Чудо

 Год назад, в ноябре, я возвращался из Фрязино, из гостей, и путь мой лежал на Бауманку. Время было 11 вечера, темно. Но дорога мне знакомая.
 
 Приехал я из Фрязино на последней электричке на Ярославский вокзал, где тринадцать лет жил в угловом доме. Часть этого дома десятиэтажная, поскольку строили его при Сталине, а рядом пристроен дом почти такого же цвета, и на ту же высоту, но 12 этажный. Этот пристраивали уже при Хрущеве, когда стандарты были другие. Я жил как раз на границе этого дома, у трубы на 5 этаже, в Сталинской части.
 
 Сейчас я уже не живу в этом доме, но каждый раз, когда прохожу мимо него, смотрю на то окно, где прошло, наверное, самое счастливое время в моей жизни. Так было и в тот раз, а дальше я юркнул в подземный переход и вышел к Казанскому вокзалу. Эти места мне до боли знакомы. Когда-то Володя Лесников, главный алконавт на нашем курсе, пел песню Высоцкого, где были строки: "Кончился коньяк – не пропадем, съездим к трем вокзалам, и возьмем". Тогда я не предполагал, что много лет мне не нужно будет никуда ездить, а только спуститься вниз, хоть вечером, хоть в 3 ночи, и мало что взять что нужно, но и полюбоваться такими сценами, которые Достоевскому не снились.
 
 Это был центр больной России. И посреди этого центра стоял задумчивый Ленин, возле которого, в кустах любили спать и размножаться его потомки.
 
 Казанский вокзал я прошел насквозь, держа на всякий случай руку на своей кожаной сумке.
 
 И вот, выходя на Новорязанскую улицу, я увидел фигуру, сидящую на каменной тумбе у Казанского вокзала с той стороны Комсомольской площади. И показалась мне знакомой даже не фигура, а ботинки. Да, эти желтые ботинки я вспомнил, поскольку сам носил их. Они куплены были за 90 марок в Нюрнберге лет 6 назад, и подарены год назад моему другу, которые и сидел на этой тумбе. Еще было знакомо пальто, точнее его фасон, с барашковым, но очень засаленным воротником. Это был Сережа Чустов, имеющий очень идущую к нему кличку Чудо. Еще год назад он преподавал в Московском институте электроники и математики, но потом он решительно разонравился своей жене, и на этой почве жизнь пошла под откос. Я знал, что он пьет, и в вытрезвителях свой человек. Но я впервые увидел его как бы со стороны прохожего.
 
 Картина была чудовищная. Он сидел в этом драном замызганном пальто, в больших желтых башмаках, диссонировавших ко всему одеянию, кожаной драной шапчонке, и качался. Чистой воды бомж. И это звезда нашего факультета!
 
 Я думал, что мне делать. Если он здесь заночевать собирается, то это вряд ли. Наверное у него нет денег на проезд!
 
 – Сережа, ты что здесь cидишь?
 
 Серега помотал головой, узнал меня, рванулся встать со своей тумбы, но рухнул опять на каменную тумбу и заплакал.
 
 – Что с тобой, ты что, домой едешь, или куда? Что случилось?
 
 Он стал что-то невнятно бормотать, только было слышно: "Да, вот так, так у меня всё, неправильно все".
 
 – Ладно, давай я тебя посажу на электричку, денег на билет нету, что ли? Считай, повезло, что я проходил здесь. А если бы не проходил?
 
 Я начал тянуть его за грязный рукав пальто.
 
 – Давай отсюда подальше, видишь, милиционер уже приглядывается, – я сам застучал зубами от волнения и холода, – а ты что глаза не открываешь?
 
 Серега замычал что-то несвязное и начал: "Беда, да беда со мной. Да вот не знаю, что случилось. Не вижу, ничего не вижу".
 
 Когда он кое-как встал, я почувствовал, что он не то чтобы пьяный, но совершенно не стоял на ногах. Ноги не держали. Но бывало с ним, он жаловался, что у него отнимаются ноги, когда перепьет. А для того, чтобы перепить, ему хватало шкалика. Мы во Фрязино выпили в тот день в несколько раз больше из расчета на человека. Но для милицейского уровня я был в нормальном состоянии, а Чудо - потенциальный объект для обработки.
 
 Я потянул его в сторону электрички. Идти за билетом возможности не было. Тем более что оставалась одна электричка в сторону Люберец, на 00-09. Я достал из бумажника две десятки и отдал их тетке, стоящей на вертушке, с приговорами, что товарищ, что надо ехать в Люберцы, а это последняя электричка.
 
 В общем, уговоры, а, точнее, живые деньги, убедили её, и она пропусти-ла нас на перрон.
 
 Сопровождаемые взглядом дежурных милиционеров, для которых Казанский вокзал был как дом родной, мы в обнимку поковыляли к последней электричке, уходящей в сторону 47 километра.
 
 Когда мы доковыляли до двери последнего вагона я скомандовал Чуде – «Шагай», и он сделал какой-то дикий шаг в сторону, и стал падать под колеса вагона, пришлось уложить его плашмя, чтобы не попасть в щель между перроном и вагоном, а потом тащить вверх. Чудо в полусознании делал какие-то велосипедные движения ногами, и, наконец, вернулся в прежнюю точку, из которой, со второго раза, он шагнул в тамбур, а оттуда выпал на первую скамейку вагона электрички.
 
 Теперь остался вопрос: оставлять ли Чуду в вагоне, и выйдет ли он в Люберцах, где он ютился в погорелой квартире, в которой ему разрешил пожить его друг из МИЭМа Дмитрий Пименович. Я спросил его: "Ты что, ничего не видишь?". Он пытался открыть глаза руками, естественно грязными, как у последнего бомжа, но из щелок только текли тонкие струйки слез. Он мычал и был в тупой прострации.
 
 Нет, понял я, не выйдет, уснет, доедет до 47 км, а там его либо изобьют, либо убьют те же раменские братки. Осмотр при тусклом освещении вагона электрички убедили меня, что ко всему прочему, любой, кому это будет не лень, просто потренируется, используя его как боксерскую грушу. Так что придется довезти его до Люберец, может до станции он оклемается и прозреет.
 
 Я был злой и не склонен к разговорам. Я уже прикидывал, как буду добираться назад, и во сколько попаду домой, если это последняя электричка, а метро в Москве, как известно, ходит до 1 часа ночи.
 
 Ладно, раз ввязался в эту историю, то решил хоть узнать от Чуды, откуда он и что случилось.
 
 Он ничего толком сказать не мог, а только говорил, что он не прав, и что ты прав, а я не прав. Изо рта у него текли слюни, из носа сопли, он сморкался в свои руки, пытался вытереться шапкой. Запашок, исходивший от него, весьма знаком москвичам, нечаянно попадающим в последний вагон метро рано утром или поздно вечером, где отдыхают от тяжелого дня, или тяжелой ночи, московские бомжи, или только что попавшие в Москву «пришельцы».
 
 А электричка шла мимо монастыря и церкви Иоанна Крестителя, пересекла Яузу, прошла Электрозаводскую, Новую, все наши такие знакомые места, которые мы исходили с Чудой и в годы совместной учебы в МЭИ, в аспирантуре, и позже. С Чудой я жил в одной комнате в последние студенческие годы. Тогда были у нас веселые пьянки, но кто знал, какое количество нужно выпить, чтобы породниться с этим "лекарством души"? Я вспомнил, как в первые дни учебы на 1 курсе его мать стояла со мной на общежитейской кухне на 5 этаже общежития РТФ и объясняла, почему они решили поступать в МЭИ, а не в МФТИ, куда для Чуды, многократного победителя Всесоюзных математических и физических олимпиад, были открыты двери.
 
 – Вы знаете, – говорила его мать, – там, в Долгопрудном, молоко возят из Москвы, и оно бывает не свежим. Поэтому мы решили, что он будет учиться в Москве, здесь молоко всегда свежее.
 
 И вот этот вундеркинд окрылился. Теперь о молоке не вспоминает, а алкает совсем другое по теории, которая у него есть на все случаи жизни. Например, у него есть теория, что зубы надо пломбировать самому, а алкоголь способствует пищеварению.
 
 Мы проехали Перово, Вешняки, станции, с каждой из которой у меня были свои воспоминания, и, наконец, стали подъезжать к Выхино. Серега нисколько не протрезвлялся, а наоборот, полностью лежал как тряпка на скамейке. Теперь ему хорошо, спит, сны счастливые видит, и я представил, что сейчас мы выбросимся из электрички в Люберцах, а там его менты наверняка знают, и тут от них не скроешься.
 
 – Серега, может сейчас, в Выхино, выйдем? Я боюсь, в Люберцах мы с тобой увязнем, там переход трудный и менты тебя знают.
 
 До Сереги дошло, что мы подъезжаем к Выхино, и он согласился, что надо выйти, и доехать на автобусе. Из нашего вагона выходило несколько человек. Я поднял «мешок с Чудой» и пытался вести его к двери. Я подтащил его к темному выходу и скомандовал:

 - Шагай.
Он шагнул точно в проем между электричкой и платформой. Женщины закричали, электричка дернулась, потом замерла, я с большим трудом выскоблил тяжелое тело Чуды на платформу и кое-как поставил на ноги.
 
 Возле платформы Выхино находится автовокзал, и ходят автолайны, и я надеялся, что сейчас мы сядем и доедем как раз к его дому. Но Чудо уже забыл, где он и что он, а нужно было спуститься вниз и пройти по переходу.
 
 Наметанным глазом я уже заметил, что мы стали объектом внимания двух мальчиков в кожанках. Надо скорее на свет, и к автобусам. Минут 15 мы шли по лестнице, и потом по переходу. Когда мы вышли на площадку автовокзала, обычно людную, сейчас, в час ночи, она была пустынна, и мы просматривались очень ясно; все внимание было на две падающие и грязные фигуры. Кто бы где ни стоял, все смотрели на самое яркое потенциальное развлечение. Я стал спрашивать, где остановка в сторону Люберец, но все шарахались от меня, обнимающего какого-то пьяного. Поняв, что с автобусами будут проблема, и надо идти одну остановку на трассу, я стал командовать Чуде шагать.
 
 Отойдя метров 100 от людных мест, я страшно захотел облегчить свой мочевой пузырь, уставший от мучительных стрессов.

 – Сережа, стой. На, держись за дерево, – скомандовал я и побежал в темное место у забора, благо что Москва не Париж.
 
 Чудо, слабо понимая, почему я ушел от него, стал мычать и тянуть руки в ту сторону, где, как он предполагал, я стою, сделал шаг от дерева и упал. Но свое дело я сделать не успел. Заскрипели тормоза, и прямо возле Чуды, стоящего на карачках, остановился милицейский «Жигуль», из которого, как на учениях, выскочили два милиционера, и бросились ко мне. Я подумал, что милиции не понравилось, что я опорожняюсь в неположенном месте.
 
 – Стой на месте, – закричал один. – Оружие есть? – подбежал ко мне и стал заламывать мне руки.

 – Колющие, режущие изделия, ножи, газовые баллончики – на землю! – подхватил другой, стоя в стороне и положив руку на кобуру

 – Нет, ничего нет такого, кажется...

 – Куда идете, что с ним сделал? – спросил, ощупав меня, сержант и подошел к Чуде, который с трудом поднимался, раздвинув руки в стороны как слепой на картине Брейгеля и поднимая невидящие глаза к небу, – Чем ты ему брызнул в лицо?
 

 – Ничем... вот... товарища случайно встретил, провожаю. Не могу же бросить его.

 – Так, предъявите паспорт, документы, деньги, валюту.
 
 Чудо что-то мычал, топчась на одном месте, и, по-моему, ничего не слыша. У него документов не спрашивали. Их у него и не было. За последние 5 лет он потерял 3 паспорта общегражданских, один заграничный, военный билет, права, техпаспорт на машину жены.
 
 Я немного справился с волнением, в надежде на свой презентабельный вид, достал свой роскошный портмоне, вытащил из него паспорт, карточку «Виза» и визитную карточку.
 
 Но милиционер бесцеремонно взял все портмоне:
 
 – Что здесь, колись.

 – Деньги, – я вспомнил, что у меня там 400 долларов лежат, но без радости, – 400 долларов. Я в иностранной фирме работаю.
Милиционер вытащил баксы и вместе с паспортом положил в свой карман.
 
 – Справка об обмене валюты есть? – твердо произнес он.
 
 – Я сказал, я в иностранной фирме работаю, и недавно приехал из-за гра-ницы. Вот моя визитная карточка.
 
 Тот, который с паспортом, сел в машину и начал говорить по телефону.
 
 Тот, который с кобурой, спрашивает у меня: “Кто это?”

 Я говорю: "Ребята, правду говорю, он живет в Люберцах. Встретил его в таком состоянии на Казанском вокзале, это мой однокашник. Учились вмес-те, кстати, он большой ученый, Лауреат Ленинской премии. Ну, видите, жизнь повернулась, до такого состояния дошел. Но не бросать же. Его фамилия Чустов Сергей Иванович".
 
 Милиционер, конечно, ничему не поверил.

 – Так, сейчас поедем в отделение, там разберемся, какой это ученый. – Брезгливо посмотрел он на Чуду.

 – Говори, как звать этого человека, который в тебя клеем прыснул? – громко спросил он у Чуды.

 Чудо качался, ничего не понимая, но на его слепом лице уже пробегали какие-то нитки страха.

 – Сережа, скажи мою фамилию, имя, отчество.

 – Что, что? – ничего не понимает Чудо, пытаясь пощупать лицо милиционера.
 
 Я уже обмяк, и не надеясь ни на что, заорал ему в ухо:
 - Чудо, милиция нас в отделение забирает. Скажи им, кто я!

 Наконец, прервав качание, Чудо сказал, заикаясь: «Я Чудо».

 – Давай их в машину! – закричал тот, который в машине говорил по телефону.

 – Ну, бомжа куда в машину, он грязный как свинья, этого давай!

 – Да куда, мужики, я не пойду, как его бросать, давайте хоть скорую вызовем! – не выдержал я, – или везите вместе, там разберемся, в отделении.

 – Ладно, оставь, Петро, поехали.

 С кобурой сел в машину и тронул.

 – Стойте, ребята, а паспорт! – закричал я.

 Машина остановилась. Тот с телефоном отдал мне паспорт. Взяв его, я ждал с протянутой рукой. Он нехотя отдал портмоне, потом, подумав, вытащил из кармана валюту и отдал: «Справки надо иметь о размене. Остальное возьмешь в 92 отделении милиции».

 Машина дала газ и медленно поехала. Навстречу нам шли два парня в кожаных куртках и черных шапочках с белыми птичками спереди. Я схватил Чудо за руку и дернулся вслед за милицейской машиной. Мужики в кожанках остановились и, улыбаясь, смотрели, куда мы пойдем. Мне это очень не понравилось, не говоря о том, что после милиционеров меня трясло как в лихорадке.

 Я завернул в подъезд ближайшей 9-этажки, стараясь сделать вид, что мы местные, и собираемся зайти в подъезд. Но все подъезды были плотно закрыты железными продублированными ржавыми дверями и обвешаны кодовыми замками, одной из тайн которых было, какой из них работает.

 Наконец от кожаных мы вроде отстали, когда уже стали шагать напропалую через лужи, покрытые льдом, и кучи льда, покрытые грязным песком. Было уже около 2 часов ночи, когда мы вышли на освещенный Рязанский проспект. Конечно, никаких рейсовых автобусов уже не ходило.

 Серега от холода уже осознал, кто он и где он. "Серега, сейчас давай я тебя в подъезд посажу какой-нибудь, потом сбегаю деньги разменяю. А то такси возьмем, прибьют по дороге, как никак Люберцы", – говорил я скорее всего себе. Я посадил Чудо на автобусную остановку под видом, что человек добропорядочно ждет автобуса, и побежал искать подъезд с теплой батареей. Но не только батареи, но и подъезда найти я не мог. Вдоль шоссе ходили редкие прохожие, чаще всего это были парни в черном мрачном одеянии, от 15 до 40 лет. Я хотел скорее скрыть с глаз и Чуду, и свою корейскую куртку, подаренную мне банным другом. Но все подъезды были забаррикадированы, как во время войны.

 В конце-концов я перевел Чудо на другую сторону и поднял в какой-то закуток, который, похоже, только на этот день был свободен от постоя бомжей. Зато там не дуло и была куча тряпья и картона.

 Посадив Чудо на эту кучу картона, я начал ему внушать, чтобы он никуда не ходил, а я сейчас схожу опять к Выхино и разменяю денег, а также куплю жратвы и воды, немного промыть его глаза. Через какое-то время Чудо вроде понял, и главное ему понравилось, что его оставят в покое, и не будут никуда тащить.

 Я потихоньку выглянул из этого закутка и осмотрелся. Метров за 200 от меня стояли 2 парня, явно бывшие свидетелями, как мы с Чудой зашли в этот закуток. Я отошел от здания, и пошел к шоссе, по которому шумно проходил ночной транспорт. Я делал вид, что ищу такси, а сам довольно смело смотрю по сторонам, в том числе на этих мужиков. Через какое-то время мужики тронулись в свою сторону. На твердо стоящего обычно такие не прыгают. Тогда я тихо пошел в сторону Выхино.

 Шел я вдоль в общем-то знакомого здания – института экономики, вдоль которого каждый день ездила моя электричка, по направлению к Выхино, и поглядывал назад, где в железобетонной коробке лежал в тряпье и отдыхал большой русский ученый, оставшийся в свои 40 лет без зубов, работы, жилья и жены. Мы часто рекламировали его, приговаривая, что в придачу к телу придается мемориальная доска, с которой он уже символически ходит, но желающих тащить эту мемориальную доску не находилось.

 Я прошел двор института по протоптанной дорожке, ведущей к метро Выхино. Было 3 часа ночи. Площадь была пустынна, только возле одного магазина стояли, покачиваясь, две фигуры охранников в черном партизанском одеянии с какими-то наклейками оскаленных животных на рукавах. Несколько автобусов и машин стояли с потушенными фарами, а в середине площади мелькали рекламы в Игровой Зал, и рядом, железная будка, на которой горело "лиция", и угадывался первый слог "Ми".

 Я зашел в магазин, в котором от прокуренности запершило в горле. Прокуренность сочеталась с запахом колбасы, водки, в общем обычного джентельменского набора. Конечно, ни о каком обмене валюты я заикаться не стал. На последние 10 рублей взял бутылку минералки и вышел из магазина. Рядом стоящий магазин "24" также специализировался на закуске, в которую почему-то входили сырые пельмени.

 Тут ко мне подошел один из охранников в помятой черной форме.

 – Ты, хрен, документы предъяви, – пьяно растянул он. Видимо ему показалось, что я качаюсь, потому что сам стоял неустойчиво на ногах.

 – А кто вы такой, чтобы документы спрашивать, - спросил я, и все это мне очень не понравилось.

 – А вот кто я такой - он показал мне кобуру на ремне, - чо здесь де-ешь, в 3 часа ночи то?

 – Я электричку жду, утреннюю, опоздал на последнюю, а живу в Жуковском.
Я уже понял, что лишнее наговорил, а этому хаму уверенности придаст. Он подозвал своего друга, который также еле стоял на ногах.

 – Ну-ка давай, Васек, – разберемся с клиентом, паспорт не показывает, тащи его в подсобку.

 – Да вот, смотри, – вытащил я паспорт, который сегодня уже побывал не только в руках, но в кармане у милиционера, – но только смотрите с рук. Так положено, должны знать.

 И я открыл им паспорт на первой странице.

 Но другой чернокурточник полез не в документ, а в карман, из которого я паспорт вынимал.

 – Так, оружие есть? – пьяно начал он. – Держи сзади, Васек.

 – Куда, падло, лезешь, – не выдержал я и дернул за руку этого любителя-секьюрити. Он прополз несколько метров на одной ноге и одной руке.
Другой полез в кобуру, и достал оттуда какой то большой сотовый телефон с антенной, кажется неработающий, и стал орать в него: "Пашка, бери сюда, Васька бьют, клиента держи!"

 Кричал он явно в сторону своего магазина "24".

 Тогда я понял, что здесь надо что-то делать, и куда-то бежать. Назад в темноту – придаст им смелости, как псам, от которых бежит "клиент" и они начинают больше лаять. Я побежал к двери домика, с горящей голубой надписью "лиция", подергал её, понял, что там никого нет, а потом побежал к квадратной избушке, на которой мелькала неоновая разноцветная реклама "Игровой зал".

 Я дернул за дверь и на меня дохнул аромат, еще круче, чем из магазина "24". Здесь стояла духотища как в бане, накурено, слева за стойкой сидела молодка, видимо меняла жетоны, а в самой комнате, на высоких стульях перед "однорукими бандитами" сидели несколько мужиков и как-то устало дергали за ручки. Один из них повернулся, и я узнал нашего бывшего секретаря комитета комсомола МЭИ, Володю Каримова. Это было так неожиданно, что я вытаращился на него, открыл рот и не мог ничего сказать.

 – Сюда нельзя, – сказала не очень уверенно девка на входе.

 – Д...д...дайте по телефону позвонить, милицию вызвать надо, ко мне пристают пьяные – сказал я, не отрывая глаз от бывшего секретаря.
Как раз тут в избушку вломился один из охранников, что-то промычал девке, и начал тянуть меня за рукав.

 – Дайте телефон, я позвоню в милицию! – громко сказал я.

 – Нет у нас телефона, – откликнулась кассирша, хотя телефон стоял у неё на столе.

 – Я тебе и …лиция и …фон, а ну пошли, сейчас разберемся, бомжатина, – начал речи добровольный блюститель, но я выскочил из избушки первый и побежал на площадь.

 Я знал, где стоят телефоны автоматы. И забежал в один. Но телефоны автоматы работают сейчас по-другому, не с кнопкой, а с карточкой. Сослепу и с темноты я не мог понять, как набрать 02.

 Зато я скрылся от своих преследователей. Васек выбежал вслед за мной, как в детективных фильмах, но его занесло в другую сторону, и он не видел, что я уже стою у телефона автомата. Наконец я набрал 02. И тут же мне ответил женский голос. Я сказал очень четко и громко: "На меня совершено вооруженное разбойное нападение. Двое в форме охранников. Площадь у метро Выхино, в стороне автовокзала"

 "Принято" - пропищал голос, -"Ждите".

 Сколько ждать она не сказала, и я был почти уверен, что никто не приедет, но моя задача была сказать все это громко, чтобы слышали мои антиклиенты, а голос действительно разносился по пустынной площади.

 Я выскочил из телефона автомата и сразу завернул в темный переход под железнодорожным полотном и метро.

 Несмотря на 4 часа ночи, у стенки сидели на корточках и положив руки на коленки несколько малолетних пацанов. Один из них поднял голову с заспанными глазами и положил снова на колени. Я пробежал в сторону Выхинского рынка.
Там также было пустынно и темно. Я сделал небольшой крюк и пошел в сторону площади по второму подземному переходу. На мое удивление, на площадь въехал милицейский бобик, и с визгом остановился возле своей конторы с вывеской "лиция". Когда дверь за ними захлопнулась, я подошел к ней, открыл её и спросил "Вы не по вызову приехали?".

 -А ты кто такой? Ты звонил, что ли?

 -Да, на меня двое вооруженных напали, я убегал от них, забежал в Игровой зал, там видели.

 -А кто такие?

 -Я предполагаю, охранники с того магазина "24". Но они пьяные, и лезли мне в карманы.

 В это время один из моих преследователей всунул свою помятую морду в дверь и сожмурился от яркого света.

 -Вот, кстати, один из них.

 Всунувший голову сделал эдакое понимающее выражение на лице, похлопал моргалами, вроде того, что ребята, свои, а с этим надо разобраться. Но ребята поступили по другому.

 -Так, отойди в сторонку, - сказал старший сержант. И дернул что есть сил охранника на себя. Другой подхватил его за ноги, и они мгновенно уложили его на пол, один из них схватил его за волосы и поднял вверх, другой, открыл кобуру, вытащил телефон и закрутил сзади так, что "антиклиент" заорал и замычал.

 -Так, выйдите пока, мы разберемся.

 Я вышел, и стоял возле двери, ожидая, как будут разворачиваться события.
Через какое-то время в комнату милиции постучался, но уже осторожно, протрезвевший второй "антиклиент".
 
 Его тоже похоже скрутили, а через минуту старший сержант позвал меня.

 -Так, рассказывайте, как было дело – обратился он ко мне.

 На скамейке, в зарешетчатом месте сидели помятые охранники, уже протрезвевшие, и не ожидавшие такого разворота событий. На столе лежало все содержимое их карманов, включая кобуры, ножи, штук 5 кошельков, сигареты и несколько паспортов.

 Я изложил суть дела, а сначала сказал, что я преподаватель ВУЗа.

 -Заявление писать будете? - спросил один милиционер.

 -Буду - твердо сказал я, - дайте бланк.

 -Бланка нет.

 -Тогда давайте лист бумаги, напишу так. Паспорт при мне.

 -Бумаги тоже нет.

 -Ну неужели ни листочка бумаги нет?

 -Ни листочка. Эй, мужики, давайте, поговорите с ними. Как Вас звать?

 -Александр Петрович.

 -Ну давай, винись, - и он ткнул сапогом в одного "потерпевшего".

 -Алексан Р…Рович, извините нас, - заблеял Васек, и это было неожиданно слышать от него такую песню.

 -Виноваты, ошиблись, - подхватил то же козлиным голосом другой.

 -Я извиняюсь, а завтра они то же будут делать с другими, ведь если бы действительно бомж был, они бы давно обчистили его, избили и он бы ничего не сделал против нет. Нет, мы должны остановить эти дела. И потом - это еще люди при оружии! - начал я свою обвинительную речь.

 -Ладно, считай что извинились, - сонно протянул мент за столом.- Мы с ними разберемся, вы не беспокойтесь, - Вам куда ехать? Напишите вот здесь свои координаты. И прописку укажите.

 Я написал на клочке бумаги свои данные.

 -Так это Вы по 02 звонили? - спросил он, сделав акцент на цифру.

 -Да.

 -Видишь, Лексей, придется акт составлять. Ладно, давай, если надо вызовем. Телефона домашнего нет? Можешь идти.

 Все же довольный, что так все закончилось, и не остался оплеванный, я сказал "До свидания, до свидания", и вышел из комнаты милиции. Рядом урчал и самостоятельно выпускал дым милицейский «Бобик».

 Прижав свою добычу - бутылку воды, я полубоком проскочил через институт экономики и вышел на освещенную трассу. Было 5 утра, мелких машин стало меньше, зато стали проноситься большегрузные дальнобойщики.

 Подойдя к бетонной коробке, в которой должен был находиться Чудо, я поднялся к нему по 3 пролетам бетонной лестницы. В куче тряпья лежали в обнимку Чудо и не один. Чудо мирно чмокал, и только его рука делала движения как будто он переключает скорость на своей машине «Запорожец» с задней на первую. Под головой лежала мраморная плита.

15 декабря 2002