сто 14

Пожалуй, Крио никогда не любил эти нелепейшие телодвижения, которыми люди так любят наслаждаться во времена совместных коллективных встреч – там, где полумрак, где музыка, где внимание друг к другу особенно возбужденное. Но для того, чтоб изведать вновь то блаженное ощущение ухода от привычных и неинтересных уж давно подробностей собственной жизни, жалкой, как брошенный треснувший панцирь желтого кракатиуса, он был вынужден совершать под звучание трех дребезжащих струн престарелой гитары те движения, что многие нарекли б (с некоторой натяжкой) танцем.
Тянущийся к темноте будто из-под земли костер хватал на лету брошенные ему рукой Крио засушенные, но все такие же пестрые старки, и, ответив несколькими вырвавшимися из него искрами, начинал окружать себя еле ощутимым, но так много обещающим ароматом. Крио топтался на одном месте, быть может, несколько нелепо размахивал руками, изредка, но всегда решительно тряс головой, ощущая, как даже воспоминания о дне сегодняшнем, вчерашнем, улетучиваются, не чувствуются уже, как восхитительно свободна долина внутри него, где лишь зацветающие молодые вишни подступают к еле заметной тропинке, ведущей в горы…
Пауль любил бегать по дорожке, ведущей к шоссе, что тянулось через перевал, ему нравилось замереть на мостике через небольшую, но никем еще неукрощенную, очень холодную речку, в которую даже жаркий июльский день не мог уговорить зайти никого из жителей Стомборга - даже по щиколотку. Еще он обожал сидеть под вишнями, вдыхая их теплый запах, смотреть на неровную линию гор, кое-где еще заснеженных, слушать звуки дождя, глухо напоминающего о себе после того, как темная, но совсем нестрашная туча показывалась из-за гор. А еще… Еще он почти каждый вечер пил чай с Эленой, девочкой с двумя рыжими косичками, забавно прикрывающей свое лицо веером из веснушек, которая умела по-настоящему заразно, до боли в уголках губ, смеяться, которая рассказывала всякие интереснущие небылицы, которая иногда садилась совсем-совсем рядом и что-то нашептывала Паулю, касаясь его уха своими мягкими губами.
Лишь когда Элена уезжала в Атендоро на зиму, когда всё окрест покрывалось безвкусной и заледеневшей глазурью снега, Пауль, дочитав последнюю страницу старой, уж собирающейся развалиться книги, надышавшись вдоволь ежастым и морозным воздухом, садился возле печки и доставал из маленького сундучка припасенные с лета старки… После он видел свои руки уже совсем иными, он слышал голоса совершенно другие, он знал слова абсолютно не о том, о чем привык знать, и ощущал себя тогда уже взрослым, серьезным человеком, которому столь многое разрешено… И имя еще такое звучное в нем жило – Крио

Холеная, с безупречно выполненным маникюром рука переворачивает песочные часы – время бежит вспять