Вот, было дело, занесло невесть каким циклоном на побережье Финского залива, а там - подхватил крышу северный ветер, и позабыла она, что рожденный ползать нон моветатум, взмахнула тяжкими крылами и воспарила. Высоко-высоко, с земли не разглядеть. Уж где она порхала, с кем путалась - нам не узнать, а что творилось с тем зомбиком, который на земле остался, известно. Но вот казус - смотрят люди на то, как полудохлый организм корчится, пеной изо рта брызжет, а не ведают, с чего это. И то верно, кому нужны чужие тараканы? Своих хватает. Это доктор Берроуз тараканов коллекционировал. Бывало, увидит новый экземпляр и - цоп - поймал, да и в рот тащит. Все норовил на себе испробовать. А мы люди интеллигентные, воспитанные, нам чужого не надо.
Щелк...
Белобрысого мальчугана с ясными глазенками обступили дворовые мальчишки. Не бог весть какая шпана - самому старшему всего года на три больше, - а кажутся злобными великанами. "Замочим жиденка?" И слова какие-то непонятные... страшные... Это потом сообразил, что для некоторых все бабушки "из бывших" - на один лад. "Бывшие", евреи, "телегенция" - один хрен. Жиды. И папаша у него странный - очки на шнобель нацепил, в шляпе ходит...
Щелк...
Вот черт же меня понес на этот этаж. Сейчас бы спокойно шел домой или курил бы тайком за гаражами... Нет, потащился туда, где старшеклассники. Сам виноват. Нарвался. Только что я им сделал? Почему один из них держит мои локти за спиной, а другой несет какую то околесицу про деникинских офицеров, и плюет в лицо. Сволочь! Ненавижу! Это очень удачно, что меня держат сзади - можно оттолкнуться и со всей силы ударить эту сволочь ногами в живот! А потом лопнула голова...
Щелк...
Что это? Черт, влево, резко! Поздно - Серая масса уже вывалилась из темноты, и моя Ласточка скрежещет об нее своим правым бортом. Удар... Уже неуправляемая машина разворачивается по дуге и летит через встречную полосу... Еще удар... Машина вылетает в кювет. Из-под развороченного капота валит дым. "Олег, ты в порядке?" Он что-то мычит, но не шевелится. Его голова на приборной панели, из приоткрытого рта тянется тоненькая ниточка кровавой слюны... В глазах мутится, паника захлестывает и выворачивает на изнанку, но кто-то очень маленький и очень трезвый в голове начинает командовать: "Сейчас полыхнет, вытащить не успеешь. Под сиденьем - огнетушитель и монтировка. Вылези, потуши движок, вскрой правую дверь, вытащи..."
Вылез. Потушил. Стал вскрывать дверь. Подбежали какие-то люди, помогли. Олега вытащили. Отправили в больницу. Сел на землю, стал разбирать вещи. Так и сидел, пока гаишники не вызвали скорую... Через пять дней, не выходя из комы, Олег умер.
Щелк...
Порхает над просторами отчизны Остроумова крыша. Не то, чтоб очень высоко, а так - низэнько-низэнько. И чего только не приглючится под мерный свист размашистых крыл...
А доктор Берроуз любил не только тараканов. Он еще любил героин и мальчиков. Но он умел сублимировать. Это называется - Литература. Я вот героин не люблю. И винт - тоже не люблю. И джефф не люблю. Черный, экстази, колеса... Не люблю... Я вермут люблю. От него засыпается хорошо.
Щелк...
У меня был кузен. Он очень любил героин. Практически с детства. Однажды, его пришли убивать, но он сбежал. Сбежал, но очень сильно испугался. Так испугался, что решил завязать. Три года мучался. Переламывался, срывался, опять переламывался... Наконец, ему удалось войти в равновесие с собой - больше полугода не кололся, устроился на работу. Пил, правда, сильно. Но только по выходным. Однажды, он с коллегами отмечал чей-то день рождения и очень сильно напился. Там все сильно напились, поэтому никто не помнил, как он уходил. А он - вышел с работы, дошел до железнодорожного полотна, дождался товарняка и кинулся. Ему было 28. Мне было 26. Его сыну исполнилось 6. Сейчас его сыну - 12. Мне - 32. Ему - 28. Навсегда.
Щелк...
Порхает Остроумова крыша... Машет тяжелыми крылами... Куда занесет ее студеными ветрами, вернется ли? Нет ответа. Только кто-то очень маленький и очень трезвый тихо-тихо напевает тоненьким голоском: "Не пей, Рикушка, козленочком станешь..."
А я и не пью... Ей-ей...

©Рихард Остроумов