Код т де Винтер

Интерлюдия

Бросьте жертву в пасть Ваала!
Киньте мученицу львам!
Отомстит Всевышний вам,
Я из бездн к нему
Воззвала!..

Глава 1.

— Сигарету, — вполголоса бросила Последняя из Рода, даже не обернувшись. Сигарета не замедлила материализоваться, и комнату овеяла дрожащая серо-голубая дымка.
— Вина.
Из-за открытого окна веяло свежестью; птицы шумно радовались началу лета, и даже невразумительный дождь воспринимался лишь как предвестник радуги.
Старший Е-Гений молча наполнил чашу тягучей темно-красной жидкостью и в свою очередь закурил.
— Июль скоро, — негромко заметил некурящий младший Е-Гений, осторожно отгоняя от себя клубы табачного дыма, — Солнце войдет в знак Рака.
Последняя из Рода, слегка нахмурившись, отхлебнула вина и кивнула. Затянулась сигаретой и задумчиво прищурила светло-зеленые глаза.
Да, тогда тоже был июль…
Жаркий июль 1619 года.


Леса в провинции Берри издавна славились дичью. Сам Беарнец не считал зазорным поохотиться в здешних местах, в междуречье Эндра и Крёза, в окрестностях Шатору и Ле Блана. Графы де Ла Фер не забывали об этом ни на минуту, передавая эту память по наследству вместе с замками Ла Фер и Бражелон и старинным перстнем с редким по чистоте и размеру сапфиром, некогда привезенным из первого крестового похода одним из их предков.
Ангеррану-Генриху-Раулю де Ла Фер в том году исполнилось двадцать пять лет. Знатный, как Дандоло или Монморанси, щедрый, как падишах из сказок «Тысячи и одной ночи», бесстрашный, как лев, и образованный, как сам Леонардо да Винчи, молодой граф с юности был наделен даром привлекать к себе людские сердца. Все окрестные дворяне почитали за великое счастье получить от него приглашение на охоту, неизменно завершавшуюся обильным застольем. Тем более что ближе к ночи, расчувствовавшись, граф де Ла Фер имел обыкновение дарить сотрапезникам приглянувшихся им чистокровных скакунов, гончих псов, антикварную мебель и другие приятные безделушки.
— Тихо, Баязет, тихо, что с тобой?..
Ангерран, недоумевая, слегка натянул поводья. Вороной арабский жеребец, всегда понимавший хозяина без слов, почему-то занервничал, запрядал чуткими ушами, неуверенно остановился, перебирая точеными ногами, покосился глубоким фиолетовым глазом и фыркнул.
— Что случилось? – повторил граф де Ла Фер.
Охота осталась немного позади. Он был один на лесной просеке.
Нет.
Не один.
Чуть позади и слева у тонкой осины неподвижно стояла и смотрела прямо на него хрупкая белокурая девушка лет шестнадцати. В первую очередь он увидел глаза. Слишком светлые и слишком древние, никак не вязавшиеся с нежным, почти детским румянцем и общим впечатлением трогательной беззащитности. Она была одета почти по-крестьянски, но черты лица, форма рук и посадка головы заставили Ангеррана спешиться и церемонно склонить голову:
— Позвольте мне приветствовать вас в герцогстве Берри, мадемуазель…
— Анна. Меня зовут Анна, шевалье… Мой брат недавно назначен вашим новым приходским священником.
— Граф де Ла Фер, к вашим услугам, мадемуазель Анна…
— Анна де Бейль. Для меня наше знакомство – большая честь, благородный граф де Ла Фер… Впрочем, мне кажется, что надвигается гроза. С вашего позволения, я вернусь в дом своего брата-священника.
— Вы не пойдете одна, мадемуазель Анна де Бейль. Как хозяин этих мест, я провожу вас и засвидетельствую свое почтение вашему брату-священнику.
Пугающе-светлые голубые глаза стали еще светлее:
—Если такова будет ваша воля, благородный граф де Ла Фер… Лично я на этом не настаиваю.
— На этом настаиваю я.
— Как вам будет угодно, благородный граф де ла Фер.
…Брат-священник обвенчал благородного графа де Ла Фер и его загадочную невесту очень скоро – не прошло и полгода. И соседи могли сколько угодно шептаться о том, что, дескать, «невесте графа де ла Фер – всего шестнадцать лет». В конце концов, таких изысканных манер во всем Провансе нет… Хотя при чем здесь Прованс? Кажется, мы говорили о провинции Берри…


— Ну, а дальше-то че-каво? – Последняя из Рода, не глядя, протянула руку за бокалом красного вина.
— А дальше – вот! – с готовностью взмахнул длинными ресницами младший Е-Гений, — Как ты сама знаешь, они поженились, и все, что это повлекло за собой. Ну а потом… Однажды они поехали на охоту.
— И че дальше? – Последняя из Рода лениво потушила сигарету о голое плечо Старшего Е-Гения. Тот поморщился, но смолчал.
— А то ты сама не знаешь… Охота в лес, трубят рога, супруги мчат – к руке рука…
— Есть в графском парке черный пруд, — нарушил молчание старший Е-Гений, — Там лилии, знаете ли, цветут.
— А?! — переспросила Последняя из Рода.
— Бэ! – отрезал старший Е-Гений.
— Анна де Бейль!..

Младший Е-Гений сочувственно вздохнул и хлопнул длинными ресницами, после чего начал рассказывать историю, безмолвным хранителем которой он был уже много лет.

Анна де Бейль училась в монастырской школе в Тамплемере (Лилльская область) с 1613 по 1618 г. Была влюблена в местного молодого священника. Поскольку родители готовили ее к пострижению в монахини против ее воли (ведь Анна была незаконнорожденной, позором семейства), в 15 лет она вместе с 17-летним возлюбленным решила бежать в другой конец страны, для чего он украл и продал священные сосуды. У городских ворот их задержали. Через неделю она бежала, по слухам (не доказанным ничем, кроме слов лилльского палача), – обольстив тюремщика. А виновный священник, господа присяжные заседатели, был родным братом палача, а уж старшим или младшим – история умалчивает…
Озверев от ярости, лилльский палач выследил Анну, которую считал виновницей всего, «связал в поле» и наложил на нее то же клеймо, что и на своего брата.
 На следующий день его брат бежал, как и Анна, и вновь соединился с ней. Может быть, он тоже обольстил тюремщика? А может, просто не хотел сидеть в тюрьме, а хотел просто быть вместе с любимой девушкой?.. Подумайте об этом, господа присяжные заседатели…
 Они вдвоем бежали в провинцию Берри, где священник начал работать по своей основной специальности, выдавая все еще любившую его Анну де Бейль за свою сестру. Там-то ее и заприметил местный аристократ граф Ангерран де Ла Фер. Невесте графа де Ла Фер было всего шестнадцать лет. Граф был полновластным хозяином тех мест, и легко мог казнить или миловать своих подданных. Понравившуюся девушку он легко мог соблазнить деньгами или взять силой… к несчастью, он был честным человеком и женился на ней. Глупец, болван, осел!.. (с)

— Че-то я юмора не поняла, — сказала Последняя из Рода, — а какой-такой Аннушке голову отрезали, и вообще, где мое подсолнечное масло?
— Масло – уже нигде! – слегка обиделся на такую непонятливость младший Е-Гений. А старший Е-гений, напротив, молча протопал на кухню.
— Поясняю специально для тех, кто в танке, — терпеливо повторил младший Е-Гений и традиционно хлопнул длинными ресницами, — Видите ли, Миледи… тут надо начинать с начала.

Первое причастие Анны де Бейль

 На берегах реки Лис сегодня утром было особенно холодно. Неуютно. Над низинами стелился жалкий в своей беспомощной, но жестокой белесости туман. Пронзительно кричали бескрылые птицы и длинноногие лягушки. Неба не было вообще… Только серость. Влажная и беспощадная серость над головой – и в ней утопали своими верхушками чахлые деревья, старинные полуроманские, полуготические церкви, ничтожное, маленькое зимнее солнце и полуразрушенный, но от того не менее любимый ею дворянский замок…
- Анна! Дитя мое, нам пора в церковь. Сегодня особенный день... Разве ты забыла?
 Анна-Маргарита-Рене-Мари де ла Вернатон де Вервик де Бейль с наслаждением потянулась, не открывая глаз. Она была единственной в семье, кого не пугали холода – с раннего детства она сроднилась и с туманом, и с дождем, и с диким океанским ветром - всеми теми неизбежностями, которыми Господь столь щедро одарил графство Артуа вообще и границу французского королевства с западной Фландрией – в частности.
 Конечно, она помнила, какой сегодня день. Первое февраля 1613 года, воскресенье. И день ее первого причастия… И она давно уже не спала – кажется, с того момента, как пропели первые петухи на ферме за их полуразрушенным замком. Но она позволила себе пока не открывать глаз… Всего лишь невинная, маленькая хитрость. Только для того, чтобы Марго наклонилась над ней и нежно поцеловала. Она ждала, притворно глубоко дыша – и дождалась. Марго плавно провела нежными пальцами по ее лицу и, низко наклонившись, мягко коснулась губами ее щеки:
- Просыпайся, малышка…
 Анна тут же мгновенно вскочила с постели и улыбнулась сестре.
 Марго была самой старшей из детей виконта де Бейль – ей было уже двадцать шесть лет. Анна никак не могла понять, почему слуги за ее спиной шепчутся то жалостливо, то насмешливо, и абсолютно не понимала странной фразы, которая следовала за Марго, как проклятие – «старая дева». Старая? Марго?..
 Анна была без ума от старшей сестры. Какой же она была красивой!.. Да, конечно, все дети из рода де Бейль были красивы – но Марго была иной. Особенной. Когда Анна первый раз увидела икону Божьей Матери – она, тогда еще двухлетняя, – указала пальцем сначала на икону, потом - на восемнадцатилетнюю сестру и громко, отчетливо произнесла:
- Ма!..
 Старшие братья и сестры рассмеялись, а мать – Анриетта-Луиза де Вервик де Бейль - недовольно произнесла:
- Ей пора научиться выговаривать ваше имя, Марго! Вы и так слишком много времени проводите вместе…
 И Марго, поспешно опустив глаза, прошептала что-то виноватым голосом.
 А потом они не виделись долго-долго, целую жизнь. Может быть, неделю, или даже две. Анна кричала, плакала и отказывалась есть. Она ненавидела старую тетку Эльзу; ненавидела кормилицу; у нее сводило все ее маленькое сердечко от ненависти к глупой глиняной чашке, которая могла быть восхитительно прекрасной только в тех, других руках!
 …У Марго было необыкновенное лицо. Прежде всего – глаза. Бледно-голубые бездны, которые почти всегда были словно подернуты дымкой – и эта дымка, казалось, скрывала очень-очень многое… Тонкое, бледное лицо – как у Мадонны, какой ее изображали их северные соседи фламандцы. Малоподвижные, почти всегда сжатые бледные губы. Почти прозрачная кожа высокого лба. Мягкие, музыкальные, словно поющие руки. На лице Марго застыло именно то выражение, которое Анна потом так часто видела на иконах…
 Анна на правах младшей всегда вертелась в зале, где семья де Бейль и ее немногочисленные друзья-дворяне коротали холодные туманные вечера.
 Родители всегда недооценивали ее. Они не знали, что и в три года Анна не только понимала почти все, о чем они говорят, но и читала слишком много - и по-французски, и по-латыни, и даже на непривычном английском….
…А Марго болела уже давно. Ее кожа стала еще более прозрачной, а пальцы рук походили на тонкие восковые свечи.
Анну забрали из монастыря, когда стала ясно – старшая дочь барона де Бейль не оправится. И все же им не позволяли разговаривать друг с другом. Сразу по приезде мать позволила Анне войти в комнату сестры, однако все время стояла рядом, сурово и скорбно поджав губы. Марго слабо улыбнулась:
- Анна, дитя мое…
Анна вдруг разрыдалась – хотя уже давно, очень давно не делала этого. Она-то считала себя взрослой и сильной, ведь ей было уже целых четырнадцать лет, и она глубоко презирала слезливых дур, которых было большинство среди ее сверстниц…
— Ма, я хочу убить бога за то, что тебе больно, можно?…
— Лучше не стоит, девочка моя, — в последний раз улыбнулась Маргарита де Бейль. И умерла.

 — А не пошла бы ты, — хлюпнула носом Последняя из Рода, — Назвездишь, тут, блин, на ночь глядя…
— Не, нуачо? – праведно возмутился младший Е-Гений, — хочешь лучше – сделай сам!
— Аффтар, пеши исчо, — потребовал Е-гений Старший.
—Щас, напишу… Тока шнурки поглажу и пуговицы постираю… — младший Е-Гений задумался, — так на чем мы остановились?
— На
 «Охота в лес, трубят рога,
Супруги мчат, к руке рука.

Но что с женой, помилуй бог?
Конь рухнул сгоряча,
И граф, чтоб облегчить ей вздох,
Рвет ткань с ее плеча.
И платье с плеч ползет само –
А на плече горит клеймо!.. – посоветовал старший Е-Гений.

— Точно! – согласился младший Е-Гений, — а дальше, значится, было примерно так…

Зло не бывает безмозглым, что бы там ни говорил граф Толстой…Анна де Бейль не озверела. Она очертя голову искренне полюбила благородного графа из Берри, хотя и тряслась от страха, что же будет, если Ангерран увидит… Просто увидит ее плечо?! Опозорит? Выгонит? Разлюбит?!.. Ну ведь она же видела, что он искренне любит ее! И она его – тоже!!! Слава богу, брачные ночи в те времена проходили в полной темноте и очень скромных ночных рубашках. То, что она уже не была девственницей, граф де ла Фер предпочел не заметить. Но что, если он увидит ее плечо???
Благородный граф Ангерран де ла Фер превзошел все ее самые смелые ожидания. Он ее повесил. Он не стал смотреть, как она хрипит и корчится в петле, как выкатываются ее светло-голубые глаза в длинных черных ресницах, как краснеет и синеет лицо – обворожительное бледное лицо с тонкими чертами, лицо его любимой маленькой девочки, которой было всего шестнадцать лет; он не стал смотреть, как нечистоты и кровь пачкают ее роскошное платье, опустошая внутренние органы. Он побрезговал даже снять с ее руки, жестоко стянутой веревкой и безобразно опухшей, фамильный перстень с сапфиром, который она поцарапала о шпору своей лошади, когда упала в тот обморок. Он до крови разорвал шпорами бока лошади и умчался, бросив слугам, чтобы они не смели хоронить эту грязную тварь на его земле.
Он даже не попытался узнать, за что она была осуждена. Он даже не узнал, что Анне де Бейль, графине де Ла Фер стало дурно на охоте лишь потому, что она ждала ребенка. Его ребенка. Она точно знала это потому, что незадолго до свадьбы твердо сказала «брату-священнику», что между ними все кончено – если уж он выдал себя за брата, то пусть исполнит свою миссию до конца и подведет «сестру» к алтарю. На следующий день он исчез. И Анна де Бейль твердо знала, что ее ребенок – это еще и ребенок этого красивого, бледного, темноволосого вельможи. Ее мужа. Ее возлюбленного. Ее убийцы. Графа Ангеррана де Ла Фер.

…Лет пять спустя красивая молодая дама по имени леди Винтер услышала в светских сплетнях, что некто граф де ла Фер, потомок очень древнего рода, после странного случая со своей женитьбой (за разговоры о которой, он, кстати, убил на дуэли человек двадцать), стал избегать родных мест и очень много пить, а потом и вовсе исчез. Никто не знал, что с ним сталось. Поговаривали, что он под вымышленным именем стал рядовым мушкетером роты капитана де Тревиля.

…А перед этим, 17 июля 1619 года, юная Анна де Бейль, тезка и ровесница здравствующей королевы, Анны Австрийской, очнулась на свежем лесном воздухе – но не в замке графа де ла Фер, а в тесной лачужке старухи, которую местные крестьяне считали колдуньей.
Анна была очень слаба физически; но ее рассудок работал как-то по-другому. Очень хладнокровно и ясно.
- Вот ты и очнулась, дочка, - сказала старуха, которая оказалась вовсе не старухой – когда она разогнулась, оказалось, что выглядит она не больше, чем на тридцать лет. Вернее, у нее совсем не было возраста. У ведьмы были белоснежные волосы и ясно-синие глаза; ни одной морщины; гладкая, красивая кожа; губы, хоть и бледные, но идеальной формы; И, если бы не мешковатый балахон, - отметил вдруг ставший бесстрастно-острым рассудок Анны, - то у нее обнаружилось бы идеально красивое тело, с сильными ногами и полной грудью. Ростом она была даже выше считавшейся высокой Анны – видимо, прежде незаметного из-за вечно скрюченного положения.
- Давно я здесь? – спросила графиня де ла Фер, сама поразившись звучному голосу, которым прежде не обладала.
- Пару дней, милая.
Ведьма села на край лежанки, быстрым, нечеловеческим движением нагнулась и внимательно, даже как-то тревожно вгляделась в лицо Анны:
- В твоих глазах – осколок льда.
Ее рука плавно-кошачьим движением скользнула вниз, с лица на левую грудь Анны:
- Нет… Не в глазах… Лед – ниже…
Внезапно она побледнела. Анна де Ла Фер не могла понять, как – ведь колдунья и без того была бледнее белого!
- У тебя красивая шея… - охрипшим, словно придушенным голосом сказала ведьма. – Жаль…
- Меня уже вешали.
Графиня де ла Фер произнесла эти слова поразительно легко.

- Как прекрасна… - мечтательно, как бы про себя промолвила ведьма, и Анна вдруг с дикой, болезненной остротой поняла, что значит «говорить про себя». Она резким змеиным броском вскочила с лежанки:
- Кем ты была?! Прежде, чем он… Тот… Кто сделал это с тобой?!

Красивая колдунья улыбнулась. Очень грустно. И очень страшно.
- Он уже умер. Так же, как умрет тот, кто убил тебя.

- Он не умрет! Я не дам!!! Я люблю его, слышишь, ты, ведьма??? И… - Анна вдруг ощутила панический, душащий ужас. Она вспомнила безжалостную, твердую, душную веревку, и еще более невыносимое лицо графа де ла Фер – дергающееся, дикое, без тени обычного красивого благородства, - Я люблю его, - хрипло повторила она.
Колдунья грустно покачала белой головой:
- Тем хуже для него. Он умрет медленно. И… Не от твоей руки. Ты ведь носила его ребенка, когда он это сделал с тобой? – без всякого перерыва спросила она.
- Что?! – скорее выдохнула, чем сказала Анна, схватившись за живот. И тут же поняла.
Белая рука ведьмы легла ей на плечо:
- Ты выжила, потому что в тебе – древняя сильная кровь. Не спрашивай, какая. Но он убил вашего ребенка. Ребенка, который должен был родиться через шесть месяцев. И о котором он не знал. И никогда не узнает… Если только ты не захочешь отомстить ему слишком жестоко…
Анна повалилась на траву ничком и могла лишь мотать головой.
Ведьма вздохнула – сочувствуя непонятно кому, скорбя по всем живущим ныне и всем тем, кто еще мог родиться:
- Когда он будет умирать, он будет знать, что все его сыновья – законные и незаконные - уже мертвы. Его род, которым он так гордился и ради которого он убил тебя и вашу любовь, прервется. Он умрет несчастным – потому что нет такого слова в человеческом языке, чтобы описать, насколько несчастным он будет. Он изменит свое имя – потому что будет бояться и стыдиться тебя, и того, что он сделал с тобой. Неизвестно, чего больше.
…Она еще много говорила.
Анна лежала ничком, осознавая только одно – ее прежнюю, Анну де Бейль, убил ее любимый. И их нерожденного сына тоже — убил. А может быть, не сына, а может быть, дочь?.. Господи, если бы это могла быть дочь! Как я бы хотела дочь от него!!! Красивую, пылкую, благородную, со светлыми зелеными глазами, с длинными черными волосами, классически-прекрасными чертами лица, сводящую с ума всех окрестных дворян, - да просто, НАШУ с НИМ дочь!!!
О чем это я…
Но за что ОН повесил меня? За то, что мой предполагаемый брат, который вовсе и не брат мне, умел бегать быстрее, чем я? За то, что я спала с братом, который вовсе и не брат?… Господи, смилуйся…

Уже неважно.

Когда высокая и стройная, но израненная белокурая девушка встала на ноги, она очень изменилась.
Светло-голубые радужные оболочки ее глаз стали почти белыми, хотя не потеряли своего размера. Ресницы стали еще гуще и чернее. Глаза перестали мигать – как у змеи. Кожа побледнела. Горел только след веревки на шее. И… лилия на плече, свидетельство преступления, которого она не совершала. Свидетельство преступления против нее – совершённое миром мужчин.
- Ты отомстишь за нас обеих, - тихо сказала ведьма.
- Я не хочу мстить. Даже Ему.
- Знаю. А я хотела отомстить своему, но у меня не было силы. А у тебя сила есть. И ты будешь мстить. И отныне твое имя – не Анна де Бейль и даже не графиня де ла Фер.
Бело-голубые искры сверкнули в глазах повешенной невесты:
- Имя – ничто. Так как меня теперь зовут?
- Шарлотта Баксон. Потом будут другие имена. У тебя будет очень, очень много имен, дочка…
- Пока с меня хватит одного, ведьма. Я запомнила. Пусть пока будет Шарлотта Баксон.

Она вышла из леса. Как оказалось, очень далеко от владений графа и графини де ла Фер. Она не спросила колдунью, почему та дала ей именно это имя. Во-первых – знала. Во-вторых — ей это было все равно.


—Аффтар!… — недовольно протянули Последняя из Рода и Старший Е-Гений, — Пеши исчо!..И потом, где ключевое слово «Миледи»?
— Ай ду май бэст, дарлинг! – и младший Е-Гений традиционно-невинно захлопал длинными ресницами.