Sms-война
- Ты кому-то дал свой номер? И кто это вообще? – спросила я.
- Понятия не имею. Ты ж знаешь, мой номер теперь прекрасно идет на торги. Только мы с тобой от этого ничего не имеем. Кто-то его продает, я же телезвезда.
Я скептически покачала головой:
- Ты? звезда? Ты не льстишь себе, мальчик?
Он тогда вел прогноз погоды, днем минус 2, ночью плюс 5, геомагнитная обстановка в норме, три минуты в эфире через день, чередуясь с дочкой гендиректора. Зато к этой славе прилагался целый ритуал преображения, когда старый свитер с протертыми локтями сваливался в кучку с любимыми драными джинсами. Мой милый переоблачался в не по сезону строгий костюм от Гуччи (точнее, от спонсора а ля Гуччи). Не по Серегиному сезону, в свои 22 он еле тянул на 18… Костюм ему не шел ни в какую. В эфире, надо сказать, Серегу хотелось подкормить. Потом, много дней спустя, я предприняла такой эксперимент. Оказалось, этот худенький парень за 20 минут может съесть треть моей зарплаты в продуктовом эквиваленте. В финале эксперимента подопытный организм сдался - у него выросло порядочное брюшко, - но тогда нам уже было много лет, мы были почти в разводе и собирались только за ужином…
Мы подумали, что это был незнакомец, то есть лицо мужского пола. На вопрос, как его зовут, он ответил: Женя. Все в порядке, из-за Серегиной звездности к нему часто клеились геи. В чем проблема? К меньшинствам я не ревновала.
Но почему к нему-то? А не ко мне? Я же не погоду вела, а крутую аналитическую программу, стилисты поднимали мне волосы, они торчали во все стороны, густо накрашенные ресницы хлопали бабочками, казалось, по щекам, все мужики должны быть у моих ног… Но у ног лениво и привычно был один Серега. Я любила его тогда.
Он что-то отвечал потом на эту смс-ку, прикидывая, как бы покорректнее сформулировать. Меня вдруг осенило:
- Не так уж много у нас меньшинств, это девушка. Женя – имя унисекс. С чего мы решили, что это парень?
- Мне так показалось…- он пожал плечами.
- Спорим? – и я набрала номер со своего телефона. Мне ответил приятный грудной голос. Девичий. Я сбросила после первого слова. – Ты проспорил. Это девчонка.
Мне стало кисло. Казалось, каждая семиклассница в этом городе спит и видит, как бы увести у меня Серегу. Да, я для него зрелая женщина, а мою аналитическую программу смотрят одни пенсионеры. И не могу я вести ее, у меня же прическа неподходящая, зализаться бы полностью, а мне стилист Наденька два часа наводит этот хаос. И еще я какие-то неуместные вопросы задаю, тупиковые, не пойму, как эту программу еще не закрыли. Мы ехали в маршрутке, прислонившись спинами, и молчали. Да, она очередная пассия, он теперь удивительно популярен, это можно объективно признать.
- Ну и что она о себе пишет? Кто и откуда взялась?
- Ты про кого? А! Про эту, что ли? Не знаю, на инязе. На первом курсе.
Все вызнал! Да, я владею всего двумя языками, но в совершенстве, английский, французский, плюс родной и начатки испанского… Не густо, конечно. Но к иностранцам подход всегда нахожу. Да, я очень, чрезмерно, неактуально стара. Скоро 25. Привет, могилка. Когда встречаю одноклассников, хочется плакать, я их стесняюсь и скрываю ото всех, откуда мы знакомы. К счастью, на встречи бывших школьных друзей обычно приходит человека три-четыре. Наша нелюбовь друг к другу взаимна. Связи утрачены, лица смазаны, ушли в расфокус. Когда я случайно на улицах сталкиваюсь с этими толстыми краснощекими мужиками, с этими зрелыми и уже замученными бытом женщинами, в моей голове никак не укладывается: 25 - это что, конец жизни? Какой теперь век, 15?
Мы еще ехали в той же маршрутке, когда она позвонила. Эта Женя. Вызов заблокирован. Номер не определен.
- Это она, твоя поклонница, поговори с ней, - я передала трубу Сереге.
Никогда не думала, что всю страсть, все чувства можно вложить в одно слово. Междометие. Впрочем, он у меня актер.
- Алло! – сказал он, и она жестоко попала. Ее заклинило на одном слове. А номер-то принадлежал мне!
- Пока, - сказала я милому, он казенно чмокнул меня и вышел. Я осталась один на один с ней. Одна на одну. Она бомбардировала меня смс-ками, первое короткое сообщение срасталось со вторым, должно быть, они переплетались в эпическое изложение сути бытия… Спрашивала, кто я и откуда у меня такой сумасшедше звучный тенор… А вот это загадка природы! У любимого – от родителей и длительной постановки голоса.
«Ты ведь мой тайный поклонник, признайся», – гадала эта Женя.
«Да, - отвечала я, что делать, - ну конечно, я же не мог позвонить просто так непонятно кому». А логика в этом есть.
«А кто ты и где мы виделись, хотя бы скажи, как тебя зовут».
В этот момент я совершала какие-то нетрудные бытовые телодвижения, покупала завтрак (тошнотворные мюсли с йогуртом, на себя одну), отпирала входные двери, глотала ужин, врубала Интернет и музыку… а она все забрасывала меня снарядами, взрывая прошлые милые и нужные послания, забивала собой, своей орфографией, своими мечтами и снами…
«Да, - писала я, что было делать, не сдаваться же, сама развязала, - я мужчина, мне 26 и у меня редкое имя…»
Возраст – что надо, думала я, как раз мечта 17-летней девчонки, уже не мальчик, разведен-разочарован, сама на таких западала в 17, а если еще проблемы с алкоголем… Хватит, переболели, закодировались, теперь проблемы с алкоголем не мои. Только бы имя придумать. На редкие имена я тоже была падка. По радио передавали футбол. Я болела за наших.
«У меня редкое имя, ты не угадаешь, меня зовут Егор, мне 26, я в разводе, у меня есть жена (бывшая) и маленькая дочка. Я ее очень люблю».
«Кого, жену или дочку? – бомбила она. – Почему ты развелся? Если любишь? Надо уметь пронести свое чувство сквозь годы. Или оно не настоящее?»
Боже, какой бред! Так можно думать только, когда тебе 17. Чувство сквозь годы… Да, я долго любила Серегу, но не смогла ему не изменять. Я любила его железно, до першения в горле, до судорог в кулаках, хотела постоянно (а что, собственно, было хотеть?), срывалась на всё, верила каждому слову… ничему, видно, меня жизнь не научила. Потом он уехал – на три дня – я пошла к своим алкоголикам и трахалась с ними под картинами. Нет, я помнила про Серегу, про его нежные ладони и трогательную попку, но инстинкт дежа вю был сильнее. Мы с алкоголиками были дружны много лет, вытаскивали друг друга из всяких передряг, бывали регулярно близки – пару раз в год… Нет, про Серегу я вспоминала все же излишне часто. Рассказывала о нем алкоголикам. Они смеялись и непристойно обзывали его Максимом Галкиным. Я била коллекционные фужеры и – нечаянно – заезжала пяткой в глаз. Они мне все прощали.
«Ты права, я ошибся, когда шел под венец. Но у меня есть дочь, - что бы еще придумать, чтобы жалость вызвать, - но она живет в другом городе, на другом краю света».
Супер! Люблю дитя, своего ребенка, – это не другая женщина - которого запрещают видеть. Жена стерва, ненавижу. Такой вариант кого хочешь проймет. Пусть она меня жалеет. То есть Егора. Или Егор – это уже я? Постепенно вживаюсь в образ. Мне уже легко писать глаголы с жесткими мужскими концами…
Сидя в ванне, я пыталась стряхнуть с себя наваждение. И чуть не уронила трубку в воду. Все! Аут! Занавес. Наши футболисты как всегда продули. Даже по радио. Кто бы сомневался… Вода остыла. Грезы размазались мыльной пеной по некогда блестящему лицу, которое город пассивно созерцает как меню в дешевой кафешке.
Мы любили принимать ванну вместе когда-то. Здесь такие баталии разыгрывались! Соседи снизу стали частыми гостями, после того, как мы подсадили их на нежданный душ. Мы ложились валетом, едва умещая конечности, укладывая их бутербродами друг на друга, врубали воду во весь хлыст и занимались любовью. Он бесконечно долго входил в мое расслабленное тело, слизывал ваниль геля, заботливо подаренного подружкой («твой бойфренд любит сладкое?»), нежно обнимал меня всеми ногами, складываясь и раскладываясь в ограниченной ванне как перочинный нож. Я позволяла себе пассив и негу, полуобморочный сплин, когда он выносил мое тело и заботливо укладывал в какие-то простыни с иероглифами, натирал кремами и делал ритуальный массаж. Все было похоже на обряд.
Теперь я этого лишена.
На следующее утро все коллеги уныло лицезрели мои красные невыспавшиеся глаза. Серега подошел ко мне и спросил насмешливо:
- С кем-то опять трахалась всю ночь? – про алкоголиков он все знал.
- Ага, - зевнула я. – С этой твоей Женей.
Он присвистнул:
- Ну и скора же ты, мать! Откуда девчонку взяла?
- Не знаешь ты жизни, дурашка. Я же виртуально. Это модно. Смс-любовь.
- Да ты у меня, никак, сама с лесбийскими наклонностями? Ты ее совратила, она же несовершеннолетняя…
- Перестань, с ней был Егор.
- А это еще кто?!
- Егор – это мое второе я. Альтер эго. Моя мужская половина.
Он явно ничего не понял. Ну и плевать. На самом деле, я уже оборвала всю связь, боясь, что уйду в дебри вымышленной жизни этого Тарзана, супермачо, акселератски воспитанного моим воображением.
Но она продолжала атаку. Где бы я ни была, она забрасывала меня смс-ками, порываясь даже звонить. Я отмазывался, что мне (Егору) некогда, занят по горло, ведь я менеджер, такой как все, работаю в офисе. Признаться честно, совсем уж шокировать биографией не хотелось – не поверит. Могла бы, конечно, сделать Егора свободным художником, но это только для меня обыденно. Первокурсница иняза не поверит, что ее поклонник (да, Егор же ее поклонник! упустила как-то из виду) – именитый живописец, известный актер или непризнанный поэт. Таковые попадались мне на каждом шагу.
Итак, Егор – менеджер, но талантливый, сгорающий от невозможности быть отцом, 26-летний, разведенный и чуть-чуть запойный (не без этого, свой же тип создавала). Егор – это мужчина моей мечты. Егор – это я, банальная до зевоты и неактуально романтичная. Егор – это мое воплощение невысказанной мужественности.
В результате, я западала на него сама. Придумывала ему мелкие черточки биографии.
«Где ты живешь?» - спрашивала она.
Имелся в виду, наверное, район города. Я решил подойти к этому вопросу со всей ответственностью. Представить своих любимых алкоголиков в просторных мастерских на последних этажах высоток… Благо, предстоял какой-то праздник, идущий рядом оператор внятно спросил:
- Салют смотреть будешь?
- Не думала об этом еще, - в голове явственно возникла картинка всенародного зрелища - в давке на площади терялся весь смак.
- Могу устроить – с крыши моего дома. Это самый центр, ты же знаешь.
- Супер! Как раз то, что надо! – сказала я и написала:
«У меня нет своей квартиры». И в следующей смс-ке, предотвратив ее сокрушения или вопросы: «Я живу на самой крыше, откуда прекрасно виден салют». Конечно, она подумала, что я приглашаю…
- Так ты идешь со мной сегодня? на салют смотреть?
- С тобой?
Оператор был чертовски красив, высок, длинноволос, как юный бог, как Брэд Питт в «Трое», и по слухам одинок. К тому же, прекрасно наслышан о моем авантюризме и незалеченной нимфомании. Я смерила его оценивающим взглядом – тянул он на Егора или нет.
- Нет. Прости, я же с Серегой встречаюсь. В другой раз, как-нибудь, ОК? – когда ты будешь менее питтообразным, гигантом, легко поднимающим огромную камеру Betacam. А то как-то не по-нашему, излишне Голливудом отдает.
Похоже, про нас с Серегой он ничего не знал.
«Ты прикалываешься, Карлсон… - писала эта Женя, - можно тебя так звать?»
«Нет, почему же? это правда, у меня мастерская с выходом на крышу. Там по западному образцу – летом естественный солярий…»
Главная проблема в том, что смс – сообщения короткие. Большой текст не пропускают. Телефон делит, множит смс-ки, обрывая своевольно, на полуслове. Я, то есть Егор, отправлял их отовсюду, постоянно, словно подхватывая всплывшие подробности своей жизни. Он был фантомом, все сильнее впивавшимся в мою жизнь, бескровным вампиром… Бескровным? – это как посмотреть. Егор говорил ей обо всем, что любит луну и мороженое и вечер на крыше, когда садится солнце, а рядом на березах задумчиво шелестят листья. Егор выдавливал из себя романтика-переростка. Говорил, что пишет песни иногда, когда к горлу подступает мерехлюндия, он долго ждет этого момента, а потом садится за фортепиано и ловит музу за хвост… Не могу сказать, понимала ли она что-нибудь из его спутанных монологов (какие уж тут диалоги? порой так сложно ответить впопад). Понимала ли их я сама? И кому они были нужны. Мне? Меньше всего. Конечно, только Егору.
Стоп! Но его же не существует. Даже имя принадлежит футболисту Титову, я им никогда не болела. А биография вообще в стиле пэчворк – лоскутное одеяло из моих черт, черт моих алкоголиков, Сереги, Брэда Питта, да мало ли кого еще! Так, образ литературный и абсолютно вымышленный. Не стоящий реализма и жизни вообще, но день ото дня затягивающий меня словно в омут. С головой и всеми печенками.
«Привет, - начинала уже я сама, - как дела? Я вышел на крышу смотреть закат… Это удивительно и всегда неповторимо… знаешь, есть такое явление, кот. принято называть красивым франц. словом дежа вю, а есть обратное – когда все как в первый раз – оно тоже по-французски называется жаме вю. От слова жаме – никогда… Так вот, закат – это жаме вю, как и рассвет, хотя рассвет я встречаю редко, я ведь соня, сплю до обеда, а потом творю…» Про менеджера в тот момент вылетало из головы.
Сквозь расстояние почувствовалось, как забилось ее сердце.
«Егор, Егор… Как бы посокращеннее тебя называть? У меня сейчас вся техника начала взрываться. Сначала утюг перегорел, а теперь вот током шарахнуло, когда телевизор выключала… Мне так плохо…» Она явственно просила о помощи. Но что мог я сделать, когда меня не было. Когда я жил в женском теле, мне не принадлежавшем, а изредка достававшемся разным мужчинам и то ненадолго. Я видел закат, как и многие другие, там, в мастерской этих факеров. Женское тело сидело себе в закрытом помещении, внимая какому-то концерту (заезженно-задолбавшему, откровенно говоря), и на связь с факерами не выходило. Я же существовал отдельно. У меня и закаты, и рассветы были свои.
«Как же тебе помочь? Скажи, я попробую найти способ?»
Она долго молчала.
Потом у меня вырубился телефон, сели аккумуляторы и вообще случилась временная остановка жизни. Я скучала по куда-то запропастившемуся Сереге, ждала его, как верная жена, ни с кем не общалась. Сидела на сюжетах и тупо выпускала однотипные программы. Мне теперь прилизывали отросшие волосы, ярко красили губы, новый имидж тянул на весь тридцатник. Но все было по фиг. В один из таких унылых дней я чуть было не поддалась на уговоры инфантильно-настойчивого поклонника переспать с ним за деньги, но в последний момент одумалась. Лучше от этого не стало бы. Даже деньги девать некуда. В огонь, что ли, привет Достоевскому?
Я забыла о мужском начале, когда раздался звонок. Весьма неопределенный.
«Алло», - неожиданно хрипло произнесла я (а голос у меня всегда низкий).
Она сбросила.
Так продолжалось до бесконечности, как прятки в психбольнице с анфиладой комнат. Видно, она все верила в чудо, вернее, в его отсутствие – что невидимый оператор связи каждый раз назло соединяет ее не с тем номером. Не говорила ни слова. Сначала я тупо кричала в трубу Серегу, потом имя надоевшего поклонника, самой хотелось верить в свою нужность и востребованность.
Наконец она догадалась спросить смс-кой, где Егор.
«С крыши упал», - ответил я. Мне и вправду хотелось тогда примитивно залезть на крышу и спрыгнуть, наслаждаясь закатом. Или рассветом. Все равно. Оба явления пошлы, да и образы слишком затасканны.
Она не поверила. Умной оказалась, я даже не подозревал.
«Знаешь, - писала она саркастически, – а тебе все-таки удалось обвести меня вокруг пальца. Я вправду искренне полюбила твою душу. И чью тогда фотку ты мне выслала? Своего парня?» (На ней был надоевший поклонник «Брэд Питт»). Я не отвечал.
«Боже, какая же я дура!» Она сама поставила диагноз.
Непонятно, кто проиграл в этой войне. С тех пор я разучился писать смс-ки.
Некому.
Свидетельство о публикации №206061300300