Национальное достояние

1
В просторном зале президентского дворца за круглым столом сидят люди в черных фраках. Их лица сосредоточены. Перед каждым из них лежит совершенно чистый лист белоснежной бумаги.
– Господа! – голос председателя сегодня звучит особенно торжественно. – На нас возложена высокая миссия. Прошу отнестись к ней с максимальной ответственностью.
Перед закрытой дверью в зал заседаний толпятся журналисты и телерепортеры и терпеливо ждут. Уже вечер. Наконец-то голосование закончилось. Члены Международного комитета, уставшие, выходят из зала. Их сразу же окружают охотники за сенсацией.
– Кого избрали? – всех мучает один и тот же вопрос.
– Пока непонятно.
– Как так? – пишущая братия в замешательстве.
– Неужели не нашлось достойных?
– Не в этом дело. Достойных много. И даже лучшего среди них нашли. Но надо кое-что проверить. В общем, потерпите недельку. Скоро все узнаете.
– Ничего себе, недельку, – шушуканье в кулуарах. – Это почти целую вечность в томлении. А вдруг другие опередят? Ну уж нет. Информацию надо добыть любой ценой, хоть какую, пусть неточную. Ежели что, сами додумаем, не впервой.
– А в чем, собственно, проблема?
– Так ведь избранника предупредить сначала надо. А его найти не могут.
– А позвонить ему никак нельзя?
– Пытались. Говорят, с телефоном неполадки.
– А я слышал, что у него вообще телефона нет.
– Как так? Он что, в Антарктиде живет?
– В России.
– Тогда понятно. Как там у них: "Умом Россию не понять…"
– И что же все-таки решили?
– Человека послали.
– А он справится.
– Должен справиться. У него корни российские. Его дед – русский эмигрант. И сам он по-русски неплохо говорит.
– Все это хорошо, Но не забывайте господа – Россия – это… Россия. У них даже пословица на эту тему есть "Не говори гоп, пока не перепрыгнешь"
2
Константин Петрович проснулся оттого, что в окно, не задернутое шторкой, заглянула луна, осветив его лицо. Времени четвертый час утра. Надо бы подремать еще пару часов, но вместо сна внезапно нескончаемой чередой нахлынули воспоминания.
В тот день он, боясь проспать, проснулся так рано, что мама опять уложила его в кроватку, сказав: "Спи мой сыночек, не волнуйся, я сама тебя разбужу". Это было первого сентября – день, когда он в первый раз пошел в школу.
– Дорогие мои первоклассники! – вещал с высокой трибуны директор школы, седовласый, в строгом костюме. – На вас возложена большая ответственность. Не так давно закончилась война с немецко-фашистскими захватчиками. Наша страна должна в кратчайшие сроки восстановить разрушенные заводы, фабрики, и построить коммунизм! И не кто-нибудь, а вы, будущие строители коммунизма должны…
Маленький мальчик, стоявший среди сотни таких же, как он ребятишек, слушал директора и искренне верил в то, что именно от него зависит будущее процветание великой страны, в которой ему посчастливилось родиться. И если он будет плохо учиться, то Великий Советский Союз не сумеет противостоять злобным пособникам капитализма, старающимся разрушить, растоптать светлые завоевания трудового народа.
Пролетели незаметно школьные годы. Пришла пора выбрать свой путь в жизни. В то утро он проснулся ни свет ни заря. И мама, накинув на плечи пуховую шаль, обняла его за плечи, поцеловала в лоб. "Спи мой хороший, я сама тебя разбужу".
– Дорогие первокурсники! – воодушевленно говорил ректор. – Вы поступаете в наш институт в нелегкое для страны время. Империалисты всех мастей пытаются сокрушить социалистический строй. Время трудное, но счастливое. На вас и только на вас возложена нелегкая задача – учиться, учиться и еще раз учиться на благо нашей великой Родины. Так говорил Великий Ленин, к этому нас призывает Коммунистическая партия – авангард нашего народа. Совсем недавно мы запустили в космос спутник. Но уже недалек тот час, когда человек сумеет преодолеть притяжение Земли и полетит к звездам. Для этого надо…
Он верил ректору и учился, учился и еще раз учился. Потому что знал, только от него зависит, сумеет ли советский человек первым протянуть руку к далеким галактикам.
Вспомнилось еще одно утро, когда опять он проснулся ни свет ни заря.
– Поспал бы еще, сыночек, а я тебе пока завтрак приготовлю, – постаревшая мама прижалась щекой к плечу сына.
– Не могу, мамочка. Ты же знаешь, какой сегодня день. Сегодня я в первый раз иду на работу. Мне крупно повезло, меня и еще пятерых отличников распределили в научно-исследовательский институт. Надо прийти пораньше. Сам директор назначил встречу, профессор, доктор наук, в общем, выдающийся человек – светило. Боюсь опоздать. Вдруг с транспортом задержка выйдет?
Директор института оглядел их суровым взглядом.
– Вы лучшие из лучших. Именно поэтому вам оказана большая честь. Вы будете работать в отделе Главного конструктора. Нам нужны светлые головы. Обстановка в мире сами знаете какая. Надо любыми способами крепить обороноспособность страны, чтобы милитаристы всех мастей не могли даже думать о том, чтобы посягнуть на нашу с вами Родину. Вам, молодым, держать ответ перед будущим.
Другое воспоминание. Еще не рассвело, а он уже на ногах, втыкает в розетку чайник и, пока кипятится вода, одевается.
Над кроватью в деревянной рамочке висит портрет мамы.
– Прости, мамочка, тороплюсь, – он дожевывает бутерброд, запивая чаем. – Сама знаешь, какой сегодня день. У твоего сыночка сегодня защита диссертации. Волнуюсь. Говорят, сам Лев Давидович Ландау интересовался, обещал зайти.
Еще одно воспоминание, относящееся уже к эпохе безденежья, царившей в России в конце девяностых годов.
Встав рано утром, он достает из кухонного шкафа небольшую пластиковую коробку для продуктов, кладет в нее пару вареных картофелин и несколько тощих килек, чтобы не ходить весь день голодным, потому что на столовую денег у него нет.
– Прости меня, мамочка, тороплюсь, – он с виноватой улыбкой смотрит на портрет. – Видишь, как оно получилось. В стране перестройка. Перестраивают все, что можно. Институт закрыли. И оказался твой сыночек никому не нужен. Пойду, попытаю счастья в другом месте.
– Я побежал дорогая, – он чмокает спящую супругу в щеку. – Если повезет устроиться на работу, вернусь поздно вечером, а если нет, то приду к обеду.
– Иди, иди, – бормочет сквозь сон супруга. – Дверь только захлопни! А то последнюю рубаху утянут.
Найти новую работу сразу не удалось. Константин Петрович, как многие в то время, решил заняться бизнесом и вложил в дело все имевшиеся средства. Но его подставили, "кинули", "лоханули", как выразился один его знакомый.
Жена ушла от бизнесмена-неудачника, разменяв квартиру. Константину Петровичу досталась малосемейка, а из мебели только стол, стул и портрет любимой мамы.
Вскоре к нему на новую квартиру пришли трое плечистых парней с накачанными бицепсами и толстыми загривками. На них были надеты короткие черные кожаные куртки, спортивные трико с красными лампасами и норковые кепки.
– Ну, ты! – мрачно произнес один из них, лениво пережевывая жвачку. – Когда долги собираешься возвращать?
– Ребята, я ведь отдал, сколько занимал, – удивился Константин Петрович.
– Ты че простачком прикидываешься, дядя? Ишь ты, ушлый какой! А про проценты забыл? Еще столько же набежало.
– Нет у меня денег, – Константин Петрович беспомощно развел руками. – Может, через месяц…
– Через месяц уже другая сумма накапает. Ты знай, мы счетчик включили, – вставил другой. – Если у тебя с "бабулями" напряг, ты хату подпиши.
– А я где жить буду? – поник головой Константин Петрович.
– Какая нам разница? – осклабился третий. – Если не хочешь, чтобы мы тебя на могилках прописали, шевели рогом шустрее.
– Короче, мужик, ты сам выбирай, кому звонить будешь, нотариусу или гробовщику. А мы через неделю подкатим.
Оскорбленный и униженный Константин Петрович выбрал нотариуса. Понимая, что жить ему спокойно не дадут, он оформил дарственную на квартиру и подарил ее своему ученику, вынужденному вслед за ним уйти из института, а сам исчез в неизвестном направлении. Россия – страна большая. Человека в ней найти, все равно, что иголку в стоге сена отыскать.
3
Прилетевший из-за рубежа самолет выпустил шасси и, пробежав по бетонке, приземлился на утренней зорьке в международном аэропорту "Шереметьево". Пассажиры один за другим спустились по трапу и направились в аэропорт.
У терминала среди встречающих стоял мужчина лет тридцати в синей джинсовой куртке и кого-то высматривал среди прилетевших пассажиров.
– Простите, – шагнул он навстречу молодому парню с небольшим рюкзачком за спиной. – Вы Эдуард?
– Можно просто, Эдик, – парень протянул руку для приветствия. – А вы, как я понимаю, Михаил? Очень приятно.
– Меня уже ввели в курс дела, – Михаил пожал протянутую руку. – Когда начнем?
– Немедленно.
– Тогда прошу, – Михаил распахнул дверцу "Нивы". – Куда едем?
– В институт, – Эдик достал из кармана электронную записную книжку и, найдя нужную информацию, показал Михаилу. – Вот адрес.
Они остановились перед красивым трехэтажным зданием, отделанным синей плиткой с высокой мраморной лестницей.
– Приехали, – Михаил с трудом припарковал "Ниву" среди иномарок, боясь ненароком поцарапать шикарные авто – потом ведь не расплатишься.
– Неплохо для института, – произнес восхищенный Эдик. – Скажу тебе, что на Западе не всякий университет может позволить себе такую роскошь.
– Да, наверное, – хмыкнул Михаил и пробурчал едва слышно. – Что-то меня сомнение одолевает. Туда ли мы приехали?
– А мне говорили, что в России полный развал, что российская наука умерла, – радостно восклицал Эдик. – Теперь я вижу, что все это враки.
– Пойдем, на всякий случай вывеску на двери почитаем, – предложил Михаил.
Они взбежали по мраморной лестнице. Вывески не было. Стеклянные двери, оснащенные электронной системой, распахнулись перед ними, но в фойе им преградил дорогу рослый охранник с короткой стрижкой в строгом черном костюме, белоснежной рубашке с галстуком, с сотовым телефоном в руке.
– Вы к кому?
– Это институт? – поинтересовался Михаил.
– Частное заведение, – уклончиво ответил охранник.
– Мы к директору, – буркнул Михаил
– От кого?
– Сами по себе.
– Директор в отъезде, – охранник смотрел на них оценивающим взглядом, явно не собираясь пропускать их дальше входа.
– Почему нас не пускают? – поинтересовался Эдик.
– Директор в отъезде, – повернулся к нему Михаил.
– Да и бог с ним, – безмятежно махнул рукой Эдик. – Нам же не директор нужен, а другой человек.
– В том то и дело, что без директора мы ничего не сможем сделать, – вздохнул Михаил, начиная понимать, что заведение, где они оказались, вовсе не институт.
– Значит так, – обратился он к охраннику. – Позвони боссу, скажи, что мы из-за бугра прибыли. Разговор есть.
Охранник набрал номер телефона.
– Сан Саныч? К вам тут двое посыльных подъехали…, сейчас узнаю.
– Откуда конкретно? – спросил у Михаила охранник, прикрыв трубку телефона рукой.
– Из Международного комитета по премиям.
– Говорят из комитета по каким-то премиям.
– Чем им надо? – донеслось из трубки
– Шеф интересуется, с какой целью, – перевел охранник.
– Ищем одного вашего работника, – уклончиво ответил Михаил.
– …ходят… всякие… гони их в з…, – донеслось из трубки.
– Сан Саныч не может вас принять. Он сегодня очень занят, – перевел охранник. – Сами понимаете, деловой человек, встречи, совещания. Зайдите на следующей неделе.
– Эй-эй, постой! – воскликнул Михаил, чувствуя, что им дают от ворот поворот. – Ты что, не понял? Это же международное признание. Да его сам президент знает, американский.
– Сан Саныч, простите, тут небольшое уточнение, – Ребята не просто так нарисовались. Они лично с президентом знакомы. Видать, по его наводке и прибыли… Ага…, хорошо…, понял…, будет сделано.
– Сан Саныч сейчас на даче. У него появился небольшой перерыв в работе. Он вас примет. А чтобы вы не плутали. Вас наш сотрудник проводит, – охранник позвонил кому-то. – Толян, подкати к стоянке. Проводишь тут одних к шефу. Давай скоренько.
Сан Саныч был невысок ростом, с лысеющей головой. На вид ему было не более сорока лет. Он встретил их в бассейне под стеклянной крышей, где принимал водные процедуры. Он вылез из воды, накинул халат и распростер руки навстречу гостям.
– Мужики, проходите, ждем вас. Сейчас накатим по одной, чтобы разговор клеился. А для начала можно и окунуться.
Потом они сидели в гостиной, пили коньяк из маленьких рюмочек и баварское пиво из высоких хрустальных стаканов, закусывали свежими омарами. Что и говорить, разговор получился задушевный.
– Я и не знал даже, что в том здании институт раньше находился, – признался Сан Саныч. – Мне он достался, после того как его бывшие хозяева в аренду подряд лет пять сдавали. Представляете, сколько хламу осталось от этих арендаторов? Мои рабочие полмесяца только мусор выносили, да обои наклеенные срывали. Несколько слоев обоев. Самые первые еще на газету "Правда" были наклеены.
– Так, говорите, институт могучий был? – Сан Саныч задумался. – А не восстановить ли мне его? Надо прикинуть, может он мне будет выгоднее, чем гостиница с банкетным залом и сауной. Всякие там международные договора, встречи. Мне все равно надо куда-то деньги инвестировать. Вот и вложу их в науку.
– Дело хорошее, но ученые, наверное, все давно поразбежались, – предположил Михаил.
– Об этом не волнуйтесь, – Сан Саныч сделал успокаивающий жест рукой. – Я обратно всех соберу. Мои ученые такие бабки будут получать, что им не надо будет на других работах вкалывать.
– Так что, спасибо за идею. Выпьем за нее, – Сан Саныч разлил еще по стопарику. – Как только воплощу, приглашу на открытие.
– Ну а с нами-то как? – напомнил Михаил цель своего визита.
– Сейчас, узнаем, – Сан Саныч набрал номер телефона. – Алло, Вовчик, привет, дорогой! Просьба к тебе небольшая есть. Пробей одну фамилию по паспортным столам.
4
– – Как наши дела? – спросил Эдик, когда они ехали от гостеприимного бизнесмена.
– Все отлично, – Михаил показал ему бумажку. – Это адрес того, кого мы ищем.
– Так поехали скорее?
– Да мы и так быстро едем. Домчимся в два счета. Здесь недалеко.
На их звонок дверь открыла женщина средних лет с усталым лицом.
– Мы по поводу вашего мужа, – пояснил Михаил. – Хотели бы с ним встретиться. Да вот не знаем, как его найти.
– А вы кто будете? – поинтересовалась женщина. – С работы или из ЖЭКа?
– Мы из газеты. Хотим написать статью о жизни ученых в России.
– Ну и пишите. Муж то мой при чем?
– О, ваш муж очень хорошо известен в научном мире. Он ведь в институте работает?
– Ну и что?
– Так подскажите, как его найти?
– А чего его искать? Вон он, отдыхает, – женщина крикнула кому-то в другой комнате. – Василий, к тебе!
– Радуйся! – Михаил незаметно для женщины оттопырил большой палец руки и показал его Эдику. – Все оказалось не просто, а очень просто.
– Эй, академик электрических наук, хватит диван плющить. Выйди к людям, – еще раз крикнула женщина.
– Слышишь, – шепнул Михаил Эдику. – Академик. У нас это о-го-го, какая шишка.
Из комнаты, позевывая, вышел плотный мужчина в мятых трико с пузырящимися коленками и синей майке, едва прикрывающей округлый живот.
– Чего надо, – спросил он. – Леонидыч что ли послал? Опять эти горе-ученые систему спалили? Ну и воткнули бы сами пробки. Отдохнуть спокойно человеку не дают.
– Мы пришли сообщить вам радостную весть. Ваши выдающиеся открытия наконец-то оценены по достоинству.
– Ты че, с дуба рухнул? – недоуменно поглядел на него Василий. – Ничего я не открывал. Ну, точно. Я как в воду глядел. Опять, наверное, что-нибудь сожгли, а на меня свалить хотят. Мол, я что-то там открыл.
– Простите, – Михаил почесал в затылке. – Вы же в научно-исследовательском институте работаете?
– Ну, в нем работаю, – подтвердил Василий. – Электриком.
– Извините, мы разыскиваем Константина.
– Так бы сразу и сказали, – облегченно протянул Василий. – Это первый муж моей супружницы. Валентина, ты не знаешь, где твой Костян скрывается?
– Какой он мой, – выглянула из комнаты Валентина. – Уж десять лет как не живем. Даже не переписываемся. Как разъехались по разным квартирам, так и забыли друг о друге. У меня своя семья, у него, наверное, тоже.
– А вы адрес его не помните?
– Как не помнить? Помню. Записывай.
Выйдя из подъезда на улицу, Михаил победно взглянул на грустного Эдика.
– Не отчаивайся, найдем мы твоего ученого. Напишешь ты о нем свой репортаж.
– Может, сегодня к нему съездим? – робко спросил Эдик.
– Давай лучше завтра с утра, – предложил Михаил.
– А если он утром уедет на работу, и мы его не застанем? – засомневался Эдик.
– Хорошо, поедем сегодня, – согласился Михаил.
Они подъехали к старому пятиэтажному зданию, построенному еще во времена Никиты Сергеевича Хрущева, поднялись на третий этаж, позвонили в дверь.
– Кто там? – спросил из-за двери испуганный женский голос.
– Извините нас. Мы Иванова ищем, Константина Петровича.
– Нет здесь Иванова, – произнес из-за двери все тот же голос. – Мы тут уже два года живем, до нас еще одна семья жила, а вот до нее, действительно, какой-то мужчина жил. Но он толи, спился, толи проворовался, только продал квартиру, а сам делся неизвестно куда. Может, бомжем стал. Вы поспрашивайте у них. Они все друг друга знают.
– Спасибо за совет, – Михаил был мрачен. – В этом городе тысячи бездомных и сотни мест, где они могут прятаться? Как найти среди них твоего ученого? Может, он, действительно, спился?
– Нет, – отрицательно покачал головой Эдик. – Не может такого быть. Он совсем недавно статью в журнал прислал.
– Тогда пойдем в милицию, – решительно проговорил Михаил. – Искать пропавших людей – это их задача.
– А к ним сейчас не поздно? – устало спросил Эдик.
– К ним никогда не поздно.
5
В ближайшем отделении милиции за стеклянной перегородкой сидел крепкого телосложения милиционер с лысеющей головой в чине лейтенанта и читал газету.
– Мы к вам за помощью, – Михаил наклонился к маленькому окошку в стеклянной перегородке.
– Слушаю вас, – лейтенант отложил газету в сторону.
– Мы одного человека разыскиваем. Не могли бы Вы нам помочь?
– Обращайтесь в паспортный стол, завтра с десяти часов утра.
– Там мы уже были. Адрес его взяли.
– Так что же вам тогда еще надо?
– Не проживает он по этому адресу. Соседи говорят, что бомжует. Вот мы и решили обратиться к вам за помощью.
– Давайте его фотографию.
– Нет у нас фотографии.
– Хм-м, – лейтенант подозрительно посмотрел на них. – Ну а приметы особые знаете?
Михаил взглянул на Эдика. Тот отрицательно покачал головой.
– Тогда хоть внешность его опишите.
– Не знаем, – Михаил развел руками.
– Как же вы хотите найти человека, а сами ничего о нем не знаете? – удивился лейтенант.
– Да мы сами его никогда не видели, – признался Михаил.
– Так! – лейтенант привстал из-за стола. – А ну-ка покажите ваши документы.
– Документы наши в порядке. Я журналист, а это мой коллега из-за границы, – Михаил протянул журналистское удостоверение. – Могу паспорт показать, если желаете.
– А зачем вы его разыскиваете?
– Он видный ученый и мы хотим о нем статью написать.
– Как же мы найдем вашего ученого, если нет ни его фотографии, ни примет? – засомневался лейтенант.
– Я понял! – воскликнул вдруг Эдик. – Его надо спросить по-английски. Я уверен, что он ответит.
– Это если предположить, что другие английского не знают, – вставил Михаил.
– Достаточно верное предположение, – кивнул головой лейтенант и снял трубку телефона. – Аксенов? Ты когда зачистку собираешься делать? Сегодня? Во сколько? В пять часов утра? Это хорошо. Я тут тебе двух сопровождающих надыбал. Журналисты. Прикинь! Разыскивают одного своего знакомого бомжа, который по-английски умеет балакать. Помоги людям…. Да я прекрасно понимаю, что у тебя у самого проблемы с английским. Ты об этом не горюй. Они сами спросят. Ты только доставь их в один из тараканников.
– Придется вам с Аксеновым идти, – предложил лейтенант. – А то он по-английски совсем не шпрехает. В общем, в четыре часа утра выезд, в пять – зачистка. До этого времени можете по городу погулять или у нас посидеть. Чайку нальем.
– Мы лучше по городу погуляем, – решил Михаил. – А почему так рано, в пять часов утра.
– Это для того, чтобы все "постояльцы" успели вернуться, – хохотнул лейтенант и, наклонившись к окошку, поинтересовался тихо. – А что, товарищ, точно из-за границы?
– Точно, подтвердил Михаил.
– Лабуды никакой про нас не напишет? – засомневался лейтенант.
– Об этом не беспокойтесь, – заверил его Михаил. – Я прослежу.
6
Сколько себя помнит, Исуда всегда жила в этой пещере. Ее узкая нора была проделана между двух длинных камней. В норе всегда было одинаково тепло.
Пещера была большая по размерам. В потолке светилось квадратное отверстие. Чтобы вылезти из пещеры наверх, сильные самцы подносили к отверстию две длинные жерди, сбитые между собой поперечинами. По этим поперечинам они вылезали наверх, а потом убирали их, чтобы чужие не смогли проникнуть в пещеру.
В пещере всегда стоял полумрак. Ночью самцы, возвращавшиеся с охоты, приносили добычу и варили ее на костре.
Почуяв дурманящий запах пищи, Исида выползала из своей норы, где была в относительной безопасности. У нее был врожденный дефект – ступни ног были направлены вовнутрь. Она с трудом могла ходить. Своих родителей она не помнила.
Когда ей было лет шесть отроду, ей впервые сделали больно. Молодой самец протиснулся в ее убежище, и, задрав кверху прикрывающие хрупкое тельце лохмотья, навалился сверху. После этого случая, она долгое время не вылезала из норы, пока тот же самец не позвал ее.
– Исуда, – крикнул он и протянул пищу.
Она была голодна и поэтому неосторожно вылезла на его зов, чуть дальше, чем надо, чтобы схватить кусок и снова спрятаться в нору.
Он поймал ее за руку и, вытянув из норы, развернул к себе задом.
– Пшел! – вдруг раздался за ее спиной грубый возглас, и она, оглянувшись назад, увидела, как более сильный самец оттолкнул слабого и занял его место.
– Исуда! – услышала она знакомый оклик под вечер следующего дня и, поняв, что ее так зовут, выползла из норы.
Самцы часто приносили с охоты белую жидкость в стеклянных бутылках. Иногда этой жидкостью угощали и ее. Жидкость была горькая и обжигала горло. В малых количествах она затуманивала сознание и тогда Исуда испытывала легкость и веселье. А если выпить слишком много, то на утро болели голова и живот.
Исуда часто видела, как опьяненные этой жидкостью бородатые самцы и самки с отвислыми грудями плясали до упаду вокруг костра. Потом самцы начинали драться между собой за возможность первым обладать самкой помоложе. Причем, эти драки носили скорее ритуальный характер, потому что пьяной самке было безразлично, сколько самцов ее возьмет. И даже наоборот, некоторым самкам, особенно старым, нравилось, когда их поочередно брали сразу несколько самцов.
Старых самцов в пещере не любили. Считали, что от них нет никакой пользы. Когда кто-нибудь умирал от побоев или от слишком большой дозы выпитой горькой жидкости, другие самцы уносили его из пещеры. Куда они его девали, Исуда не знала.
Иногда в пещере появлялись новые члены. Если это был самец, то ему надо было сначала доказать, что он достоин того, чтобы жить вместе с ними. Зачастую это выяснялось в драке, причем, нередко на новенького нападали сразу несколько самцов. Его избивали, иногда до потери сознания, а потом, если выживал, принимали в стаю. Самкам было легче. Новую самку редко били, часто поили горькой водой, а потом мужчины племени, те, кто хотел, по очереди совокуплялись с ней.
Однажды под утро, когда Исуда спала в своей норе, а остальные самцы и самки, опившись горькой воды, лежали вповалку на заплеванном затоптанном полу, вдруг яркие лучи света вспороли пещерную тьму, потом грянул гром.
Исуда поняла, это пришли Чужие, о которых рассказывали опытные самцы, приходящие с охоты. Чужие громко кричали, хватали самцов и самок, связывали им руки и поднимали наверх.
Исуда затаилась в своем убежище. Ей было очень страшно.
Когда все ее соплеменники были схвачены, двое Чужих подошли к ее норе и осветили ее ярким светом, так, что Исуде пришлось закрыть глаза. Ее маленькое сердце трепетало от страха, как у птенчика, зажатого в руке охотника.
– Иди сюда, – позвал чей-то голос. – Не бойся.
"Он назвал меня по имени, – подумала Исуда. – Он знает, как меня зовут. Может, он просто овладеет мной, как это делали другие самцы, и отпустит?
Она вылезла из норы, спустила с бетонной плиты на земляной пол неходячие ноги и, повернувшись к ним задом, задрала подол юбки.
7
Два милицейских бобика и одна большая машина с железным кузовом, похожая на те, в которых развозят продукты, но только с решетками на маленьких оконцах, остановились на окраине города возле гаражей. Из машин вышли шестеро омоновцев с мощными фонарями в руках, а следом за ними Михаил и Эдик. Кроме пистолетов, омоновцы были вооружены резиновыми дубинками, получившими в период перестройки название "демократизаторы".
– Не шуметь, – предупредил их Аксенов, руководивший операцией. – Попрыгайте, не бренчит ли что в карманах. Чтобы ни звука.
В полной темноте они прошли вдоль лесополосы примерно с полкилометра и вскоре вышли к большому строению, сложенному из бетонных блоков.
– Это распределитель городской теплотрассы, – пояснил омоновец. – Там наши бомжи и кучкуются. Тепло круглый год.
Омоновцы бесшумно подкрались к распределителю и блокировали вход.
– Ну что, готовы? – шепотом спросил старший. – Начинаем.
Шесть фонарей, включенные одновременно, осветили большое помещение, где среди переплетения труб прямо на бетонных блоках были набросаны старые грязные одеяла, матрасы, на которых спали десятки человек.
– Атас! Менты! – раздался истошный визг.
– Всем оставаться на своих местах! – прогремел в рупор голос омоновца. – Иначе будем стрелять!
В подтверждение своих слов он вытащил из кобуры пистолет и нажал на курок. В замкнутом помещении звук выстрела показался Михаилу оглушающим.
– Никого не убьет? – всполошился Эдик, втягивая голову, боясь, что пуля отрикошетит в их сторону.
– Не бойся, патрон холостой, – успокоил его старший. – Мы всегда так делаем. Психологическая атака. Чтобы не буянили.
В это время подъехали машины, оставленные у гаражей.
– Выходите по одному! Не бойтесь. Отмоем, оденем, накормим, установим личность и отпустим на все четыре стороны.
– А как же наш подопечный? – напомнил Михаил цель их визита.
– Это тот, который по-английски умеет говорить? – усмехнулся омоновец. – Ну, давайте обращайтесь к нему, только быстрее.
– Константин Петрович, отзовитесь! – прокричал Михаил. – Мы Вас ищем. Нам очень надо с вами встретиться.
– Мистер Константин Петрович! – крикнул в рупор по-английски Эдик. – Мы Вас разыскиваем. Пройдите, пожалуйста, к выходу.
– Ты у Диогена спроси, – раздался хриплый голос. – Он всех знает.
– У кого спросить? – не расслышал Эдик.
– У Диогена, – пожал плечами Михаил.
– Похоже, нет здесь вашего подопечного, – омоновец скептически поглядел на Эдик. – Нет, так нет. Садитесь в крайнюю машину. Отвезем вас домой.
8
Двое шли по городу и поглядывали по сторонам, как будто кого-то выискивали.
– Хороший город, – хмыкнул Эдик. – Маленький, уютный.
– Неужели он хорош только тем, что маленький.
– Вовсе нет, – замахал руками Эдик. – Прости. Я не хотел обидеть твои чувства. Я знаю, что вы, россияне, гордитесь своей страной и тем, что вы русские.
Навстречу им из переулка вышел бомж с рваным полиэтиленовым пакетом, полным сплющенных алюминиевых банок из-под кока-колы, и грязным холщовым мешком на плечах.
– Как ты думаешь, – спросил Эдик. – Он знает Диогена?
– Думаю, знает, – уверил его Михаил. – Диоген – личность известная.
– А я сомневаюсь.
– Давай, на всякий случай, спросим.
Бомж рыскающим взглядом обшаривал кусты, в надежде, что какой-нибудь студент бросил туда выпитую бутылку из-под пива, оставшуюся незамеченной его коллегами по ремеслу.
– Эй ты, пойди сюда! – поманил его пальцем Михаил.
– Че надо? – хрипло спросил бомж, повернув в их сторону небритую физиономию со следами синяка трехдневной давности.
– Как звать?
– Леха.
– Ты Диогена знаешь?
– И че?
– Где нам его найти?
– А ты че, мент?
– Нет, не мент, – Михаил полез в карман, достал десятку.
– Полтинник давай, – запротестовал бомж.
– Ну, ты Леха наглый, – Михаил скривил лицо, однако достал пятидесятирублевую купюру.
– Там, во дворах, – бомж засунул деньги в карман замызганных штанов.
– Где там?
– Там, говорю, – Леха махнул рукой. – По тропинке иди. Увидишь гараж рядом с оградой.
– Умные у вас бомжи! Так хорошо знают Всемирную историю, – восхитился Эдик. – Надо же, какое интересное имя у бомжа – Диоген.
– А что тут особенного, – пожал плечами Михаил. – По сути дела древнегреческий Диоген тоже был бомжем. Жил в бочке. Согласись, бочку трудно назвать жилищем.
– Что ты! – возмутился Эдик. – Разве можно великого философа называть бомжем.
– По-твоему, если человек – философ, то он обязательно должен иметь квартиру? – скептически спросил Михаил. – В нашей стране такая философия не срабатывает. У нас большинство философов и прочей ученой братии, хоть и с определенным местом жительства, но по уровню жизни ненамного отличаются от бомжей.
За разговором они не заметили, как по тропинке дошли до гаражей. Рядом с железной оградой возле открытого канализационного люка сидел старик с седыми прядями свалявшихся волос, в его всклокоченной бороде запутались хлебные крошки. Рядом с ним на "Парламентской газете" был разложен завтрак – полбуханки черствого хлеба, мятый помидор, подгнивший с одного бока апельсин, обгрызенный кусок селедки и бутылка, в которой плескалось на четверть водки.
– Ты Диоген? – спросил Михаил.
– Ну, – пробасил тот, засовывая в рот помидор.
В открытом окне соседнего дома мелькнуло лицо пожилой женщины. Старушка с любопытством смотрела на них и, казалось, прислушивалась к разговору.
– Вы есть последователь знаменитого древнегреческого философа? – воскликнул Эдик. – Можно я вас сфотографирую?
Он достал фотоаппарат.
Старушка в окне исчезла.
– Вы здесь живете, так же, как ваш знаменитый предшественник? Вы выбрали этот способ жизни по политическим мотивам?
– Да какие там политические, – махнул рукой Михаил. – Человеку просто негде жить. Вот и вся политика.
В это время к ним подкатила милицейская машина. Из нее выскочили трое милиционеров и, без долгих разговоров, схватили их под руки и затолкали в машину.
– Что вы делаете? У меня удостоверение! – только и успел крикнуть Михаил.
– А у нас целых три, – ответил ему милиционер. – Заткнись. Приедем, разберемся.
9
– Александр Филиппович, у нас ЧП.
– Что там еще стряслось?
– Задержали двух подозрительных типов. Один из них москвич, а другой вообще иностранец. Говорит, что ученый, но я думаю, что или с радио или из газеты.
– Почему думаете, что он иностранец?
– Плохо говорит по-русски.
– Сейчас многие плохо говорят по-русски, – махнул рукой Александр Филиппович. – Зачем задержали-то?
– Так они бомжа фотографировали. Для чего, спрашивается? Хорошо, что хоть жители города бдительны. Позвонила одна гражданочка, из дома напротив. Предупредила.
– Действительно, для чего? – Александр Филиппович задумался. – Выборы не за горами. Компромат на меня кто-то пытается собрать? Но кто? Неужели из коммерсантов. Нажили деньги на торговле, теперь к власти рвутся, город к рукам прибрать хотят.
– Говорят, бомжа Диогеном зовут.
– Диогеном? – переспросил Александр Филиппович. – Как того философа, что в бочке жил? А этот, значит, в канализационный колодец себе облюбовал? И что же он, философствует или тихо себя ведет?
– Пока тихо, Но кто его знает, что он может выкинуть?
– И то верно, – Александр Филиппович снял трубку телефона. – Юленька, соедини меня с Калитиным…. Алло, доброго здравия Сергей Иванович. Мы сегодня в пять часов вечера собираемся навестить одного человека…. Да? Ты уже знаешь? Откуда? Ах, свои каналы! Молодец! Лаврентий Берия позавидовал бы. Ну, так ты подготовь досье на этого самого Диогена и давай вместе с нами.
– А ничего если я раньше подъеду? – уточнил Калитин.
– Подъезжай раньше, если что, покараулишь, чтобы до моего прихода не сбежал, – разрешил Александр Филиппович и нажал кнопку селекторной связи. – Юленька! Соедини с комитетом по социальному страхованию. Да с Юрием Владимировичем, – Александр Филиппович сузил глаза. – Сейчас узнаем, чем этот кретин занимается.
– Алло! Юрий Владимирович, здравствуй дорогой. Ты уже в курсе, что наших бомжей иностранные корреспонденты фотографируют? Да…, задержаны с поличным. А ты случайно не знаешь, кто должен следить за тем, чтобы по улицам города бомжи не шатались? При чем тут милиция? – Александр Филиппович возвысил голос, едва сдерживая гнев. – Они свое дело знают. Их задача преступников ловить, а следить за тем, чтобы наши обедневшие граждане не шлялись по улицам – это твоя прямая задача. Я понимаю, что бомжей много, а денег на их реабилитацию государство выделяет мало…. Я понимаю, что их отмоешь, а они опять в канализацию лезут…. Ты оставь другим эту философию. Кстати, о ней, родимой. Завелся тут в наших краях один философ. Диогеном кличут. Не слышал о таком? Тогда, подъезжай ко мне, вместе поедем, познакомимся.
10
Возле гаражей, рядом с оградой, возле которой находился люк теплотрассы, на небольшой дощечке сидел старик. Около него стояли несколько человек. Светило солнце, пробиваясь лучами сквозь густую зелень деревьев. Во всю чирикали воробьи.
– Вам слово, Сергей Иванович, – проговорил Александр Филиппович.
– Значит так, – Калитин достал из черной кожаной папки исписанный лист бумаги. – Мы тут навели кое-какие справки. Это Геннадий Давыдов, или попросту дядя Гена, а если сокращенно – Диоген. Так, что тут у нас… родился, окончил школу… Возраст шестьдесят пять лет. Отец…, мать…, смотрите-ка, закончил исторический факультет. Учительствовал в школе, вел историю. Переболел менингитом. Был уволен по состоянию здоровья. Собрал вокруг себя кружок лиц без определенного места жительства, попросту бомжей.
– Ну и о чем же ты с ними беседовал?
– Об олигархах.
– О ком конкретно. Назови фамилию.
– О Беотроксе, через деньги рвущемся к власти. О Стекосе, подкупающем спортсменов.
– Темнишь, старик, – погрозил пальцем Сергей Иванович. – Кличками сыплешь. Кого имеешь ввиду? Березовского с Абрамовичем?
– Смотри, можешь поплатиться за это. Привлекут они тебя к ответу, – покачал головой Сергей Иванович. – В камеру хочешь сесть или сначала в психушку?
– Ну что ты человека пугаешь, – прервал его Александр Филиппович. – Березовский сам без определенного места жительства. Давно его уже органы ищут, все не могут найти. И у Абрамовича дела не блестящие.
– Все равно, лучше бы о демократии рассуждал, – хмыкнул Калитин. – Безопаснее.
– Чего о ней рассуждать? Известно, демократия – это общепризнанная бессмыслица, – парировал Дядя Гена, но, увидев, как сошлись на переносице черные брови Александра Филлиповича, осекся. – Это не я сказал – Алкивиад.
Александр Филиппович хмыкнул и, повернувшись вполоборота назад, прошептал помощнику: "Подготовь мне к завтрашнему дню справку об Алкивиаде".
– Я мэр города, – он с каким-то даже интересом разглядывал сидевшего перед ним старика. – Что я могу для тебя сделать? Есть пожелания?
Старик поднял на него слезящиеся глаза.
– Прошу тебя, не загораживай меня от солнца.
11
Потерпев неудачу, Михаил с Эдиком возвращались на машине в Москву.
– Как же так? – восклицал возмущенный Эдик. – Неужели Россия такая дикая страна, что в ней невозможно найти человека. Институт, в котором он работал, закрыли. Квартиру, где он жил занимают другие. Жена его более десяти лет не видела. Такое ощущение, что этот человек – миф. Его нет и, возможно, никогда не было. Я знаю, что в России встречаются такие шутники, которые создают несуществующих людей. Козьма Прутков – подобный пример и еще эти… Кукрыниксы. Как это… для хохмы.
– Будто у вас на Западе этого нет, – пожал плечами Михаил. – Самого Вильяма Шекспира объявили несуществующим. Мол, какие-то графоманы из высокопоставленных особ, не то пэры, не то сэры, собрались и написали вот так запросто пяток выдающихся произведений, которые по сей день, считаются верхом мировой драматургии. Под Эйнштейна копают. Якобы, срисовал он свою Теорию относительности из дневника своей жены.
– Это всего-навсего газетная утка, – парировал Эдик. – Но мы-то с тобой серьезные люди. Меня интересует совершенно конкретный человек, и я хочу выяснить, реальная это личность или нет.
– Если его нет, то кто же тогда пишет статьи? – шепотом спросил Михаил. – Может, действительно, собрались трое или четверо научных сотрудников за чашкой кофе, набросали статью ради смеха, да и отправили. А в журнале взяли и опубликовали?
– У нас так просто статьи не публикуют, – возразил Эдик. – Каждая статья – это результат огромного труда.
– А у нас еще в советское время был такой забавный случай, – вспомнил Михаил. – Компания известных ученых-физиков, причем, на уровне чуть ли не академиков, развлекалась тем, что стряпала авторефераты несуществующих докторских диссертаций с заведомой туфтой, но очень тонко замаскированной, и рассылала их по адресатам с просьбой прислать отзыв. А потом все смеялись над горе-учеными, попавшими на эту удочку.
– Подумать только! – продолжал возмущаться Эдик. – Когда в 1914 году австрийскому ученому физиологу Роберту Барани была присуждена Нобелевская премия, его отыскали в русском плену. Представь себе, идет мировая война. Вся Европа погрязла в крови. Везде смерть, и, несмотря на это, его сумели отыскать. До царя дошли. Потому что для научного подвига нет границ. А сейчас? В мирное время, когда Россия, считая себя достаточно цивилизованной, хочет вступить в разные международные организации и примкнуть к мировому сообществу, мы не можем найти человека.
– Вот такая она Россия, – развел руками Михаил.
– О кей! – Эдик поднял руки вверх. – Я считаю свою миссию в России завершенной.
– Зачем же сплеча рубить, – пытался урезонить его Михаил, но Эдик был непреклонен.
– К сожалению, времени уже не осталось. Ждать, когда фортуна нам улыбнется, я не могу.
– Где тут у вас телеграф? Я хочу сообщить, о том, что мои поиски не увенчались успехом. Пусть комитет пересматривает кандидатуру.
– Очень жаль! – с сожалением вздохнул Михаил. – В том, что у нас не получилось найти его, я буду чувствовать и свою вину.
Они проезжали мимо небольшого дачного поселка, возникшего не так давно.
– Вон почта, – Михаил съехал с трассы на обочину и остановил машину. – Зайдем, спросим, откуда можно дать телеграмму.
На почте к стеклянному окошку приема корреспонденции была приклеена записка "Перерыв 15 минут"
У окошка стоял мужчина лет шестидесяти. В руках он держал большой конверт.
– Давно ждете? – поинтересовался Михаил.
– Да уж минут двадцать будет, – ответил тот. – Татьяна Ивановна должна вот-вот подойти.
– Подождем и мы немного, – кивнул Михаил Эдику.
– О кей! – согласился Эдик.
– Иностранец? – спросил мужчина.
– Русский, но иностранного происхождения, – ответил за Эдика Михаил.
– Редкий типаж, – покачал головой мужчина. – Сейчас все больше наоборот. Разлетаются наши мыслители по сторонам и весям. Вот и полны закрома американские закрома иностранцами русского происхождения.
– Летят туда, где позволяют крылья расправить, – усмехнулся Михаил.
В это время пришла почтальонша.
– Вы уж меня простите, – взмолилась она. – Опять мой Виталька напроказничал. Управы на него нет. В школу бегала. Как раз к перемене успела.
– Да ладно, Татьяна Ивановна, – смущенно улыбнулся мужчина. – Я у вас отдыхаю, тут так тихо, спокойно.
– Это когда народу нет, – заулыбалась она в ответ. – А когда посетителей много, не приведи бог, как шумно. Что у Вас?
– Да вот отправить надо, – мужчина протянул ей конверт и деньги.
– Не беспокойтесь, отправим,
Мужчина попрощался и вышел на улицу.
– Давай, телеграфируй, – Михаил подтолкнул Эдика к окошку.
– Нет, – пробормотал тот и, наклонившись к окошку, спросил у Татьяны Ивановны. – Кто есть этот мужчина?
– Петрович-то? – переспросила та. – Столяром работает у Клещукова. Это наш местный предприниматель.
– А где нам его найти?
– Чего это он вас заинтересовал? – насторожилась Татьяна Ивановна. – Вы кто будете? Чего вам надо? Ходят тут всякие, людям спокойно работать не дают. Что за времена наступили!
– Ты что? – Михаил дернул Эдика за рукав.
– Я адрес на конверте заметил, – Эдик был чрезвычайно взволнован. – Это тот, кого мы ищем.
– Почему ты так решил? – не понял Михаил.
– Письмо было адресовано в научный журнал, один из самых престижных в мире. Значит, тот, кто его отправил и есть нужный нам человек. И отчество сходится – Петрович.
– Так давай его догоним, – предложил Михаил. – Он не должен далеко уйти.
Они выбежали на улицу.
Улица была пуста.
– Ну и куда он делся? – в сердцах проговорил Михаил. – Не мог же сквозь землю провалиться?
– Я думаю, он зашел в ресторан, – предположил Эдик.
– Здесь нет ресторанов, но есть закусочная, – сказал Михаил. – Зайдем туда.
В закусочной стоял душный насыщенный запах пива и соленой рыбы.
– Вон твой ученый, – кивнул Михаил Эдику, показывая глазами на столик в углу.
– Нам полтарашечку и пару воблочек, – Михаил заплатил по счету и с этим пивным набором подошел к столику.
– Извините, к вам можно присоединиться?
– Конечно, присаживайтесь, – мужчина, сделал широкий жест рукой.
– Хорошая сегодня погода, – произнес Михаил, разливая по кружкам пиво. – Самое подходящее время для активизации мыслительного процесса.
– Не слышали, – обратился он к мужчине. – Говорят, американцы открыли новый шестнадцатимерный тензор пространства-времени.
– Чего открыли, не расслышал? – переспросил собеседник, откусывая хвост у воблочки. – Темзу? Это река, которая, в Лондоне течет? Однако при чем тут американцы? В Лондоне англичане живут.
– Простите, вы сегодня на почте письмо отправляли, – спросил напрямик Михаил. – Это ваше письмо.
– Допустим, знакомый попросил? А вам какое до этого письма дело?
– А где нам найти вашего знакомого?
Петрович, насторожившись, огляделся по сторонам и вдруг крикнул:
– Ленька! Иди сюда!
– Че тебе? – к столику подошел здоровяк с бычьей шеей.
– Тут вот Петровичем интересуются.
– Да мы…, собственно говоря…, – Михаил вдруг почувствовал себя немного неуютно.
– Чево вам надо от нашего Петровича? – детина нависал над столиком непробиваемой скалой.
– Мы из газеты, – Михаил лихорадочно рылся в карманах. – Вот мое удостоверение.
– Правда, журналист, – детина кивнул головой и ухмыльнулся. – Это не опасно. Я думал, что менты или эти… полицаи налоговые. Хотя, Петровичем полицаи вряд ли заинтересуются. У него дела хуже, чем у пролетариев. У тех хоть цепи свои были. Их в металлолом сдать можно. А у Петровича и этого нет.
– Если из газеты, то давайте знакомиться, – смягчился мужчина. – Борисом Петровичем меня зовут. А Костю я давно уже знаю. Хороший человек, тихий. Пишет себе что-то в тетрадочку. Я как-то заглянул, а там одни формулы. Так ничего и не понял. Не знаю, чего он там выводит. Но мы его не обижаем. Пусть, думаем, пишет, если нравится. Однако несерьезно все это. Вон у Клещукова, хозяина нашего, и дом огромный под железной крышей, и несколько машин, а Костя, на что умный мужик, только ничего этого не имеет. И все его имущество в виде двух рубашек застиранных, да пары носков в небольшом чемоданчике умещается.
– Кто есть такой Клещуков? – поинтересовался Эдик.
– Местный воротила, – ответил Михаил.
– Воротила – это разновидность ученой степени или должность? – не понял Эдик.
– Скорее статья из Уголовного кодекса, – отшутился Михаил.
– Вот я и думаю, какая польза от этих знаний, если они кроме головной боли ничего не приносят? – хмыкнул Борис Петрович.
– А вы не проводите нас к Константину Петровичу? – спросил его Михаил.
– Отчего не проводить? Пойдемте. По пути.
Они подошли к стоящему на окраине поселка большому трехэтажному дому, скрытому за высоким кирпичным забором, и постучали в железные ворота.
– Вон он, – указал Борис Петрович. – Аллею подметает.
– Такой крупный ученый вынужден работать дворником? – недоуменно покачал головой Эдик.
– А что тут такого? – пожал плечами Михаил. – У нас многие известные личности аллеи подметали, Андрей Платонов, например, классный, кстати, писатель. Это еще Маяковский сказал "Все работы хороши, выбирай на вкус".
– Здравствуйте Константин Петрович!
– Здравствуйте, – повернулся к ним Константин Петрович.
Эдик вдруг весь как-то напрягся, вытянулся и встал по стойке смирно.
– Уважаемый Константин Петрович, – произнес он торжественным голосом. – Выполняя поручение Международного комитета по присуждению научных премий, сообщаю, что Вам присуждена международная премия по физике за выдающиеся теоретические работы в области пространственно-временной неустойчивости.
– Спасибо, если это не розыгрыш, – улыбнулся Константин Петрович. – Не ожидал, что мои работы получат такую высокую оценку среди коллег.
– Мы Вас с таким трудом разыскали, – промолвил Михаил. – Институт закрыт, по адресу не проживаете.
– А вы, разве, не знаете, где надо разыскать ученых? – в глазах Константина Петровича заискрились смешинки.
– Где?
– В библиотеке. Я в ней все свое свободное время провожу, правда, его у меня не так уж и много.
– Дорогой наш Константин Петрович! – воскликнул Эдик. – Вы обязательно должны поехать со мной, чтобы лично получить высокую награду.
– Я, к сожалению, не выездной.
– Как, в России до сих пор нарушаются права человека? – гневно воскликнул Эдик.
– Не в том дело. У нас в России сейчас многие ученые стали не выездными. Чтобы съездить за рубеж мне больше года придется работать.
– Вы меня не поняли! – воскликнул Эдик. – Премия – это не только почет и уважение, это еще и большие деньги – Сотни тысяч долларов. Вы теперь очень богатый человек.
– Хорошо, если так, – Константин Петрович переложил метлу в другую руку. – Вон моя каморка. Подождите меня там. Чай поставьте, покушайте с дороги, а я, все-таки, домету эту аллею.
2005