Пожалуйте на казнь!

ПОЖАЛУЙТЕ НА КАЗНЬ!

Только что прочитана жуткая по накалу безысходности повесть В.Набокова «Приглашение на казнь»...
Набоков – это Набоков. Масса деталей уникального свойства, выписанных с тщательностью гурмана, эфемерный, на грани реальности некий фантастический мир будущего, где странно всё: люди, нравы, законы и быт. Всё – искусственное, нарочитое, подчиненное чьей-то злой воле, и потому безликое, несамостоятельное, полностью бездуховное. И вот на фоне всей этой общественной дури появляется некое существо с самостоятельным мышлением, самодостаточными чувствами, существо, так похожее на человека, и оттого УЖЕ ПРЕСТУПНОЕ по понятиям ТОГО общества. Деталей Набоков не разъясняет: за что конкретно, почему?, но существо уже за то, что ПОСМЕЛО нести в себе зачатки ЛИЧНОСТИ, объявлено преступным – согласно ТЕМ законам. И осуждено, и упрятано в тюрьму, и вскоре ему объявлен смертный приговор: согласно нравам ТОГО общества, объявлен тихо, вежливо, «на ушко».
Далее Набоков повествует об изощренных моральных издевательствах, которым подвергается герой (зовут которого Цинциннат Ц.), вплоть до организации «искусственного побега», оказавшегося в конечном итоге обычной шоу-провокацией тюремщиков.
Автор не оставляет ни герою, ни читателям ни малейшей надежды – герой погибает, его казнят. Кстати, довольно жуткА и цинична сцена, когда Цинцинната в обществе его палача-сангвиника везут на казнь, к площади, где уже постепенно собирается народ, «зрители». И жизнерадостный палач Пьер, надо полагать, все-таки отсекает Цинциннату голову... (хотя напрямую об этом не говорится). Ужас и безысходность, причем совершенно особенного, набоковского свойства.
Не знаю, кого как, но лично меня Набоков заставляет задуматься вот о чем.
По большому счету, любое убийство – мерзость. Но, хочешь или не хочешь, начинаешь размышлять о градации. Убил комара – благо? Безусловно! Муху, таракана – пожалуй, тоже. Пчелу? – нет, однозначно нет! Осу? – м-м-м, н-не знаю. В деревнях ос берегут. Кошку, собаку? – однозначно: мерзость! Ага: а бычка, мясо которого ТЫ жрешь с вожделением? Вот и попался!
Но перейдем к людям. Что, убить человека – нет? Однозначно: мерзко? А если он, «человек», замочил твою мать, сестру, семью? Правда, в этом случае он уже не человек, и это вроде бы как меняет дело. И всё же, всё же... Как насчет самОй проблемы?
Когда ты пал в бою, или там в несчастье – это одно. Но когда тебя приговаривают соплеменники, и ты сидишь и ждёшь своей смерти, которую «обеспечивают» тебе всё те же «соплеменники»?! В этом есть что-то... ненормальное. Ну конечно, если ты уже - монстр, которому «замочить» другого все равно что икнуть, тогда, вроде бы, туда тебе и дорога (несмотря на любой мораторий). Но если, если... Если ты не убил, если просто замыслил нечто, по канонам твоего общества – антиобщественное: царя там с трона скинуть, счастье всеобЧее обеспечить, а тебя за это – на плаху, али в петлю, либо дуло к затылку...
И вот сидит такой «враг обчества» в кандалах, в темнице, и слушает тишину своей последней в жизни ночи. Вообразите себя на ЕГО месте! Сколько секунд жизни ему осталось? Ой, мно-ого... Двенадцать, да помножить на три тыщи шестьсот – много! Но они, секунды, капают: кап, кап, кап – размеренно и неостановимо... И вот их остается всего три тыщи шестьсот, но «кап-кап» не остановить! И вот уже гремит засов, и в темницу входят ОНИ, и тебя выводят на яркий свет, и ты щуришься и вдыхаешь свежейший воздух воли! Но – кап, кап, кап...
... И тебя везут на телеге, сквозь тОлпы зевак, для которых твой последний выезд - всего лишь забава, и они, в отличие от тебя, ТОРОПЯТ это твоё «кап-кап».
Тебя снимают с телеги, ведут на десять ступенек вверх (кап-кап-кап...), где публике ВСЁ предстоящее будет виднее. Ты смотришь вокруг, и в упор не видишь тот страшный «инструмент», который спустя шестьсот оставшихся «кап-кап» поставит точку и определит грань между тобой нынешним и тобой «будущим», который останется только в виде твоего имени (надолго ли?).
Во-он там уж и опилки посыпаны, густо, обильно, и корзина огромная поставлена (не тебя же одного! другие сегодня – на очереди) – в нее, вслед за последним «кап», падет самая главная часть ТЕБЯ, отделенная от остального, «неглавного»...
А Солнце, Солнце-то нынче разгулялось – настоящий праздник жизни и света! И тепло, и свежО, и тОлпы людей вокруг, и глаза горят, и лица одушевлены... интересом к тому, чтО происходит, чтО ДЕЛАЮТ с тобой! Но ты ничего этого не отмечаешь, потому что в голове твоей единственный образ – водяные часы с их мерным, всё более громким, и вот уже НЕВЫНОСИМО громким «КАП! КАП!!».
Вот кто-то что-то там читает рядом с тобой... Затем тебя привязывают крепчайшим сыромятным ремнем (чтоб, часом, не вырвался в последний момент) к доске. Вот один из НИХ толкает доску. Она начинает заваливаться вместе с тобой (со мной!!) и, падая, задевает нужный рычажок: КАП!! КАП!!! КА...
... Рёв толпы, затем – моя голова, показанная на все четыре стороны: я всего этого уже не вижу, потому что мои «кап» завершились. Каким МОИМ страданием завершились? – никто этого никогда не узнает, да и не интересно это никому. Народу просто надо было ВСЁ ВИДЕТЬ! Для того он и пришел сюда. Не Я ему был интересен, а то, ЧТО и КАК сотворят со мной.
А там... там на очереди уже следующий, и всё повторяется... И будет повторяться долго-долго, вплоть до второй половины ХХ века.
P.S. Публичное гильотинирование официально было отменено во Франции, по данным Яндекса, лишь в 1939 году, полностью же гильотина перестала там работать лишь после 9 октября 1981 года.. А когда отменят всё остальное? И отменят ли? И сколько веков просуществует еще на Земле вежливое, пусть даже молчаливое приглашение:
- ПОЖАЛУЙТЕ НА КАЗНЬ!
7.06.2006