Верность.
«Сколько тайн вокруг нас и в нас! Уму непостижимо! Бермудский треугольник, летающие тарелки, снежный человек, египетские пирамиды, полтергейст. Какой разгул фантазии для любознательного человека. Какой простор для исследователей. А если задуматься – страшно становится, как Робинзону, узнавшему, что его остров посещают людоеды. Бермудский треугольник, в котором бесследно исчезают корабли и самолеты, летающие тарелки с любопытными командами, ворующими людей и проводящими над ними эксперименты, египетские пирамиды с проклятием фараонов и погубившие археологов, пытавшихся проникнуть в их тайны, вскрыв гробницы. Говорят, что и «Титаник» утонул, потому что тайно вез мумию фараона. А вскрытая гробница Тамерлана, который обещал неприятности, если нарушат его покой, и выполнивший свое обещание. С покойниками вообще лучше дел не иметь. Страшно… Человеку, у которого в квартире летает посуда, мебель двигается сама и горят шторы с телевизором, не до веселья. И туриста, который встретил в горах лохматого человека с босыми ногами пятьдесят первого размера, не потянет на шутки. Почему-то все тайны не предвещают ничего хорошего, которого и так никогда не бывает в изобилии. А тайны в нас! Нашли у человека какую-то ауру, без которой жить невозможно, а она постоянно деформируется, истончается вплоть до появления дырок и тут же появляются умельцы готовые за определенную мзду отремонтировать, залатать, почистить и вообще привести ее в порядок. Мало человеку проблем, так у него еще и ауру нашли, о которой надо заботиться, а как заботиться, если аура не автомобиль и не знаешь, когда она сломалась. И передача мыслей на расстояние возможна, а значит, их может получить тот, кому они не предназначаются. К тому же, не все мысли хочется передавать, а как скроешь, если все научатся читать их, как газету. Что там аура, когда пишут, что имеется какое-то информационное пространство, в котором накапливается вся информация. Надо полагать, туда улетает информация в виде мыслей человека, а значит там хранится информация обо всех событиях, так как любое событие сопровождается мыслительным процессом. То, что мысль материальна, доказывать не надо, мысль – это обыкновенное электричество, электромагнитные волны, только лампочки от этого электричества не горят. Когда в электрическую сеть дают повышенное напряжение, сгорают предохранители, то же самое произойдет с мозгами, если нагрузить их сверх меры. Попробуйте мысленно представить себе бесконечность Вселенной. Вот вы летите с бешеной скоростью, выше скорости света, а мимо вас проносятся звезды, планеты, черные дыры, галактики, а вы все летите, летите, летите … Летите вечно, а конца все нет и нет. Представьте себе этот полет, как будто вы стремитесь все-таки долететь до края, и ваши предохранители сгорят без последующей замены. Представить бесконечность Вселенной невозможно, поверить можно, а представить нельзя. А может у нее есть конец или край? Кто доказал, что она бесконечна? Во всяком случае, в том виде, как пишут ученые. В свое время ученые говорили и писали, что Земля плоская и Солнце вертится вокруг нее, а потом оказалось, что они не правы. Конечно, для людей Вселенная неизмеримо громадная, но сами люди такие маленькие. Возможно и края, как такового, у Вселенной нет. Если в очень большой стеклянный шар запустить муху и если она долетит до поверхности, то муха будет ползать бесконечно долго, но не доберется до края и будет думать, что ее мушиная Вселенная бесконечна. Возможно и наша Вселенная где-то кончается, но граница не твердая, как в шаре у мухи. И таких шаров несчетное количество, и все они являются крохотной частичкой, составной частью чего-то более крупного, как атом является составной частью стула, но стул имеет границы, а сидя верхом на атоме, их никогда не увидеть. Хватит о Вселенной, предохранители уже нагрелись. А что же с информационным пространством? Если мысль материальна, она не может исчезнуть бесследно. Школьникам известно, что материя никуда не исчезает, а переходит из одной формы в другую. Мысль, вылетевшая из головы человека в виде волн, должна где-то сохраниться в той или иной форме. Значит идея об информационном пространстве совсем не бредовая. Непонятно только – пространство безгранично или окружает в виде поля Землю? Некоторые люди могут получать из него информацию, а особо выдающиеся, вроде Нострадамуса и Ванги, вполне достоверно предсказывали будущее. А предчувствия, которые сбываются? Это не предчувствия, а информация, полученная непроизвольно. Но как они узнают о будущем? Скорее всего, информация поступает в пространство постоянно и распространяется в нем мгновенно и у него нет связи со временем, поэтому люди жившие сотни лет назад, находятся в том же самом информационном пространстве, что и мы, а некоторые из них могли узнавать из него о событиях в будущем. Из него можно узнать и о событиях в прошлом, но прошлое интересует людей гораздо меньше. А если информационное пространство безгранично и едино, а не окружает только Землю, значит, из него можно почерпнуть сведения о других цивилизациях, живущих и живших на других планетах нашей Вселенной. Хорошо бы пользоваться этим пространством, как библиотекой, а с другой стороны, спокойнее жить, ничего не зная о будущем. А что будут делать ученые, если всю информацию можно получить, не напрягая мозги? За что им деньги платить? Не зря Нострадамус зашифровал свои предсказания, а другие были весьма скупы на них. Надо честно признать, что жить интереснее, когда есть какие-то тайны».
Петр Семенович отложил книгу и энергично потер лоб. «Возьмешь книгу, чтобы развлечься и отдохнуть, а вместо этого полное расстройство – крыша уезжает» - недовольно подумал он. «Что читать? Одни примитивные детективы и боевики с мускулистыми героями в одиночку побеждающими мафию. Чтиво для ленивых мозгов». Еще он иногда видел у жены дамские романы, но никогда не открывал даже их обложек, считая полной деградацией чтение подобной литературы. Он сидел в беседке, заросшей вьющимися растениями, заслонявшими от солнца, но пропускающими прохладные порывы ветра. Беседка с мягким креслом располагала к приятному спокойному отдыху и свободному полету мысли. У его ног лежал Тимофей – русский спаниель. Восемь лет прошло с тех пор, как Петр Семенович принес домой лохматый и ушастый клубочек. Со временем игривый щенок превратился в спокойную взрослую собаку с постоянно грустным взглядом. Его хозяин не был охотником и возможно поэтому грустный взгляд появился от нереализованных охотничьих качеств. Тимофей, как и положено спаниелю, в душе был охотником, но никогда и никто на охоту его не брал, поэтому он очень смутно представлял себе образ жизни, достойный его призвания, но он точно знал, что его жизнь должна была бы проходить совсем иначе. Чувство чего-то недостающего особенно остро пронзало его на прогулках с хозяином по берегу реки или в лесу, где взгляд его оживал и лучился, а по возвращению домой снова становился печальным. Его любила вся семья, а особенно дочь, которая была на два года моложе своего любимца и росла под его присмотром. Тимофей любил их всех, но хозяин у него был один. Стоило Петру Семеновичу вернуться домой, как Тимофей уже не отходил от него. Когда хозяин ложился вздремнуть, его верный друг устраивался рядом на полу и никого, кроме членов семьи, не подпускал к нему, тихим рыком предупреждая о небезопасности вторжения в покой хозяина.
Петр Семенович посмотрел на часы. Пора ехать в Москву. Надо было отвезти накопившееся белье, на даче не было стиральной машины, поэтому проще было постирать его дома, а потом привезти обратно. К тому же кончились кое-какие продукты и необходимо пополнить запас. Он погрузил на заднее сиденье пакеты с бельем, а переднее заняла дочка. Ей надоело сидеть на даче, и отец согласился взять ее с собой. Пусть прокатится. Едва он завел мотор, чтобы прогреть его, как к открытой дверце подскочил Тимофей и стал с рычанием стаскивать за платье девочку с сиденья. Подчинясь силе она вышла из машины, а ее место тут же заняла собака.
- Тим, что ты себе позволяешь? – спросил удивленный Петр Семенович. – Ну-ка, пошел из машины!
Тим не прореагировал на его слова. Еще более удивленный хозяин замахнулся на него кулаком и лишь тогда Тимофей нехотя покинул сиденье.
- Что с ним? – спросила жена, вышедшая проводить мужа с дочкой. Девочка заняла освободившееся место и опять Тимофей стал сгонять ее. – Что это сегодня нашло на него?
- Понятия не имею. Какая-то блажь вперла ему в голову. Может у него в Москве тоже какие-нибудь дела?
- Ладно, пусть едет с тобой. И сиденье уже испачкал. Танечка, выходи, останься на даче. Сегодня Тим поедет с папой.
Как только Таня покинула машину, Тимофей запрыгнул на сиденье, лег и положил голову на лапы. Муж с женой удивленно переглянулись, а огорченная Таня пошла на участок, пытаясь созревшей клубникой поправить настроение. Петр Семенович захлопнул дверцы и выехал с участка.
По шоссе мчались машины. Шуршали шины, в открытые окна врывались тугие волны горячего воздуха. Полдень. В выходной день шоссе полупустое, поэтому некоторые обладатели мощных моторов не отказывали себе в удовольствии прижать педаль газа посильнее. Какой-то тяжелый джип пошел на обгон и чего-то не рассчитав, в лоб ударил встречный «Москвич». Водителя джипа спасла подушка безопасности, а водитель «Москвича» и спаниель, сидевший рядом, погибли мгновенно.
Память.
Две женщины разговаривают сидя на своем рабочем месте – за кухонным столом. Одна, судя по халату, хозяйка, а другая в брючном костюме, ее гостья. Хозяйка выглядит моложе, она еще не дотянула до сорока, ее подруга, по-видимому, года два-три назад перевалила сорокалетний рубеж. Хотя в наше время судить о возрасте женщин, не заглядывая в их паспорта, занятие безнадежное - математики отдыхают. На обеих минимум макияжа. Фигуры сохранились настолько, что талию видно невооруженным глазом. Время очередной кормежки представителей прожорливого мужского племени еще нескоро, поэтому они без помех могут предаваться приятной беседе за чашкой чая с тортом. По своей приятности такие беседы стоят на втором месте после прогулок по магазинам с целью приобретения любых товаров легкой промышленности, которые можно на себя надеть или обуть. И если мужчине не придет в голову ходить по магазинам и примерять дорогую обувь, имея в кармане денег не больше, чем на пару бутылок пива, то женщины почему-то получают удовольствие, крутясь перед зеркалом в вещах, которые они не собираются покупать в ближайшие два-три года. Глядя в это время на женщин, ясно понимаешь, что коммунизм - это миф и придумали его мужчины, потому что лозунг «каждому по потребностям» не имеет никакого отношения к женщинам. Потребности женщин настолько безграничны, что не хватит бумаги, чтобы напечатать деньги для удовлетворения хотя бы части их, но надо честно признать, что не все их потребности можно удовлетворить за деньги. Впрочем, вернемся к женщинам. Гостья положила себе на тарелку кусочек торта, от которого осталась уже половина, что говорит об отсутствии у подруг мании похудеть любой ценой, и продолжила разговор:
- Как твои ребята? Учатся?
- Они в порядке. Костя навещает по выходным, пьет с отцом пиво, а Мишка учится на капитана, очень доволен.
- А Николай?
- У него постоянный репертуар. Поел и прилег на тахту передохнуть перед телевизором. Подремал, встал и опять что-нибудь поел.
- Правильно, какие у мужиков заботы.
- Цари природы, примитивные амебы в брюках. У них самое возвышенное чувство – это чувство голода. А когда ему становится скучно, он начинает прикалываться ко мне или к Мишке. Ну, например, я переодеваюсь в комнате, а он как заорет: «Мишка, иди сюда! Мама эротику показывает!». Я ему: «Ты чего орешь?», а он мне отвечает: «А ты чего телевизор задницей загородила?».
- Николай хоть иногда тебя развлекает, а от моего не дождешься.
- Да, с ним не соскучишься, потому что никогда не знаешь, что от него ожидать. В выходные может принести кофе в постель, а через пять минут увидит на столе женский роман и ехидно интересуется количеством и качеством моих извилин в голове. Я ему говорю: - все мужики бесчувственные козлы, - а он отвечает, что все бабы мечтательные дуры. Вот и поговори с ним. Ой! Совсем забыла свежий чай заварить, наш кончился. С памятью плохо стало. Наверное склероз.
- Ты на память не жалуйся, в нашем возрасте рановато на нее пенять, хотя она иногда такие штучки выкидывает, что не знаешь в каком углу спрятаться, - сказала гостья.
- Да я особенно на нее не жалуюсь, просто у меня забывчивость какая-то однобокая, я от нее не страдаю, но вот мужа она раздражает. Когда он утром встает и, опаздывая на работу, не находит чистую рубашку или носки, лучше сразу куда-нибудь сбежать, потому что какое-нибудь торнадо, разрушившее пол-Америки, покажется тебе легким ветерком в жаркий летний полдень, если останешься дома, чтобы выслушать его мнение.
- Сама виновата. Чаще бы заглядывала на его полки с бельем.
- Ну конечно! У меня дома других забот нет, как шарить по его полкам. Это ему хорошо. Поел, прилег на диван и смотри «О, счастливчик!». Мечтает, как бы он лихо ответил на все вопросы и отхватил миллион. А я помотаюсь по магазинам, потом покручусь на кухне несколько часов и поневоле забываю о полках с его трусами и носками. Мог бы и напомнить, не развалился бы.
- Забывать плохо, но иногда еще хуже вспоминать. Не вспомнила бы и жила спокойно.
- А что такого плохого ты вспомнила?
- Сейчас расскажу. Я для того к тебе и пришла. Вчера еду с работы в метро, смотрю -рядом мужчина стоит, одет прилично, на ногах туфли дорогие, о часах уж не говорю. Я еще подумала, что такие мужчины редко ездят в метро, они предпочитают собственный автомобиль.
- Понятно, глаз на него положила. Красивый?
- Не в этом дело. Пригляделась, а лицо мне кого-то напоминает. Я его не сразу узнала, много лет прошло, но вспомнила быстро. Много лет назад у нас с ним был роман, если сказать точнее – любовь была.
- Ты мне о нем не рассказывала.
- Как-то повода не было. Мы встречались года два, потом он сделал мне предложение, а я отказалась.
- Ну и дура. Если вы любили друг друга, то зачем отказываться?
- Мне с ним было хорошо, но вот для семейной жизни он мне казался неподходящим. Понимаешь, он был какой-то несерьезный, слишком легкомысленный. Идешь с ним куда-нибудь, а он все глазом косит в сторону длинноногих вертихвосток. Или накупит какой-то ерунды, каких-то железок, деталей, мастерит что-то и сидит месяц без денег, а иногда пропадет недели на две и с собаками его не разыскать. В ответ на все вопросы только шуточки.
- Ну и что? Нормальный мужчина. Не пьяница?
- Нет, как теперь говорят – без вредных привычек. С ним, конечно, весело было, но выходить замуж за него, строить семью, я считала делом абсолютно бесперспективным. Молодая была, разборчивая. Планы строила. О будущем мечтала.
- У нас так бывает. Строишь одно, а получается совсем другое. Строишь светлый дворец, а живешь в сарае без электричества с туалетом во дворе. Вот мой – валяется сейчас на диване. Он в этом «Счастливчике» почти всегда с легкостью доходит до второй несгораемой суммы, отвечает раньше игрока. Я его спрашиваю: «Если ты такой умный, то почему лежишь здесь, а не сидишь там?», а он отвечает: «Еще чего, буду я им звонить». Вот и построй с ним дворец, когда он дачу который год достроить не может. Ну, рассказывай, что дальше с твоим мужиком было.
- Отказала я ему, хотя и переживала долго, да и он не сразу оставил меня в покое. Еще какое-то время продолжали встречаться, вероятно, он надеялся, что я передумаю. Видимо он все-таки любил меня.
- А ты его?
- Да я сама не могла понять. Видно любила, но не очень сильно.
- Что дальше в метро было?
- А в метро он тоже не сразу меня узнал. Я ведь, как и он изменилась за эти годы. Он случайно посмотрел на меня и взгляд у него замер. Когда узнал, глаза разгорелись, заулыбался, видно не совсем меня забыл. Он очень торопился, ему надо было на следующей остановке сходить, поэтому успел только сказать: «Нам надо обязательно встретиться, столько лет прошло, столько всего изменилось. Нам надо о многом поговорить. Позвони мне обязательно и поскорее. Я буду ждать». Он поискал визитную карточку, не нашел и вырвал из записной книжки листок, на котором записал телефон. Когда он писал, я обратила внимание, что у него обручальное кольцо на левой руке. И вот я теперь второй день мучаюсь – звонить или не звонить.
- Чего мучиться? Возьми и позвони.
- Я сначала так и хотела сделать, а потом задумалась.
- Что тебе пришло в голову?
- Ты знаешь, как мы живем с мужем. Осточертели друг другу, у дочери теперь своя семья, я ей уже больше не нужна. Боюсь, что если он позовет меня, я брошу всю эту тягомотину и уйду к нему, а он, судя по его виду во время разговора, не просто из вежливости телефон мне оставил.
- Да, задачка, просто так не решишь.
- Понимаешь, хочется чего-то такого, неординарного, хочется свежей струи в этой мутной реке жизни. С другой стороны, я уже не девочка и решиться на такой шаг довольно сложно. Надо пересилить себя, а мне страшно, я уже привыкла к такому образу жизни.
- Мы, как лошади. Запрягли нас в телегу и везем всю жизнь. Вся разница в том, что лошадь иногда останавливают и распрягают, да и на лужок попастись ее выводят. Послушай, Таня, мне кажется, что стоит позвонить. Может тебе повезет. Должно повезти. Не все же тянут телегу без передыха. Некоторых вообще не запрягают, на лужайке порезвиться дают и в ночное регулярно выводят.
- Не могу решиться. Я даже его телефон еще не посмотрела, боюсь, что если достану, то непременно позвоню. Трудно ломать стереотип и чем старше становишься, тем труднее.
Опостылело все, Маша. Хочется хоть какого-нибудь счастья. Много ли женщине надо?
- Надо много, но где взять? Тут другое. Видимо он человек обеспеченный, поэтому есть риск попасть из развалюхи телеги в золоченую карету, но опять же в качестве лошади. Хрен редьки не слаще. Но я бы на твоем месте все же рискнула.
. - А если он из вежливости телефон дал? Может ему просто интересно со мной поболтать, узнать, как я живу?
- Как же! Стал бы он тогда тебя уговаривать обязательно позвонить и поскорее. Сказал бы коротко: «Позвони как-нибудь». И дело с концом. Нет, ты права, у него были определенные намерения. С другой стороны – что ты теряешь? Абсолютно ничего. Вот телефон, звони прямо сейчас.
- Не знаю, была бы ты такая решительная на моем месте, а я второй день места себе не нахожу.
- Если не решаешься, давай для храбрости по рюмочке ликера выпьем. Мужики всегда выпивают, когда у них возникают проблемы.
Маша приносит неполную бутылку ликера, они выпивают по две рюмки, закусывая тем же тортом.
- Ну что? Легче стало? Мужики в этом деле толк знают. Еще выпьем или будешь звонить?
- Да надо решаться, чего тянуть.
Таня берет сумку, достает сложенную вдвое записку, разворачивает, читает. На лице, до этого отражавшем все оттенки переживаний, появилось удивление. Она долго смотрела на записку, потом молча протянула ее подруге. Та прочитала и воскликнула:
- Что тут особенного! Обычный московский номер и подпись в конце – Володя.
- Все правильно, но звонить уже не надо. – Таня кивнула в сторону записки.
- Но почему? Что вдруг изменилось? Я тебя не пойму.
- Того, о ком я тебе рассказывала, зовут Сережа.
Все-таки интересно, много ли нашей женщине надо?
Ухмылка Фортуны.
Эта история произошла в те давние времена, когда по улицам Москвы бегали тысячи машин с зелеными огоньками и бродили сотни тысяч приезжих с широко раскрытыми глазами. Боже мой! Они увидели изобилие – три-четыре сорта колбасы и два-три сорта сыра в магазинах и представьте себе – мясо. Правда, с костями, но в их далеких краях даже говяжью печень давали только детям по рецепту врача в аптеках. Это были времена, когда по закону не работать было нельзя, а пол молодых людей можно было определить, не раздевая их. Когда самым уважаемым человеком в районе был не бандит, а мясник. Когда была уверенность в завтрашнем дне и не было никакой рекламы на телевидении. Когда на пенсию можно было жить, но нельзя было жить хорошо ни на пенсию, ни на зарплату, но, тем не менее, была очередь на покупку машины, но зато не было автомобильных пробок. Когда одна и та же вещь во всех магазинах стоила одинаково, а во всех газетах печатали одно и то же. Когда Москву строили не иностранцы из независимой Украины, а лимитчики, которые и заселяли больше половины построенного жилья. Когда главным в жизни была духовность, а не деньги, потому что у большинства не было денег, а в магазинах того, что на них хотелось купить. Когда людей призывали догнать Америку, а они спешили по своим делам. Впрочем, хватит политики. Человек, которому не платят за политику, не должен обращать внимания на нее. И как бы не менялась жизнь, как бы не менялись люди, есть нечто такое, что не меняется.
Эта история произошла с двумя молодыми людьми. С Борей и Леной. Двадцатипятилетний шатен, рост метр восемьдесят, с карими глазами, без особых примет. Это значит, что ничего особенного в его наружности не было. Не красавец, но и не урод, просто симпатичный парень. Если Автор и начал с молодого человека, а не с его подруги, то не из-за отсутствия уважения к даме, просто ему кажется, что равенство в правах несколько утомило разумных женщин и им не всегда хочется быть наравне с мужчиной или даже впереди его. А с чего началось равенство? С того, что женщины забрали у мужчин всю одежду, но женщина в брюках, в мужских ботинках и с короткой стрижкой еще не мужчина, а молодой человек, позаимствовавший в ответ сережки и хвост на голове, еще не девушка, но и на мужчину уже мало похож. Поэтому удивляют недоуменные восклицания женщин: «Куда пропали настоящие мужчины? Где рыцари?». Им невдомек, что мужчина является рыцарем только по отношению к более слабому, а существо, не отличающееся от него по внешнему виду, не выглядит более слабым. Где рыцари? Драконы есть, а рыцарей нет, потому что исчезли благородные слабые дамы и вместо них появились равноправные партнеры. Но необходимо вернуться к нашей девушке. Лена была на пять лет моложе и на пятнадцать сантиметров ниже Бориса. Приятный овал лица с пухлыми губками, с голубыми глазами цвета теплого летнего неба. В фигуре изъянов не было. Все, что должно быть прямым, было прямым, а все, что должно быть выпуклым, было выпуклым. Все на своем месте, в нужном количестве и необходимой формы. Природа щедра и не разменивается на мелочи, поэтому, создав удачную работу в целом, она может маленьким штрихом испортить свое достойное произведение. Взять, к примеру, нос. В масштабе всего человечества нос мелочь. А для конкретного человека? Для молодой девушки? Для любой молодой девушки нос не мелочь – каждая подтвердит. Если форма его, мягко говоря, не безупречна, то он может доставить немало грустных минут и, к сожалению, не одной владелице. «При чем здесь нос? Выискался новый Гоголь!» – воскликнет нетерпеливый читатель и будет не прав. Вот почему - Лене не повезло, ей достался нос далекий от мировых стандартов. Нос не талант, лучше, когда он самый обычный, а не выдающийся. У Лены нос был уточкой – вытянутый, на конце расширенный, утолщенный да еще вдобавок чуть раздваивающийся. Та самая ложка дегтя, которая испортила бочку меда. Будь он у мужчины, на него никто бы особого внимания не обратил, а девушки прекрасно поймут Лену и ее чувства, когда она смотрелась в зеркало.
С описанием молодых людей можно покончить и двигаться дальше и побыстрее. Впрочем, куда спешить? Человек спешит, спешит, спешит и когда приходит желание остановиться, хорошенько оглядеться по сторонам, вдруг выясняется – со зрением плохо, обоняние подводит, слух слабоват, да и стоять тяжело, а лежа, что увидишь?
Они работали в одном учреждении. Их профессии и занимаемые должности в данной истории не имеют никакого значения. Или рассказ о любви, или о трудностях с выполнением квартального плана. Ни к чему смешивать производственные отношения с личными. В этом учреждении был довольно большой коллектив, в котором преобладали представительницы прекрасной половины. Боря очень нравился Лене и не ей одной, поскольку он был недурен собой, прост в общении, не лишен чувства юмора, а самое главное – он был холост. Любая девушка, желающая приобрести его в собственность, располагала шансами и верой в победу. Лена, болезненно относившаяся к своей внешности, приуменьшала свои возможности и конкурентоспособность по сравнению с другими претендентками. Тем не менее, она не теряла надежды и нескольким молодым людям, толкавшимся возле нее, считавшими, что небольшой недостаток с лихвой компенсируется всем остальным, готовыми разделить с ней ложе и даже место у кухонной плиты, категорически отказывала и не столько в первом, сколько во втором. Она ждала своего часа. Некоторые девушки, не желая ждать, стараются сразу взять быка за рога, но они не учитывают, что не всякого быка за рога возьмешь, не любят быки этого.
Ее время пришло. Однажды на даче у Лены собралась компания с работы отметить очередной праздник. В числе приглашенных хозяйкой был и Борис. Как водится, на столе присутствовало обильное питье и не менее обильная закуска, после застолья гремела танцевальная музыка. Ближе к ночи, утомленные гости разошлись, а Борис задержался, беседуя за журнальным столиком со своим приятелем. Поскольку они переставили к себе кое-что с общего стола, время летело незаметно. Когда они собрались уходить, оказалось, что общественный транспорт уже не ходит, и Лена предложила Боре и его приятелю с подругой остаться ночевать. Хозяйка постелила им в разных комнатах, а утром Борис и Лена проснулись в одной кровати. После этой вечеринки наши герои объединили свои усилия для нескучного проведения свободного времени как днем, так и ночью.
Незаметно прошел год. В их отношениях не произошло изменений. Боря не был легкомысленным повесой и оставался верен своей подружке. Постепенно он привык к ней, привык, что она всегда рядом. Ему нравились ее кулинарные способности, хозяйственность и независимость суждений при том, что его мнение главенствовало – немаловажные факты для мужчины. Он был не слепой, поэтому не мог не заметить чувства Лены к нему, которые кроме как любовью назвать ничем иным было нельзя. Все эти обстоятельства вызывали иногда у него желание закрепить их отношения юридическим актом, но существовал барьер, который он не мог преодолеть. Единственным препятствием к решительному шагу оставался пресловутый нос. Борис никак не мог к нему привыкнуть и как только представлял, что он будет сопутствовать ему всю оставшуюся жизнь, так искры благих намерений сразу гасли. Состояние известное. В медицинской науке оно называется идиосинкразией. От знания термина жить не легче. Сам бы он стерпел, но ему постоянно казалось, что все окружающие и даже прохожие с неодобрением смотрят на нос его подружки. Против общественного мнения идти трудно и не каждому дано. Надо признать, что в данном случае его внешний вид не соответствовал его поведению. При внешности, не лишенной мужества, на самом деле наш герой оказался не Геракл, не все подвиги ему под силу. С другой стороны, нетрудно очистить конюшни под одобрение окружающих и за аккордную работу получить мировую славу в веках. Попробовал бы Геракл чистить конюшни каждый день, в любую погоду хотя бы до пенсии, а жена остается и после пенсии, когда красота меркнет и появляются яркие сполохи недостатков.
Почему-то девушки питают слабость к одноразовой одежде в виде длинного белого платья, белых перчаток по локоть и фаты. Не отличалась от сестер по полу и Лена. Ей так не терпелось облачиться во все белое, что она как-то не выдержала и довольно недвусмысленно поинтересовалась планами Бориса на ближайшее будущее. Она совершила непростительную ошибку. Каждый мужчина в душе охотник и потому не любит, чтобы охотились на него. При виде поднявшегося на дыбы медведя охотник послабее убегает, хотя убегать от медведя бесполезное занятие, тот же охотник, чьи нервы покрепче, стоит насмерть, вплоть до рукопашной. Размолвка длилась долго, но поскольку им уже не доставало друг друга, они помирились, и Лена – девушка в меру умная – сообразила о своем промахе и сделала для себя выводы, имевшие отношение к быку и его рогам.
Трудно сказать, чем бы кончились их взаимоотношения, если бы обстоятельства не заставили Бориса уехать на новую работу в далекий северный город. При прощании он обещал сообщить новый адрес и приехать к ней в первый же отпуск. Она еле сдерживала слезы, потому что верила сердцем и не верила умом. Испытание временем и расстоянием выдерживают не все.
Прошло три долгих года. За три года не пришло ни одного письма. И никто не знал где он живет. Она продолжала ждать. Время излечивает горе и очень редко любовь. Все эти годы Лена жила прошлым, жила воспоминаниями о том замечательном времени, когда ей было хорошо, легко и весело, а теперь казалось, что так хорошо уже больше никогда не будет. Наиболее долго сохраняется в сердце любовь, которая не завершилась браком, недаром все легенды о безумной пылкой любви молодых, включая Ромео и Джульетту, кончаются их ранней смертью. Вероятно там, где начинается быт, кончается любовь. Эта мысль принадлежит авторам, которым видимо не повезло с любовью. Лена ждала. Надо сказать, что наиболее настырные молодые люди считали свои шансы возросшими после отъезда соперника, но Лена не разделяла их мнения.
Прошло три года. Борис прилетел на один день в командировку в родной город и сразу с утра занялся делами. Благодаря предварительной договоренности быстро решил все вопросы в министерстве, но зато пришлось повозиться с поручениями. Как и всякого отъезжающего в столицу, его снабдили длинным списком жизненно необходимых вещей, которые можно купить только в Москве, хотя Борис и убеждал приятелей и их жен в ложности подобной информации. Ему не верили. Раз где-то что-то производится, значит должно где-то и продаваться. А где, если не в столице? В родном городе он превратился в мечущегося по магазинам приезжего. Кое-что купил, некоторые вещи и искать не стал. Последняя покупка в списке не значилась. Он решил достать торт «Птичье молоко» на день рождения жене своего товарища. На пернатых она насмотрелась достаточно - от летающих до фаршированных орехами. Чего-чего, а разнообразных птиц на севере хватает, но птичьего молока пробовать ей не доводилось. По старой памяти Борис доехал на метро до «Аэропорта» и там, в ресторане лестью и подкупом добыл подарок. Заодно он решил оставить в камере хранения все покупки. Борис покупал торт жене товарища, потому что своей у него не было. Как-то не складывались у него отношения с местными девушками, вернее складывались, но не надолго. Если к внешнему виду некоторых из них он претензий не имел, то внутреннее содержание его ни в коей мере не удовлетворяло. Ему кроме физической близости хотелось еще и духовной, а вот с ней-то и возникали проблемы. Слишком узок был мирок, в котором они жили. То, что было интересно ему, совершенно не волновало их. Видно поэтому, бегая полдня по магазинам, он постоянно вспоминал Лену. Стоя в аэропорту и глядя на груду покупок, Борис с грустью размышлял о своей незавидной судьбе, о пустом доме, где никто не ждет подарков, как и его самого. Возникшая тоска что-то сломала в его душе. Он с первой попытки, не коснувшись планки, взял непреодолимую раньше высоту. «С меня довольно. Если замуж не вышла, встретимся, сделаю ей предложение». Сдал вещи и отправился к телефону.
- Здравствуй, это я.
Она узнала его с первого слова. Захлестнутая радостью, не сразу смогла ответить.
- Откуда ты звонишь?
- Из Москвы. Я сегодня прилетел и сегодня же улетаю. У меня есть пара часов. Хорошо бы нам встретиться, поговорить. Три года не виделись.
- С удовольствием. Где встретимся?
- На нашем месте. Через час успеешь?
- Конечно.
Он по голосу почувствовал ее волнение, которое счел добрым предзнаменованием для себя. Будь она замужем, не так бы разговаривала с ним. Внутри у него зазвучал незнакомый радостный мотив. Через полчаса он был на месте. Чтобы не терять зря время, зашел в полупустое кафе и сел у окна. Метрах в пятнадцати он хорошо видел столб с часами, под которыми они раньше встречались. За весь день так и не удалось пообедать. Чтобы не терять зря время, Борис решил перекусить, а когда появится Лена, он выскочит, приведет ее в кафе, здесь за столиком они и поговорят о своих делах.
Под часами стояло и прохаживалось несколько человек. Из них две девушки. Время от времени кто-то подходил, парочка удалялась, взамен появлялся новый ожидающий. Время приближалось. Борис пил кофе и нетерпеливо поглядывал на часы. Также нетерпеливо поглядывали стоящие на улице то на свои, то на висящие, словно сверяя их. Двух девушек увели подошедшие юноши. Появилась еще одна в меховой шубке и пушистой шапке надвинутой на лоб. На улице было довольно морозно. «На Ленку чем-то похожа» – машинально отметил Борис, кинув взгляд на закутанную в меха девушку, сверкавшую глазками из-под шапки и потиравшую порозовевший от мороза задорный носик. Прошло полчаса от назначенного времени, Лена не появлялась. Из окна виднелась станция метро, откуда она должна была подойти. В ту же сторону чаще всего смотрели притоптывающие от холода, ожидающие своих пар, влюбленные члены общества. Борис заметил, что долго не приходят к трем человекам – к двум ребятам в дубленках и девушке в шубке. «Что же случилось? Почему не приезжает? Видно передумала». Радостное настроение от предстоящей встречи, от принятого решения сменилось давящей тоской одиночества. Никому он не нужен. «Может позвонить еще раз? Нет. Раз не пришла, значит не хочет, значит не ожидает от меня ничего хорошего. А может замуж вышла? Я же не спросил ее. С какой стати меня столько лет ждать? Видно я опоздал,
поздно прилетел». Теперь он понял, что был не прав три года назад. Не имеет смысла искать идеальный вариант, его не существует. Если девушка красивая и к тому же умная, значит у нее найдется какой-нибудь недостаток, который перекроет все достоинства, например, стервозный характер или еще что-нибудь. В природе все в равновесии. Надо брать у Судьбы то, что она предлагает. Рядом за столиком заканчивал обедать таксист, оставивший машину с ярко-зеленым горящим огоньком напротив окна. «Подожду таксиста и на его машине поеду в аэропорт» – решил Борис и без всякой надежды посмотрел в окно. Начало смеркаться. Народу под часами прибыло, но Лена среди них не появилась, а из знакомых фигур остался парень в дубленке и девушка в шубке. «Значит не один я такой, к кому не приходят» – утешил себя Борис. Он уехал с таксистом и через пятнадцать минут регистрировал билет.
Ревущий самолет плавно оторвался от земли, оставив под собой упоительные надежды и увозя в полутемном чреве разрушенные мечты. Все меняется, неизменна лишь любовь. Любовь всесильна: она радует и огорчает, может излечить и может послужить причиной недуга, она обездвиживает и окрыляет, она толкает на подвиги и на предательство. Любовь может вызвать апатию, а чаще вызывает вдохновение. Два года назад в косметическом институте молодой хирург, московский поклонник далекой Мирей Матье, одной пациентке из утиного носа сделал точную копию носика своей любимой певицы.
Прелести деревенской жизни.
Урбанизация замучила. Может кому-то и нравится большой город - высокие дома, широкие улицы, множество магазинов, кинотеатры, рестораны, ночные клубы, казино и гулящие девушки, но нравится преимущественно тем, кому все эти прелести в новинку. Большинству же город осточертел, но они не хотят признаться, потому что не представляют другой жизни, не видят себя вне города, город для них стал неотъемлемой частью вроде печени или селезенки. Но надо честно сказать, что из всех достижений градостроительства только туалет и ванная комната заслуживают одобрения, если, конечно, эти удобства не совмещены. Город давит, душит, травмирует, травит. Давятся пешеходы в общественном транспорте, давятся водители в автомобильных пробках, и они же давят пешеходов на улицах, давит на психику реклама и ужастики в «Новостях» с пожарами, трупами и авариями. Город душит атмосферой, в которой собрана полная коллекция всех известных ядовитых соединений, душат поборами чиновники всех мастей, сети которых раскинуты везде и не минует их ни мелкая килька, ни хищная акула, а они ловят, жрут, чавкают и не подавятся. Город травмирует ценами в магазинах, а на улицах гололедом и сосульками. Он травит неизвестно где, неизвестно кем и как изготовленными продуктами. Бедных травит дешевой едой, а богатых дорогими деликатесами. Травит интеллект второсортными заграничными фильмами. И сплошные ежедневные стрессы. Вернет банк деньги или нет. Убьют конкуренты или промахнутся. Уволят с работы или дадут доработать до пенсии. Застрелят на разборке или только ранят. Устоит фирма или рухнет и придавит всех сотрудников. А жилье? В старых домах падают стены и отваливаются балконы, в новых ломаются лифты, и жильцы уподобляются альпинистам, карабкаясь пешком на пятнадцатый этаж, и в квартирах любых домов свободно гуляют воры, улучшая свое благосостояние. А постоянный риск? Купаясь в реке в черте города, рискуешь подхватить заразу. Гуляя в парке или возвращаясь вечером с работы, рискуешь нарваться на стаю отморозков. Доверчивые или жадные до халявы старики рискуют нарваться на мошенников и остаться без копейки, в любой толчее рискуешь остаться без кошелька. Оставив машину у подъезда, рискуешь утром превратиться в пешехода. И за все, абсолютно за все надо платить, даже за то, что раньше получали бесплатно: за лечение, за учебу, за собаку, за любую справку. Бесплатно только то, что пока никому не нужно. А если понадобится? И пожаловаться некому. В результате стрессов, риска, отравленной атмосферы и еды подрывается здоровье: повышается артериальное давление, люди мрут от инфарктов, появляются гастриты, бронхиты и язвы желудка, нервы ни к черту, психика – хоть завтра в Кащенко. А расползшиеся по городам, как клопы, наглые дети гор, сосущие кровь из горожан? Скупившие все палатки, рынки, магазины и постоянно поднимающие цены. Они зорко следят за всеми повышениями зарплаты и пенсий, чтобы свести все повышения к нулю.
Александр Петрович - бизнесмен средней руки. Он родился и вырос в городе, привык к нему, но не любил его и совсем не хотел, чтобы шестилетняя дочка росла среди бетона и асфальта, среди малолетних преступников и автомобильных выхлопов. Он был не настолько богат, чтобы купить домик с бассейном на берегу моря где-нибудь в Испании и не собирался возводить бетонные хоромы в Подмосковье. Какой смысл выезжать из одного бетона в другой? Александр Петрович считал, что для человека комфортнее жить в деревянном доме. От дерева исходит живое тепло, в деревянном доме всегда нормальная влажность, воздух приятный и полезный для дыхания. Он купил в деревне рубленый дом с большим участком и садом. Деревья в саду состарились, плодили мало, но Александра Петровича урожай не волновал, трем членам его семьи хватит. Дом пришлось благоустроить: снести русскую печку, которая занимала много места, провести отопление, оббить стены струганными досками и проолифить их. Дерево и только дерево, никакого пластика и обоев. Он собирался жить в деревне с ранней весны до поздней осени, а на работу ездить на машине, для чего пришлось построить гараж. К весне все было готово. Рядом с деревней были участки, на которых тут и там возвышались двух- и трехэтажные кирпичные и бетонные дворцы с башенками, колоннами, портиками и прочими архитектурными изысками. Они возвышались над одноэтажными домиками, как красавцы-мухоморы над травой. В каждом дворце, построенном в стиле, который можно назвать - «Ни хрена себе!», имелось несколько спален, бильярдный зал, бар, на каждом этаже туалет с ванной, на участке сауна, ротонды, сад камней, у многих бассейн. Александр Петрович не завидовал этим замкам, он говорил, посмеиваясь, что не удивится, увидев однажды выезжающие из ворот кареты с гербами на дверках и с мальчиками на запятках. Для него главной причиной переезда в деревню была природа и покой. Он ни за что не стал бы вырубать вишневый сад, как герой одной пьесы. Как приятно ранним утром выйти из избы, сесть на скамеечку и выкурить первую сигарету. Воздух прохладный, свежий, чистый, его хочется пить как родниковую воду. Сон на таком воздухе крепкий, незаметный, а просыпаешься с чувством легкости во всем организме. А что за воздух после грозы! Влажный, пахнущий озоном. Его не заменит никакой озонатор. И дождь не кислотный, а из самой настоящей воды. Иногда по вечерам Александр Петрович ходил на рыбалку к ближнему озеру. Соседский кот быстро сообразил, что означают удочки в его руках и, увидев соседа с удочками, увязывался за ним, не ожидая, когда добычу принесут ему на дом. Александр Петрович закидывал удочки, ложился на травку и поглядывал то на поплавки, то на небо с почти неподвижными облаками, то на воду с мелкой рябью от свежего ветерка. Быстро проходила усталость от рабочего дня, он забывал о нервах, о сердце, обо всех проблемах. Оставалось только небо, вода и лежащий рядом кот в ожидании лакомой добычи. В выходные дни он с дочкой отправлялся в лес. Принести оттуда что-нибудь существенное было трудно – слишком много дачников шастало по лесу, но немного лесных плодов перепадало и им. Вот молоденькие опята облепили упавшую лесину, прижались к ней вплотную, как малые дети к матери, прижались и сосут из нее соки. Красота! Иногда попадались кровавые капли земляники в лесной тени, на солнечных полянах и на опушке земляника давно сошла, а в тени ягоды выросли крупные, красивые, но не такие сладкие, как на солнце. Таким находкам особенно радуется дочка. Ягода, сорванная в лесу, всегда вкуснее той, что на грядке.
- Танечка, смотри какой гриб. Видишь, какая красивая оранжевая шляпка. Это подосиновик.
- А его можно кушать?
- Можно. Сейчас мы его срежем и положим в пакет.
Пока они гуляли, пакет, взятый на всякий случай, медленно наполнялся. Они уже знали места вблизи опушки, где можно было найти грибы. Остальные грибники проскакивали мимо опушки вглубь леса.
- Смотри, дочка, какой великолепный дуб!
- Да, папа. Это желуди валяются под ним? Какие красивые! Как в книжке, которую мне мама читала.
- Правильно. Желуди очень любят дикие кабаны. Ты поаккуратнее, Танечка. Оглядывайся по сторонам, а то наткнешься на зверя, он очень опасный. Иди-ка сюда, погляди под листик, видишь, какой гриб спрятался? Это белый.
Под елкой стоял крепкий боровичок прикрытый листиком вместо камуфляжа. Иногда они заходили в лес, где росли одни сосны. Высокие прямые стволы с кроной далеко вверху. Там не росли грибы, и даже травы почти не было, зато как приятно ходить по мягкому толстому слою высохших иголок. Александр Петрович, как многие городские жители, плохо разбирался в фауне и флоре, не мог сказать дочери, что за цветочек она нашла, какая птичка поет на дереве, но его незнание не мешало им получать удовольствие от прогулок в лесных зарослях. Жена редко ходила с ними. Она предпочитала возиться по хозяйству или ковыряться на нескольких грядках, на которых она посадила немного клубники, укропу да луку, чтобы подать свежей зелени к столу. А еще она договорилась с пожилой соседкой Нюрой, у которой была корова, и соседка приносила им парное молоко, творог, сметану. Экологически чистые продукты без всяких добавок и консервантов. Разве такие в городе найдешь? Разве можно сравнить только что сбитое деревенское сливочное масло с магазинным? Александр Петрович обожал Нюрино масло. Нет, все-таки в деревне жить прекрасно. Зимой, конечно, скучновато, но и в городе раздражает постоянная слякоть от посыпанного солью снега. От нее ржавеют машины, обувь покрывается белым налетом и гниет, гибнут деревья, а соль все сыпят и сыпят. Но до зимы еще далеко, а пока Александр Петрович возвращается с дочкой из лесу, и, подойдя к калитке, кричит:
- Мамочка, встречай нас! Мы принесли грибков, пожаришь нам к обеду.
Мамочка отрывается от грядки, улыбается и идет навстречу добытчикам. Они видно здорово проголодались, прогуляв полдня в лесу.
Раннее утро. Нюра копошится в огороде. Что-то пропалывает, что-то окучивает, собирает созревшее. С огородом не соскучишься, в нем всегда есть работа, особенно тем, кого он кормит. К ней заходит ее подружка и с завистью смотрит на грядки.
- Хорошие у тебя огурцы нынче. А у меня уже сходят. Нюрка, признавайся, где семена брала?
- Сын привез. Не завидуй, у тебя не хуже были.
- Я не завидую, я правду говорю, вон, сколько у тебя еще огурчиков и какие хорошие. Слушай, а чтой-то не видно твоих городских, которым ты молоко носишь?
- В больнице они все лежат.
- Надо же! Какой ужас! А что с ними случилось?
- Надысь грибков жареных поели.
Таинственный ситус.
В медицине разбираются все, и все в разной степени побаиваются ее. Речь не о таблетках. Глотать таблетки никто не боится. Все боятся процедур, связанных с механическими повреждениями драгоценного тела. От того, что оно больное, ценность его не уменьшается. Даже уколов боятся все, но многие храбрятся и скрывают свою боязнь. Когда же дело доходит до врачей определенных специальностей – хирургов, урологов, гинекологов, нейрохирургов – можно не сомневаться, что тут храбрецов не сыщешь. Специальности у врачей разные, но работа одна и та же, связанная со скальпелем, просто они орудуют им в разных частях тела. Из этого следует, что общее название у них одно – хирурги. Хирургов боятся все, даже сами хирурги, попавшие на операционный стол. Они-то лучше всех знают, чем может закончиться даже самое безобидное рукодеяние. Общий страх понятен. Кому может понравиться, когда его любимое тело разрезают, ковыряются в нем, что-то отрезают, что-то пришивают, причем отрезают чаще, чем пришивают. И кровь, кровь льется ручьями. Поэтому больных оперируют под общим наркозом, а не под местной анестезией, чтобы они при виде того, что с ними творят, не умерли от страха. Честно надо сказать, что иногда больные умирают и совсем не от страха, умирают даже у самых знаменитых врачей. После операции смертность неизбежна и один великий хирург сказал, что у каждого хирурга есть свое кладбище. С этим ничего не сделать, но хорошо бы любителям скальпеля заглядывать на него почаще, глядишь и кладбище не так бы увеличивалось. У всех врачей свои особенности работы. Терапевты любят думать, хирурги любят оперировать, участковые врачи любят давать больничные листы – во всяком случае, должны любить. Насколько хирурги любят оперировать, настолько они не любят думать, потому что в хирурги идет тот, кто по призванию не мыслитель, а рукодельник с жаждой заглянуть внутрь человека. Не каждый сможет заниматься их кровопролитной работой. Каждый больной, попавший в хирургическое отделение, уже не больной, а объект для оперативного вмешательства. Все, что можно, а иногда и то, что нельзя, у него будет отрезано. Недаром самым страшным наказанием для провинившегося хирурга является лишение его на какой-то срок оперативной деятельности. Не любят хирурги думать, а некоторые и не умеют по известной причине – хирурги произошли не от врачей, а от цирюльников. В свое время цирюльники не только занимались стрижкой и бритьем, но еще пускали кровь – был такой способ лечения. Потом разрезанных вен им показалось маловато, и они стали резать все подряд. Правда, к человеческому телу подбирались врачи общего профиля еще в древнем Египте, они не умели делать аппендэктомию, зато выжившим больным с успехом вскрывали абсцессы в брюшной полости, а еще раньше в древних племенах неплохо делали трепанацию черепа, но неизвестно кто делал - врач или слесарь с молотком и зубилом.
Врачей не только боятся, их многие и ругают. Раньше медицина была бесплатная, но плохая, сейчас медицина платная, но такая же плохая. А откуда ей взяться хорошей? Врачи-то работают те же самые. Зато сейчас материальное положение врачей улучшилось. Раньше они получали зарплату в кассе, а теперь в конвертах от больных, в кассе получают лишь маленький довесок к основному заработку. Больным приходится платить даже в бесплатных больницах. Попробуй, не заплати, могут под благовидным предлогом отказать в операции, хотя до сих пор выпускники мединститутов дают клятву Гиппократа. Находчивые медики не отстают от общей ситуации и придумали массу платных услуг. В женских консультациях при роддомах уговаривают беременных женщин на платные роды в отдельных палатах с телевизором, телефоном и присутствием мужа. Тех же, кто не может выложить больше пятисот баксов и не соглашается на платные роды, гоняют через три дня на всякие анализы и через день выдерживают в очередях на приеме. Не хочешь платить – не жди легкой жизни. Будущие матери нервничают, переживают от несправедливости, а их настроение передается плоду. Еще не родившись, ребенок может стать психом. Но не все о плохом, необходимо для объективности сказать и о хорошем. Сейчас некоторые «силы» тащат Россию в Европу, для других идеал Америка, но куда бы нас ни тащили, медицину надо оставить Российскую. Медицинская наука не стоит на месте, она на месте топчется. Что-то принципиально новое в лечении появляется редко. Постоянно улучшается оборудование, появляется новая техника, новые лекарства, но у них, там, куда нас тащат. Самое главное в лечении – правильный диагноз, своевременно поставленный. Наш врач присел на койку к больному, расспросил о жизни, плавно перешел на его болезнь, поболтал о недугах, почесал в затылке и правильный диагноз готов. У них врач, не глядя на больного, сразу назначает анализ крови, аппарат по одной ее капле распечатывает сотню данных, затем назначает УЗИ, ЭКГ, ЭЭГ, магнитный резонанс и кучу других исследований. Все результаты загружает в компьютер, тот чешет в затылке и выдает несколько предположительных диагнозов и не обязательно, что самый первый диагноз будет самым правильным. Что же дальше делать? Думать или продолжать обследование? Конечно продолжать, техники у них невпроворот. Не так уж хороши у них и семейные врачи, которые не спешат прибежать к больному домой по первому зову, а норовят ставить диагноз и лечить по телефону. А взять фильм «Скорая помощь», который привел всех в восторг – он показывает, как и все американские фильмы, то, чего на самом деле в Америке нет. Нет постоянной стрельбы, мордобоя, гениальных детей и даже отдаленно похожего на фильм «Скорая помощь».
Семен Николаевич занедужил. Заболел живот где-то внизу и справа. Болел второй день, не переставая. Ничего несвежего он не ел, со стулом было все в порядке, а живот все болел и болел. Он был не настолько стар, чтобы сразу бежать в поликлинику и не настолько молод, чтобы вообще не обращать на болезнь внимания. Ему недавно исполнилось тридцать лет. Пришлось идти в поликлинику. Участковый врач посмотрела, пощупала, измерила температуру. Температуры нет, значит, нет оснований для выдачи больничного листка, но она была добрым человеком и отправила Семена Николаевича на консультацию к хирургу. Хирург посмотрел, пощупал, но он был осторожный человек, поэтому направил Семена Николаевича в больницу. В приемном отделении дежурный хирург посмотрел язык, пощупал живот, уделяя особое внимание его правой половине. Он был молод, еще не избавился от сомнений и отправил Семена Николаевича в палату со словами:
- Пока не ясно, что с вами. Будем наблюдать.
Семен Николаевич был робким нерешительным человеком, до ужаса боялся врачей, а особенно хирургов. Он молча лежал на кровати, без желания пообщаться с другими больными, с любопытством поглядывающими на него. Через час к нему пришел ответственный хирург, здоровый мужик лет сорока пяти. За ним шагал дежурный, смотревший его в приемном. Они по очереди щупали, мяли живот, сильно надавливая в правой половине, и произносили короткие фразы: «Есть небольшое напряжение. – Да, похоже, симптом Щеткина положительный. – Хорошо бы анализы крови посмотреть. – А может показать его профессору? – Пожалуй ты прав». Когда осмотр окончился, Семен Николаевич набрался решимости и спросил:
- Доктор, что у меня?
Ответственный хирург немного подумал и ответил:
- Пока трудно сказать, но думаю, что операции вам не избежать.
Семен Николаевич обречено вздохнул и опять уткнулся в подушку. Он думал, что зря пошел в поликлинику, может и без операции все обошлось бы. Теперь будут оперировать и неизвестно чем все кончится. Его мысли прервал приход пожилого профессора с двумя уже знакомыми ему хирургами. Процедура расспроса и осмотра повторилась до мельчайших подробностей. От всех этих осмотров живот заболел сильнее и не только справа, а весь. Наконец профессор встал с кровати, улыбнулся Семену Николаевичу и произнес:
- Не волнуйтесь молодой человек. Все будет в порядке.
В коридоре профессор остановился и решительно заявил своим коллегам:
- С ним все ясно. Это, несомненно, острый аппендицит. Надо оперировать, ни к чему оставлять ночным хирургам. Будешь оперировать ты с Мишей.
Ответственный хирург молча кивнул головой, вошел в палату и с порога крикнул дежурному:
- Миша, скажи девочкам, чтобы готовили операционную.
Он подошел к кровати и бодрым голосом сказал Семену Николаевичу, с тревогой глядевшему на него:
- Сейчас вам сделают укол и повезут в операционную.
- Доктор, у меня ситус…
- Какой еще ситус? Нечего придумывать. Сейчас прооперируем и конец всем вашим мучениям.
Семен Николаевич в слове «конец» уразумел совсем другой смысл и от страха потерял дар речи. В операционной анестезиолог дал ему наркоз и через короткое время он ничего не слышал и не видел, он спал. Его накрыли простыней, оставив открытым только операционное поле. Хирург помазал раствором йода место разреза, взял скальпель. Он вскрыл брюшную полость, помощник раздвинул крючками края операционной раны. Теперь осталось найти слепую кишку. В том месте, где в слепую кишку входит подвздошная, должен находиться червеобразный отросток. Полчаса поисков результата не дали. Слепая кишка куда-то исчезла, словно ее не было вовсе, но так не может быть. Толстая кишка есть, а слепой нет. На лбу обоих хирургов появился пот. Они продолжали поиски, перебирая одну петлю кишечника за другой. Немыслимое дело - опытные хирурги не могли найти слепую кишку, уподобившись двум вчерашним студентам.
- Послушай, Миша, ничего не могу понять. Куда она делась? Придется этот разрез зашить и идти срединным.
- Пока не зашивай. Прикрой рану салфеткой, сними простыню и давай попробуем подумать.
Ответственный хирург снял простыню, кинул беглый взгляд на живот, на левую подвздошную область, затем глаза замерли в одной точке и лицо его окаменело. Там, куда он смотрел, виднелся еле заметный тонкий послеоперационный рубец.
- Миша, я теперь понял, почему мы не смогли найти слепую кишку. Не зря он говорил про ситус. У него видимо действительно ситус инверзус* и аппендикс, наверное, давно удален. Как ты думаешь, отчего у него этот рубец?
Молодой хирург посмотрел в указанное место и с удивлением на лице растерянно спросил:
- Так что же нам теперь делать?
Оба хирурга с недоумением уставились друг на друга.
*Ситус инверзус – положение наоборот (лат). Такое положение, когда органы, расположенные с правой стороны тела, находятся слева и наоборот (Прим. автора).
Предательство.
Мужчины любят автомобили. Не все, конечно, но не все мужчины и женщин любят. Любовь к машинам, как и к женщинам, у мужчин разная. Одни, которых меньшинство, влюблены в свою собственность, они холят и лелеют ее, готовы часами лежать под ней, тратить на нее все свободное время и деньги, покупать ей дорогие подарки в виде дополнительных молдингов и противотуманных фар. Они не доверяют свою машину чужим рукам, сами разбирают и собирают ее, сами меняют износившиеся детали и смазывают, они переживают за каждую царапину на краске, не обращая внимания на кровоточащие порезы и ссадины на собственных руках, которые неизбежно сопровождают почти любой ремонт машины. Каждый незаделанный колодец и рытвина на дороге для них ненавистные враги, а стук подвески отдается прямо в сердце. Они верны своим железным подругам, потому что машина женского рода, и любовное отношение не меняется с возрастом и даже наоборот – чем старше машина, тем больше заботы и внимания ей уделяется. К сожалению таких водителей остается все меньше. Раньше их было много, но времена меняются и меняется отношение к своим избранницам. Теперь при взгляде на машину в глазах ее хозяина не появляется нежность и ласковая мягкость. О ней вспоминают только тогда, когда она должна выполнять свои прямые обязанности, а все заботы сводятся к тому, чтобы залить бак бензином и отогнать на станцию для техобслуживания. К ней привыкают, но не любят всем сердцем и когда появляется возможность, ее без сожаления меняют на более молодую, а жалость, и то с досадой, появляется, когда она ломается или попадает в аварию. Третьи вообще не понимают, как машину можно любить. Заплатил деньги – и пользуй. Сегодня одну машину купил, завтра другую, более дорогую и красивую.
Когда четырнадцать лет назад Володя пригнал из магазина белое блестящее чудо первой модели, а возле дома вышел из нее и поглядел со стороны, то с восхищением подумал: «Красавица. Ласточка». Так у машины появилось имя. Он не относился к частникам, которые ездили только летом, он эксплуатировал машину круглый год. Володя покупал запчасти и сам менял их, следуя совету своего приятеля, водителя-профессионала: «Делай все сам. Слесарь на станции работает на дядю, а ты на себя». Когда она ломалась, он говорил ей ласково: «Не переживай, Ласточка, я дам тебе ремонт, и все будет в порядке». Еще когда у него не было машины, он любил смотреть, как водители в гараже занимаются ремонтом. Он вообще любил смотреть, как другие работают руками независимо от того, что они делали – ремонтировали машины, красили стены или готовили обед. Поэтому, берясь за что-нибудь в первый раз, он уже знал, как надо выполнить стоявшую перед ним задачу. Лет через пять ремонт становился все сложнее, но он действовал согласно поговорке: «Глаза боятся, а руки делают». Володя ремонтировал ходовую часть, регулировал клапана, менял распредвал и цепь. Каждую весну зашкуривал поржавевшие сколы краски на кузове, шпаклевал и подкрашивал, приглаживая руками эти места. Руки лучше глаз чувствуют неровности. Когда он ее гладил, ему казалось, что она вот-вот вздрогнет, как лошадь, которой прикасаются к крупу. Он продолжал с ней разговаривать, как с живой, и когда ремонтировал, и когда на трассе попадал в сложную ситуацию. Когда на наших узких шоссе, он шел на обгон и чувствовал, что не успевает обойти грузовик, выхлопными газами которого надоело дышать, а пространство сзади уже занято и нельзя притормозить и встать на свое место, он вдавив педаль газа в пол, умоляюще шептал: «Выручай, Ласточка, прибавь немного, ну еще чуть-чуть». И Ласточка, словно слыша его, прибавляла скорость, и они в нескольких метрах разъезжались со встречным автомобилем, уже давно мигавшем фарами. Уже через год после покупки Володя переделал двигатель под семьдесят шестой бензин и выиграл в деньгах, но проиграл в мощности, которой не хватало на рывок для обгона. Володя любил свою Ласточку и ему казалось, что она отвечает взаимностью. Во всяком случае, в экстремальных ситуациях она спасала его. И когда на скорости сто километров в час взорвалось заднее колесо, она не улетела на встречную полосу, и когда ночью на скорости девяносто километров отскочило заднее колесо вместе с тормозным барабаном из-за того, что он плохо затянул винты, все ограничилось грохотом железа об асфальт, и когда в гололед она вертелась юлой на мосту, стремительно приближаясь к парапету, а остановившиеся водители уже ждали полета машины в Москва-реку, Ласточка ударилась задним бампером о сугроб, оставленный снегоуборочной машиной, и замерла. Владимир слышал, что вокруг человека существует какая-то аура и был уверен, что такой же аурой обладает его машина, иначе, чем объяснить непонятный душевный комфорт и спокойствие, появлявшиеся, когда он садился в свою Ласточку, даже если перед этим у него было скверное настроение, а за рулем чужой машины такое состояние у него никогда не возникало. Да, что-то у его машины было непонятное. Она спасала его, потому что он не верил в случайности. По крайней мере, в одной и той же ситуации случайности не могут быть чаще одного раза. Его можно было убедить, что благодаря счастливому случаю машину не вынесло на встречную полосу, когда взорвалось колесо. А когда ночью отскочило колесо, он тоже благодаря счастливому случаю, вопреки всем законам физики, не улетел в кювет? И в сугроб у парапета его машина тоже случайно ударилась? А когда он должен был ехать за полторы сотни километров на мероприятие, куда накануне уехали его товарищи, а ему очень не хотелось и он через силу сел за руль? Машина случайно через километр от дома заглохла, и он вернулся на буксире? К тому же на следующий день выяснилось, что мероприятие сорвалось, но его уже не смогли предупредить. Машина – это железо, а у железа не может быть плохого или хорошего настроения. Володя любил горные дороги на Кавказе. Это те дороги, где за руль надо держаться двумя руками. Это серпантин с крутыми спусками и подъемами. Ему нравилось проходить крутые повороты так, чтобы машина приседала на бок, а покрышки истошно визжали. При этом он тихо бормотал: «Ну, покажи, Ласточка, что ты можешь, но только не подведи». Дороги на серпантине наклонены под таким углом, что не позволяют автомобилю улететь на обочину. Впрочем, обочины как таковой нет, есть с одной стороны скала и обрыв с другой стороны. В Крыму наклон дороги гораздо меньше и там штучки с визгом резины не проходят, зато там вид сверху гораздо красивее – не дикие скалы и обрывы, заросшие колючими кустами как на Кавказе, а пологие склоны, заросшие ровными зелеными рядами виноградников. Глядя на них, Владимир мчался с приподнятым настроением, любуясь окружающим видом и к его удивлению, словно поддавшись его бодрому состоянию, машина легко брала подъемы на четвертой скорости, хотя обычно такую крутизну она выдерживала только на третьей. Но иногда она капризничала, словно женщина в критические дни, и тогда на подъем, который она преодолевала на четвертой скорости, еле-еле вползала на третьей. И как он ни прибавлял обороты, скорость не менялась. Одна и та же машина, один и тот же бензин, одни и те же подъемы и совершенно разное поведение. Вот и говори после этого, что у машины не может быть настроения. Как он за ней не ухаживал, но машина потихоньку гнила. Зимняя соль убивала ее. Днище под пассажирским сиденьем рядом с водителем превратилось в дыру, и чтобы жена не упала на асфальт, он подложил пару досок. Ремонтировать решил в маленьком городке, где жила теща и где он знал начальника станции техобслуживания, который обещал ему достать запчасти. Когда он туда добрался и загнал машину на станцию, сварщик поставил машину на подъемник, осмотрел ее, присвистнул и сказал: «Ничего не понимаю. Она должна была переломиться пополам максимум на полдороги от Москвы». Владимир промолчал. Он-то знал, что машина не переломилась бы в любом случае, но ничего ему не сказал. Этого сварщика ему порекомендовал директор станции. Он был сварщик от Бога, но у него, к сожалению, была любовь к выпивке от дьявола. И вот так мотаясь от одного к другому, он все-таки сделал машину. Правда, заднюю стенку с фонарями пришлось поставить от одиннадцатой модели, от нее же спереди он поставил фары и желтые подфарники, а не белые, как на единичке. На обратном пути в Москву, когда уже наступила ночь, внезапно отказал генератор. Аккумулятора хватало для работы двигателя, но фары от него почти не светили - не езда, а сплошная нервотрепка. Двигаться дальше - риск совершенно неоправданный и Владимир остановился на ночевку у ближайшего пикета ГАИ. Как только рассвело, они отправились дальше. Днем фары не нужны. Проехав с час, они увидели валявшийся в кювете грузовик, воткнувшийся в дерево автобус и разбитый вдребезги «Москвич». Поглядев на испуганную аварией жену, Владимир спросил с усмешкой:
- Ты ничего не поняла?
- А что я должна понять?
- Ласточка спасла нам жизнь. Отсюда до пикета час езды и от пикета сюда час, а спустя примерно два часа после того, как мы остановились, гаишники уехали на аварию с мигалкой. Я еще не спал и все видел. Так вот, если бы машина не сломалась, мы в момент аварии находились бы здесь и неизвестно, чем бы все закончилось для нас.
- Машина спасла? Ты веришь в мистику?
- Я не знаю, что такое мистика, но я знаю, что есть вещи, которые я не понимаю и не могу объяснить. Может поломка генератора и случайность, но слишком много случайностей – это уже система. А что касается мистики, я расскажу тебе одну историю. Как-то у нас в туалете я случайно открутил черный шарик от ручки, которой сливают воду из бачка. Открутил и нечаянно уронил. Что такое наш туалет? Метр с небольшим длина и сантиметров восемьдесят ширина плюс пол корытцем. Я все облазил, там и искать-то негде, но я шарик не нашел. Он упал вниз, но я и на полке сверху посмотрел – исчез шарик. На следующий день принес с работы точно такой же и привинтил. Прошло три или четыре месяца, я однажды захожу в туалет и вижу на полу черный шарик, а на ручке прикручен другой. Стало два шарика. Теперь скажи мне – куда он исчез и откуда появился. Если скажешь, то я соглашусь с тем, что я полный идиот, потому что верю в наше спасение машиной.
От новой квартиры до работы Владимир добирался быстрее на трамвае, чем на машине, поэтому она стояла без дела. Жена уговорила его отдать машину в аренду ее подруге, которая жила в соседнем доме и занималась бизнесом. Это было время беспробудной инфляции, и он отдал машину за стоимость двух пачек «Мальборо» в день. С ростом цен на сигареты росла и стоимость аренды. Все было бы прекрасно к обоюдному удовольствию, если бы не маленькая странность. Почти каждую неделю подруга жены звонила и сообщала об очередной неисправности. То машина не заводится, то полетели почти новые шаровые опоры, то не работает стартер, то перестали закрываться двери, то куда-то пропала искра, то потек радиатор. Новую владелицу задавила лавина неисправностей. Жена удивлялась, а Владимир матерился про себя и шел ремонтировать. Почти всю зиму он возился со своей бывшей Ласточкой. Когда удивление перешло все границы, жена спросила его:
- Володя, почему машина так часто ломается? Раньше ты столько не ремонтировал ее.
- Я отвечу тебе, только не говори, что мое место в дурдоме. Машина не хочет, чтобы на ней ездил кто-нибудь, кроме меня. Ты знаешь, мне ее жалко. Когда я прохожу мимо, мне делается тоскливо и хочется погладить ее, а может это она хочет, чтобы я погладил ее. Я столько лет общался с ней как с живой. Ты никому не рассказывай о том, что я тебе говорю, а то меня сочтут сумасшедшим, но я нормальный, хотя каждый сумасшедший считает, что он нормальный. Понимаешь, мне кажется, что если очень долго, много лет общаться с неживым предметом, то что-то в нем появляется живое. Я не могу это объяснить, но я в это верю.
По шоссе мчались белые «Жигули» первой модели. В них сидел довольный водитель. Он недавно купил эту машину, она обошлась ему совсем недорого и, хотя ей было много лет, техническое состояние было весьма неплохое, в чем он убедился, проверив ее в гараже. Ходовая часть в порядке, тормозные цилиндры не текут, шланги новые, двигатель не дымит, глушитель не сечет, кузов не очень гнилой. Ему повезло – за такие деньги подержанный мотоцикл не купишь. Впереди показался крутой поворот. Перед самым поворотом он начал тормозить, чтобы сбросить скорость, но педаль провалилась. Несколько судорожных движений правой ногой, но педаль упрямо проваливалась. Не вписавшись в поворот, машина пересекла встречную полосу, пролетела обочину, а перед капотом вдруг возникло дерево в полтора обхвата. Удар… Как слезы, разлетелись в стороны прозрачные осколки фары. Содрогнулось дерево, посыпались листья и сухие ветви, засыпая янтарножелтые кусочки подфарника.
Видимо некоторым легче погибнуть, чем простить предательство.
Неумолимое время.
Из дверей этого вагона всегда выходило много людей, пересаживающихся на другую линию, поэтому Семенову досталось свободное место. Теперь двадцать минут можно было провести с комфортом. Чем можно заняться сидя в вагоне метро? Можно дремать, можно читать, можно разглядывать окружающих. Семенов предпочел последнее, уделяя внимание преимущественно молодым особам прекрасного пола. Надо сказать, что они его в последнее время огорчали. И если к одежде он не предъявлял особых претензий, то их прически никуда не годились. Что за манера собирать волосы в жидкий хвостик или пучок и закреплять каким-то черным жгутом или крупной пластмассовой заколкой? Такая прическа сооружается быстро, но от всего, быстро сделанного, хорошего качества ждать не приходится. Понятно, что работа парикмахера стоит дорого, а в метро не ездят особо богатые люди, но можно хотя бы вымыть голову, чтобы волосы не висели патлами? Видимо для удобства и экономии времени многие перешли на короткие стрижки, хотя встречались и длинные волосы, но руки искусного мастера часто и до них не доходили. Были и приятные исключения вроде молодой женщины в норковой шубке, сидевшей напротив Семенова. Светлая шатенка с серыми глазами. Длинные волосы струились блестящими волнами и опускались на воротник. Семенов обратил внимание, что в последние годы появилось больше девушек со светлыми глазами. Вероятно появился приток свежей крови. Семенов, критически изучающий внешность молодых особ и старавшийся делать это как можно незаметнее, не относился ни к сексуальным маньякам, ни к мужчинам, не пропускающим ни одной юбки, готовыми познакомиться с их владелицами в любой обстановке. Он вообще считал знакомство в транспорте или на улице для себя неприемлемым, воспитание не позволяло. К тому же красивая внешность и прекрасная фигура – это только малая наружная часть айсберга, а что скрывается в глубине, под водой? Может через пять минут или через пять дней придется с огорчением разочароваться, а огорчения не деньги, их всегда хватает, поэтому он просто получал эстетическое удовольствие от лицезрения симпатичных и таких разных представительниц противоположного пола, которые видимо не испытывали аналогичных чувств и скользили по нему равнодушными взглядами. Если же мужчина перестает получать такое удовольствие, если женщины не интересуют его ни в каком виде, то ему пора отправлять в дальний путь, кончающийся перед воротами, у которых стоит бородатый секьюрити с ключами. Но прежде, чем выписать пропуск у сторожа, следует подумать, а надо ли идти туда, так ли там прекрасно, как описывают? Что хорошего в вечном безделье? Через какое-то время даже самому ленивому надоест праздное существование, порхание по облакам и хоровое пение. А кормежка? Она никуда не годится. Пусть даже там, как богов, кормят амброзией и поят нектаром плюс фрукты из райских садов. Не всем нравится вегетарианская кухня, а мяса там наверняка не дают. Есть альтернативный приют с рогатым обслуживающим персоналом, но если к кипящей смоле и раскаленным сковородам можно постепенно привыкнуть, то к соседям по мучительному отдыху привыкнуть невозможно, за долгие годы там собрался коллектив далекий от совершенства, хотя можно получить моральное удовлетворение, глядя, как они скворчат на сковородке. Выбор небольшой и неизвестно, что хуже. Вот у индейцев мужчина отправляется не шататься по райским кущам, а с оружием в руках идет в луга с сочной травой, где пасутся тучные стада оленей и бизонов. Охота является одновременно и работой, и развлечением, и с мясом проблем нет. Наши далекие предки тоже не стремились к безделью, и чтобы мужчине было чем заняться в дальних краях, вместе с ним посылали коня, любимую жену, а некоторые добавляли слуг для оказания помощи на первых порах. Из всего вышесказанного следует сделать вывод, что оттуда еще никто не вернулся и не рассказал, как там на самом деле, иначе слух о такой новости докатился бы до наших времен и людей не пугала бы неизвестность.
На очередной остановке в вагон вошли ребята и девушки, видимо студенты из института рядом с метро. Семенов привычно окинул их взглядом – все без головных уборов, у девушек те же жгуты и заколки и почти полное отсутствие косметики. Косметика появляется в более позднем возрасте, причем у некоторых особ она превышает разумные пределы. То, что неплохо смотрится на сцене или в вечернем полумраке, днем в общественном транспорте вызывает раздражение. Видимо женщины не знают, что яркая раскраска присуща ядовитым растениям, а в животном мире служит иногда для отпугивания врагов. Вместе с молодыми людьми вошла старушка с сумкой на колесиках. Эти старушки своими сумками уже всех достали. Она встала напротив Семенова и вызывающе уставилась на него, пришлось уступить место. Он часто наблюдал, как молодые мамаши или бабушки сажали на свободное место своих отпрысков лет шести-семи, а сами стояли рядом, и когда такие же бабушки громко возмущались наглыми молодыми людьми, не уступавшими им место, он усмехался про себя – что вырастили, то и имеете. По проходу в инвалидной коляске медленно катился молодой мужчина без ноги и собирал деньги на протез, о чем было небрежно написано от руки на грязной картонке. Семенов таким никогда не подавал. Все они были в камуфляже, но неизвестно, где они потеряли конечности. Может по пьянке попали под трамвай, а возможно приехали из независимой Украины, а ног лишились, воюя за доллары в Чечне против наших ребят. В последнее время попрошайки изменили стиль работы, они стали просить не для себя, а на кормежку собакам, лежащим для убедительности рядом с ними. Москвичи отличаются любовью к животным.
Вот и конечная остановка. Теперь на улицу, на автобус и через пятнадцать минут дома. Семенов торопливо направился к эскалатору, чтобы быстрее попасть на свежий воздух из душного вагона. На остановке стояло трое человек – значит, автобус ушел недавно и поэтому можно спокойно перекурить. В это время автобусы ходили редко. Народу на остановке становилось все больше, и когда подошел автобус, все ринулись в распахнувшиеся двери, чтобы занять свободные места. Семенов не торопился, ехать недолго, можно и постоять. Через заполненный людьми проход с трудом пробиралась пожилая женщина-кондуктор. Она скользнула взглядом по Семенову и не предложила взять билет. С некоторых пор кондукторы и контролеры перестали задавать ему вопросы. Когда он сообразил о причине такого равнодушия, ему стало не по себе. Хорошо еще место никто не уступает. Да, время бежит слишком быстро.
Жадность.
Памфлет-фантазия.
Все имеет границы, бесконечны только две вещи – Вселенная и жадность. Даже глупость ограничена рамками, она обычно кончается там, где начинается угроза жизни. Ведь не зря говорят в уголовном мире: «Жадность фраера сгубила». Люди, не обладающие миллионами и миллиардами, наивно думают, что есть предел. Ну, наворовал на жизнь себе, детям, внукам и правнукам и остановись. Покажите человека, который смог остановиться и ему при жизни можно поставить памятник. Что говорить о чести, совести, добром имени, когда речь заходит о крупных суммах на банковском счету. И тогда на кон ставится жизнь, как своя, так и чужая. Крупные бандиты при дележке отстреливают более мелких, одни банкиры заказывают других, солдаты превращаются в дистрофиков, а генералы их руками строят дачи стоимостью в несколько миллионов. Олигархи не устают твердить, что в России цены меньше мировых и потому невыгодно продавать сырье в России. Конечно, невыгодно. У них в развитом капитализме получают десятки тысяч долларов в год, а у нас и пару сотен не все зарабатывают. И текут к ним бурлящие реки нефти и газа, и широким потоком льются деньги на счета в далеких странах. Жадность неизлечимая болезнь и самое неприятное в ней то, что заболевший не чувствует никаких болезненных симптомов.
Иван Иванович с раздражением отложил в сторону пачку газет. Газеты читать не хочется. Говорят, что Россия спивается, так есть от чего. Читая регулярно газеты можно не только спиться, застрелиться хочется. Он уже который год не мог ничего понять. Недра России принадлежат народу, а нефть, газ и алмазы захватила кучка людей. Электростанции строил народ, а электричеством распоряжается опять кучка людей. И все воруют, а денежки утекают за рубеж, но им все мало – жадность беспредельна – и все, кто может, повышают и повышают цены. Болезнь беспощадна и мутнеет рассудок, и отшибает память, а в результате забыто отечество, забыт народ. Всем правят деньги и это в России, где они никогда раньше не были идолом, которому безраздельно поклонялись. Где та далекая Россия, в которой считалось за честь помогать сирым и убогим? Бедные были всегда, но не в таком же количестве. Иван Иванович пошел на кухню, открыл холодильник, достал початую бутылку и кое-какую закуску. Бахус не был у него особо почитаем, но по субботам, когда он набирал пачку газет для изучения их после завтрака, настроение у него обычно портилось и он прибегал к испытанному способу поправить его.
На аэродроме, на скамейках вокруг врытой бочки с водой сидели летчики. Они молча курили. Молчание затянулось, но, судя по мрачным лицам, никому не хотелось его прерывать. Наконец старший из них бросил окурок в бочку и, доставая следующую сигарету, сказал:
- Что-то надо делать, мужики.
Сидящий рядом с ним худой капитан тихо пробурчал:
- А что делать? Вчера привезли последние остатки керосина, заправщики уже пустые. Когда еще привезут, никому не известно. Опять старая песня – денег на горючее нет.
- Вот я и думаю, - продолжил старший, - надо самим выкручиваться. Мы должны летать, а не курить здесь целый день.
И опять повисла тишина. Все видимо думали над его словами, искали выход. Молоденький лейтенант вдруг улыбнулся и сказал:
- Я знаю, что надо делать. Надо достать деньги.
- Правильно, скинемся из зарплаты, которую не получаем и купим керосин. - Вступил в разговор один из летчиков.
- Зачем из зарплаты? Пошлем гонцов в Москву. Там везде люди просят на прокорм собакам и им подают, а мы будем просить на прокорм нашим самолетам. Я думаю, люди нас поймут. Только ехать надо в парадной форме и каждому взять с собой тройку автоматчиков для защиты от ментов и рэкета.
- Хорошо придумал, дельная мысль, – сказал старший. - Другого выхода не вижу. Без керосина всем будет хана.
Через час в Москву снарядили гонцов – самых молодых и красивых. Каждому в охрану дали троих автоматчиков с полным боекомплектом и с наказом звонить в полк в случае каких-либо неурядиц.
Командующие флотов вызвали начальников штабов всех подразделений. Почти все корабли стояли у причалов. Солярки не было. Хорошо командирам атомных подводных лодок – у них горючее еще не сгорело, хотя были проблемы с ремонтом, с запчастями и с продуктами питания перед выходом в море. Все командующие в разных частях страны начали свою речь почти одинаково.
- Вы слышали, что учудили летчики?
Благие вести разносятся быстрее печальных. Причина простая – их всегда ждут.
- Под лежачий камень вода не течет. Если мы еще несколько дней не получим горючее, то я не знаю, что делать. Хоть кингстоны открывай. Я думаю надо последовать примеру ВВС. Послать молодых офицеров и каждому придать двух автоматчиков из морской пехоты. Народ нам поможет.
В тот же день были посланы гонцы в Москву, Питер и во Владивосток. В города ближайшие к флотам. Больше всего послали людей в Москву. Москва считается богатым городом, а москвичи не очень жадные люди.
Пехоте вроде было бы проще. Солдаты могут по старинке топать пешком. Не единожды ходили на своих двоих в Европу. Однако командиры дивизий хмурили брови и чесали затылки. Полки давно были мотострелковыми и боевые задачи им ставились из расчета передвижения на БМП и БТРах, да и танки, которые должны были поддерживать пехоту, без солярки стояли на месте. И хотя танки были старыми и беспощадно коптили небо выработавшими свой ресурс двигателями, но лучше такие, чем вообще без них.
В бункерах ПВО ругались матом. Два дня проработали на автономном питании, а потом солярка закончилась, дизеля заглохли и экраны погасли. Вражеские самолеты и ракеты могли спокойно летать, как у себя дома. Никто их не видел и потому не трогал. А что делать, если нет денег на электричество? «Боже, помоги России» - шептали офицеры, глядя на потемневшие экраны. Но Бог, как всегда, был глух к мольбам людей из страны, которую почему-то не взлюбил. Мало того, что он поселил народы этой страны на самом севере Европы и Азии в условиях непригодных для жизни, так он постоянно насылал на них разные напасти. За что должны страдать люди, верившие ему, никогда не изменявшие ему, построившие ему множество храмов и разрушенных не по их вине? А может он хотел иметь народ, прошедший огонь и воду, закалившийся в несчастьях и бедах, но не отказавшийся от него, народ, на который он мог бы положиться в трудную минуту? Возможно, за все муки и страдания его ждет светлое счастливое будущее? Но никто в этой стране уже не верит в светлое будущее.
А хмурые и мрачные москвичи наблюдали непривычную картину. По проходам в вагонах метро и электричек шли в парадной форме офицеры различных родов войск, сопровождаемые автоматчиками. Офицеры шли напряженно, видимо стесняясь своих новых обязанностей, а их солдаты с любопытством глазели по сторонам. Такие же офицеры стояли в подземных переходах и в многолюдных местах. У каждого на шее висел ящик с надписью: «Пожертвуйте на горючее для армии». При виде их редкий человек не доставал кошелек или не открывал сумку. Москвичи и жители других городов не осуждали их. Они все понимали. Шел третий день войны.
Не рой…
Валерий Иванович лежал на диване и равнодушно смотрел телевизор. Этим занятием он старался заглушить голод. Жена еще не пришла с работы, а обедать в одиночестве он не любил. Мало того, что надо рыться в холодильнике и потом самому разогревать, так еще и поговорить не с кем. Обычно за обедом они обменивались новостями - на работе каждый день что-нибудь да происходит. Они работали в разных учреждениях, но профессия у них была одна и та же, поэтому беседы за столом представляли обоюдный интерес. По телевизору показывали какую-то целительницу, которая тихим проникновенным голосом обещала в короткий срок вылечить от всех болезней. От ее речей клонило ко сну. В последние годы развелось столько всяких целителей, прорицателей, колдунов и ведьм, что было непонятно, где они были раньше и что делали. Все газеты кишели объявлениями с предложениями приворотить, отворотить, решить все семейные и любовные проблемы, а клиентов видно у них хватало, иначе при пониженном спросе не было бы столько предложений. Или народ изголодался по колдунам, или был уже не в состоянии разобраться со своими трудностями и доверял больше потусторонним силам, чем здравому смыслу. Валерий Иванович слушал мордастую целительницу безо всякого интереса, если у него, что и болело, то вполне помогал анальгин. Также ему не требовались ни привороты, ни отвороты и в семейных делах у него был полный порядок. К тому же он не верил ни в черную, ни в белую магию и хотя не был особо верующим человеком, считал деяния всех этих прорицателей и колдунов не угодными Богу, а без нужды ссориться с кем бы то ни было, тем более с Богом, не входило в его привычки. Наконец он услышал долгожданный тяжелый стук металлической двери и через минуту в комнату вошла жена. Его озадачил серьезный и даже несколько встревоженный взгляд Насти. Обычно при виде ожидающего мужа на ее лице сразу появлялась улыбка. Она отличалась спокойным и уравновешенным характером и видимо, поэтому лишние калории не сгорали в топке отрицательных эмоций, растревоженных нервной системой, а откладывались постепенно в подкожной клетчатке. Впрочем, калорий откладывалось не настолько много, чтобы каждый год покупать одежду на размер больше. Настя присела за журнальный столик, взяла сигарету, закурила и сказала мужу:
- Валера, я должна тебе кое-что рассказать.
- Что-нибудь случилось? Валяй, рассказывай.
- В последние дни со мной происходит что-то странное. Когда я возвращаюсь с работы и подхожу к дому, у меня появляется непонятный страх, ноги становятся тяжелыми и не хотят идти, и чем ближе к квартире я подхожу, тем хуже становится.
- Чушь какая-то. Может я тебе надоел, и ты не хочешь идти домой, чтобы не видеть меня? Признавайся.
- Ты тут не при чем. Я же тебе говорю, что у меня появляется беспричинный страх, я начинаю вся трястись от него. Раньше такого никогда не было. Я сейчас зашла к подружке, все ей рассказала и спросила, отчего это может быть. Знаешь, что она мне ответила?
- Ну-ну, интересно узнать, что она сочинила.
- Она сказала, что меня сглазили.
- Бабские бредни, еще одна помешанная. Благодаря вашей материальной помощи, процветают всякие колдуны и специалисты по разным магиям.
- Это еще не все. Она взяла первую попавшуюся газету и заставила меня позвонить по объявлению, обещающему снятие сглаза и порчи.
- Вот так и распространяются суеверия. Неужели ты веришь в эти сказки? Дурят вас шарлатаны, как хотят.
- Не перебивай, пожалуйста. Трубку сняла женщина, расспросила, в чем дело и сказала, что я должна взять свою последнюю фотографию и передать молодому человеку, который подъедет на нашу станцию метро, а потом она мне позвонит.
- Ну что ж, если ты вбила себе в голову подобную блажь, можешь нести фотографию. Глядишь и успокоишься. Мне плевать на этих мошенников, главное, чтобы у тебя исчез страх и ноги стали нормально ходить.
После обеда Настя понесла в метро фотографию, потом вернулась и стала ждать звонка. И действительно, женщина позвонила. Валерий Иванович лежал на диване и лениво перелистывал газету, не прислушиваясь к разговору жены по телефону, пока она его не попросила:
- Валера, сходи, пошарь над притолокой комнатной двери. Есть там что-нибудь?
Валерий Иванович нехотя поднялся, подошел к двери, не понимая, что она там забыла.
Провел рукой над притолокой, сказал: - Есть. Иголка воткнута, - и пошел на кухню попить воды. Когда он вошел в комнату, жена уже закончила разговаривать и сидела на диване с застывшим выражением изумления на лице. Валерий Иванович усмехнулся и спросил:
- Что интересного тебе рассказала прорицательница?
- Она попросила меня поискать что-нибудь над притолокой и когда я сказала, что нашла, она спросила: «Нашли иголку?», я ответила положительно. Затем она мне сказала, что неделю назад от нас уехала женщина и это ее работа. Мало того, она сказала, что я не первая у нее жертва.
Тут пришло время изумиться Валерию Ивановичу. Ровно неделю назад от них уехала его тетка, младшая сестра матери. Его еще удивило, что она приехала всего на два дня, привезла зимние сапоги матери. Стоило ли тащиться из другого города, тратить деньги на билет, чтобы уехать через два дня? Обычно она меньше недели не гостила. Да и сапоги не являлись острой необходимостью, у матери своей обуви хватало.
Бесчисленное количество рассказов и анекдотов о теще и зяте не уменьшается со временем. Но есть еще более острая семейная проблема – сноха и свекровь. Эта проблема в фольклоре почему-то умалчивается. Две женщины в одном доме представляют собой гремучую смесь. Старая и молодая. Старая никогда не прощает молодой, отнявшей у нее сына. Молодая или недостойна полученного ею сокровища, или не так как надо ухаживает за ним, или недостаточно почтительна с родившей это сокровище. А если старая уже не работает, то вся энергия направляется на борьбу с захватчицей. При чем борьба ведется двумя путями – явная, непосредственно против снохи и тайная, путем задушевных бесед с сыном, бесед, раскрывающих ему глаза, ослепленных любовью. А молодая женщина приобрела семью и желает быть хозяйкой в доме и вести себя так, как считает нужным, и ей ни к чему перенимать богатый жизненный опыт, настойчиво передаваемый свекровью. А если ее воспитали уважать старших, да и муж придерживается мнения матери, то ее жизни не позавидуешь, она постоянно находится между двух огней. И лишь в исключительных случаях между двумя женщинами складываются доброжелательные отношения. Зная характер Валерия Ивановича, мать не решилась открыто выступать против снохи, она избрала другую тактику. Когда Настя на кухне готовила, она выходила из своей комнаты, садилась рядом, заводила разговор и при каждом удобном случае превозносила несуществующие достоинства предыдущей жены сына, а один на один с ним вспоминала, какая хорошая и умелая была у него жена, чего никогда не делала до развода. Она почему-то была уверена, что ее конфиденциальные беседы оба сохранят в тайне друг от друга и была весьма удивлена, когда сын в резкой форме запретил ей вести провокационные разговоры. Она притворилась невинной овечкой, непонимающей, почему нельзя хвалить человека, если он достоин этого.
Валерий Иванович вытащил иголку и спросил жену:
- Что мне с иголкой делать?
- Она сказала, что ее надо вынести из дома и выбросить подальше.
- Видно маманя нажаловалась тетушке, на непочтительное отношение к ней, и та решила оказать посильную помощь. Жалко, что она далеко живет, а то бы я разобрался с ней. Ладно, пока пойду, проведу беседу с матерью.
Он пошел в комнату к матери. Та, как обычно, лежала на кровати и мечтательно разглядывала потолок.
- Маманя, что за игры с иголками ты затеяла со своей сестрицей?
- Какие игры? Какие иголки? Я ничего не знаю.
- Хватит дурочку из себя корчить, ты же никогда в жизни ни в чем не признавалась. Теперь слушай меня внимательно. Позвонишь свей сестричке и скажешь, чтобы ни она, ни ее родственники никогда не появлялись на пороге моего дома.
- А если она захочет приехать ко мне в гости? Я же здесь живу, она имеет право навестить меня.
- Я разве непонятно сказал? Никогда! Видеть никого не желаю. Если приедут, ночевать будут на вокзале. Ты меня знаешь.
Мать нахмурилась и недовольно поджала губы. Валерий Иванович был уверен, что она завтра же, когда они будут на работе, сообщит свей сестре о принятом им решении, и тетка в его доме не появится. Теперь что-то надо делать с женой. Он вернулся в свою комнату и спросил Настю:
- Что тебе посоветовала эта женщина? Как дальше поступить?
- Я записала адрес, куда мне надо приехать, там снимут порчу.
- Ну и дела, никогда не думал, что моя тетушка окажется такой стервой. Я уверен, дядя Яша не знает, чем она занимается.
- Какой дядя Яша?
- Ее муж, нормальный мужик. Вот бы его порадовать новостью, что его жена колдунья. Ладно, завтра поедем ликвидировать последствия визита тетушки. Развелось колдунов и ведьм, шагнуть некуда, чтобы не наступить на них.
- Мы с ней выпили за обедом, и она спьяну похвасталась, как отвадила какого-то племянника приходить к ним. Я уже точно не помню, но она что-то подметала и куда-то выносила мусор. Больше он не навещал их.
На следующий день поехали по указанному адресу. Валерий Иванович остался ждать в машине, а жена заметно волнуясь, пошла снимать порчу. Она отсутствовала минут сорок и когда вернулась, муж спросил у нее:
- Что там было? Давай, рассказывай.
- Я вошла в квартиру, и какая-то женщина сразу провела меня в комнату. В комнате был полумрак, свет не горел, кроме большого количества свечей. На полу был постелен темный бордовый ковер, окна были завешены бордовыми шторами. У стены стоял низкий столик, над которым висело несколько икон, а на столе стояли свечи, какие-то чаши с водой и лежали распятия. В углу в старинном кресле с высокой спинкой сидел старик, одетый во все черное, а на груди у него висел большой крест. Он посадил меня на маленькую скамеечку возле кресла и стал расспрашивать. Потом стал водить руками над моей головой и сказал, что меня надо перекрестить, потому что на мое имя наведена порча. Он повел меня к столу, дал свечку, а другой водил над моей головой, затем побрызгал на меня водой и немного намочил голову. И все время что-то говорил. На столе лежал чистый лист бумаги, на который он периодически капал воском, затем лист отдал мне и сказал, чтобы я сожгла его дома, а пепел выбросила на улицу. Он сказал, что теперь у меня другое имя, и я должна сменить прическу и одежду.
- С одеждой он переборщил. Мы или разоримся, или тебе придется ходить голой. Одежду оставим. Кстати, сколько он с тебя содрал за свою работу?
- Сто двадцать пять рублей.
- Хорошо зарабатывает. Неплохо было бы предъявить этот счет стерве. Ничего, я думаю, найдется тот, кто заставит ее расплатиться. Каждому воздастся по заслугам.
Как ни странно, но после посещения старика, все страхи у Насти исчезли, и она возвращалась домой, как и прежде, бодро и весело. Вот и не верь после этого во всякую нечисть. Что за времена настали, мало того, что жизнь доставляет всякие неприятности, так еще и всякие доморощенные колдуны донимают. Их подлые штучки подкрадываются тихо и незаметно и не всякий догадается, что явился жертвой какой-нибудь магии. Неймется людям.
В постели лежала женщина и курила. Она о чем-то думала, но постепенно мысли стали заплетаться и она задремала. Сигарета выпала из рук. Сигареты не гаснут, даже когда их перестают курить. Затлела простыня, затем вспыхнула, загорелось белье на женщине, она стала биться в пламени, из комнаты раздался истошный крик: «Яша! Яша!». Яша и врачи спасли ее, но из постели она уже не вставала до самой смерти.
Ода воде.
По песчаным барханам шли два человека. Судя по внешнему виду, одному было немного больше тридцати лет, другому лет на пять меньше, хотя на самом деле они могли быть и моложе. Потемневшие, несколько дней не бритые, обветренные лица, сухие потрескавшиеся губы и красные воспаленные глаза субъективно увеличивали возраст. На них была такая выгоревшая и изодранная камуфляжная форма, что даже ее принадлежность к какой-нибудь армии определить было сложно. За плечами обвисшими тряпками болтались опустевшие рюкзаки. Они шли днем и ночью и лишь в невыносимую полуденную жару ложились на несколько часов поспать, завернув головы в куртки для защиты от солнца и песка. Путники очень торопились и создавалось впечатление, что они или кого-то догоняют, или стараются сами от кого-то уйти. Впрочем, мало ли причин для спешки в пустыне. Последний глоток воды кончился день назад, его хватило, чтобы смочить полость рта, а продукты кончились еще раньше. С каждым часом их передвижение замедлялось. Донимала жажда, осыпающийся под ногами песок, палящее солнце, из-за которого казалось, что легкие порывы ветра дуют из раскаленной духовки, но труднее всего было переносить сводящую с ума жажду. Вокруг сплошной песок и никакой живности, ни ящериц, ни змей, которых они с удовольствием бы съели. Видно от жары все твари попрятались. Они уже не обращали внимания на миражи с фонтанами, водопадами и с пышной тенистой растительностью. Повстречайся им на пути оазис, они вряд ли поверили в его реальность. За ними оставалась неровная цепочка следов, быстро заносимая песком, но шла она в одну сторону, путники не петляли, они упорно шли к невидимой цели, ориентируясь днем по солнцу, а ночью по звездам. Впереди шел старший, кося иногда взглядом на солнце и периодически оглядываясь по сторонам. Младший шел по его следам. И если голод просто мучил их, то жажда становилась невыносимой. Ни о чем другом они уже не могли думать. Мысленно перед их взором текли потоки ледяной прозрачной воды, искрились журчащие ручьи и сверкали целые озера с накатывающими на берег волнами, но прекрасные видения сразу исчезали, стоило провести во рту шершавым языком и почувствовать противный скрип песка на зубах. Песок был везде – во рту, в ушах, во всех складках одежды, в обуви. Внезапно старший остановился, сделал два шага в сторону и что-то выдернул из песка. Младший разглядел сухую ветку с рогулькой на конце. Его товарищ повертел ее в руках и сунул в карман куртки. На вопросительный взгляд младшего он не прореагировал и пошагал дальше. Переходы становились все короче, а остановки длиннее. На одном из привалов младший все-таки решил поинтересоваться и спросил:
- Зачем ты подобрал эту ветку и несешь ее с собой? Для костра она не нужна, нам давно уже нечего готовить.
- Раньше я с такой веткой искал воду и никогда не ошибался.
- Попробуй и сейчас, может найдешь какой-нибудь ручеек.
- Не ручеек, я искал воду под землей, а затем в том месте копали колодец. Надо попытаться, может и здесь где-нибудь есть вода под слоем песка.
И снова вперед по осыпающемуся песку под лучами раскаленного солнца. Теперь старший шел, держа в обеих руках ветку за рогульку. Ближе к закату, на очередном привале он немного полежал, а затем стал описывать постепенно расширяющиеся круги вокруг стоянки. Младший с недоумением смотрел на него – не так много у них осталось сил, чтобы тратить их на пустое хождение. Наконец старший направился к лежащему спутнику и, подойдя к нему, остановился. Ветка в его руках чуть вздрогнула. Он, глядя на ветку и на песок возле молодого, тихо прошептал:
- Вода, здесь вода. – Затем оглянулся по сторонам и решительно сказал: - Все. Останавливаемся. Как только солнце закатится, будем копать, заодно и погреемся.
Ночами было холодно, и изношенная форма почти не согревала. Солнце зашло за горизонт, и сразу их накрыла сплошная темнота. Копали песок руками и крышкой от котелка, который старший достал из рюкзака. Котелок он оставил на всякий случай. До рассвета, с короткими перерывами, они вырыли огромную яму, края которой постоянно осыпались и норовили похоронить их труд, но как оказалось, трудились они зря. Вода так и не появилась. Старший, глядя на яму, сказал:
- Видно вода гораздо глубже. – Младший промолчал.
Взошло солнце, и путники медленно побрели дальше. Вода осталась в мечтах.
Вода. Как много она значит и почти ничего не стоит. Ею разбавляют виски и молоко. Ее добавляют в напыщенные речи и льют на мельницу друзей и врагов. Вода работает, а ее берега служат прекрасным местом для отдыха. Человек с успехом использует все ее три состояния. По льду катаются на коньках, а кусочки его кладут в коктейль. Лед отличное средство для слишком разгоряченных людей и для охлаждения шампанского. И третье состояние воды приносит пользу человеку, достаточно вспомнить паровоз и пароход, парилку и паровое отопление. Хотя замены воде нет, к ней относятся по разному. Горожане вспоминают о ней лишь тогда, когда промочат ноги или сосед сверху зальет квартиру, причем поминают ее недобрым словом. Их даже дождь не радует, создавая лишние проблемы. Другие не представляют жизни без воды. К ним относятся моряки, рыболовы и огородники, вынужденные в жару поливать грядки. Еще неплохо бы вспомнить, что жизнь зародилась в воде. Из воды она вышла, а без воды уходит.
По песчаным барханам брели два человека. Иногда упав со склона, они долго лежали и с трудом поднимались. Старший продолжал держать в руках ветку. Она оставалась последней надеждой. Видно у него осталось сил больше, чем у молодого, потому что на одном из привалов он поднялся и, с трудом передвигая ноги, стал ходить кругами возле стоянки. Силы оставляли его и он побрел к своему спутнику, молча лежавшему на песке, прикрыв голову курткой. Когда он остановился, чтобы прилечь и хоть немного восстановить силы, ветка в его руках вздрогнула, и конец ее слегка опустился вниз. Он пристально смотрел то на ветку, то на своего товарища и вдруг в его глазах мелькнула какая-то мысль. Он что-то понял и усмехнулся.
Вода – это жизнь. Человек на восемьдесят процентов состоит из воды.
Надо спешить.
Больница. Двухместная палата. На одной из кроватей лежит мужчина, точнее уже не мужчина, а больной. Остались позади электрокардиограммы, рентгеновские снимки, уколы. Недавно симпатичная сестричка в коротком халатике, не скрывающем классные ножки, убрала капельницу и принесла ужин, к которому он не притронулся. Заканчивался первый день на больничной койке. Мужчина не настолько плохо себя чувствовал, чтобы погрузиться в размышления о своей болезни, поэтому его одолевала скука. Телевизора нет, поговорить не с кем и пройтись по отделению нельзя, врач запретил ходить. Он взял с тумбочки книгу, полистал, но желание почитать, как появилось, так и исчезло. Он не помнил, когда в последний раз лежал в больнице, а здесь даже стены нагоняют тоску. Хорошо бы очутиться дома. При мысли о доме, равнодушный до того взгляд, сразу погрустнел. В коридоре послышались неторопливые шаги и остановились у его двери. После короткого неразборчивого диалога – одним из говоривших была уже знакомая палатная сестра, - дверь открылась. Вошел врач, бросил короткий взгляд на больного и воскликнул:
- Серега?! Что ты разлегся тут?
Больной тоже узнал вошедшего, улыбнулся и ответил:
- Да уж не по своей воле, поверь мне, Аркаша. Внезапно мне стало что-то плохо, жена вызвала «Скорую» и они чуть не силой увезли меня. Не знал, что ты теперь здесь работаешь.
- Который год уже здесь вкалываю. Дежурю сегодня. Ну, раз положили, значит лежи, зря не положат. Не расстраивайся, немного полечим и заодно обследуем твой организм. Ты, наверное, как и прежде, к врачам не любишь ходить. Сколько же мы с тобой не виделись? Рассказывай, как дела, как поживаешь, что делаешь?
- Все вроде нормально, дети выросли, жена при своих обязанностях, а я работал до вчерашнего дня.
- Пенсию получаешь? Если я не ошибаюсь, твое время подошло.
- Получаю, но разве на пенсию проживешь? Вот и приходится работать, хотя до чертиков надоело, а сидеть на шее у жены воспитание не позволяет, да и не прокормит она нас.
- Времена, когда можно было жить на пенсию, давно миновали. Приходится работать пока ноги ходят или пока не выгонят. А ты неплохо выглядишь.
- Что толку, если очутился в твоем заведении. Ты, кстати, тоже неплохо сохранился. Мы же лет двадцать не встречались и чего скрывать, заметно постарели с тех пор, а ведь были и мы рысаками.
- Живем в одном городе, а как ты женился в очередной раз, так наши встречи и сошли на нет. А помнишь, как проводили оздоровительные мероприятия на рыболовной базе под Можайском?
- Как же, сначала дома у хозяйки застолье, потом банька с девочками, затем номер-люкс на базе. Помнишь, как в апреле мы пешком тащились на базу через поле, залитое водой, а машину бросили на обочине?
- Ты еще Наташку нес через огромную лужу и кричал, что тебе это море всего лишь по колено.
- Сначала нес, а когда притяжение земли стало сильнее меня, мы нырнули в грязную воду и чуть не утонули, а ты с Ленкой корчился от смеха.
- Ну не лезть же мне было в лужу, чтобы спасать тебя. Я и так еле на ногах держался, если бы не Ленка, вряд ли бы дошел до базы. Из-за этой воды и грязи мы два дня не выходили из номера. А помнишь, как у меня на квартире оздоравливались?
- Ты имеешь в виду случай, когда у Наташки в разгар интимного процесса случился приступ аппендицита?
- И мы, как идиоты, помчались на такси через ночной город ко мне в больницу, а потом в машине ждали, чем все кончится.
- Тревога оказалась ложной, и мы на этом же такси вернулись продолжать наши игрища. А сколько было других приключений! Когда я оглядываюсь назад, в прошлое, я думаю, что тогда жилось легко и весело, хотя в то время небо у меня над головой не всегда было безоблачным. Прошлое всегда кажется лучше настоящего.
- Конечно, не все проходило гладко, но зато есть, что вспомнить. Плохое забывается и создается впечатление, что хорошего было больше.
- Ты прав, Аркаша. Как говорил один парень, - жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бездарно прожитые годы.
- Мне кажется, что он говорил о бесцельно прожитых годах.
- Цель в жизни придумали коммунисты и карьеристы. Коммунисты провозглашали цели, чтобы дурачить народ, а карьеристы, чтобы дурачить себя. Достигли одной цели кровью и потом, ставят перед собой другую, затем третью, а когда жить? Я всегда жил без цели, просто так.
- Это твое право, Серега. Каждый живет так, как считает нужным.
- Ты знаешь, я рад, что встретил тебя. В последние годы я пару раз опоздал.
- Опоздал? Куда? И при чем тут встреча со мной?
- У тебя есть еще свободное время?
- Девать некуда.
- Тогда слушай. Где-то с десятого класса у меня появился друг. Мы познакомились на даче, а потом оказалось, что мы и в Москве живем рядом. Мы оба были молодыми придурками. Могли промчаться на велосипедах по дачному поселку и проорать частушку:
Пароход плывет мимо пристани,
Будем рыб кормить коммунистами.
В те времена это было серьезно. И в Москве, и на даче мы проводили все свободное время вместе. У него была довольно аристократическая внешность и в отличие от меня он всегда ходил причесанный, начищенный, наглаженный. Очень начитанный человек с отличной памятью и не лишенный чувства юмора. У него была слабость к цитатам из прозы и поэзии, которыми он постоянно сыпал. Помню после десятого класса мы ходили в парк Горького кадрить девчонок, вернее кадрил он, а я при сем присутствовал, наблюдал и делал выводы. Несмотря на все его данные, успех был минимальный, что, впрочем, нас ничуть не огорчало, поскольку ему был интересен не результат, а сам процесс. Девчонки просто пугались его потока слов, а Есенин, Блок или Северянин если и были знакомы им, то лишь по фамилиям, а не по произведениям.
- Ты тоже поэзией увлекался?
- Нет, упаси Бог. Мне вообще эти поэты не очень нравятся, а Есенинские березки и клены мне до фонаря. Я же городской человек и предпочитаю яблоки и груши, но не на деревьях, а в вазе. Когда я приходил к нему и мне хотелось почитать что-нибудь рифмованное, я брал с полки Роберта Бернса или Омара Хайяма. При всей его общительности, у него кроме меня не было друзей. Мне с ним было интересно, и я с удовольствием приходил к нему домой поболтать или почитать что-нибудь, пока он работал со своими книгами. Если он не изучал очередной фолиант, то я знакомился с творчеством поэтов, с историей кино и театра, не слезая с дивана. Сам бы я не стал читать тех книг, из которых он черпал различные сведения и рассказывал мне. Через год после школы я поступил в институт, а его забрали в армию, откуда он присылал мне свои стихи и весьма остроумно описывал свой солдатский быт. Он очень увлекался театром и после армии поступил в какой-то театральный институт – мечтал стать театральным критиком. Мы стали встречаться все реже и реже. У меня в институте появилась новая компания, а он все вечера проводил в театрах, смотрел спектакли. Когда же родители купили ему кооперативную квартиру за Сокольниками, мы постепенно перестали общаться. Но дело в том, что я помнил о нем и мне частенько хотелось позвонить и встретиться с ним, выпить бутылочку вина и, как прежде, сидя на диване, поболтать и послужить ему внимательной аудиторией. И каждый раз я откладывал звонок на потом. Я вообще не люблю звонить и разговаривать по телефону. А лет семь назад мне позвонила его мать и сказала, что он умер. Я приехал на похороны. На поминках, на которых присутствовало всего несколько человек, понял, что кроме меня у него так и не появились новые друзья.
- А почему он сам не звонил тебе?
- Он мечтал стать театральным критиком, а после института, как я узнал из разговоров на поминках, работал мелким администратором в какой-то затрапезной конторе, которая занималась цирковыми гастролями. Ты понимаешь, что это такое для амбициозного человека. Я опоздал встретиться с ним, хотя очень хотел.
- Ты говорил о паре опозданий, какое второе?
- В институте у меня появился новый друг. Мы дружили все годы, пока учились, и много лет после окончания дружили семьями. В отличие от первого, он был немногословен, предпочитал слушать, а не говорить, был весь в себе – чистый интроверт. Он был мне полной противоположностью. Что скрывать, я всю жизнь был шалопаем. Нас связывало его безотказное участие во всех выходках и проделках, постоянно приходивших мне в голову. В молодости я не выносил однообразия и спокойного течения жизни. И то, что не сделал бы каждый из нас в отдельности, мы легко совершали вместе. Видно быть интровертом совсем нелегко, жизнь требует разрядки. И как у первого, у него кроме меня тоже не было друзей. Во время всей нашей длительной дружбы он почти никогда не звонил мне и всегда инициатором наших встреч и загулов приходилось быть мне. Его необщительность распространялась даже на меня. Мы столько лет провели вместе, что иногда мне его просто не хватало, хотя наше общение было довольно молчаливым. Мы могли просидеть в ресторане пару часов и обменяться всего полудюжиной слов. Молчание нас не тяготило. Наши встречи стали реже, когда семейная жизнь у него дала трещину. Его жена не в меру увлекалась спиртным, правда и он не был противником алкоголя, но пьющий мужчина, это совсем не то, что пьющая женщина. После того, как он развелся и женился на другой, наши встречи практически прекратились. Возможно из-за неудачи на семейном фронте, он и сам стал ярым приверженцем Бахуса, а это по некоторым обстоятельствам препятствовало моему общению с ним. Наша многолетняя дружба давала себя знать, и я частенько собирался ему позвонить, чтобы встретиться, как в былые времена, но каждый раз откладывал по разным малозначительным причинам. Иногда мне звонила его бывшая жена, и я был в курсе его дел. И вот три года назад она звонит и спрашивает, почему я не был у него на похоронах. Это известие меня ошарашило. Во время его смерти меня не было в Москве, а потом мне никто ничего не сообщил. Я думал, что у меня в запасе еще уйма времени, а я опять опоздал.
- Так вот почему ты сказал, что рад нашей встрече. Ты боялся, что я тоже умру, и мы не встретимся?
- Ладно тебе. Ты совсем другое дело. У тебя и без меня полно друзей, а перед ними я чувствую себя виноватым. Но это не все, есть еще одна история. Лет тридцать назад я расстался с одной девушкой. Мы расстались по моей вине – я не смог на ней жениться. Наши четырехлетние отношения должны были завершиться браком, и она терпеливо ждала.
- Почему же ты не женился? В этом плане ты скор на руку.
- Это другая долгая история и ее трудно понять, даже не понять, а объяснить. И как в таких случаях бывает, она сказала мне, что мы расстаемся навсегда и чтобы я не делал никаких поползновений для встречи с ней. Говорят, что время лечит. Лечит горе от потери близких, лечит тоску, когда тебя навсегда оставляет любимый человек, лечит обиды и еще многое другое, но мне это лекарство ничуть не помогло. За прошедшие тридцать с лишним лет у меня были любимые женщины, по настоящему любимые, но всегда в сердце оставалась ниша, заполненная ею и недоступная ни для кого другого. Почему эта ниша оказалась наглухо закрытой, для меня тайна, и разгадать ее я не в силах.
- Может ты ее очень любил?
- Самое смешное, что я за те четыре года так до конца и не понял, люблю я ее или нет, а за четыре года чувства могут поостыть даже к самой любимой женщине и тогда любовь переходит в привычку или привязанность. Человек привыкает ко всему и то, что вчера вызывало восторг, завтра воспримется как нечто обыденное. Мозг не любит длительных перегрузок и старается от них избавиться, а всякое сильное чувство является перегрузкой, мощным очагом возбуждения, своего рода пожаром, который мозг стремится погасить. У меня в голове образовался горящий торфяник, - и сильного пламени нет и погасить невозможно. Все эти долгие годы у меня не проходит желание увидеть ее снова, у меня постоянно перед глазами ее лицо.
- Ну так позвони, придумай какой-нибудь предлог и позвони. Срок давности прошел и возможно она согласится встретиться с тобой. К тому же такая встреча ни к чему не обязывает.
- Она давно переехала на другую квартиру, вдобавок я не знаю какая у нее фамилия после замужества. Так что, звонить некому, а случайная встреча в Москве практически исключена, да и узнать друг друга через столько лет трудно. Зная, как мне везет на встречи с людьми после многих лет разлуки, я боюсь и тут опоздать.
- Ладно, не переживай. Советом тут не поможешь, а вот предложить выпить по рюмочке я могу, в ординаторской стоит бутылка коньяка. Сбегать?
- Нет, Аркаша, не хочется. Спать пора, приходи завтра, потреплемся.
Утром, во время обхода дежурный врач подошел к двухместной палате, открыл дверь и вошел. Пристально посмотрел на лежащего больного, нахмурился и еле слышно прошептал:
- Эх, Серега. Ты опять не успел.
Невезучие.
Ли Мэн-чен работал в маленьком театрике. Он был музыкантом и актером. Собственно, это был не театр, а театральный балаган, каких было множество на площади и на прилегающих улицах среди еще большего количества харчевен. На представлениях почти ежедневно появлялась молодая девушка. Ли Мэн-чен решил, что она из знатного рода, потому что хозяин балагана всегда усаживал ее на самое почетное место, но она долго не сидела на нем, а убегала за кулисы. Она перезнакомилась со всеми актерами и вскоре он узнал, что Жун-эр (Лотос) принадлежит к знатному роду – желтому знамени. Маньчжуры делили свое военное и гражданское чиновничество на восемь знамен и одноцветные знамена были главными, а с каймой – второстепенными. Желтый цвет считался императорским, самым почетным. Это было время правления маньчжурской династии Цин.
Ли Мэн-чен сразу же обратил внимание на молодую любительницу спектаклей. Она была не просто красива, она излучала обаяние. Толстые черные косы, падающие на длинный халат, ровная челка и небинтованные, но маленькие изящные ноги ясно говорили, что она маньчжурка. Кроме того она неплохо пела и ее чистый звонкий голос был подобен серебряному ручью. В свою очередь и Жун-эр не оставила без внимания симпатичного музыканта, и постепенно их беседы о музыке, о спектаклях переместились из балагана на улицы и в парки. Они гуляли по Храмам, иногда отправлялись на рынок или в Беседку безмятежности. Летом в жаркие дни уходили в Платановую рощу, где громадные деревья скрывали от палящего солнца тропинки и беседки, в одну из которых они и садились отдохнуть, вдыхая пьянящий аромат цветов. Отец Жун-эр хотя и был из знатного рода, но богатством похвалиться не мог и поэтому косо смотрел на встречи своей дочери с безродным музыкантом. Из-за его бедности Жун-эр не могла одеваться в шелка и парчу, как ее богатые подруги, но ее халаты из дешевой материи всегда были чистыми и хорошо скроенными, а в волосах всегда был красивый свежий цветок вместо дорогих украшений. Поэтому же она даже не могла часто посещать столь любимые ею уличные харчевни.
На прогулках они оживленно болтали на самые различные темы, но самой сокровенной темы не касались, да и зачем говорить, если все можно прочитать по глазам. Где-то в самой глубине души Ли Мэн-чена таилась робкая надежда на благополучный исход их отношений. Ее отец должен был понимать, что при его бедности, даже знатное происхождение не позволит ему рассчитывать на брак его дочери с сыном богатого вельможи. Богатые предпочитают родниться с богатыми, чтобы приумножать свои богатства, а бедные родственники им ни к чему. Душа Жун-эр металась как лисица попавшая в капкан. С одной стороны она полюбила Ли Мэн-чена и была бы рада выйти за него замуж, а с другой стороны ей опостылела бедность, ей хотелось иметь драгоценные украшения, хотелось одеваться в дорогие одежды, вкусно есть, но она понимала, что богатство не упадет с неба и ожидая его, можно потерять Ли Мэн-чена.
Однажды, когда Жун-эр пришла за кулисы, Ли заметил, что в ее глазах нет привычного живого блеска. После спектакля они пошли гулять в Парк чистой воды и сели в Беседке блаженного уединения, украшенной разноцветными фонариками. Там Жун-эр рассказала, что сейчас набирают девушек для императорского гарема. Евнухи рыщут по улицам, разыскивают молоденьких красивых маньчжурок, ведут их во дворец, где будет происходить отбор наиболее достойных наложниц для Сына Неба. Богатые родители ее подруг прячут своих дочерей или срочно выдают их замуж. Ее же отец решил отправить дочь во дворец в надежде поправить свои дела, если она понравится императору и будет пользоваться его милостями.
Наложницы маньчжурских императоров делились на несколько рангов: императорская драгоценная наложница, драгоценная наложница, наложница, конкубина, драгоценный человек. Поэтому в маньчжурских семьях, в отличие от китайских, дочери ценились больше, чем сыновья. Красивая маньчжурка могла стать императрицей, а китайская нет.
Ли Мэн-чен понял, что его надеждам не суждено сбыться, Жун-эр не пойдет против воли отца. Слишком сильны традиции уважения родителей. Его первая любовь так и останется до конца неразделенной. Можно любить звезды на небе, гром во время грозы, трели соловья, такая любовь приносит радость, хотя они принадлежит всем, но какая радость от любви, если объект любви должен принадлежать тебе, но ты знаешь, что он никогда не будет твоим? Неразделенная любовь разрушает сердце.
Через несколько дней они опять пришли в Парк чистой воды. У Ли Мэн-чена с собой была флейта. В беседке он сказал:
- Несравненная Жун-эр, я вчера сочинил музыку, она посвящена тебе. Ее никто еще не слышал, а после сегодняшнего дня ее никто и никогда больше не услышит. Это мое прощание с тобой.
Первые звуки были спокойными и нежными, потом в них появились тревожные ноты, а затем музыка преобразилась, словно флейта стонала и плакала, но это стонала и плакала его душа.
Трехпалубный красавец медленно отошел от пристани и, набирая скорость, поплыл вниз по течению, по маршруту Киев – Одесса. Владимир обошел все палубы и изучил где и что находится. Его внимание привлекли два бара: один на носу - дневной и один на корме – вечерний. Теплоход был туристический и почти все туристы оказались иностранцами – преимущественно старички и старушки, отдыхающие по социальным путевкам. В его каюте вторым туристом был наш пенсионер. Украинцев на теплоходе не было, видимо их местные достопримечательности не интересовали. После ужина Владимир отправился осваивать вечерний бар. Пока он снимал пробу с разных сортов водки, в баре заняли столики с десяток иностранцев, а на маленькой эстраде появилась девушка со скрипкой и парень. Некоторые песни они пели под собственный аккомпанемент, а некоторые под фонограмму. Для утехи иностранцев пели на английском языке, французском и немецком, но тарелка для чаевых оставалась пустой, и лишь один француз заказал для них по рюмке коньяка. Слушатели не отличались щедростью. Владимира поразил ее голос, позже он узнал, что у нее бархатное меццо-сопрано. По телевизору он таких голосов не слышал. Кроме голоса у нее были неплохие и внешние данные, хотя в теперешнюю моду она не вписывалась, но Владимиру не нравились девушки без вторичных половых признаков, а это значит, что у них должна быть грудь, попа и подкожный жир в надлежащем количестве. Вечером на второй день Владимир достал из своих запасов бутылку коньяка и в перерыве между выступлениями подошел к артистам, сидевшим за столиком с хозяином бара и, сказав, что ему нравится, как они поют, отдал им бутылку, чем весьма удивил их. После десяти часов почти все иностранцы ушли на покой и с эстрады зазвучали русские песни, причем перед этим певцы поинтересовались у Владимира, чтобы он хотел услышать. С этого вечера все перерывы между выступлениями они проводили за его столиком. Хотя они были русские, но жили теперь в разных государствах и им было о чем друг другу рассказать.
Изредка бывают случаи, когда один человек встречает другого, и у него в голове словно щелкает какой-то датчик – это он. И тогда все отходит на второй план и жизнь наполняется новым смыслом. И все, казавшееся раньше важным и значительным, становится пустым и неинтересным. Так случилось и с Наташей. Что-то произошло с ней, когда она заметила за столиком одинокого молодого человека, а окончательный громкий щелчок датчика она услышала, когда увидела его вблизи с бутылкой коньяка. Нельзя сказать, что она была обделена вниманием молодых мужчин, не говоря уже о немолодых, но никогда реакция на них не была такой, как на этого парня.
Они продолжали петь для него русские песни, а он для затравки иногда клал на тарелку для чаевых несколько гривен, но иностранцы вяло реагировали на его жест, а когда новые друзья возмущались, говоря, что для него поют бесплатно, Владимир отвечал, что они на работе и им надо зарабатывать деньги, а он на отдыхе, ему надо их тратить. Когда выступление заканчивалось, они собирались в каюте у напарника Наташи или на верхней палубе под фонарем, ставили на стол выпивку, Владимир из своих неистощимых запасов, а они, купленную на стоянке.
Судя по поведению Владимира, он не был расположен к флирту, чем озадачивал Наташу. Ей хотелось увидеть больше внимания с его стороны, и наличие у него жены и ребенка не остановило бы ее. Она не считала возможным самой проявить активность, а ожидание становилось мучительным, но при этом она даже не смогла бы сказать, что в нем так притягивает ее. Почему он так пассивен, не мальчик же. Она давно заметила в его глазах определенный интерес к ней, такое трудно не заметить, и ни одного шага навстречу.
Приближалось окончание круиза. Завтра причалят в Киеве. Все оставалось без перемен. В последний вечер в конце выступления, она взяла скрипку и сказала:
- Сейчас я сыграю для тебя, Володя.
Она иногда играла соло на скрипке. Зазвучала странная музыка. Сначала мелодия была спокойная и нежная, затем в ней появилась тревога, и дальше скрипка уже стонала и плакала. Казалось, сейчас струны порвутся от напряжения. Когда Наташа прекратила играть, Володя подошел к ней и спросил:
- Что ты играла? Мне кажется, что я это уже слышал очень давно, но не помню когда и где? Ты ведь играла какую-то восточную мелодию, или китайскую или японскую.
- Ты нигде не мог слышать. Я не спала сегодня ночью, и эта музыка внезапно родилась во мне. Больше ее никто не услышит.
Грустные истории
© Copyright: Ярослав Серафимов, 2006
Свидетельство о публикации №206060600111
Свидетельство о публикации №206060600111
Рецензии
А вы не хотите разбить текст на отдельные рассказы-эскизы, под единым названием? Получится цикл, так будет восприниматься легче! Хотя, безусловно, хозяин -барин.
Светлана Строкова 01.12.2006 14:02 • Заявить о нарушении
Светлана Строкова 01.12.2006 14:02 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.