Неоконченный рассказ эмигранта

Великий русский писатель Иван Бунин, испивший когда-то горькую чашу эмигрантской жизни, в своих рассказах о том времени сравнил ее, /т.е. эмиграцию/, с пеной.
Действительно, в процессе сепарации происходит отделение накипи, пены, грязи, от всего чистого, светлого, хорошего.
Россия на своем веку знала много волн эмиграции.
Их причинами были и политические преследования, и бытовая неустроенность, и желание повидать мир.
Русская интеллигенция в двадцатых годах прошлого века бежала от большевиков, решивших уничтожить ее как класс.
Большевикам не нужна была старая русская культура; не испытывали они, до поры, нужды в светлых умах.
"Мы старый мир разрушим, до основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим,
кто был ничем, тот станет всем!" - пели толпы партийцев и им сочувствовавших.
Семьдесят четыре года строили, и, наконец построили...
Постояли, посмотрели с тоской на получившегося монстра с маленькой, дегенеративной головкой, почесали затылки, плюнули, и сломали ему шею.
Недолго бился в агонии бывший Советский Союз; правда, испустив дух, он породил множество таких проблемм, о существовании которых в прошлом никто и не задумывался.
Да и кто мог задуматься, если некому было?
Думающие были либо расстреляны, либо доживали свой век за "бугром", а те, кто пытался что-либо изменить, сидели в «психушках» да по мордовским лагерям.
И вот на этом переломе современной истории, в начале девяностых годов, потекла за рубеж последняя волна русской эмиграции.
Согласно договоренности между правительствами трех стран - бывшего СССР, ГДР и ФРГ, открылись ворота Германии для этнических немцев России и "лиц еврейской национальности", как их тогда "любовно" называла официальная Москва.
…Я поздно для самого себя эмигрировал из Украины, где жил до тех пор.
Произошло это в 2002 году, да и то, после долгих уговоров моей кузины, к тому времени уже четыре года жившей в пригороде Штутгарта.
У меня тогда уже не было работы, своего жилья, рушились семейные отношения.
В надежде, что на новом месте я смогу начать новую жизнь, я в феврале 2002-го пересек границу Германии.
Фактически, я бежал от неразрешенных жизненных проблем: от воровства и бандитизма, процветавшего на Украине, от реальной перспективы однажды быть посаженным в тюрьму по сфабрикованному «делу».
Я не ожидал особенно теплого приема на родине моих предков, но то, с чем мне, и моей семье пришлось здесь столкнуться, превысило самые худшие ожидания.
Во-первых, оказалось, что мы здесь никому не нужны.
Во-вторых, оказалось, что нас здесь рассматривают только с точки зрения новой и достаточно дешевой рабочей силы.
В-третьих, возникли проблемы с учебой детей.
В «реальшуле», куда попали мои дети, мы были единственными "русскими".
Директор школы, принимая нас впервые, долго интересовался причинами, по которым нам пришлось покинуть Руссланд.
А потом оказалось, что в школе классов для русских детей или курсов немецкого языка нет, и эту проблему мы должны решать сами.
На последние деньги нам пришлось нанимать «педагога», который за три месяца чуть-чуть «продвинул» наших детей.
Еще, через полгода, удалось выбить из Социаламта «наххильфу» - помощь для отстающих учеников.
Три раза в неделю приезжала русскоговорящая девушка, которая учила детей языку.
Вот тогда «процесс пошел»!
…Ровно два года жили мы в бараке «азюлянтского» общежития, выходившего окнами на чистенькое католическое кладбище.
Ровно два года мы боролись за элементарное выживание.
Курсы немецкого не дали мне ничего.
В 55 лет учить язык оказалось делом нелегким.
К счастью, дети быстро заговорили по-немецки, да и супруге, благодаря упорству и трудолюбию, за два года удалось изучить его "в перфекте".
Но это было уже двумя годами позже, а тогда, едва распаковав наш небольшой багаж, я, не зная почти ничего по-немецки, взялся за поиски работы.
Помогли в этом знакомые, подсказавшие телефон русских, державших в Рюссельсхайме небольшой ресторанчик.
Как обычно здесь устроено, я прошел у них собеседование, и получил уверение в том, что мне позвонят.
Мне повезло: муж хозяйки ресторана оказался моим земляком.
В прошлой своей жизни он жил несколько лет в Киеве, и у нас с ним нашлись несколько человек из числа общих знакомых.
Через две недели он мне позвонил и пригласил выйти на работу.
Наверно, я хорошо работал, так как продержаться у них мне удалось целых четыре месяца.
Как водится, вначале они пообещали оформить меня официально, но тогда они должны были бы мне платить не менее 7,5 евро в час, плюс отчисления в «кранкенкассу» и «социалферзихерунг».
Короче, моих работодателей "жаба задавила", и, в конце-концов, мне было предложена работа "по-черному" с оплатой 5 евро в час.
Тогда я убедился в еще одном "менталитетном" немецком прибамбасике.
Из ресторанного зала, через приоткрытые двери, был виден кусочек кухонного пространства.
Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь из посетителей не поинтересовался у моих хозяев, - кто это там, на кухне, новенький?
Мои хозяева очень болезненно относились к таким вопросам, и мне было строго приказано "не выглядывать из кухни во время работы".
Однажды хозяйка решила устроить мне проверку на "вшивость".
Рассчитываясь вечером за отработанный мной день, она "ошиблась", выдав мне на двадцать пять евро больше.
Не пересчитав купюр, я спрятал их в карман и вышел на улицу.
Правда, я тут же сообразил, что денег почему-то в этот раз больше.
Пересчитав их на ходу, я вернулся; моя хозяйка в это время сидела за столиком и нервно курила сигарету.
Когда я потребовал объяснений, она тут же заявила мне, что таким образом проверяла мою честность.
Когда закончился первый месяц моей работы, хозяйка решила, что я зарабатываю у неё слишком много, и решила ещё раз на мне сэкономить.
Теперь я должен был работать не по восемь часов в день, а три - четыре, но при этом выполнять тот же объём работы.
В результате я за второй месяц работы получил половину положенного мне заработка. Когда в конце третьего месяца они обьявили мне о том, что я буду в дальнейшем работать лишь по два часа в день, я решил откланяться.
Впереди маячили «шпрахкурсы» в Майнце, и, две недели спустя, я сказал своим первым работодателям-кровопийцам "чао"!


Юрий Берг
2006, Рюссельсхайм