Дыхание жизни новеллы

                Дыхание жизни

                (через трубку…)
               
Калина Митрич поймал себя на мысли, что он давно уже подошел к тому состоянию, когда мечтать о будущем уже нечего, а нужно жить только воспоминаниями о прошлом и радоваться тому, что Господь Бог позволил дотянуть тебе до этого времени. Он лежал и в душе готовился к смерти, которая была для него сейчас страшная, как ядерная война. А ещё он думал о том, что самые счастливые люди на земле те, которые могут вольно обращаться со временем, совершенно не боясь за последствия. Так за всеми этими мыслями он  продолжал тихо лежать в больнице в отделении реанимации в разных трубках, проводках и капельницах.
В его палате было чисто, спокойно и даже уютно. В больничной палате всё было по люксу и так блестело, что этот блеск, переливаясь сиянием, сейчас отражался в его мокрых глазах. Калина Митрич плакал от счастья и радовался тому, что он пока что ещё живой… Согласитесь, что это уже очень много!
Раньше он не задумывался  над этим и совсем не знал, что такое счастье? А теперь он это знал твёрдо! Он заворожено смотрел на секундную стрелку  настенных часов и радовался каждой прожитой минуте. Прожил минуту… и рад, прожил другую… и счастлив – ведь мог бы и не прожить… Сейчас ему мало нужно для того, чтобы быть счастливым.
- А если я ещё доживу и до завтра, то буду, счастлив вдвойне - не на шутку размечтался больной.
Но дожить до завтра у него немного не получилось, а если сказать точнее,  не получилось совсем. А всё из-за его непутёвого племянника, которой вечно приходил к нему с какими-то совершенно глупыми и бестолковыми предложениями.

Племянник Калины Митрича несуразный был человек и доставлял своему дядюшке хлопоты. То цветной телевизор  свернул со стола, то на машине попросил порулить да в столб врезался, из-за чего Калина Митрич и пребывал теперь в отделении реанимации в ожидании смерти. Племянник был за рулём, а Калина Митрич сидел рядом без ремней безопасности, руля у него в руках не было… После удара в столб Калина Митрич в небо взмыл аки птица да не улетел далеко, а повис на столбе, где его ещё током ударило.
Да и раньше Калина Митрич как-то недолюбливал своего племянника. Придет, бывало к нему любимый племянник и ну сидеть на столе чем попало, сидит и сидит чем попало, сколько не говори ему окаянному. Но как-то раз не выдержал дядюшка, схватил шило и воткнул ему в заднее место, на что малохольный среагировал шальной и острой улыбкой вероятно оттого, что его чувства стала разрывать сталь. А ещё племянник был очень жадный до денег, такой жадный, что из-за них  на глазах мог запросто застрелиться.
Потом он схватил срок, и у него стали возникать разные неудобства жизни, но вскоре вернулся и вот… вся эта история с автомобилем и телевизором.

- Да, вся жизнь состоит из потерь… - тяжело переживал Митрич, но легче ему от этого что-то не становилось.
А до этого он был молодцом, нос крючком, попка ящичком. Выйдет бывало на улицу, обдаст его свежим ветром, и тут ему начинает казаться, что он сильный и мужественный человек и твёрдо шагает по жизни. А так, куда только его жизнь не пихала, но таки вставила и ему пёрышко.

Жалко было после аварии дядюшку нерадивому, сам-то он в ней почти что не пострадал, так, нос только разбил, а вот дядюшке тогда шибко крепко досталось, поэтому раненным тигром и рвался племяш в покои к любимому родственнику, хотя знал, что дядюшкины глаза больше не хотят его видеть. Но не пускали его врачи и медсёстры. А племянник сильно виноватым себя чувствовал, рвалась его душа с извинениями и свидания требовала. Но врачи стояли глухой стеной, де нельзя, мол, к тяжелобольному, когда он в таком состоянии. Но зарядил племянник деньгами всё это дело, дрогнула непреступная медицинская стена, задрожала и распатронилась, от чего племянник даже немного смутился и стушевался.
В наспех накинутом белом халате он семенил к дядюшке с тремя вялыми гвоздиками, бестолково путаясь в лабиринте коридоров огромной больницы. И вот нужная палата уже найдена, двери открыты, где племянник весь обомлел оттого, что увидел. Его любимый дядюшка, которого он сам же угробил, сейчас лежал на кровати, почти не подавая никаких признаков жизни.
 А здесь, в этой палате была совершенно другая жизнь и другая ткань, здесь время измерялось секундами.

Племянник, увидав родственника, тут же сел к нему на кровать полубоком стараясь избежать статичности позы, а дядюшка стал судорожно  втягивать в себя воздух и сильно мычать, лихорадочно показывая руками, что он что-то хочет написать на бумаге.
- «Бедный мой дядюшка, сейчас я тебе достану бумажечку, наверное, ты хочешь мне завещание написать…» - копался в карманах племяш в поисках кусочка бумаги для текста, - «сейчас я и ручку найду…».
- Ммммм… Ых, их, ыыыыхх… - дико продолжал храпеть дядюшка, из последних сил интенсивно перебирая руками.
В конце концов, листок оказался в руках у больного, который конвульсивно стал на нём что-то царапать, но дописать то, что хотел он так и не смог, ручка выпала из его дрожащих пальцев, а листочек улетел на пол. Зигзагообразная линия на экране монитора показывающая биение сердца  выровнялась…
- Пиииииии… - послышался в палате непрерывный звук, когда дядюшка совсем откинул голову на подушку.

- Бедный мой дядюшка, прямо на глазах помер… - запричитал племянник и поднял предсмертную записку, в которой корявым и неразборчивым почерком было написано: - Встань идиот! Ты мне пережал дыхательную трубку……………
- Ух ё… твою! - непроизвольно вырвалось у племянника.
Он положил записку в карман, и как-то криво так ухмыляясь, тихо выскользнул из палаты.

Андрей Днепровский - Безбашенный. (A’DNEPR)

                15 июня 2006г