Про Пустых

Sein Leben est kurz, like this novel.
Er ist nudum, as Sinn of the Buch.
Но кому какая разница?..

Konica Minolta DiMAGE A200 на 8 мегапикслей с пятикратным Zoom’ом – гордость Адама. Нечего смеяться, нормальное имя. Именно такое, какое может себе позволить 23-летний состоятельный житель Гамбурга. И фотоаппарат у него такой же. На прошлой неделе прогуливался в районе Нового города. Он часто прогуливался без какой-либо причины. А что? Разве 23-летний состоятельный житель Гамбурга не может себе этого позволить? Также не было никакой причины, побудившей его остановиться у витрины магазина фотоаппаратов. Через полчаса его можно было заметить гулящим вдоль берега озера Альстер с профессиональной камерой в руках и без 900 евро в кармане. Но он ничего не фотографировал. Он просто гулял по набережной, пока не заметил на соседней улице небольшого летнего кафе с вывеской «La Perpin’an».

Сегодня он опять сидит здесь. Он сидит не один. Да, забыл сказать, с ним опять его Konica Minolta. Адам положил его на столик и смотрит сквозь дисплей. Куда? Зачем? На Нее. Кто Она? Ее зовут Лилит. Нечего смеяться. Как я уже говорил, им там в Гамбурге все можно. Она влюблена… в пятикратный Zoom. Адаму все равно. Он тоже любит свою технику. Хотя и не умеет фотографировать. Он просто смотрит на дисплей, а там видит Ее. Она разговаривает. С кем-то. Этот кто-то – Ганс. Нечего смеяться, он не из Гамбурга. Голландский режиссер-аниматор, знакомый Адама. Они сегодня случайно встретились на набережной. Так Адам познакомил Лилит со своим давним товарищем. Лилит изучает киноискусство в местном университете. Неудивительно, что друг Адама очень ее заинтересовал. Милые разговоры о Ларсе фон Триере и Такеши Китано. Тупая болтовня Ганса о его проекте «ШлОны», которые станут серьезными конкурентами «Телепузикам». И опять же беспричинный взгляд на дисплей фотоаппарата, в котором Адам ловит каждое движение Лилит. Он ее рисует: каштановые прямые волосы, спадающие плечи, карие глаза, маленький нос, губы, нижняя чуть потолще верхней… нет, ошибся.. она улыбнулась… теперь они одинаковой толщины. Ой, а глаза теперь тоже другие и… Совсем забыл – ресницы. И через мгновение - другое лицо. Еще секунда – и еще один человек. И чем дальше, тем больше. Адам не выдержал… ВСПЫШКА…

Он сидел на террасе французского кафе «La Perpin’an». Его лысина блестела под лучами июльского солнца. Он пригладил рукой свою козлиную бородку и… И всё. Он просто мог себе позволить, как и любой 23-летний житель Гамбурга. Он может себе позволить заказать себе еще чашечку чая и зайти внутрь заведения, если вдруг похолодает. Он даже может позволить себе отпустить волосы и сбрить бороду. А еще он будет ходить каждый день в это кафе и пить чай. Перед тем как его выпить, Адам будет включать свой фотоаппарат и класть его в центр стола. А потом под глотки чая по-тихоньку задремлет. И плевать, что ему всего лишь 23 года и он – состоятельный житель Гамбурга. А знаете почему? Потому что он может себе это позволить. И так пройдет полгода. Как Вы, наверное, уже догадались, Лилит давно встала из-за стола. И где она сейчас, Адам не знает. И он не будет ее искать. Просто однажды…

Однажды он допьет свой чай и позовет жестом хозяина кафе. Хозяина зовут Жан. Вот тут совсем уже не смешно. Во Франции всех так зовут. Так вот, Жан поймет все без слов и принесет Адаму бутылочку из Лангедока урожая 1982 года. Адам только улыбнется своему ровеснику. И это он себе может позволить (не только улыбнуться, но и насладиться бокалом). И также без слов он рассчитается с хозяином и выйдет на улицу. А на улице Новый год, но корабли все еще ходят по Эльбе. Адам подойдет к перилам, постоит минуту. А потом в темные речные воды полетит Konica Minolta DiMAGE A200 на 8 мегапикслей с пятикратным Zoom’ом. Да, он может так. И хотя Адам – 23-летний состоятельный житель Гамбурга, он сядет в метро на станции Святого Паули. Зачем? А разве не понятно? Он все делает без причины. И даже сейчас он смотрит на симпатичную девушку, сидящую напротив, совершенно без всякой цели. У этой девушки не очень длинные белокурые волосы, спадающие на лоб. У нее голубые и ясные глаза и чрезвычайно простой и наивный взгляд. Гладкий лоб и острый подбородок. Эх, был бы у Адама сейчас фотоаппарат? Да нафиг надо? Что тут останавливать? Ее лицо постоянно. Оно никуда не торопится меняться. Оно будет таким всегда. И от того оно еще прекрасней. Она читает книжку Рю Мураками. Как думаете Адам заметил это? Я думаю, что ему плевать. Он просто выходит вместе с ней на улице Репербан. И ему плевать на это. Он идет за ней. И продолжает идти даже тогда, когда девушка зайдет в заведение с вывеской «Edem». Адам последует за ней только потому, что он может себе это позволить.

За вывеской оказался ночной клуб. Девушка пропала из поля зрения Адама, но он не стал сильно переживать. Он направился к барной стойке, где работал Снейк. Вот это действительно дурацкое прозвище для жителя Гамбурга. Поэтому Снейк всем говорил, что он из Британии, да к тому же гей. Гомосек-англичанин в центре Гамбурга – что тут такого удивительного? Он налил Адаму кружку пива, так как разглядел в нем только обычного 23-летнего молодого человека. Адам не отказался, потому что ему было все равно. Внезапно музыка в клубе притихла, и ведущий шоу произнес в микрофон: «Damen und Herren! Darf ich vorstellen: Eva und Gella…»
ЕваУндГелла…
Евангелие…
ЧЁРТ!..

Вот до какого маразма может довести алкоголизм. Сидя перед монитором так легко переноситься по планете. Вот тебе Гамбург, а вот и вино из Перпиньяна двадцатилетней выдержки. Но здесь и сейчас остается только банка пива. Потому что только это может себе позволить никому ненужный Пустой. Он не знает, есть ли действительно в Гамбурге бар с названием «Edem». Но из под его пальцев появляется это название. Пустой живет один. Нет, все-таки он живет со своей семьей, которую не может назвать таковой. Он не замечает их, потому что они не замечают его. Они вспоминают о нем только три раза в день, когда надо позвать к столу. Взяв еду, он и остальные проживающие в квартире разбегаются по разным уголкам, так как не могут выносить друг друга. Еще у него есть два друга. Только он врет себе. У него нет никого. А те двое, которые каждый день названивают и просятся в гости, он их не понимает. Отказывается понимать. Один приходит и тупо молчит. Другой от него не отстает. Потому что они такие же Пустые. Наш Пустой не может находиться с ними в одной комнате, начинает вести разговор, но оказывается, что сам еще более пуст. Ему не нравится также, когда те первые начинают беседу. У них есть какая-то цель, только для ее достижения они не делают ничего. И Пустой понимает, что сам ничего не делал. Он пытался играть, сочинять песни. Но очень скоро понял, что это – не его. Ведь существует куча музыкантов гораздо талантливее его. Он забрасывает музыку, но все по-прежнему хочет стремиться к прекрасному. Он так был «невоспитан». Родители ничего не предприняли в плане его воспитания. Пустому пришлось самому до всего додумываться. И таким образом, он прожил два десятка лет в своем мире справедливости и честности. Он во что-то верил, он о чем-то мечтал. Ему были даны чувства. И направить бы их в нужное русло, да только жизнь – это не его мир. Что есть любовь? Он долго размышлял. Выводил свои теории. И только, когда ответ находил, оказывалось, что это нечто другое. И вот однажды он все узнал. Однако не придумано еще такой программы у которой нет глюков. Его любовь дала сбой. Вся вера куда-то делась, когда он узнал, что «его любовь» встречается с его (теперь уже бывшим) другом. Однако он – не дурак, он понимает всё. Он знает, что в случившемся нет никакой причины. Просто так получилось. И он закроет глаза и просто замолчит, как делал это много раз. Он прекрасно знает, что нельзя оставаться прежним. Он должен постоянно изменяться и не стоять на месте, сливаясь с толпой. И однажды Пустой понимает, что все его стремление стать особенным противоречит самому себе. Он замечает вокруг себя кучи неформалов, отращивающих хайеры. Прежние лица, ненавидящие рок, а теперь круглые сутки пропадающие на сейшенах. Они обзаводятся модным прикидом, создают себе имидж, и от того еще больше становятся похожими на окружающих. Они становятся тольпой и Пустой вместе с ними. Он решает не выпендриваться и обревает себя налысо. И опять же он – никто. Потому что, все хотят выделяться. И чем больше они этого хотят, тем больше они становятся обычными. Главное не быть банальным, а от этого становишься именно таким. И тот, кто все это замечает, тот – еще более банальный. А если не замечает, то я уже говорил. И ему на это плевать, так как совсем недавно он заметил, как сам стал Пустым. Теперь у него такой никнейм. Его кумир – Адам. Ведь никто его не знает. Он такой же пустой и бессмысленный. Он не слушает музыку, не читает книгу, он не любит девушек, и старые знакомые остаются всего лишь старыми знакомыми. Он не против пойти с кем-нибудь погулять, но боится навязать себя кому-то. Ведь он прекрасно знает, что те люди, которых он хочет считать друзьями, не воспринимают всерьез. Они привыкли видеть его вечно ноющим о своих проблемах, которые не представляют никакого интереса для них. Он хотя и пустой, но далеко не глупый. Он слышит о действительно серьезных проблемах своих знакомых, и ему становится противно от своего нытья. Что же тогда молчать? Да Пустой будет молчать, потому что все, что он может сказать – есть глупость. А с каждой высказанной глупостью становится все хуже и хуже жить. Ему постоянно делают намеки на это и закрывают рот. Пустой (как я уже говорил) – далеко не глупый и понимает свое место. Но он слышит чужие глупости, которые не в состоянии «переваривать». Однажды он поймет, что весь «его мир» - всего лишь очередная глупость, только не высказанная вслух. И почему же тогда ему стоит молчать. Он начнет рассказывать. Он расскажет про то, о чем мечтает. Один раз он сказал одному знакомому, что желает поехать путешествовать автостопом. Знакомый его поднял на смех. И все, кому бы он об этом не говорил – все смеялись. Так он забыл о своей мечте. Пока не наступило время, когда все, кому не лень поехали путешествовать. А он остался сидеть дома. Все потому что он – Пустой. И так происходило не один раз. Еще был случай, когда ему предложили роль в студенческой постановке. Он единственный выбрался добровольцем, потому что очень любил театр. Но его не взяли, потому что он – Пустой. И так разбилась еще одна его детская мечта. Прошли годы, он повзрослел и влюбился. Нет, это не так просто «влюбиться». Он любил, причем давно, и что бы не говорили о банальности этого слова, это чувство было именно тем, как он его назвал. Не в моих правилах рассказывать о таких печальных историях. Я просто скажу, что Пустой понял об этом слишком поздно. Еще бы. Тогда не назывался бы он Пустым. Все его ровесники уже давно всё всех перелюбили и стали конченными циниками. Пустой относится с большим уважением к циникам (хотя в действительности ему плевать). И сам хочет как можно скорее стать таким же. Он очень быстро осознал, что нытьем себе не поможет. Он хочет лишиться всех чувств, которые ему известны. Только недавно он понял, что незачем. Все окружающие привыкли видеть в нем наивного нытика с маниакальным желанием покончить с собой. Самое печальное, что Пустой никогда не говорил никому о своих планах. Он вообще никогда не произносил слова «суицид». Не понимает, как из его речи вынимают депрессивные мысли. Он любит жить, он любит жизнь. И чрезвычайно сильно бесится, когда на каждую его реплику говорят: «Иди, умри!». Даже, когда он заявляет, что любит жить, кто-то все равно скажет: «Сдохни!». И говорящий не боится за последствия, потому что он знает: «у Пустого кишка тонка». Да и не было у Пустого никогда таких мыслей. Он просто очень многого не понимает. Например, он не понимает, как можно быть тем же циником. Как можно сбрасывать со счетов чувства. Его поражает черствость и низменность людей. И порой он представлял, что существуют другие Пустые, которые способны стать в оппозицию тому мерзкому миру. Но оказывалось, что он один такой. Ведь он – Пустой, и не в его правилах бороться с миром, он вынужден только примиряться. Он с ужасом понимает, что быть пустым – не значит быть обычным. Наоборот, он становится тем, кто никому не нужен и вечно один. Он – маргинал среди маргиналов. И хуже всего то, что никто этого не замечает. Произнося такое страшное слово «маргинал», я не хочу нарисовать его мерзким типом. Да я и не буду ничего рисовать, ведь не художник. Он тоже не художник. Он пытался рисовать. С таким же успехом, как предыдущие творческие поиски «себя». Нет, он красиво рисует. Порой даже поражается тому, как у него потрясающе красиво получаются пейзажи. Он пытался даже пару раз рисовать портреты. Получалось очень похоже. Только никому это не было нужно. А ему самому это нужно? И вот однажды он задал себе такой вопрос. А зачем же он все-таки стремиться отличаться от других? Зачем, если он каждый день себя убеждает в никчемности этой бредовой идеи? Зачем с нулевым успехом все время пытается показать всем тот прекрасный мир, с которым не желает расставаться. Он каждый раз убегает от этих косых взглядов туда, где он совсем один. Он живет далеко отсюда. Там, где каждый день встает солнце, и каждый вечер садится. У него там есть домик. Маленький на берегу горного озера. Кругом сплошной лес и ни одного человека за километры вокруг. И только там он спокоен. Да, ему нравится бродить вдоль озера Альстер. Он мечтает у фонтана на Трафальгарской площади или за столиком в маленьком ресторанчике на Монмартре. Он недавно начал понимать, что он – европеец и мозги у него также сложены. Еще он понял, что он – житель города. Как бы не привлекало спокойствие деревенской тиши, он все равно чувствует себя в «своей тарелке» только в большом городе, где проще быть Пустым. Однако его мир – это небольшой домик у горного озера, где он сам сделает две лавочки. С одной он будет встречать рассвет, а с другой провожать закат. И он не будет жалеть о том, что когда-то променял на это весь цивилизованный мир. И будет он там один. Совсем один. Вот тогда ему станет обидно. Вовсе не от того, что он – один. А потому, что никто не сможет увидеть этих двух лавочек и соответственно рассвета и заката. Тех двух простых вещей, ради которых и стоит жить. Вот тогда-то Пустой и поймет, для чего он выпендривается. Для чего он пытается отличаться от других. Просто он хочет рассказать о том, как можно быть счастливым. Однако на все его попытки что-то сказать все лишь тупо улыбаются, мол что-то опять этому дебилу причудилось. И так бывает только в редких случаях, обычно никто просто не замечает его. Поэтому Пустой привлекает к себе внимание, он кричит: «Или вы меня послушаете, или я повешусь». Его сначала слушали, а потом перестали. Все равно же не повесится. Слишком сильно жизнь он любит. Пустой никогда и не собирался умирать, ведь он знает то, чего не знают другие. Однако это дурацкое знание никому нафиг не нужно. И вот когда он это понимал, тогда-то у него и возникали мысли наложить на себя руки. Даже не из-за того, что никто его не слушал, а из-за того, что его мир не мог существовать в рамках реального мира. О, как бы он был счастлив, если б хоть кто-нибудь раньше него до этого додумался. А ведь были попытки, однако они слишком опопсели, чтобы быть реально качественным доказательством теории Пустого. Он не мог говорить спокойно о чувствах, о святом и чистом, когда кругом творился разврат. И с каждым днем Пустой осознавал, что на этой планете он никогда не сможет быть счастливым. Он смотрел «Амели», смотрел «Куклы» Такеши Китано. На его глазах наворачивались слезы от того, как верно режиссеры подмечали то, что творится в его душе. Он делился со знакомыми своими впечатлениями. Те с ним соглашались, но не верили в такие чувства, потому что… Потому что они были нормальные, а он – Пустой. Какая нафиг может быть чистота и непорочность, когда тема исключительно одна – секс… Нет, здесь привел неверное слово, вернее будет – трах, или еще лучше – ебля. Он ужасался, когда каждый разговор затрагивал именно эту тему. Сначала пытался как Алеша Карамазов затыкать уши, но понял, что бесполезно. Ему приходилось как пустому человеку мириться с этим. Почему-то ему все говорили, что смысл всей жизни заключается только в трех вещах – пить, курить и трахаться. И Пустой в такие моменты совершенно не понимал, зачем же он тогда живет, раз ничего этого не делает. Он пытался и пить и курить, но со временем осознал, что совершенно в этом не нуждается. Да в свои неполные двадцать он еще был девственником. И не сказать, что этого стыдился, он просто об этом не говорил. А зачем кому-то об этом знать. Зачем кому-то знать, что он даже никогда не целовался с девушкой. И никто его никогда не любил, даже несколько секунд. Он не бесится по поводу того, что ему не «дают». Он к этому равнодушен, ведь он знает, что он – пустой. И он не был бы так несчастлив, если бы не одно но. Почему другие счастливы. У них нет ничего того, что есть у него. А именно – мечта. Однако он бы отдал ее, только ради того, чтобы быть обыкновенным. Чтобы над ним перестали смеяться или хотя бы заметили. Надеюсь, я загнался с рассуждениями, ведь именно обыкновенных, низменных, порочных и т.п. людей замечают и любят. Именно таких, как те два друга, которые постоянно приходят к нему в гости. Какие бы они не были тупые и далекие, однако они гораздо счастливее его. И Пустой бы мог вам рассказать, почему, но он не может. Только потому что он – Пустой. Не сказал бы, что он не пытался. Он пытался. Он пытался быть писателем. И свой мир он превращал в буквы, но как я уже говорил ему не дано никакого таланта. Хотя нет, все же ему дан один талант. У него не плохо получатся учиться. Не то, чтобы ему это нравилось, просто у него получается. Он может прочитать за вечер толстую книгу и все понять. Поэтому в его доме полно самоучителей. Он сам научился играть на гитаре, флейте, а еще немецкий язык выучил. Однако в очередной раз задумался, зачем ему это все надо. Ни немецкий, ни даже английский зыки ему нафиг не нужны. Вот уже пять лет он пытается выехать зарубеж, но все безрезультатно. Дело даже не в том, что нет денег (деньги достать можно). Его просто не пускают родители. Точно также как и не пускали в автостоп. Но Пустой не переживает по этому поводу, потому что он привык. Он привык, что все, чему он научился никому не нужно: ни ему, ни обществу. Остается только один выход стать прагматичным, то есть делать только то, что должно приносить пользу. Хотя бы кому-нибудь. И теперь он замечает, что все, что он делал в своей жизни – все было лишь сплошной тратой времени, денег и усилий. И нет, чтобы заткнуться и молчать, так нет же. Он движимый идеей глобального изменения мирового сознания, начинает с самого себя. Прежде всего, он дает себе установку никогда не врать. И вот от его вранья страдают люди. Только спустя какое-то время Пустой понимает весь ужас и боль, причиняемые его словами. Он понимает, что лезет не в свое дело и рушит судьбы людям. И если бы такое произошло только один раз, так нет же. Он ходит и гадит, потому что он такой. Борец, бля, за честность. И мир, который он хочет исправить совсем от этого не становится лучше. Во всяком случае для него. Прежние друзья перестают с ним общаться, либо избегают встречи. И оставшись без Пустого, они принимают в свою компанию других людей, которые несомненно гораздо интереснее и менее скучные. А нескучным могут быть только люди чрезвычайно порочные и пошлые. Они возможно гораздо умнее Пустого, но он знает их настоящую сущность. В них есть только одно. И это одно – Пафос. Сколько раз Пустой слышал это слово в свой адрес. Но он не унывает, ведь его задача – смириться с тем, что он такой. Не найдя никакого другого способа жить, он продолжает писать. И он будет писать до тех самых пор, пока не кончится словарный запас. И пусть он уже давно закончился, но Пустой начнет переставлять слова местами, и получатся другие предложения. А потом ему скажут: «Пустой, ты загнался». И Пустой это поймет, ведь он действительно загнался, но по-другому жить не может. Он будет спрашивать себя снова и снова, почему. Почему все совершенно не так, как это должно быть? Почему те, кого он любит, не любят его, а те, кто думают, что любят его, никогда с ним не общались? Тогда бы поняли, что значит быть Пустым. И точно также посмеялись над ним. А кто-то не стал бы смеяться, потому что у них такой имидж. Они выше всякого смеха, они просто скажут: «Пустой, ты маст дай». И единственное, что Пустому останется – это сесть за клавиатуру и бессмысленно (как Адам) стучать по клавишам. Скоро он напишет, то, что хотел. Но ему не понравится, потому что сей рассказ такой же пустой, как и его создатель. И всё, что он делал раньше – всё такое же глупое и мерзкое. Выход один – уничтожить. Рукописи говорят не горят… Зато диски форматируются…
root@empty ~ # format /dev/hdb1
Останется только поудобнее устроиться в кресле и наблюдать за тем, как рушится жизнь. А из колонок будет доноситься музыка:..

You got to press it on you
You just, think it, that's what you do it
That's what you do, baby
Hold it down, DARE

Jump with the moon and move it
Jump back and forth
It feels like you would let yourself work it out

Never did no harm
Never did no harm

It's DARE

За прутьями решетки две девушки, которых ведущий назвал Евой и Геллой, танцевали стриптиз. Адам отнесся к этому равнодушно. Даже после того, как в одной из девушек узнал ту самую с книжкой Мураками. Он сделал глоток из стакана, а потом нагнулся что-то спросить у Снейка. Тот понял вопрос Адама и вытащил из-под стойки две таблетки. Адам заглотил их. Он не принимал наркотиков. И сегодня совершенно не было никакого повода для веселья. Но Адам мог себе это позволить. Он запил колеса еще одним глотком и повернулся к Снейку.
- Ну, говори…
Снейк начала не понял, что от него хотят. Спустя короткую паузу, он, не меняя лица, произнес:
- А чего ты хочешь. Думаешь, я тебя сейчас чем-нибудь соблазню и тебя выгонят из этого Рая. Запомни, дружок, что твой рай – гавно собачье, которое никому нафиг не сдалось. Ты думаешь, что твоя скучная и бессмысленная жизнь сможет кого-то спасти. Да уж, ты погляди по сторонам. Что ты видишь? Вот именно, кругом, сплошной разврат. И пойди попробуй скажи какой-нибудь красавице здесь про чувства. Она тебе лишь посмеется в глаза. Да и не даст она тебе. Потому что у тебя третий глаз в башке, а его все боятся. И тебя вечно будут избегать. Знаешь почему, потому что ты – пустой и в тебе слишком много пафоса. Ты – всего лишь плод больного воображения такого же Пустого. Он сейчас пишет про тебя. Он себя представляет великим творцом. Попивая бутылочку пива и стряхивая пепел с сигареты. Но он – слеп. Он просто девятнадцатилетний глупец, и он себе это может позволить. Чего-то он хочет, но только он не может понять, что в нашем Раю все счастливы. Посмотри, видишь мы совсем не боимся своей наготы. А вы там за дверью привыкли все скрывать от людского взора. Вы лжете о своих сексуальных похождениях, а нам это не знакомо, так как всякий может засадить всякому. И не надо пугаться моих речей, ведь здесь все всё называют своими именами. И другого Рая никому никогда не надо. Знаешь почему? Потому что они все – Пустые. Только им на это плевать. А ты просто должен умереть.

И Адам умер. Умер от передозировки наркотиков…
Но я думаю, что всем пох до этого…