Судьба

 СУДЬБА

Пьеса в шести действиях. Действующие лица не указываются.
А пьеса ли? И, если нет, то, что тогда? Может, киносценарий… Ладно, не будем ломать голову. Просто прочитаем…

Действие 1. Встреча

Пустая комната. Окно открыто. Дверь тоже. Сквозняк. Холодно и мерзко.
Он сидит на полу около двери и ждет. Сам не знает чего, но ждет. Тихо и отчаянно.
Ветер проникает в каждый уголок этого четырехгранного мира. Скучно. Нет дела до новостей, погоды, смеха… Не нужен ни телевизор, ни радио, ни друзья…
Он сидит на полу и играет зажигалкой. Пшик – есть свет. Пшик – нет. Есть. Нет. Пшик. Пшик. Пшик…
Он где-то уже видел ее лицо. Она вновь заглядывает в открытые двери. Не решается войти. Улыбается. Он смотрит на нее. Пшик. Свет зажигалки освещает ее серые глаза. Она улыбается. Пшик. Темнота…
Она касается его руки – осторожно. Не смело. Ее тепло нравится ему. Он бы прямо сейчас взял и … Она красивая. Ее светлые волосы… и ветер колышет легкое крепдешиновое платье. Пшик. Она смотрит ему в глаза. Такие бездонные. Голубые. И пустые… Холодные. Но от ее тепла этот ледник растает. Она знает. Она это уже чувствует. Смеется тихо и нежно. Молча встает и идет по направлению к двери. Пшииииик… Он хочет запомнить ее походку. Зажигалка протяжно стонет. Она доходит до двери. Он помнит уже каждое ее движение…
 Она не оставит свою фотографию. А зачем? Он и так ее образ в темноте хранит. Не только в той, что приходит после того, как перестает стонать зажигалка, а и в той, что овладевает им после того, как ресницы его глаз сплетаются, словно пальцы ее тонких изящных рук…

- Снова один?
- Да.
Он шагнул в комнату, по привычке боцкая своими тяжелыми сапогами. Выпрямился. Понюхал воздух. Пахнет мучениями зажигалки. Парень встает с пола и включает свет. Взрослый рослый мужчина задумчиво кивает.
- Молодец. Нельзя без света же…
- Ага…
Зевает мальчишка. Нет, не устал. Без нее скучно. Свет озаряет его лицо и руки, крепкое тело без рубашки. Шрамы. Он весь в них. Но это не делает его уродливым. То, что в боях побывал – это еще прекраснее его делает. Он прошел хорошую школу…
- Она придет еще? – мужчина ходит по комнате и осматривает различные безделушки на полках. Как будто первый раз здесь – в этой комнате, а на самом деле здесь часто бывает. Знает здесь месторасположение каждой пылинки. Просто разведывает обстановку. Не изменилось ли чего…
- Наверно…
- Ты не уверен?
Парень усмехается. Каким-то нежным движением – доселе не заметным, или даже не бывшим у него вовсе – проводит по ежику темных волос…
- Я слишком сильно этого хочу, чтоб предчувствовать, случится это или нет…
- Баба неплохая…
- Да ну тебя… –усмехнулся парень. Приятно слышать такое, но постесняться всё-таки стоит. Просто так. Мол, вот такой у меня вкус, да…
- Но ты будь собой. Она самая коварная из всех…
- Потому что красива?
- Нет. Потому что она есть она. Одна из тех, кого можно назвать одним словом. В принципе каждую из таких, как она. Всех их. Просто они разные. И с каждой надо быть начеку. Вскружит голову и…
- Ой… Давай только без этого… – хмурится парень. Вот такого он никогда не любил. А мужчина в штатском все время так: осторожно начинает говорить, а потом – переходит на прямые нотации. Мальчишка садится на край кровати. Раздраженно крутит зажигалку в руках. Даже курить неохота. Вот ее бы сейчас…
- Смотри. Я предупреждал…– жмет мужчина плечами, еще принюхиваясь к воздуху в комнате, и шаркает ножкой. Привычка с детства. Когда опыт жизненный есть – и все эти штучки женские он знает, как все свои двадцать пальцев, а перед этим юнцом робеет… Да нет, не робеет даже, просто переживает, наверно… И так шрам на шраме, а он снова в бой… Эх, молодой, да без перьев!.. И в полет рвется…
- Смотрю… – лениво огрызнулся птенчик. Чиркнул зажигалкой от нечего делать. Раз ее нет, покурить хоть…
Вспомнил ее волосы, губы, глаза. Как первый раз увидел в саду у дома. Она пела и собирала цветы. Смешная. Молоденькая… А груди какие…
Так за мыслями и не заметил даже, как мужчина тот ушел. Виновато шаркнул ножкой перед самой дверью, оглянулся. Парень в задумчивости. Даже не видит, что пепел с сигареты – на пол… А она хоть и крепкая, но не в силах соперничать с ней. С той новой. Белокурой. И красивой… Ее бы выкурить, эх!..

Все началось постепенно. Она стала чаще заходить. Он перестал мучить зажигалку. Она вроде радовалась, что лампочка горит. Радовались все…
Они писали друг другу письма. Звонили.

Она часто в гости к нему стала приходить. Именно в гости. И именно заходить. Вместе смеялись над своими рассказами, шутками. А первый поцелуй…
- Оставайся у меня…
Сказал он однажды. Сказал, как будто «Сегодня чудная погода… Пойдем погуляем!». Как будто готов был к этому давно. И одновременно только что решил. Она пожала плечами… Сидя рядом с ним с той нежной улыбкой, с какой еще никогда ранее не приходила к нему. Как будто не ожидала этого услышать, в принципе даже и не думала, что он такое скажет! Но почему-то в каждом его слове пыталась уловить хотя бы искаженный смысл такой фразы... А он взял и прямо сказал… Чудеса!..

Действие 2. Вера

Радовались все.
Когда она в последний раз приходила в гости, перед тем, как остаться жить у него, в дверях встретила миловидную женщину. Она была в годах уже, но выглядела довольно приятно и опрятно. Производила впечатление добродушной женщины. Всегда при макияже и прическе. Очень милая… Но девушка не чувствовала ни уважения к ней, ни страха, ни уж тем более интереса. Вроде как свекровь. Но к ней нельзя не испытывать чувства, а эта женщина… Но мать ли она ему? Вряд ли… Лучше не сталкиваться с ней. А то мало ли чего… Хотя с ней если только миры параллельные. Поговорить не о чем, да и особой надобности нет. Столкнулись раз в дверях, друг на друга посмотрели и ладно. Будем знаться, мол. Что обе существуем, вроде как…
Эта миловидная дама тут всё равно редко бывает…
А вот мужчина молчаливый и статный часто тут появляется. Всё вынюхивает чего-то. И к ней самой присматривается. Оценивающе как-то. Немного зловеще: как будто смотрит, подходит ли она его сыну. Но отец ли он ее парню? Хотя последний как раз его батькой зовет… А зовет так не потому, что батька, а потому, что уважает, как если бы он им был… И, главное, чтоб был.

Четыре стены. Прикрыто окно. Закрываться стала дверь. Оттого в комнате стало тепло и уютно. Пылинки-бомжи. Зажигалка не дышит. Лампочка горяча и постоянно в работе.
Он лежит на кровати рядом с ней. Их тела так близки, и как лампочки… Горячи… Не притронешься…
Пшик.
Хорошо было…
- Может еще раз?
- Позже… Дай отдохнуть!..
Звучный поцелуй уставших губ. Она улыбается и прикасается к нему нежной ладонью. Рассматривает шрамы. Задумалась о чем-то. Раньше он ей не рассказывал о службе, боях, ранениях. Она после отказов и бурчания в ответ на вопросы «Отчего это? Кто тебя так?» и боится уже спрашивать-то. Но раз они так близки стали… И им так хорошо вместе…
- Скажи, а эти шрамы…
- Тебе больно будет узнать, сколько тут таких, как ты до тебя жило?
- Ну…
- Знаешь, дорогая…
- Что?..
Пауза повисла. Между их телами, уже чуть подстывшими. Она гладит тихонько его спину, которой он только что повернулся к ней. Зачем спросила? Наверно он не хочет… и потому никогда не расскажет…
- Это были тяжелые бои…
Тишина как нейлоновая струна вздрогнула и затихла. Замолчала до тех пор, пока не кончился его рассказ. Он многое повидал. Много чего испытал…
Молчала и она. Иногда откидывала со лба пряди светлых волос и гладила тонкими пальчиками выпуклые изгибы его шрамов. Будто залечить пыталась. Иногда хмурилась, переживая от тех слов, что он произносил… Как же ему было больно…
- Я никогда с тобой так не поступлю!..
- Да ладно, чего я… Вот батька! – закатил парень глаза. – Вот мужик! Ни капли доверия чувствам. Всё только на деле. Никаких сентиментальностей. За них меня и ругает…
- Я всегда буду с тобой. Я буду в тебе… Любимый!
- А я тебя никуда и не отпущу! – так мило подмигнул он ей и обнял покрепче. Завозились, смешки…
И тишина покраснела от звуков тех, что не могла повторить, не могла родить. Вечное соперничество. А победы – ни за кем… Молчи и вздыхай. Вот тишина и молчит. Да и не вздыхает даже уже…

Дело не в часах. Не в минутах. Не в годах. Дело не во времени вообще. А просто в движениях, пока оно есть… Пока они были вместе.

Мужчина появлялся тут редко. Но всегда внимательно изучал обстановку в комнате. И по-прежнему к молодой приглядывался. Точно тут до нее таких много кого побывало… Но разве в том дело?.. Парень рассказал ей о шрамах, говорил, что она заполнила его всего. Он в ней. Как вода и чаша. Одна – до краёв полна, другой – некуда идти. Он так и говорил ей, когда ругались… Когда начали ругаться первое время, потом…
- Ну, куда ты пойдешь? В самом деле, а?
- Пойду и всё! – в плаче кричала она. – Может, лучше будет мне уйти…
- Даже не думай об этом! Ты там погибнешь! Там сыро, темно и холодно! А здесь свет и … Не уходи от меня! Не пущу!..
- Не отпускай!
- Ты моя…
- Я в тебе…
- Не отпускай…
И тишина тоскливо перетаптывалась рядом… С ноги на ногу. А они рыдали вместе – он и она… Рыдали, что ссорились, и рыдали, что мирились…
Он после одной такой ссоры – однажды – рассказал он ей сон свой. Недавний. Как ее повстречал, как жить особенно у него стала – так начал сон этот сниться. Будто он плачет, весь в крови. А приходит женщина и прикладывает к его ссадинам лед, к рваным ранам – бинт с йодом. И боль стихает. И не чувствуется уже. Они победили ее вдвоем! Только она уходит – дело сделано. Но он чувствует, что будет рядом эта добрая женщина-медсестра. Всегда. Наготове. С аптечкой, если что вдруг…
- И что этот сон означает? – задумчиво смотрит она в его глаза.
- Точно не знаю… Но у нее твое тепло. Ты будто она…
- А как ее зовут?
- Вера…
Оба сидят в задумчивости.
- Хочешь чаю? –неожиданно спрашивает она.
- Угу…
- Я заварю… – встает и гремит посудой...
Он так и сидит, не двигаясь, на краю кровати. В комнате тепло, сухо и уютно. И эта его светлокудрая красавица… Чаша полна водой. И ни капли мимо. Йод, лейкопластырь. Он не помнит о старых шрамах… А разве они были?


Действие 3. Надежда

- Ну, и где она? – раздраженно-взволнованный голос ножом вошел в мягкое масло комнатной тишины.
- Не знаю…– еле слышно выдохнул парень…
Сидит у стены. Играет выключателем. Клакс – есть свет. Клакс – нет. Зажигалкой так и не поиграешь уже. Ставки слишком высоки. Играть, так по-крупному. И не ставь на клячу! Хотя та рослая лошадка может перед самым финишем ногу подвернуть… И свет погаснет. Навсегда.
- Почему я должен все дела бросать и к тебе мчаться?
- А ты не мчись… – вяло говорит парнишка. Нахмуренный. Нездоровый… Злой.
- А как ты хотел? Ты страдаешь, тебе больно, а я должен заниматься привычными делами и о тебе не вспоминать вообще?..
Парень будет молчать. Говорить будет только батька. Привычное дело. Даже тишина потупила взор…
- Говорил я тебе – выбирай тщательнее… А он – нет! «Оставайся у меня…». Нет, я не против – живи она… Мешает что-ли? Улыбаться ты вон стал! До ее появления я и волновался за тебя каждый день – из-за этого сквозняка и двери открытой… вот кто попало зайдет! Запирать надо! А на ветру сидеть – так и простудиться не долго… Ну, пришла – так пусть живет. Ты улыбаться стал… – батька и сам в улыбке тает, за парнишку радуется искренне. – Но вот твоя эта кислая физиономия – ни к чему мне вообще… Давай, разбирайся со своей красавицей и чтоб ни-ни мне… И так шрам на шраме!
- Да вернется она…
- Хочешь того? Или уверен?
- Ее тень здесь. Она вернется.
- Эх… Ладно если… А нужна ли она тебе?
- А как без нее? Ну, как?.. – встрепенулся парень, вроде как бороться решил. Словами. И блеском в глазах. Так больно только соль блестеть может… И только в глазах. На щеках еще. Но в глазах сильнее. Пока новорожденная.
- Ну… Не знаю… Другая придет…
- Да сколько их уже можно? Таких… Не таких… Хочу эту и навсегда.
- Навсегда все хотят. А такую ли?
- Такую…
- А ты подумай хорошо. Стоит ли? Может, лучше одному…
- Нет. Привык к ней. Привык с ней. Не могу один больше… Не помню, как один был. Как мог быть… Не пойму!
- Ну, смотри мне. Лишь бы не обидела тебя…
- Да нет… она не такая…
- Она может и не такая… А у тебя чего кровь… Ты мне скажи?
- Что? – поднял парень голову. Рука застыла на выключателе.
Вместо слов мужчина кивнул на паренька и взглядом ему на левую руку указал. Рубашка успела пропитаться красным вином и прилипать начала. Парень осторожно снял ее и стал шрам рассматривать. От чего он вдруг разошелся?
Этот вопрос и не надо было задавать. И батька на него отвечать бы не стал. И так всё ясно.
- Не твоя она. Не такая тебе суждена…
Молчит парень. Смотрит, как кровь растекается по руке. И боится повторить даже в мыслях батькину фразу последнюю. А вслух если скажет – и подавно кровь захлещет фонтаном…
Так и сидит. На рану смотрит. Мужчина тяжелыми шагами меряет комнату. Боцкает сапогами, качает головой. Волнуется за парня. А чем поможешь? Эта молодежь к себе слов не подпустит. Ладно, хоть в эти четыре стены еще вход не запрещен…
И что ее тень? Тень не она сама. Тень молчит на пару с тишиной и глаз не поднимает. У нее не спросишь, где ее хозяйка бродит… И почему стала уходить? Так часто и так подолгу не возвращаться…
Дверь тихонько скрипнула. Батька вернется. Еще нотацию читать. Он подобру, да… Но легче ли оттого?
Не останавливая кровь, а, просто приложив запачканную рубашку к ране, парень встает и ложится на кровать. Тут же засыпает. И видит новый сон. В нем реально все. Комната его. И он сам есть. Как сейчас – лежит на кровати и кровью истекает. Заходит та самая женщина. Вера. И с ней еще одна. Сестра ее. Она знакомит их – его в крови и ее в голубом платье… Здравствуйте. Надя…
 Эти видения уже стали частью него. Никогда в реальности этих дамочек не видел. У батьки спрашивал – он только плечами пожал. Как старый моряк на вопрос о Моби Дике. Или шторме… Не понятно. Но молчал долго, то есть всегда, а однажды – совсем недавно – неожиданно так взял и сказал:
 - Это твои гости. Ко мне ходят другие.
 - А… какие? – не выдержал парень и спросил. Мужчина в тяжелых сапогах и темным, измученным мыслями и делами взглядом посмотрел парнишке в глаза. Шершавыми и намозоленными руками потирает небритую щеку. Так занят всегда, что даже побриться некогда. Моется еще реже… А не мешало бы каждый день! Ведь столько всего лишнего этот мир дарит каждый час нам: запахи, жидкости, предметы разные… Но батька – святое. Без него парнишка погиб бы, неверное. И вот мужчина начинает говорить. Надо же всё-таки на вопросы отвечать. А то мальчишку в шрамах всё учит, как плоть от боли уберечь, а сам – глаза от правды – в пол…
- Ну… Ко мне она приходит…
- Та женщина, что в годах, но свежа и прекрасна? Еще тихая такая, но взгляд цепкий… Знает, чего от жизни хочет… Да?
 - Да.
Парень помолчал.
- Любишь ее?
- Люблю? Ну, если только… Ха! По ночам в своей кровати! – смеется гулко батька. – А она считает, что это она надо мной власть имеет… Это наш вечный спор. Кто кого. И любви тут нет. Просто беру ее, когда хочу, а она пытается свои порядки в моем доме заводить. Разберемся, со временем, кто кого…
- Время – мудрый убийца…
- Оно лечит…
- Нет! – твердо качает головой парнишка. – Оно убивает! Причем медленно и изощренно...
- Оно ли тебе шрамы-то… тело исполосовало – оно? А может такие, как она?.. Что к тебе такие гостьи заходить стали…
- А мне без них никак. Не выживу один! Без них.
- А как же я? Со мной не выжить? – с обидой, кажется, как-то по-новому вскинул брови мужчина.
- С тобой другое…
- Что?
- С тобой сила. Советы мне даешь…
- Ты бы их еще слушал! Самому надо умет оружием владеть. Когда-нибудь замахнутся на тебя – а ты должен будешь без сожаления – первым. Запомни! Либо ты – либо тебя…

… и вот лежит парнишка. А рядом эти гостьи две. И вместе уже раны ему омывают.
- А почему одна не пришла? – спрашивает он ту, что когда-то верой назвалась. И тут же на новенькую глядит. Недоверчиво. Со страхом каким-то глупым… Смешно даже стало самому!..
- Не смогла бы медикаменты донести. Совсем ты разболелся. Мне одной не справиться бы было…
А парень все новенькую изучает. Уже внимательно. Глаза большие и чистые у нее, лучистые… И вырез халатика… С видом на Эдем почти – как у Нее… У той, что гуляет где-то, оставив здесь свою тень… И почему он думает о таком, когда ему раны, какими все его тело испещрено, омывают и лечат? Может, потому, что-то, что за вырезом у Нади этой – как у хозяйки пленницы-тени?

Он проснулся от ее нежного прикосновения. Знал, что она. Потому что нежно так прикоснулась… Открыл глаза – и правда. Сидит рядом на кровати и смотрит на него взволнованно. Он опухшие губы в улыбке растянуть пытается. Она показывает ему взглядом на окровавленную рубашку, и он без слов понимает вопрос. Она не может понять, откуда кровь. А что он ей скажет? Рана-то заросла. Он смотрит и не может глазам поверить. Сон вещий был. Или то, что было до него – приснилось…
- Откуда кровь? – в ее голосе слезы. Она волнуется за него…
Но сейчас не до сентиментальностей. Чтобы ни приснилось – правда… это была. Но сейчас вопрос не в этом. Она уходила. Надо разобраться, куда и зачем. Больше так продолжаться не может.
- Зачем ты вернулась? За тенью? – строго и даже со злостью спрашивает он.
- К тебе… А ты меня гонишь? – растерянно закусывает она губы.
- Нет… Просто… Зачем ты уходишь? – нахмурив брови от обиды, жалобно и слезливо спрашивает он.
- Ну… получается так…– она начинает теряться и плакать… Эти слезы порядком поднадоели уже обоим. Хочется вычеркнуть их из этой жизни. Но как?
- Не уходи!..
- Не отпускай меня…
Он смотрит в ее глаза и наяву новый сон видит. Как будто в теле его любимой – и Вера, и Надя… Что-то от одной и что-то от другой…
Рассказывает ей сон свой недавний. Что Вера с сестрой своей приходила на этот раз. Говорит в конце, что похожи они на нее.
- Они сестры мои? – задумчиво гладит она его по щеке и смотрит в пустоту. Та теряется, не знает что ответить. Жмется поближе к тишине и злится, даже… кажется… Что бесправная такая. Перед деталями реальности. Комнаты. И пылинки уже прижились каждая на своем месте. Ведь их никто не гоняет тряпкой. Никто не закрывает окно. Холодно стает… И сыро как-то. В глазах. И, значит, кругом…
- Не знаю… – он правда не знает. Он запутался в снах и реальности.
Она молчит и прячет взгляд. Но в ее теле часть Нади и часть Веры. И парнишка уже не знает, что он любит в ней больше – их таких непонятных, или ее – такую реальную… Но шрам не болит. Она целует его в губы. Он крепко – насколько может крепко – прижимает ее к себе. И что-то стонет внутри. Нет, какими бы не были сны – рубашка в крови в реальности. И шрам ни с того, ни с сего расходился тоже в ней.
- Заваришь чаю мне? – неожиданно просит он.
- Конечно! – она еще раз целует его в губы и встает. Гремит тихонько посудой.
Он даже не замечает, как засыпает снова…
А когда просыпается – не находит ее. Она снова ушла. Оставив тень. Она придет. Да, потом. Но пока вместо нее другая будет… Она пришла незваной гостьей. И в сны его, и, главное – в реальность…


Действие 4. Боль

Он не хотел драться. Но она ударила первая. Ее боты на шипованной платформе, губы в черной помаде и длинное черное платье под кожаным плащом того же цвета… Он бил ее не как девушку, а как врага. И истекал кровью. Она была сильна и неутомима. А когда он выдохся, завалила его на кровать. И прямо такого – в крови взяла. Как хотела. Долго он был ее. Она оказалась такой же страстной, как злой и сильной. Она извивалась как змея от наслаждения, а он плакал. И никто не мог ему помочь – ни батька, ни Надя, ни Вера… Она заполнила его до краев…
Закончив, закурила его же сигареты и довольно ухмыльнулась.
- Ты теперь мой. Слышишь? Буду приходить, когда захочу. И ты ничего не сделаешь. Никто не сделает…

Она вернулась под утро. Он лежал на постели в крови и молчал. Не спал всю ночь. Батька не заходил. Парень злился. Не было сил даже плакать…
- Отпусти меня… – она даже не обняла его, не поцеловала. Как пришла, погладила тень на стене свою и встала около двери. И это еще больше его разозлило. Хотел накричать на нее, но не было сил.
- Не пущу…
- Но тут была другая…
- И что?
- Ты…
- Где ты была, когда тут была другая?
- Я…
- Где, я спрашиваю? И что это? Что с тобой? Что ты со мной такое делаешь? Зачем мучаешь?..
Он сам не заметил, как соскочил с кровати, и начал трясти ее за плечи… Она заплакала и упала на колени. Закрыла лицо руками и рыдала. А он стоял и рассматривал ее. И видел все. Смог различить. Смог понять. Увидеть просто. Как в волосы ее вплетена была лентами ложь. Которую она отчаянно прятала под цветастым пуховым платком извинений. Как за спиной она прятала звон чужих монет. Каких не было у него. И в глазах ее червями петляла, бесшумно шипела измена. На которую она сама не знала, что может быть способна.
Он плюнул прямо на пол и круто развернулся. Он не отпустит ее. Уж лучше пусть живет тут. Чем пойдет куда-то. Да и с чем он останется? Что скажут люди? Как они до такого докатились? Что теперь с ним будет? Вместо чистой воды в чаше грязь. И вонь… Настежь двери выбиты… Окно разбито… Он простужен. Заходится в кашле…
И, может, так бы было лучше, не заметь он нож. Не увидь он все это на стене, где ее тень виновато показала ему правду. Не пойми он, что нож держала она. И не почувствуй он, что нож этот острием своим смотрел на его голую и без того окровавленную спину…



Действие 5. Отчаяние

Да, она же говорила, что вернется. Пришла. Все в том же платье, в тех же ботах, и с той же помадой на губах. Уложила его – слившегося со своей тенью – на кровать. Вылизала всего, как котенка – своим ядом закупорила его раны. Он стал одним сплошным шрамом. Не двигался совсем. Все лежал на постели и смотрел в потолок. Она всё делала сама.
Заколотила окно фанерой. Вместо пустой глазницы дверных косяков – поставила глухую железную дверь. Запугала тишину и пустоту. Стерла со стен все мысли и воспоминания. Хозяйничала, как хотела. Его больше не трогала. Ему и того одного было достаточно, что она вообще здесь. В его реальности. Где больше нет снов. Никаких.
Он не виделся с батькой. И та женщина заходить перестала. Ну, любовница его… А ведь ходила сначала каждый день… Пока он тут тень той сторожил. Всё ждал, что наладится дело.... Что она придет однажды для того, чтобы уже никуда больше не уйти... Он этим жил. С этой мыслью ложился спать, и с ней же поутру глаза открывал. И не мог поверить ,что будет когда-то засыпать и просыпаться без нее… но он также чувствовал, что этого всего не будет. Она так и будет делать ему больно, и ничего он не сможет изменить…
 И когда женщина та подслушала разговор их с батькой, стала отговаривать паренька не следовать его советам.
- Ты не сможешь ее убить! Да и зачем тебе это? – взволнованно заламывала руки, взад и вперед ходя по комнате.
- Не знаю… Да и не смогу я ее убить! – уверенно качал головой парень. – Я это и батьке говорил. Не могу и все. Пусть лучше живет со мной и мучается…
- И тебя мучает…
- Но живет! – злился он и отворачивался к стене.
- Отпусти ее…
- Нет!..
- Значит, убей! – вмешался батька. Надоело молча за дверным косяком стоять. Решил словцо вставить. – Убей! Пока она тебя не убила! А все к тому и идет! Вот я тебе говорил! Шрам на шраме!.. И смотри, когда…
- Пойдем-ка, поговорим! – строго оборвала его женщина. Увела любовника. Силой вытолкала за дверь. А парнишка всё лежал на кровати и слышал, как они в соседней комнате ругаются. Батька говорил убить ее, а женщина ругала его за такие советы…

Теперь, когда в комнате было сухо и темно, он ставал с кровати редко. Попить если только. Запинался о мусор слов, воспоминаний, комья соли, что кода-то жидко текли из его тела… Кажется, из каждой его точки…

Эта, в ботах и плаще, умерла. Ее убило время. Его – нет. Не убило. Хуже поступило. Превратило его в нечто, что, не двигаясь, лежит на кровати. И это же время завербовало под себя тишину. Она, бедная, должна была каждую секунду напоминать парнишке о своем повелителе. Она тикала. Тик-так. Тик-так. Время идет. А парень один. В темноте и пустоте. Последняя, кстати, тоже служила времени. Он заставил ее хранить в себе все стертые когда-то воспоминания. И она, сама того не желая, пробиралась сквозь темноту и тишину – прямо к парнишке в душу… И на черном экране, что был вечно перед его глазами – закрытыми и открытыми – слайдами высвечивала картины прошлого. Всего. Разом. Хаотично выстреливало кадры.
Вот она просит его отпустить ее. И на его теле расходится один шрам. От воспоминаний того, как однажды он отпустил такую, как она. И она потом просилась обратно. А он запер дверь. И она ушла. А он скучал. И винил себя за то, что отпустил ее. Больше такой ошибки он не совершит…
Щелчок. Новый кадр…
 Вот она говорит ему что-то… Говорит… Говорит… И на его теле расходятся шрамы – от ее лжи, от измены, от глупых обид…
Парнишка уже весь истекает кровью, а она все не жалеет его… Говорит и говорит. Думает только о себе и просит ее отпустить…
Еще кадры…
Нет, стоп! Хватит! Так больше не может продолжаться!.. Он не отпустит ее. А она уже и сама готова остаться. Готова остаться и умереть. Или стать пленницей. А она не хочет того. Ей, понимаешь, свобода нужна. За нее она и лжет, и плачет, и тень свою гладит, да на дверь посматривает. Сбегать пыталась – не получилось. Сама же и пришла. Мол, вещи забрать. А один взгляд в его измученные глаза – и она снова в его постели… Наслаждения нет… Но она тихо засыпает рядом, а парень лежит и понимает, что вместо его любой девушки с ним рядом как будто та – отчаянная… в плаще и ботах… Как будто она все продумала – прикинулась его возлюбленной – и теперь наслаждается хитрой и отвратительной своей победой… И он ненавидит девушку за это, и батьку не слушает, и женщину его не хочет понимать…

Все сходят с ума.
 Эти кадры вновь и вновь…
 Та змея черная умерла. Он остался один. Но дверь глуха и неприступна, окна вообще нет. И парнишка один. Со своими шрамами. Со своей тикающей тишиной. Со своей мучительной пустотой. Со своим личным убийцей-временем. С самим собой. Пустой и грязной чашей… Разбитой вдребезги.


Действие 6. Свет

Всё это слилось в какую-то одну вселенную, закрутилось вихрем и унесло его воспоминания. Время само всё убило. Надоело играть в эти игрушки.
Не осталось ничего. Лишь заколоченное окно. И глухо запаянная дверь. За ней постоянно что-то слышится: чьи-то слова, какие-то звуки... Вот батька вроде просит его не глупить и открыть дверь. Знает ведь, что парнишка живой, а чего там один сидит… С ума сходит… Да и не жилец он уже, раз замуровался… Только камень может так жить. А раз парень так живет – значит, он не жилец уже…
А женщина батькина больше и носу не казала даже. Может, и с ним не живет уже. С тех пор, как девушка умерла…
 Как парень понял, что либо – он, либо… его. Она хотела свободы. Он не хотел ее отпускать. Она хотела… убить его. Но он не мог ей этого позволить. Он хотел жить. Ради чего-то…
Она умерла на его руках. Смотрела в его глаза гаснущими своими и молчала… Ей нечего было сказать. А ему не было даже стыдно. Столько она страданий ему принесла… Нож, что несколько секунд назад смотрел в спину парнишке, теперь тупо рассматривал половые доски. Сквозь ее тело…
В комнату забежала женщина, из-за косяка заглянул батька. Она покачала головой, батька вздохнул… Девушка тоже. В последний раз. Потом – в последний – выдохнула…
А потом пришла эта – в черном вся – и всех прогнала. Унесла бездыханное тело и…. Может, в саду закопала, может… Кто ее знает… куда она тело девушки той дела вообще… Только парнишка утром проснулся а окно уже заколочено и дверь железная…
И нельзя сказать, что не было той девушки в его жизни вообще. Она была. Она была в нем и заполняла его до краев. Не переливаясь, не высыхая… Она была его и это было прекрасно. Так пусть все будет так. Это потом время начнет мучить его и этот четырехгранный мир… А пока парнишка помнит только, как первый раз она ушла куда-то и вернувшись, попросила ее отпустить. И он якобы отпустил…

Пустая комната. Окно заколочено. Дверь тоже. Но сквозняк. Холодно и мерзко.
Он сидит на кровати. И вдруг – яркий свет…
Дверь открыта. Свежий ветер врывается в комнату, с любопытством оглядывая новое в его жизни помещение и знакомясь спешно со всем, на что натыкается – с тишиной, что подмигивает ему, темнотой, что жалобно стонет от его объятий, и пустотой, что вообще недовольна всем, что происходит. Ибо это ее меняет. А здесь так все привычно стало…
Но дверь открыли. Свет проник в комнату. И парнишка жмурится, закрывая лицо руками, и не может понять, что случилось и почему. Но постепенно привыкает к яркому свету и даже начинает что-то видеть. Немного пока, но всё впереди ведь еще…
Вот он различает, что на пороге его комнаты сидит девушка. С длинными волосами. Это всё, что он пока может увидеть. Слишком больно смотреть… Слишком яркий свет…
Но проходят дни, и парень начинает всматриваться. Просто от любопытства. Всматриваться и различать. Он и не хотел вообще смотреть, но раз уж свет пришел сам…
У нее кудрявые волосы. Черные. Она красива и изящна. На ней розовое длинное платье. Она сидит на пороге двери, поджав согнутые в коленях ноги, обвив их руками. Сидит и никуда не уходит. И время не гонит ее. Даже оно само к ней привыкло и забыло себя.
Постепенно силы возвращаются к парню. Он уже может встать и дойти до порога. Сесть рядом с незнакомкой и смотреть в ее глаза. Зеленые. Смотреть и различать в них тепло, как у глаз Веры, и свет, как у взгляда Нади…
Она не мешает ему, но она ждет чего-то. Наверно. Раз не уходит. Терпеливо ждет. И дожидается. Он не спрашивает, зачем она пришла. Не интересуется, кто она такая. Его волнует только один вопрос. И он его задает.
- Как ты попала сюда? – тоскливо и злобно произносит парень.
Ее нежная улыбка… В ней что-то знакомое. Она взрослее его последней девушки, судя по внешности. Но что-то от нее тоже есть... Какая-то детская наивность нежных губ и ласковая зрелость тела… Эта новая девушка спокойно улыбается ему… И начинает говорить. И от ее прекрасного голоса тишина теряет свою невинность… Сладостно и с тихим стоном…
- Мои сестры приходили к тебе во сне. А меня не брали с собою. Говорили, что придет мое время. И я приду. К тебе. В реальном мире. Ибо во сне моя сила не имеет саму себя. Я пришла к тебе сюда. И здесь с тобой останусь.
- Тебя никто не звал… – щуриться парень и сам не понимает, что он говорит и зачем. И почему звучит это грубо, почти рыком слова вылетают... Это просто та, что в ботах и плаще приходила – оставила внутри него часть себя. Но всё это со временем умрет.
- А меня никто не зовет. Я сама прихожу. Когда приходит мое время. Извини, что долго не появлялась. Так было нужно. Она просила так.
- Кто? – вся эта ситуация начинает надоедать ему. Никто не посмеет нарушить его покой. Гробовой. Но покой.
- Судьба. Я и поверила ей. А ты? Все так, как должно быть.
- До тебя уже была тут одна… - машет он рукой и отворачивается. Смотрит на выключатель и понимает, что смысла в нем нет. Ведь тот свет, что принесла с собой она, ничто уже не затмит и… И не заменит?
- И не одна!.. Но это было не то. Все они были не те. Просто муляжи. Я настоящая. Одна такая… в твоей жизни.
Он смотрит в ее глаза. Она не сводит своих с него. Он не скоро сможет поверить ей, но она будет терпеливо ждать приглашения остаться жить у него. Они вместе приручать их новорожденное время и… Но всё это будет потом. А пока…
Он просто смотрит в ее глаза. Она ответно глядит. Их губы касаются друг друга. И, кажется, они сливаются друг с другом…
Сцену заливает яркий свет…


Голос диктора: «Разбитую чашу не склеить так, чтоб не видно было швов. Но можно найти новую – была бы только вода, что заполнит ее. Вода чистая и прозрачная. Живая и дающая жизнь. Заживляющая все сколы…».

Девушка и парень встают. Она снимает платье, остается в купальнике. На груди ее написано розовой краской – «Любовь». Парень расстегивает рубашку. На его груди – синим цветом – «Сердце».

На сцену по одному выходят остальные актеры. Батька козыряет и внимает фуражку – на лбу его написано «Разум». Рядом с ним милая женщина средних лет, уставшая на вид. Она расстегивает кофту и там написано белым цветом – «Совесть». Тут же стоит девушка в черных ботах и с черными губами. Она снимает черный плащ, остаётся в кожаной маечке и шортах. И всё её тело расписано повторяющимся словом «Боль».

Всё встало на свои места. Спасибо актерам. Спасибо зрителям. Занавес. Он опускается. И на нем одно слово написано – «Судьба».