Крепка, как смерть

А.Славич
www.if.spct.ru

Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность...
Песн. 8, 6



Занесло к Кате Гурова совершенно случайно. Как-то днем вдруг возникла длинная пауза, которую толково заполнить не удавалось, - почему бы тогда, решил он, не заполнить ее приятно. А когда с постоянными девочками, к которым он ходил регулярно, не склеилось, на одном из досуговых сайтов Гуров выбрал первую попавшуюся симпатичную индивидуалочку лет двадцати пяти с квартирой неподалеку от офиса.
Катя оказалась вполне соответствующей фотографии интеллигентной девочкой. В светской беседе за принесенной Гуровым бутылкой вина она упомянула, что учится на социолога.
В постели Гуров был удивлен тем, как умело и изящно вела Катя любовную игру. Пожалуй, по этому параметру в его коллекции встреч с сотнями профессионалок она как минимум входила в тройку призеров.
Пожалуй, не меньшее значение, чем собственному оргазму, Гуров придавал тому, чтобы кончала и партнерша. Причем первой – иначе в свои без малого пятьдесят ему трудно было сосредоточиться и достичь оргазма самому.
С Катей все поначалу шло по накатанному руслу. Он мягко перехватил инициативу – и она, слегка удивившись, игриво ее отдала, а потом, похоже, с искренним наслаждением реагировала на ритм прикосновений его языка…
Тут пошли неожиданности. Собственно, вначале все было похоже на затяжной оргазм, только уж очень сильный: Катя, закрыв глаза, часто, со всхлипами дышала, движения навстречу его языку стали более резкими. Потом Гуров ощутил в голове какую-то странную, скорее приятную вибрацию, самые сильные пульсации которой совпадали с движениями его языка и тела Кати. А потом ноги и руки Кати судорожно дернулись, она приняла странную позу, издала несколько негромких, каких-то квакающе-крякающих звуков, на несколько мгновений застыла, мелко дрожа, – и, обмякнув, потеряла сознание.
Гуров вначале даже испугался, не отдала ли девушка концы. Убедившись, что Катя потихоньку оживает, он собрался исчезнуть по-английски, плюнув на оплаченное время, поскольку непонятной и подозрительной экзотики не любил. Но тут, приоткрыв глаза и увидев его натягивающим брюки, Катя заплетающимся языком пролепетала:
- Умоляю вас, не уходите!
От неожиданного обращения в стиле девятнадцатого века Гуров нервно и глуповато рассмеялся.
Катя настойчиво продолжала срывающимся голоском:
- Прошу вас, сядьте. Дайте мне свою руку. Зачем вы смеетесь, Сережа? Надо мной?
Хотя странная манера речи девушки продолжала изумлять, Гуров решил пока остаться, послушно присел на ложе любви и взял Катину слабую потную ладошку.
- Разве мы не на "ты"?
- Я забыла. Мне было так хорошо, что я, кажется, на минутку все на свете забыла.
- "Пустое "ты" сердечным "вы" она обмолвясь заменила…" – пробормотал себе под нос Гуров.
- О, появились счастливые мечты? – несколько окрепшим голосом кокетливо поинтересовалась Катя.
У Гурова в буквальном смысле слова отвисла челюсть:
- Вы … любите Пушкина?
Катя рассмеялась.
- Что, не положено по профессии? На самом деле гораздо более странно, что вы знаете это стихотворение, – вы ведь сказали, что маркетолог? А я просто такой уродик – у меня очень хорошая память на тексты. В школе случайно попалось на глаза, ну и… Так что не удивляйтесь. Но, вообще-то, кое-что из Пушкина я очень люблю. И эта вещь, как часто у раннего Пушкина, очень музыкальная.
И она со вкусом, уже овладев голосом, несколько нараспев продекламировала:

Пустое вы сердечным ты
Она обмолвясь заменила,
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.

- Так, - сказал Гуров, - я действительно вспомнил, что мы таки с госпожой пушкинисткой не переходили на "ты". Как насчет выпить на брудершафт? Кажется, никогда этого не делал.
- С удовольствием. Мне тоже давно не приходилось пить брудершафт.
Гуров плеснул в бокалы вина, Катя приподнялась – и они переплели руки и сделали по глотку.
Потом Катя отставила бокал, по-хозяйски взяла Гурова за уши обеими руками – и во время поцелуя он опять пережил потрясение. Что такое особенное, так сказать, "технически" делала Катя, он понять не мог. Но результат был фантастический – по интенсивности ощущений близкий к оргазму. В голове образовалась чудесная, звонкая, эйфорическая пустота. И опять он ощутил странную вибрацию, ритм которой на этот раз совпадал с нежными касаниями Катиного языка.
- Ну ни *** ж себе! – заплетающимся языком восхитился Гуров, когда Катя сделала паузу. – Солнышко, а можно, я немножко лягу?
Катя засмеялась:
- Совершенно невозможно перейти с джентльменом на "ты": тут же начинает обкладывать ***ми и приставать с нескромными предложениями.

Несколько часов, которые они провели вместе, были лучшими из всех, что когда-либо проводил Гуров с женщинами. И дело было не только в тех удивительных ощущениях, которые Катя умудрялась извлекать из его организма. Ему просто было с ней хорошо. Все время.
Он хотел, чтобы она еще раз кончила, но она попросила его отложить на другой раз – уж очень сильными и почти болезненными, похожими на судороги были непривычные для нее ощущения, которые она с ним испытала.
Половину денег Катя ему вернула, попросив поскорее прийти еще. Когда он все же хотел оставить все деньги. Катя тяжело вздохнула и абсолютно убедительным командным голосом сказала:
- Серый, харэ выебываться. Тема закрыта. Всосал?
Пришлось покориться.
Одеваясь, он заметил еще одно ее удивительное качество: умение необыкновенно быстро двигаться. Вот он надел плащ – и вот Катя уже прижалась к нему, положив голову на грудь.
- Ты ведь придешь опять? Скоро? Девушка будет ждать. Глаза может выплакать.
- Приду, - пообещал он. – И постараюсь поскорее.

Прийти опять очень хотелось уже завтра. Однако был в судьбе Гурова неприятный опыт: лет в тридцать он чуть было не стал алкоголиком. С тех пор старался придерживаться правила: если что-то тебя очень притягивает – постарайся сделать паузу. На всякий случай.
Паузу Гуров смог затянуть почти на четыре дня. Когда на четвертый день вечером набирал номер Кати, поймал себя на том, что волнуется – ну, примерно, как лет тридцать назад волновался, назначая первые в своей жизни свидания.
Катя узнала его сразу. Голос ее был нейтрально-приветлив, что называется, профессионален – что почему-то Гурова неприятно покоробило. Впрочем, она согласилась принять его немедленно.
Первые минуты встречи были такими же натянутыми, как и телефонный разговор, - Катя с небольшими вариациями прокручивала дубль их первой встречи: профессиональная очаровательная улыбка, профессионально любезно поблагодарила, что пришел, профессионально восхитилась чудными лилиями. Они сели в гостиной выпить вина …
А потом Катя наклонилась к нему, взяла за руку, посмотрела в глаза и спросила:
- Сережа, извини за некорректный вопрос, - почему ты не пришел раньше?
- Боялся, - честно ответил Гуров.
- Чего?
- Зависимости – мне с тобой слишком хорошо.
Гуров опять удивился умению Кати молниеносно перемещаться – она почти мгновенно очутилась у Гурова на коленях в уже знакомой позе – держа его за уши, глаза в глаза:
- И это, сударь, по-вашему, извинительная причина, чтобы девушка ждала, страдала и практически выплакала себе единственные глаза? Благородно ли это с вашей стороны? А, скотинка серая?
- Правда ждала и страдала?
Катя тяжело вздохнула, встала, подняв за собой Гурова, жарко прошептала ему на ухо "Честное благородное слово!", мягкой подсечкой уложила на ковер и стала сдирать с него брюки.
- Эй, - удивился Гуров такому повороту, а заодно и нарушению стандартного для проституток и привычного для него распорядка, - а душ?
- Какой еще душ! Душ надо заработать! Если всяких грязнулистых мудил просто так пускать в душ, то они вообще неделями будут пропадать бог знает где!

Потом они лежали, тесно обнявшись, на колючем ковре, но на кровать перейти было лень.
- Скажи честно, Серенький, у меня, наверное, неприятные поза и движения, когда я кончаю после того, как ты меня лижешь? И звуки какие-то странные из меня лезут?
- Ты знаешь, Катюш, - подумав, сказал Гуров, - с одной стороны, вроде да. Только вот – я понимаю, что на второй встрече это дико звучит, - но я, ей богу, ощущаю тебя близким человеком… У тебя уже появились новые желания?
- После выяснения нашей близости – да.
- Слушай, давай чуть-чуть отдохнем. Все-таки я уже довольно старый.
- Ну, мне нравится цвет сыпящегося из тебя песка. Вернись, пожалуйста, к моему вопросу.
- Окей. Так вот, когда …э-э… осуществляешь дефекацию… Ну, чего ты ржешь? Говорю же, старый я, стеснительный.
- Просто вы так культурно выражаетесь, мужчина, что усраться можно! А откуда у вас такое произношение? По–моему, надо: дэфекация. И слово "секс" тоже, пожалуйста, потрудитесь произносить правильно: сэкс. А то у меня возникает комплекс неполноценности – черт знает чем занимаюсь тут с вами!
- Катюш, я родом из такой глубокой и самобытной южной провинциальной жопы, что учить меня произношению – только портить. Но слово "секс", снисходя к твоим проблемам, постараюсь подтянуть. Возвращаясь к твоему вопросу на доступном языке: когда кто-то посторонний срет, наблюдать неприятно. Но когда это делает близкий человек – отношение совсем другое, такое, знаешь, сочувственно-благожелательное. Вот и у меня примерно так же к проявлениям твоего оргазма.
- Честно-честно?
- Честно-честно.
- И еще вопрос, извини, если некорректный: тебе обязательно нужно уходить? А то я по тебе соскучилась. Если ты женат, может, как-нибудь отмажешься? Денег никаких не надо. Вообще, кстати, прошу тебя деньги из наших отношений исключить.
- Я старый холостяк и уходить мне никуда не нужно. Но не уверен, что тебе будет со мной комфортно – может, я храплю или лягаюсь. Я уже лет десять или даже больше ни с кем не спал.
- Я по тебе так соскучилась, что мне по фигу. А почему ты так долго ни с кем не спал?
- Ни с кем, кроме тебя, солнышко, судьба не сводила последние годы, чтобы хотелось спать вместе.
- Вы льстец.
- Отнюдь, сударыня!
- Пошли в постель?
- Пошли.
- Серенький, а ты меня заинтриговал знанием Пушкина. Откуда у тебя такая фишка?
- Просто люблю стихи. Девятнадцатый век, пожалуй, уже меньше, просто кое-что еще помню обрывочно. В основном читаю иногда более современных.
- Наизусть что-нибудь помнишь? Почитай, если не внапряг.
- Ну, честно предупреждаю, что читаю плохо, как все любители – с унылым подвыванием:

Вначале он сыграл мне вещь для арфы,
Прозрачную капель в начале марта.
И лишь в басах гортанная гитарность
плыла, как горький дым от старых листьев,
сжигаемых к исходу сентября.

Потом он показал мне, как гитара
Умеет быть истошной балалайкой,
томительно хмельной и безнадежной.
И эхо - глуховатая гитарность -
поддакивало, что среди веселых
есть на пиру всегда один печальный.

И я завидовал его гитаре,
поскольку сам бываю инструментом,
то - арфой своенравного Эола,
или чужим рукам послушной балалайкой.
И не могу позволить себе роскошь,
играя эти роли, оставаться
самим собой.

(стихи автора)

- Да нет, - сказала Катя, помолчав. – Ты интересно читаешь. Непрофессионально, конечно, но зато акцентируешь то, что надо. А еще что-нибудь?
- Еще одно коротенькое – и давай чуть-чуть поспим.
- Что такое "поспим"? – удивилась Катя. – Я не знаю этого слова. Вы хотите, мужчина, заставить меня делать что-нибудь плохое?
- Ой, такая гадость – но иногда приходиться это делать.
- Если эта гадость вам абсолютно необходима, я потом рассмотрю вашу заявку. А пока читай, не заныкивай.
- Ну, вот тебе немножко мистики на сон грядущий:

Знаешь, все-таки я верю,
что не разорвалась нить,
и за этой черной дверью,
пусть не скоро, но однажды
доведется повстречаться
и друг друга различить.

И загадывать не будем,
кем предстанем друг пред другом.
Самый странный маскарад
не мешал нам в этой жизни –
и опять не помешает,
если боги, карма, чудо
нас с тобой соединят.

(стихи автора)

- Интересно, - задумчиво сказала Катя, – сможем ли мы с тобой встретиться после смерти.
- Почему же нет? – легкомысленно удивился Гуров,– надо только стараться, чтобы, как советует автор, не разорвалась некая нить. Дело-то как бы нехитрое: держись за нить – и все.
- Боюсь, автор твой сильно упрощает, - усмехнулась Катя. – Такая морока может быть с этими нитями иной раз, много их бывает, да и как бы не расползлись в руках.
- Дама изволит философствовать? – почтительно поинтересовался Гуров.
- Вроде того. Ладно, давай и вправду поспим.

Назавтра он позвонил ей под вечер как-то почти автоматически. Вне зависимости от сексуального желания – напротив, чувствовал себя вряд ли на что-то способным после бурной ночи. Причем утром даже не было разговора о вечерней встрече – просто нежно расцеловались, она была сонная и собиралась досыпать.
Трубку Катя сняла после первого же гудка.
- Милый Серый, - сказала она с чувством. – Слушай, как освежает жизнь это удивительное мерзкое состояние, когда каждые полчаса смотришь на часы и думаешь: "Когда же позвонит этот сволочной гад? А вдруг вообще не позвонит? И я, наверное, больше ему не нужна! Ах!"
- Ну, - рассмеялся Гуров, - если сволочной гад – это я, то я как раз хотел пригласить тебя куда-нибудь.
- Ах! Я вся ваша, и согласна на все! – воскликнула Катя. – Ты ведь после работы, небось, жрать хочешь?
- Есть такое, - не стал отрицать Гуров.
- Так пойдем куда-нибудь пожрать – выбери на свой вкус, я ем все, - а там видно будет.

Вечер они на это раз закончили в его квартире – к ней ближе был японский ресторанчик, который Гурову нравился. А Катя сказала, что, кроме как домой, никуда идти ей не хочется. Он уже не удивился, когда она с интересом зарылась в книги, особенно в разрозненные томики Марксова издания Чехова. Между делом Катя узнала фамилию Гурова - и он опять уже не удивился, когда она, задумчиво глядя на него, процитировала на память из "Дамы с собачкой": "В его наружности, в характере, во всей его натуре было что-то привлекательное, неуловимое, что располагало к нему женщин, манило их".
- К сожалению, явно не про меня, - усмехнулся Гуров. – Иначе вряд ли я ходил бы по девочкам.
- Думаю, - сказала Катя, – довольно широкая категория даже молодых баб до сих пор на тебя западает. Но ты скучлив, они тебе кажутся глуповатыми, и ты сам их игнорируешь. Наверное, лет до тридцати-тридцати пяти ты предпочитал обычные отношения с женщинами, и получалось у тебя не намного хуже, чем у чеховского Гурова. А потом не смог найти близкого человека и перешел на профессионалок – с ними тебе проще и удобнее.
И опять Гуров уже не удивился точности диагноза.

Потом Кате надоело возиться с книгами, и она переключилась на него. Момента этого Гуров ждал с напряжением – понимал, что вряд ли этой ночью на что-нибудь способен. И Катя тут же это напряжение почувствовала.
- Серый, - театральным шепотом спросила она, - что ты мнешся? Что ли, в шкафу другая телка? Так будет классная групповуха!
Гуров засмеялся.
- Ну, видишь, все пучком!– Катя молниеносно расстегнула ему брюки, нежным и ласковым движением ухватила за яйца и основание вяловатого члена. Замерла на секунду, как будто к чему-то прислушиваясь. И мягко изменила тон, подняв руку повыше и уже вполне платонически поглаживая ему живот:
- А может, просто поспим? Я узнала значение этого слова. Это хоть и извращение, но оно уголовно не наказуемо. А то я что-то мартини перебрала.
- Слушай, - спросил он, - неужели тебе не неприятно? Жирный, волосатый живот…
- Серый, ты же мне сам вчера рассказывал, что если кто-то – близкий человек, то уже ничего не противно. Мне всюду приятно тебя чувствовать. К тому же у тебя всего-то лишних килограмм пятнадцать, ерунда.
- А давай, ты кончишь.
- А давай, лучше завтра вместе. А сегодня девочке стишок на ночь.
- Стишок? – удивился Гуров.
- Серенький, мне так безобразно давно кавалеры не читали стихи, что тебе предназначено судьбой это исправить. Дя-аденька Сережа, почита-ай стишок! Дя-аденька Сережа!
Гуров усмехнулся: - Ну, держи. Вещь своеобразная:

Любимый - это древний бог,
Которому несут начатки
Колосьев и плодов; у ног
Его дымится пепел сладкий.

Любимый темен и незрим,
А образ грубо размалеван,
Но тот, кто прячется за ним,
Не выдает себя ни словом.

И не достичь его ушей,
Закрытых век, коленей острых
Всему, что взращено в душе,
Под черным солнцем в рощах пестрых.

В тяжелом золоте костров
И в складках жертвенного дыма,
Не принимающий даров,
О нет, не человек Любимый.

Не тот, кого мы ждем, кому
Мы подвигаем чай в стакане,
Чье тело разбавляет тьму,
На ком, как бы на истукане,

Возможно различить черты
Лица, прийти в расцветший рядом
Сад судорожной наготы,
Знакомый с временем и градом, -

Не человек, не зимний сад,
А сторож сада - нет, не сторож, -
Его не позовешь назад,
Не поцелуешь, не повздоришь, -

Любимый - это божество,
Что за спиной у человека
Взывает именем его,
Стуча в стекло без слов, как ветка.

Не подкупить, не побороть
Окажется желанным самым -
А чтобы сквозь живую плоть
Бог тихо посмотрел в глаза нам.

(стихи Т.Вольтской)

За ночь Гуров вполне восстановился, и утро с Катей они провели замечательно. После чего Катя заявила, что они честно заслужили мороженое, которое и нашли без особого труда, устроившись в закутке пустынной открытой верандочки на крыше все того же японского ресторанчика.
- Ну, что, Сереж, - сказала Катя, смачно облизываясь, - хоть, как говорится, еще не вечер, но все же, кажется, вечер вопросов и ответов назрел?
- В смысле? – поднял брови Гуров.
- Ну, ты наверняка нашел в моем поведении массу несответствий легенде молоденькой проституточки.
- И что? – спросил Гуров.
- Серый, не выпендривайся. Есть вопросы – задавай.
- Ты знаешь, я не считаю правильным без крайней необходимости задавать вопросы в стиле проверки на вшивость близким людям. Если близкий человек сочтет целесообразным, он сам расскажет все, что мне стоит знать.
- Ну ни фига ж себе, мужик-то – кремень! - восхитилась Катя. – Извини – я некорректно попыталась построить разговор. Давай по-другому. Могу я попросить, чтобы ты задал мне вопросы о каких-то вещах в наших с тобой отношениях, которые внушают тебе – ну, скажем, тревогу, беспокойство, удивление?
- Ну, окей, - согласился Гуров. – Если честно, меня посещало подозрение, не пытается ли кто-то чего-то от меня добиться посредством тебя как агента. Все-таки наша с тобой идиллия выглядит странно. Очаровательная юная путана в течение недели очертя голову западает на совершенно рядового пожилого клиента, отнюдь не олигарха. Абсолютно плюя на других клиентов и бесплатно проводя с объектом страсти ночи напролет. В моей жизни были только два отдаленно похожих случая – от денег отказывались, но не ломали себе бизнес. И развивалось все гораздо дольше, а я был значительно моложе и перспективнее как возможный муж.
- Да ты что, - заинтересовалась Катя, - в натуре отказывались брать бабки?
- В самой натуральной натуре.
- И что было дальше?
- Да ничего особенного. Встречались некоторое время.
- Поня-атно, - протянула Катя. – Ну, ты крутой перец, не я одна такая дура.
Гуров несколько раздраженно передернул плечами.
- Сережа, не сердись, - попросила Катя. – Я ж просто прикалываюсь.
- Дальше. Смущают меня совершенно непривычные ощущения, которые я с тобой испытываю при оргазме и поцелуях…
- Такие, вроде вибрации? – уточнила Катя.
- Да, они. Как ни смешно звучит, если раскручивать версию "Катя-агент", это может быть какая-нибудь новомодная хрень, воздействующая на мое сознание и поведение.
- Любопытная интерпретация, - задумчиво сказала Катя.
- Еще про версию "Катя-агент": я редко видел, чтобы люди могли двигаться так быстро, как ты. У меня это вызывает ассоциации, не знаю, с каратэ, ниндзя – ну, чем-нибудь таким… Правда, получается, что агент ты глупый до невозможности, поскольку все эпизоды сильно бросаются в глаза.
- Тут я совершенно с тобой расслабилась, - кивнула Катя.
- Наконец, твой лексикон. Даже в самом начале, когда я особо как бы не был заточен, какие-то вещи цепляли. Помнишь, что ты ответила, когда я предложил выпить на брудершафт?
- Ну… согласилась,- пожала плечами Катя.
- Ты сказала, что тебе давно не приходилось ПИТЬ БРУДЕРШАФТ. Не НА брудершафт, а ПРОСТО БРУДЕРШАФТ. Я никогда не слыхал, чтобы так говорили, но смутно помню, что, кажется, встречал это у Чехова или Куприна. Ну, выражения типа "умоляю вас", "честное благородное слово", рассуждения о музыкальности раннего Пушкина ты могла где-то подцепить – допустим. Но в совокупности – с образом нормальной современной девицы не вяжутся. Ну и возрастная психология. Проститутки, конечно, обычно психологически гораздо старше большинства своих сверстниц – но ты просто из ряда вон: такая же взрослая, как и я. А может, взрослее.
- Забавно, – задумчиво сказала Катя. – Ты внимательный.
- Вот такие озабоченности, как теперь говорят в политике, и непонятки, как говорят в бизнесе, - подытожил Гуров. – При этом совершенно не понимаю, зачем и кому нужно через коварного агента-Катю как-то воздействовать на Гурова – скромного консультанта по маркетингу с небольшими клиентами.
- Понятно. – Катя взяла руку Гурова, прикрыв глаза, потерлась о нее щекой. Помолчала. – Сережа, я боюсь объяснять тебе ситуацию, потому что, весьма вероятно, отношения наши на этом закончатся. А ты и вправду умудрился стать для меня за неделю очень близким человеком. Но не объяснять тоже нельзя. Верно?
- Не знаю, Катюш. Мне объяснения не обязательны. По крайней мере, пока я не приду к отчетливому подозрению, что кто-то меня для чего-то пытается использовать.
- Весьма ценю благородство вашей души, сударь. Но опасаюсь, что умолчания отравят наши отношения. – Катя невесело усмехнулась. - Эк меня от волнения с лексиконом-то корежит, а? Слушай, давай водки выпьем? Только не японской этой штуки, а нормальной водки.
- С удовольствием. – Гуров подозвал официанта. Выяснилось, что русской водки нет, но Катю вполне устроила "Финляндия". Стопок, естественно, не оказалось, и Катя попросила стаканы для виски.
- Ну, что, Сережа, раз уж пьем стаканАми, давай по сто пятьдесят? – предложила Катя.
- Ну, давай, хотя давненько не употреблял такими порциями.
- А уж как я давненько, - пробормотала Катя, по-мужски, даже не передернувшись, небольшими глотками выцедила водку и закусила суши, обильно вымоченными в соевом соусе.
Потом опять взяла Гурова за руку, глубоко вздохнула и, глядя ему в глаза, сказала.
- В общем, Сережа, отвечая на твой главный вопрос: мне от тебя, кроме тебя лично как человека и мужчины, ничего не нужно. Встретились мы совершенно случайно. Но маленькая проблемка наших с тобой отношений состоит в том, что я не человек, а андроид, смесь человека с внеземным существом. На Земле выполняю наблюдательно-исследовательскую работу.
Гуров медленно поднял голову вверх и пару минут, слегка кивая головой, сосредоточенно размышлял, глядя куда-то неподвижным взглядом. Потом встряхнулся, посмотрел Кате в глаза, улыбнулся и сказал:
- Ну, с моей точки зрения довольно убедительно. А можно несколько уточняющих вопросов?
Над столом на пару секунд повисло молчание. А потом Катя разрыдалась, уткнувшись лицом в руку Гурова. Тот огляделся – их закуток верандочки был по-прежнему пуст. Тогда Гуров обошел вокруг столика, посадил Катю себе на колени и начал успокаивающе шептать на ухо:
- Тише-тише-тише… Ну, солнышко, все будет хорошо, а потом еще лучше… Будешь реветь – не дадут больше ни водки, ни закуски и выгонят… И вообще, почему ты ревешь?
Катя обняла его за шею, уткнулась в грудь, и пролепетала, заикаясь от рыданий:
- По-потому, что ты мне по-поверил и не принял за психа… И я те-тебе не противна… А я, сука по-поганая, испо-пользовала встроенный в меня де-детектор лжи …
И зарыдала еще горше.
- Слушай, - спросил Гуров, - может, мы тогда переместимся домой, чтобы обеспечить себе максимальную свободу выражения чувств и мыслей? О, блин! Поднабрался от тебя, в жизни ведь так не изъяснялся. Может, твоей побочной функцией является улучшение манер аборигенов? От сексуальных, до, извиняюсь за выражение, коммуникационных?
- Не сме-меши ме-меня!
- Почему?
- Не-не знаю!
- Как не знаешь? Может быть, ты сломалась?
- Мо-может быть…
- А потеря чувства юмора является признаком серьезной поломки?
Катя хрюкнула.
– То-точно не знаю. Ладно, Серый, истерику ты у меня, вроде, снял, но все равно поехали домой.

Пока ехали, Катя, вроде бы, успокоилась. Но дома заставила Гурова тут же, не раздеваясь, лечь на кровать, тесно обвилась вокруг него руками и ногами и попросила:
- Давай чуть-чуть полежим.
И еще несколько минут тихонько плакала Гурову куда-то подмышку.
Потом вздохнула, отстранилась, села.
- Ну, вот, проплакалась. Черт знает, что со мной происходит. Просто не помню, когда в последний раз плакала, – и вдруг такая сырость. Серенький, я в ванну. Уважающий себя андроид не должен быть похож на чучело.

Из ванны Катя вернулась уже в совсем нормальном состоянии. Села в кресло напротив Гурова, закурила.
- Ты хотел задать какие-то вопросы, Сереж?
- Не уверен, что смогу задавать их в такой ситуации последовательно и систематически… - Гуров скользнул глазами по ее красивым длинным ногам.
- Извини, так спроектировали, - нерадостно улыбнулась Катя.
Гуров удивленно поднял брови:
- Я не улавливаю причины твоих комплексов. Разве есть какая-то разница – спроектировали или само удачно получилось?
Катя задумалась. Потом сказала:
- Ну, я, еще раз извини, проверила тебя детектором лжи и точно знаю, что твое отношение ко мне не изменилось. Но не понимаю. Получается, для тебя искусственная кукла типа из секс-шопа может быть привлекательнее живой натуральной женщины?
Гуров пожал плечами:
- Катюш, извини, ты совершенно некорректно сваливаешь в одну кучу совершенно разные вопросы. "Искусственное" или "естественное" - для меня лично не имеет принципиального значения. Ты перестала бы любить человека с протезом?
- Нет, конечно.
- А если бы у него пострадало все тело и ему пересадили бы мозги в искусственное тело, внешне не отличающееся от настоящего?
- Нет, не перестала бы.
- То есть дело, грубо говоря, в мозгах, верно? У куклы из секс-шопа мозгов нет и поэтому она мне неинтересна. Твои мозги и то, как ты управляешься со своим телом, я люблю – и мне глубоко плевать, из чего и как сделано твое тело.
- Вот прямо-таки любишь? - недоверчиво спросила Катя, глядя на него в упор прищуренными глазами.
- За базар привык отвечать, - ухмыльнулся Гуров.
- Ну, мужчина, тогда сменим диспозицию, - сказала Катя и неуловимым движением переместилась Гурову на колени. – Серенький, не могу, давай трахнемся, а?

- Все-таки вечер вопросов и ответов в значительной степени состоится вечером – сказала Катя, поглаживая Гурова по груди. – Сереж, а можно я нахально отвечу на незаданный вопрос?
- Конечно, солнышко.
- Понимаешь, я еще довольно сильный эмпат. Мыслей не читаю, но если человек на чем-то сосредоточен, иногда получается близко к этому. Ты удивляешься, как тебе удается так часто со мной кончать, как будто тебе двадцать лет, верно?
- Ну… да, пожалуй, хотя я не так четко это формулировал.
- Извини меня, это я тебя сегодня немножко излишне стимулировала. Я больше не буду тебя перенапрягать, но мне так ужасно хотелось, чтобы ты кончил, что я не удержалась.
Гуров вздохнул и поцеловал Катю в висок.
- Жаль, что тебе по молодости лет непонятны или, по крайней мере, неприкольны советские приколы типа лозунга "Если партия скажет "Надо!", комсомол ответит: "Есть!"
Помолчав, Катя вкрадчиво и грустно спросила:
- А почему ты так уверен, что советские приколы мне будут непонятны и неприкольны?
- Что? – удивился Гуров и даже приподнялся на локтях. – Ах, ну да, это гораздо более логичное объяснение твоего лексикона, чем избыточная загрузка софта. И сколько же тебе лет, солнышко?
- Вот обязательно надо задать в предельно бестактной форме абсолютно мужланский вопрос, который, как вам самому прекрасно известно, совершенно неприлично задавать дамам! – отчеканила Катя ледяным тоном, отодвинулась от Гурова как можно дальше и отвернулась.
- Ой, - сказал Гуров. – Катюш, я нечаянно и больше не буду.
Ответом было ледяное молчание, через минуту превратившееся в тихие, сдавленные всхлипывания и жалобное бормотание:
- Вот все-таки я для тебя не женщина, а чудо-юдо какое-то …
Гуров нежно обнял Катю сзади.
- Ты ведь свой детектор лжи выключила?
- А ты откуда знаешь?
- Потому что ты порядочный человек.
- Я не человек, а чудо-юдо. Андроид. А ты просто фетишист, сдвинутый на куклах.
- Солнышко, я тебе уже объяснял, что мне абсолютно по хую, человек ты или чудо-юдо. Сойдемся на том, что ты порядочное и совестливое чудо-юдо. Включи, пожалуйста, детектор.
- Ну?
- Солнышко, я тоже ведь по профессии во многом исследователь, как и ты. А исследователи настолько сфокусированы на интересующих вопросах, что могут забыть про вежливость. Если бы на твоем месте была обычная женщина, я совершенно так же не удержался бы от бестактного вопроса про возраст. Веришь?
Катя вздохнула, повернулась к Гурову и опять устроилась у него на плече:
- Верю. Извини за истерику. Понимаешь, у меня такое, как с тобой, в первый раз. Влюбилась и совершенно пошла вразнос. А так меня никогда не интересовали и не волновали вопросы сопоставления с человеком. Я спокойно считала себя отдельным специальным существом и не испытывала по этому поводу никаких комплексов.
Помолчали.
- Серенький, спрашивай, я же чувствую, что тебе безумно интересно.
- Давай-ка, вот что уточним. Если ваша миссия на Земле засекречена, как же ты можешь отвечать на мои вопросы?
- А мне это не запрещено. Видимо, такая утечка информации почему-то может быть полезной. Не знаю, никогда этого не делала, ты первый. Но, думаю, доказать на основе этой информации, что я или ты не психи, не приколисты-мистификаторы, не начинающие писатели-фантасты, - невозможно.
- То есть, например, технология, по которой ты, извини, сделана, необнаруживаема?
- По логике, да, я этим просто не интересовалась. Мои особенности – например, абсолютная память, быстрота, эмпатия, детектор лжи, я не беременею, почти не болею - на нынешнем уровне земной науки, видимо, невозможно диагностировать как искусственные.
- А оборудование? Информация?
- Не имею никакого экзогенного оборудования и конкретных знаний о нем. Не знаю никакой информации, которая бы позволила убедительно доказать мое внеземное происхождение. Ну, колупается социологическая студенточка Катя с вопросами сексуального поведения - и что? Поэтому, кстати, я функционировала в роли проститутки – набирала специфическую статистику.
- Но заподозрив что-то, через тебя можно выйти на твое руководство?
- Ни с кем физически не контактирую, соответственно, никого не могу выдать.
- Это как?
- Очень просто: весь обмен информацией через транс. Вхожу в транс, пользуясь техниками типа йоговских, и оказываюсь в аналоге виртуальной реальности – там весь обмен информацией и контакты. Соответственно, понятия не имею, где находятся те, с кем я контактирую, - на Земле или в другой галактике.
- Но ведь ты это делаешь в рамках какой-то парадигмы или теории, которую из тебя можно, что-то заподозрив, вытрясти?
- Сереж, я никогда над этим не задумывалась. Кстати, подозреваю, что в любой момент мне можно дистанционно почистить мозги. Но даже если нет - сомневаюсь, что из меня можно вытрясти что-то существенное. Давай рассуждать вместе. Во-первых, эта парадигма на Земле уже отчасти формируется. Тебе что-нибудь термин "теория модернизации" говорит?
- Ну, так, смутно. С "Протестантской этикой" Вебера ассоциируется.
- В принципе правильно. Если огрублять, то одна из ключевых идей – социальные технологии важнее технических. Скажем, социальная технология "капитализм" делает страну конкурентоспособнее, чем классический феодализм, советская разновидность феодализма и так далее. Ну, например, Штаты такие мощные именно из-за достаточно последовательного капитализма, да?
- Ну, да, я бы сказал, довольно очевидная концепция.
- На самом деле все очень сложно. Скажем, могучие Штаты в свое время обосрались во Вьетнаме. Долгосрочно перспективы капитализма непонятны в связи с падающей в его рамках рождаемостью. И никто на Земле не знает, что конкретно делать: ведь капитализм возник примерно пятьсот лет назад сам по себе, эволюционно, как новый вид животных. Так вот, более общий подход состоит в осмысленном конструировании социальных технологий. И конкуренция между цивилизациями во вселенной идет именно в этой плоскости.
- Ну, слушай, если эту идеологию кто-то начнет внедрять, он ведь может просто изменить судьбу Земли?
- Каким образом? Нужны конкретные методики и количественные теории, которых я, например, не знаю – я, по сути, девочка-лаборантка. Для сравнения вспомни, как было с внедрением капитализма в России: еще Петр просек перспективы на наглядном примере Европы и кривовато-косовато, но начал – триста лет прошло, а Россия еще не может считаться полноценной устойчиво капиталистической страной. А как внедрять совершенно голую абстрактную идею без положительного примера?
- М-да, загрузила ты меня свежими темами по полной. Объясни-ка мне для разнообразия, что у нас с тобой за странные вибрации возникают в самые интересные моменты?
- Интересные моменты? Это по аналогии с интересным положением? Сударь, ваша скромность может сравниться только с благородством вашего сердца.
- Сударыня, боюсь, мне в силу низкого происхождения и плохого воспитания трудно будет поддерживать галантность на уровне вашего галантного века… Ой! Катенька, ну, извини дурака, ей-богу, не хотел я никаких намеков.
- Да ладно, Сереж, чувствую, что не хотел. Но чувствую, как тебе интересно. Не уверена, что это будет полезно для наших отношений, но давай попробуем. С галантным, то бишь восемнадцатым веком ты сильно промахнулся, мне около 620 лет, точнее сказать затрудняюсь, у меня был период осознания себя порядка одного-двух лет.
- Ну ни… Извиняюсь, ма… Вы кто, мадам или мадмуазель?
- Несколько раз до революции была замужем, - грустновато сказала Катя. – Фиктивно, для прикрытия – времена были специфические.
Гуров взял Катино лицо в ладони:
- Мадам, я надеюсь на вашу помощь в непонятной ситуации. Не могло ли случиться так, что вы нечаянно нарушили свое обещание и …э-э …стимулировали мой интерес к наиболее завораживающей и пьянящей стороне наших отношений? Или я геронтофил?
Катя улыбнулась:
- Интересно все-таки быть эмпатом. У тебя там так все забавно как бы перескакивает. Вначалe – у-уx! – такое удивление! И секундный период отношения ко мне, как к почтенной бабусе, при которой ну никак нельзя материться. Потом – почему-то сильная волна симпатии, жалости, возвращение к обычному отношению – и, действительно, легкий прилив желания. Может, ты действительно чуть-чуть геронтофил, во всяком случае, негативных эмоций я не заметила. Но завораживающие стороны, если можно, давай отложим, Сереж. Мне как-то немножко грустно.
- Из-за меня?
- Ну, как сказать. Не потому, что ты что-то не то сказал или сделал. И даже не грустно – странно. Я шестьсот лет была абсолютно самодостаточным, спокойно-ироничным, контролирующим себя существом – и мне непривычны и шекспировские страсти, и то, что они непредсказуемым образом зависят от другого человека.
- Слушай, вопрос, конечно, дурацкий, - а Пушкина ты видела?
Катя хихикнула:
- Не то слово.
- В смысле?
- Помнишь старый анекдот. Один мужик другому жалуется: "Достала меня эта девка" – "Ну игнорируй ее" – "Да уже два раза". Ну, вот примерно так у меня было с Александром Сергеичем. Мне было чисто по-дамски интересно – блестящий поэт! А он как человек с большинством женщин был, видимо, типичный стрекозел, сексуальный маньяк. По крайней мере, в свои двадцать с небольшим лет, когда я его знала. Проигнорировал меня пару раз, по его понятиям, довольно старательно, хотя с тобой, кстати, не сравнить, да и побежал дальше, по следующим дамам, девам и девкам.
Гуров хмыкнул.
- Стихи хоть читал?
- Ты знаешь, стыдно признаться, я его, видать, не впечатлила. Читал что-то, но совершенно по обязанности – мямлил, сбивался, увиливал… Эй, Серега, – рассмеялась Катя, – мой барометр показывает, что ты стал сильно ревнивый! К солнцу поэзии приревновал! Двести лет без малого прошло!
- А что такое, - пробурчал Гуров, - ревновать – это плохо или стыдно?
- Сережа, милый, я ведь сама тебя зверски ревновала три дня, да не к солнцу поэзии, а к гипотетическим девкам, поскольку психологический стереотип ходока по девкам у тебя был очень выражен. Причем первый день не могла понять, что со мной происходит, потому что вообще незнакома была с этим чувством. И смех, и грех: с каким-то клиентом механически ебусь – и про тебя думаю и ревную! Ладно, все, закрыли тему, чувствую, просто Отелло ты стал.
- Давай-ка лучше про вибрации.
- Да, это важно. Понимаешь, если по аналогии с компьютером, то во мне сидит кусок специфического "софта": техники анализа одной расы. Видимо, в нем скрывается кусок, связанный со стороной их жизни, более или менее аналогичной сексу. И на мой обычный оргазм накладываются дополнительные, божественно неописуемые ощущения. У них это коллективно и напоминает совместную экстатическую молитву очень верующих людей. Правда, как ты видишь, в силу несовпадения физиологии меня слегка корежит.
- До меня ведь у тебя такого не было?
- Да, это загадка. То ли у нас с тобой возникает какой-то резонанс? То ли ты мутант и почему-то взаимодействуешь с этим "софтом"? Разбираться боюсь, потому что совершенно не представляю, как к этому отнесется мое начальство. Вообще не собираюсь об этом докладывать. У меня хорошие отношения с начальством, и я постараюсь мягко и аккуратно сменить тематику. Как ты, наверное, догадываешься, после встречи с тобой функции проститутки-исследовательницы я выполнять не могу и не хочу.
Гуров молча поцеловал Катю.
- Я поглубже поинтересовалась расой, из которой происходит этот, условно говоря, софт, - помолчав, продолжала Катя. - Материала мало и психология их мне малопонятна – но, возможно, наша с тобой вовлеченность в их сексуальные дела может интерпретироваться то ли как прелюбодеяние, если можно так выразиться, в масштабах расы, то ли как кощунство. Причем когда мы с тобой занимаемся сексом, у меня генерируется специфическое ментальное излучение, так что, возможно, они знают о наших отношениях.
- Честно говоря, звучит, как бред – в смысле интерпретации как прелюбодеяния или кощунства.
- Очень надеюсь, что так и есть.
- А можешь про них рассказать?
Катя помолчала.
- Прошу тебя, не надо, Сережа. Поверь мне, я неплохой психолог и твой профиль уже знаю. Та сторона наших отношений, которую ты назвал наиболее завораживающей и пьянящей, с вероятностью 90% может совершенно потерять для тебя привлекательность. Что ж мне, топиться? Пожалей бабку на старости лет.
Гуров хмыкнул.
- Да пропади они пропадом. Слушай, бабусь… - и, поперхнувшись фразой, слегка скрючился: легкий тычок Катиного пальца попал в солнечное сплетение с хирургической точностью.
- Если вы, мужчина, думаете, - зловеще сказала Катя, - что я не умею удержать нахала и грубияна в подобающих рамках, вы ошибаетесь. – После чего сильно нажала ему на какую-то точку груди и дыхание восстановилось. – Так что вы имели в виду сказать?
- Девушка, - залебезил Гуров, - вы так прекрасно и свежо выглядите! А что вы собираетесь делать сегодня ночью?
- Собираюсь тебя, Серенький, лечить экстрасенсорным образом, - ласково сказала Катя, решительно поворачивая его на живот и плотно прижимая ладошку на позвоночник ниже поясницы, где сразу стало чуть-чуть пощипывать. – Спи.
- А лечить от чего? – пробормотал Гуров, которого сразу бросило в сон.
- Предстательную тебе надо поправить. Не бери в голову. Спи, говорю. А то трудно.

Через несколько дней, перед тем, как поехать на какой-то модный спектакль, Гуров с Катей сидели в ее квартире и пили чай – Катя пробовала приучить его к хорошему китайскому чаю. Вдруг щелкнул замок – Катя удивленно повернула голову - и в квартиру зашли двое мужчин примерно возраста Гурова.
- Добрый день, господа, - поздоровался один из них, похожий на кавказца трудноопределимой национальности. Второй, с нейтрально европейской внешностью и несколько скованными движениями, молча еле заметно поклонился. – Прошу прощения за вторжение, но мы здесь официально по вопросам, касающимся … э-э… некоторых аспектов взаимоотношений между вами, Сергей Александрович, и Катериной. Для удобства общения меня можно называть господином Ивановым, а моего коллегу – господином Петровым. В его облике здесь персонифицирована раса, … э-э… интересы которой затронуты упомянутыми взаимоотношениями.
Гуров посмотрел на Катю. Она внимательно слушала, заметно побледнев.
- Прежде всего, - продолжал "Иванов", - прошу Катерину подтвердить, что она идентифицирует меня как известную ей и … э-э… облаченную определенными полномочиями личность. Я имею в виду, Сергей Александрович, - посмотрел "Иванов" на Гурова, - мою идентификацию как личности, с которой Екатерина ранее контактировала в трансах, о которых она вам рассказывала.
"Иванов" шагнул к Кате и пристально посмотрел ей в глаза.
Катя откашлялась и, кивнув, тихо сказала:
- Да, подтверждаю.
"Иванов" шагнул назад и, обращаясь к Кате, сказал:
- Далее. Я фиксирую свое заключение, что господин Гуров не был в достаточной мере осведомлен о том, что его взаимоотношения с вами могли затронуть чьи-либо интересы. Нет ли у вас возражений или дополнений?
Катя кивнула:
- Я согласна.
"Иванов" вопросительно посмотрел на "Петрова":
- Соответственно, я фиксирую свое заключение, что господину Гурову не могут быть предъявлены какие-либо обвинения и он не может нести какой-либо ответственности.
- Согласие подтверждается, - сказал "Петров" с легким акцентом.
- Тогда, - констатировал "Иванов", - дальнейшее не требует присутствия господина Гурова.
И он посмотрел на Катю.
Она кивнула, медленно встала, подошла к вставшему Гурову, положила руку ему на грудь. "Петров" отвернулся и стал смотреть в окно.
- Иди, Сережа, - сказала Катя, пристально и грустно глядя ему в глаза. – Это внутренние разборки.
- Нет, - жестко ответил Гуров, - никаких разборок с тобой без моего участия не будет.
И повернулся к "Иванову".
- Насколько я понимаю, апеллировать куда-либо по поводу правомочности или справедливости ваших действий бессмысленно?
"Иванов" медленно кивнул:
- Правильно. Дело находится вне компетенции вашей цивилизации и мы… э-э… последняя инстанция.
- Могу ли я спросить, какие… перспективы?
"Иванов" замялся и покачал головой:
- Я не уполномочен отвечать на Ваши вопросы по данному делу, поскольку вы не его официальный участник.
- Но ведь Катерина гражданка России, у нее есть соответствующие права…
"Иванов" опять покачал головой:
- Сергей Александрович, еще раз повторю: дело находится абсолютно вне компетенции вашей цивилизации.
- А примете ли вы мое заявление, что я считаю Катерину своей женой и хочу разделить с ней любую ответственность за любые аспекты наших взаимоотношений?
- Сергей, немедленно прекрати! – воскликнула Катя.
"Иванов", удивленно подняв брови, покосился на внимательно слушающего "Петрова" и мягко, увещевающе сказал:
- Сергей Александрович, я бы вам не рекомендовал, так сказать, не зная брода, соваться в воду.
- Так примете или нет? – спросил Гуров.
- Это может быть очень чревато для вас, Сергей Александрович, вы…
- Тогда тем более, - перебил Гуров, - я требую принять …
В этот момент Катя бросилась на "Петрова". Тот что-то откуда-то выхватил, раздался негромкий хлопок и Катя упала лицом к его ногам. Из-под головы ее показалась и стала расширяться темно-красная лужа. Гуров на подгибающихся ногах подошел к Кате, хотел встать на колени, - но тут голова у него закружилась, в ней что-то звонко и болезненно лопнуло и он потерял сознание.

Очнулся Гуров утром в кровати, в маленьком чистеньком гостиничном номере. Одежда его была аккуратно повешена в шкафу, мобильник и бумажник - в карманах. Он посмотрел на часы: было утро следующего дня. Чувствовал он себя неплохо, только слегка болела голова. Попытался открыть дверь - она оказалась не запертой и выходила в длинный коридор гостиницы. Из окна коридора было видно, что комплекс зданий состоит из разнородных блоков – жилых, офисных, торговых.
Проделав гигиенические процедуры и одевшись, Гуров решил, что самое разумное – нажать вмонтированную на заметном месте кнопку с колокольчиком. Через некоторое время пришла по-офисному одетая дама лет сорока, вежливо поздоровалась, сказала, что примерно через час с ним хотел бы встретиться господин Иванов, и предложила пока позавтракать в ресторане.

Войдя в небольшую переговорную, где его ожидали "Иванов" и "Петров", Гуров, не отвечая на приветствие, спросил:
- Что с Катей?
- Катерина погибла, Сергей Александрович, - ответил "Иванов". Покосился на "Петрова" и добавил: - Позвольте выразить вам соболезнования.
Гуров тяжело сел на стул.
- Что вам от меня нужно? – спросил он.
- Мне - ничего, - ответил "Иванов". – Но у господина Петрова есть для вас …э-э… сообщение. А мне как одному из …э-э… кураторов вашей цивилизации в подобных сложных ситуациях желательно присутствовать в качестве …э-э… посредника.
Гуров перевел взгляд на "Петрова".
- Во-первых, мы хотели бы выразить печаль, - сказал "Петров", - что наш путь следования непреложным правилам и традициям привел к смерти вашей любимой. Хотя мы любим совсем по-другому, нам хорошо понятна ценность любви и боль от ее потери. Если бы мы не опасались оскорбить вас, мы выразили бы вам свое сочувствие.
"Петров" сделал паузу. Гуров молча ждал.
- Во-вторых, - продолжил "Петров", - мы считаем, что хотя определенные аспекты этой ситуации следовало считать недопустимыми и оскорбительными, они одновременно делают вас в определенной степени нашим … собратом.
Бросившему мельком взгляд на "Иванова" Гурову показалось, что тот с трудом скрыл удивление.
- Теперь, - продолжал "Петров", - когда проблема чести решена, мы хотели бы заявить, что в случае нужды будем рады оказать вам помощь и поддержку в любой ситуации. В частности, поскольку, как нам известно, подобное, например, при катастрофах, допускается правилами и традициями вашей цивилизации, мы просим вас рассмотреть возможность принятия материальной компенсации за смерть вашей любимой.
- Катя мне ничего не рассказала про их анатомию, - обратился Гуров к "Иванову". - Раз уж вы тут присутствуете в статусе посредника, не могли бы вы максимально аутентично, с сохранением всех оттенков выражений перевести ему пожелание засунуть их сраную компенсацию в собственную жопу?
"Иванов" с "Петровым" повернулись друг к другу. Повисла пауза. После чего "Петров" встал и с совершенно не изменившимся выражением лица сказал:
- Мы еще раз подтверждаем, что с нашей стороны господину Гурову не могут быть предъявлены какие-либо обвинения. При необходимости наша цивилизация будет рада оказать господину Гурову помощь и поддержку.
После чего вышел из переговорной.
- Ну вы и фрукт, Сергей Александрович, - задумчиво протянул "Иванов". – Между прочим, очень влиятельная раса. Жаль, что вы их так послали. Вырисовывались интересные варианты работы с вашим участием. Удивительно, что они оставили, так сказать, дверь открытой.
Гуров пожал плечами и сказал:
- Ну, если для вас тут есть интересы, хотел бы задать вам несколько вопросов.
- Слушаю вас.
- У меня возникло подозрение, что когда вы писали наши с Катей разговоры, то писался не звук, а Катино сознание. И что вообще ее сознание систематически писалось. Так?
- Я сомневаюсь, что у меня есть полномочия отвечать на эти вопросы, - подумав, ответил "Иванов". – Зачем вам это?
- Можно ли восстановить Катю? – спросил Гуров.
- Политически – абсолютно исключено. По крайней мере, в данный момент.
- А физически?
- Не исключаю этого. Нужен дополнительный анализ.
- Ну что ж, если у вас ко мне будут какие-то предложения, я, прежде всего, жду ответа на этот вопрос.
- Хорошо, я подумаю. И позвольте совет: срочно займитесь своей гипертонией. Катя начала вас лечить, микроинсульт мы вам компенсировали, но нужна систематическая терапия. Секретарь вас проводит к выходу.
Встав, "Иванов" протянул Гурову руку. Поколебавшись, Гуров ее пожал.