Неблагодарная работа

Кому-то нравится пить кофе в постели, затягиваясь крепкими, средней руки, сигаретами; кому-то нравятся белые, окрашенный вовсе не белой завистью, розы, внезапно выросшие на клумбе соседа; кому-то нравится читать глупости, сочиненные никому не известными, а, следовательно, пока никому и не нужными молодыми людьми. Плевать. Ему-то нравится повторять одну и ту же, навсегда заученную фразу: «Здравствуйте, я Джонатан Ленц – корреспондент газеты «Балтимор Сан». Его еще вполне можно назвать молодым: седина, рано атаковавшая виски, почему-то совсем не прибавляла ему этакой взрослой солидности; карие глаза, давно живущие собственной, неподвластной ему жизнью, почти всегда загораются веселыми искорками там, где веселье неуместно, и остаются грустными, как у старого бассет-хаунда, там, где всем бы положено веселиться. Пожалуй, он слегка полноват, но это его не портит: одежда сидит на нем удивительно хорошо, причем любая – от традиционного наряда североамериканских индейцев, который ему как-то пришлось примерить не то по долгу службы, не то по пьяной лавочке, до смокинга, столь неподходящего дону Корлеоне из «Крестного отца», его любимому герою.
Да, ему определенно нравится эта простенькая фраза, жаль только, что повторять ее больше не имеет смысла. Сегодня он определенно напьется, благо есть повод – не каждый же день теряешь работу. Он щелкнул пальцами, указывая бармену на пустой стакан. Вокруг него слышался смех, возбужденные голоса, щелканье карт о твердую крышку стола, радостные крики победителей. Неужели ему одному так плохо сегодня вечером? Неудавшийся журналист огляделся по сторонам. Нет, не только ему, определенно. За стойкой он заметил сердитую молодую девушку, сидевшую в тени совсем недалеко от него. Вполне симпатичная, но уж слишком «мрачная», по его мнению: черное длинное платье, черные глаза и волосы. Девушка нервно кусала губу, она выглядела не грустной, а именно сердитой, как и он сам. Вздохнув, она подперла голову рукой, и он увидел ее маленькие аккуратные ноготки, выкрашенные снова черным. Так выглядят подростки, беснующиеся под какого-нибудь загробного Мерилина Мэнсона, внезапно подумал он. Но ее глаза… Нет, у подростков таких глаз не бывает, это глаза все видевшей в жизни женщины. Весь вид ее был подобен костюму, из которого она давно уже выросла изнутри, снаружи оставаясь все такой же. По долгу службы он вынужден был считать себя неплохим психологом, понимая сейчас, что ее саму тяготит подобное положение, но изменить облик ей уже не представляется возможным. Он еще раз пристально окинул ее взглядом с головы до ног и переместился на табурет рядом с ней. Она ничем не выдала, что ее хоть сколько-нибудь интересуют его манипуляции.

- Могу я купить вам выпить? – улыбаясь, спросил он ее, привлекая внимание.
- Валяйте. Только учтите, я не в том настроении, чтобы с вами заигрывать, – она чуть развернулась в его сторону, так, что свет тусклой лампы упал на ее бледное лицо.
Бармен, не дожидаясь команды, придвинул к ним два стакана с ядовитой жидкостью янтарного цвета.
- Отчего же вы в таком плохом настроении, прекрасная незнакомка? – не сдавался Ленц, зачарованно наблюдая, как равнодушно пьет девушка, задерживая во рту пламенеющую жидкость, словно не чувствуя ее огня и горечи.
- Меня зовут Кейт, – она, казалось, задумалась, прежде чем назвать свое имя. – И кто вам сказал, что оно плохое? Настроение, как настроение.
Ленц замолчал, лихорадочно соображая, что же можно ответить на это совершенно равнодушное и неожиданное заявление.
- Ну, по правде сказать, я почти всегда пребываю в таком настроении, – она ухмыльнулась, чуть приподняв уголки губ, отчего ее лицо приобрело лукавое и удивительно дьявольское выражение, если можно так выразиться.
- И у меня совсем нет надежды увидеть вашу улыбку? Я уверен, она прекрасна так же, как и вы.
- Lasciate ogni speranza voi che entrate *, – печально усмехнувшись, сказала она, и на ее лицо снова вернулось почти детское выражение.
- Что это? Итальянский? Я узнаю только speranza – надежда.
- Да вы сами не слишком-то веселый, хоть и улыбаетесь, – ушла она от вопроса.
- Да уж, вы правы. Кстати, забыл представиться – я Джонатан.
- Очень приятно, – почти равнодушно кивнула она.
Девушка снова подперла рукой голову, и с ее плеча сползла бретелька, обнажая часть татуировки на спине. «Крылья, – догадался Ленц. – Какой странный рисунок, никогда такого не видел». Она повернула голову в его сторону и, перехватив его взгляд, усмехнулась, но ничего не сказала. Он с усилием отвел глаза и продолжил расспросы:
- Неужели вы, правда, всегда такая сердитая? Я не верю, что кто-то мог вас так обидеть! – снова улыбнулся он.
- Я вовсе не обижена, просто неприятности на работе.
- У меня тоже. Знаете ли, меня уволили с работы.
- Жалко… Кем же вы работали, Джонатан?
- Я был корреспондентом газеты «Балтимор Сан», вел рубрику «Наедине с природой». Встречался с «зелеными» и т.п. В наши дни так трудно найти что-то приличное, а это лучше, чем ничего. Никогда не читали моих статей? Некоторые были весьма и весьма недурны.
- Интересная работа, но я не читаю газет, мне они ни к чему.
- А зря: газета – прекрасный способ узнать последние новости и сплетни, конечно.
- И новости мне ни к чему, а сплетни тем более. За что же вас уволили?
- Я сам виноват, не нужно было говорить начальнику, что он болван. Зачем ему об этом знать, вполне хватит пары сотен его подчиненных… А вы, простите, кем работаете?
- Я сопровождаю души в последнее путешествие…
- Неужели вы священник? Или патологоанатом? – слегка ошарашено уставился он на нее.
- Нет, конечно, ни тот и ни другой.
- Что же за неприятности с вами приключились? – дальнейшие вопросы о ее профессии он решил пока отложить.
- Влюбилась в клиента. Угораздило же… – она пристально посмотрела в его глаза.
- Вы что же?.. – не сдержавшись, начал он, но вовремя умолк.
Она кинула на него уничтожающий взгляд, но, по всей видимости, не обиделась.
- Упаси меня Бо… Тьфу, вот черт, никак не могу избавиться от привычки поминать его имя не к месту.
- А имя его вечного оппонента вы упоминать не опасаетесь? – шутливо осведомился он. – Мне всегда нравились женщины с легким налетом грубости. Ну, естественно, когда это не переходит в банальную вульгарность.
- Ну черт-то мой босс, с него станется, – она чуть улыбнулась и покачала головой, видимо что-то вспомнив.
- Да уж, мой начальник тоже не ангел. Все они такие, – согласился он, любуясь ее задумчивой улыбкой.
- Все, – согласилась она, улыбаясь еще шире. – Ваше здоровье. – И залпом осушила свой стакан.
Бармен было двинулся к ней с бутылкой, но она махнула в его сторону рукой, отказываясь от продолжения.
- Я, пожалуй, выпил бы чашечку кофе, а вы? – предложил Ленц.
- Не откажусь. Вы читаете мои мысли…
- Какие же еще вредные привычки за вами водятся помимо грубости и привычки пить в баре в одиночку? Может вы и курите? – он протянул ей пачку, ловко выбив пальцами одну сигарету. – Я, по правде сказать, больше люблю сигары, – горячий кофе обжигал ему рот, но пьянящий запах свежемолотых зерен заглушал неприятный ощущения.
- Поэтому и умрете от рака легких, – буркнула она себе под нос, брезгливо отодвигая его руку.
- Что вы сказали? Простите, я не расслышал, – его порядком смущало то, что он все никак не решался перейти на ты или хотя бы назвать ее по имени.
- Дайте вашу чашку, я погадаю вам, – вдруг предложила она.
Улыбаясь, он растерянно протянул ей чашку. Она чуть наклонилась вперед и поднесла ее ближе к глазам, вертя в руках.
- Что же вы видите? Надеюсь, меня ждет вечное блаженство в ваших объятьях? – он еще раз окинул ее взглядом.
- Наоборот, мы с тобой еще долго не увидимся, – она довольно улыбалась, он смутился. – Но выйдем отсюда мы вместе… – ее губы снова сложились в лукавую улыбку, а руки обвили его шею.
- А как же тот, в кого ты была влюблена? – растерянно пробормотал он, вдыхая запах ее черных волос, ощущая запах кофе, отпечатавшийся на ее губах.
- Так я же о тебе и говорила, глупый… Ох уж, моя работа, гори она огнем… – ее шепот пульсом стучал в висках и он прислушивался к этому беспокойному стуку, не слыша о чем она говорит. – Сама виновата, не надо было кончать жизнь самоубийством!..


* «Lasciate ogni speranza voi che entrate» (ит.) - «Оставь надежду всяк сюда входящий». Согласно «Божественной комедии» Данте Алигьери эта надпись завершает текст «приветствия» над вратами Ада.