Лизни это

Затёртые кнопки кодового замка подъезда не оставили вариантов для ошибки, характерный металлический лязг приветствовал входящего, как кибернетическое тело открывающее защёлки панциря, допуская в своё нутро обслуживающий персонал. Закрыть глаза на секунду, чтобы принять влажную тьму человеческого обиталища во всех подробностях. Но наверное не стоило... Затхлый воздух подвала разящий стоками фекалий перебивал стойкий и пронзительный запах немытых тел, обильно сдобренный продуктами жизнедеятельности инфекций слизыстых оболочек, от двух сущностей копошащихся в закутке закрытой подвальной двери. Они совокуплялись. Они не были старыми, просто выбрали свой путь, их всё устраивало и ничего не могло им помешать. Стойкий запах аммиака на площадке перед лифтом. Запах застоявшейся мочи. Сорокаватная лампочка за решёткой свареной из строительной арматуры характерно тускло мерехтела двадцатью пятью герцами. Для того, чтобы она служила дольше, её включают через диод, обрезается полволны питающего напряжения, световая мощность падает в 1.4 раза и появляется это характерное мерехтение. Со скрежетом приземлился гроб вызванного лифта. Дверь, ободранная от излишков лёгкого цветного металла, рывками открылась. Пойти пешком? Потёки расплавленного полиэтилена кнопок психеделическим орнаментом устремлялись под ноги. Лучше не разглядывать что там, внизу. Довериться толстой подошве армейских ботинок. Если, конечно, оно не сможет заползти по ноге. Разбитое зеркало с грязным отпечатком ладони. Запах соляной кислоты и этилового спирта - пьяная рвота. След первого стремительного позыва в виде кляксы с потёками на боковой стене. Кто-то старательно вытирал кровь с рук о противоположную. Стоп, вызов, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь... А может вызов, потом стоп... Никто не приедет. Сворачивающийся петлёй тросс лифта со зловещими звуками трётся и бьёт по кабине снаружи, как будто кто-то хочет, чтобы ты его подбросил по пути, кто-то прогуливающийся по шахте лифта... Восемь. Здесь, вверху, следуя потокам горячего воздуха, смешались все нижние запахи и добавился ещё один, очень характерный. Навязчивый запах пареного лука. Даже едва уловимая жареная рыба, тонко проскальзывала мимо по сквозняку, по сравнению с запахом лука, сравнимым только со средневековым стенобойным орудием. Налево от лифта. "Дин-Дон!" Этот звук - гимн всем подобным подъездам и домам, районам и городам, это как проснуться утром в деревне от непривычного для городского уха перелаивания собак на улице, от гнетущей тишины. "Дин-Дон" - это эмбиент асфальта, уединённых железобетонных кубов последнего пристанища человеческого выводка. Происхождение этого звука само по себе интересно - внутри коробки такого звонка есть три основные детали - металлическая пластина, соленоид и небольшая колба с ртутью. Когда кнопка нажимается, срабатывает соленоид, ртуть в колбе переливается замыкая контакты - мы слышим "Динь". Отпускаем кнопку - ртуть переливается обратно, размыкаются контакты, пластина цепляется в обратную сторону и мы слышим "Дон". Основной прикол заключается в том, что если кнопку зажать и не отпускать, услышим только "Динь", соленоид начинает гудеть, греться и в конце концов может загореться. Загореться внутри, за закрытой дверью... Чужой квартиры... Дверь открыли не сразу, но внезапно, как будто с той стороны кто-то дежурил прямо под дверью и долго принимал решение, открывать или нет. Скорее всего так и было. На шкафу, единственно уцелевшем елементе мебели, накрытые жёлтыми газетами сушились деревья конопли вырваные с корнем. Засохшие комья земли грудились на истончившихся остатках корневой системы растений. Посреди комнаты, на боку, лежал холодильник, накрытый снятой с петель межкомнатной дверью. Конструкция служила столом. Пепельница, переполненная обгоревшими остатками папирос, грязные миски, алюминиевая ложка, бутылка ацетона. Шприцы убрали, как будто это поможет... Если что... По периметру комнаты, опершись о стену и выбросив ноги вперёд, сидело несколько человек. Их маслянистые взгляды апатично сверлили дырки в потолке. Медленное и редкое моргание. Только одна девочка сидела на полу поджав ноги, уложив обхваченную обеими руками голову на колени и ритмично раскачивалась...
- Я вижу успешно подварили...
- Ну, слышишь, да, вроде, видишь, нормально...
- Это кто?
- Та, короче, ну тут девочка на районе, я не знал, короче, а она, понял, у цыганвы поехала брать готовое, короче, сама навалилась, валялась где-то, сама не помнит, сутки её не было, подонки, короче, ***ню ей слили, понял, теперь не может домой пойти...
- Слышишь, - хозяин квартиры полуприсев подошёл к девочке и потянул её за рукав, девчёнка опрокинулась вперёд, оперлась на свободную руку подняв лицо. Вся кожа была покрыта сочными от лимфы бляшками с отшелушивающимися кусками отмершей пересохшей кожи. Как шелуха, слетающая с тыквенных семечек, под которой открывается незаживающее пятно ободранной кожи...
- Ну я подумал, пусть, короче, повисит, пока то да сё... У неё эта ***ня, прикинь, по всему телу...
Тишину нарушил объёмный звук столкновения кулака с черепом.
- Сука, да ты охуел, ****ь, при****еный, ты посмотри на неё, на ***, *****, отсюда, к маме, *****, идиот, *****!
Град ударов по всему телу, куда не попадя, обрушивался на верещащего торчка, опиаты снизили порог болевой чувствительности и орал он не от боли, а от ужаса, сознание его цеплялось за брызги собственной крови разбитого лица, когда смазанные размашистые удары гостя приходились по голове. Судорожные, осколочные мысли несли только одно - "Я прогнал. Я забочинил, я прокосячил...".
- В больничку, к маме, к, ****ь, папе, на *** отсюда, ты, сука, уёбок, что, хочешь, чтоб она тут сгнила у тебя на хуй!?
Отступив на пол шага, гость осмотрелся. Костяшки в крови. Оприходованные повернув голову смотрят за него, вдаль, за стену... Торчок скулит свернувшись калачиком прижимаясь к холодильнику-столу. Девочка ещё сильнее скрутившись, тихо, сдерживаясь, плачет.
- ****ь, полный анализ крови, детоксикация, глюкоза, кофеин... Сердце, как с сердцем... - Ей хоть 16 есть? - спросил в пустоту.
- Ты кто? Не вой, ****ь, а то на *** в окно выкину! - присел на корточки перед девкой.
- В-в-в-аа-а-ля...
- Угомонись, тебе говорю. Где живёшь? Рядом?
- Д-а, тут ряд..ом, за шко..лой...
- А хули ж ты, идиотка, ***нёй этой занимаешься!? А!?
- Пацаны в школе...
- Вставай, ****ь, на ***, пацаны у неё в школе, ***** тупая, сука, какой ****ец...
- Бабло давай, - пинок в рёбра получил затихший под холодильником торчок, - всё давай, урод, ****ь, что ты там перемацываешь, встань на ноги, паскуда, пока ещё не выгреб...
- А мне!?
- Нихуя себе, ****ь, ты вообще, о****енел, сука, а палево это малолетнее, что по стенке у тебя гноем стекает за какой *** в порядок приводить!?? Или ты её сейчас сам за ручку домой отведёшь?? А!?
- Сюда иди, овца, ****ь при****енная, щас в больничку поедем - к девчёнке на полу.
- Я тебе говорил, ведь, говорил же - сторчишься к ****ям, ****ь, и как теперь, что теперь мне делать, подтирать за тобой постоянно!? Я тебя, сука, убью на ***, так ты меня заебал, вот это отвезу, приеду и нахуй зарежу и потереяюсь. Хочешь!? *****, с кем я разговариваю... Голосовые связки зажало комком из под желудка, голос стал высокий и сдавленный... - Я тебя, сниму, костьми лягу, сниму со всей этой хуйни, хату провалим, поедем куда-нибудь, бляяяяядь!!!
Он присел посреди всего и заплакал. Как пацан, как мальчишка, навзрыд. Крупные капли слёз растворяли на грязном линолеуме тонкие шелушинки кожи, слетевшие с девичьего лица.