надцатого мартобря

Ломит гортань упругая нежность. Колоколами звон последних шагов зимних. Пробивает черепную коробку эхо и россыпью пылинок сознанье целует. С ума сошли! Буквы вырываются из-под пальцев тараканами мерзкими, больно прищемить бы их, приклеить по местам бы, ласты склеить. (С)нежность побороть бы, да поздно, поздно, ритм ловлю, теряю мысли...Ах! и время карабкается по циферблату, вверх, вверх! Безмятежность ломается на куски..."ах" расплывается, меняется местами...Ха! смеется в лицо горстями туман цветной. Тюльпаны плачут в лицо мне своей розовобокостью красной. Случилось что? Умер кто? Нет-нет, просто весна асьфальт целует, просто я ломаюсь на ломти ровные. И в истерике нервной ассонансом с мысЛью пылью быль ложится лепестками ломко-желтыми под ступни нежные. Снова нежные, сном неприкаянным. Нет ли поэта славного, как пастернак иль тот, что прославлял свой сплин в париже, рядом, пусть восхитится женщиной, как богиня прекрасной, пусть падет ниц скрипка глупая, рыдает что мило. пусть я утону в серебрянной глупости вальса последнего,белого-белого, мягкого, ловкого, верного.
Случайной запятой прикрыт твой след четырехстопный, старинный по-пушкински точный.