Теннисная история

 В одном из интервью нашего бессменного капитана сборной страны по теннису, Шамиля Тарпищева, опубликованного в не очень серьезной московской газете, которое случайно попалось мне на глаза, на вопрос корреспондента: «Какая у Вас была наиболее сложная ситуация в теннисной жизни?», он в шутку ответил:
 «Самая сложная ситуация была на матче Кубка Дэвиса между командами СССР и Израиля в Донецке. Сначала матч был под угрозой запрета (так как у нас тогда не было дипломатических отношений с Израилем). Потом его все-таки разрешили провести, но не в Москве, а в Донецке, и с условием, что не будет никакой его рекламы и, главное, чтобы не было никаких контактов членов Израильской команды с нашими людьми. И тут на матч в Донецк приезжает космонавт Игорь Волк с тремя евреями! А так как гостиница была уже переполнена, мне пришлось их поселить на одном этаже с Израильской командой. Чего это мне стоило – Вы представляете!..»
 На самом деле, Шамиль немного ошибся – евреев, приехавших с Волком, было не три, а всего полтора. Один – еврей только на половину, а второй - вообще, почти осетин, но это нисколько не умаляет заслуги уважаемого Шамиля Анвяровича в «разруливании» той комической, но действительно очень непростой ситуации.
 А дело было так:

 1. Группа поддержки.

 В конце сентября 1984 года мы приехали в г. Донецк, на матч кубка Дэвиса по теннису СССР – Израиль. Мы – это летчик-испытатель Игорь Волк, только недавно вернувшийся из космоса, где он провел неделю на станции «Салют», его партнер по парной игре, Вайковский, мой друг Саша Рабинер и я.
 На вокзале нас никто не встречал, и я договорился с очень кстати подвернувшимся шофером «Рафика», в который мы дружно залезли со своими огромными теннисными сумками, чтобы он довез нас до гостиницы «Шахтер», расположенной рядом с теннисным стадионом, где и должен был произойти этот исторический матч.
 При выходе из машины, Волк подарил шоферу календарик со своим космическим изображением. Тогда космонавты были в большом почете, и шофер долго переводил восхищенный взгляд с фото человека в скафандре на реального Игоря и обратно, не веря своим глазам, но деньги с нас все-таки взял!
 Встретивший нас в гостинице Шамиль Тарпищев, по приглашению которого мы и приехали, выглядел несколько растерянным.
 В связи с засекреченностью, а, следовательно, и с огромным интересом к этому матчу среди Всесоюзной теннисной тусовки, в гостинице свободных мест не было. Но Шамиль все-таки нашел способ нас в нее поселить. Он как-то сумел договориться с местным руководством КГБ, что мы будем жить на одном этаже с членами израильской команды, где кроме них и «пасущих» их сотрудников этой уважаемой организации никого не размещали.
 Таким образом, видимо, вопреки всем инструкциям по ограничению контактов представителей недружественной нам тогда страны с гражданами СССР, рядом с израильтянами, как по заказу, поселилась группа людей, отражающая различные слои нашего социалистического общества – от рабочего артели «Амур-золото» (в лице Рабинера) и научного работника, то-есть, меня, до государственного чиновника – работника В/О «Внешторг» (Вайковского) и летчика-космонавта. Кроме того, инструкциям, наверное, никак не соответствовал и наш национальный состав!
 Тем не менее, следуя своим обязательствам перед Тарпищевым, на протяжении всех трех дней этого напряженного матча мы ни разу с членами израильской команды не пересекались.
 Мы темпераментно болели за наших на трибунах, участвовали во встречах с журналистами, теннисными руководителями и тренерами и, конечно, играли в теннис. Я в паре с Рабинером, а Волк – с Вайковским. Для стимула, играли на ужин в ресторане. При этом, выигравшая пара старалась сделать заказ как можно дороже, изучая при этом не левую, а правую сторону меню!
 И лишь в последний день, когда стараниями совсем молодого тогда еще Андрея Чеснокова, победившего в тяжелейшем пятисетовом поединке Шлему Гликштейна, матч был выигран, молодые кэгэбэшники с нашего этажа, желая сделать что-то приятное для космонавта, с которым они имели «счастье» каждый день общаться и даже иногда вместе выпивать, устроили нам, видимо, на свой страх и риск, встречу с Израильской командой у нас в номере, которая прошла «в теплой и дружественной обстановке» и ни к каким международным конфликтам не привела.
 Приехали мы тогда в Донецк не только в качестве зрителей, но и, учитывая новый статус Игоря – «Летчик-космонавт СССР» - как некая специальная группа поддержки нашей команды.
 Волк к этому времени планировался на пост Председателя Всесоюзной теннисной федерации, к чему мы с Вайковским приложили определенные усилия, и эта поездка, видимо, по мнению Тарпищева, должна была дать возможность теннисной общественности, собравшейся здесь, познакомиться или хотя бы посмотреть на будущего Председателя.
 Тогда, по старым советским традициям, спортивные федерации возглавляли, как правило, не спортивные специалисты, а известные в стране люди, к которым относились, конечно же, и космонавты.
 Председателем федерации тенниса СССР в то время был космонавт Борис Волынов. Мне его фамилия запомнилась по шуточному, «народному» описанию их группового космического полета, вместе с космонавтами Шаталовым, Хруновым и Елисеевым. Видимо, из-за отсутствия в прессе какой-либо внятной информации о цели их полета, оно звучало так: «Шатались, шатались, волынили, волынили, ни хруна не сделали и еле-еле сели.»
 Волынов ничем особенным себя в качестве Председателя не проявил, активностью и пробивными способностями не отличался - сидел себе в своем кабинете с табличкой «Б.В.Волынов», в Звездном городке, поигрывал в теннис и изредка присутствовал на заседаниях федерации, в роли свадебного генерала.
 В противоположность ему энергичный, очень общительный и вызывающий искренние симпатии и уважение огромного количества людей не только как космонавт, но и как известный летчик-испытатель, Игорь Волк, по мнению многих, был именно той фигурой, которая должна возглавить нашу теннисную федерацию.
 Здесь уместно рассказать, как вообще летчик-испытатель Игорь Волк появился на теннисном горизонте, и откуда взялась такая разношерстная компания, приехавшая поддерживать наших теннисистов в город Донецк.
 Без ложной скромности, начну с себя, так как исторически все началось, наверное, с моего детского увлечения теннисом, которое я пронес через всю свою жизнь, заражая этим увлечением многочисленных близких мне людей.
 
 2. Детско-юношеско-спортивный период.

 Наш город Жуковский известен, как город авиации.
 Он был создан на базе знаменитого ЦАГИ – Центра нашей авиационной науки - как сейчас, когда эта наука находится в плачевном состоянии, написано огромными буквами на его фасаде. (Раньше, когда наука еще была, на том же фасаде было написано такими же буквами «Народ и партия – едины!», что тоже не совершенно не соответствовало действительности!)
 Рядом с городом расположен один из крупнейших в мире испытательных аэродромов Летно-исследовательского института (ЛИИ) им. Громова, где базировались летно-испытательные подразделения почти всех советских авиастроительных фирм.
 С момента основания Жуковского, а, может быть, даже и раньше, когда он в конце 40-х годов прошлого века еще назывался «поселок «Стаханово», в городе существовали теннисные корты.
 Сначала они располагались перед общежитием для научных работников и летчиков-испытателей ЛИИ, которое, из-за размещения его в одном из корпусов старинной усадьбы баронессы Фон Мекк, а также из-за социального состава большинства его обитателей, в шутку называлось «дворянское гнездо».
 Потом в городе построили стадион «Метеор», где наряду с футбольным полем, окруженным гаревыми беговыми дорожками, волейбольными, баскетбольными и городошными площадками, были сооружены новые грунтовые теннисные корты, которые, несмотря на всевозможные катаклизмы, связанные с многочисленными реконструкциями и так модными в нашей стране перестройками, существуют и поныне.
 Когда я, двенадцатилетний мальчик, проходя мимо этих кортов, наблюдал за игроками в теннис и слышал их не совсем понятные мне шутки и диалоги, то они казались мне людьми из какого-то другого, очень интересного мира.
 Как я понял потом, большинство из этих теннисистов, с которыми я впоследствии познакомился, играли достаточно слабо, но тогда их техника казалось верхом совершенства и мне очень захотелось тоже научиться играть в теннис, чтобы они приняли меня когда-нибудь в свой круг.
 Я сообщил об этом родителям и мне вскоре купили деревянную теннисную ракетку, покрытую голубой эмалью, которая тогда мне казалась фантастически красивой.
 После этого я записался в детскую теннисную секцию, организованную на наших кортах, и начал добросовестно тренироваться, под руководством непрерывно меняющихся самодеятельных тренеров, каждый из которых пытался научить нас играть по своей собственной методике.
 В то время, также как и в течение всей моей последующей теннисной жизни, мне нравилось не только играть в теннис, но и наблюдать за игрой хороших теннисистов. Я обязательно присутствовал на всех крупных теннисных соревнованиях, которые проводились в Москве. Насмотревшись на игру мастеров, я, возвращаясь на наши жуковские корты, старался подражать их технике, тактике и даже поведению на корте. Моими кумирами были Тоомас Лейус, Сергей Лихачев и тогда еще молодой Алик Метревели, технику которого я считаю эталонной до сих пор. Помню, потом, когда я стал постарше, я даже приглашал девушек, за которыми ухаживал, не в театр или в кино, а на теннисные турниры, чтобы показать им игру Метревели. Я тогда искренне считал, что это искусство вполне сравнимо с балетом в исполнении Майи Плисецкой!
 Через два года я уже выступал на юношеском первенстве Московской области, правда, без особого успеха. На следующий год, у нас открылось отделение тенниса в детской спортивной школе, и появился, наконец, профессиональный тренер. Это сразу дало себя знать, и я, заняв на очередном первенстве Московской области уже второе место, попал на юношеский чемпионат ЦС ДСО «Труд», где мне пришлось встречаться с сильнейшими на то время юношами СССР, что значительно повысило мой уровень игры, хотя отсутствие хорошей теннисной школы у меня в то время явно ощущалось.
 Еще через год я уже выполнил первый мужской разряд и, сдав досрочно выпускные экзамены (это был год окончания школы), уехал в город Калининград на Спартакиаду школьников РСФСР, в составе сборной команды Московской области.
 В Калининграде наша команда успешно преодолела два первых круга, и победа в следующей встрече давала нам возможность войти в полуфинал и бороться за запланированное нашим спортивным руководством призовое место.
 Однако, из-за нелепого стечения обстоятельств, мы в полуфинал так и нет попали. Произошло это так.
 С утра пошел сильный дождь, и руководство нашей команды решило, что встреча будет перенесена. Мы все, от нечего делать, пошли в кино. Выйдя после окончания сеанса из кинотеатра и, с ужасом, обнаружив, что никакого дождя нет, и светит солнце, мы со всех ног побежали на стадион в надежде, что корты мокрые и наш матч все-таки перенесли. Но, по закону подлости, корты, конечно же, оказались сухими (делали их еще немцы, и дренаж у них был прекрасный!), и нам, как не явившимся на встречу, несмотря на все объяснения и просьбы, засчитали поражение.
 После нашего бесславного возвращения, в областном спорткомитете был жуткий скандал, руководство нашей команды – директор Жуковской детской спортивной школы и наш тренер были уволены, регулярные тренировки на какое-то время прекратились, а так как мне нужно было в этом году поступать в институт, то у меня получилась своеобразная теннисная пауза, затянувшаяся, к сожалению, очень надолго.
 
 3. Теннис и высшее образование.

 Весь последний год учебы в школе я целенаправленно готовился к поступлению в Физико-технический институт (Физтех). Тогда это было очень модно, и большинство моих одноклассников собирались туда же. Мы все занимались с преподавателями по математике и физике, соревновались друг с другом в решении конкурсных задач и не сомневались в успехе. Так и получилось – почти все поступили… кроме меня!
 Уехав на упомянутые выше соревнования, я в течение почти двух недель, естественно, даже не вспоминал ни о какой подготовке к экзаменам – было не до этого! Да и контингент вокруг был совершенно другой. В общем, вернувшись, я, говоря спортивным языком, по части головы - совершенно потерял форму. Это я понял сразу, явившись после возвращения к моему преподавателю по математике и не сумев решить ни одной задачи.
 Может быть, можно было еще что-то поправить, форсируя занятия и сдавая экзамены не в первом, а во втором или в третьем потоке. Тогда в Физтехе вступительные экзамены начинались с 1 июля, и, в связи с большим количеством абитуриентов, было организовано несколько потоков.
 Но, поехав как-то, за компанию, с одним из моих друзей в МГУ, куда он собирался поступать, я, восхищенный величественностью корпусов Университета, вопреки всем доводам моего мудрого преподавателя математики, легкомысленно решил подать документы не в Физтех, к поступлению в который готовился целый год, а на физический факультет МГУ.
 Как и следовало ожидать, первый же вступительный экзамен по математике на Физфак я успешно завалил, и теперь нужно было срочно решать - куда поступать? В то время не поступить в институт для выпускников нашей школы было просто неприлично!
 Вскоре, я выяснил, что в достаточно престижном в то время МАИ существует спортивный поток, на котором вступительные экзамены можно сдавать не с первого августа, со всеми, а сейчас - в июле.
 И тут мой любимый теннис сослужил мне в жизни первую (но, далеко, не последнюю!) добрую службу! Я отвез свои документы вместе с первым разрядом по теннису в МАИ и, легко сдав все вступительные экзамены на «отлично» (все-таки, подготовка к Физтеху сказалась!) и, даже не дожидаясь приказа о зачислении, уехал отдыхать с друзьями в Крым.
 Потом у меня началась совершенно другая, студенческая жизнь, когда нужно было очень рано (в пять часов) вставать, чтобы успеть к 7-30 на завод «Знамя труда», где мы, по мудрому решению нашей партии, должны были полтора года отработать рабочими (то-есть, получить рабочую закваску), одновременно учась при этом в институте.
 Про теннис я в этот период времени, естественно, забыл и вспомнил лишь через полтора года, когда у нас появились занятия по физкультуре. Посещать их мне ужасно не хотелось, но это было необходимо для получения зачета, без которого не допускали до экзаменов.
 И тут я узнал, что если войти в сборную команду института по теннису, то от занятий по физкультуре освобождают и автоматически ставят зачет.
 Сборная МАИ по теннису существовала для участия в единственном ежегодном соревновании - первенстве ВУЗов Москвы и в то время входила в группу сильнейших студенческих команд. Тренером нашей команды был Ян Петрович Садовский – высокий колоритный старик из старой гвардии еще довоенных спортсменов, которые в зависимости от времени года и компании, играли во все спортивные игры.
 Несмотря на то, что я давно уже серьезно не тренировался, в сборную он меня взял сразу, после того, как я на первой тренировке обыграл на его глазах одного из членов этой сборной команды (правда, далеко не самого сильного). Вопрос с зачетом по физкультуре был решен!
 В процессе дальнейшей учебы в МАИ, с многочисленными соблазнами свободной студенческой жизни, и после окончания института, я все время пытался как-то поддерживать спортивную форму, тренируясь и играя с переменным успехом, кроме упомянутого первенства ВУЗов, в различных городских и областных соревнованиях. Но я никак не мог предположить, что в моей теннисной жизни произойдет такой, совершенно неожиданный поворот.

 4. Вадим и новая теннисная жизнь.

 Шел 1972 год. К этому времени я, после окончания МАИ, успешно работал в Летно-исследовательском институте, собирался поступать в аспирантуру, женился, поигрывал в теннис с друзьями, для своего удовольствия, зимой катался на горных лыжах. В общем, вел спокойную, размеренную жизнь типичного научно-технического интеллигента начала 70-х годов прошлого века.
 Как-то летним вечером я пришел поиграть на теннисные корты стадиона «Метеор». Все площадки были заняты и я, как было принято, занял очередь «на победителя» на одном из кортов, где один из наших жуковских теннисистов, безнадежно проигрывал незнакомому мне мужчине.
 На вид ему было лет сорок, худощавый, стройный, небольшого роста, с гусарскими усами и аккуратно причесанными полуседыми волосами. В его ударах чувствовалась хорошая теннисная школа, и было видно, что играет он в полсилы, чтобы не очень обижать соперника. Вскоре он легко выиграл, и я вышел на корт.
 Должен сказать, что я еще в юности иногда умудрялся выигрывать первый сет у незнакомых мне игроков, которые, как потом выяснялось, были значительно сильнее меня. Может быть, это было вызвано тем, что я, стараясь играть выше своих возможностей, удачно рисковал? Может быть, я напускал на себя очень самоуверенный вид, изображая этакого профессионала, и противники, поначалу не раскусив меня, несколько тушевались, излишне напрягаясь и нервничая?
 Я вспоминаю, как 17-летним юношей, к удивлению собравшейся публики на корте Ялтинского дома актера, в красивом, атакующем стиле выиграл сет у весьма сильного тогда московского теннисиста - артиста МХАТа Алексея Покровского. Потом, к счастью, из-за большого количества желающих поиграть, сразу перешли к парным играм, и взять у меня закономерный реванш ему не удалось.
 Спустя год такая же история произошла в Коктебеле, на кортах Литфонда. Там играла в теннис компания молодых людей, один из которых был явно сильнее остальных и, как оказалось потом, был чемпионом Москвы среди юношей прошлого года. Я скромно попросился поиграть. Чтобы проверить мой уровень, против меня сначала выставили последовательно трех более слабых ребят, которых я легко обыграл, а потом, на кураже, выиграл сет и у этого чемпиона Москвы, благоразумно отказавшись играть дальше, сославшись на усталость.
 Желающих поиграть на нашем корте больше никого не было, и мы договорились сыграть матч из трех сетов.
 Первый сет я традиционно выиграл, бросив, по-пижонски, при смене сторон, наблюдавшей за игрой моей знакомой: «Сет в кармане!»
 Эта фраза, как оказалось, настолько задела моего соперника, что даже много лет спустя, неоднократно рассказывая в различных компаниях об истории нашего знакомства, он ее обязательно произносил, копируя мою интонацию.
 Второй сет я проиграл. И, как я уже понял, проиграл бы, наверняка, и третий, но тут начало темнеть и матч пришлось прекратить.
 После игры мы познакомились, и Вадим (так он мне представился, хотя выглядел он в моих глазах настолько солидно, по сравнению с кругом моих друзей по теннису, что называть его просто по имени, без отчества мне, поначалу, казалось как-то неудобно!) предложил знакомство отметить.
 Моя жена в это время отдыхала в Пицунде, я был абсолютно свободен, и мы провели прекрасный вечер с Вадимом и его веселыми друзьями из каких-то артистических кругов на даче в Ильинке, которую они в это лето все вместе снимали.
 Как оказалось, Вадим был музыкантом. Он закончил Гнесинское училище по классу фортепиано и работал преподавателем музыки. Тогда это была не самая плохая специальность!
 В теннис он играл с детства, в школе ЦСКА, и в юношеском возрасте достигал достаточно высоких результатов, особенно в парных играх. Как я потом имел возможность убедиться, в теннисных кругах он был хорошо известен, правда, под фамилией своей матери, Надеинский, которую потом, по неизвестным мне причинам, сменил на менее удобную, в те времена, фамилию покойного отца – Эпштейн.
 На момент нашего знакомства Вадим был разведен, что давало ему возможность вести довольно свободный образ жизни, но с бывшей женой, Ириной поддерживал вполне дружеские отношения. Их двенадцатилетняя дочь Наташа жила с Вадимом и его мамой, Зоей Николаевной, в большой трехкомнатной квартире на Цветном бульваре. Старший брат Вадима, Женя был профессиональный пианист и выступал в концертах у нас в стране и за рубежом вместе с известным в те времена скрипачом, по фамилии Грач. Очень приятный, симпатичный человек. Неплохо играл в теннис, хотя из-за своей специфической работы это удавалось ему очень редко.
 К самому Вадиму очень подходило определение, типа - «чертовски обаятелен». Интересный мужчина с красивой сединой, всегда улыбающийся, в хорошем костюме с большим модным галстуком, он был просто неотразим для женщин, чем с большим успехом и пользовался.
 Его энергия в этом направлении была неиссякаема. Честно говоря, первое время меня это очень удивляло. Я не мог понять, как человек «в возрасте», то есть, значительно старше меня, - а он был старше меня всего-то на восемь лет, и ему было-то тогда ему всего тридцать четыре (!) года, мог вдруг заставить водителя, который нас куда-то вез, срочно остановить машину где-нибудь на Садовом кольце, потому что он из окна заметил на тротуаре красивую девушку, выскочить из машины, рвануть за ней и, через пять минут, вернувшись, с восторгом демонстрировать нам бумажку с записанным на ней ее телефоном.
 После той первой встречи, мы еще несколько раз играли в теннис на наших кортах и даже ездили как-то вдвоем выступать за Жуковский, в матче на кубок Московской области, с командой города Красногорска.
 Тот матч мы с большим трудом выиграли.
 Потом победа была бурно отмечена у него дома,
 Потом Вадим мне продемонстрировал, как должно начинаться утро:
 Около его дома, на Трубной улице, был маленький магазинчик, где продавали в разлив вино. Нужно было, оказывается, выпить сто грамм сухого вина и сто грамм портвейна, смешанных в одном стакане. И жизнь, действительно, становилось прекрасной, особенно в то время!
 Потом приехала из Пицунды моя жена Таня. Естественно, как и всякой нормальной женщине, Вадим ей очень понравился. При этом почему-то, на мои поездки и достаточно частое времяпровождение с Вадимом никаких ограничений с ее стороны наложено не было. Видимо, Таня считала, что с дружба с таким взрослым, солидным и интересным человеком, который не чета моим друзьям-лоботрясам, типа Коли Галицкого, никакой опасности ни для меня, ни для нашей семьи не представляет. И она, по большому счету, была права!
 Вадим в то время вращался в кругу Московской артистической богемы. Ведь учеба в Гнесинке не проходит бесследно! У них дома, на Цветном бульваре бывали известные артисты, музыканты и другие интересные люди. Сам Вадим был членом актива ЦДРИ, и мы вместе с ним пару раз бывали там на очень популярных тогда «посиделках» по поводу встреч старого Нового года, где собирались многие известные артисты и разнообразные деятели Советской культуры. За Таней там, помню, даже как-то раз, усиленно ухаживал известный диктор Юрий Левитан.
 
 Так бы все и шло, если бы Вадим, в один прекрасный день, на второй год нашего знакомства, не встретил на жуковских кортах свою старую знакомую по теннисной юности, Любу Архипову.
 Люба, неоднократная чемпионка России, к этому времени уже закончила свою спортивную карьеру и работала тренером по теннису Московского областного спорткомитета. В Жуковском она проводила учебно-тренировочный сбор, а затем должна была ехать с юношеской сборной Московской области на Чемпионат России, чего ей, по каким-то причинам, очень не хотелось!
 Увидав Вадима и выяснив, что в данное время он абсолютно свободен, она предложила ему, для начала, провести, вместо нее, этот сбор в Жуковском. И Вадим согласился! Знал бы он, что с этого момента навсегда закончилась его спокойная и такая привычная московская жизнь.
 Работать тренером на сборе Вадиму неожиданно очень понравилось. После этого, он, к радости Любы, поехал вместо нее с командой на соревнования, а еще через некоторое время, полностью забросив свою музыкально-педагогическую деятельность, устроился на работу в Московский областной спорткомитет и официально стал Старшим тренером сборной Московской области по теннису.
 Новая работа была связана с многочисленными поездками по стране на всевозможные сборы и соревнования, требовала тесного взаимодействия с широким кругом людей - от спортсменов до спортивных чиновников различного ранга. Но, благодаря своему обаянию и уникальной коммуникабельности, используя, где нужно, свои старые теннисные знакомства, Вадим на удивление быстро вошел в круг теннисных специалистов и руководителей, перезнакомился и подружился с огромным количеством тренеров по теннису со всего СССР, и, своей энергией, предприимчивостью и блестящими организаторскими способностями, завоевал среди них большой авторитет.
 Уже через несколько лет работы в новом качестве, Вадим умудрился стать судьей Всесоюзной категории и Заслуженным тренером России – одна из областных теннисисток, тренером которой он официально, на тот момент, являлся, стала чемпионкой СССР.
 Естественно, в этой работе, как и во всяком серьезном деле, Вадиму требовались надежные помощники. И, конечно же, он привлек к ней и меня. Где мы только с ним не были! Ленинград, Юрмала, Калининград, Таллин, Тула, Донецк, Киев, Львов, Ташкент, Ереван, Тбилиси, Сочи…, не говоря уже о городах подмосковья - всего не запомнить!
 Когда мы проводили вместе с ним областные, республиканские и даже Всесоюзные соревнования, я был при нем или Главным судьей, или Главным секретарем – он меня постепенно научил этой работе. Когда же мы проводили учебно-тренировочные сборы с командой, или выезжали на соревнования – я был у него вторым тренером.
 Постепенно, под его влиянием, я тоже вошел во вкус этой деятельности, приобрел кое-какие навыки, и меня уже одного стали посылать в составе бригады судей на достаточно крупные всесоюзные и международные соревнования. Не без помощи Вадима, я даже получил звание судьи Республиканской категории по теннису, чем вначале очень гордился.
 Вместе с ним, с помощью заместителя начальника ЛИИ, генерала Манучарова – большого любителя тенниса, мы совершили то, что казалось тогда совершенно невозможным - сумели вновь открыть в 1981 году отделение тенниса в Жуковской детской спортивной школе, вытеснив из нее, при этом, отделение ручного мяча – тогда, по решению спорткомитета СССР – основного вида спорта в детских спортивных школах системы народного образования!
 Мне это было крайне необходимо, так как возраст моего сына в то время приближался к «критическому» - к семи годам (!?). Как раз с такого возраста положено было начинать обучение детей теннису, а по моему тогдашнему представлению не играть в теннис он просто не мог!
 Так, благодаря Вадиму, я и вошел в теннисное сообщество, перезнакомившись в наших многочисленных поездках и во время бесконечных дружеских застолий с огромным количеством самых разных людей, объединенных любовью к теннису, без которого все они, без всякого преувеличения, не представляли своей жизни.

 5. Игорь Волк и теннисная компания.

 В 80-х годах прошлого века большой популярностью у Московской теннисной тусовки пользовался спорткомплекс «Чайка», расположенный у метро «Парк культуры».
 В то время, кроме бассейна и небольшой гостиницы, там было два закрытых и четыре открытых теннисных корта, несколько комфортабельных саун и уютный бар, расположенный прямо над теннисными кортами, где собирались люди, имеющие какое-то отношение к теннису, а также другая разнообразная и довольно интересная публика, часть которой впоследствии перетекла в ВИП-зону «Кубка Кремля».
 В этом баре назначались встречи, тут всегда можно было получить информацию о том, кто и когда здесь был или должен быть, отмечались праздники и другие события, то есть это был такой своеобразный московский теннисный клуб.
 Практически все посетители бара были, так или иначе, знакомы между собой и из них, впоследствии, образовалось некое сообщество людей, оставшихся добрыми знакомыми или даже друзьями на всю оставшуюся жизнь.
 Директором теннисных кортов «Чайки», к которым относился и вышеупомянутый бар, был молодой симпатичный парень Паша Павлов – сын известного советского комсомольского, а затем и спортивного руководителя.
 Я попал на эту «Чайку», конечно же, через Вадима, который и познакомил меня с Пашей. Для закрепления знакомства я сразу взялся отремонтировать у нас в ЛИИ сломавшийся электромотор от его дорогой импортной теннисной пушки. Потом мы с Пашей подружились, и я договорился с ним об аренде одного из теннисных залов для занятий там наших летчиков-испытателей, что в то время, в связи с дефицитом в Москве закрытых теннисных кортов и высокой престижностью «Чайки», было совсем не просто!
 Работая в ЛИИ, я тогда имел непосредственное отношение к подготовке отряда летчиков-испытателей к полету на МКС «Буран» и пытался приобщить их к теннису. В то время я вообще считал, что в теннис должны играть все!
 Руководил отрядом Игорь Волк, и начинать это приобщение нужно было, естественно, с него.
 К тому времени я уже провел с ним несколько тренировок на жуковских кортах. Играли мы рано утром, до работы, и за лето Игорь достиг определенных успехов. Зимой же играть было практически негде, и аренда «Чайки» оказалась очень кстати.
 Как правило, всем начинающим теннисистам-любителям средних лет, научившимся перебивать мяч через сетку, тренировки сразу надоедают и им хочется играть только со счетом! Причем, предпочтительно, пару. Эта игра начинающим кажется более увлекательной, чем одиночная, а если рядом еще и хороший игрок, то создается впечатление, что и они играют неплохо.
 Игорь не был исключением, но так как, кроме него, никто из летчиков-испытателей его отряда особого желания играть в теннис так и не проявил, то мне приходилось подыскивать партнеров для парной игры из числа моих друзей-теннисистов. При этом тонкость заключалась в том, чтобы уровень игры одного из партнеров был, по крайней мере, не выше, чем у Волка. Тогда получались две приблизительно одинаковые пары, и игра была интересной.
 С хорошими игроками у меня проблем не было. А вот подобрать человека класса Игоря оказалось не так просто. Хотелось, чтобы он, с одной стороны, был не совсем «чайник», а с другой стороны – не очень сильный игрок. А, кроме того, он должен быть еще и приятным в общении человеком. Ведь мы же не только играли в теннис. После игры вместе парились в бане, посещали упомянутый бар, то есть проводили вместе достаточно много времени. И все это происходило 2-3 раза в неделю.
 С учетом приведенных критериев, пройдя известный путь «проб и ошибок», мы, в конце концов, подобрали вполне подходящий состав партнеров для игры, в котором и приехали в Донецк.
 Теперь наступила очередь объяснить, почему Игорь Волк стал кандидатом на пост Председателя Всесоюзной теннисной федерации.

 6. Теннисная статистика и космический полет.
 
 В тот период времени у меня сложились дружеские отношения с известным советским теннисным специалистом, Семеном Павловичем Белиц-Гейманом. Он уже много лет возглавлял кафедру тенниса в Московском институте физкультуры и всегда входил в состав руководства Всесоюзной теннисной федерации, занимаясь там всеми организационными вопросами. Кроме того, он пользовался расположением спортивного и партийного руководства самых высоких уровней, часто возглавлял наши спортивные делегации за рубеж, о чем любил рассказывать со свойственным ему чувством юмора.
 Познакомились мы с ним, тоже через Вадима, в процессе описанных выше наших совместных теннисных мероприятий. Ежегодно устраивая в институт физкультуры на кафедру тенниса своих учеников - игроков сборной области, Вадим был просто обязан иметь очень хорошие отношения с Семеном Павловичем.
 Однажды, на очередных теннисных соревнованиях в Москве, Семен Павлович демонстрировал всем какие-то листы бумаги с цифрами, которые он привез из Нью-Йорка, с финального теннисного турнира серии «Мастерс», и с восторгом рассказывал, что сразу после завершения очередного матча, там можно было получить вот в таком, распечатанном на бумаге виде, всю его статистику. То есть количество выигранных очков ударами справа, слева, с лета, процент попадания подачи и т.д. Тогда это, действительно, было в новинку, особенно у нас! Я попросил у него один листок с такой распечаткой и привез его к нам в ЛИИ, где я руководил научно-исследовательским сектором, в котором работали очень хорошие программисты.
 Так получилось, что как раз в то время наш сектор был обладателем одного из первых, ну, если не в стране, то, наверняка, в нашей, авиационной отрасли, персонального компьютера PC-XT.
 Несколько таких компьютеров было закуплено под программу «Буран», которой мы в то время занимались, и распределено по лабораториям нашего отделения. Наша лаборатория получила один компьютер, и попал он, на зависть остальным, в наш сектор! Удивительного здесь ничего не было, потому, что к их распределению имел отношение мой приятель и член нашей «Чайковской» теннисной компании, Саша Вайковский. Именно он и сумел достать для ЛИИ такие дефицитные тогда PC-XT, используя свои внешторговские связи.
 Поначалу, правда, никто толком не знал, для чего этот персональный компьютер приспособить, и на нем, в основном, играли в примитивные, но совершенно новые для нас тогда компьютерные игры типа «Тетрикс» или «Звездные войны». Целый день к компьютеру стояла очередь из желающих поиграть и то, что его не сломали, непрерывно и бешено стуча по клавишам, делало честь его японскому производителю.
 Вскоре, в соответствии с веяниями времени, мы создали на базе сектора научно-технический кооператив и начали разрабатывать различные компьютерные программы, которые пользовалось определенным спросом как у нас в ЛИИ, так и в других авиационных организациях. Постепенно ребята хорошо изучили возможности нашего компьютера, распределили время работы на нем, и использовали его по прямому назначению оптимальным образом.
 Когда я принес лист с американской распечаткой теннисной статистики, полученной от Семена Павловича, и показал его одному из наших лучших программистов, Жене Гаврикову, он заявил, что это ерунда, и мы легко можем сделать то же самое. В подтверждение этого, он через час показал мне аналогичную распечатку с нашего компьютера.
 Конечно, было ясно, что самое главное - не распечатка страницы с результатами, а их расчет. Но алгоритм получения статистических показателей, в общих чертах, нам был понятен. И уже на следующий день мы с ним приступили к разработке программы.
 Так как специального «теннисного» компьютера, как у американцев, у нас не было, то мы разработали систему записи и ввода данных теннисного матча в реальном времени для обычной «персоналки». При этом, учитывая, что компьютер в условиях той нашей страны вряд ли удастся заполучить для каждого соревнования, а тем более для каждого теннисного матча, мы разработали систему записи информации о матче на специальных бумажных бланках, для последующего ввода ее в компьютер и моментального получения результатов в виде распечаток, аналогичных американским.
 Когда я продемонстрировал то, что мы сделали Семену Павловичу, он вначале был обескуражен, но быстро пришел в себя и заявил, что теперь нашу систему нужно использовать как можно чаще, особенно на крупных соревнованиях и тут же, со свойственной ему предприимчивостью, начал предлагать рассчитывать дополнительные, необходимые, по его мнению, показатели.
 Получив «добро» от патриарха Советского тенниса, мы осмелели и приступили к рекламе и популяризации своего «произведения». По привычке научных работников, мы опубликовали статьи о нашем методе определения статистических показателей теннисного матча вначале в журнале «Наука и жизнь», а затем в журнале «Теннис». Потом мы организовали передачу по телевидению о том, как можно с помощью компьютера оценивать количественные результаты теннисных матчей и судить о классе и тактике игроков. Для этого, с разрешения Шамиля Тарпищева, мы пригласили в специально оборудованный теннисный зал игроков сборной СССР, находившихся на сборах в Москве и реально продемонстрировали, как записывается теннисный матч.
 Такая реклама сделала свое дело. Нашей работой заинтересовались многие тренеры и ведущие игроки. Нас стали приглашать для записи матчей на крупные соревнования. Мы ездили с нашим компьютером на чемпионаты СССР, на матчи кубка Дэвиса, на Чемпионат Европы, на теннисный турнир в рамках «Игр доброй воли».
 У нас была уже целая бригада из студентов и сотрудников кафедры тенниса ГЦОЛИФКа, которые были обучены записи матчей и распределялись по разным кортам. В результате, практически после каждой встречи игрок и тренер сразу получали распечатку со своими статистическими показателями.
 Апофеозом нашей деятельности в этом направлении явилось выведение статистических показателей матча в реальном времени на большое центральное табло во время первого турнира на «Кубок Кремля».
 Тогда мы не только разработали схему расположения на табло общей информации о матче (фамилии игроков, счет и т.д.) на русском и на английском языках, которая осталась практически неизменной до сих пор, но и вид статистических показателей матча, выводимых также на двух языках, как после окончания очередного гейма, так и после окончания очередного сета и всего матча.
 К нашему сожалению, все программы потом были зачем-то переданы в организацию «ВНИПИ «Спорт», при спорткомитете СССР, в надежде на долгое совместное сотрудничество по их дальнейшему внедрению. Но исчез спорткомитет СССР, исчез этот ВНИПИ, а с ним куда-то исчезли и наши программы. А может быть, кто-то ими пользуется? Ведь статистика во время теннисных матчей показывается и на табло и по телевидению!
 И я, наблюдая по телевизору теннисные матчи, с некоторой гордостью слышу мои русские переводы ставших сейчас уже привычными для теннисных комментаторов английских терминов с той первой американской распечатки, полученной от Белиц-Геймана: “winners” - «активно выигранные очки», unforced errors - «невынужденные ошибки»… .
 Естественно, в то время в Федерации тенниса СССР мы были в «авторитете». Пользовались поддержкой Семена Павловича, Шамиля Тарпищева, Ольги Морозовой и многих других теннисных специалистов и игроков.
 А с учетом того, что место председателя Федерации было фактически вакантно, у нашей Жуковской теннисной компании и появилась идея посадить туда нашего человека – Игоря Волка, которая была в принципе одобрена теннисной общественностью. Дело было за малым. Для соблюдения тогдашних традиций ему нужно было стать космонавтом!
 
 Вскоре такой случай представился. В рамках подготовки к пилотируемому полету и посадке МКС «Буран» было решено проверить – как летчики будут выполнять привычные для них «самолетные» пилотажные маневры после возвращения из космоса, где они какое-то время находились в состоянии невесомости.
 К космическому полету на «Буране» тогда готовились два экипажа – основной и дублирующий. Основной экипаж возглавлял Игорь Волк.
 Одним из самых трудных элементов пилотируемого полета на «Буране» - аналоге американского «Шаттла», был планирующий спуск в атмосфере с последующей посадкой на взлетно-посадочную полосу аэродрома.
 Эти маневры очень долго и тщательно отрабатывались на специально созданных пилотажных стендах и летающих лабораториях. При этом, участок выхода на заданный курс посадки с высоты 20 км отрабатывался на истребителе МиГ-25 с двигателями, работающими в режиме «малый газ», то есть, практически не создававшими никакой тяги, а завершающий участок – с 4-х километров - на пассажирском самолете Ту-154, два двигателя которого, при этом, выключались, а третий, средний работал в режиме «реверс», то есть тормозил движение. Таким образом, создавалось аэродинамическое подобие этих летающих лабораторий планирующему без двигателей «Бурану».
 Очень много споров тогда возникало вокруг методов индикации, упрощающей летчику выполнение этих непростых маневров. Кто и чего только тогда не предлагал! Споры велись и между учеными и между летчиками. Каждый считал, что именно его метод наиболее подходящий.
 Как-то раз, для демонстрации непригодности одного из предложенных видов индикации, выведенной на экран в кабине пилотов, меня даже нелегально взяли на борт летающей лаборатории Ту-154. И вот представьте себе картину.
 Самолет с выключенными двигателями несется к земле по крутой траектории с вертикальной скоростью 60 метров в секунду. В это время, в кабине летчиков - ведущий инженер, штурман, я и первый пилот – Волк с жаром обсуждают преимущества и недостатки данного вида индикации, по очереди тыкая пальцами в экран и доказывая, как, по их мнению, нужно что-то изменить. Волк, при этом, сидит в полоборота к нам, абсолютно забыв об управлении. А земля то приближается! Честно говоря, ощущение не очень приятное! Наконец, раздается голос второго пилота - единственного человека на борту, кто, к счастью, не принимает участия в нашей бурной дискуссии: «Игорек! Давай выводи, а то е…ся!». Игорь поворачивается лицом вперед, берет в руки штурвал и на высоте 400 м выводит самолет из пикирования. Мы проходим над полосой, имитируя посадку, потом запускаются двигатели и самолет поднимается на исходную высоту – 4000 м, после чего начинается новый режим и дискуссия разгорается с новой силой. И так раз пять!
 Программа космического полета Игоря Волка предусматривала посещение станции «Салют-7», пребывание на ней в состоянии невесомости в течение семи суток, а затем, практически сразу после посадки спускаемого аппарата на землю, полеты с планирующими спусками и посадками сначала на летающей лаборатории Ту-154, а, затем на летающей лаборатории МиГ-25.
 Для коллектива ЛИИ это было событие! Наш летчик-испытатель – в космосе! В связи с этим, было принято решение отправить на полигон в город Ахтубинск, где Волк будет выполнять эти полеты, научную экспедицию. Попасть в нее было очень престижно, поэтому руководство каждого подразделения нашего института считало делом чести включить в эту экспедицию своих сотрудников. Народу набралось столько, что еле уместились в двух Ту-154.
 Прилетев, все, кроме обслуживающего персонала и экипажей летающих лабораторий, абсолютно не понимали, что же они должны делать?
 Первый день провели как на базе отдыха. Июль, Волга. Все купались, загорали. Кто-то ловил рыбу.
 На второй день нам оформили пропуска и провели на территорию аэродрома, где наши начальники, видимо, придумав все же нам какое-то занятие, стали расставлять всех вдоль посадочной полосы, инструктируя, за чем конкретно мы должны наблюдать во время упомянутых посадок. Очевидно, что занятие это было совершенно бессмысленным, так как все параметры посадки регистрировались автоматически и ничего нового своими «наблюдениями» мы добавить не могли.
 На третий день нашего пребывания – в день возвращения Игоря Волка из космоса, мы, как рота почетного караула, с интервалом в 50 метров стояли в колючих кустах вдоль ВПП и, вглядываясь в небо, с нетерпением ждали появления самолета Ту-154, на котором он должен был прилететь.
 Наконец самолет появился, благополучно приземлился и мы все, абсолютно забыв о каких-то наблюдениях, побежали, кто как мог, к месту его предполагаемой остановки – встречать! Ведь если разобраться, то мы только для этого сюда и прилетели!
 У самолета образовалась радостная толпа. Открылась дверь. Из нее вышел и спустился по трапу усталый, но довольный Игорь Волк. Все бросились его поздравлять. Кто-то сумел пожать ему руку, кто-то нет, потому что сразу же подъехала машина, и Волка увезли для выполнения второго полета на Миг-25.
 Конечно, выполнять дурацкое задание по наблюдению за посадкой уже больше никто не пошел, к тому же начинало уже темнеть. Все так и остались стоять толпой в ожидании окончания второго полета. Но и после второй посадки торжественной встречи не получилось, потому что Игорь должен был сразу лететь обратно, чтобы, присоединившись к остальным, вернувшимся с ним космонавтам С. Савицкой и В. Джанибекову, проходить послеполетное обследование.
 Тем не менее, в самолете Ту-154, на котором он улетал, стихийно возник импровизированный фуршет. В салон набилось огромное количество народа, хлопали пробки специально припасенного для этого момента шампанского, всем хотелось чокнуться и выпить с «нашим» космонавтом. Мелькали какие-то узнаваемые лица известных из телевизора людей. По проходу протискивался сопровождавший Волка космонавт Леонов и кричал: «и мне, и мне налейте!»…
 В конце концов, шампанское было выпито, всех лишних из самолета попросили, Волк улетел, но праздник то не закончился! Вернее он только начинался!
 В местной столовой были накрыты столы для всей нашей «научной» экспедиции. На столах стояло много закусок и … никаких напитков! Все расселись и недоуменно смотрели на стол и друг на друга, не понимая, что же делать – кушать, что-ли, пришли? Но несколько бывалых людей из авиамехаников, усмехаясь, сидели спокойно и чего-то ждали. Эта неопределенность длилась минут двадцать, пока за дверями не послышался какой-то шум и веселые голоса, а среди бывалых – вздох облегчения - ну, наконец-то, приехали! Через несколько минут на столах появились алюминиевые чайники с крепким алкогольным напитком под названием «Массандра». Оказывается, эту антиоблединительную жидкость с таким чарующим названием слили из того самого самолета МиГ-25, на котором Волк выполнял второй полет. А задержка объяснялась тем, что механики ждали момента, когда от самолета, наконец, уйдет высокое авиационное начальство, встречавшее Волка.
 И праздник, ради которого все, собственно, сюда и прилетели, начался! Пили, говорили пространные тосты за Волка, за тех, кто его воспитал, за его семью, хором пели песни, в том числе и любимую песню Игоря, как уверял летчик-испытатель Саша Щукин – «…есть только миг между прошлым и будущим…». В общем, все это было похоже на свадьбу без присутствия молодоженов, которые вроде бы в самом ее начале уехали в свадебное путешествие.
 Я эту массандру пил первый раз в жизни, хотя и много о ней слышал. Вполне приемлемый, в меру крепкий сладковатый напиток, отличающийся тем, что на следующее утро после его употребления, вместо привычного похмельного синдрома, человек находится в таком же состоянии опьянения, как накануне вечером. Не знаю, как себя чувствовали остальные, но лично я находился в таком состоянии весь следующий, после нашего банкета, день и пришел в себя только вечером, когда всю нашу «научную» экспедицию, полностью выполнившую свою историческую задачу, погрузили опять в два пассажирских самолета и благополучно доставили на аэродром ЛИИ.
 Таким образом, наш летчик-испытатель Игорь Волк стал летчиком-космонавтом СССР, а все встречавшие его в Ахтубинске сотрудники ЛИИ (в том числе и я!), находясь под впечатлением пережитого праздника, первое время после возвращения искренне считали, что и они теперь стали иметь некоторое отношение к космосу.
 Формальных препятствий для выдвижения Волка на должность Председателя федерации тенниса СССР больше не было! И в следующем, 1985 году он был избран на этот пост.
 
 В последующие годы мы не раз ездили и с Игорем Волком - уже Председателем теннисной федерации СССР, и с другими теннисными компаниями на матчи кубка Дэвиса, которые тогда проводились не только в Москве, но и в Тбилиси, в Юрмале, и на другие теннисные соревнования. Но наибольшие впечатления оставила та, наша первая поездка в Донецк, о которой я вспомнил, прочитав интервью Шамиля Тарпищева.