1. Портрет

 Я проснулся, когда часы показывали восемь. Надо же... Если учесть, как поздно я ложусь, то это прямо-таки чудо. Первым делом мой взгляд пал на прикрытый старой простынёй мольберт, заляпанный местами всей палитрой цветов. Стоит. Это хорошо.
 Я поскрёб ноющий затылок и резко сел. Всё тело пронзила острая боль, да так сильно, что я не сдержал мученического стона. Едрён батон, да что же это я вчера пил такое? С трудом приняв вертикальное положение, я мутным взором оглядел свою убогую квартирку и мне стало тошно от осознания той нищиты и безысходности, в которых я живу. Старенький телевизор "мэйд ин СССР", поцарапанный шкаф, в котором вперемешку покоились книги и одежда, трёхногий табурет с возвышающейся в своём хмельном великолепии бутылкой недопитого пива и кровать, самая дорогая моему сердцу вещь. Кровать мне заменяла и друга, и жену, и любовницу. С ней я всегда чувствую себя уверенно...
 Бред какой.
 Я вздохнул и с превеликим трудом переставляя члены потащил своё бренное никому ненужное тело на кухню, такую же маленькую и никчёмную, как вся моя жизнь. Стоп! Прекратить себя жалеть! Где наша гордость? Где стремление к достижению своих целей? Всё-таки видно не зря Лиза от меня ушла. Я и вправду неудачник. Только и умею, что ныть, мотать сопли на кулак и рисовать дешёвые картинки. Вот ведь! Кому-то всё, а кому-то шиш на постном масле! Где в мире справедливость? А нет её! Ничего, ничего, Ван Гога вот тоже недооценивали современники и гляди-ка ты, сейчас его картины на вес золота. А чем я хуже?
 Дотащившись-таки до родной кухни, я выглянул в окно. Осень. Хмуро. Даже вдохновения нет. Видно осенью музы покидают нас, слуг искусства, и устраивают себе отпуск. А мы, слуги, киснем в объятиях коварной меланхолии. Эх, вот поймать бы одну такую музу за крыло и посадить в трёхлитровую банку, как хомячка. Я бы её тогда на столе поставил - пусть вдохновляет меня на великие совершения.
 Эх, вот всегда так. Только мечтать горазд.
 Во дворе, не смотря на обилие грязи и промозглую погоду было довольно людно. Вон Ефросинья Петровна и Варвара Андреевна на скамеечке, перемывают кости соседям, не забывая делится впечатлениями от поступка Луиса Альберто и тупости Анны-Марии. Что уж поделать, таковы бабки - "сериальщицы". А вон Гришка Потапов возвращается с ночной смены. Гляди-ка ты, свеженький как огурчик. С чего бы это? Да и детишек чего-то нынче много. Прямо массовое прогуливание школы какое-то...
 Я отошёл от окна и зевнул. Ну что за жизнь? Изо дня в день одна и та же банальщина. Хоть бы случилось что...
 Наверное с недавних пор мои слова обладают мистической силой, ибо стоило мне это произнести, как в дверь позвонили. Я даже вздрогнул от неожиданности.
Осторожно подойдя к двери, я заглянул в "глазок".
 - Господин Кобылкин, - прежде чем я успел что-либо сообразить, донеслось с лесничной площадки. - Это Архип Адов. У нас назначена была встреча.
 - Кто? - я слегка ошалел. Какой ещё Адов? Какая встреча?
 Визитёр за дверью кажется рассмеялся.
 - Прошу прощения за столь ранний визит. Я бы пришёл позже, но через три часа у меня отлетает самолёт до Гонконга. А следующий рейс только завтра утром.
 Я так ничего и не понимал. И тем не менее, я щёлкнул запором, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы разглядеть Адова.
 Это был солидный джентельмен в дорогом костюме от известного модельера. Костюм был угольно-чёрным и потрясающе контрастировал с ярко-алой шёлковой рубашкой. На запястье его сверкали золотом дорогие Тиссо, а пальцы блистали парой-тройкой изящных перстней. Стоит ли говорить, что при виде Адова я сново попенял себя за дурную жизнь и дал жгучей зависти захлестнуть свой разум.
 - Доброе утро, господин Кобылкин, - сказал гость, расплываясь в белозубой улыбке и протягивая мне руку для рукопожатия. Я проигнорировал этот его жест и не скрывая своего негативизма, проворчал в проём дверей:
 - Ну? Что вам угодно?
 Адова мой тон ничуть не смутил.
 - Я пришёл за портретом, -он продолжал улыбаться, а моё настроение продолжало портиться.
 - Какой портрет? Я понятия не имею, о чём вы, уважаемый, толкуете?
 - Вы Иван Кобылкин, знаменитый художник?
 Я чуть не расхохотался.
 - Он самый. Только вот со знаменитостью, вы, уважаемый, по-моему переборщили.
 - Ничуть, - Адов сказал это без тени какой-либо иронии. - Вы действительно знамениты, потому я и обратился к вам со столь деликатной просьбой.
 - С какой просьбой?
 Архип Адов сново улыбнулся.
 - Мы так и будем беседовать на пороге?
 Я молча пропустил его внутрь, и закрыв дверь уставился тому в спину. Интересные дела... Если это заказник, почему я его не помню?
 - Не разувайтесь, так проходите, - велел я и первым направился в комнату. Адов последовал за мной.
 - Итак, - сказал я, смущаясь перед столь важным гостем за бардак в квартире. -Вы сказали портрет. Какой именно?
 - Этот, я полагаю.
 И он уверенно пошагал в угол, где прислонившись к стене, стоял мольберт. Я, в полном недоумении, за ним.
 - Э-э, не думаю, что... - промямлил я, но он уже развернул мольберт к себе и держался за угол простыни. - Мне кажется...
 Простынь, встрепенувшись, полетела на пол, и моему взору открылось нечто потрясающеее, нечто, чего мне никогда не доводилось видеть. И это рисовал я? Чушь! Я помню свои творения и этого среди них нет!
 - Великолепно, - прошептал Адов. - Это великолепно! Сколько?
 - Чего - сколько? - расстерялся я, поглощая картину глазами. На ней был изображён сам господин Адов в гордой позе если не римского императора, то уж точно славного короля. Адов на картине был настолько импозантен и грозен, что будь он такой в реальности, то любая женщина бы была его незамедлительно. В душе появился огонёк сомнения.
 - Так значит это моё творение? - робко спросил я Архипа.
 - Ну разумеется! Не далее как вчера мы с вами встречались, чтобы обсудить подробности вашей работы.
 - Вчера? Нет, этого не может быть! Вы хотите сказать, что я написал эту картину за одну единую ночь?!
 Адов не ответил. Он продолжал созерцать себя самого с таким видом, будто в руках у него Мона Лиза кисти Да Винчи, а не скромный портрет (хотя и искуссно написанный, не к чему придраться) не менее скромного художника.
 - Но ведь это не-воз-мож-но! - повторил я, разделяя слоги. - Да я и не помню, чтобы работал над чем-то подобным. И уж точно я не брал ваш заказ!
 - Как знаете, - пожал плечами гость. - Однако вы уложились в сроки, картина готова. Я доволен. Сколько?
 - О чём вы? - у меня возникало ощущение, что всё это лишь дурной сон и мне следовало бы немедленно проснуться.
 - О оплате, голубчик! - расхохотался Адов, накрывая свой портрет простынёй.
 - На какой цене мы договаривались? - сдался я.
 - Условие было такое, что если картина мне понравится, я исполню ваше самое сокровенное желание. От проделанной вами работы я в восторге. Следовательно, пришёл черёд мне выполнить обещанное.
 Так, это уже похоже не то что на дурной сон - это симптомы обостряющегося маразма. Исполнить самое сокровенное желание? А денег хватит? Свой мысленный вопрос я повторил вслух.
 - Не беспокойтесь, хватит, - усмехнулся Адов. - Так что? Чего вы больше всего желаете? Учтите, времени на раздумья нет, у меня самолёт и прелести Гонконга на носу. Так что поторопитесь.
 На лице моём очевидно возникла гримаса, как при последней стадии дебилизма. Это было ясно по недоумению в выражении гостя.
 - А вы вобще кто? Какой-то всемогущий джинн?
 - Что-то вроде, - согласился мужчина.
 - Ага, ага, - я закивал, подобно китайскому болванчику из магазинчика сувениров. Ну и что прикажете делать? Этот человек либо умалишённый, либо так богат, что может позволить себе всё, что заблагорассудится. Ну, тогда не грех ему будет сделать маленькое пожертвование бедному нищему художнику, то бишь мне. Чего бы такого пожелать, чтобы в накладе не остаться?
 - Позвольте вас поторопить, уважаемый, - уже без улыбки пробормотал Адов, поглядывая на часы.
 - А знаете что? - сказал я. - А вот давайте-ка...
 - Слушаю.
 - Хочу жить не так как сейчас. Осточертела мне эта нищета! Хочу жизнь, чтобы всего хватало и не скучно было. Сможете?
 Адов ухмыльнулся.
 - А почему бы и нет? Ваше желание - закон...



Продолжение следует...