Дымящаяся роль

Когда начинаешь репетировать чужую роль, то через некоторое время начинаешь чувствовать её запах, её манящий, вкусный, сочный запах. Тогда хочется делать её, копаться, вгрызаться в роль. Чуешь запах роли и добираешься до самого мяса. Вонзаешь зубы в него, давая зрителям увидеть, как ты это делаешь, давая им почувствовать тот самый запах; показываешь зрителям пир. Ты легко разрываешь плоть, ешь, хрустя косточками и хрящами, а роль дымится. Роль может быть либо сырой, только что убитой, либо только сжаренной, горячей от огня, с кусочками углей на коже. Дымящаяся роль! И ты показываешь зрителям, как ты её ешь. Есть роль на глазах у людей! «Рвать сардинок жирных», — как пишет Набоков в «Полюсе». Да! Голод! Вот что толкает нас на съедение роли. А когда насытился, заваливаешься спать. А на утро, дожидаясь спектакля, подготавливаешь приборы, салфетки, мясо...
Но вот чужая роль обретает своего законного убийцу. А ты возвращаешься к своей. Как вкусна своя роль! Как она отлична от другой. После чужих ролей, сразу очень чётко чувствуешь различие между своей и чужой. И с каким наслаждением вгрызаешься в плоть своей роли! С каким восторгом чувствуешь знакомый вкус, знакомый запах. И слюни текут! Какое пиршество увидит зритель, когда ты вытащишь только что убитый труп своей роли и начнёшь разгрызать его! Сколько крови, запаха, дыма, вкуса! Я заставлю зрителя глотать слюни, тянуться носами к сцене, впиваться глазами в действие. Я буду делать это со вкусом. Я буду медлить, растягивая удовольствие, то впиваясь в ткани мяса, то отпуская, то поднося роль прямо ко зрителям и вырывая дымящиеся куски у них из-под носа. Я раскидаю роль по сцене! Её эхо облепит все углы сцены, декорации. Роль будет ещё жива! Она будет орать, молить о пощаде. А зрители, внешне спокойно сидящие на своих местах, будут глазами показывать мне опущенный вниз большой палец. И я догрызу роль. Я разделаю её. Отделю мясо от костей. Выпью её кровь, сожру её мясо, её жилы. Кожу, которую я содрал с неё, я одену себе на плечи. Накину легко, да только жёстко она прирастёт к телу моему. И зрители будут насыщены. Они насытятся. И в конце спектакля они обольют меня дождём аплодисментов. И ещё кровоточащая кожа роли отлипнет от моего тела под этой водой. Занавес опустится, зрители разойдутся. А я в своей гримёрке повешу снятую мной кожу. И тут начнётся новая жизнь: как только я выйду и захлопну дверь, роль начнёт оживать. Кожа обрастёт шерстью, обглоданные кости обтянутся мясом. А утром я приду с ножом и, резко открыв дверь гримёрки, поймаю ожившую роль и воткну в неё свой нож. Воткну свой нож и в очередной раз вытащу её на пир зрителям.