Две встречи и целая жизнь

Этого человека я знал мало. Он возглавлял в областном совете профсоюзов сельское хозяйство, спорт и культуру. Был он невысокого роста, коротко стриженный, со вздернутым кверху носом. В первый раз я столкнулся с ним, когда мы проводили конкурс любительских фильмов. Тогда люди на заводах зарабатывали достаточно денег, и им хотелось еще чего-то, для души. Разумеется, то, что они снимали, было сравнимо с детскими каракулями, но это было от души и за это можно было простить все. Мы им и прощали. Но у нас были еще и идеологи, которые только и думали, как бы кого-то перевоспитать и так далее. Он был одним из них.
Мы долго ждали его прихода на очередное заседание оргкомитета конкурса кинофильмов. То и дело в комнату заглядывал какой-то человечек, и озабоченно оглядев нас, говорил:
- Василий Иванович вот-вот будет, он в полях был…
Наконец появился и сам Василий Иванович. Скорее не появился, а ворвался, и, проходя к столу президиума, просто и деловито осведомился у помощника:
- Так, что у нас здесь такое?
- Оргкомитет конкурса любительских фильмов, Василий Иванович.
- Так, понятно! Товарищи! – обратился он к нам, словно бы стоял на трибуне мавзолея. – Мы с вами – коммунисты, а это значит, мы не привыкли отступать перед трудностями. А как же иначе, товарищи? Ведь мы с вами – коммунисты! И если партия говорит нам – идите и убирайте урожай, то мы идем и убираем урожай! А как же иначе, товарищи? Ведь мы с вами – коммунисты!
И если партия говорит нам – идите и снимайте любительские фильмы, то мы идем и снимаем любительские фильмы! А как же иначе, товарищи? Ведь мы же с вами коммунисты!
Все это он обрушил на наши головы со скоростью и уверенностью пулемета и без какого-либо перехода взялся за суть вопроса. Показал пальцем на первого сидевшего перед ним руководителя любительской студии и грозно спросил:
- Ты – кто?
- Руководитель студии…
- Ну, рассказывай, как дела?
- Мы снимаем, Василий Иванович… -
Руководитель хотел что-то добавить, но Василий Иванович прервал его:
- Сколько у вас снято на сегодня?
- На сегодня снято триста метров.
- Триста… - задумчиво повторил Василий Иванович, но больше вопросов задавать не стал и указал пальцем на другого человека.
- А ты кто?
- Я тоже руководитель студии…
- Сколько метров отснято?
- У нас немного похуже, Василий Иванович, отснято сто двадцать метров, ну и сценарий на трех страницах.
В клетку голодного льва бросили живого ягненка. Василий Иванович сразу ухватил главную мысль, преобразился и окончательно включился в работу.
- Та-ак!.. Это с чем же вы походите к конкурсу? Товарищи дорогие, на дворе август месяц, а у вас отснято всего-навсего сто двадцать метров! Как же это так, товарищи? Я понимаю, ну вот в сельском хозяйстве, там есть объективные причины: плодородие почв разное, климатические условия, а у вас-то что? Что, у вас камеры не такие, или пленки другие? Вы же видите, другие в тех же самых условиях уже отсняли триста метров, а у вас всего сто двадцать! Нет, так дело не пойдет!
Он снова показал пальцем на первого руководителя:
- Кстати, а у вас сценарий на скольки страницах?
- На десяти!
Это окончательно разгневало Василия Ивановича.
- Ну, знаете, это – полное безобразие! Мало того, что вы сняли всего сто двадцать метров, так у вас еще и сценарий всего на трех страницах! Что, трудно было написать? У вас что, бумаги нет?
Значит, так. Чтобы к следующему совещанию у вас было отснято также не менее трехсот метров, и чтобы сценарий был, как положено, – на десяти страницах! Вы меня поняли?..
После этого совещания у меня осталось ощущение полного идиотизма того положения, в котором мы все тогда жили.
Затем мы практически не встречались с Василием Ивановичем. Только иногда мне рассказывали о нем. На выставки любительских фотографий, посвященной красоте любимого края, он велел убрать самый красивый огромный цветной – по тем временам огромная редкость – снимок ва-сильков во ржи. Когда его спросили – почему, он ответил жестко:
- Да вы – что? Люди посмотрят, скажут, что у нас в полях одни сорняки растут…
А на встрече с деятелями культуры он развивал следующие тезисы.
- Товарищи, вы посмотрите только чем у нас завешаны стены художественного музея? Сплошные портреты князьёв, графьёв и прочих представителей буржуазии! Неужели, товарищи, нет у нас, понимаете, портретов достойных рабочих, колхозников, интеллигентов, в конце концов! Мы что с вами с вами пропагандируем, товарищи?!
Портреты «князьёв и графьёв», которые так возмутили Василия Ивановича, были работами Рокотова, Левикого, Боровиковского, и составляли гордость музейщиков нашего захолустья.
В другой раз он критиковал ансамбль бального танца.
- Товарищи, я уже не говорю о том, что они выступают в костюмах, извините, поносного цвета! Это уже мелочи! Вы посмотрите, товарищи, какие там движения женщины выделывают! Да они позорят этим не только нашу, понимаете, советскую женщину, они позорят женщину вообще!
И еще товарищи, хотел бы обратить ваше внимание на то, что в последнее время стали у нас усиленно развивать различные там мексиканские, бразильские, аргентинские танцы… Товарищи, обратите внимание, это хоть и латино, но все же Америка, и это нам классово чуждо!
Был и еще один случай, когда он устраивал разнос организаторам конкурса молодежных танцев за брейк-данс, сегодня уже основательно забытый.
Организатор, комсомольский вожак, смиренно выслушивал все обвинения в идеологической диверсии и потаканию тлетворному влиянию Запада, но когда дошло до того, что и само слово «брейк-данс» не должно звучать, он не выдержал и спросил:
- Василий Иванович, ну что в этом слове такого? Оно же не матерное, в конце концов!
- Товарищ дорогой, да для меня оно хуже матерного!..
Потом след Василия Ивановича затерялся, говорили, что он наконец-то ушел на пенсию.
Я встретил его случайно на улице, лет через десять, уже в разгар перестройки, поздоровался с ним. Он остановился, пораженный как ударом молнии, ответил мне и осторожно спросил, откуда я его знаю. Я напомнил ему о наших идеологических спорах десятилетней давности. Он вспомнил и со вздохом сказал:
- Вы первый, кто со мной поздоровался за эти годы. Остальные не узнают, как вышел на пенсию, так и не узнают…
Потом он хитро посмотрел на меня:
- А ведь вы тогда были правы, я многого действительно не понимал… Зря мы вас тогда прижимали, надо было вам помогать. Я мы тогда только работали и работали. Я с детских лет сначала в пионерской организации был, потом в комсомольской, затем был инструктором райкома комсомола, секретарем райкома, и так пошел и пошел по партийной линии, и всю жизнь жил между совещаниями и заседаниями и думал, что так и надо жить. А вот вышел на пенсию, осмотрелся, увидел, как люди живут, и понял, что, оказывается, была и другая жизнь, не такая как у меня… Вот так!
Мы расстались и он побрел своей старческой походкой и мне стало жалко его, чисто по-человечески…