7. Каприз в 2-х частях Часть первая - песси-мистическая окончани

 х х х

И улетала. Куда только? Время изменило свою природу. Оно не подчинялось своим собственным законам: то останавливалось, то сворачивало столетия в минуты. Не успевала вздохнуть, как пора уже было несколько раз выдохнуть. Но мне было все равно.
Что-то происходило… А, может быть, и нет. Сколько прошло времени? Всего одна ночь… Полярная ночь.
Замок обрядился в елочные гирлянды, светились цветные рождественские огоньки. Штраус посылал свои приветы из прошлого. Предрождественские шебуршания заполонили замок…
Я шла, отвечая на приветствия, губы мои улыбались, тело отвечало на дружеские тормошения. Остановив Аниту, я попросила чаю и позвала ее к себе. Она сказала, что чай принесет, но сама придет попозже.
- Миледи… - я обернулась. Ко мне подходил Магистр.
- ? – я все еще была Коломбиной.
- С Вами все в порядке?
- В порядке. Что со мной может случиться? Разве в замке что-нибудь может случиться?
- Ну-ну… Может быть, поговорим?
- Да нет, Магистр, зачем? Да, и о чем?
- Почему, например, у Вас спина такая прямая?
- Кол проглотила, осиновый.
- Юмор у тебя…
- А что, Магистр, чесночок-то недолюбливаете, наверное?
- Чеснок? Почему?! – Он рассмеялся, - У тебя в голове есть какие-нибудь правила движения для мыслей?
- Нет. Правила это всегда скучно.
- Что-то не много веселья в твоих глазах.
- Правда? Вам показалось.
- Значит, все-таки – не о чем?
- Не о чем, Магистр.


Почему люди всегда предают именно в том, что больше всего рассчитываешь от них получить? Вероятно, это и есть предательство? Предательство договора. Иногда не высказанного. Друг лишает тебя своего понимания в самый тяжелый для тебя момент; любимый разлюбит именно тогда, когда больше всего нуждаешься в его любви; мать воспитывает, когда ждешь жалости, и жалеет, когда нет надобности; дети забывают про нежность и ласку именно в те времена, когда кроме них у матери ничего не остается. Как просто сказать: обещал – люби, понимай, жалей… И, как трудно это сделать.
А, может быть, все так, чтобы подчеркнуть, что ты – ОДИН? Чтобы и не пытался слишком уж на кого-то рассчитывать? Тогда все в порядке, все на своих местах.
Только жизнь замка шла мимо, не задевая даже по касательной…
Незаметно для себя я свернула на лесенку, ведущую вниз. Как-то быстренько скользнули коридоры, и я остановилась перед ТОЙ дверью. А почему бы и нет? Посмотреть теперь, когда не осталось во мне ничего лишнего (да и необходимого тоже), и окажется, что там обыкновенное полуподвальное помещение… Я толкнула дверь и вошла.
Впереди мерцал слабый свет, и слышались бубнящие голоса. Я прошла вперед…
Несколько свечей в нишах, люди вокруг стола в красных балахонах. Они проговаривали какие-то заклинания. Я прислонилась к стене и присела. Какая-то тайная секта. Микромир. И секта, конечно, должна быть здесь. А как же иначе? Все «взаправду»…
Женский голос нараспев произносил какие-то непонятные слова. Чей это голос? Не узнаю. Интересно. Секта, если, конечно, здесь были все ее участники, объединяла всего восемь человек. Один высокий, с широкими плечами. Другой толстенький, третий…
На столе кто-то лежал… Лежала. В знакомом до боли платье! Я приподнялась. Они тоже зашевелились и пошли вокруг каменного стола… Завороженная, я с ужасом приближалась к алтарю с телом…
Именно телу. Потому что, уже знала: та, кто на столе – мертва. Подходя, я поняла это – Крыска!.. Крыска в моем платье. Миледи…
Красные тоже остановились, увидев меня. Но я на них не смотрела.
Если до этого мысли текли обрывочно и медленно, то теперь и вовсе остановились. Только, как на магнитофонную ленту записывались звук и изображение - нечетко, с искажениями, с провалами…
- Она сама пришла. Значит, я была права…
- Но оракул показал Миледи…
- Оракул показал настоящую Миледи, а не подделку, вы мне не поверили…
- Что делать… Она выдаст нас…
- Да не скули ты…
- Я говорил. Не надо живой жертвы, надо было как раньше…
- Ты много чего говорил…
- Раньше ничего и не было, а теперь будет…
- Что будет, что будет?! Теперь уже ничего не будет, небо в клеточку будет…
- Заткнитесь!
- Палач! Возьми Миледи.
Я узнала голос Швабры.
- Обряд незавершен, осталось последнее… Действуй, палач.
Оторвав взгляд от Крыски, я повернула голову и увидела лица. Знакомые все лица. И незнакомые. Мсье Лопух был перекошен от страха, Куртузов тоже потел и пыхтел… Рядом со мной стоял Палач. Я посмотрела ему в глаза… На меня со страстью смотрел Самец. С настоящей страстью…
В одно мгновение я поняла все. И что нас связывало – судьба, единая судьба жертвы и палача, и его чувство ко мне, и то, что меня к нему влекло… Он был убийца, настоящий. У него на месте души была черная дыра, которая мне виделась, как неизвестная глубина… Неизвестное, непознаваемое притягивало, как вакуум…
Мы стояли и молча, влюбленно смотрели друг другу в глаза.
- Уходим. Палач справится сам. Обряд будет завершен позже.
Красные балахоны торопливо выскочили из подземелья.
Я видела, как полупрозрачное яйцо фиолетового цвета, замкнулось вокруг нас с Самцом, и мы остались одни, совершенно одни. Сфера потеряла свою видимость, но не реальность. Самец подвинулся ко мне вплотную. Одной рукой он взял меня за спину, другой за шею, и мы слились в долгом головокружительном поцелуе…
Он закружил нас, убыстряя обороты до беззвучного визга. В фиолетовой черноте неслись мы по спирали в никуда, превратившись в единое целое, во вращающийся метеорит… И, когда, внезапно упали в свои тела – долго смотрели друг другу в глаза, будто не могли насмотреться…
- Теперь ты моя… Я долго ждал. Никуда теперь от меня не денешься…
- Я и не собираюсь. У меня появилось желание. Можешь его выполнить?
- Тысячу желаний.
- Сделай это внезапно и не сейчас… Мне нравится это чувство, я хочу его продлить…
- Я сделаю все, как ты захочешь, если…
- Если?
- Если ты обещаешь мне три дня и три ночи.
- Три?!
- В эти дни, может быть, даже сегодня, но это решу я сам когда…
- Будет больно?
- Я профессионал…
- Восхищаюсь профессионалами…
- И мы снова слились в страстном поцелует. Наши ноги переплелись, тела врастали друг в друга…
- Не здесь… - прошептала я хрипло.
Я уже не глядела на Крыску. Теперь мы с ней обе находились по одну сторону бытия, просто я чуть медленнее совершала переход. Так что не было никаких к ней чувств, вроде жалости или вины. Меня охватывало единственное, всепоглощающее чувство желания. Вожделение выползало из страха внизу живота и, разрастаясь, расползалось по телу. Страх, не успевая проявиться, стразу превращался в сладкие позывы…
Мы поднялись в наши с Крыской апартаменты.
- Сейчас начинается бал, я хочу, чтобы Вы, Миледи, были одеты соответственно.
Оставив в подземелье свой красный балахон, Самец оказался во фраке. Я позвонила Аните. Когда она зашла, я прервала, вырвавшийся было поток ее возмущения, холодной фразой:
- Анита, спуститесь к Карлу Густавичу и принесите бальное платье. Белое с красным цветком… Он знает.
Анита выразительно посмотрела на Самца, но я не отреагировала на ее живой взгляд, будто передо мной была кукла. Анита, поджав губы, удалилась.
Самец подошел к бару, налил два бокала вина. Один оставил на столике, другой подал мне. Я взяла его и хотела пойти к креслу, но он остановил меня… подошел сзади и нежными, но сильными пальцами стал ласкать шею, плечи, спуская постепенно одежду, расстегивая пуговицы. Я стояла, замерев, впитывая все тончайшие нюансы ощущений. То, что бокал, при этом надо было удерживать в вертикальном положении, еще сильнее обостряло все, происходившее с моим телом. Абсолютно пустая голова не мешала возрастанию возбуждения, еще более сильного и терпкого, чем в подземелье…
Когда я осталась в одной коротенькой комбинации, Самец подвел меня к креслу, и я села в него. Слабое разочарование. Тело требовало продолжения, вибрируя мелкой дрожью.
Вошла Анита. Тщательно скрывая свое удивление, она молча пронесла платье в спальню, куда за ней пошла и я. Встав перед зеркалом, увидела, как Самец переместился в гостиной, чтобы видеть меня… Палач не выпускает жертву из поля зрения? Может быть… А, может быть, и нет…
Я одевалась, хмелея еще больше от его взгляда.

Когда мы появились в бальной зале, общество разразилось аплодисментами. Маскарад без масок… Лица, музыка, танцы кружились вокруг нас, не разъединяя ни на секунду палача и его жертву. Мы оба были спаяны обоюдным желанием. Промелькнула Швабра, метавшая молнии из глаз, нисколько не тронувшие Самца, а тем более, меня. Остальные были веселы и празднично настроены. Но, даже беседуя с кем-нибудь, повернувшись спиной к своему палачу, я костями чувствовала наше единение. Взгляды, которыми мы обменивались, обманулся бы самый искушенный свидетель людских таинств. Влюбленность, страсть, сдерживаемое желание можно было читать на наших лицах и ничего иного…
Несколько часов бала превратились в самую сладчайшую пытку для нас обоих. Наконец, он не выдержал. Взяв сильными руками меня за талию, решительно повернул к выходу. Он вел меня, незаметно ускоряя шаг…
С нами пытались заговаривать, но единое желание перехватило горло нам обоим. Он что-то мычал невразумительное в ответ, и от нас отставали. С каждой лесенкой, с каждым поворотом страсть усиливалась, хотя, казалось больше уже некуда. Каждый изгиб коридора казался последним, - дальше не хватит выдержки… И, когда мы подошли к моей комнате, то задыхались. Как гончие после охоты.
Он поднял меня на руки и бросился, вместе со мной, на кровать… Платье меня душило. «Нет…» Но он, не обращая внимания на протест, опускался, целуя меня, к ногам. И оттуда начал восхождение губами по коже, медленно спуская чулок… Колени… Его язык пошел по внутренней стороне бедра… Я уже почти теряла часть сознания, а другая наоборот трезвела, делая взгляд холодным и рассудочным, как внезапно послышалось журчание… Оно привлекло мое внимание и ту часть сознания, которая прояснялась. Вода журчала не на месте… То есть, очень даже на месте… том, где мы расположились. Из-за кровати бил фонтанчик. Его струйка, желтоватого цвета все увеличивалась, попадая сначала только на подушки, а потом и на меня. Я медленно стала давить на плечи Самца. Он непонимающе вылез из-под вороха моих юбок.
Скрывая протрезвевший взгляд, я показала ему на фонтанчик. Он удивился, но сказал: «Пусть». И снова потянулся ко мне, но я отстранила его: «Подожди, если это серьезно, сейчас кто-нибудь придет». Самец послушался и встал. Я заглянула под кровать. Там проходила труба отопления, и из нее бил фонтан. Тепленький, но слишком хорошо охлаждающий мое возбуждение. Но, если это заметит Самец, - все пропало.
Что пропало? Ко мне медленно начали возвращаться логические мысли. Значит, я вовсе не собиралась умирать?!! Получается, что все это игра? Ни фига себе, – Высший Пилотаж! Но и он, тоже, пилот не меньшего класса. Поединок. Вот что это было. И мне нужна была постель, и даже физическая близость… Зачем?!! Это знала только я. Но сейчас не могла вспомнить…
Пока я изображала раздражение по поводу вынужденного прерывания нашего сексуального действа и судорожно вспоминала – «ЗАЧЕМ?», Самец раздраженно ходил по комнате. Внезапно зафонтанировала еще одна труба возле окна… Ах ты милый мой Замок, - глупый мальчишка! Такую игру испортил! Мне вовсе не нужно было его раздражение, это опасно. Он непредсказуем, если веду не я. А до сих пор, вела я. Это точно.
Дверь открылась и снова закрылась. Кто-то вошел в гостиную, я не видела кто. Но слышала, что этот Некто остался. Если это Швабра, - мне конец…
Я неторопливо пошла в ванную, Самец поднял на меня глаза и пошел за моим взглядом… От его красоты не осталось и следа – обыкновенное животное…
Он зашел в ванную и…тут-то внимательно посмотрел мне в глаза…
- Ты! Сука! Обманула меня! Такая же, как и все…
- Подожди, не спеши, иди ко мне…
Он остановился в дверях и, прислонившись к косяку, стал преображаться. Красное лицо становилось белым, страсть поменяла полюс. Бледное, каменное лицо с ледяными глазами, как дырами в бесконечность наводили на меня ужас. Он смотрел на меня по-новому. Спокойно, пристально, пронизывая мою амебность двумя лезвиями взгляда… разрезая и препарируя ее…
- Ты моя половина. Я твой хозяин здесь. Ты моя хозяйка ТАМ. Эта дрянь хотела заиметь свою рабу ТАМ… Дура… Она была моей рабой здесь, была бы и там… Она себя переоценивала… Ты, вовремя, появилась… Я тебя сразу узнал… Ты могла бы быть моей рабой только здесь и только три дня, это сделало бы тебя идеальной ХОЗЯЙКОЙ. Только бывшие рабы становятся НАСТОЯЩИМИ ХОЗЯЕВАМИ… В тебе есть… Но… ты не меня предала, ты… Зачем цепляешься за эту жизнь?
Говоря все это, он медленно стал ко мне приближаться, гипнотизируя меня. Кровь замерзала, проталкивая колючие ледяные кристаллики через сердце, скребя и царапая его…
- Ты моя. И ты это знаешь. Ты знаешь, что я принадлежу тебе, я буду твоим рабом… Тебе не понадобится три дня… Все произойдет сейчас. Я помогу тебе… Ты давно об этом мечтала… Ты будешь ВЕЛИКОЛЕПНОЙ ХОЗЯЙКОЙ…
Он взял мое лицо в ладони и стал впитывать мой взгляд, вытягивая его и всасывая в себя… получалось лассо, связывающее нас обоих. Глаза его разгорались огневыми всполохами, обжигая меня… Но не всю.
Как отдельное существо мой разум находился вне досягаемости Самца. Но, влияющий, на меня. Поэтому, когда стала ласкать Самца, то у меня уже не получалось так естественно, как раньше. Тем более, что все время я пыталась повернуться так, чтобы дотянуться до задвижки. Кто бы ни вошел, он мой враг в данный момент. Потому что помочь не успеет, даже если захочет, а, испугав его, только ускорит события. Если Самец профессионал, то одного поворота руки достаточно, чтобы сломать мне шею.
Боюсь я смерти? Нет. Противно. Я не желаю быть предметом удовлетворения чьих-то желаний, это раз. И, потом, свою игру веду я сама, и сама буду решать, пора мне ее заканчивать или нет. Или Бог… Но не этот мокрогубый козел. Страха не было, но потерялся и кураж. Меня раздваивало, даже троило. То есть, на того еще, кто сейчас в спальне… Я откуда-то знала, что мне надо стать сейчас рабой, испуганной, покорной, чтобы он поверил…
Самец опять вошел в прежнее состояние. Которое, теперь, мне было непонятно. Это был он и не он. Что-то сильное, выливающееся в безумное вожделение овладевало им, погружая его в жуткий транс… Перед ним была цель и эта цель – Я. А у меня не получалось вписаться в это действо, органичным, как ранее способом…
Больно тиская меня, он опять превращался в зверя. Его рука залезла дальше, чем я могла на данный момент выдержать. Противный Замок, бестолковый мальчишка, он выбил меня из седла, ведь, как хорошо вела, а теперь не могу… Я застонала, но не слишком сладострастно и нажала на его руку, отталкивая ее… Он схватил меня за горло…
- Значит, ты не поверила мне?! Ты не веришь, что я люблю тебя? Ты все-таки хочешь быть, как все?
Но из транса он уже не выходил.
- Я верю, но мне нужно время…
Дверь открылась, и в ванную зашел Магистр. Самец даже не дернулся.
Магистр вел себя крайне странным образом. Будто нас не видел и не слышал, хотя, мы не были прикрыты даже прозрачной занавеской. Он трогал краны, включал и выключал воду, покачивая головой. Он что, совсем идиот?!! Вообразил, что мы – парочка влюбленных, и тактично нас не замечает? Самое странное, что Самец его тоже не замечал, да и был повернут к нему спиной. Но это еще не повод… Хоть бы посмотрел на меня! Ну, Магистр, миленький, посмотри! Теперь уже я без тебя не справлюсь…
Глаза Самца побелели, как будто огонь раскалил их, зрачки вместе с глазным яблоком покрылись мутными бельмами. Он все еще не решался задушить меня, но и не мог поверить. Лицо его стало страшным и безобразным. У меня кружилась голова от ужаса, но я еще держалась.
- Подожди, я тоже хочу, как ты… Ведь это наша ночь… Я хочу любить тебя… Долго, сильно… И уйти в тот момент, когда мы станем одним целым...
Магистр спокойно повернулся к нам лицом и, не глядя мне в глаза, стал рассматривать спину и шею Самца, как фановую трубу. Внезапно, будто увидел «причину», протянул сильные тонкие пальцы к шее Самца… Руки, державшие меня за горло, конвульсивно дернулись и…

 х х х

Боль… Боль, боль, боль… Перекатывается по земле, цепляясь за кочки, падая в проталины с писком и стоном. Упала в снег. Затихла. И, через минуту с воем выскочила, как ошпаренная, вскарабкалась на дерево и бросилась на землю с громким шмяком. Полежала, растекаясь, но потом, собрала в комочек свои спичечные ножки и ручки, подобрала сопли и слезы и медленно поползла дальше…
Художник… Я со стоном отвращения закрыла глаза.
А боль ползет.
Анита… Я снова опустила занавес.
А боль перекатывается, но никуда не катится.
Сестра… Не сейчас. Пожалуйста, исчезни…
Боль приподнялась на внезапно окрепших ножках.
Магистр… Уйдите, быстрее уйдите, больно…
- Морфин.
Какой морфин? Зачем? Это же не та боль…
Боль обернулась и посмотрела на меня. Моими глазами, как из зеркала.
Ты чья? А ты? Я – твоя. А я – это ты. Боль, боль…
Облака серые кружатся. Небо серое вертится. Глаза серые, как шляпки гвоздей, вбитых в мозг. И в сердце боль ОДИНОЧЕСТВА.
Боль приподнялась и выпрямилась. Уже не маленький комочек, а большая двухэтажная моя тень. Она услышала свое имя. Он узнала себя. Приблизилась вплотную к моему телу. Какая тяжелая… И, глаза в глаза, стала вливаться в меня, содрогаясь в конвульсиях и подчиняя мое тело своему ритму. Невыносимо!
Я не выдержала и открыла глаза. Лица, лица…
- НЕНАВИЖУ!!! Ненавижу. Уйдите. Все.
Сейчас начнется опять…
- Ну, я прошу вас, уйдите, пожалуйста…
- Еще морфин.
Да вы убьете меня! Неужели вы не видите, мне от него только хуже, я слабею, у меня нет сил сопротивляться! Просто уйдите…
- Я вас умоляю! Вон все отсюда! Не надо меня связывать, прошу вас! Мне так трудно… Мамочка!..
Ты сошла с ума! Кого зовешь? Разве кто-либо способен разделить с тобой ЭТУ боль, тем более - мама… Некого звать, дорогуша. Ты одна. Ты еще не поняла этого? Еще не смирилась? Так я тебе напомню о себе. Я это ты, а ты это – я. И больше никого…
Господи, господи… Я задыхаюсь. Господи, пожалуйста, миленький, ну что тебе стоит, сними ее, ну хоть на чуть-чуть… Я потом отработаю, только сейчас сними…
С Господом не торгуются, дорогуша…
Да, пошли вы все! Ненавижу! Ублюдки! Отпустите меня!
Господи, пожалуйста, я не буду больше ругаться, отпусти, ну что тебе стоит, ну, пожалуйста. Ведь есть же у тебя какой-нибудь аннигилятор? Ты же такой всемогущий, пожалуйста, сделай хоть раз против своих законов, уничтожь одну только букашку по ее огромной, нескончаемой просьбе. Не надо мне рая, не надо мне ада, не надо никакой вечной жизни, - просто на атомы. Ну, пожалуйста…
Связали дураки. Хорошо, хоть ушли…
С воем и рычанием мое тело все напряглось, тряпки впились в кожу. Хорошо, так хорошо, так даже легче… Но когда они затрещали и начали рваться, я в мгновение ока разорвала их до конца и свалилась на пол…
Сжавшись в комочек, заползла под кровать…
Господи, пожалуйста, миленький, ну ты же можешь, помоги, пожалуйста, подскажи. Хочешь, я буду хорошей? Или в лес уйду и там выжить попробую на одной бруснике… Ну что мне делать?!!
Да, я знаю, что ты есть. Но ты – ублюдок, и я, человек, создана по образу и подобию твоему… Сволочь ты, если делаешь что-то, надо обеспечивать гарантийное обслуживание, хотя бы первые пятьдесят лет… А ты сделал и бросил, ни хрена не объяснив в этой жизни. Разбирайся сама. Да, сама-то я сама, только ты-то вот на хрена? И, самое смешное, не спросил, а хочу ли я того пряника, которым ты заманиваешь меня в свой рай? Да по фигу мне твое мировое дыхание. Вечность! Побрал бы ее… Истина! Да, пожалуй, самая соблазнительная конфетка из всех… Да только, если в эту истину входит и все то дерьмо, которое меня в этой жизни окружает, так и истина мне такая не нужна. Все дерьмо, дерьмо, дерьмо…
Вопли бьются о ватные стены Вселенной, разлетаются по коридорам власти, в которых пусто, как ночью в парковом лабиринте. И Боль моя носится по бесконечности со сверхсветовой скоростью… Может, поэтому она и не видна и не слышна. И никто не придет мне на помощь…
Зря ждешь, зря ругаешься… Зря…
Я обняла свою боль, прижала ее к животу, и мы затихли постепенно, так же, как рассвет крался вдоль горизонта, заползая ко мне в спальню… Или не ко мне? Где это я? Какая-то новая комната. Плевать…

- Доброе утро, Миледи.
Утро? Доброе? Какое утро?
- Да, Магистр.
- Как чувствуете себя?
- Чувствую… Сильно сказано.
- Значит, все в порядке.
- Почему это Вы так решили? И где Вы видите порядок?
- Когда у Вас просыпается чувство юмора, можно надеяться, что вы, наконец-то, тоже проснулись.
- А зачем Вы меня пичкали всякой гадостью?
- Поверните шею.
Я повернула и вскрикнула от неожиданной боли.
- Вот видите? Жаль только, что не стали гипс накладывать.
- А зря. Я еще никогда не носила такой шикарный воротничок… Мне бы пошло. А почему жаль?
- Никак не могу понять, как Вам удалось разорвать ремни… Но устроить такое, да еще забраться под кровать, Вам вряд ли удалось бы в шикарном воротнике…
- Зря надеетесь, - я засмеялась, - Когда я психую, во мне не одна лошадиная сила. Не надо было меня связывать. И морфин не надо было.
- Миледи, Вы нам доверились. Насколько я помню…
- И зря… Этот чертов договор! Тогда скажите мне честно, чего Вы ждали? Пока он мне окончательно шею не свернет? Этот спектакль был для кого?
- Я был уверен, что Вы справитесь сами. Могли…
- Не могла!!! – дернулась я.
- Миледи, вы опять теряете контроль над собой.
- Потеряешь тут… К черту контроль, - я разминала будущую шишку, которую заполучила ударившись о кровать.
- Кстати, о контроле. В случившемся, виноваты Вы сами. Вы постоянно создаете непредсказуемые ситуации. Идете, даже не против течения ( с чем мы могли бы еще справиться), а то поперек, то вдоль, то вообще выскакиваете на берег…
- Так, Вы бы мне говорили, что делать. Вы-то молчите, предоставляя мне полную свободу действий. Кто в доме хозяин, в конце концов? Приказали бы что ли…
- Вам?!! – Магистр расхохотался, - Даже не представляю, чтобы из этого получилось…
- А Вы попробуйте.
- Ну, тогда для начала, может быть, вылезете все же из-под кровати?
- Думаете, стоит? Мне что-то не очень хочется.
- Вот видите? А мне неловко разговаривать с Вами «с высока».
- Привыкайте.
- А, может, не будем капризничать?
- О, наконец-то, со мной заговорили, как с нормальной больной…Ладно, вылезу, только отвернитесь, я стесняюсь.
- Помочь не надо?
- Идите к черту.
- Ладно, ладно. Что-то Вы сегодня много ругаетесь.
- Есть небольшой повод…
Я вылезла и села на кровати, но лечь не смогла.
- Магистр.
- Да?
- Теперь помогите, пожалуйста. Подержите голову мою, пожалуйста, не свою… Спасибо. И дайте, пожалуйста, зеркало.
- Может, не надо?
- Надо. Впрочем, еще раз посмотрите на меня… Пожалуй, не стоит.
- Вы прекрасно выглядите…
- И, поэтому, вы не даете мне зеркало. Но, если Вам действительно нравится то, что видите перед собой, то, может быть, мне использовать Самца, как великолепное косметическое средство?
- Я Вас люблю, Миледи…
- Да я сама себя люблю, а еще больше восхищаюсь. Магистр… Вами я восхищаюсь не меньше, как всем, что мне абсолютно не понятно.
- Что же Вам непонятно?
- Все. Хотя бы: чего это Вы себя так странно вели тогда? Зачем Вы вообще пришли?
- Скажите спасибо Вашим друзьям и, особенно, мистеру Фраку. Я, честно говоря, потерял Вас на балу. И потом, этот способ вести игру… Вы сами-то знаете, куда Вас занесет в следующую минуту? - Я рассмеялась, пожав плечами, - Ну, тогда и Вы мне откройте секрет, почему там, где появляетесь Вы, отключаются видеокамеры? Кстати, таким образом можно проследить ваши передвижения по замку… Но, не более.
Я улыбнулась.
- Не могу, это не мой секрет, это раз. Во-вторых, только догадываюсь. А в-третьих, я здесь совершенно не при чем. А что Крыска? С ней все нормально, надеюсь? Или мне не померещилось?
Магистр замолчал и нахмурился.
- Утро вопросов и ответов можно считать законченным.
- Здорово. Я, честно говоря, только начала.
- Миледи, все, что касается других жителей замка, я не имею права никому рассказывать.
- Это утешает. Значит, Вы не сплетничаете и обо мне. А что же происходит на ваших педсоветах, или как это у вас называется?
- Вы меня удивляете и радуете. Столько дней молчать и вдруг такой каскад вопросов…
- Сколько дней?
Я задумалась. Несколько дней. Да, теперь я вспоминаю, что уже несколько дней в этой комнате, но все стерлось и размазалось во времени. Можно было вместить их в один час или растянуть на годы…
- Вы мне кололи морфин?
- Только вчера…
- Магистр, не могли бы Вы оставить меня одну?
- Одну? Оставляю. Я хотел бы еще…
- Не надо. Вечер вопросов и ответов закончен, кажется? Потом…
Да. Теперь я вспоминала себя в эти потерянные дни. Но мало что восстанавливалось. Я вспоминала, что была вежлива до тошноты и тиха до приторности. Не от испуга…
- Миледи, я сокращу разговор до последнего вопроса: Вы хотели умереть?
- Магистр, Вы – дурак. Почему Вы мне не верите? Умереть я хочу сейчас, умереть я хотела до этого, но тогда… Если это нельзя назвать желанием жить, то, в крайнем случае, подсознательным решением выжить - назвать можно. И я действительно не смогла с ним справиться… по некоторым причинам.
- И все же, я сомневаюсь…
- Да делайте, что хотите, только оставьте меня в покое…


 х х х

Я чувствуя себя полем незабудок. Я – незабудки, и я – поле. Меня много… И я одна. НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ОДИНОЧЕСТВО.
Зачем человеку нечеловеческое?
Я хочу хотеть.
Но я – незабудки.
Хотеть любить, мечтать взлететь, завидовать реке…
Но я – поле.
Бескрайнее, с ровным дыханием и равновесием души – невозмутимое и равнодушное.
Желания, как бабочки, едва касаются своими хоботками, и ветер только мгновениями колышет поверхность цветов, как и чувства.
Мой цвет – пустота, это всего лишь сгустившийся воздух.
Но мне снится:
Я иду по тропинке среди деревьев, с которых, медленно кружа, облетают все листья на дорожку. Все. Они зеленые. А я в светящемся прозрачном хитоне, под которым ничего нет. Нет тела. И только кисти рук раздвигают зеленую падающую завесу, и ступни ног оставляют прозрачные следы на уже упавших листьях.
Я вижу свое лицо. Это я. Только стерты на нем все отметины прожитых событий. Стерты все чувства: от буранных страстей до сентиментальных умилений. Можно было бы подумать, что это всего лишь плохо сделанная восковая маска. Но слабый свет, струящийся из глаз, и тепло, исходящее на десятки километров, не дают обманываться. Но главное – ощущение. Я же не могу себя с кем-нибудь перепутать.
Я иду уже в зимнем лесу без снега. Листья превращаются в перегной, но снег не идет. Время остановилось. То, что родилось, уже умирает. Но новому нет времени, чтобы родиться. Время не остановилось. Оно исчезло. Все вытекло…
Крошатся деревья, как отжившие зубы. Я выхожу из тающего леса. Подо мной засыхает земля. Появляются трещины и тут же засыпаются трухой земли, или того, что от нее остается. Земля растворяется в собственной атмосфере. Иду по сгустившемуся воздуху и среди него, и выхожу как раз в тот момент, когда атмосфера Земли стала сливаться с Космосом…
Я пошла по мозолистой орбите вокруг Солнца и видела, как растворяются Сириус, Венера, Сатурн… Потом присела и стала смотреть на догорающий костер Солнца.
Странно, но темно не стало. А, может быть, и стало, ведь смотреть было больше не на что, а я сама по себе светилась. Мне было одиноко… но не страшно. Может быть, страх – это признак времени и бесконечности в нем?
Я посмотрела на себя и стала ждать, когда же начну растворяться я? Но я не растворялась. И мне стало обидно…
А потом больно, а потом я заплакала, и… Затлело солнце. Я удивилась, и оно начало разгораться. Я рассердилась, и оно засветило во всю. Я распсиховалась и топнула ногой по орбите, и подо мной выскочила шишка, из которой, стремительно вращаясь, понеслась и понесла меня нарождающаяся планета…
Я с ужасом узнавала ее. Это была Земля.
А мое светящееся тело изогнулось и приняло форму огромной буквы Я, которая вибрировала и росла, росла… А потом надулась до безобразных размеров и лопнула!
Грохот от взрыва разбудил меня.
- Зажглась сверхновая! – засмеялся Замок.
- Ах ты, щенок, - я бросила в него подушку, - сны мои подсматриваешь?!!
- Мое любимое развлечение, - он бросил подушку в меня обратно. Но я не остановилась. И, хотя, у меня еще очень сильно болела шея, мы все же устроили знатный бой.
- Ну, ладно, - я отдышалась, - Все хорошо, прекрасная маркиза, пора выйти погулять.
- Зачем? – Замок забеспокоился.
- Как зачем? «Одиночества спелый плод, я тебя бы проткнула шилом. Знаю, знаю, что гной потечет. Знаю, знаю, что ты прогнило. Не висишь уже, а свисаешь, не спасаешь, давно не спасаешь…» Зоя Журавлева «Роман с героем, конгруэнтно роман с собой»… Короче, надо выйти в люди.
- Ты уверена?
- Ни в чем я не уверена, но делать буду то, что хочу.
- Да, конечно… - он как-то странно нахмурился и повернулся к окну.
- Что там у нас на улице? – Я медленно и аккуратно подошла к нему, и глаза у меня вылезли на лоб! – Ну, и окошечко. Ни черта в него не видно, кроме леса и горизонта. Да еще небо. Ну, на небе ни тучки. Посмотрим, что у нас есть из одежды…
Я подошла к дверям, как предполагала в гардероб, но там оказался стенной шкаф с нижним бельем и все… Я поискала глазами другую дверь. Замок избегал моего взгляда. Я ничего не нашла.
- Ты что, окаменел? Скажи что-нибудь. Куда это меня засунули? На каком я этаже? – Я подошла к дверям и дернула за ручку, но дверь оказалась запертой, ключа в скважине не было…- Это что еще за новости? А ну-ка, говори.
- Не знаю. Но мне кажется, что ты зря не дослушала Магистра в тот день, когда он приходил. А мысли я не умею читать, я же тебе говорил.
- А мои?
- Твои - я чувствую…
- И что ты сейчас чувствуешь?!
- Ты хочешь, чтобы я понял, что мне надо уйти, но ты не хочешь, чтобы я ушел…
- Витиевато, но делай лучше то, что надо было понять…
Я стала ходить по комнате размером, примерно, метров пятнадцать квадратных, где помещалась высокая узкая кровать, обои полосатенькие…
- Эй, Замок! Вернись! Открой мне двери! – впрочем, куда же я в ночнушке?.. Все равно, пусть не закрывают, - Замок!
Ни фига. Обиделся, наверное… Или заодно с ними?
Вряд ли. Вот только он, по-моему, тоже не хотел, чтобы я выходила. Почему? Что там такого, чего мне видеть нельзя? Или еще почему?
Я подбежала к шнуру и, уже схватилась за него, чтобы позвонить, но остановилась. Кто сейчас придет? Что мне скажет? Хочу ли я кого-то видеть? Хочу ли я что-то узнать именно сейчас?
Не хочу. Никого видеть, ни с кем разговаривать, ни выслушивать их объяснения по поводу тюремной больницы, в которую меня запихнули. А вдруг придут два санитара со смирительной рубашкой... Ну, это я уже накручиваю… Магистр. Магистра надо увидеть! И я дернула за шнур.
Через некоторое время появилась толстая патронесса, переодетая в сестру милосердия. Патронесса вошла, всей свой тушей загораживая проход, и закрыла за собой дверь на ключ. Думают, что я буду психовать, вырываться, истерики закатывать, а вот – фигушки вам.
- Сестра, я хотела бы видеть Магистра. Передайте ему, пожалуйста. И, принесите вишневого сока и сигареты.
Патронесса молча прошла, поправила постель и соизволила ответить.
- Магистр в отъезде. Так что, несколько дней Вам придется его подождать. А сок и сигареты, хотя, я категорически против последнего, принесу Вам.
- Спасибо, - процедила я, чуть не задохнувшись от гнева и возмущения. Спрашивает тебя, кто-нибудь…


 х х х

Заново потянулись дни. Потянулись, потягивались, тянулись… Куда или как? Как-то и куда-то.
Первые были самые тяжелые. Сколько их было? Бог ведает. Я не считала. То же, наверное, чувствовал граф Монте-Кристо в первые дни заключения. Неспроста пришло мне на ум это сравнение, но об этом потом.
Насильственность одиночного заключения убивает больше, чем сам факт отрезанности от мира. Смертельно хотелось выйти, увидеться с людьми. Такими стали близкими и родными почти все жители замка, что сама не переставала удивляться.
Это как «бросить курить» или просто «нет в доме сигарет, а взять негде». Курильщики меня пойму. Легче бросить, чем подождать до утра. То, что не ценится каждый день, как, например, удобная постель, вспоминается с вожделением в самолете при длительном перелете куда-нибудь. Самое трудное, найти в данности положительные стороны и использовать их для собственного удовольствия. Если насилие неизбежно… Но гнев или ярость – не лучшие помощники в поисках решения любой задачи. Раздражение застилает глаза и туманит мозги, видишь, как бык, только дразнящую тряпку.
Пыталась читать, но все было не то. Или точнее, сама не могла сосредоточиться на чужой мысли. Ведь там не было про мое заточение! А все остальное меня не волновало.
Я слонялась по комнате из угла в угол, или ворочалась в постели сутками, пытаясь заснуть и уйти туда, где была свободна. Замок не приходил… Или сама его не пускала? Все мое дерьмо сосредоточилось в этой комнате, и я задыхалась в нем. Сутками вела скандальные разговоры с Магистром. Строила козни Патронессе, убивала ее изощренным сарказмом… Но, только в мыслях. Наяву я с ней просто не разговаривала, кроме коротких требований, да и те только в самые первые дни. Мне принесли мои джинсы и свитер, каждый день приносили пачку сигарет. А еду… что готовили, то и ела.
Я ДЕЛАЛА ВИД, ЧТО МНЕ ВСЕ РАВНО, И ПОСТЕПЕННО, МНЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СТАЛО ВСЕ РАВНО.
Сны снились обыденные. Доледникового периода. Смесь моей замковой жизни и предшествующих этапов. Они продолжали жить сами по себе. А я в них. И однажды…
Я проснулась! И не просто проснулась, а с удовольствием. Мне надоело все то, что во снах происходило. Даже те мелкие удовольствия или радости, приключения – надоели. Я вдруг осознала, что мне и не хочется выйти к людям. Я представила в подробностях нашу встречу, все последующее и удивилась, что же я находила столь привлекательного в свободе, которой меня лишили. Разве только из чувства протеста?
Забавно было бы посмотреть на рожи персонала, когда я с удовольствием съем ту овсяную кашу, которую они мне приносят, желая наказать меня или проучить, или приручить, уж не знаю. Да и плевать, что не знаю. Мне бы их заботы… никогда бы и не снились. В крайнем случае, до сих пор я играла по их сценарию, это точно. А теперь посмотрим, кто из нас вреднее…
Эх, жаль, что Замок камеры отключил. Я бы их позлила. Я встала и сделала зарядку. Да-да! И, такое огромное удовольствие получила от нее, что даже чашка кофе с сигаретой были просто приятной добавкой. Потом с улыбкой до ушей встретила Патронессу, принесшую мне завтрак, и попросила еще чего-нибудь вкусненького, как сладенького, так и солененького. И еще – пишущую машинку…
Тогда-то, собственно, у меня и родилась мысль попробовать описать все то, что со мной произошло за эти последние месяцы. Но я долго раскачивалась. Сочиняла глупые стихи, смешные рассказы, от которых сама и хихикала. Потребовала магнитофон и хорошую музыку. Записывала все, что она мне навевала. Ну, и постепенно пришла в норму.
Тогда я приступила к воспоминаниям. Теперь, когда уже близко к завершению, то есть к данному моменту, мне несколько грустно, потому что это были самые прекрасные дни, как из проведенных в замке, так и до него.
Из тупого раздражения, несчастного бунтарствующего состояния, я выплыла в искрометное, брызжущее радостью существование. Мне не хватало дня. Я ложилась спать глубокой ночью и вставала, чуть ли не раньше солнца.
Снова начала читать и перечитала все, что привезла с собой. Потом стала заказывать книги из библиотеки. Просто клад у них на втором этаже, сокровищница. Ни разу, ни в чем не было отказа. Постепенно я отошла от записывания воспоминаний, потому что в сравнении с тем, что я читала, они мне показались такими ничтожными, что просто не хотелось тратить время, которого у меня и так было мало. Я с ужасом понимала, что всю жизнь меня тут содержать не будут и, когда-нибудь, попросят уйти.
И я наверстывала упущенное. Читала взахлеб, записывала просто мысли, спорила с философами, раскапывала все новые и новые вопросы, на которые нигде не находила ответов. Тогда я затеяла игру. Загадывала вопрос, особенно меня волнующий в данный момент, и с ним ложилась спать. Утром должна была знать ответ. В трех случаях из десяти – получалось.
Настолько меня захватили мои «самособеседования», что я забывала про все на свете. Про то, что надо поесть или поспать, переодеться, или почистить зубы. Временами я боялась, что схожу с ума, но успокаивала себя, что о таком сумасшествии можно только мечтать.
Я очень многое поняла про себя. Например, что хочу смерти, как закоренелый холостяк свадьбы. То есть, чисто теоретически. Хочу, но не сейчас. Когда-нибудь потом.
И все же одно событие меня смогло вывести из равновесия.
Однажды, я почувствовала, что мысли мои побежали быстрее, чем это было привычно, потом еще быстрее и полетели, как снежный ком с горы. Я не успевала их осознавать. Мне стало плохо, будто я сама была этим шаром и, где руки, ноги, голова уже было не различить, меня уносило в бездну, я чувствовала ее и боялась. Я знала, что мне туда нельзя свалиться, и ухватилась за края полыньи. Любопытство (что же там, что это за дыра) пересиливал животный ужас, и я цеплялась изо всех сил за края проруби. Кое-как я пришла в себя. Но через некоторое время, лента с мыслями опять начала ускорять свое движение, и меня снова снесло к той грани, на которой уже не было слов, которые оформляют тело мысли. А что же за ней?
И снова – любопытство и ужас… Опять я выкарабкиваюсь, цепляясь за свое физическое тело, обнаруживая его распростертым на постели… Несколько раз меня сносило, но в последний это было смертельно долго и мучительно. Когда я выползла на этот свет, то поняла – следующий раз будет действительно последний. И я с тоской и обреченностью его ждала… Но…
Открылась дверь, и вошел Магистр.
Я бросилась к нему и разревелась, как маленькая. Он обнял меня, подвел к диванчику и сел рядом со мной. Я ревела, лепетала что-то бессвязное, а он покачивал меня в руках и гладил волосы, успокаивая. В конце концов, я залезла к нему под мышку, и выдрать меня оттуда не представлялось возможным. Реветь я перестала, только тихонько всхлипывала…
Не знаю, понял ли он, хоть что-нибудь, из моих слов, но оставался со мной. Пока я не заснула, что произошло очень быстро.


 х х х

Да, не такой я представляла свою встречу с Магистром.
Я видела себя ироничной, снисходительной Миледи, которую не удалось обломать никакими способами, и вдруг… Такой облом!
Теперь я знала, что Магистр в замке. Приехал, или никуда не уезжал, но зачем он приходил, не могла даже догадаться. Нелепо как-то все вышло… А, вдруг, он мне примерещился? Ведь проснулась-то я в своей постели… Ну, это неважно. Вот, только, позвать Магистра я боялась, - вдруг скажут, что еще не приехал? А если позовут, как я буду с ним говорить? О чем? Совершенно не знаю. Мне ужасно хотелось его видеть, но я никак не могла подобрать достойной причины для вызова «скорой помощи». Что, поблагодарить за заключение? Или за то, что вовремя ко мне явился? Или попросить меня не выгонять из этой комнаты, хотя меня никто и не выгонял… Спросить его? О чем?
О том, что бы я хотела у него спросить.
Тем не менее, теперь к моей беззаботности присовокупился еще и страх. Я все время подсознательно ждала повторения этого странного приступа. Стараясь забыть и не забывая.
С того дня появилось еще одно новшество в моей жизни. Даже два.
Стала открываться одна дверь… Другая перестала закрываться. «Другая» – дверь моей комнаты. Не помню точно, на какой день я заметила, что Патронесса входит и выходит без характерного звука поворота ключа в замке. А вот с первой несколько сложнее…
Дело в том, что эта «дверь» появилась где-то в… мыслях. Точнее не определишь. Стала она приоткрываться на несколько мгновений, и за ней виден был мир. Живой, настоящий мир «ответов». Не могу более точно его назвать, а описать тем более. Только в те мгновения, когда дверь была открыта, – я знала все! И стоило ей закрыться, это «всезнание» таяло с каждой секундой все больше. Проблема была в том, что я совершенно не могла определить при каких условиях, или в какой момент она открывается, чтобы быть готовой и ИМЕТЬ ВОПРОС! Один, чтобы запомнить ответ на него. Один, думаю, мне бы удалось. А так, это было похоже на шквал, который сбивает меня с ног, а, убегая, уносит все до капельки, как бы я ни старалась поймать хоть сколько-нибудь.
И все же, в промежутках между этими цунами, я изменилась. У меня с каждым днем оставалось все меньше вопросов. Мне не хватало новых. Я читала, но книги становились все «глупее»… Конечно, мне так казалось, но, тем не менее, мое славное, беззаботное существование растаяло, как и вопросы, окружавшие меня, составляющие мою атмосферу. Писать тоже не хотелось, да и нечего было. Описывать, как без единой мысли или идеи сидишь у окна, вглядываясь в небо, или горизонт, и куришь одну сигарету за другой до тошноты?
Нет, не плохо. Нет депрессии, нет щенячьего восторга. Тихое, ровное существование, спокойное. Прекратились моно-диалоги. Я стала каким-то туманным существом. Но, тем не менее, абсолютно и конкретно существующим…
А вчера появился замок. Он, как и нормальный человек, вошел через дверь. Видимо, хотел меня рассмешить. Я улыбнулась.
- Привет.
- Привет…
Замок подошел ко мне и сел рядом на подоконнике.
- Скоро мы расстанемся.
- Ты что, перераспределение получил? – пошутила я, не очень удачно, потому что, увидев его лицо, заткнулась, - Замок, миленький, не дури. Даже и в воздухе не витает такой мысли. Лучше, чем сейчас, еще никогда не было, и меня отсюда никакими батогами не выгонишь. У нас же с ними договор. И прожила-то я здесь совсем недолго… Что, думаешь, выгонят? – взволновалась я.
- Нет, здесь никого не выгоняют.
- Так что же случилось?
- Все равно. Я не понимаю, зачем я тебе?
- Ну, ты совсем сдурел! А кто же еще?!
- Они… ОНИ меня к тебе не подпускают…
- Кто они?
Замок замолчал и отвернулся. Я заметила, что губы его задрожали.
- Ты такая большая…
- А ты маленький? – ехидным тоном спросила я.
- Я… Я люблю тебя…
Вот тут я вздохнула… Что на это ответишь? И, мы надолго замолчали. Ночь все глубже засасывала нас в свое чрево…

х х х

- Вы молчите, Магистр.
- …
- Зачем все это, Магистр?
Он замолчал еще сильнее (если такое возможно). Так мы молчали. Вместе. Долго…
- Возвращайтесь в свою комнату, Миледи, - это было даже не предложение, а просьба.
- Зачем? – мне было все равно.
- У Вас есть другие вопросы?... На которые я смог бы ответить?
Я задумалась. Попыталась. Но мысль улетела сизоватым дымком куда-то в окно и долго там кувыркалась среди голубей. Когда она вернулась, я ее не узнала…
Магистр взглянул на меня, я на него… Он улыбнулся. Грустно улыбнулся.
- Сегодня вечером коктейль в честь вашего выздоровления, Миледи.
Странные у них поводы для праздников. День рождения отмечали в узком кругу, а выздоровление одного из пациентов считается поводом для сборища.
- Вам, наверняка, хочется быть сегодня особенно блестящей (у меня в недоумении поднялись брови), так что не буду мешать. Хочу только напомнить, что вашего выздоровления ожидали все жители замка и его персонал. Вы ведь не хотите никого огорчить?
Что-то во мне сгрибилось. Магистр сделал вид, что ничего не заметил. Хотя, когда он говорил, даже не пытался делать вид, что говорит то, что думает. Предлагалось лишь условие задачи, и я его поняла. И сыграл-то банально: «Вы ведь не хотите никого огорчать». Да, я всю жизнь не хочу никого огорчать…
И что мне стоит пойти на бал? Ведь мне - все равно, а кому-то это будет приятно… Я буду улыбаться, смеяться, когда от меня этого будут ожидать. Выпью… Немного только. Чтобы выглядеть той, к которой они привыкли.
Им будет радостно снова встретить меня. А мне?
Но ведь мне – все равно…


 ЭПИЛОГ

Вы, может быть, хотите узнать, что произошло дальше с персонажами этой Блесклечебницы? А, не получится!
Я сама не знаю. И, если честно, знать не хочу.
А не знаю, потому что… надралась я все-таки здорово. Незаметно для себя. И вышла на Лестницу. Повыть захотелось.
И вот, сидя на нижней ступеньке, тихонько, но искренне завыла. Не забывая, однако, контролировать выход, чтобы никто не застал меня в столь интимной обстановке.
И вот, когда вой начал переходить в причитания, передо мной, совершенно внезапно возникла фигура. Я судорожно соображала: песню петь или стихи читать, чтобы за пьяный бред сошло (хотя, какой же он был, если не пьяный). Короче, пока я пыталась разобраться в своих, в конец запутанных алкоголем, извилинах, фигура подпрыгнула ко мне и оказалась Анитой. Она схватила меня за руку, чуть выше кисти и дернула за собой. Терпеть не могу, когда тянут за эту часть руки, я сразу протрезвела… Но!
За клумбой, на выезде со двора, стояла карета. Вид у нее был лихой и слегка виноватый. Похоже, ей было стыдно за содеянное…
Я хотела притормозить, подумать, но Анита вскочила на козлы. И я тут же полезла за ней, путаясь в платье. «В карету, дура! Быстро!» - прорычала она. В долю секунды я впрыгнула без ступенек на сидения и не успела закрыть дверцу, как мы понеслись… Вот это был перелет!!!
Когда на одном из поворотов, выглянула из окна, чтобы попрощаться с Замком, мне показалось, что из окон верхних этажей вылетало пламя. Праздничная иллюминация достигла, видимо, своего апогея. Больше я о Замке не думала.
На перроне Анита сунула мне в руки папку (как позже оказалось с рукописью, паспортом и некоторым количеством денег), билет, резко и сильно меня поцеловала и спрыгнула в темноту. Копыта застучали через три секунды.
Я, абсолютно обалделая, прижав папку к груди (чудно, наверное, смотрелась с папкой и в декольте), стояла на перроне и вглядывалась в растворяющиеся в темноте рельсы. Одинаково готовая, как к звукам жуткой погони, так и появлению электрички. Ни мыслишки, ни чувствочка самого разнесчастно маленького не светилось в моем вакууме. Как взасос всю сразу изнутри поцеловали, до самого копчика.
Электричка пришла с другой стороны. Погони не было. А, какая, блин, разница?! И я зашла в ночную электричку, вся такая бальная и с глазами совы-наркоманки. Плюхнулась на деревянную скамью, как во сне наблюдая вытянувшиеся рожи нескольких пассажиров.
Под стук колес повторялось одно и то же слово, но не могло пробиться к моему сознанию. Когда поезд внезапно затормозил на следующей станции (мне почему-то казалось, что он уже никогда не должен останавливаться), до меня дошло это слово: «ОБМАНУЛА!» Боже, я опять всех обманула! Восторг, смешанный с ужасом, переполнил меня… Электричка тронулась, и я выглянула в окно…
В темноте стоял Магистр и грустно улыбался, глядя на меня, уплывающую.
Или мне померещилось?
Все – лишь круги на воде…