Колыбельная в смирительной рубашке

Меня часто оставляли одну в темной комнате, перед тем, как я должна была уснуть.
Я тогда не умела ходить и знала единственное слово «бабушка», или просто мне так
казалось, и говорить я еще не умела и мое слово звучало, в лучшем случае, «ба-ба».
Но даже эти звуки мне казались священными, потому что было связаны с самым лучшим,
что я знала об этом мире: холодными , пахнувшими «Розовой водой» руками и низким
ласковым голосом. Ещё рядом с ней я чувствовала покой.

В этот раз я долго не могла уснуть и через некоторое время начала плакать. О моей
комнате как-будто бы забыли. Но вот дверь открылась и на пороге показалась… моя тетя,
которая терпеть не могла детей и, они, похоже, отвечали ей взаимностью. Её опыт работы
в детских яслях сказался на ней отрицательно, но из вежливости перед нашей семей, ей
приходилось это скрывать. Довольно успешно, но не для меня… Мне удалось ее раскусить
с первого взгляда. Ее отношение к детям, как к резиновым куклам, внушало мне тихий
ужас. Иногда возникало чувство, что она способна их задушить – лишь бы они не плакали...
Но, в таки случаях, я старалась плакать еще сильней, чтоб со стороны было более
заметно ее коварство. Ей ничего не оставалось, как гордо удаляться, играя желваками
на своём красивом лице. Совершенно так же произошло и на этот раз. Через минут 15
дверь снова отворилась… на пороге стояла вроде бы бабушка... но только на первый
взгляд, т.к. это была просто-напросто переодетая в бабушку тетя: на ней был парик,
который моя любимая одевала в театр и её же халат. Но запах от женщины исходил
совсем неуютный, а резкие движения выдавали душевную неуравновешенность. Это
неожиданное перевоплощение повергло меня на некоторое время в легкий шок и за
эти миги замешательства ей хитростью удалось вытереть мне нос. Это было такое
наглое вероломство! Неужели же она думала, что я не отличу свою бабушку из
тысячи по ее теплому запаху, нежности, ровному дыханию и глубинной доброте?!
Голос же этой женщины был подобен для меня звукам электрической пилы или железа,
скользящему по стеклу. Как только я услышала первые ноты его скрежетания – я
закричала как резанная. Тете ничего не оставалось, как обиженно бросив, - «Ну
тогда я пойду!» - развернуться и двинуться к выходу. «Слава Богу!» – пронеслось
у меня облегчённо в голове, и чтобы у уходящей не оставалось никаких сомнений
в правильности выбранного решения, прибавила к своему ору еще несколько новых
обертонов.

Когда она величественно удалялась, мне стало немножечко чего-то жаль. Я сперва
не могла понять чего. Потом я сообразила: халата. Потому что он – бабушкин. В
детстве время тянется медленней и в череде этих мыслей я еще успела застать
захватчицу не ушедшей. Родной и милый сердцу домашний плащ разросся теперь в
звездное небо, медленно колыхающееся и посверкивающее мерцающими звёздами.
Потом я подумала, что этому явлению больше бы подошло название «Индыночи
сверчатый». Оно пульсировало и нависало надо мной с немым вопросом. Но я
никак не могла понять сути спрашиваемого и потому прокручивала этот момент
раз 5 подряд. Но потом осознала, что оно меня спрашивает о том, чего я хочу.
Изо всех оставшихся сил я что есть мочи закричала: «Бабушку!!!» Но дверь уже
успела затвориться и мой вопль, возможно, остался не услышанным. От
перенапряжения я внезапно провалилась в легкий, как дымка, но нервозный,
как звуки постоянно тормозящего поезда сон:

На улице шёл дождь, и в воздухе висело некомфортное состояние внутренней
влажности и сквозняка. Это было связано с ощущением подвешенного времени.
Состояние неуюта подчеркивал череп, лежащий в луже неподалеку. Дождь
затекал в его изъеденные временем глазницы, и заливался в трещины за висками –
я понимала, что этому существу так же промозгло, как и мне, хотя совершенно
не подозревала, кого оно собой представляет. Хотя и видела этот предмет каждый
день до того времени пока мне не купили кроватку. До этого времени он стоял
на полке прямо передо мной вместо погремушки. И под хоральную музыку Баха
выглядел вполне внушительно и самодостаточно, совершенно не производя
впечатления случайно найденной студенткой архитектурного института
неприкаянной вещи, которую та обнаружила висящей на заборе, проходя мимо
стройки, непосредственно перед сдачей экзамена «зарисовка черепа».
Этой юной студенткой была моя мать. При просмотре этого ежедневного
зрелища приходилось лежать поперек сундука, принадлежащему доселе
семейству Бриков и, скорей всего, на нем остался след от задниц не
только Осипа и роковой сердцеедки Лили, но и самого Маяковского.
Но все это сейчас меня не волновало – главное шел дождь и рядом
снова была (о ужас!) … - моя тетя! Она и тут не преминула зашифроваться:
хоть и надеты на ней были малиновая мохеровая шапка и безвкусное зеленое
гипюровое пальто, как было принято у взрослых женщин того времени, но
стояла-то она в детской колыбельке! Гигантских размеров колыбелька была
поставлена напопа. Я была помещена в такую же. Но только меньших, более
«детских» размерах. Отчаянию моему не было предела! Ведь это чудовище
имело теперь неограниченную власть надо мной и не переставало этим
пользоваться, беспрестанно высмаркивая мне носик и раздавая бессмысленные
«ценные указания» типа: не смотри по сторонам... не разговаривай с чужими...
стой смирно... Ища спасения на стороне, я стала кричать во все горло, но
оглядывающиеся прохожие, завидев рядом со мной сопровождающую меня «взрослую
тётю», быстро переставали реагировать на мои завывания, - «очередные капризы
избалованного ребенка,» - пожимая плечами, говорили они и шли дальше…
А тетка только продолжала гнусавить, своим отвратительным пронзительным
голоском: «Какой непослушный ребенок! И кто только тебя научил этой непокорности!»
Каждая фраза резала мне уши. Я стояла и мучилась от своей беспомощной немоты и
невозможности что-либо предпринять. От тоски мой взгляд стал искать хоть какое-то
отдохновение для глаз и, кажется, уже нашел свое временное обиталище: чужое, уютное
окно с горящей лампой в желтом атласном абажуре, на столе были разложены толстые
книги в тисненных переплетах, рядом стояла китайская вазочка с засушенными пионами
и полевой травой, а поодаль мерцали витражными стеклами темные буковые шкафы. Но
каково же было мое разочарование, когда я заметила, что дождь идет и внутри окна
тоже! Совершенно озверев от безысходности, я случайно бросила свой взор в то место,
где раньше стояла моя злополучная тетка. Но, внезапно почувствовала волну радости,
окатившую меня с ног до головы – тети на прежнем месте больше не было, а вместо
нее лежала маленькая соломенная куколка, совершенно безобидного вида. От свободы,
которая меня охватила, я готова была задохнуться! – но… проснулась от
приближавшихся ко мне шагов, это была… бабушка, проводившая гостей и пришедшая
ложиться спать. Бабушка! Моя родная милая бабушка! Как же я её люблю! – я стала
просовывать свои ручонки сквозь прутья кроватки и была тут же вознаграждена –
она прилегла на край своего дивана и протянула ко мне свою руку, из которой
я тут же выхватила только один указательный палец – именно на него хватало
моего крошечного кулачка. Это было такое блаженство! От безбрежной радости
я впала в забытьё и заснула уже по-настоящему глубоко и без всяких снов…