Летайте самолётами Аэрофлота или...

Вино запрещено, но есть четыре «но»:
Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьёт вино.
При соблюдении сих четырёх условий
Всем здравомыслящим вино разрешено.
Омар Хайям
Состав «Владивосток-Харьков» подали на четвёртый путь за полчаса до отправления, и народ сразу ринулся внутрь занимать «удобные» места. Виктор особо не спешил, так как с утра слонялся по улочкам и переулкам краевого центра в ожидании отправки. «Ну всё, погостили, теперь домой!» - подумал он, влезая в вагон. В купе его сразу встретил стол, накрытый по-походному, на котором красовалась литровая бутыль «Московской аппетитной», и три здоровых мужика радостно заорали: «Ну, слава Богу, не баба. Значит, поедем весело».
-Да уж, куда веселее, – подумал Виктор и спросил у попутчиков: «И до каких российских весей мы будем весело и дружно ехать?»
-Вот он до Уфы, показывая на худосочного чернявого мужчину лет 40, заявил белобрысый красномордый толстяк, которого Виктор сразу же окрестил Тюленем, а мы с другом до Самары.
-Да-да, - кивнул друг красномордого, которого Виктор про себя сразу же назвал Розенбаумом, поскольку он был лысый, с усами и в очках.
«Да уж, это полный…, шесть суток «интеллектуальной беседы» со «смакованием» российской «огненной воды», а как всё хорошо начиналось…»
Он вспомнил, как ехал сюда на этом же неторопливом поезде: в попутчики попалась словоохотливая бабулька, которая, похоронив своего деда, ехала к сыну во Владивосток на вечное поселение; и за шесть суток, он узнал всю подноготную её семьи, детей, внуков и т.п. , и если бы не остановки на станциях, то этот фонтан не затыкался бы ни на минуту.
-Ну что, за знакомство? – сказал Чернявый и разлил водку по пластиковым стаканам.
-Ну что же, здравствуй, язва с первой стопки, – подумал Виктор и стал знакомиться с жизнерадостными представителями российских просторов.
После первой пол-литры Виктор определился с классификацией этих «дорогих сердцу товарищей и попутчиков». Чернявый оказался начальником какой-то конторы по установке электрооборудования, а Тюлень и Розенбаум работали вахтовым методом на Сахалине, строили нефтяные терминалы. Причём Тюлень оказался бригадиром, а Розенбаум - его подчинённым. Работали они там с америкосами и, конечно, попали «ластами в жир» под «сухой закон» и вот теперь, отъезжая домой на побывку, решили оторваться, так сказать, по полной программе. Правда, Розенбаум начал ещё до посадки, в краевом центре, показал «широкую натуру» волжского трудяги, за что местные братки и ополовинили его трудовые доходы. Об этом он теперь и чирикал, обливаясь мутной пьяной слезой, а все его успокаивали и брали над ним «шефство», что выражалось в его минимальном вкладе в выпивку и закуску. После того как «знакомство» состоялось и литрушка была съедена, наступило глубокомысленное молчание.
Чернявый достал книгу Булгакова «Мастер и Маргарита» и сказал: «Знаете, ребята, дожил до сорока лет, а книги этой не читал. А тут сериал стали показывать, так понравилось, да вот уезжать. Так что пока еду, обязательно прочту, тем более пилить долго. А то в гостях не до того будет: праздники, гулянки… И он углубился в чтение.
Прошло минут десять. Тюлень, сосредоточенно молчаливый, вдруг изрёк: «А ведь точно, через неделю Новый год, и ведь все мы разбежимся и уже не встретимся…» Подумал ещё немного и сказал: «Значит, нам надо встретить его сейчас, пока мы вместе…»
И понеслось. Розенбаума, как наименее кредитоспособного, назначили гонцом и отправили за «дозаправкой», а он в нагрузку к этому раздобыл ещё и гитару. Состав стучал на стыках рельс, водка стучала в голову, душе хотелось полёта, но задницы и ноги не могли преодолеть земное притяжение. Оставался только голос. И четыре луженые глотки, вспоминали весь репертуар российской эстрады.
В промежутках между песнями и принятием на грудь, каждый рассказывал, какой он крутой, как он «голой жопой ёжиков давил», и что «в целом мире нет его прекрасней». На вторые сутки загула Чернявый вдруг опомнился, поднял гудящую голову и глубокомысленно изрёк: «Я думаю, нам не хватает женщин. Раз, два, три, четыре, пять – надо их нам поискать». Виктор и Тюлень стали его отговаривать, так как двойник российского барда был уже в отключке, но Чернявый не хотел ничего слышать и на нетвердых ногах отправился искать на свою задницу и задницы своих друзей-собутыльников долгожданных приключений… Виктор и Тюлень растолкали «акына питерских каналов и площадей» и продолжили встречу долгожданного Нового года… Почему-то через полтора часа Чернявый вернулся, но не в сопровождении прекрасных дам, а бравых ребят в голубых мундирах. Без лишних церемоний у весёлой гоп-компании забрали документы, и где-то на пустынной станции под Читой сняли с поезда. Неизвестная станция встретила их неласково: мороз обжигал уши, ветер хлестал колючим снегом в разгоряченные алкоголем лица. «Интересно, каково сейчас Тюленю, у него ведь морда шире наших», - подумал Виктор. Но тут их построили и повели в оперативную часть.Пока их вели под конвоем, в гудящей башке Виктора крутились слова популярной песни Макаревича: "...И оба сошли где-то под Таганрогом среди бескрайних степей, и оба пошли своею дорогой, а поезд пошёл своей..." Чернявый что-то канючил и просил отпустить, остальные шли молча, с окаменевшими от горя и холода лицами. «А ведь идём, как белогвардейцы-каппелевцы, покидающие Россию», - подумал Виктор, вспоминая прочитанное когда-то. И продолжил свою мысль: «Ну что же, New Year прошёл удачно. Посмотрим, как сложится Christmas «в пустынных степях Забайкалья»…
А в это время снег бил в окно пустого купе поезда «Владивосток-Харьков», по полу перекатывались пустые бутылки, колёса громыхали на стыках рельс, а на столе, среди мусора и объедков, лежала раскрытая на 37 странице «Мастер и Маргарита».
«…Итак, сударь, вино какой страны в это время суток Вы предпочитаете?» - спросил Воланд…