93-й год или Хроника мутного времени

П Р Е Д И С Л О В И Е

Тут собраны большей частью опубликованные рассказики, написанные в знаменательный период с мая до конца 1993 года.
 
В Е Ч Н А Я М Е Р З О Т А

 ...упал неслыханный... мороз...
 М.А. Булгаков

Пьяный стоял на проезжей части, не зная куда бы упасть. От избытка чувств он ругал всех подряд: коммунистов, капиталистов, гомосексуалистов, националистов...
Мимо проходили три политизированных гражданина и часть лозунгов поддержали, а за другую нещадно пристыдили пьянчугу.
Это услышала шествовавшая мимо альтернативная ватага граждан и вступилась за свободу слова, вследствие чего первыми пострадали случайные прохожие.
Тут как тут оказался отряд милиции и быстро бы навел порядок, если бы не колонна домохозяек с кастрюлями, которая безжалостно разоружила всех, кто мог носить оружие.
Вызванный по тревоге конный полк совсем уж было восстановил шаткое равновесие...
Но шедший мимо митинг вступился за женщин и обратил в бегство и разор всю округу вплоть до мест, контролируемых митингом противоположной политической ориентации.
Чуть позже оба митинга, поддержанные с одной стороны мотопехотой, а с другой — танками, неминуемо встретились...
Расквартированной неподалеку специально подготовленной дивизии ничего не оставалось делать, как прекратить вседозволенность, вследствие чего в ход пошла артиллерия.
В ответ на это мирные жители разгромили с одной стороны правоохранительные органы, с другой — правозащитные организации, а с третьей — ларьки, магазины и банки.
Телевидение устами младенцев и отборных интеллигентов тщетно пыталось остановить озверевшие толпы, надрывно вещая в телеграфном стиле: «да-да-нет-да» и требуя положить конец.
На высшем уровне после ночных согласований с шестеркой, с семеркой и девяткой были выбраны приоритеты и единственно верное решение: снизить налоги и напряженность в обществе, после чего небеса разверзли долгожданные пикирующие бомбардировщики.
Парламент в изгнании тайно собрался на экстренную сессию. В одном из подземных переходов крайнего севера он поименно призвал всех к спокойствию и отставке, вследствие чего междоусобица приняла приличествующие масштабу стоящих задач грандиозный размах и выплеснулась далеко за прозрачные рубежи.
Войска ООН, имея единственной целью спасение остатков общечеловеческих ценностей, обрушились всей мощью своих нежноголубых касок на леса, поля и реки, где окопались непримиримые партизаны, вследствие чего климат на планете стал портиться.
Пролетавшие мимо НЛО посмотрели на все это, долго переговаривались по-своему, тяжко вздыхали, некоторые горько плакали, но все-таки санкционировали внеочередной ледниковый период до лучших времен и людей.
А пьяный к тому времени уже не стоял, а медленно с миром отходил ко сну, недоумевая во льду.

«Литературная газета» 19 мая 1993


В И Ж У Ц Е Л Ь

Написать чего-нибудь.
Прочитать это «чего-нибудь» на радио и ТВ.
Опубликовать в газетах, журналах...
Потом отдельным изданием.
И за рубежом.
Купить хороший костюм и ходить в нем на презентации.
Снять по этому «чему-нибудь», переделавши в сценарий, фильм и прогреметь с ним.
На кинофестивале найти подходящую жену.
На волне популярности участвовать в митингах в защиту или в знак протеста.
На гребне славы войти в парламент, а потом выйти из него, лопнув дверью.
На белом коне въехать в кабинет министров и до поры до времени вести себя там прилично.
Все сделать, чтобы слыть неподкупным.
Потом, разочаровавшись в политике (чересчур грязное дело!), при удобном случае и в кабинете хлопнуть дверью, но не так сильно как в парламенте.
Уйти в тень и вместе с домочадцами выращивать картошку на ее (картошки) исторической родине.
И больше ничего не писать... никогда... забыть как страшный сон... ну, если только от скуки письма — школьным друзьям-бедолагам...
«Литературная газета» 9 июня 1993
 


З В Е Р И Н Ы Й О С К А Л В Е С Н Ы

С каждым апрело-майским днем количество женщин увеличивается катастрофически!
Дни становятся длиннее, юбки — короче.
Страшно выходить на улицу — всюду голые ноги.
Лодыжки, ключицы, предплечья, коленные чашечки, набедренные повязки, мягкие ткани наотмашь бьют по глазам, по нервам...
Многие органы перестают быть компетентными.
Члены правительства часами треплются с секретаршами, референтками, которых по весне надо поголовно увольнять.
Депутаты на глазах теряют депутатскую неприкосновенность. Дело доходит до того, что обычно неприступные омоновцы не только позволяют трогать себя руками, но и (позор!) сами просят об этом легкомысленных гражданок! Как, после чего они разгонят очередной шабаш банды реакционеров?
Что же говорить об оплоте демократии — об армии?! Она сплошь — в самоволке и возвращается оттуда безоружной, виновато улыбаясь. Особенно тяжко весной внешней разведке: доблестный чекист, вживленный во врага вдруг брякнет ни с того ни с сего по-русски: «Эх, сейчас бы одеяло под мышку и на Волгу...» А это уже провал!
Писатели (совесть нации!) вместо того, чтобы определиться наконец кто из них — враг народа, а кто — прогресса и объяснить людям кого бить, выбирают тех, кто помоложе, и целуются с ними напропалую, а потом описывают связанные с этим глупости и бахвалятся ими... Стыдно!!!
«Люблю грозу в начале мая!» — сказанул враг реформ... Любить надо демократический процесс, а не проливной дождь, который разгоняет демонстрацию и прилепляет прозрачные платья к телесам провокаторш.
Капитулянтскую позицию заняли флагманы рынка: банкиры и спекулянты. «Не в деньгах счастье!» — орут они, швыряя бывшие народные миллионы под ножки кому попало. Попирается священный принцип частной собственности: «Ты — мне, я — тебе». Все делается за красивые глаза!... И не за бутылку.
Резко падает потребление отечественного спиртного, что на корню подрывает основу основ рыночной экономики — родную ликеро-водочную промышленность, также дружественные связи с европейской цивилизацией, настоенные на общечеловеческой ценности спирта «Рояль».
Вот он звериный оскал весны!
В то время, как сознательный избиратель должен насмерть стоять на митинге, его более тянет раздеться и купнуться. Осторожно! Враг купается рядом, он гол, аполитичен, готов на все. Известны беспрецедентные случаи весеннего одурения: одна гражданка облегченного поведения свела с ума и выбила из партийных рядов радикальнейшего демократа, идейного белогвардейца, бойца красно-коричневого фронта, трибуна желтой прессы, трех зеленых: фундаменталиста, «гринпис»ца и инвестора, разрушила крепкую голубую семью и продолжает свое черное дело с другими субъектами федерации.
В свете развратного майского солнца мафиозные структуры сливаются в экстазе с правоохранительными органами, они наслаждаются друг другом под зорким оком президентской команды, которой бы это время не футбол надо гонять, не интервью раздавать безмерно декольтированным репортершам, а жизненный уровень срочно поднимать путем принятия конституции.
Под угрозой сев!!!
Механизатор закурил и смотрит вдаль. Там, звонко матерясь, бабы полощут белье... Какой уж тут сев!
Перечисленные улики прямо говорят,что эта весна зарекомендовала себя как антинародное время года, она отвлекает эту страну от высших интересов профессиональных политиков, более того подбрасывает деструктивную мысль, что не президент, а любовь правит миром. В виду вышеизложенного предлагается считать ее (весну то есть) низложенной, утратившей доверие и прекратившей свои полномочия сразу после 8 (восьмого) марта. Девятое марта считать первым сентябрем!
Всемерно укрепляя нижнее белье, мы должны сказать твердое «НЕТ» донельзя распустившимся листочкам и дамочкам, мешающим обвальному приходу светлого будущего — ненаглядного капитализма.
«Красота спасет мир», — ляпнул провокатор пера и враг революционных преобразований. А мы ему на это скажем аж четыре «НЕТ»!
Только бескомпромиссная борьба до победного конца положит начало тому, что в народе емко названо: «ПРИЕХАЛИ».

"Век" июнь 1993

МОМЕНТ ИСТИНЫ В ПОСЛЕДНЕЙ ИНСТАНЦИИ

Как эксклюзивно, что нам удалось встретиться с Вашим превосходительством в домашних условиях Вашей по сути коммунальной квартиры. Старая, еще доперестроечная, если не дореволюционная мебель, на столе — настольные книги, открытые на любимых страницах; ну-ка прочтем: «Мне и рубля не накопили строчки...», «Сдавайте валюту...», «Уберите Ленина с денег...», «Быть знаменитым некрасиво...» Сердце радуется за Ваши духовные горизонты. В наших бокалах — дешевое пиво, которое пьют все простые люди от участковых врачей до докторов наук. Будем до конца откровенны, Вы занимаете такой высокий пост, но вот не можете себе позволить, учитывая народное бедствие, пить шампанское, как это делают деструктивные силы, хотя я считаю, что политик Вашего высокого уровня должен поддерживать марку нашей страны, точнее рубль ее, и пить дорогое вино, а не пиво, тем более разливное, но это я в скобках. В тарелках — малосольные огурчики и помидорчики с Вашего садового участка, о котором некоторые политические оборотни много врут; у дачки Вашей — отнюдь не пять этажей, а гораздо меньше и находится она не у черта на рогах в Швейцарии, а гораздо ближе, да вот она — на любительской фотографии, скромная развалюха, построенная Вашими мозолями. Кстати, для сравнения (случайно оказалась под рукой другая фотография, сделанная нашими космонавтами), хорошо просматривается в пальмах дворец в псевдонародном стиле, принадлежащий кому бы Вы думали? Ни за что не догадаетесь... Правильно! Вашему главному лжеоппоненту, а на самом деле хаму и, я не побоюсь этого слова, псевдокозлу! Но это я к слову. Кстати, если до конца откровенно, ведь Вы — в душе потомственный интеллигент? А по служебным обязанностям часто приходится общаться не только с единомышленниками, своими в доску, интеллигентными и тонкими людьми, но и с человеческим отребьем из противной стороны... Скажите, каких титанических усилий стоит Вам сдержать себя и не нажать на спусковой крючок? Кстати, зная Вашу нечеловеческую любовь к людям, их страданиям, патологическую интеллигентность, высокий моральный имидж, чтобы не забыть, я хочу сразу отвергнуть гнусные обвинения продажных политиканов в том, что Вы берете взятки. Изумительное пивко, хоть и отечественное, чем Вы его разбавляете, коньяком что ль? Так вот, у меня как назло под рукой секретные документы о том, что воруют Ваши политические противники, причем поголовно, подчас друг у друга; хотя должен заметить, учитывая остроту момента, тяжесть и дороговизну взваленного груза, некоторые Ваши сподвижники, не выдержав напряжения, могли бы и взять. Откровенно говоря, уж лучше пусть взятки берут честные, проверенные соратники, чем мафиози из вражеской команды, целее будут. Ваше здоровье! Да я закусываю, закусываю...
Кстати, помните, часто бывая в консерватории, смыкаясь с интеллектуальной элитой, Вы как-то тонко и по-народному мудро заметили, что музыка по сути революционных преобразований полна разнобоев и диссонансов, и часто невозможно понять, где — наши, а где свои, кто ворует, а кто просто грабит, но Ваше доброе сердце и бодрый мозг не раз выручали из беды и подсказывали, что быть надо с народом, его болью, его нуждой; давайте посмотрим мало известные хроникальные кадры, где Вы подаете нищему руку, на месте решаете вопросы, на глазах не глядя подписываете бумагу, целуете пенсионеров, шахтеров... Вот Вы все киваете, по-доброму моргаете, сморкаетесь, и я хочу обратить внимание зрителей на Ваши усталые глаза и подглазины с мешками сопереживания и сострадания, — тем более странно и противно слышать необоснованные упреки в том, что Вы, извините, пьете. Это такая гнусная напраслина, что нам с Вами, до кончиков ног интеллигентным людям смешно! Ха-ха! Хотя, черт Вас побери, я даже горжусь, что Вы, немолодой уже по-своему человек, можете позволить себе и другим за обедом пару другую стопок родной водчоночки, да под хорошую закуску; не то, что некоторые политические авантюристы — стакан выпил и уже под столом; а вот и грибочки появились, которые Вы лично санкционировали в березовой роще, что шумит на Вашем огороде, и не шампиньоны какие-нибудь, а родные валуи, а вот и селедочка с лучком и картошечка и это, не знаю как называется и это..., спасибо, хозяюшка; я не лезу в Вашу личную жизнь, но Вы — супруга? Трудно Вам с ним? Как и всему народу? Хоть и тонкий человек, интеллигентный, мягкий от ударов судьбы, но мужик крутой, чуть что не так, бац по столу и все вдребезги, а где ты сейчас найдешь красное дерево? Я пошутил, конечно, а эти штучки по-моему исключительно эксклюзивно приготовлены! А где же детки? Внучата где гуляют? В командировке. Тоскуют? Факсы шлют? Любят папку с мамкой, бизнес и Родину! Ну, выпьем еще что ли? За народ, которым Вам в какой-то степени так или иначе приходится руководить, несмотря на его неготовность, негодность, недоумение и пьянство. Трудно ему переходится на новые отношения, но мы потерпим, он перейдет, он уже на грани... ох, до чего же хорошо водочка на пиво ложится!
Тук-тук, а это соседи на огонек заглянули, простые полковники, скромные офицеры охраны, лиц вам их мы, к сожалению, показать не можем, но, поверьте на слово, симпатичные, мускулистые парни, готовые на все. Вы — на дежурстве, мальчики? А все-таки, если хозяин не возражает, стопку можно принять. За народ! За великую, неделимую и в то же время демократическую, виват! Скажите откровенно, не бойтесь меня; много покушений приходится предотвращать? Отбою нет от политических извергов и проституток? Не жалейте патронов, прошу Вас. Держите Макаровых наготове, бейте без промаха! Умоляю!
Дзынь-дзынь, а вот и Ваши земляки подъехали, с исторической Родины, со студенческой скамьи, с других мест. Чего приуныли? Штрафную им! За верную дружбу — до дна! Без обмана и коррупции! А кто продаст, да еще не тому, кому надо, пощады не жди, мигом из страны вылетишь!
Но прежде, чем закончить нашу беседу, так как соратники (лиц мы их, к сожалению, тоже показать не можем, только галстуки) отправятся обсуждать государственную тайну того, как нам жить дальше, хочется выпить этот стакан за народ! Он спит и видит, надеется и верит, что когда-нибудь все это безобразие кончится. Спасибо, хозяин, до конца откровенно говоря, такого, что я сейчас съели выпил, ни в каких французских Америках не сыщешь, право, подташнивает от удовольствия. Кстати на последней пресс-конференции Вы чуть было не выдвинули доктрину будущего счастья. Выдвиньте сейчас! Прошу Вас! Мы просим! Хотите на колени встану? Мы все стоим на коленях! Все! С гордо поднятой головой! Или лучше давайте еще выпьем и споем нашу! Или спляшем! Можно Вас пригласить? А пока совсем не развезло, хочется напоследок ограничиться еще одним вопросом! О любви! Я понимаю его ответственность, бестактность и неуместность, но молодежь, все эти рокеры, шмокеры хотят знать правду! Куда меня понесло? Многих волнует проблема перемен не только экономики или там местожительства, но и пола. Хватит, черт побери Вас совсем, любить по старинке! Мальчик девочку и наоборот, тьфу, дьявол, кто-нибудь поможет мне встать? Я обращаюсь к Вам, не как к грубому мужлану, какой-нибудь держиморде, но как к одному из первых государственных лиц, как от природы, несмотря на происхождение, глубоко интеллигентному человеку, как невесту любящему весь этот народ, сброд, его перевырождение... не трожьте меня, а про посошок забыли? За хозяина! Виват! Браво! Спою и ухожу! Любимую, а-а-а-а-а, Гуно! Са-та-на там пра-авит бал...ха-ха-ха-ха-ха!!! Вот на какой веселой нотке я вынужден оборвать этот эксклюзивчик. Шампанского! Господа! Везите меня к цыганам, к «Яру», к черту, к дьяволу...у меня детки голодные, мать — на пенсию живет, господи, прости душу грешную...

«Литературная газета» 21 сентября 1993
 

ПО ЭТАПУ РЕФОРМ
Кошмар — дайджест
 Родному антинародному правительству!

После ликующей информации о случившемся несчастии первыми безоговорочно поддержали известные реформаторские инициативы демократы Терека и Потомака, позже к ним присоединились другие лидеры мировой цивилизации, они выступили за углубление демократического процесса, который, к сожалению, не зашел достаточно далеко, в противном случае обещали помочь медикаментами.
По оценкам независимых журналистов до полумиллиона митингующих (по оценкам милиции — 29тыс.) вышли к Юрию Долгорукому поддержать поэтапную реформу, в то же время жалкая кучка допотопных реакционеров и бомжей смешила ОМОН у Бедного дома. Глава нации выразил надежду, что скоро в нем останется только два зарвавшихся выдвиженца. «Что они там будут делать на пару?» — остро поставил он вопрос. Присутствовавшие тонко оценили соленую шутку и хохотали дольше обычного, но отметили, что пока еще не все обанкротившиеся оппозиционеры переметнулись на сторону народа, их поджидает суровый суд истории и прокуратура.
«Констатационный» суд, несмотря на отключение правительственной связи, электричества и горячей воды, к сожалению, не смог занять принципиальную позицию.
Ее заняли лидеры ближнего зарубежья, которые в ужасе поддержали бесстрашные шаги старшего брата к абсолютно демократической диктатуре.
Силовые структуры однозначно заверили, что будут действовать адекватно, если не будет другой альтернативы.
По подсчетам независимых экспертов любовь народа к реформам оказалась несколько ниже среднегодовой, но поэтапность №1400 поддерживает большинство, небольшая часть народа безмолвствует в знак согласия, безработные коммунисты и пенсионеры от нечего делать строят баррикады, а распоясавшиеся боевики Бедного дома бряцают автоматическим оружием, нажимают по 20 кнопок и рвутся к ядерной.
Крестьяне сельца Мордатовка, узнав что где-то что-то стряслось, на всякий случай поостереглись продавать самогон проезжающим, припрятали лучшее и приготовились к худшему. Самая дешевая из демократических газет добыла сенсационную информацию из источников, близких к столичным массажисткам, о том, что у них нет вопроса кого поддерживать, они руками и ногами — «ЗА», а если и найдутся провокаторши, то место им — у 3-х вокзалов.
Тем не менее отец нации, опираясь на всенародную поддержку, непоколебимо стоит на заявленном ранее и бескомпромиссно обещает простить всех политических самоубийц из Бедного дома. Учитывая их большой опыт и знания, им будут оставлены все незаконные привилегии, и наворованные дачи и предоставлена работа по специальности. Некоторые из наиболее принципиальных и здравомыслящих сразу же откликнулись на зов, отринули прежние приоритеты и уже исправно служат народу.
Бедный дом превратился в театр драмы, комедии и военных действий. Как сообщают компетентные органы, сумасшедшие уголовники и продажные алкоголики лживо заявили, что будут защищать оплот реакции до последней капли своей коррумпированной крови... Тем временем малоимущие студенты, врачи и голодающая профессура единодушно благодарит реформаторов за поэтапно добавленные гроши на хлеб и воду.
Из подслушанного добрыми людьми телефонного разговора становится ясно, что насквозь опозоренные радикальные партократы готовят штурм метро «Баррикадная» с целью захвата стратегически важной Таганско-Краснопресненской линии. Вследствие чего резко подскочил курс доллара и водки, а несчастные пассажиры теряли драгоценное время в неимоверных очередях за постоянно грозящими подорожать жетончиками метро.
В ответ на это мэрия отменила футбольный матч с горсоветом, призвала к вооруженному спокойствию, предъявила ультиматум и заявила, что в противном случае она не знает, что сделает.
Деятели интеллектуальной элиты во главе с ведущим пародистом мужественно выступили за скорейшее нравственное перерождение масс и четвертование оппозиции на Лобном месте. Закрытие продавшихся красным газет и телепрограмм было мудрено охарактеризовано как новая победа свободы слова в индивидуальных средствах массовой информации в отдельно взятой под охрану стране.
Жители же Мордатовки на сходе, не сообразив что к чему, однозначно поддерживали председателя сельсовета, который и впрямь был выпивохой и норовил упасть под стол президиума. Бабы также просили присутствующих тут же иностранных наблюдателей повысить закупочные цены на мясо и похлопотать насчет бензина.
По сведениям из источника близкого к окружению пресс-секретаря администрации 25-го вице-премьера: окруженный в Блеклом доме тремя рядами колючей проволоки ИО отца нации на брифинге при свечах заявил, что до включения в здании водопровода о переговорах речи быть не может и, хлопнув дверью, принял парад добровольческих войск на площади Растоптанной Свободы, чем вызвал панику в странах НАТО. Те в свою очередь пригрозили голубыми касками и беретами, если Советы в 24 часа не перейдут на рыночные отношения.
Вдохновленные дурным примером школьники одного из лицеев в знак протеста объявили предупредительную забастовку по физике, химии и другим негуманитарным предметам, отказались от прогнивших завтраков и в настоящее время ведут трудные переговоры с военруком.
Великий писатель Земли заявил на празднованиях в Цюрихе, что все это надо было делать еще в 1905-м году и тяжело вздохнул.
Первый бывший президент признался на допросе, что предвидел случившееся еще в 1987 году, но ни о чем не жалеет, хотя процесс прошел стороной, ох, да не той, не той...
Мафиозные структуры, не назвавшие себя, в своем официальном заявлении для свободной прессы проговорились, что они однозначно с народом, но не сказали с каким, и припугнули, что в один момент покинут страну вместе с ее долларовым содержанием, если кто-нибудь пикнет.
Женщина, назвавшая себя оптимисткой, недвусмысленно выразила горячую надежду на то, что теперь заживем; спекулянтов прижмут, зарплату повысят, квартплату — наоборот, бандитов всех переловят, цены станут божескими; а, вообще, у нее все хорошо, устроилась на вторую работу — в фирме полы мыть (на основной работе все время зарплату задерживают), ваучеры очень удачно определила, только что-то про проценты замолчали, но она крепко верит в это, как его, поэтапное улучшение, хотя газет из экономии не читает, а по телеку смотрит только «просто Марию», говорят, Бедный дом хотел ее отменить, я в нем сразу за это разочаровалась, хотя летчик мне очень нравится...ой, я что-то не то сказала? Но я верю, что правительство и лично не дадут ее семье помереть с голоду, ребяткам надо школу закончить, только вот проблема с армией: страшно, убивают там, вы передайте начальникам, чтобы они наших детишек пожалели...
Над Бедным домом, ослепленным мощнейшими прожекторами, вьюга раскручивала желтые листовки, краткий текст которых, слышный на всю округу, долбил громкоговоритель: «Рус, сдавайся... рус, сдавайся...» В ответ из разбитых, забитых мешками окон редкими короткими очередями били пулеметы и срывался хриплый голос: «Не пр-р-ра-а-ав! Не пр-р-ра-а-ав...»
Крестьяне Мордатовки выбрали единственно правильное из оставшихся решений: сдать все излишки зерна, сала, самогона, и девок новой власти в лице мотострелкового полка беженцев из столицы...
Возле Мавзолея шел грандиозный концерт. Великий артист дирижировал оркестром, хором, колокольным звоном, пушками, небом. Да здравствует Великая Родина! Дескать, да выздоровеет!!!
Часовые поста № 1 жаловались по команде, что им мешал слушать музыку холод и хохот, поднимавшийся из рентгеновских кабинетов мрачного подземелья.


28 сентября 1993 г.
2 октября «НГ» (Картбланш)
 

ПОСЛЕДНЯЯ ПОЛИТИКА
Рассказ недокомпетентного
 
 Я дам вам парабеллум!
 Ильф и Петров

С нашей судьбоносицей не то, что не до шуток, а просто голову можно потерять!
Сидим, как водится, в кабинете дворца, обмениваемся, решаем в покоях текущий вопрос, а на сердце — черт знает что. Нам же, несмотря на высокое положение, всех тайн не открывают, работаем, отталкиваясь от намеков и чувства самосохранения, а обстановка к ужину сложилась с одной стороны — кусок в горло не лезет, с другой — может, так и надо. Куда ни позвони — всюду занято или никто не подходит, а кто к нам прорвется, сразу в крик: «Кошмар! Чего делать?.». Мы однозначно успокаиваем: «С минуты на минуту все будет хорошо...» — на всякий случай изображаем невинность, дескать, сами ошалели от открывшегося хамства; а тем временем ждем, когда к нам придут и скажут, что можно и нужно класть конец взбесившейся сволочи, как мы ее охарактеризовали. Вот ведь Русь-тройка! Куда вывезет тебя кривая на этот раз? А вооруженный враг распоясался за пределы своей компетенции; милиция притворилась, что ее нет; толпа, которую всю неделю беспощадно разгоняли, внезапно взяла штурмом то, се и осадила кое-что, но ее там ждал сюрприз в виде шквального огня и все такое. В суматохе не понимаем: плановые эти мероприятия или вышедшие из под контроля, но чувствуем: вот-вот ситуация разрядится в сторону брат на брата и кто не с нами — от того щепки летят. Революционный такой по сути момент. Кто кого?
Тут стряслось долгожданное. Слышим: издалека уже двери хлопают, анфилады трещат, надвигается топот. С непривычки сердце остановилось: неужто супостат прорвался и охрана ему передалась? А вдруг? Переглянулись; те из нас, которые в погонах, приготовились пулю в лоб запускать, мы тоже залегли, но сообразили, что все-таки это избавление идет. И точно. Входит отец родной со сподвижниками. Торжественный, хмурый, глаза сверкают, зубы скрипят, пальто отшвырнул и говорит не своим от важности момента голосом: «Ну чта?» (Всегда он так, когда судьбоносица).
Мы поднялись и давай наперебой докладывать обстановку, намекаем, что супостат окончательно обнаглел и пора его фигурально мочить (мы так, конечно, не говорили, но имели в виду), иначе придется самих себя дезавуировать и признавать допущенные ошибки. Батяня прения прервал, его сподвижники посмотрели на нас как на грязь, а мы не успели обидеться, как он достал бумажку и рявкнул по ней: «Час пробил! Враг показал-таки свою долгожданную звериную сущность, теперь мы покажем свою! Бить будем легитимно, прямой наводкой! Кто колеблется — два шага назад!»
Мы, конечно, стали аплодировать, восхищаясь и крича: «Ура, давай, давай!» Самый близкий сподвижник, которого мы за эту близость недолюбливали и ненавидели, сказал презрительно в шутку: «Не время оваций!» — и возглавил судьбоносицу: директивы, танки, пайки, баррикады, оклады, склады, снаряды, квоты на водку и нефть..., то есть план № Х (это, когда сегодня — рано, а завтра — уже некому).
Не на шутку разыгралась самодеятельность: один предложил: «Я подниму интеллигенцию, буржуазию, банки, ларьки, создадим коммерческие дружины поддержки, раздадим патроны, будем противостоять и отстреливаться». Некоторые из зависти или, жалея цвет нации, высказались вразрез, насмерть разругались, но пришли к соглашению, что без подъема ярости масс расстрел супостатского логова может быть неправильно понят. Один, правда, нашелся умник (нам за него до сих пор стыдно): «Господа, как же так? Ведь среди супостатов полно иностранных журналистов, священнослужителей, живых людей...» Мы ему сгоряча как отрезали, что господ еще в 18-м году перевешали, то есть, что мы все в принципе в бога верим, но он нас простит (есть соответствующая договоренность), народ поймет, газеты поддержат (не поддержат позакрываем к чертовой матери) и, что даже самые отъявленные из интеллигентов на коленях молят о бомбардировке и изничтожении гада в корне и повсеместно. Полудурок этот опять задался провокационным вопросом: «Но там же, мать вашу, бабы, пацанята, старики, хоть и выжившие из ума на почве ленинизма, но живые!» А мы ему заткнули рот тем, что если супостат одолеет, то его, умника, первого всей семьей кверху ногами повесят и правильно сделают; он и примолк.
Из понятного любопытства включили подслушать трансляцию, чего говорят изверги в своем пресловутом бункере. Они подвергали критике всех и вся (от конгресса до своих коноводов) за все про все, ну и преступный авантюризм, исполнили хором: «Мы жертвою пали...», «Возьмемся за руки, друзья...» и опять завели старую песню о взятках и воровстве. Тут мы все повскакивали: «Как им не стыдно? это гнусная ложь, мы не воруем, мы — наоборот!» Батя мудро разрядил обстановку: «Воруем — не воруем, сейчас не в ентом дело... Несколько наших уже полегло... — сменил он скользкую тему; мы замерли на минуту, скорбя, — а ихних — без счета и ротозеев — тьма, душа болит...» Мы сели, перешептываясь кто про французскую, кто про американскую по сути революцию, про ту цену, которую хошь не хошь, а надо заплатить за народное счастье; вздыхая, пришли к выводу, что черт его знает, какая она эта цена.
Тут по радио «Эхо свободы» сообщили, что преданные танки — уже на подходе и в принципе как бы на самом деле однозначно на стороне народа; мы, не веря счастью, обрадовались, обнялись, перецеловались, передали привет родным головорезам и попросили беречь людей; но спать не легли, а так и координировали до самого утра, предчувствуя скорую победу, награждения и размежевание. Да, размежевание! Бойкие мысли звенели в светлое будущее. Оппозицию теперь придется изобретать из самих себя — без палок в колесах нашей колымаги с непривычки можно занестись в пропасть. Поглядывали испытующе друг на друга с затаенным вопросом: кто же из нас станет следующим супостатом?
Утро вечера мудренее; выпили кофейку, кто со сливками, кто с чем, покушали, послушали, что союзники по своим каналам сообщают: еще раз убедились — какие же они молодцы, хоть и трудно поддерживать, а они все поддерживают и поддерживают (насмерть перепугались нашенских фашистов; хорошо, что мы их загодя не пересажали, а идиоты — супостаты додумались под крыло принять эту мерзоту), санкционировали «добро» на пальбу. Включил телек, смотрим, как танки выстроились на изготовку, любуемся рекогносцировкой, точностью и согласованность залпов, а погода — как на заказ, видимость — стопроцентная; несмотря на кошмар происходящего — очень величественная картинка; вот она судьбоносица, неужто нам все это сойдет с рук? Удивил великий русский народ, который семьями прогуливался под пулями, прикрывая собой танковую броню. Сердце переполнялось тревогой и гордостью: с таким великим русским народом какие угодно преобразования проворачивать можно. Ближе к обеду по просьбе слегка ошарашенных послов с риском для жизни ОМОНа пришлось толпу любопытных отогнать, приступить к выносу пострадавших и переговорам о безоговорочной капитуляции.
Возмутил главный изверг: тем, что 1) не застрелился, как планировалось, 2) не встал как Бухарин на колени перед бывшими товарищами и 3) матерился как сапожник (мы сами не ханжи, можем тоже), но он поразил своей неинтеллигентностью: такой исторический момент, а он на весь мир — «мать-перемать», зовет дурень подмогу с неба... Хрена! Выкуси! Упустил свой шанс, милок, преувеличил роль своей личности в этой истории, поймался на наживку, орал ведь про штурм; теперь не знаем, может, в последний раз тебя, сокола, слышим; а ведь, кажется, еще вчера выпивали вместе, думали-гадали как животноводство поднимать, не с теми связался, истребитель, а то б сейчас с нами «Наполеоном» угощался; вот тебе твой Тулон, Бонапарт вшивый, Чертов мост, Бородино, «ребята, не Москва ль за нами...»
Потом считать мы стали раны... ужаснулись, сбились... Решили и всем в назидание подонству рекомендуем ЗАБЫТЬ. Изверги — там, где им и положено быть; тех, кто попал под колесо этой жуткой истории, похороним без разбора — наши, не наши; они, сколько бы их сверхсекретно не было, уже дают показания Господу Богу, их не остановишь и не восстановишь...
Главное: МЫ-ТО ЖИВЫ, так что поехали дальше.
ВСЕ НА ВЫБОРЫ НАС! ЖИВО!
Это не шутка. Мы готовы на все, чтобы сделать свалившееся на нас счастье общедоступным. Чего греха таить, мы ухватим вожжи этой вечно брыкающейся (по глупости и пьянству) чудо-тройки своими чистыми до блеска руками, да так цепко, что ей некуда будет деться, кроме как переть вперед туда, где после упорного труда поджидают доходяг молочные реки, кисельные берега, выплывают лебеди, зимуют раки, фаршируются щуки, Макар гонит телят и черт его еще знает что...

ноябрь 1993
«Век» январь 1994г.
 

С Т Р А Ш Н Ы Й Ш У Т

Еще немного и я выйду на большую эстраду.
Еще чуть-чуть и я выйду на эту громадную эстраду, чтобы выболтать все, что подступило к горлу.
Я еще не вышел, а меня уже ждут; страх как ждут. Слышно, как трещит электричество в софитах, в зале — растущее напряжение, кто-то самопроизвольно хрюкнет, гоготнет, его одернут, и опять тишина. Присутствующие в партере первые лица натягивают приготовленные загодя мудрые улыбки, — они нервничают, — не знают, что я ляпну на этот раз. Тихо. Стоят заводы, транспорт, войска. Электорат приник к прямой трансляции, ждет, чувствует, что я никого не оставлю без доброй шутки и отдуплюсь по полной программе. Космонавты наладили прямую связь — не хотят меня в записи, хотят в живую; привет, ребята, я не забуду вас в безвоздушном пространстве презрения к науке. Единовременно прерваны многочисленные съезды, запои, военные действия; враждебные бомбардировщики рядышком, пристроив друг друга на мою волну; держитесь, хлопцы, я всех вас помирю. Радиолюбители вылавливают мои позывные в местах столь отдаленных, что и речи нет о рыночных отношениях и диких налогах на товаропроизводителей...
И все хотят знать правду: как им жить дальше. Как и сколько? Сколько можно? с кем? Ведь надоело валять дурака! И не надо! Я это сделаю за Вас! Я сведу в шутку такое, от чего кровь стынет в жилах, душераздирающий хохот сметет все, что я считаю нужным, не нужным, вредным; кое-кто сдаст оружие, награбленное, завравшихся дружков, кого-то на руках вынесут из зала и спустят по служебной лестнице со всеми вытекающими под следствие подробностями.
Братья и сестры, земляки, начальство! Хоть и звери вы подчас, крокодилы, поросята, кролики, но я не на шутку задумался о вас. Все, кто не верит надвигающемуся счастью, кого бьет дрожь дурных предчувствий, не бойтесь! Я бесстрашно доведу вас до абсурда, обналичу скрытый смысл, вскрою то, что мучит вас кошмарными ночевками. Вы будете смеяться, но я достану вас хохмами, зарежу острым словом, замучу приколами: пришла пора обставить жизнеутверждающим смехом жуть происходящих позитивных процессов, шуткой принудить к добровольному созидательному труду всех: от периферийных алкашей до столичных нуворишей и бомжей.
Меня объявили! И я никуда не денусь и выйду во всем блеске своего шутовского наряда и внутреннего мира. Я готов! Во мне шипит и клокочет яростный кураж, замешанный на бескомпромиссной любви к женщинам, детям, народу и ненависти к его все увеличивающемуся недостатку...
Но что это? Что стряслось с изнемогшим от ожидания залом? Кто тот слабак или провокатор, который без предупреждения заржал неудержимым лошадиным и-го-гоготом? К нему присоединились следующие заразившиеся звонким нервным смехом. Господа, остановитесь, я еще не вышел! Поздно! количество расколовшихся очень скоро достигло недопустимого предела и взорвало зал обвальным общим грохотом. Стойте! Не надо оваций! Стыдно! В стране — разруха, разброд, профессура торгует колготками, в деревнях спиваются самородки, политиканы судорожно улучшают жизнь народа, начиная с себя; банкротства, забастовки, старость, денег нет сперва на лекарства, потом на похороны...
Это не смешно, черт вас побери! Отключите трансляцию! Элита как с цепи сорвалась! Находящиеся в партере сановники донельзя обескровленные муками совести, потеряв ее, остатки в борьбе за власть, умирали от смеха над горькой судьбиной. Предупреждая негативные судебные процессы рядом корчились спонсирующие денежные мешки. Животные колики повалили избранную народом публику на пол, в проходах ползли суперзвезды, ненавидящие друг друга партийные структуры, одуревшие от прозрений интеллектуалы, мальчики из охраны, соответствующие им девочки, воры в законе; на них валились хохочущие стремящиеся в элиту люди попроще...
Молчать! Я еще не высказал ни одного соленого подтекста, пальца не показал, но известные своей недоступностью дамы, господа, товарищи срывали с близлежащих одежды, упоенно отдаваясь жизнерадостному баловству. Репортеры, которым бы все это брать на карандаш и снимать для истории, внезапно позабыв профессиональную этику, пустились в общую роящуюся кашу, объясняя это желанием быть в гуще. А гуща множилась, слоилась, копошилась, насыщаясь окончательной свободой. Любящие пострелять стали, испытывая восторг, это делать; сперва в воздух, потом друг в друга. Кто-то из захвативших с собой динамит, шутя, затеял взрывы, которые дополнили хохотливые вопли и стрельбу. Смеясь, расставаясь со своим прошлым, настоящим и будущим, публика гроздьями взмывала к потолку и через пробитые снарядами прорехи улетала к...
Представленная картинка настолько потрясла меня, что я вышел вон, в сердцах швырнул тексты своих шуток в сторону и пришел к неутешительному выводу, что присутствие мое на большой эстраде чрезмерно, более того недопустимо.

 «Литературная газета»
 13 апреля 1994