3-4. О Наталье Золотой Косе, сыне ее Мирославе-царевиче и царь-д

О Наталье Золотой Косе, сыне ее Мирославе-царевиче и царь-девице Синеглазке

Часть третья

 Скачет конь-то, поскакивает, мхи-болота перепрыгивает, реки-озера хвостом заметает… Вмиг царевич до места домчался.

 Расступился могучий лес, открылась поляна изумрудная; смотрит царевич – стена сверкает хрустальная, в два богатыря вышиной, лишь на волшебном скакуне перескочить и можно. А у самой-то стеночки Змей трехглавый лежит, крыльями накрылся, хвостом обернулся; головы во все стороны поглядывают, паром горячим попыхивают.

 Вытащил царевич гусли-самогуды тихонько, на землю положил и играть им приказал, как Яга научила. А сам с конем за дубом спрятался…
 Заиграли гусли волшебные, зазвенели, запели… Змей Горыныч голову одну повернул – голова и заслушалась; вот вторая голова на шее шипастой вытянулась – и та заслушалась; и третья так же… заморочился-затемнился Горыныч весь от этой музыки!
 Как заснул крылатый Змей, захрапел, Мирослав-царевич нашел ветку сухую, перескочил стену и в саду очутился…

 Полон сад деревьев прекрасных, в кронах птицы сидят, поют сладкозвучно; а в средине самой стоит древо с золотыми листьями, яблоками, будто звездами, ветви усыпаны, звенят тихим звоном, с гуслями за стеной перекликаются; а вокруг-то – травы высокие, цветы невиданные над ручьями хрустальными клонятся...
 Слез с коня Мирослав-царевич, пошел вдоль деревьев: в каждый ручей по очереди ветку спускает. Опустил в первый – распрямилась ветка, макнул во второй – зазеленела; в третьем почки на ней наросли, а в четвертом – распускаться начали… А в седьмой ручей опустил, что у корней-то у самых чудо-дерева – расцвела ветка пышным цветом, словно весну вспомнила. Зачерпнул из этого ручья воды царевич в кувшинец, что Яга подарила.

 Вскочил на коня, прыгнул назад за стену… Огляделся - гусли сладкозвучные все играют; Змей трехголовый спит – как река могучая шумит; а недалече, на широком раздолье, на зеленом лугу, шатер богатый раскинут, разукрашен лентами красными. Понял царевич, что там и есть могучая богатырка Синеглазка, и захотелось ему поскорей увидать ее.
 Входит Мирослав-царевич в шатер, а там на коврах-то на шелковых по праву руку шестнадцать девиц-богатырок, да по леву столько же, и все спят; а посередке краса Синеглазка разметалась - и ее усыпили-убаюкали гуселки звонкие, златострунные. Надел ей на палец свое кольцо Мирослав, а у ней-то перстенек забрал; а потом на пуговку ей намотал волос материн, Натальи Золотой Косы... Да не утерпел добрый молодец, поцеловал в уста богатырь-девицу! И скорей из шатра, на доброго коня – и прочь...

 А она от его поцелуя-то горячего проснулась-пробудилась - даже гусли-самогуды перемогла! Огляделась царь-девица – спят ее подруженьки мертвым сном, а у ней самой чужое кольцо на руке! Из шатра выскочила – видит, конь вдалеке мелькнул. Свистнула она тогда не мешкая свою кобылицу - и вдогонку погнала, за вором-смутьяном, похитителем дерзким!

* * * * *
 Несется по лесу царевич, гонит во всю прыть лошадиную, меж дерев петляет, а девица-богатырка – за ним. Полдня уж прошло в погоне-то, подустали и молодец, и конь...

 Вдруг видит Мирослав – избушка на куриных ножках прямо на пути его, стоит-покачивается, на порожке сидит Яга, скрюченная да костлявая, с веретёшком – шелковую нитку прядет. Увидала царевича - пальцем манит.
 Молвит тут конь человеческим голосом:
– Не ходи к ней, Мирослав-царевич! Беду накличешь на свою голову.
 Не послушал царевич:
– Да это же Яги сестра старшая! – возражает. – Мне сама тетушка у ней передохнуть велела.
 Подъехал к избушке.
– Здравствуй, бабушка!
– Здорово, милок, - старуха ответствует, беззубым ртом улыбается. - Никак за помощью пришел? Да ты заходи, не бойся.
 Зашел царевич в избушку, старуха за ним.
– Сейчас я тебя, гость дорогой, напою-накормлю, а ты садись, отдохни покамест: царь-девица-то когда еще на след твой выйдет-выедет…
 А сама подошла тихонечко сзади-то да гребень волшебный в кудри ему воткнула… - упал царевич и заснул тот же час крепким сном.

 А старуха-то платок скинула, распрямилась, свистнула, в ладоши хлопнула – и обернулась красавицей в уборе царском; избушка ж пропала, как и не было. Вскочила царица-раскрасавица на коня царевичева – и была такова, а он на земле остался.
 Тетка то его была, Варвара Хитроумная…

* * * * *
 А в то время Баба Яга с Баюном-Котом перед блюдечком серебряным сидели, на яблочко золотое глядючи, и Наталья Золотая Коса с ними… И высмотрели, что в лес заветный Варвара прилетала. Нахмурилась Яга.
– Беда, - говорит, - сердцем чую! Давненько Варварушка нас не проведывала, не к добру это.
– Да след вон какой за собой оставила, - Баюн ворчит, усы топорщит. – Колдовской, приметный!
 Испугалась Наталья Золотая Коса:
– Ох, тетушка! Давай-ка поглядим, что там с царевичем, - просит.
 Покатила Яга по блюдцу золотое яблочко - показывает блюдечко: лежит в овраге глубоком царевич, спит сном темным, беспробудным... А Варвара Хитроумная заместо него сына своего снарядила и к Синеглазке отправила.
 Кликнула тогда Яга своего верного Ворона:
– Ты лети, Вороночек, вызнай, что Варвара Хитроумная удумала, что измыслила – и к нам скорей!
 Полетел Ворон, разузнал все и скоро назад вернулся:
– Фрол-то, муж Варварин, как прошло со свадьбы осьмнадцать лет, условие ей поставил: коли вернется Наталья Золотая Коса, то и он в свое царство родное отправится. Вот и боится она, что узнает он о возвращеньи Натальином. А тут увидала она царевича да признала в нем племянника – хочет спрятать его да сестру тем запугать: дескать, коли не уйдет она обратно подобру-поздорову, сына боле не увидит…
 Рассердилать тогда Яга:
– Это что же она в лесу заветном-то делает, что под носом у нас творит! Ты вот что, Натальюшка, давай-ка вступайся поскорей, сына выручай. Хоть Варвара и Хитроумная, да и мы тоже хитры – след-то свой от нас ей не спрятать.
 Наслала тогда на царевича Наталья-матушка сон злой да тревожный – о врагах, о страшных чудищах… Стал он во сне метаться, от них отбиваться – гребень-то из волос и выдернул...

* * * * *
 А девица Синеглазка, вора-похитителя догоняючи, остановилась передохнуть да на пуговке своей волосок заметила. Сияет волос золотом, огнем переливается... Эге, царь-девица, смекнула, а вор-то не прост – самой Натальи Золотой Косы сын! Завидный, однако, жених должен быть… Да только завидный не завидный, а все равно – покражу-то сделал!
 А тут за деревьями кафтан знакомый мелькнул… Пришпорила богатырка кобылицу свою – и за ним во всю прыть, за обидчиком! Да скоро и догнала - ладит на него наехать, с плеч голову снять.

 Стал молодец коня приостанавливать, а сам-то чернявый да черноокий, кудри длинные, глаз с хитринкой… Синеглазка наскакивает и кричит:
– Что ж ты, вор, без спросу кольца берешь, без совету надеваешь - аль никто тебе не указ? Аль думаешь, что за честь свою не постоит девица?
А он ей:
– Что ж, давай разъедемся на три прыжка лошадиных, силу пробовать будем!

 Разъехались они на три лошадиных прыжка, взяли копья долгомерные да сабельки вострые – и столкнулись подряд три раза!.. Копья-то поломали, сабли искривили – не смогли друг друга с коня сбить. Соскочили они с коней тогда и схватились в охапочку. Боролись с утра до вечера - красна солнышка до закату. А к закату у царевича-то резва ножка и подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный… Царевич и говорит ей:
– Не губи ты меня, девица Синеглазка, а лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли да поцелуй в уста сахарные! Уж так я мужем твоим быть хочу – аж на покражу решился!

 Остыла царь-девица; однако и призадумалась. Все то, да не то как будто. Вроде и хорош царевич, а пригож, и силен, и ловок… Да больно глаза-то хитрые! И кольца, у нее похищенного, на пальце его нет…

 Подымает его с земли Синеглазка, а сама думу раздумывает. А царевич ухватился за руку-то ее – да как крикнет вдруг! И вновь оземь повалился! Волоса золотого на пуговке ее докоснулся – ожег его волос-то...
– Ах так! – царь-девица молвит. – Не Натальин ты сын - самозванец, вот кто! Тот обманом обручиться хотел, а ты и того хуже – на место чужое стать вздумал! – И как замахнется на притворщика-то!

 А царевич-обманщик тут вскочил на ноги резвые да и говорит:
– Велела мне Варвара-матушка любой ценой тебя добыть! Не хочешь женой мне становиться – воля твоя, а только со мной пойдешь все равно! За тобой Мирослав-царевич придет, а за царевичем – Наталья Золотая Коса!

 Выхватил он плетку о трех хвостах – и давай на Синеглазку наступать! А плетка-то Варварой-матушкой заговоренная: как ударит царевич – так сил у царь-девицы и убудет, как хлестнет – так и холодеют руки-ноги у богатырки…
 Ох и тяжеленько тут пришлось Синеглазке-то! Уж и кинжал свою булатный выронила - совсем уж было одолел ее Варварин сын, ладит на коня своего посадить да увезти к матушке…
 Да только слышат оба вдруг: шум, да треск, да грохот, деревья дрожат, а вокруг потемнело все – то не туча грозовая надвигается, то Горыныч-Змей летит да ревет страшным ревом:
– Вот ты где, сада чудесного разоритель, живой воды похититель! Думал просто так от меня уйти?! Врешь!
 Перепугался Варварин сын, на коня взлетел – и погнал прочь; Горыныч за ним: крылья солнце заслоняют, хвост по деревьям хлещет, одна голова молниями фырчит, вторая дымом пыхает, третья на весь лес кричит-грозится!..

* * * * *
 А богатырка Синеглазка, одна оставшися, поразмыслила да подумала – и так ей любопытно стало, так захотелось на настоящего-то посмотреть царевича, что кольцо у ней во сне украл!.. Вскочила она в седло и погнала обратно, к саду волшебному…
 Долго скакала; вдруг глядит – дворец золотой стоит с крышей серебряной, окошками хрустальными; а навстречу ей Наталья Золотая Коса выходит: одежа сплошь жемчугами порасшита, коса чрез плечо перекинута, до самой земли змеится…
– Ну, здравствуй, могучая богатырка Синеглазка, - царица говорит, - жду тебя не дождусь. Поговорить бы, невестушка, надобно…

Часть четвертая
 
 А царевич-то, гребень из кудрей вытряхнув, очнулся да осмотрелся – в избушке он маленькой, темной, ни свету, ни окон, ни дверей, так что и выйти не можно. Стал царевич дверцу искать. В какой уголок ни ткнется – мрак да паутина, ничего боле! Обошел всю избушку, да не один раз – стены и стены со всех сторон!

 Вдруг голос ему слышится, слабый, как будто издалёка:
– Да нету, царевич, избушки никакой – морок это всё хитрый. Ты дверь-то не ищи, по-другому выбирайся.
 Как же по-другому? – Мирослав думает. Да и что он с мороком-то поделает? Пока раздумывал, нащупала рука на груди волосы материны – схватил их в кулак Мирослав-царевич да как ударит в стену!.. Развалилась стена, распалась на мелкие кусочки и в дым ушла… Видит царевич: овраг вокруг темный да глубокий; а прямо перед ним на дубке молодом Ворон черный сидит, на него глядит да вещает-каркает:
– Велела матушка Наталья тебе передать: Синеглазка-девица, невеста твоя, в беде. Варвара Хитроумная обманом ее завлекла (сестрой своей, Натальей, притворилась), хотела лягухой обратить, да волос золотой, что у царь-девицы на пуговке, не позволил. Завела ее Варвара тогда в круг колдовской да в нем и закрыла: ходит по кругу тому богатырка, по полянке, меж тремя соснами, а выйти-то не может, а прочие ее хоть и слышат, а не видят совсем, и не найдут никогда, коли ты не поможешь. Так что беги, царевич, девицу выручай, а Наталья Золотая Коса к Варваре полетит, усовещать ее будет.
– А как же я найду ее? – царевич спрашивает.
 Только вымолвил – слышит: топот конский да ржание. То Бабы Яги конь от Варвары вырвался, к нему вернулся-примчался…
– Садись, царевич, - конь говорит, - вмиг домчу!

* * * * *
 Увидала Яга на блюдечке, что на дальней опушке, за болотами, под старой осинушкой, Варвара Хитроумная сестру поджидает – туда вместе и отправились: Наталья Золотая Коса на скакуне по-над землею несется, цветов не задевает; Яга в ступе своей по воздуху мчится, меж дерев могучих петляет.

 Прискакала Наталья первая, глядит – стоит сестра ее младшая, усмехается. Сама статная, лицом полная, брови луком изогнуты; платье богато изукрашено, косы черные вкруг головы уложены.
 Оглядела она Наталью Золотую Косу, губы поджала да и говорит:
– Ну здравствуй, сестра моя старшая. Явилась не запылилась и не изменилась совсем! Одни беды мне от тебя да хлопоты. Мало того, что в девичестве мне мешала, женихов переманивала, а у отца в любимицах ходила, так и мужа у меня придумала так скоро отнять! А как я одна? - кто поможет да защитит?
– Отчего же одна? – Наталья отвечает. – Сын у тебя есть, добрый молодец – и помощник и защитник...
 Насупила брови черные Варвара, потемнела лицом.
– А вот сына-то своего ладила я на царь-девице Синеглазке женить: сильна она да богата, и царство ее велико… Сколько выжидала, пока она в лес у сада за травами явится – и здесь ты мне дорогу перешла! Тесно нам с тобой будет - уходи откуда пришла, не смей мне мешать! Не то не скажу, где Синеглазка да сын твой запрятаны, так и сгинут оба.
– Не собираюсь я тебе мешать, - Наталья возражает. – Мне милый замок неподалеку поставил, здесь и останусь, в царство твое не пойду, а к Синеглазке пусть оба царевича сватаются – кого выберет, за того и пойдет…
 А Варвара-то не отступает, на своем стоит Хитроумная.
– Уходи, Наталья! – только и знай твердит. – Не уйдешь – хуже будет!

 Тут из-за деревьев ступа с Бабой Ягой вылетела, к сестрам под осину села.
– Что же ты, Варварушка, творишь? – начала Яга выговаривать. – Почто в лесу заветном, словно во дворце у себя, хозяйничаешь? Был бы жив твой батюшка-царь, он бы тебя враз приструнил!
– Так нету у меня больше царя-батюшки, - Хитроумная отвечает. – Муж был – и того вот-вот лишусь – а все по милости сестрицы старшей! Сама я себе теперича хозяйка!
– Так не то что мужа, так и силушки колдовской лишиться недолго, - говорит ей на это Наталья Золотая Коса. – Нешто не понимаешь?
– Это кто же, - Варварушка вопрошает, подбоченилась, - меня силы-то волшебной лишить сможет? Яга лишь над птицами да зверями властна, я ей не по зубам. Уж не ты ли тогда, сестрёнушка? Дак, ты сама, чай, силу-то свою порастеряла, пока у муженька в царстве жила. Не в чести там наши уменья-то. Только и осталось у тебя что коса золотая. Да много ли проку в ней будет, коли супротив меня-то выйдешь? Я вот плеточку особую для тебя изготовила – не больно бьет, да быстро силы лишает. - И засвистела Варвара Хитроумная на весь лес!
 Сразу топот послышался вдали – то сын ей на помощь несется, плетку трехвостую везет. От Змея-то Горыныча сбежать сумел с матушкиной помощью, лишь одежа опаленная осталась.
 Стал рядом с матерью царевич черноглазый, плеточкой поигрывает, ухмыляется…

 Испугалась Наталья Золотая Коса; а Баба-то Яга тоже как засвищет! Тут уж такой шум да пыль столбом поднялись! – девицы, подруги Синеглазкины, прискакали, всю опушку заполонили. Окружили они Варварина сына, плетку из рук вышибли, самого чуть с коня не свалили – насилу увернуться успел. И знай наседают:
– Ах ты, такой-сякой! – кричат. – Царь-девицу нашу погубить вздумал! Ну, мы сейчас тебя научим с богатырками-то обращаться!
 Развернул царевич коня да прочь во весь дух помчался; а богатырки-девицы за ним - только пыли облако за собой оставили…

* * * * *
 А царевич Мирослав меж тем место в лесу отыскал, где царь-девица Синеглазка сокрыта-спрятана. Соскочил он с коня, ходит вокруг да около, ищет, зовет ее, а приметить никак не может. Чует: бродит и она мимо него, рядышком совсем – травы под богатыркой приминаются, кусточки гнутся, - а не видать ее совсем, лишь слышно, как на помощь зовет!

 Только заметил царевич вдруг, что как будто искорка меж соснами вспыхивает: то волос золотой, на пуговку Синеглазкину намотанный, на солнышке горит-переливается… Взял он тогда волосы материны и тоже себе на пуговицы намотал.
 И как прошла мимо него царь-девица опять – меж их пуговками-застежками словно ниточка золотая протянулась, словно лучик солнечный высветился. Увидала ту ниточку девица Синеглазка да по ней из круга-то колдовского и выбралась.

 Вздохнула богатырка с облегченьем, с кобылицы сошла, к спасителю своему пригляделась да молвила:
– Вот ты какой, Мирослав-царевич…

* * * * *
 Как затих вдали топот, говорит Наталья Золотая Коса:
– С мужем, сестрица, ты сама меня обманула, так что неча теперь на зеркало-то пенять. Разойдемся по-хорошему – и дело с концом. Знать, и Фролу с тобой несладко жилось, раз о возвращеньи по сю пору думает-мечтает…
– Ах так! – Варвара говорит, а злобой так и пышет. – Ну смотри же, Наталья, предупреждала я по-хорошему! - Подняла она плетку с земли да как замахнется на сестру!

 Да не успела опуститься плеточка - вихрем принесся черный конь, на опушку обрушился. На коне всадник стройный, видом грозный, из-под бровей смотрит как копья мечет, в руках посох костяной держит. То Натальи Косы Золотой первый суженый.

 Увидала его Варвара – побелела.
– Здорово, - говорит-храбрится, - Кощеюшко, давненько не виделись… - Даже плетку свою уронила. Еще смолоду она его боялась: хоть он и младший среди Кощеев был, да по силушке-то с дюжиной Варвар мог поспорить.
– Пока ты тут, Варварушка, чудишь да воюешь, - Кощей говорит, - Фрол-то, муженек твой любезный, собрался потихоньку да в царство свое ушел.
 Взвыла тут Варвара: все зря! А Кощей продолжает:
– Сына твоего от богатырок я спас да из лесу выгнал и возвращаться сюда запретил строго-настрого. У тебя же за то, что в лесу колдовала да ворожила, Ягой прикидывалась да честных людей в обман вводила, и за прочие другие провинности силу волшебную я забираю и лесу отдаю. Прощай, Варварушка!

 И не успела Варвара словечка вымолвить, докоснулся посохом своим до нее Кощей - прогнал восвояси…
 Тут черный Ворон на опушку прилетел, принес гребень, коим царевич одурманен был. Взяла его Наталья Золотая Коса и Варваре вдогонку кинула – встал меж царством ее и лесом заветным еще один лес, высокий да дремучий. Не вернуться боле Хитроумной назад.

 А тут и царевичи объявились, Мирослав да Синеглазка, жених с невестой, поклонились низко Яге, Кощею да Наталье-матушке; с ними вместе и девицы-богатырки приехали…

 А по деревьям, по веткам могучим, Кот Баюн прискакал-припрыгал, гусли-самозвоны притащил. Яга Баюна по спинке погладила, за ушком почесала:
– Спасибо тебе, Котенька, что Змея Горыныча разбудил да к Варварину сыну направил, а мне гуселки златострунные вернул. Подарю-ка я их на свадьбу царевичам. Слышишь, Мирослав-молодец, - кликнула, - как захочешь ты, чтоб гости твои развеселились да плясать пошли, скажи только: “Заиграйте да запойте, струны тонкие, закружите, в пляс пустите, гусли звонкие!”
– Спасибо, тетушка, - Мирослав отвечает, - так и сделаю…
 
* * * * *
 Оставили царевичи Наталью в ее новом дворце златокаменном, а царю-батюшке отнесли воду живительную: испил ее тот да умылся - сей же час помолодел-посвежел, повеселел да утешился, от хворостей излечился, как тридцать годков скинул... О новой царице начал подумывать.

 А Мирослав с Синеглазкой свадебку сыграли. И гуселки златострунные к месту пришлись: до того свадьба-то удалая да развеселая получилась, до того доплясали гости и допели – на весь век пир тот запомнили!
 А после свадьбы-то Мирослав-царевич с молодой женой к ней в царство ушли, с собой народу много захватили – девицы-то, богатырки, все как одна, женихов себе приискать успели, - и заново там все отстроили.

 И народилась у них дочь-царевна, Милика, златокудрая раскрасавица: краснее солнца, яснее месяца, белее снегу - вся в бабку, Наталью Золотую Косу.