Как странно видеть города

у крыльца казино Колизей лежат отбитые плиты
а у крыльца казино Фламинго стоит сложенная инвалидная коляска
изгибом ручек повторяя изгиб шеи птицы на вывеске

сухонькая бабушка выбирает в супермаркете клубнику
брезгливо морщась — я не узнаю, от качества или от цен
а другая, маленькая и косолапая, чуть похожая на Пучка,
несет на себе коробку с пиццей вдвое шире и — кажется — больше ее самой

из мостовой растет неоновая рыжая пальма
из серых ступенек торчит недокорчеванный пень
на металлическую урну прилеплен узор.
сердечко.

в груде распродаваемых круассанов лежит
персиковая упаковка туалетной бумаги,
четыре рулона, сегодня дешевле
на полке прокладок, тампонов и прочих
аксессуаров сухости — Последний Дозор Лукьяненко

город, застывший в безвременьи, без снега, без листьев
даже почти без травы — серый асфальт, серая земля, голубое небо,
ветки, тугие, набухшие соком, но все еще сухие (гусары молчат))
пронзительная голубизна фасадов, персиковые ступеньки стоматологии,
крылечко на первом этаже и два окна по бокам, подпись «Академия бизнеса»

в ночи возле Киевской
люди в пятнах мазута вытаскивают на поверхность
ступени разобранных эскалаторов

новостройки царапают белесо-пронзительное небо
зубцами кирпичных стен

дотянуться до самых краев этого города, потянуть на себя
вместить его в полый стеклянный шарик, вместо снега — пыль, дым и ветер —
и уложить прямо под сердце, как те склянки индейцев,
которые открывать можно было два раза в жизни —
когда слишком хорошо и если совсем уж плохо.

их много, этих шаров — бесконечные шпалы, ветер железных дорог,
рассветы, стрижи и грозы на 8м этаже, Пучок, Високосный год,
Перовские парки, привкус сигаретной бумаги— вечное лето
Темыч ржет, уткнув лицо в руки, Лекс отрубается прямо под деревом,
в глазах Медведя — золотые прожилки, солнце в холодной воде,
Наташка играет с кошкой или кошка с Наташкой,
Лис влезает в мой серый прохладный костюм прямо на загорелую кожу,
на Можайке ночные пробки, на Проспекте Мира дождь в лобовое стекло автобуса,
в Текстильщиках в проем между домами лето обрушивается в лицо,
ты киваешь Серегиному «зима перебинтует ей раны»,
БГ скалится ударнику, Сова дирижирует флейтой,
на балконе в Беляево снег обжигает босые ноги.

Если б я знал тогда, то, что знаю сейчас, я бы не знал этого теперь.