Россия мать

Не знаю, что подразумевал поэт, когда верстал строки «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить…» Но то, что не гордость за родину свою это точно. Скорее, безысходность, горечь и тоска в его строках звенят за любимую страну.

Сейчас же ловкие соотечественники наши выискали в этих словах повод для восторга… Хорошо ли вы, дорогой читатель, себя чувствуете, когда вас не понимают ни жена, ни дети, ни друзья, ни соседи – ну, никто? Не очень! То-то и оно.

Так и Россия. Вряд ли она может чувствовать себя уютно в обстановке тотального непонимания другими державами и их гражданами.
Мы же гордимся этим, как и Левшой-мастером, который взял да и подковал блоху аглицкую. То, что она после такого «тюнинга» перестала прыгать, роли не играет. Зато, блин, умеем! А-а, утерли нос заморский, знай наших! Им, забугорным, непонятно, а мы торжествуем!

Да мы ее и сами понять не можем, мать нашу – родину! А им убогим и подавно не дано.
Лучше всего и не пытаться постигнуть ее – матушку Русь. Иначе с катушек можно соскочить. Скажем, начнете вы размышлять над тем, зачем Россия, покопавшись в сокровищнице своих талантов, нашла рыжего самородка Чубайса, которому в начале 90-х прошлого века поручила вывести нас сирых на дорогу мировой цивилизации. И что? Легче станет? Нет. Потому, как раздумья приведут вас к неутешительным выводам. Ведь что получается – продал нам великий экономист за двадцать пять рублей ваучер, то есть право на владение частью национального богатства, доставшейся по итогам приватизации.
Подсчитал я, чего заимел и оторопел: на свою долю могу приобрести полкубометра необрезной доски. Только подумать, до чего же ленивы были мои предки, да и я, видимо, особым трудолюбием не отличался, если только полуфабрикат на гроб себе и сумел заработать.

Сильно я опечалился на почве невеселых мыслей и занемог. И то болит, и это беспокоит. Нервы шалят, остеохондроз тревожит, радикулит о себе напоминает, сволочь.
И вы бы при таком напряжении мозгов расстроились и занемогли. А так, старайтесь верить тому, чему нас научили и совету поэта Тютчева. Проще смотрите на подобные вещи.
Мне же надо идти к докторам – для поправки общего самочувствия. Поскольку мое настоящее отягощено военным прошлым, то направился я в 104 поликлинику Санкт-Петербургского гарнизона, что на Садовой.

Приняла меня женщина-терапевт. Такая приятная в общении и с лица пригожая, я даже приосанился, позабыв на какое-то время о болезнях. Выписала направления разные: к хирургу, на рентген, на УЗИ, на флюорографию, на ЭКГ. Даже анализы – все, какие только можно, предложила сдать. И наказала строго-настрого: в первую очередь зайти к рентгенологу и записаться на рентген.
Захожу в ординаторскую к рентгенологам, а там меня встречает горбун, ну вылитый главарь банды из фильма «Место встречи изменить нельзя». Подавив мимолетную растерянность, я к нему:
- Мне тут врач велела записаться у вас на рентген.
Горбатый хвать из моих рук медицинскую книжку, да как запищит пронзительно:
- Что вы ко мне пришли? Без биохимического анализа крови нечего…
- Так мне же терапевт сказала…
- Не болтать! Будут анализы – тогда и приходите. – Горбатый с такой злобой снизу вверх смотрел на меня, что радикулит от испуга отступил от поясницы и перебрался пониже, к кобчику. Видимо, горбун удовлетворился, приняв выражение моей физиономией и наклон туловища за угодливость, так как сел на кушетку и взял зачем-то в руки баян.

Стараясь не вспылить, я вежливо поблагодарил его и постарался побыстрее выскочить за дверь, из-за которой полилась нежная мелодия вальса.
Несколько минут аутотренинга в фойе помогли мне собраться и настроиться на следующее посещение – в лабораторию общих анализов. Здесь встретили вполне доброжелательно.
Сестра взяла в руки бланки:
- Значит, так - это кровь из пальчика. Тоже – из пальчика. Снова из пальчика…
- А это уже не из пальчика.., – игриво вставил я, заметив в ее руках направление на анализ мочи.

И тут же осекся, по взгляду медсестры поняв, что расслабился я преждевременно.
- В 8.15 утра придете за талончиком. И мочу принесите – у нас посуды нет. – строго приказала лаборантка.

«Слава богу, здесь пронесло» - подумал я и двинулся этажом выше разузнать подробности сдачи крови на биохимический анализ. На цыпочках, шурша по паркету синими бахилами, под враждебным взглядом санитарки тенью скользнул к двери 436 кабинета и принялся старательно изучать множество объявлений, прикрепленных к его стеклянным дверям.
Одно из них гласило, что прием пациентов осуществляется по понедельникам, средам и пятницам, но в пятницу – по талонам. Поскольку завтра наступала пятница, приписка «по талонам» сильно меня озадачила, так как методика их получения была мне незнакома. Тут дверь резко распахнулась, я проворно увернулся от удара и едва успел придать лицу заискивающее выражение.
Другое, по уже приобретенному мною опыту, в учреждении военного здравоохранения могло привести только к ухудшению самочувствия пациента.
В проеме двери возникла поджарая, словно русская борзая, медсестра в спецодежде грязно-болотного цвета, и такого же цвета лицом со следами, выведенных лет двадцать тому назад, возрастных угрей.

- У меня рабочий день до двенадцати ноль-ноль! - громогласно объявила она.
Я быстро огляделся – вокруг меня никого не было. Значит, заявление относится ко мне непосредственно.
- Простите, пожалуйста… - несмело приоткрыл я рот.
- Я не с вами разговариваю!
Мои губы рефлекторно сжались.
- Что вы стоите и молчите? – глядя сквозь меня, спросила жрица медицины.
Я снова осмотрелся вокруг – один. Следовательно, обращаются ко мне.
- У меня к вам вопросик…
- Прием до двенадцати ноль-ноль, что вам неясно?! – последовал ответ.
- Но вы же меня спросили! – изумился я.
- Ну и что? А вы могли бы помолчать!

Тут у меня сдали нервы и я «полез в бутылку».
- Вы чем-то раздражены? – изо всех сил стараясь быть ехидным, спросил я.
- Та-а-а-ак, до свидания! – подвело итог затянувшемуся диалогу светило биохимических анализов.

Благоразумно рассудив, что дальнейшее продолжение разговора может завтра обойтись мне мстительной травмой вены при заборе крови, я выскочил из поликлиники. Пройдя по Садовой несколько десятков метров, отметил на лицах встречных прохожих удивление, с которым они взирают на меня. «Надо же, до чего моя личность притягательна!» - мелькнуло в голове.

Но тут очередной прохожий, на вид мой ровесник, показал мне под ноги. Вернее, не под ноги, а НА ноги. О, черт! Оказывается, шлепаю я по направлению к Невскому проспекту в бахилах, забыв их снять. Планка завышенной самооценки собственного «Я» грустно поползла вниз и с укоризной ощутимо шлепнула по темечку. Делать нечего – захожу в подворотню и сдираю с ботинок предметы, еще минуту назад так веселившие глаза питерцев.

Дальше – на станцию метро «Гостиный двор» и домой, быстрее домой.
Прикладываю ЕПД (единый проездной документ) к турникету, осторожненько протискиваюсь через «вертушку», сконструированную явно не мужчиной (иначе, с чего бы ей целиться прямо в пах?), и тут замечаю «слева по борту» киоск с интернетовскими карточками.

И тут меня лукавый попутал – вспоминаю, что моя карточка на исходе. Надо вернуться и купить новую!
Эскалатор, монотонно гудя, доставляет меня вниз. Опередив пассажиров, рванувшихся сумашедшей толпой с очередной электрички, запрыгиваю на ступеньки, натужно карабкающиеся наверх.

Через десять минут вприпрыжку, бодро, позабыв все горести и невзгоды, выпавшие на первую половину дня, я кинулся к турникету и вновь приложил карточку ЕПД к белому кружочку.
«Ага! Счас!» - как частенько говаривает мой старый приятель. Автомат проходной в подземку ответил мне саботажным бледно-красным крестиком вместо зеленой стрелки. Мол, гуляй, приятель. Думаю, может, с устройством что приключилось. Бывает же, заедает. И заметался я трусцой от одного турникета к другому, к следующему… Бесплодно. Сердце забилось тревожно-учащенно, вещуя недоброе.

И тут встречаюсь взглядом с молодцем в форме метрополитеновского персонала, насмешливо наблюдающего за моими маневрами. Я к нему – у него лицо добродушно-равнодушное, длинные волосы на затылке в пучок стянуты до такой степени, что даже жирные щеки заползли под оправу очков, а ноздри носа в стороны разъехались. Жестами, как глухонемой, демонстрирую ему свое горе.

А малый мне:
- Ну, что мужик, влип?
- Почему?
- Нечего входом в метро торговать! Теперь полчаса проветривайся на улице.
У меня кровь гулко запульсировала в висках, заныла язва под ложечкой, гневно загудел геморрой, ткнул колом в поясницу радикулит, затуманилось зрение…

- Да как вы смеете, – промямлил я, едва ворочая шершавым языком – вы меня в первый раз видите…
- Иди, иди отсюда. Не хами.
Поплелся я на улицу, закурил. Руки перестали дрожать, вернулась способность умственной деятельности.

Мои изобретательные мозги, будь они неладны, толкают меня на станцию метро «Невский проспект-2» в надежде на то, что коль меня сегодня там не было, то, значит, сумею обмануть компьютер. Святая наивность – матушка-родина начеку!

Она своим компьютерным глазом зорко следит за своим мошенником-сыном и не позволяет проникнуть в подземку. Но, я уже несколько успокоился, а любознательность берет верх над возмущением. Интересно же знать, почему мои права ущемляются.

Выбираю самое интеллигентное лицо среди метрополитеновской стражи, число которой вскоре будет больше, чем пассажиров и вкрадчиво любопытствую:
- Скажите, пожалуйста, товарищ, почему мне перекрыт доступ в метро?
- В течение ближайших пятнадцати минут вы проходили турникет сами или давали кому-нибудь карточку? – спрашивает он меня.
- Да, спускался, а что? – удивляюсь я.

- А то! Мы раскрыли теневой бизнес, организованный пенсионерами: в часы пик народ спешит, многие жетонов не имеют. Тут то дедушки и бабушки стоят у турникетов и продают вход - за двадцатку прикладывают свою карточку к считывающему устройству. Гони деньги и проскакивай. Вот мы и вынуждены были отрегулировать для вас компьютеры на тридцатиминутный период срабатывания межу двумя входами.

Глядя на мою унылую физиономию, страж весело озарил меня белозубой улыбкой и добавил:
- Да не расстраивайтесь вы так! На студентов мы вообще это время увеличили до сорока пяти минут.
Обрадовавшись тому, что есть люди, которым хуже, чем мне, я, окрыленный таким известием, подошел к кассе, протянул в окошко десять рублей и сказал:
- На все.
Получил жетон и начал новый путь в метро.

На конечной станции вспомнил о вводной, полученной от жены: уплатить за квартиру, телефон, электроэнергию и коммунальные услуги. В предвкушении очереди, внезапного сообщения об очередном повышении тарифов небо показалось в овчинку, ноги вяло, нехотя несли меня, как приговоренного на эшафот.

В офисе «Петроэлектросбыта» снова довели до шокового состояния, разочаровали самым бессовестным образом: очереди не было, тарифы обещали повысить только через месяц, и чуть ли не сами заполнили бланки.

Однако!
Последнее посещение дало надежду на более-менее благополучное завершение дня. Во всяком случае, хотелось в это верить.
А чего же еще остается, когда «ни понять», «ни измерить»? Будем верить…
Так я и не придумал ничего толкового в ответ на свой вопрос: Россия - мать для меня или мать ее…?

«Мать-мать-мать-мать» – звенело в висках.
Да и времени уже не оставалось на размышления – надо было баночку искать под анализы.
Майонез-то нынче стали выпускать в полиэтиленовой упаковке.