Если ты уйдешь...

Она даже уже не плакала, просто неотрывно глядела на него и не могла понять, осознать, объяснить, что же случилось, почему он не отвечает ей ни словом, ни взглядом. Как он мог уйти, оставить ее, почему, за что, кто так решил, и отчего ее не спросили? На будущий год они отмечали бы серебряную свадьбу.


…Она никогда не хотела, чтобы он ушел первым – этого она, избалованная его вниманием и заботой, не смогла бы пережить. Что теперь делать, как смотреть на этот мир, как дышать этим воздухом? Жить без него она не хотела и не могла.


Ей все завидовали – и тоже почти не скрывали этого. Подружки угодливо передавали сплетни, извергаемые то одной, то другой завидницей, и по всему выходило: не пара они, не пара. Он – и вправду мужчина идеальный, а она – так себе, серая мышка. Говорили всякое: просто - повезло ей, и все, а может, хитрая такая, а может, приворожила… Так судачили о них знакомые. А на самом деле они просто каким-то чудом сумели сохранить свою юношескую любовь, пронести ее очарование и трепетность через многие весны и зимы.


…Она не помнила и не поняла, как вся эта горестная картина перенеслась на кладбище, и почему гроб без крышки оказался на дне огромной в ширину и жутко глубокой ямы. Там, внутри, было невероятно много места, словно это была не могила, а целый город или целая планета. И он был так одинок на этой скорбной планете. Ледяной холод сковал милые черты, и ей вдруг показалось, что если она сейчас согреет его руки, его щеки, то жизнь может вновь вернуться к ним обоим. Она оцепенело стояла у кромки могилы, она не могла с ним проститься, и не сумела простить его уход.


Странными были траурные речи. Друзья его – самые лучшие: и те, с кем можно в разведку, и в баньку с пивом, и на рыбалку с ночевкой – не скрывали своей радости:


-Теперь нам никого не будут ставить в пример наши жены. Ты ведь у них всегда был идеалом, а мы – так, дерьмо.

-Ну и чего ты добился, все старался здоровье беречь: не курил, почти не пил, с бабами не гулял – теперь ты в земле, а у нас столько радостных дней впереди.
Это было невероятно, это невозможно было слушать. Потеряв любимого, она потеряла все: друзья, сослуживцы только что во всеуслышание это объявили. От таких слов она состарилась ровно вдвое, и собственное столетие было высшей мерой ее счастья. Окинув прощальным взглядом толпу завистников, она закрыла ладошками лицо, чтобы не было так страшно, и прыгнула вниз. Это было так страшно и одновременно так радостно, что она, уже почти мертвая, по-детски разрыдалась.


… Она открыла мокрые от слез глаза, которые целовали так хорошо знакомые, единственные в этом мире родные губы. Утешая, он нежно гладил ее по плечу:


- Ты чего, мать? Что такое тебе приснилось, кто до слез довел?


Она ничего не сказала в ответ, только тихо прильнула к его сильному и, главное, - теплому плечу. Это было такое счастье – они вместе, он никуда не ушел, и друзья не говорили того, что ей только что довелось услышать…
фото из Интернета