Солдаты, которых предали

Предательство не имеет ни запаха, ни вкуса, но подобно хорошему яду, оно убивает наверняка – сразу или на протяжении лет. То, что солдат, о которых пойдет речь, бросили в атаку, исход которой был предрешен; то, что их оставили умирать под шквальным огнем и не пришли на помощь, можно, наверное, списать на войну и на неразбериху, царившие во время боя на «китайской ферме». Но как объяснить то, что настоящие герои, принявшие на себя главный удар, остались без каких-либо наград и воинских званий? И как объяснить то, что в течение тридцати с лишним лет ни один из военачальников не поинтересовался, живы ли они вообще и как им удалось выбраться из кромешного ада?

Судьбы моих героев пересеклись в песках Синая в октябре 1973-го, но самого знакомства не произошло. Разве что Ярон Кайзер, принимавший вертолет на земле, увидел красные ботинки Хези Дахбаша, показавшиеся из люка первыми. Впрочем, они ничем не отличались от ботинок других десантников, прибывших на операцию. Так что герои встретились лишь 30 лет спустя, после того, как Ярон увидел фильм режиссера Нира Тойба «Воспоминания о «Китайской ферме» с участием Хези Дахбаша, занимающего центральное место в событиях самого страшного боя Войны Судного Дня, в чем мы позже убедимся. К тому времени оба задавались одними и теми же вопросами: кто и почему обрек лучших десантников ЦАХАЛа на бессмысленную гибель? Почему имена настоящих героев этой схватки были преданы забвению, в то время как многие офицеры, сыгравшие в этой драме второстепенную роль, удостоились наград, а кое-кто даже совершил неплохую военную и политическую карьеру – причем, именно благодаря подвигам, проявленным в боях за «китайскую ферму»?

Несколько лет назад Хези Дахбаш и доктор Ури Мильштейн создали в Интернете гражданский форум по истории израильских войн, в расследованиях которого приняли участие бригадный генерал Амикам Цур; Эвъятар Бен-Цедеф, занимавший в 1970-х годах пост главного редактора армейского ежемесячника «Маарахот», предназначенного для офицеров ЦАХАЛа; бригадный генерал Ави Лиор, сын Исраэля Лиора – консультанта премьер-министра Голды Меир и другие известные личности.

«Я тоже был в том бою, - пишет в своем обращении на форуме один из участников битвы на «китайской ферме». – Мы знали, что Хези Дахбаш продвинулся дальше всех и вплотную приблизился к позициям противника. Я до сих пор отчетливо помню эту картину. Мы находимся на возвышенности, откуда хорошо просматривается происходящее, и кто-то показывает мне, где находится Хези. Там сплошная стена огня. Видно, что египтяне начинают окружать отделение. И вдруг по рации доносится голос Хези. Я слышу, как он вызывает огонь на себя. Через 20 секунд дальнобойная артиллерия обрушивает на это место шквальный огонь. Египтяне бегут, мать их! Я понимаю, что Хези и его ребята погибли, и у меня сжимается сердце. Но вдруг я снова слышу по рации его голос: «Корректирую огонь. 200 метров правее!». И это повторяется за разом. Я бы назначил Хези главнокомандующим, если бы это зависело от меня. Ведь он фактически руководил тем боем, остановил египтян, но не получил за это никакой награды, и с этим невозможно смириться».

***

- В течение 33 лет к десантникам, принимавшим непосредственное участие в боях за «китайскую ферму» относились так, словно их нет, - говорит Ярон Кайзер. – При этом Война Судного Дня описана в школьных учебниках, ее изучают в Университетах, а в дни памятных дат по радио и телевидению нередко выступают люди, которые вовсе не участвовали в боях за «китайскую ферму», но почему-то рассказывают о том, что там происходило. И появляется ощущение, что на «свадьбу» забыли пригласить невесту и жениха. И еще один интересный момент: этот небольшой участок пустыни, прозванный «китайской фермой» благодаря иероглифам, которые наши солдаты после Шестидневной Войны обнаружили на брошенном египтянами сельскохозяйственном оборудовании, послужил в свое время неплохим плацдармом для блестящих военных и политических карьер в нашем государстве. Многие офицеры, командовавшие осенью 1973-м на Южном фронте дивизиями, батальонами и полками, впоследствии продвинулись до немыслимых высот, заняв ключевые посты в верхних эшелонах власти. Из них вышли будущие премьер-министры, министры обороны, генералы. Что же касается Хези, то он не удостоился ни высоких званий, ни наград, в то время как два других офицера умудрились даже получить медали за его спасение (!) - при том, что один из них вообще там не был, а второй прибыл на место по вызову Хези - эвакуировать раненого танкиста, оказавшегося в расположении десантников благодаря тому же Хези, вытащившему его из подбитого танка.

- Да при чем здесь награды! - прерывает Ярона Хези Дахбаш, - Я рассказываю о том, что произошло на «китайской ферме» лишь по одной причине: не хочу, чтобы эта история повторилась с моими сыновьями, которые служат в армии или с моим внуком – ему еще предстоит служить.
 
- А что с вами тогда произошло? – не выдерживаю я.

- О, это долгая история, – отзывается Хези. - Если рассказывать ее во всех подробностях, то это займет слишком много времени. Если коротко, то суть ее в том, что мой взвод в ночь с 15 на 16 октября первым принял на себя удар египтян, продержался в самом пекле восемнадцать часов и последним покинул место боя. Все думали, что мы обречены. Никто не пришел нам на помощь.

…Наше интервью продолжается шесть часов. Некоторые вопросы Хези вынужден переспрашивать – после боя на «китайской ферме», где он в течение многих часов вызывал огонь артиллерии на себя, пытаясь избежать окружения и продолжать бой, у него проблема со слухом, хотя Хези и не числится инвалидом ЦАХАЛа. В отличие от своих солдат, которые пострадали точно так же, он не стал подавать прошения. Просто не нашел для этого ни времени, ни сил. Ниже я помешаю выдержки из шестичасового интервью, куда добавляю так же то, что рассказал о Хези Ярон и чего Хези не сообщил о себе в силу присущей ему скромности.

***

Хези Дахбаш: - После Шестидневной войны в армии не утихали споры за честь быть первыми. Особенно среди десантников. Мы готовы были поделиться с товарищем зубной щеткой или девушкой, но ни за что бы не уступили ему права идти на операцию в авангарде. А что вы хотите от 20-летних парней, которые встают и ложатся спать с мыслью о подвигах?

Ярон Кайзер: - Точно! Помню, как перед выходом на задание ребята часто «крутили бутылочку», загадывая, кому суждено вернуться живым, а кому нет. Десантники ребята бравые, что им смерть? Меня сообщение о начале войны застало дома – я находился в увольнительной. Пару часов на сборы, и вот я уже бегу в полной амуниции к месту сбора, а прохожие суют в руки орешки и конфеты. После Шестидневной Войны армия была у народа в таком почете! И особенно десантники.

Хези Дахбаш: - Когда нам приказали готовить снаряжение, все были уверены, что речь идет о какой-то крупной операции, и мы управимся с противником за два дня. Сейчас я уже смеюсь над этим, но если бы наша с тобой встреча произошла тогда, у тебя бы, наверное, возникло ощущение, что ты говоришь с одним из лучших в мире вояк. Объясню, почему. На шестой год после Шестидневной Войны на генералов смотрели как на королей и считали, что нет армии лучше израильской. А кто в ЦАХАЛе самый лучший? Десантники! А среди десантников кто лучший? 890-й батальон. Так вот мой взвод считался в этом батальоне лучшим. И все в нем хотели быть первыми. Поэтому когда я сообщил двум солдатам, что они остаются на базе, это известие их просто убило! Они умоляли взять их на операцию, и я согласился, пожалел парней. В тот момент мы еще не знали, что началась война, а когда узнали, я ощутил страшную вину перед этими солдатами. Ведь я же собирался оставить их на базе, но поддался уговорам, а теперь их могут убить. И тогда я сказал этим двоим: «Когда высадимся на месте, будете ходить за мной по пятам и все делать в точности, как я». И они уцелели. В числе пяти, которые находились со мной на протяжении всех восемнадцать часов боя.

Помню, как перед отправкой в Синай мои солдаты гадали, куда нас пошлют – на северный фронт, или на южный. Наверное, это звучит смешно, но они говорили, что южный лучше – там песок, а на севере, где камни и скалы, ботинки слишком быстро рвутся. Этих солдат давно нет, мне уже за пятьдесят, а они так и остались молодыми на снимках, которые уже 33 года висят у меня на стене. Мои товарищи не вышли из боя, и я никогда не забуду, как они умирали...

***

Хези Дахбаш: - Возвращаясь мыслями к октябрьским событиям 1973-го, я понимаю, что в той ситуации мы не могли поступить иначе. Мы, воспитанные на подвигах Меира Хар-Циона и других героев израильских войн, рассказах о Катастрофе и Мецаде, были готовы сделать все для того, чтобы с евреями никогда не повторилось подобное.

Ярон Кайзер: - Такое было время – мы все мечтали об армии. Я у родителей единственный сын, отец пережил Катастрофу, служил в армии. Поэтому когда я сообщил, что собираюсь идти в десантники, они меня поняли, а адвокат, визируя их разрешение, даже не захотел брать с нас денег. В армии я закончил курсы, где учили принимать вертолеты в сложных условиях. Как это происходит? Ты держись связь с пилотом и буквально в последний момент зажигаешь факел (если дело происходит ночью) или пускаешь дымовую шашку, указывая ему место посадки. Поднимать в вертолет раненых и одновременно держать под контролем все, что происходит вокруг – тяжелая работа. В иные моменты на мне гимнастерка слипалась от чужой крови.

15 октября я принимал в пустыне тех самых десантников, и в том числе – взвод Хези, которым предстояло совершить девятикилометровый пеший бросок до «китайской фермы». Они прибыли в 10 вечера, а в полночь вышли на операцию. Представь себе эту пастораль: ночь, дюны, освещаемые полной луной. Прошло часа два. И вдруг! Я, вроде, привык к шуму выстрелов, но испытал настоящий шок, когда в той стороне, где скрылись десантники, вдруг началась жуткая пальба из всех видов оружия. Такой шум могла произвести по меньшей мере дивизия. И как впоследствии оказалось, не одна. Эти триста десантников были брошены в бой против двух тысяч египетских танков и десяти тысяч солдат.

Хези Дахбаш: - Мы тогда получили задание уничтожить отдельные египетские группировки, вооруженные противотанковыми ракетами. Они создавали серьезные помехи для продвижения наших войск. Для десантников задача несложная, привычная. Но мы были совершенно не готовы к тому, что против нас выступит целая армия! В первую минуту возникло ощущение, что разверзлась преисподняя. Очень многие погибли или были тяжело ранены в течение считанных минут. Повторяю, у нас была совсем другая информация. И потом, уже после войны, я был совершенно уверен: конечно же, наше командование и не подозревало о том, что в районе «китайской фермы» сосредоточены целые дивизии. Страшная правда открылась мне несколько лет назад на слете десантников, где выступал Шарон. Он рассказывал, как накануне событий, о которых идет речь, к нему пришел полковник Дани Мат, позднее форсировавший Суэцкий канал, и попросил направить его в район «китайской фермы». «Я ответил ему: «Ты что с ума сошел? У египтян там 10 тысяч солдат и две тысячи танков!» - эпизод, где Шарон произносит эти слова, впоследствии был включен в фильм Нира Тойба «Воспоминание о «китайской ферме». Выходит, что Дани Мата и его людей уберегли от тяжелой участи (они практически без потерь переправились через Суэц), а нас, триста десантников, обрекли на верную смерть. Мне настолько нелегко было переварить услышанное, что в конце концов это кончилось для меня тяжелым инфарктом.

Ярон Кайзер: - До того, как я узнал об этом случае, мне казалось, что для армейского командования все одинаково важны – и генерал, и простой солдат. А оказалось, что это не так.

Хези Дахбаш: - Мне кажется, корни явления, к которому можно отнести случившееся во время последней интифады у гробницы Йосефа (солдаты просили о помощи, а ее все не было), следует искать в октябрьских событиях 1973-го. Разве не то же самое произошло тогда и с нами. «На ваших плечах лежит судьба государства», - говорили нам командиры, и мы понимали эти слова однозначно: права на отступление у нас нет. На протяжении восемнадцати часов боя я сохранял связь с командованием. Были очень драматичные моменты. Командир батальона Ицик Мордехай в ответ на мою просьбу о помощи заявил, что не готов ради спасения взвода жертвовать целым батальоном. А спустя два часа, когда мы оказались в окружении, командир дивизии Узи Яири приказал сдаться в плен, на что я не был готов идти ни при каких обстоятельствах.

Ярон Кайзер: - В отличие от Хези, я догадывался, что в районе «китайской фермы» у египтян сосредоточены немалые силы. Я ведь находился здесь с 8 октября, а десантники прибыли 15-го. До них здесь были другие ребята, тоже из десанта, и многие из них погибли. Подыскивая площадку для принятия вертолетов, я видел повсюду красные ботинки десантников, убитых здесь в первые дни: они заметно выделялись на фоне песков.

***

Хези Дахбаш: - У меня до сих пор стоит перед глазами картина происходящего. Два часа ночи. Небо выткано следами трассирующих пуль наподобие ковра. Командир роты Яки Леви (через несколько минут его убьют) приказывает мне, чей взвод бежит первым, обойти дюну справа и максимально приблизиться к противнику. Мы все еще уверены, что за дюнами скрывается не более шестидесяти человек. Пуля пробивает мне фляжку, вода течет по ноге, я принимаю ее за кровь и еще успеваю подумать: «Странно, вроде меня ранило, а боли нет». Потом в меня попадают еще две пули – одна в каску, вторая в компас, и осколок от снаряда - в плечо (с тех пор я ношу на себе эту отметину).

Половина отборнейшего десантного батальона выходит из строя в первые минуты боя – такого в истории ЦАХАЛа еще не было. Грохот взрывов, свист пуль, крики раненых со всех сторон. Мы бежим по открытому, хорошо простреливаемому плато, где совершенно негде укрыться. По рации сообщают, что Яки Леви убит. Его заменяет Эяль Раз. Чтобы сократить путь, я меняю курс на 90 градусов и мы бежим в лоб противнику, и, пользуясь темнотой, падаем на землю и начинаем зарываться в песок под самым носом египтян. Пока они нас не замечают, стреляют на более дальнее расстояние. У меня появляется возможность разглядеть позиции противника и оценить ситуацию. Я вижу танки, артиллерийские орудия и сообщаю по рации командиру батальона, что против нас стоят целые дивизии. Ицик Мордехай приказывает оставаться на месте и ждать подкрепления.

Время идет, а подкрепления нет. В тот момент я еще по наивности думал, что нас оставили здесь, под носом египтян одних, без прикрытия, специально, чтобы отвлечь силы противника. Потом у меня возникает ощущение, что о нас просто забыли. Между тем, близится утро. Примерно в районе шести в атаку идут танки Эхуда Барака. Поскольку остатки моего взвода находятся ближе всех к позициям противника, танкисты принимают нас за египтян: трагедию удается предотвратить буквально в последний момент, передав им по специальной системе оповещения опознавательный код: «свои».

Глядя на то, как стремительно продвигаются вперед наши танки, я даже немного завидую танкистам и сожалею о том, что не поешл в танковые войска. В этот момент у танка, который проходит неподалеку, сносит снарядом башню, а командира выбрасывает наружу. На месте глаза у него кровавое месиво, к тому же ранен в ноги. Горящий танк кружит на месте, грозя в любую минуту раздавить танкиста. Я вскакиваю и перетаскиваю раненого в наше укрытие. (Операжая события, скажу, что он выжил и впоследствии стал известным врачом, профессором. Во время того боя мы теряли много раненых. У людей отрывало конечности, а у нас даже не было резиновых жгутов, чтобы остановить кровь. Пачки бинтов размеров с сигаретную коробку – это все, чем мы располагали). Я выхожу на связь и прошу выслать бронетранспортер, чтобы эвакуировать танкиста и моих раненых солдат. Это удается сделать только через полтора часа.

Около девяти египтяне замечают нас и начинают окружать. Я связываюсь с командиром батальона и сообщаю ему об этом. Ицик Мордехай отвечает, что ради спасения взвода не готов рисковать батальоном. Я отключаюсь от связи, четко понимая, что нас бросили на произвол судьбы и надо выбираться из этого ада самим. Между тем, египтяне уже совсем близко. Я выхожу напрямую связь на командира дивизии и прошу поддержать артиллерийским огнем. Поскольку противник подошел почти вплотную, приходится сообщить собственные координаты. Командир дивизии отвечает секретным кодом, что просьбу понял: «Получайте!». Наши снаряды ложатся рядом, египтяне бегут, мои ребята, к счастью, целы, и я продолжаю сообщать артиллертистам координаты, чтобы их снаряды ложились более точно.

Мы тут одни. Танкисты давно отступили. Командир роты и командиры двух взводов, которые шли за нами, убиты в первые минуты боя. Офицер, сменивший командира роты, почему-то не выходит на связь. Мы натыкаемся на него, когда начинаем пробираться назад, к своим. Он лежит на песке: ранение тяжелое, в живот, все внутренности вывалились наружу. В условиях, когда приходится передвигаться короткими перебежками под непрекращающимся огнем египтян, мы не можем транспортировать тяжелораненого. Но и оставить его здесь одного я не могу. Приказав остаткам взвода продолжать отступление, а с пятью солдатами остаюсь с раненым и вызываю по рации бронетранспортер, чтобы его эвакуировать. Забегая вперед, скажу, что этот офицер выжил и впоследствии тоже стал врачом, как и танкист, о котором я упоминал выше.

Ярон Кайзер: - Очень многие тогда остались в живых благодаря тому, что Хези вызвал огонь на себя и корректировал его, вынуждая египтян отступить. В мемуарах египетских военачальников приводится факт, что в разгар боя на «китайской ферме» командир египетской дивизии получил инфаркт из-за того балагана с артиллерией, который израильтяне (Хези со своими людьми) устроили у него под носом.

***

Хези: - В январе 1974-го армия проводила расследование ситуации, связанной с боями на «китайской ферме», но меня там не было. Ты спросишь, почему? Как так получилось, что в расследовании не принимал участия единственный из трех командиров взводов, находившихся в эпицентре событий, который не был убит и вывел своих солдат? Отвечу. Меня устранили довольно оригинальным способом. Вот как было дело. Наша рота находилась на учениях в районе Шхема, я, естественно, со своими солдатами. И вдруг меня вызывает руководство и предлагает отправиться с подругой в отпуск на новой, только что прибывшей в часть машине. Мне двадцать один год. Я влюблен. Война позади. Кто бы отказался от столь заманчивого предложения на моем месте? Покатавшись по стране несколько дней, я говорю подруге: «Надо бы заехать на базу, проверить, как там мои солдаты». Она расстроена: «Даже в отпуске у тебя одна армия в голове!» И все же я настаиваю на своем. Мы едем в часть, но ни одного из моих солдат на месте нет. Спрашиваю у дежурного по базе, а он отвечает: «Несколько дней назад всех вывезли на юг – там проходит расследование по поводу «китайской фермы». Сегодня они уже возвращаются».

Пойми, я не был в Америке, я не был болен. Я служил в действующей армии. И, повторяю, я был единственным уцелевшим командиром взвода из всех, что участвовали в этой операции. К тому же мне удалось продвинуться к противнику ближе всех. Мой взвод первым вошел на территорию «китайской фермы», приблизился к противнику почти вплотную и покинул место боя последним, продержавшись под огнем восемнадцать часов. Все это время я выходил на связь по рации, слышал все команды, корректировал огонь артиллерии, которую вызвал на себя. Кому, как не мне, свидетельствовать о том, что там происходило? А мне даже не сообщают о предстоящем расследовании, и, более того, как раз в эти дни отправляют в отпуск, не сказав ни слова. Кто-то позаботился о том, чтобы меня там не было. Видимо, то, что я мог рассказать - а я ничего не мог рассказать, кроме правды - расходилось с официальной версией событий, и это многих не устраивало. Впоследствии подобное повторялось не раз: меня приглашают выступить в телепередаче по поводу событий Войны Судного Дня, но в последний момент мое участие вдруг отменяется, и в студии выступают другие люди, которые рассказывают о событиях так, как это описано в официальных источниках.

Ярон Кайзер: - В 1974-м году двое офицеров, участвовавших в боях на Синае, устроили голодовку возле Кнессета, требуя расследования событий Войны Судного Дня. И такая комиссия была создана (она вошла в историю под названием «Ваадат Аграната») и признала несостоятельность политики и стратегии израильского правительства в первые дни войны. Недавно группа офицеров потребовала от министра обороны создания новой комиссии, результатов проверки которой мы с нетерпением ждем. Параллельно был подан иск в БАГАЦ. Офицеры требуют доступа к армейским протоколам того периода, из которых можно узнать, какие именно приказы отдавались во время боя и за что участники Войны Судного Дня получили свои награды и очередные воинские звания.

Хези Дахбаш: - В течение 25 лет я выступаю в воинских частях, рассказывая солдатам срочной службы о боях на «китайской ферме», и мои рассказы сильно отличаются от описанного в учебниках и от того, что они слышат в армии. Двадцать пять лет я рассказываю правду, которая мешает многим, но они ничего не могут с этим поделать. До сих пор никто не пытался меня опровергнуть или выдвинуть против меня или против расследователей, принимающей участие в работе нашего гражданского форума, судебный иск. Потому что я находился в эпицентре событий на «китайской ферме», и каждое мое слово – это свидетельство очевидца и непосредственного участника боя. Скоро выйдет в свет книга подлинных свидетельств того, что происходило во время боев на южном фронте, - это коллективный труд участников гражданского форума.

Лично мне не дает покоя мысль: почему десантников бросили на «китайскую ферму» без прикрытия артиллерии. На этот счет существует официальная версия: будто вся артиллерия в этот момент, якобы, прикрывала Дани Мата, переправлявшегося через Суэцкий канал. Но это неправда! Дани Мат перебрался на противоположный берег Суэца предыдущей ночью, почти без потерь, и уже не было нужды его прикрывать. Кроме того, когда нас начали окружать египтяне и я вынужден был обратился по связи к командиру дивизии за артиллерийской поддержкой, мы ее тут же получили! Значит, артиллерия была! Если бы десантники шли в бой под ее прикрытием, египтяне бы просто не высунули носа, и не было бы этих бессмысленных потерь - беспрецендентных в истории ЦАХАЛа. Не говоря уже о том, что триста человек были брошены в бой против целой армии, что, как выясняется, не было для наших военачальников секретом. В фильме Нира Тойба один из генералов называет бой на «китайской ферме» провалом, признавая тем самым, что что-то было сделано не так. Но как объяснить в таком случае феномен, что для многих военачальников именно этот бой стал главной ступенькой в головокружительной военной и политической карьере? И это всего лишь два вопроса из множества прочих, которые не дают покоя мне и участникам гражданского форума, многие из которых принимали участие в Войне Судного Дня.

***

Известный военный историк Ури Мильштейн, перечисливший в одном из своих трудов главных героев израильских войн, подлинным героев Войны Судного дня называет командира взвода десантников Хези дахбаша – центральную фигуру самого кровопролитного боя на «китайской ферме». Комментарии излишни. Остаются лишь вопросы, на которые мы, возможно, получим ответы после того, как БАГАЦ примет решение по иску офицеров, а комиссия ЦАХАЛа обнародует результаты очередного расследования событий на «китайской ферме».