Среди своих

Пурпурное солнце постепенно опускалось за горизонт, кидая печальный свет уходящего дня на безжизненные макушки кирпичных домов.
Возле подъезда одной из хрущёвок стояли двое мужчин, внешний вид которых оставлял желать лучшего. Один из них, тот, что пониже, курил какие-то папиросы, внимательно наблюдая за исходящими от них клубами никотинового дыма. Другой, одетый в забавную вязаную голубую шапочку (явно женского покроя) и спортивную куртку, всю заляпанную непонятным жиром, просто засунул руки в карманы и пинал ногой почти развалившуюся дверь подъезда.
- Андрюш, - начал говорить он, - а почему ты не пошёл?
- Да потому что я в прошлый раз пахал, а сейчас пусть Котя отдувается!
Голос мужчины в шапочке был на удивление тонок и пискляв. Человек же с сигаретой постоянно моргал больными глазами и буйно жестикулировал руками, когда что-то говорил.
- Нет, Андрюш, ты пойми. По небу летают птицы и несут еду своим детям. А крокодил плывёт на восток. Может быть ты мент?
Лицо курящего внезапно изменилось, а глаза, вдруг, перестали моргать.
- Ты чё, Грин? Баран что ли? Да я ж… это… как отец тебе! Бумблаевых помнишь? Тебя мог бы прям там кинуть, если бы я…. Да как твой вонючий язык вообще это выговорил?!
Гриша сначала ничего не ответил, а просто уставил своё по-детски смущённое лицо на асфальт дорожки, ведущей к ним.
- Вонючий язык. Хорошо. Крокодил плывёт на восток.
Затем его голос внезапно изменился, и он заговорил спокойно, размеренно, с какой-то, правда, горькой обидой:
- Просто мне надоело всё это. Ты бы знал, как я хочу проснуться однажды в чистой кровати… да хотя бы просто в кровати!
Он всё так же по-детски надул губы, и стёр рукавом грязной куртки нагло накатившую слезу. Андрей затушил окурок о стену и громко выдохнул.
- Тебе, Гришка, пить надо давать меньше, а то ты всех в ностальгию загоняешь.
- При чём тут это? Ты помнишь «Нуанду»? Помнишь? Перед коком отпляшешь полтора часика, хлеба упрёшь и на палубу – курить, а там море. Ты представляешь, Андрей? Море.
Гриша развёл руки и, посмотрев на свои широко оттопыренные пальцы, продолжил.
- Вместо грязного московского неба – солнце, вместо засраных улочек – вода, то есть море! А друзья – чайки и рыбы, которых мы просто не замечаем в обыденной жизни. А порою и едим. И ты знаешь, что плывёшь по бескрайнему, но, фактически, маленькому и безвольному мирку, где до тебя никому нет никакого дела. Но разница-то в чём? В том, что тебе тоже на всех всё равно. Ты ни от кого не зависишь. А тут мы сами за себя. Вы вот говорите, что я болен. Что ж, мне плохо; иногда я плачу, когда вас нет. Напоминаю себе прямо какого-то двуликого Януса. Скоро я опять уйду куда-то туда, где, наверное, хуже смерти, потому что сам ты ничего не ощущаешь, а другие…. Порассуждаю пока немножко.
Андрей отвернулся от собеседника и подставил лицо слабому ветерку, не препятствуя тому, чтобы он дул в глаза, заставляя их слезиться.
Минут через десять в переулке, ведущем к дому, послышались радостные возгласы, эхом отлетающие от каменных стен. Не помня себя от радости, из-за угла дома выскочил мужчина, чьи необъятные размеры заставляли задуматься о трезвости его поведения. Он неумело перевернулся в воздухе вокруг себя и, сделав такой же неудачный реверанс, направился к тем двоим. За ним вышел ещё один, в спортивных штанах, протёртых на коленях, и неуверенными шажками поплёлся за здоровяком.
- Пацаны! – первый начал танцевать, припевая слова какого-то неизвестного автора.
Андрей достал папиросу и, не говоря ни слова, закурил вновь.
- Па-ца-ны! Со мной такое было! Ё-ё-ё! Не поверите! Видите паренька? – он схватил подошедшего мужчину и обнял его. – Он мне почти жизнь спас. Менты, смотрю, палят. Тебя Антоном звать, да? Ну вот, Антоха как толкнёт на них алкаша несчастного, там, рядом стоял. Такая умора! И мы со всех ног оттуда. Э-эх, братва! Я вас обожаю!
 Он отпустил Антона и кинулся сначала на Андрея, а потом на Гришу, глаза которого снова покрылись пеленой неизвестности.



Квартира с символическим номером «13» была внутренне схожа с интерьером приёмного пункта стеклотары, который может разглядеть любой, кто решится пойти сдавать бутылки. Вот только её размеры были куда меньше, и запах стоял более пронизывающий.
Так же отличительной и неожиданной чертой квартиры являлись чересчур яркие лампочки, ввинченные буквально везде, где только можно.
Пока подошедший здоровяк, имя которому, кстати говоря, Владимир, знакомил друзей со своим новым знакомым, на кухне что-то бубнил про себя старик лет шестидесяти. Сидел он на грубо сколоченной лавке и, нахмурив свои лысые брови, сверлил глазами бутылку водки, стоящую подле него.
Первым в квартиру вошёл Андрей. Он резким движением руки рванул бутылку со стола; старик даже не пошевелился.
- Вовка, когда Владимирович придёт в себя, скажи, что я взял.
Володя понимающе махнул головой, и они вчетвером направились в то место, которое, по предположению, должно было являться гостиной. Володя взял у Андрея бутылку и без труда сорвал у неё крышку. И, пока горькая отрава лилась в грязные стаканы (они уже, казалось, прилипли к картонке, заменяющей стол), он начал говорить:
- А вот, ребят… это Антоха. Он там же, у Пушкинской жил, с другом. Да?
Заговорил мягкий, приятный, но, в то же время, необычайно печальный голос, какой обычно с первых мгновений своего звучания, навивает на ум какую-нибудь отчаянную думу.
- Я с пареньком одним жил там… забавный такой. До смерти любил цитировать отрывки из каких-нибудь произведений. Кое-как перебивались с ноги на ногу; благо водопровод немного протекал – вода, какая-никакая, была. А рядом булочная. Он там что-нибудь закажет, а сам батон в пальтишко запрячет, было у него, потрепанное жутко… - он выдохнул и потянулся было к карману своей куртки, но тут же на секунду замер и попросил сигарету. Закурили. – Так и жили полтора года. Полтора года, представляете? Благо с Андреем поговорить было о чём, хорошо, душевно. Поскольку он тихий был, неприметный, как-то пошёл на помойку. Думал чего-нибудь там полезного найдёт. Я ему говорил, что не стоит. Знаете, всё-таки не всю жизнь такими, остатки человеческого-то остались; но он пошёл и не вернулся обратно. Я туда бегом, смотрю: милиция, медики. Шпане какой-то очень не понравился. Дело позавчера было. – Антон пристально посмотрел на стакан, стёр какую-то грязь с него и снова поднял глаза. – А сегодня пошёл гулять. Вещей нет – нищему собраться только подпоясаться. Смотрю за Вовкой «глаза», ну я и…. Терять-то нечего. Лучше, на мой взгляд, в тюряге гнить, чем на улице: там хоть кормят. А теперь я с вами.
Антон хотел уже выпить, но Андрей остановил его.
- Это Михалыча, не надо…
Он отодвинул стакан на середину картонки и достал с пола ещё один, куда Антону тут же налили.
Владимир засунул руку в груду каких-то электроприборов на полу и достал оттуда чёрствую корочку чёрного хлеба. Он положил её на поставленный посередине стакан и опустил глаза в пол. Гриша не понимал происходящего и с удивлением рассматривал облезлые стены помещения, как будто впервые их видел. Один Андрей недоверчиво посматривал на пришельца.
Володя очнулся и проговорил каким-то разочарованным голосом.
- Давайте помянем, что ли. Как, говоришь, его звали-то?
- Андрюшкой.
- Давайте.
Они одновременно взялись за стаканы и выпили.
Никто даже не спрашивал Володю о том, что он смог разузнать об Их деле. Завтра предстоял ещё один бурный день перед «выходом в свет». Завтра должны были окрепнуть все мечты только зарождавшиеся в ярко освещенной квартирке.
 




Первым проснулся Антон. Он встал с вонючего матраса и, подбочинясь, выгнул спину. Позвонки негромко хрустнули и он, довольный таким результатом, отправился на кухню. На лавке отдыхал вчерашний старик. На столе стояла начатая бутылка пива и ленивые, не пойми откуда взявшиеся осенью мухи, парили над ней. Шкафом здесь служила коробка из-под холодильника советского образца, где посередине была даже приделана перегородка, обозначавшая, по-видимому, полку.
В этом «шкафу» лежало два батона хлеба: один – чёрный, совершенно зачерствелый, другой – белый, бережно обернутый в целлофановый пакет. Антон взял нарезной и всмотрелся в глубь полки, где приличной горкой были насыпаны чупа-чупсы. Он взял один из них и плотно закрыл коробку.
На кухню незаметно пробрался Гриша.
- Ты что, хлеб втихомолку жрать собрался!? – завыл он и со всей силы ударил по дверному косяку рукой. – Вот падла! Я сейчас Андрея позову, он всё тут быстро устроит!
Григорий снял грязную куртку, открыв тем самым взору Антона футболку, которая была отнюдь не в лучшем состоянии. Антон поспешил успокоить Гришу, пока тот всех не перебудил.
- Ты что, дурной? Не кричи! Я ничего не хотел брать. Ешь ты, если хочешь, и пиво вон допивай, у старика осталось.
- Не старика, а Петра Владимировича. – он по-детски причмокнул губами, поднял бутылку и, понюхав её, поставил на место.- Ещё у нас Михалыч есть, он не совсем здоров.
Григорий зачем-то оттянул карман спортивных штанов старику и, явно недовольный чем-то, свернул в туалет, приговаривая на ходу: «А крокодил плывёт на восток…»
Антон прошёлся на цыпочках по узкому коридору и легонько толкнул дверь в одну из комнат. В ней, на раскладушке с согнутыми ножками, лежал лицом к стене худощавый мужчина. Серая рубашка была так сильно натянута, что ясно вырисовывалась тонкая линия искривленного позвоночника.
В этот момент сзади тихо подошёл Андрей и, бесцеремонно, но тихо оттолкнув Антона в сторону, закрыл дверь.
- Это Костян, не трогай его, друг. Пойдём-ка лучше на кухню.
Они оба теперь вернулись назад, и присели на полу, достав сигареты.
- У тебя есть сигареты? А что ж ты у нас вчера стрелял тогда? Погоди-ка… «Кент»? Откуда?
- А-а… Я заметил у вас там горка сосательных конфет. Почему так много?
- Ну, их легче всего стащить.
- Вот. А нам легко было это. – Антон с яростью посмотрел на пачку и запихнул её обратно. – Я забыл про них. Хотите, я вам потом тоже это место покажу.
- Валяй.
Из туалета вышел Гриша. Он хотел присоединиться к ним, но Андрей произнёс:
- Гриш, выйди, пожалуйста.
- Андрюш, я кушать хочу!
- Гришенька, родной мой, я тоже, выйди отсюда и иди ещё поспи: голод со временем улетучится. А потом я схожу в магазин. – Антон почему-то громко сглотнул, наблюдая за происходящим, и, потупив голову, о чём-то задумался. Когда Гриша удалился, Андрей заговорил:
- Он немного того. Да, мы все тут не без греха. Этот вот, - он указал на лежащего деда, - вообще инфаркт перенёс, по-моему; теперь он иногда и вовсе отключается. Благо, зубы себе ещё при жизни вставил, теперь хоть есть чем жевать.
- А кто там, в соседней комнате?
- Это Костик, Михалыч. Бедный малый. Ради него, в принципе всё это дело и затеяли. Понимаешь, Гриша, ну, до того, как его отморозки какие-то питерские не отделали, работал помощником кока на сухогрузе в одном из одесских портов. «Нуанда» - прелесть-машина. Там я с ним впервые и познакомился, а теперь, по стечению обстоятельств, оказались в одной и той же дыре.
- Ты это, Дрон, извини, если я там что не так делаю. Просто вы новые люди, мне к вам привыкнуть надо.
- Да ладно. Скажу прямо: ты мне не очень нравишься, но это ничего не значит, поскольку так всегда встречают незнакомцев. Котя от тебя в восторге, не знаю уж, что ты ему там наговорил… но это главное!
- А как ты-то тут оказался?
- Я в мусарне работал, обычным, ничем не выделяющимся ментом. Сейчас вообще, мне кажется, порядочных милиционеров не встретить.
- Это неправда. – сказал Антон и поспешил добавить.- Думаю, ты ошибаешься. Есть же и порядочные люди.
Андрей как-то странно покосился на собеседника.
- Ты прав, иногда они встречаются. Мне казалось, что я был одним из них. Мы банк один держали в центре; ну, что-то вроде крыши, и нам за это отстёгивали. Да, мы жили честно, но ведь надо было на что-то жить!
Потом нам поступило предложение: внезапно покинуть свои посты, а затем им аккуратно обеспечить уход и всё за кругленькую сумму, разумеется. Сейчас только думаю, сколько же они хотели грабануть, если нам так много предлагали? Кошмар!
Начальство сразу согласилось. Я как-то спокойно, спокойно, а когда все наши ушли, а эти ублюдки завалили юнца-охранника, который был вовсе не при делах, не выдержал. Пятерых завалил, Антоха, представляешь? Вот этими руками! – он приподнял вверх обе руки и с благовейным трепетом посмотрел на них. – Хорошо ещё посадить не смогли: в мою пользу показания служаки банка дали, но полномочий лишили, а чуть позже я узнал, что и квартиры.
А до всего я с одной тёлкой порвал, ох как я жалею! – Андрей засунул правую руку в копну тёмных волос и договорил. – Пошёл вроде грузчиком работать, но понял, что это бессмысленно, потому что на новую хату всё равно не накопить. Не хотелось, знаешь ли, с чурками под одной крышей жить. Потом Грина встретил, уже не в порту, а здесь, с отбитыми мозгами, и всё понеслось. Боже, какой умный малый был! За что нам всё это? – теперь он и вторую руку запустил в волосы и закрылся локтями. – За что?
- Да… Я-то с родителями долго жил. Барменом работал в ресторанчике на окраине. Кидали нас там частенько, но уйти почему-то не мог. Ну, знаешь, воровали там потихоньку, в частности продукты, которые в списки случайно не попали. Спиртное можно было потом загнать, но что на эти деньги сделаешь-то? Я вообще иногда удивляюсь, как люди хорошо живут, если мир для всех один.
- Значит, не один.
- Судя по всему. Отец работал до конца сторожем, квартиру на родительскую пенсию и на его зарплату кое-как ещё держали. Сначала он помер, а потом и матушка, думаю, из-за переживаний.
Квартиру за гроши продал и начал думать, что дальше. Вспомнил про дядю-хохла, у которого свой огород под Киевом был. Питались, считай, лишь этим самым огородом. А потом и его не стало. Дом бревенчатый, пользовался популярностью в тех краях, потому продал за хорошенькую сумму и поехал зачем-то обратно домой. Заплатил за квартиру в новостройке… - Антон, вдруг о чём-то подумал, а потом начал смеяться. – Представляешь, мой дом, точнее его фундамент, где-то недалеко отсюда расположен. Его так и не построили. Меня причислили к великой армии обманутых дольщиков. Благо, у меня хоть детей нет; у одной женщины их было трое, а за душой ни копейки. Наверное, тоже где-то бродит сейчас.
- А ты любишь свою страну?
- Да. Скорее всего, поэтому я и вернулся.
- За что?
- Да потому что я верю, что ещё не всё потеряно! И раньше ведь была несправедливость, обман, внедрение заграничной чуши, но ведь люди как-то справились!
- Вот и я её, дуру, люблю. Но позволь с тобой не согласится: раньше такое бывало, это да. Но был хоть какой-то баланс. Теперь же мы слишком далеко ушли по термометру в минус, чтобы вновь подняться до стабильности. Скажешь не так?
- Нет. «Товарищ, верь, взойдёт она, звезда пленительного счастья». Пушкин вроде говорил…
Они оторвали от батона половину и съели на двоих, запив его остатками пива. Чтобы хоть как-то поднять настроение, ушедшее вместе с воспоминаниями о прошлом, они попытались говорить на отвлечённые темы, упирающиеся, впрочем, в их текущую жизнь. Приблизительно через час на кухню вошёл вечно радостный Котя.
- Вот, ребятки. «Милена» закрывается сегодня в одиннадцать. Я всё проверил, вчера доубедился, что деньги ещё не вывозились. Таким образом…
- Вован, побойся бога, хоть денёк об этом не говори. Там же Костя наверняка уже ухом к стенке прилип.
- Погодите… - произнёс Антон полушёпотом и поднялся с пола, опёршись на стенку. – Я что-то вас не понимаю. Много ли можно взять с обычного продуктового магазина. Ты мне вчера так и не сказал.
Андрей громко прыснул и поднёс к губам бутылку, в которой, по логике вещей, уже не должно было ничего оставаться.
- Дурачок. Мы, конечно, не совсем похожи на остальных людей, но это не значит, что мы идиоты! Во-первых, «Милена» - это центральный магазин района; во-вторых, мы с Котей постарались сделать так, чтобы он был ещё и единственным: соседние киоски и магазинчики вот уже в течение месяца пытаются выяснить причину перегоревших свечей или выбитых стёкол. Директор «Милены» - мой бывший одноклассник и, первое время, сослуживец. Алчный до денег, он, как я и предполагал, будет ждать, пока навар будет побольше, поскольку можно больше процент себе взять, так называемый, «теневой» - незаметный для хозяина. Поэтому тысяч двадцать там быть должно. Если нет – тогда зря рискуем. Но ведь кто не рискует – тот не пьёт шампанского! Теперь ты с нами и мы будем на тебя рассчитывать!
- У меня есть выбор? Парни… - Антон замолчал и, некоторое время покрутив в воздухе руками, будто пытаясь что-то припомнить, а потом произнёс, - я о лучшем не мог и мечтать. Но одного не могу понять: зачем вам это?
Лицо Коти внезапно стало серьёзным, и он подошёл вплотную к Антону.
- Там, в соседней комнате, лежит парень. У него саркома мозга и жить осталось всего ничего. А Андрюха с Гришей понарассказывали ему всяких баек про море, так он там теперь хочет жутко побывать. Мне как-то даже непривычно слышать, что человек ни разу не был на море.
- На яхте Костик хочет покататься, Антоха.- добавил Андрей.
- И только ради этого? А если вы не вернётесь?
- Что значит «Ради ЭТОГО»!? Он нам как брат. Нам терять нечего – всё и так утеряно. А по мне, пусть он лучше там сдохнет, чем в этой дыре»! – Взорвался Андрей.
Котя начал успокаивать его и попросил вести себя тише. Тот посидел ещё немного, а потом встал и направился в большую комнату.
- Не бери в голову, друг. Мы тут уже три года и, вдруг, новый пришёл. Мы пойдём за хату заплатим, и пожрать купим. Первую нормальную еду в этой опущенной жизни! Тебе просто повезло! – Вова рыкнул от удовольствия и, хлопнув Антона по плечам, направился к выходу.
- Вов, - тихо позвал Антон, - но двадцать тысяч – это слишком мало! Как же так?
Котя оглянулся по сторонам и совсем шёпотом произнёс.
- Заначка у нас ещё есть. Только тихо.
Он приставил указательный палец к губам и развернулся, чтобы уйти.

 


Часов в этой так называемой квартире предусмотрено не было, но по сгущавшимся на улице сумеркам становилась ясно, что время неумолимо движется к вечеру.
Внутри квартиры номер 13 царила полная тишина. Старик, уже очнувшийся ото сна и от своего забвения, напевал что-то из репертуара Шаляпина. Гриша положил обе руки под голову и довольно посапывал на своём матрасе.
Константин Михайлович, красивый мужчина лет тридцати шести, сидел на прогнутой перине старого дивана, упёршись больной головой в стенку. По щеке скатилась большая слеза, он смахнул её костлявой рукой и положил голову на куртку, заменявшую подушку.
В замочной скважине весело звякнул ключ и по комнатам разнеслись голоса вошедших Коти и Андрея; они громко шелестели пакетами, битком набитыми всякими яствами. Вова влетел на кухню первый и закричал:
- Ну, Антоха… Антон? – он прошёлся в комнату с Гришей. – Антон!
Андрей небрежно кинул пакеты на пол и принялся судорожно исследовать комнаты.
- Ну падла! – Закричал он в исступлении. – Не нравился же он мне! Я этих тварей насквозь вижу – профессиональное это! – когда поиски не увенчались успехом, он упал на пол и обхватил голову руками.
- Да подожди, Дрон, может сейчас всё ещё хорошо. Ну что, он выйти не мог? Что ты переживаешь?
- Да мент он! Я же говорил, что нас рано или поздно просекут. Тридцать восемь магазинов! «Нет.» - начал он передразнивать Котю. – «Всё пучком, я следил». Козёл!
Вова растерянно посмотрел по сторонам и обратился к старику.
- Пётр Владимирович, вы не видели?...
- Не видел я никого.
- А я-то дурак, всё ему выложил…
- Гриша!
- Валить надо отсюда. – Андрей резко вскочил и принялся заталкивать обратно продукты, выпавшие из пакета.
- Андрюх, подожди…
- Чего ждать? Может, они уже сюда едут!
- Я не знал, что ты такой паникёр.
В дверь раздались громкие стуки. Андрей схватил попавшийся в руки кусок арматуры и пошёл в коридор.
- Стой ты, глупый, менты бы сразу представились.
- Может они хотят, чтобы мы думали, будто это он! Чтобы сопротивления не было!
- Ты понимаешь, что говоришь вообще? Что ты с железкой против отряда сделаешь?
Андрей спрятал орудие и открыл дверь. На пороге стоял Антон и, как ни в чём не бывало, рассматривал косяки входной двери. Андрей оттолкнул его в сторону и взглянул на лестничную площадку; потом втащил мужчину внутрь и поспешно закрыл дверь.
- Ты где был, твою мать?!
Антон, сбитый с толку таким приветствием, лишь испуганно посмотрел на Андрея.
- Я тебя спрашиваю!
Мужчина вытянул дрожащую руку, сжимающую бутылку вина.
Котя громко выдохнул и подошёл к Антону, чтобы обнять его.
- Вот видишь, Андрюх, ты вечно из мухи…
- Нет, ты погоди…. Откуда у тебя деньги?
Лицо Антона исказил злобная гримаса и он, стряхнув руку здоровяка, поднял бутылку над головой.
- Я не пойму, ты тут самый умный, что ли? Тогда должен был своей пустой башкой дойти, что не вы одни научились воровать! Я что, хуже?!
Андрей онемел и через некоторое время помахал головой.
- Да… да. Антох, извини.
Люди его типа не особо любят извиняться, но когда это происходит, то пытаются выйти как-то из положения. Для этого Андрей молча вышел на кухню.
- О! «Арбатское»? Супер. Пошли, друг, укушаемся.
Пир, продукты к которому и покупали жильцы квартиры 13, был готов к началу. Пётр Владимирович надел даже, по такому случаю, свою «театральную» кофту.
Антону это почему-то напомнило семейный Новый год с загадочными свечами на столе и бордовой звездой на вершине ёлки, пусть даже ничего из этого здесь не присутствовало. Он знал этих людей всего один день. Один день – это ничто по сравнению с той бессмысленной жизнью, что он существовал до этого. И сидя здесь, за этим праздничным столом (представить только, и эти люди так никогда не питались, хотя было столько денег!), он вдруг понял, что надо для настоящего счастья: изменить всю свою жизнь. И не так, чтобы просто заняться спортом, бросив пить и курить, а коренным образом, как это сделал сейчас. Ведь тут находятся те, кто никогда не предаст и не бросит, потому что их уже предали и бросили, они знают, каково это. Они теперь знают настоящую жизнь, а не ту, которую нам пророчат по телевизору. Жизнь, как она есть. И как бы страна не катилась вниз по минусу, они никогда не изменятся, потому что трогать им никого не хочется, а жизнь не трогает их, поскольку брезгует.
Ему было искренне жаль этих ребят, как, впрочем, и себя, потому что Антон не знал, как поступить: остаться ли с ними до конца, или всё-таки нет. Ещё больше печальных мыслей навевала исхудалая фигура Кости, появившаяся в дверном проёме.
- Решили без меня отметить?
Раздался взрыв радостных приветствий вошедшему и на его лице отобразилась слабая улыбка.
Что опять удивило Антона, так это оказание огромной части внимания каждого человеку, которого разъедала головная опухоль. Это была целая семья, пожалуй, ещё более искренняя, чем все остальные, где за её члена все страдали, как за себя. Все, начиная от туповатого Григория и заканчивая больным стариком, пытались угодить Косте, как вождю некого миниатюрного, но очень сплоченного племени.
Больной всё так же вяло улыбался и брал из рук навязчивых сожителей то кусочек колбасы, то дорогого сыра, немного жевал их и клал на краешек своей тарелки. Лишь изредка он сам брался за стакан с соком и постоянно морщил лоб, пытаясь сделать глоток. Однако, как заметил Антон, он пытался скрыть адскую боль за маской какой-то безжизненной улыбки.
Когда румянец от алкоголя пополз по щекам Андрея, он пошатываясь встал и поднял стаканчик с водкой над столом. Смотрел он пристально на Костю.
- Брат. Три года уже позади. Помнишь, когда мы впервые встретились?
- Ну ты прям как про любимую девушку рассказываешь… - вставил Костя и раздался взрыв хохота.
- Да потому что ты лучше! Так вот. Чё ты тогда спереть-то хотел? Хлеб, по-моему…
- Молоко.
- Да не важно. Я тебя по старой привычке схватил, а потом оба от продавца бегали. Знаешь, я сейчас считаю, что мы тогда были как дети; а теперь превратились в серьёзных пацанов, чью дружбу невозможно разбить…
«Ну, понеслось…» - подумал Вова и кулаком подпёр голову.
- Что у трезвого на уме – то у пьяного на языке… - тихо произнёс Антон.
- Вот вы, наверное, сейчас думаете: «Забитые фразы, и всё такое», но не забывайте, что эти фразы звучат тем необычней, чем усугубляется наше с вами нынешнее положение. У меня кроме вас никого нет. Антон, - он перевёл взгляд, - никогда ещё в жизни никто меня так не брал за душу, как ты, тем более за такое малое время. Знаешь, я сегодня подумал, что ты мент, но в голове тут же мелькнула мысль о том, что ты самый лучший мент, которого я когда-либо знал. Дай Бог тебе всего… - он опять уставился на Костю. – Михалыч, я утром с Антоном разговаривал и только сейчас понял, что он был прав – не я. Да, съехали мы конкретно. Но ведь будущее только в наших руках. Будущее этих улиц, домов, детей, стариков – всё в наших руках! Главное, чтобы это было действительно нужно! Бить надо этих гадов жестоко, и тогда будет истинная демократия! - Андрей так разошёлся, что уже кричал и махал руками с такой силой, что стаканчик выплёскивал своё содержимое на тех, кто сидел по близости. – Костян! Скоро поедем, брат. Специально для тебя найдём «Нуанду» и отправимся в море. Завтра лишь последний штрих!..
Котя внезапно поднял голову, посмотрел на Антона, а потом на Андрея.
- Какой штрих? – спросил Костя, хмуря свой лоб ещё сильнее.
Андрей понял, что сказал лишнего и уставился к себе в тарелку.
Михалыч резко вскочил и чуть не упал, успев схватиться за плечо Петра Владимировича.
- Вы опять?! Я вам, говорил, вашу мать!
У него затряслись губы и заслезились глаза.
- Да не нужно мне ничего! Я и до моря-то не доеду – не вынесу. Андрей, откажитесь от любых идей, а то я не знаю, что с собой сделаю!
Он медленно развернулся и неуверенными шагами побрёл к себе в комнату.
- И что делать будем? – поинтересовался Котя, скомкивая одноразовый стаканчик. – Наш мозговой центр, смотрю, ушёл в загул… Андрюш, ты здесь?
- Молчи, дурак. Всё я теперь понимаю.
- Да, ребят. Сложно вам теперь. В наши дни такого не бывало. – Пётр Владимирович допил водку, взял несколько копчёных анчоусов и пошёл в гостиную.
- А сделаем мы вот что… - Андрей снизил голос до полушёпота. – Старика мы завтра оставим с Костей, ничего-то он себе не сделает при нём. В прошлый раз никого не было – вот он себе вены и хотел приговорить. А вы ещё жаловались, что у нас горячей воды нет…. Сами же пойдём, куда собирались. Единственное изменение – то, что с яхтой придётся повременить. Не прав он, не поздно ещё, я узнавал; вылечим Костика в хохляндии, а потом заживём, братцы! И ты, Антош, свой ты человек. Я теперь точно знаю. Будешь с нами?
- Ребят, блин. Землю жрать готов. Да и потом, велик ли выбор?
- Отлично.
Месяц поднялся на звёздное небо, кидая своё ещё более печальный свет на умершие московские улочки. Окна, словно светлячки в темноте, гасли одно за другим. Оставались лишь единицы, и одним из них было окно первого этажа кирпичного гроба, называемого домом. Там ещё пелись песни и вспоминались подвиги минувших лет.



 
Константин ворочался в кровати всю ночь. Сперва ему снился какой-то сон, не посчитавший нужным остаться в памяти, потом его будило передвижение мебели в соседней комнате. Непонятная давящая боль в голове волокла его по раскалённой дороге ночи очень долго, пока он не увидел сквозь маленькое окошко своей комнатушки четыре тёмных силуэта, секунду постоявших на месте и направившихся куда-то.

 


Было раннее утро. По городу стоял типичный смог и, ещё неполностью взошедшее солнце, пыталось хоть как-то пробиться сквозь густую пелену внезапно сбежавшихся туч.
Все мужчины шли, что-то горячо обсуждая. До магазина нужно было идти около часа, и никто даже не заикнулся о предстоящем деле, будто бы это была простая утренняя прогулка.
Котя рассказал какой-то анекдот и все разразились неудержимым хохотом, разлившимся по немноголюдным улочкам ранней Москвы.
«Милена» представляла собой непримечательный продуктовый магазин, встроенный в новенькую девятиэтажку. Чтобы не привлекать никакого внимания, компания остановилась на противоположной стороне дороги, по которой начинали лениво тянуться вереницы первых машин.
- Знаете, - вдруг произнёс Антон, - мой Андрей очень любил повторять изречение Жана Руссо: «Тысячи путей ведут к заблуждению, к истине – только один». Может оказаться, что игра не стоит свеч.
Андрей на мгновение задумался, что-то припоминая, а потом сказал:
- Не наводи тоску, Антон. По-моему, Лёвушка Толстой говорил, что сражение выигрывает тот, кто серьёзно решил выиграть. Поэтому не стоит грузиться на эту тему – уже не впервой, в конце концов.
- Но… - хотел было вставить Антон, но Андрей его перебил.
- Короче, все всё помнят? Гриш, ты стой на шухере, никуда оттуда, ты понял? Если что – кричи, а потом сразу беги. Лады?
Григорий недовольно надул губы и помахал головой, увенчанной всё той же вязаной шапочкой грязно-голубого цвета.
- Остальные помнят? Как только этот придёт, начинаем. Закурим по последней?
 - Ты так не шути, - вмешался Котя, - «по последней». Не по последней, а ещё по одной.
Они засмеялись.
Через несколько минут на противоположной стороне улицы появился толстый мужичок, нёсший в руках дипломат. Это был типичный для нашего времени обыватель, с ослепительной лысиной на макушке и аристократическими усиками нал верхней ярко-красной губой. Он свернул во внутренний двор магазина и достал из кармана серого плаща связку серебристых ключей. Как только он открыл железную дверь, надпись на которой гласила: «Посторонним вход воспрещён», на него сзади напрыгнул Андрей и практически втащил мужичка в помещение.
- Здравствуй, Петенька… - прошипел он и пнул менеджера по ногам так, что тот упал на колени.
Толстяк хотел было повернуть голову, но тут же получил по толстой щеке
- Не поворачивайся, сука! – заорал Андрей. – Не ожидал, что ваш бомжатник тронуть могут? Давай сюда выручку последнюю, а то пулю в сало вгоню.
Слово о несуществовавшем оружии подействовало отрезвляюще; менеджер почему-то пискнул и начал подниматься с колен. Андрей с силой дёрнул его вниз.
- Куда?!
- За… за деньгами… - мужичок начал снова потихоньку подниматься, дрожащими руками поправляя очки и, вытянув вперёд руку, словно пытаясь найти в темноте выход. Когда менеджер поднялся, то направился ,судя по всему, в свой кабинет.
- Котя, иди пока кассу разбери, если там что осталось. Антоха, ты у запаски… Ты чего такой?
Антон оглядывался по сторонам и, нахмурив брови, о чём-то думал.
- Да так. Предчувствие нехорошее.
- Достал. Хватит уже. Следи!
Андрей впихнул ногой мужичка в кабинет и шагнул вслед за ним.
От двери, в которую они только что вошли, и до прохода в главную часть магазина, вёл узенький, но привычной длины коридор. Антон встал по середине его, как Цербер, пока Андрей пытался объяснить в несколько грубых тонах, что деньги стоит отдавать быстрее.
Вдруг, на улице послышался пронзительный детский визг и какой-то топот. Из кабинета с целлофановым пакетом выпрыгнул Андрей и крикнул Антону, чтобы тот закрыл дверь. Мужчина плотно закрыл её, но дотянуться до щеколды не успел. В дверь начали ломиться омоновцы. Антон упёрся в противоположные стены руками и спиной удерживал дверь. Андрей растерянно переводил взгляд то на него, то на Котю, который тоже не знал, что делать. Он не понимал, как такое могло произойти.
- Андрюх, - Антон весь покраснел от напряжения и, кряхтя, пытался чётко произносить каждое слово, - я не…
- Мент… - с досадой произнёс Андрей.
- Да. Меня приставили пасти группу, которая умело грабила магазины в этом районе. Я один выследил вас, сдал ваши планы и время, но сказал неправильный адрес, у вас с Котей есть грёбаный ШАНС! А-ах! – в дверь сильно ударили, и он еле удержал её на месте.
- Я бы убил тебя, Антон, но, полагаю, тебе и так не долго.
Дверь с треском распахнулась и в помещение ворвалась группа захвата. Антон замешкался. У него возникло жгучее желание уговорить бойцов не трогать этих ребят, но он понял, что они – часть беспощадной системы, действующей вокруг этого мира, поэтому разговор был бесполезен. Он выхватил автомат у ближайшего из группы и уставил его на остальных.
- Ты чё, Антох?... – произнёс кто-то.
- Бегите! – закричал Антон и указал пальцем на дверь справа от себя. – Там есть складские помещения, ворота им быстро не открыть!
Андрей без особого труда выбил нужную дверь и, немного подождав Котю, вбежал внутрь. Здоровяк закрыл за собой дверь в каком-то смятении.
- Не боись! Своего вряд ли тронут!
Они пробежали метров шесть, когда позади послышалась пальба и громкие возгласы:
- По ногам же! Урод, что ты наделал?
На противоположной стороне помещения, полностью заставленного картонными ящиками, ярко вырисовывалась салатовая дверь, ведущая к въезду со стороны склада. Мужчины отодвинули тяжёлую щеколду и ринулись к высокой стене, ограждающей небольшую площадку для машин. Котя был намного выше, поэтому без труда мог допрыгнуть и сам. Андрею же Вова сделал замочком руки и тот быстро, при помощи поддержки, прыгнул на саму стену, а потом и в горы опавшей листвы, которые предусмотрительные дворники оставили там.
Через стену перелетел пакет с деньгами, а потом показались и руки Коти.
- Давай быстрее! – прошептал Андрей.
Здоровяк почти запрыгнул на стену и тут же раздался лязг двери.
- Стой, мразь! – Заорали с той стороны и, когда Котя, не отозвавшись на угрозу, готовился к прыжку, рахдалась автоматная очередь. Мужчина взмахнул руками и упал на листву животом.
Андрей подбежал к другу и поднял его. Так, вместе, они с трудом побежали дальше.
Территория, на которую попали грабители, являла собой нечто вроде старого парка со строгими рядами чугунных лавочек вдоль сплошь усыпанной листьями аллеи.
Андрей закинул руку Коти на плечо, а сам подхватил его за талию. Пакет он держал тоже в левой руке.
- Андрюх, хреново мне… отпусти. Я всё равно уже ничего не чувствую.
- Володенька, мальчик мой, потерпи. До хаты дойдём – там всё нормально будет.
- Анто… Антоха тварью оказался.
- Нет, - успокоил его Андрей, - он не был тварью. Человек не всегда понимает даже самого себя.
Они только дотянули до аллеи, как вдруг послышался лязг шин о гравий, раздавшийся со стороны въезда в парк. Котя беспомощно повис на Андрее и оба повалились на колени.
- Коть, ты чё?
Андрей недоумевающим взглядом уставился на здоровяка, а когда отпустил его руку, то Володя безвольно повалился на землю. Андрей сидел так несколько секунд и долго не мог поверить, что Коти больше нет. Трудно себе представить момент, когда ты осознаёшь, что общался с человеком буквально несколько минут назад, а теперь его нет. А это был не просто человек. Котя.
Просвистела пуля и с глухим звуком вонзилась в живот лежащего. Андрея тут же охватила неописуемая ярость и паника. С одной стороны, он сильно жалел о том, что не имеет того самого оружия, которым недавно пугал менеджера; ему хотелось кинуться на них и разорвать, как он это сделал несколько лет назад над подобными. С другой стороны, инстинкт самосохранения, заложенный в человека изначально, диктовал другие правила.
Андрей вскочил с земли и помчался со всех ног в противоположную от милицейских машин сторону.

Группа захвата быстро, но теперь уже без особого энтузиазма, перелезала через стенку, ограждающую стоянку магазина. От въезда в парк бежала пара медиков и кинолог с овчаркой, древней, как мир. На мокром асфальте перед «Миленой» лежал Гриша и рыдал; взгляд его был чист и ясен: он смотрел в дальний конец улицы, где Андрей, сильно пригибаясь, перебегал дорогу. Григорий слабо улыбнулся сквозь слёзы и два здоровенных омоновца подняли его буквально над землёй с тем, чтобы через мгновение кинуть в серый «Уазик».
На носилках из магазина вынесли Антона. Вокруг него сразу столпилось несколько человек, и они принялись обсуждать какой-то важный вопрос.
Душная Москва смотрела на эту картину своим тучным небом и вскоре начало моросить. Её узкие улочки паутиной сходились у магазина и уходили далеко-далеко, в разные части света – туда, где, наверное, всё было хорошо.
На дороге, по которой бежал Андрей, чёрной кляксой расползлась лужа. Он прыгнул в середину, на мгновение задумался и побежал вдоль неё. Это должно было сбить запах со следов и запутать кинологов. Тем более что дождь вскоре усилился.
Пока он бежал домой, в голове всплывали тысячи заключений о его дальнейшей судьбе и все, увы, неутешительные. Но одно Андрей знал точно: Костя являлся последней травинкой и памятью, за которую он мог держаться и которая могла держаться за него.



В квартире и на этот раз царило безмолвие. Старика, как ни странно, на кухне не оказалось, и Андрей сразу кинулся в комнату больного.
Тот стоял рядом с кроватью и испуганно смотрел на свои руки.
- Вы… вы сделали, да?
- Да, Кость, давай быстрее!
- А где ребята?
- Они на улице ждут, Где Пётр?
- У него приступ был, я его в больницу отправил. Зачем, Андрюша? Зачем?... Мне и тут хорошо, я люблю свою страну такой, какая она есть, и умереть хочу здесь! Их убили?
Андрей задумался.
- Нет. Взяли. Всех. Собирайся, Костик, что было – то прошло, у нас нет времени.
Андрей пошёл доставать их заначку. И кинул купюры в тот же пакет, что и деньги из «Милены». Из комнаты вышел Костя, накидывая на себя шерстяной свитер; он посмотрел на торопящегося Андрея и хотел было что-то сказать, но тут же передумал.
Они выбежали из дома, когда уже скромные капли дождя стучали по земле. Наверху, сквозь серо-белые тучи, даже было видно вновь пробивающееся солнце.
- Пойдём через стройку! – прокричал Андрей. – Там пролесок будет, они нас, если что, вряд ли засекут.
Пространство, что ранее занимало здание театра, было решено отдать под новое казино – одно из многих, растущих по всей Москве и Подмосковье. Огромные столбы, вбитые в цемент основания, только положившего начало строению, уходили высоко в небо, и, казалось, тоже хотели убежать, только на небеса.
Земляные насыпи, наваленные вокруг квадрата основания, преградили путь мужчинам. Андрей начал карабкаться по одной из них и, когда развернулся, чтобы дать руку Косте, увидел, что тот стоит на краю основы.
- Андрей! – закричал он со слезами на глазах. – Я больше не могу сделать и грёбаного шагу, да и есть ли смысл? Я уже не вижу правым глазом, а слух часто и вовсе отключается! Голова болит постоянно, иногда я стучусь ей об стенку, а после этого мне кажется, что я вот-вот откинусь!
Костя упал на колени и разрыдался. Было нечто угнетающее в картине, изображающей взрослого мужчину, рыдающего, как дитя на фоне серого города.
Андрея начало трясти и он быстрыми шагами направился к другу.
- Не подходи, твою!... – внезапно проревел Костя и, схватившись за голову, упал локтями на землю. Но он практически сразу вскочил и двинул ногой в живот Андрея, который уже успел подобраться к Михалычу. Бывший милиционер упал на колени и упёрся в землю обеими руками. Костя сделал совершенно серьёзным бледное, заплаканное лицо и проговорил сквозь зубы, сжатые от боли:
- Андрей, я знаю, ты всегда держал своё слово. Обещай мне, что после всего этого ты не пойдёшь к ментам.
- О чём ты, дурачок? Пошли уже!
- Обещай! – проорал Костя на всю стройку. – Обещай, а то я прыгну!
- Я обещаю, мы никуда не пойдём.
- ТЫ не пойдёшь. Я останусь здесь. С саркомой они меня не посадят, так может хоть вылечат сперва, а дороги нашей с тобой я не пере… - он опять схватился за голову, но опять еле развёл сжавшиеся в агонии брови и взглянул на Андрея. – Иди, дружочек. Котю, Гриню выпустят, и ты нас найдёшь, вот тогда мы заживём, правда?
Андрей начал качать головой и всё смахивал набежавшие слёзы; за всю свою жизнь он не страдал столько, сколько в этот день. Внезапно в голову пришла мысль: а сколько людей загубил он, работая на систему?...
Из открытого рта потекла слюна и, сморкнувшись, Андрей медленно поднялся на ноги.
- Ты ведь не уйдёшь, да? И тут ты не останешься! Зачем ты меня мучаешь?
- Э-эх! Не знал, что у нас такая сопливая милиция. Иди, а то я прыгну… при тебе.
Андрей развернулся и пополз по бугру, вытирая рукавом кожаной куртки мокрое лицо. Он залез на самую вершину и оглянулся. Кости нигде не было. И только напуганные голуби, вспорхнувшие с глубины фундамента, взрывали сизыми крыльями почему-то теперь, как никогда, едкий и вонючий воздух города.
Андрей усмирил истерику и посмотрел туда, где только что стоял Костя.
- Хорошо, брат-мудрец. Я помню тебя и твои… - что-то опять подкатило к горлу, но он смог загнать это обратно, - умные глаза.

Как только он выбежал на проезжую часть, которая начиналась сразу за маленьким леском, Андрей споткнулся и упал в широкий овраг. Мимо тут же проехала милицейская машина, крича пронзительными сиренами на проезжающих мимо автомобилистов.
- Чёрта с два, - произнёс Андрей, - даже Бог за меня.
Он вылез на дорогу и вытянул большой палец.
Остановилась малиновая шестёрка. Андрей без слов залез в неё. Водитель напоминал несчастного студента, жутко измученного жизнью и учёбой. Его молодой внешний вид и просторные очки в типичной роговой оправе являлись лишним тому подтверждением. Он, судя по всему, был не рад, что сразу не разглядел голосующего в темноте. Мужчина неуверенно косился на попутчика и часто громко сглатывал слюну, о чём свидетельствовал беспрестанно прыгающий кадык.
- Послушай, малыш, где тут ближайший пункт ДПС, знаешь?
- Ага. Вот где-то километра четыре назад был.
- Поворачивай.
Машина развернулась и помчалась обратно. Андрей посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел там красного от напряжения Антона, подпирающего спиной дверь магазина. Потом падающего Володю, закрывающего на лету глаза. Гриша ударил по лицу одного из подкравшихся милиционеров и открыл рот, чтобы закричать. Костя последний раз взглянул на небо и шагнул перед собой, широко расставляя руки.
- Нет. Стой.
Машина остановилась.
- Куда бы сейчас поехать, чтобы, ну… поразвлечься, что ли? Ты чё, глухой?
- Не-ет.
- Ну вот. Ты сам москвич?
- Не-ет.
- «Не-ет». – передразнил Андрей. – Толком сказать можешь?
- Я с Щербинки.
- Это где?
- Недалеко от Подольска.
- Ещё лучше. Деревни там какие есть?
- Разумеется, есть. У меня в Курилово дом. Я там пока один живу…
- Едем туда. А ещё в какие-нибудь парикмахерские и магазины по пути заедем, лады?
- Ну конечно, по пути найдутся.
- Вот и отлично. Сначала гони туда. И вообще, включи музыку.
Развеселевший парень пощелкал старенькую магнитолу и попал на какую-то ретро волну.
«Если кто-то другом
Был в несчастье брошен…»
Андрей упёрся лбом в приятную прохладу стекла и начал засыпать.
«…Вспомните как много
Есть людей хороших,
Их у нас гораздо больше,
Вспомните о них…»
Сон накрыл его полностью.
«И как же быть, Антон?»
«Не знаю… проживи я с вами ещё больше, может, всё было бы по-другому. Знаешь, человек – бестолковое существо, то есть действует без определённого толка. Я просто должен был вас сдать, но, в то же время, понимал, что не могу. Просто вы чистые».
«Что это значит?»
«Не уверен. Это первое, что пришло на ум».
«Так есть ли смысл тогда вообще жить?»
«Да, Андрюш, я уже давно понял, смысл её в том и заключается, чтобы жить. Жить хорошо, плохо, на том свете или на этом – не важно. Один день с вами был лучше всех моих предыдущих. Каждый из вас по-своему велик; не кори себя за то, что их больше нет, дело в том, что именно тебе уготована эта судьба, а не кому-то ещё. А Гришку я заберу с собой, нечего ему с ними делать. Не отчаивайся и живи теперь во имя нас».
- Обязательно. – прошептал Андрей во сне и улыбнулся.
«…И хорошее настроение
Не покинет больше вас.»

г. Подольск
03.04.2006