На Игле

Я долго думал, как бы мне назвать следующие наброски. Приходили в голову, как и Уилсоновский =Аутсайдер=, так и уж совсем прорусский =Изгой=. Но, подумав, я все-таки решил оставить банальное =Автобиография=. Не мне решать какова она была (может быть, не все было так плохо, как я себе представляю).
Итак, с чего бы начать? Попробую рассказать сначала о своих увлечениях. Наверное, самое большое увлечение на сегодняшний момент – это музыка. Да, та самая музыка, которую я когда-то ненавидел. Многим это знакомо: музыкальная школа, постоянные репетиции, выступления и овца-преподаватель. Наверняка в каждой музыкалке есть такая сволочь. Звали ее… не помню. Ну, это и к лучшему. МузШкола – была моим первым уроком жизни, потому что именно там я впервые за всю свою жизнь научился ненавидеть человека. Преподавательница эта (будем ее звать =крокодилом=) еще тогда заявила четырехлетнему мальчику, что мне никогда не стать Человеком. На занятиях она всегда на меня орала, называла дэбилом, а иногда даже прикладывала свою руку к моему затылку. Но если честно говорить, то я тоже был далеко не подарок. Вместо того чтобы выполнять, что приказывал КРОКОДИЛ, я лишь глупо улыбался ей в ответ, растягивая концы губ до самых ушей. Но я не считал это издевательством. К своим четырем годам я отлично усвоил, что торчащая из-под копны русых волос улыбка во весь рот приводит всех взрослых в умиление. Они радуются такому милому малышу, а некоторые даже давали конфеты. Правда, я их все равно принципиально не брал, но было очень приятно. А КРОКОДИЛ, похоже, была исключением, ей было нужно только лишь, чтобы я понимал ее. Вот что-что, а понимать я отказывался конкретно. Для меня музыкалка была чем-то вроде школы или армии. Учреждением, которое необходимо было пройти каждому, однако никакой пользы оно не обещало. Но моя ненависть к КРОКОДИЛУ зародилась далеко за пределами школы.
Софья, так звали мою первую любовь. Девочка – мечта любой матери. Белокожый ангел с золотистыми локонами волос. Такой я ее запомнил. Но об ответной любви речи и быть не могло. Проблема вся обстояла в том, что мама этой девчонки была КРОКОДИЛ. Она как Фюрер своей семьи следила за каждым шагом дочки. Сама выбирала для нее друзей и запрещала встречаться с теми, кто (по ее мнению) не был этого достоин. В списке последних присутствовал и я. Бывало, Софийка проходила в своем беленьком платьице мимо песочницы, где я-чумазый гонял машинки с пацанами, и с каким-то печальным взглядом смотрела на нас. А ВЕЗДЕСУЩИЙ ГЛАЗ КРОКОДИЛА все это видел и тут же загонял дочку домой. Но однажды мне все-таки удалось с ней поговорить вне музыкалки. И разговор медленно перерос в игру. А игры у нас были самые разные: от “петы” до “пряток”. В итоге беленькое платьице Софийки очень быстро изменило свой цвет. Изменило свой цвет и моя физиономия, когда я увидал КРОКОДИЛА, медленно приближающегося к нам. Подзатыльник меня уже ждал, но я не стал дожидаться и убежал. Обернувшись назад, я видел лишь софийкины глаза, которые вместе со своей хозяйкой удалялись от меня. И так уж случилось, что их я видел в последний раз, через неделю она переехала в другой город.
Вот именно так в 2002 году я начал описание своей нелегкой судьбы, но так и не дописал до конца. А о чем мне говорить-то? Можно подумать, что вся моя жизнь наполнена приключениями. Не фига не было в моей жизни никаких приключений. Да и с чего бы им быть?
С самых пеленок и почти до настоящих дней родители не пускали меня никуда от себя. Всегда со мной кто-то находился рядом. Если не мама, то папа. Если уж им нужно было куда-то отлучиться, то был брат. Последний отлучался еще чаще, поэтому меня отдавали няньке с шестого этажа. Не нянька она даже была, а просто бабушка, которая могла бы присмотреть за маленьким ребенком.
Бабушку эту я почти не помню, но помню хорошо ее внуков. Милые довольно-таки ребята (мальчик и девочка), но я их боялся. Представьте себе двух взрослых детин (они уже были старшеклассниками), которые пытаются поиграть с маленьким мальчиком.
“Идет коза рогатая...”, - сама ты, блин, коза, я домой хочу.
Бабуля потом переехала в Новосибирск и пришлось оставлять меня дома одного. А оставить ребенка одного – очень проблематично. Его надо чем-нибудь заинтересовать. Мамка заинтересовала книжками. Большими разноцветными книжками: “Дядя Степа”, “Чудо-дерево”, “Приключения капитана Врунгеля”, “Крейсер “Аврора”, “Ленин и дети”. Неплохие книжки, правда? Смотреть только тупыми глазами на них – было стремно. Читать ведь не умел. А ужасно хотелось узнать, почему крокодил сожрал мужика (см. Корнея Чуковского “Крокодил”). И тут свершилось чудо!
С самого моего зачатия родители прекрасно знали, что из меня не выйдет ничего путного. Когда мамка была на шестом месяце, ее положили на сохранение, так как я ужасно не хотел вылезать и всеми силами пытался подохнуть до рождения. В итоге ни матери не дал пожить, ни себе. Ее кололи всякой хренью, чтобы я угомонился. Ага, сейчас, угомонюсь я вам. Вылез досрочно на полтора месяца. Мамка хотела дочь и первые несколько часов отказывалась меня кормить (типа, девку ей тащите, а меня другой отдайте). Но потом материнский инстинкт в ней проснулся, и меня к ней привезли... на свою голову.
В левобережном роддоме №2 есть каталка (на которой детей возят). У той каталки одна из стенок была раскурочена, и торчали куски жести. Меня привезли к матери кормить, а моя балда вся в крови. Всего несколько часов от роду, а уже по макушке отгреб. Меня тут же забрали и давай что-то там химичить. Короче, все три недели, которые я был в роддоме, меня обкололи всем, чем только можно, не давая нормально пожить. К тому же нашли Врожденный порок сердца. “Воронья грудка” – так по-моему называется, когда левая сиська больше правой. Но на этом мои болячки не закончились.
Где-то года в полтора меня отвели к какому-то доктору (к какому не знаю, поэтому врать не буду). Этот докторишка осмотрел меня и со стопроцентной уверенностью сказал матери, что дитя у нее – немой, да к тому же – олигофрен.
Почему я не говорил – не знаю, просто не хотел. Братишка мой в это время заканчивал второй класс. Гордость нашей семьи. Мамка показывала его дневник с пятерками и четверками всем родственникам. Это было во втором классе. В восьмом же у моего братишки было четыре дневника, которые периодически терялись.
Вот так в нашей семье появился мальчик-даун. Дети со мной не хотели дружить, потому что я все время молчал. Кстати, доктор был почти прав. У меня не было никакого голоса. Даже агукать не умел. Вот так-то.
Но очень скоро мне все это надоело. Ну, а как же еще. Брату все (игрушки, сладости), а мне только – спать, срать, да жрать (противный борщ и хлеб). А что поделаешь, если никто тебя не слушает. Вот думал так я, думал. И однажды решился-таки.
Была зима. Нет, вру. Была поздняя осень. Я подошел к окну. Там шел первый снег. Я взял и тихо произнес: “Снег идет, земле холодно”.
Ага, вот именно. Взял и произнес. Не “мама” или “папа”, а сложное и бессмысленное предложение. Ну а что? Чмо я, что ли? Учился говорить я уже полными предложениями, но дикции все еще не хватало. Начал просить маму читать книжки. Постоянно перебивал ее: что это за буква, что та. Она посмотрела на меня и поняла, что мальчика бы надо научить читать. Она всегда про всех так думала (детсадовский воспитатель все-таки). Братишка тоже до школы научился читать и писать. Но я его все равно переплюнул – в три года (только месяц назад говорить научился, а уже без остановки шпарю по строкам). Букварь я осилил за пару недель и теперь в матери не нуждался.
Однажды папка припер со склада (он пер все, что плохо лежало) карту Союза Советских Социалистических республик (говорят, страна такая была). На мой вопрос “Шо це за таке?” он ответил – твой “дом родной”. Чтоб я любил и защищал этот “постер” метр на два. Мамка пришла вечером и долго “смотрела на новые ворота”. Подошел папка и спросил:
- Чаво зеньки вылупила?”.
- Да нас ищу.
Отец ткнул на карту:
- Здесь, на “игле”...
“Иглой” он назвал место впадения Уссури в Амур. “И правда – игла”, - подумал я. С тех пор с утра до ночи я проводил все свое свободное время возле карты. Мне было жутко интересно, а что еще есть кроме “иглы”. А были еще пятна (Москва и Ленинград), сопли (Камчатка), жираф (Кольский п-ов). Здесь был мой “второй Букварь”. Помимо названий городов и рек я изучил и административное деление нашей страны. Двумя толстыми чертами подчеркивается столица Москва. Пунктиром подчеркнуты центры краев, областей и АССР. Если на синем фоне видел линию пунктир с черточкой, то знал, что это граница наших владений в Арктике. Между ССР-ми были другие границы, а между областями вообще другие. Зато была одна такая граница, которую я угадывал сразу. Пунктир с точкой и вокруг нее обрисовано красным. Это была государственная граница.
Когда мне было пять лет, ко мне подошел папка и подвел этой карте. В его руках был красный карандаш. Он стал обрисовывать границу УССРа и БССРа с РСФСРом. Потом обрисовал ГССР и АССР (немного, правда). Дошла очередь и до КССР. Он ничего не говорил, а просто рисовал.
Потом я узнал, что Союза Советских Социалистических республик нет.