12. Каприз в 2-х частях Окончание

Тучи, вздымавшихся в небо тварей уже переместились намного левее, в сторону Жженого болота, когда справа на поле появилась Зевана со своей гвардией. Магура помчалась сразу же в сторону клубившихся тварей и стала швырять в них огненные шары… Следом, поднимая столбы пыли, унесся Тур.
На мгновение я оглохла и в этой тишине услышала голос Дедушки: «Слушай Царицу». Кого слушать-то, если она спит?
Но Хранителю было явно не до меня, он шел к Худичу, разметая по пути все шевелящееся… Там без нас справятся, - подумала я.
- Правильно, - сказал Ховала, - а сейчас надо домой… На ту сторону.
- Дом ее на этой стороне, - подал голос Вилкомир.
- Сватов сначала зашли, если найдешь парочку целых…- огрызнулся Ховала.
В этот момент я увидела Святобора!
- Лешенька! – вскочила я и побежала к нему, будто не валялась только что, как бабановая корка.
- Лисичка моя!
Леший подхватил меня и поднял в небо, где собственно и находилась его голова. Он стал меня тискать и подбрасывать. Я визжала и смеялась, не в силах сказать, чтобы он прекратил подобное безобразие. Наконец-то «кидалово» прекратилось, я очутилась в «кресле» из его рук. Поглядывая на всех сверху вниз, радовалась, что все, кого я знала, - живы, Вилкомира окружали его волки, во главе с Серебряным, которые вернулись со Святобором. Жалко, конечно, было погибших волков… Тут у меня на талии зашевелилась Царица…
- Лешенька, спусти меня! Я-то ладно, а вот Василисе вряд ли понравится, как ты с ней обращаешься.
- Почему? Где она, кстати?
- Очень кстати, потому что еще чуть-чуть и ты ее задавишь своими деревяшками. Она уже упала мне к животу!
- Чур меня! – испугался Леший.
- Здесь я, что звали.
- Здрасьте, - не без кокетства поздоровалась я, уже стоя на земле.
- Здравствуй, - без ответной симпатии отозвался Чур.
- Это Святобор просит защиты…
- Глупые шуточки, не люблю я этого, - и Чур удалился в сторону.
- Чего это он? Всегда такой серьезный?
- Да, с чувством юмора у него плоховато, любит все конкретное.
- Ну и бог с ним, - я полезла себе в платье, чтобы переместить Царицу повыше. На талии ей, наверное, совсем тесно…
Но она зашевелилась, и сама стала выползать.
- Очнулась! – заорала я. Все напряглись. Но Царица не стала показываться, только удобнее устроилась у меня за пазухой и сказала мне: «Идем к оврагу».
- Кто со мной к оврагу?
- Пани Краля,- подал голос Вилкомир. Голос очень строгий. Прям муж какой-то.
- Что? – спросила я «невинным» голоском, - Твои помогут НАМ доставить Царицу к оврагу?
Он посмотрел на меня странно, но, крутанув желваками, сказал спокойным тоном, даже с иронией:
- Ты сомневалась?
Да, лопухнулась я. Надо было сразу сказать: кто с НАМИ к оврагу. Слон в посудной лавке… Он такой гордый, чего его ковырять зря?
Зевана пошла впереди, мы с Царицей и Святобором за ней. Вилкомир, который, исподлобья недовольно смотрел на наши игры с Лешим, отстал на несколько метров.
- Что здесь без меня натворила? - спросил Леший нашим способом, слегка качнув головой назад.
- Ты про что, Лешенька? Это не я, это навьи взбунтовались. Царицу вот спрятали…
- Не увиливай, лиса.
- Ну, что Лешенька, тебе сказать? Оставил меня одну… А что делать бедной одинокой женщинке, пока хозяин спит?
- Ох, и надавал бы я тебе березовым веничком! Любишь что ли?
- Люблю…- Леший замолчал, - Что, не одобряешь?
- Скажу, что не одобряю, - потеряю. Скажу, что нравится мне все это – совру…
- Ты же так врать любишь, Лешенька! Соври.
- Хорошо. Соврал.
- Какой-то ты не такой, Лешь…
- Не проснулся еще. Замуж за него пойдешь?
- А вот это еще неизвестно… Лешь, ты ж его давно знаешь, скажи честно, что тебя во всем этом не устраивает?
- Что меня, Лешего, может устраивать в делах людских? Не разбираюсь я в них. Одно только может быть в этом всем хорошее…
- Что?
- Детворы народите. Может, мне кого во внуки отпишете…
- Ой, Лешенька, рано об этом. Слишком много у меня тут в голове путаницы…
- А в сердце?
- Так у меня, если башка работать начинает, сердце глохнет…
- И наоборот…
- И наоборот. Это ты точно подметил. Так что, поживем, - увидим.
Вилкомир не приближался. Неужели ревнует?
- А вообще-то, он ничего, - заговорил вдруг Леший, - к Лесу уважительный, тварь никакую зря не обидит. Может, просто не люблю?
- Лешь, а народ его помнишь?
- Как не помнить, дружно жили. И со мной и между собой. Да, не прав я. Женись.
- Вот ты, Лешенька, и сказал то, что меня мучает. Мне, по характеру моему, скорее жениться надо, чем замуж выходить!
- Ну, нет! Ты конечно, не подарок, но баба ты настоящая. Может потому и не подарок… А что командовать любишь, так это просто мужика толкового не встречала.
- Посмотрим, Лешь, посмотрим…
Внезапно, впереди идущая Зевана, как-то странно покачнулась и упала. За ней и Полкан начал изображать корову на льду. Мы остановились. Вокруг нас расползался лед, как вода растекался. Земля остекленела. Мои ноги прямо в него и вмерзли.
- Коледник! В печь его душу! Чего это они еще надумали?
- Разве Дедушка там…
- Видать, еще не кончили.
- Вилкомир! Ты как?
- Сейчас, иду! – послышался стук топора, я обернулась. Вилкомир бил лед топором, и по выбоинам подбирался ко мне. Наш путь лежал еще немного вверх, поэтому мы все оказались абсолютно беспомощными!
- Зевана!
- Ау!
- Семаргл с тобой? – кричала я, так как она была далеко.
- Со мной!
- Пошли его за Магурой!
- Послала уже.
- А нам надо приготовится к бою. Коледник не зря постарался. Где-то здесь собираются навьи, - сказал Вилкомир.
- Что тут у вас творится? – подал голос Ховала.
- А ты чего, не видишь, востроглазый?
- Привет, Святобор! Вижу, что вы все, как мухи в молоке.
- Пани Краля, Святобора надо убирать. Магура поработает, ему мало не покажется, - меня немного покоробило, что Вилкомир о Лешем говорит в третьем лице, будто его рядом нет, а меня называет «Пани», но пришлось проглотить. Фиг его знает, может, правда – заревновал.
- Лешик, тебе надо уползать.
- Святобор ни перед кем не ползал! Но от Магуры не постесняюсь… - он засмеялся.
- Зевана! – Вилкомир явно забрал инициативу в свои руки, - Ты выше всех сидишь, можешь там закрепиться?
- Давай, говори чего надо.
- Конец веревки кинь! – И Вилкомир бросил ей моток каната, иначе, эту «веревочку» не назовешь.
Зевана швырнула в нас один конец, таким образом, получился своеобразный мостик метров на сто. Вилкомир обвязал нашим концом Святобора и крикнул: «Тяни!» Зевана потянула, потом остановилась: «Цепляйтесь все!»
Мы ухватились. Кто руками, кто зубами за Святобора, кому веревочки досталось. Неужели вытянет?
Зевана напряглась, жилы на ее шее надулись, но мы поехали вверх. Тут я почувствовала чье-то нахальство!
- Ховала! Бесстыжий! Ты-то что пристроился? Вот халявщик!
- Да я легкий, что ей сто грамм каких-то.
- Слазь, говорю! Лучше Зеване помоги.
- Столько, как сегодня, я еще никогда не помогал! Кстати, ты заметила, что «сегодня» уже кончается. А это значит…
И он упорхнул. Тут только до меня дошло, что действительно, Солнце уже давно готово было рухнуть за горизонт, держалось из последних сил краешком, который еще давал немного света.
- Князь! Кто еще ночью может выползти?
- Есть кому. Вот Коледник и готовит нас на блюдечке подать…
- Ага, с золотой каемочкой…
- Успеем?
- Смотря что. С Коледником справится, - да. Если Магура не слишком занята. Но я думаю, там идут переговоры совсем на другом уровне. А вот потом…
- А кто еще остался?
- Да не мало. Мы ж не всех перебили, это раз. Два не выходили еще Припекало и Вий. У них тоже свои твари есть. Припекало – так, трусоват и глуп, а вот Вий…
- А что нам надо срочно сделать?
- Как?!! ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО НАМ НАДО ДЕЛАТЬ?!!!
- Вилкомир, - я заскулила, как нашкодивший щенок, - ну, прости меня. Я никак не привыкну, что ты у нас главный!
- Не подлизывайся, не верю.
- Ну, в военных делах – точно! Честное слово.
- Тогда расслабься. Царицу доставим по требованию. Кстати, какие у нее требования?
- В овраг.
- До оврага доберемся, а там придется биться, если не успеет Хранитель с Оземом договориться.
- С Худичем…
- Худич, его подручный… Который слишком руки распустил. То что он тварей из Пекла выпустил, не могло быть с позволения Озема или Сумерлы… Это - «превышение должностных полномочий»… Так что, они там сами разберутся. Лишь бы успели до того, как мы тут все друг друга перебьем. Хотя…
Он поднял голову и осмотрел всю ватагу, которую Зевана подтягивала уже к своим ногам.
- Не так-то легко нас перебить!
Он забрал у Зеваны веревку, и кинул ее, как лассо к крепкой сосне на пригорке. Мы все пошли, держась за канат, вверх.
- Надо добраться до верхушки угра, оттуда поедем вниз, как с горки…
Я захихикала, вспомнив наши недавние катания, и тут же сердце сжалось. Вилкомир с пониманием смотрел на меня: «Не грусти. Мне тоже не хватает нашего Жирафки». И, правда, нашего. Он столько с ним возился, не меньше чем я, иногда был даже ближе (когда под ним лежал в яме). Боль моя как бы облегчилась наполовину. «Поделись бедой говорят», - раньше думала, что за тупость, бутерброд нашли. Как может стать легче от того, что кто-то еще знает, как тебе плохо. Сейчас поняла, что не совсем была права.
Мне нравилось, что все слушают Вилкомира, даже Зевана, даже Святобор… Вот, люди… простите – боги, - никаких лишних амбиций. Если они не воины, то спокойно подчиняются тому, кто в этом больше соображает. И никакого ущемленного самолюбия.
- Ховала, где Магура?
- Смотри, он плюхнулся мне на макушку.
Магура верхом на Туре неслась к ледяной корке, покрывшей землю на пару километров вокруг нас. Не добежав, Тур оттолкнулся от земли и взмыл в воздух! Магура начала швырять огненные шары на обледеневшую землю…
- Быстрее! Быстрее, они сейчас здесь будут!
Мы все напряглись и, добравшись до сосны, которая стояла на самой вершине угора, покатились по льду вниз оврага. Впереди всех скользил Святогор, нисколько не утративший своего величия даже в такой переделке. Но, что-то уж очень стремительно он уменьшался, как будто стирался от трения. Ко дну оврага, он превратился в маленькое существо, которое, махнув мне лапкой, стало карабкаться на другой склон, еще не затянутый льдом.
Когда мы вместе с Вилкомиром оказались на дне, потому что катились сцепившись, и он старался, чтобы я оказывалась большей частью на нем, чем на льду, то достала из-за пазухи Царицу. Она соскользнула у меня с рук и поползла влево.
«Оставайтесь здесь».
- Мы остаемся здесь, Царица сказала, - уточнила я, чтобы Вилкомир не подумал, что я опять командую.
- Не лучшая идея, - ответил он, и Зевана соглашаясь, кивнула головой.
- Ховала, давай посмотрим, куда Царица поползла.
- Охота мне…
- Ховальчик, ты приблизительно только… Сверху. Не бойся, она же своих не замораживает!
Ховала лениво устроился у меня на голове, надоела видать ему моя макушка, хуже горькой редьки…
- Это Кто? – я ахнула. Огромная толстая змеища, целая анаконда, только с женской головой и плечами, стремительно уползала от маленькой серебристой молнии, которая сверкала среди кустарника на дне оврага…
- Ламья… Биться будут. Сестры они, так что Царице придется попотеть… Если змеи потеют.

Но тут началось светопредставление. Так что стало не до «новостей» из оврага. Ховала только успел просипеть: «Я ушел. Прости, но тут я не помощник». Грохот весеннего грома раздался прямо над головой и молнии, вперемешку с огненными шарами начали бить в землю прямо вокруг нас. Если и наступила ночь, о которой предупреждали сумерки, то заметить ее было невозможно. Только успела увидеть корчившиеся в огне какие-то тела, много тел, как Вилкомир свалил меня на землю, и придавил всей тяжестью своего мощного торса.
Так что я ничего не видела, только слышала грохот! Нескончаемый грохот! Которого не бывает, потому что постепенно все же кончился, стал затихать, и я услышала непривычный звук. Это что?
Вилкомир на мне заснул. Я его пошевелила, но он не отреагировал. Потом кто-то сдернул его с меня! Зевана!
- Быстро, уходим! Вода пошла!
Вот что за звук! Шум бурлящего потока! И где же он собирается пройти? Конечно, по дну оврага. Зевана забросила Вилкомира себе на плечо, как меня когда-то, и шагала вверх из оврага в сторону Черного леса. Я, цепляясь за ветки кустов, тоже начала карабкаться…
- Полкан, помоги даме, - услышала я презрительный голос Чура. Ну, вот чего это он меня так невзлюбил?!
Полкан подбросил меня в воздухе и закинул себе на свою лошадиную спину. Я обхватила его двумя руками, и мы стали подниматься из оврага. Обернувшись, увидела стремительный, еще узкий поток грязной воды, несущийся по дну оврага. Но который быстро увеличивался прямо на глазах, поднимаясь все ближе к нам.
Мы тоже времени не теряли, хотя нас сбивали почти такие же потоки, стекавшие по краям оврага.
И все же мы успели. А как же иначе?…


Вилкомир был сожжен почти до костей. То, что богам обошлось паленой одеждой, человеческому телу было не выдержать.
Когда я увидела головешку вместо Вилкомира, мне стало даже не плохо… Я как-то раздвоилась и, сначала, бездействовала внешняя сторона, то есть впала в летаргию. Меня что-то спрашивали (все происходящее я помню, потому что вторая моя часть все записывала, как на видеокамеру), пытались со мной говорить, даже трясли. Потом все бросили, и только Корша отнес меня в мою комнату, раздел, вымыл, снова одел (теперь уже в пижаму), смазав мои ссадины и порывы вонючей мазью. Потом ушел. Наверное, хоронить Вилкомира.
Внутренняя часть работала, хотя и несколько странно, но шевелилась. То есть думала. Странность была в темах, которые мне приходили в голову. Например: чем женщина богиня отличается от женщины человека, кроме повышенной термостойкости и умения швыряться шаровыми молниями? Интересно, она также каждый месяц отмечает свои «праздники» или иначе? Если Вилкомир прожить должен был лет пятьсот по его намекам, то хороша бы была парочка через пару десятков лет. Интересно, у этого дома центральное отопление? Откуда же здесь центральное, из какого центра? Из Пекла что ли? Но очень тепло. Мне надо наверное, встать, помочь с похоронами… Какие у них тут обычаи? Я и нормальных-то не знаю, а уж как невры своих хоронили, - понятия не имею.
И так далее, подобная дребедень.
Корша заходил иногда, ставил мне чашку с бульоном, смазывал раны. Пытался меня даже накормить. Но мне никак было не открыть рот. Я пыталась, честно. Но не могла вспомнить, как это делается.
Домовые, наверное, волнуются. Как там они пережили эти волнения в Лесу? Знают, что я жива, кто-нибудь передал… А вот Вилкомир… И даже никто не заплачет. Я не могу. И Корша не плачет.
Хранитель забыл про меня. У него своих дел по горло.
А, почему Корша не плачет?
Может быть, глухонемые не плачут? Плачут. Корша даже не выглядел подавленным. Расстроенным, - да, но не подавленным. По-моему, он больше расстраивался, что я не ем. Кажется, уже третий или четвертый день пошел.
Зевана заходила. Посидела на кровати, погладила меня по руке. Мне показалось, вытерла слезу. Но это вряд ли. Это я желаемое за действительное выдаю. Вряд ли боги плачут. Ведь даже я не плачу. А я всего лишь девчонка.
Да, девчонка. Такой я себя ощущала до прихода сюда. А здесь особенно, они все, вон какие, - древние…
И все же, мне не нравится, что не плачет Корша!
В окно заглядывал Святобор. Умильные рожи корчил. Думал, не вижу. А я все вижу, только моргать не могу.
Почему все мелькают только. Когда меня позовут на похороны? А, если они уже были? И Вилкомира уже закопали? Или сожгли… Нет, только не огонь!!!
- Корша-а-а-а!!! – заорала я, и уже не могла остановиться.
Прибежал Корша, начал меня успокаивать, а я ору и ору: «а-а-а». Потом правда, воздух кончился. Я заплакала и спросила:
- Корша, ты почему не плачешь?
Он так радостно залопотал, идиот, как курица заквохтал. Ну, да, он же не понял, что я спросила, а если бы и понял, - как он ответит? Корша выбежал из комнаты. Через минуту вошел… Дедушка:
- Ну, вот и хорошо. Сама очухалась. А то я от твоего Князюшки отойти не мог. Только сейчас и пришел в себя.
- Кто пришел в себя?
- Князь твой.
- Так он жив?!!
- Ну, не такой красавчик как был, но вполне жизнеспособен.
Я рванула с постели, на пороге, правда грохнулась, - голова закружилась. Но ненадолго, Дедушка поднял, и я тут же побежала дальше, вниз по лестнице.
Вилкомир лежал в холле, на тахте (как я узнала позже, его только что туда перенесли, до этого он «валялся на кухонном столе, как недожаренный кусок мяса» по собственному его выражению). Я подбежала к нему и увидела блестящие, смеющиеся глаза, гораздо позже я заметила, что один глаз совсем не такой как прежде, а с натянутым веком, чуть не наполовину глаза наискосок, да и рубцы ожогов с этой же стороны лица шли синими буграми. Это я разглядела все потом, когда обрабатывала раны еще на протяжении нескольких дней, пока он сам не начал шевелить руками.
С того момента, как я увидела Князя, мои разделившиеся половинки поменялись местами: та, которая раньше шевелилась - заткнулась и надолго. Зато другая бегала, как электровеник и трещала, как погремушка.
Чтобы поднять Вилкомира на ноги, требовалось еще много хлопот. Дедушка оставил мази, предупредив, чтобы я не вздумала мазаться ими сама. Для меня те, что приносил Корша. Затем, ПОЦЕЛОВАЛ меня и ушел.
Не ожидала я от Дедушки таких нежностей.
Князь выздоравливал быстро. Его спина через три дня с того момента, как я увидела ее, заимела кожу. Еще слабенькую, тоненькую, но кожу. А то приходилось в пятилитровом чугунке замешивать, заваривать, остуживать заменитель. На нем он и лежал целыми днями, даже когда появилась первая своя.
Корша что-то заливал ему внутрь, попутно мне из другого чайничка.
Ховала носился по дому, всех сшибая по пути. Рассказывал жутко устаревшие анекдоты, которые приходилось объяснять, из-за моего незнания ситуации нескольких прошлых веков. Скольких? Он и сам не помнил. Я его спросила, где он был, когда я в ступоре сидела, но он ушел от ответа. За него ответил Вилкомир, который знал со слов Зеваны, что тот забился под лестницу и ворчал оттуда как собака, на каждого кто подходил к лестнице. Но не кусался.
Лесные новости все были ясны и понятны: наши победили, основные выжили, безымянным героям – низкий поклон.
Но я ни о чем не думала (ведь та моя половина замерзла, вы не забыли?), носилась с горшками, примочками и т.д. и т.п.

Наступил, наконец-то момент, когда Вилкомир смог одеться, и мы вышли на террасу.
- Хорошо-то как…
- И не говори…
Интересно то, что ни в одно мгновение раньше не приходила мысль о собственной смерти. О ее возможности. Хотя, если все происходящее не сон, то я не раз могла потерять возможность посидеть на крылечке и подышать свежим воздухом. Такая малость, а хорошо, что есть.
Синие ели в кристальном апрельском воздухе. Уходящая в глубь леса, еще обнаженная липовая аллея. Солнце ярило, но пока еще там у себя, в вышине, слегка дотягиваясь до нас остывшими лучами. Мы были закутаны в теплые меховые пледы и могли сидеть хоть целый день на скамейке перед домом.
Вилкомир снова рассказывал про жизнь своего народа бывшую, мечтал о будущей, называл меня «Княгиня», а не Пани. Строил планы своего будущего государства… Постепенно моя летаргия, то ли под влиянием прохладного ветерка, то ли от чего другого (что, скорее всего) стала развеиваться. И я уже иначе слушала Вилкомира. Как росток из маленького зернышка начинает пробиваться сквозь почву, так и моя верблюжья колючка начала выползать откуда-то из живота. Вот интересно, почему именно оттуда вылезают всяческие эмоции? Ведь причина для них на 98 процентов находится в мозгах! Но и эти наблюдения не могли остановить раздражение, которое производила колючка во всем моем теле, добравшись до сердца и мозгов.
- Так, когда сватов засылать, Княгинюшка?
- Не спеши со сватами, Князь, ты же меня еще не знаешь.
- Огонь, воду и медные трубы вместе прошли.
- На боевых подругах не женятся.
Что я говорю? Ведь совсем о другом думаю. Жалость. Жалость к нему, такому еще беспомощному, израненному. Это чувство никогда еще не доводило меня до добра. Если он подумает, а он так и подумает, что я, в принципе, согласна… А я не согласна? Что же мне мешает решить этот вопрос окончательно? Ведь я люблю его. Люблю и беспомощного, и сильного, ироничного и нежного, умного и такого наивного в своих утопических мечтаниях. Я хотела бы жить с ним и со всем этим. Со всем? Да, со всем.
А сможешь ли? И сможет ли он с тобой, со всем тем, что ты из себя представляешь? Надолго ли эта идиллия? И что же еще осталось «несформулировано» из его составляющих, что не дает мне расслабиться?
- Боевых? Нет, милая, меня не пугало то, что ты можешь постоять за себя и за других, но вовсе не в восхищение тобой, как Валькирией, причина того, что я люблю тебя. Я полюбил, когда видел какая ты колючая, но ранимая, нежная (правда, не ко мне, а к Жирафке) и сильная. Видел, что ты умная и в то же время слишком доверчивая, что в нашем лесу равнозначно глупости… Моя любовь выросла, если можно так сказать, из потребности тебя защищать, хранить. Потребности непреодолимой… Я даже не понял еще, что люблю тебя, как уже постоянно беспокоился - где ты, что с тобой. Шпионил как дурак, когда долго тебя не было видно. Вдруг ты заболела, или поранилась? Вдруг с тобой что-нибудь случилось? Нет, я не ходил за тобой тенью, стыдно было, но, увидев, что ты – в порядке, успокаивался до следующего утра. Так я прожил вот уже несколько месяцев. Прости, что я подглядывал. Но я очень за тебя боялся.
Я поняла, что молчать не имею права. Чем дальше лес, тем больше будет дров. Чем сильнее его уверенность в надежде, тем больнее будет разочарование. Сейчас или никогда.
- Пойдем к камину. Разговор есть…
Но ведь ты сама не знаешь, чего хочешь!!! Ты ведь хочешь за него замуж, хочешь близости с ним, хочешь, чтобы в этой близости зародился ваш ребенок! Ваш общий ребенок! Невр он будет или негр, но общий! И хочешь ты жить с ним в любом лесу – Белом, Черном, Зеленом или серо-буро-малиновом. Можно даже в городе, в который до сих пор тебя совершенно не тянет, да хоть в Антарктиде!
Но жить придется все время с этим молчанием, с этим грузом НЕСОГЛАСИЯ с его жизненной позицией! Наконец-то всплыло то, что мешало мне полностью принять возможность нашего союза.
Слова… Слова. Как много слов, и как они все не о том… Но что скажешь об ЭТОМ? Что каменным шаром встало поперек дыхания… Трудно говорить так, чтобы слова текли ровно, цепляясь друг за друга, а не за тайные мысли, останавливаясь и зависая в бессильной неподвижности. И, как песок, земля, камни начали бы падать в яму, на дне которой лежишь не связанная, свободная, но эта смерть – твой выбор.
Мне было почти физически больно начинать. Слова выдавливались ходульные, деревянные, совсем не мои:
- Вилкомир. Ты несколько неадекватно воспринимаешь действительность. Твоих планов громадье, в котором мне отводится роль… Неважно… сейчас грубовато получится, а я не хочу тебя обидеть. Мне хочется, чтобы ты спокойно, разумно воспринял то, что скажу, и взвесил так же хладнокровно. Твоя идея государства опирается на ложный фундамент. Ты исходишь из того, что, взяв меня в жены, в приданое получаешь Белый Лес…
- Нет! Это твой Лес, ты там и останешься хозяйкой. Но мы составим единые законы для нашего Общего Леса, - Вилкомир, будто еще не понял, не хотел понять, что значит этот мой отрезвляющий тон, он смотрел растерянно, словно посреди любовной песни из горла соловья вырвалось хриплое карканье.
- Законы собираешься составлять ты! Меня устраивают существующие. Это раз. Два, и это должно быть именно Раз – я НЕ ХОЗЯЙКА Белого Леса! До тебя никак не дойдет, что я там Гостья!
- Если останешься, уже не будешь Гостьей…
- Но и хозяйкой не стану! Я буду жителем, если останусь. Просто такой же, как все: лоси, медведи, водяные, русалки…
- Но ты же не ОНИ! Ты – человек!
- Да, прекрасный отличительный признак: где появляется человек – появляется право на собственность, ему не принадлежащую. Землю, остров, материк, лес… Зачем мне владеть Лесом? Для чего считать его своей вотчиной? Ведь меня никто отсюда и так не гонит. Дань сама в руки идет, хочу рыбу ловлю, хочу зверя бью, хочу грибы-ягоды собираю, но ровно столько, сколько мне нужно. Лишнего мне не надо.
- В каждом доме должен быть хозяин… или хозяйка, которая определяет законы и следит за их выполнением…
- Такой хозяин есть – Святобор. Но и он не устанавливал законы. Он лишь следит за их соблюдением.
- Ну да! На полгода впадая в спячку…
- И что? А тебе не приходит в голову, что законы Леса настолько совершенны, что нарушать их может только человек!
- Или короед…
- Что ж, неплохое сравнение.
- Ты считаешь, что человек это то же животное…
- Нет. Животное умнее.
- Тогда давай жить по их законам.
- Опять, - нет. Я не сказала, что человек – животное. Глупее – да. Но он добрее… или злее. Он – другой, и жить должен по своим законам. Но пусть сначала их СОЗДАСТ!!! В конце концов. Такие, - чтобы никому и в голову не пришло их нарушать. Или сбегать от них, как я… На это он пока еще не сподобился. Слишком сложное, противоречивое существо… А, тем более, когда СТОЛЬКО сложных и противоречивых… Лес живет уже по своим древним законам, не надо для него ничего создавать. Человек всегда в нем либо житель, либо гость, но не властелин, хозяин. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.
- Так мы начнем друг дружку есть…
- А что, волк кушает своего собрата? Он, все же зайчатинку предпочитает… Люди пусть создают в том же лесу, море, пустыне, городе, государстве свои правила сообщества, то есть законы, на которых строятся их личные взаимоотношения. А законы природы – уважают и выполняют. Всегда, конечно, найдется в любом «лесу» свой Жирафка, которому не будут подходить законы большинства… Но, посмотри, как к нему в Лесу отнеслись! Люди так не умеют. Как только их Мать-Земля терпит!
- Какая высокопарность…- и тут на него со всей очевидностью рухнула истинная подоплека нашего разговора, - он, качнувшись в кресле вперед, замер, пытаясь заглянуть мне в глаза, но я предпочитала смотреть в огонь.
- Да, я знаю. Давай лучше анекдоты рассказывать, или в картишки перебросимся… У тебя есть карты-то?
- Ты хочешь сказать…
- Да, Вилкомир, я хочу сказать, что по большому счету нам не о чем разговаривать. Слишком мы разные. Разные у нас идеалы, различный смысл жизни… И точек соприкосновения слишком мало. И почти все они умещаются на теле.
- Но ты ведь с интересом слушала мои рассказы о том, что было, и как будет…
- Твои предки, Князь, никогда не считали себя Хозяевами Леса. Говорили, может быть, но не считали. Потому они и жили с ним в такой гармонии. Они создали в нем свое государство и вписались с ним в лес именно потому, что законы государства не противоречили законам леса, а прекрасно сочетались. Даст Бог, и этот Лес чудом обойдет внешняя цивилизация, и в нем можно будет жить веками твоим счастливым подданным. Но этими подданными должны быть люди. И где ты возьмешь этих людей? Нарожаешь? Или пойдешь в Большой мир собирать по крупицам? Так я тебя огорчу. Даже если ты найдешь достаточное количество людей для маленького государства… Подходящих людей. Их дети не будут неврами. Воспитания мало. Важны гены. А там такого наворочено. Так что коммуна твоя счастливая развалится в следующем уже поколении. И будешь их держать тем же кнутом, что навий мир. То, о чем ты мечтаешь, теоретически возможно, если невры следующих поколений будут настоящими, то есть твоими прямыми потомками. А для этого как раз лет 300 и понадобится. Так что вы снова окажетесь в Белом лесу…
- Ты родишь мне детей?
- Не я нужна тебе, Князь.
- Я не хочу другую…- Вилкомир говорил хриплым голосом, иногда садившимся до сипоты. Тогда он делал несколько попыток проглотить паузу, что застряла в горле и замолкал на несколько секунд. Но прочистив горло, - продолжал говорить. Я делала вид, изо всех сил, что не вижу, каких усилий ему стоит держать себя в руках, хотя от его муки, что чувствовала каждой клеточкой своего тела, сама сознание едва не теряла, заражаясь болью, которая присоединялась к моей собственной. «Господи, помоги ему не увидеть, как страдаю я», - только могла молить между холодными фразами, которыми била его наотмашь.
- Хочу – не хочу… Детский сад. Князь… Во мне столько наворочено, что дети наши будут кем угодно, но только не неврами. Нервами, скорее… Тебе нужна «чистая» жена.
- Что это значит?
- Чтобы как земля была: что посадишь, то и вырастет. А в моем огороде все уже засеяно чертополохом.
- Попробуем прополоть…
- Не получится ничего. Я не люблю, когда меня «пропалывают», а у самой руки не доходят. Да и зачем?
- Вот действительно, зачем? В чем же смысл твоей жизни? Я-то свой знаю… Знал, думаю, до сих пор. А какой смысл в тебе, твоем существовании?
- Удар ниже пояса… Ты весь состоишь из смыслов, ты вершина целесообразности. Чего ты носишься с идеей стать отцом-правителем для несуществующего еще народа? Этот будущий смысл твоей жизни нисколько не важнее твоего проявленного, как Ведьмака, Мага Черного Леса! Вот ты хозяин, и хозяин сильный, справедливый, рачительный… Тебе хочется людей сюда заселить? Так чем твои подопечные от них отличаются? Ты давно в городе не был. На самом деле, навьи они даже симпатичнее в простоте своей. «Хочу есть»- и едят, все так мило и понятно. Среди них нет даже садистов. А среди людей есть. Весь лесной народец и той стороны и этой – те же самые люди, только попроще. Человеку очень хочется сделать что-то запретное, но он убеждает себя, что он НЕ ТАКОЙ! И не делает этого. Но это желание мучит его, и все равно живет в нем. А Тварь она хочет и делает. Присмотрись к своим «сожителям», попытайся понять, что есть уже закон, и его надо просто соблюдать, а не сочинять чего-нибудь свеженького, своего. Ну, а педагогические твои инстинкты вполне пригодились уже на сотню лет для Нечисти, они же, как дети… все время забывают, что утюг бывает горячим, хватаются. Пригодятся и еще на пятьсот. Зачем тебе Власть над себе подобными? Ты без нее совсем не можешь?
- Власть? У родителей над своими чадами обязательно должна быть «власть», если они хотят им добра…
- Родители ЛЮБЯТ своих детей!
- Я тоже люблю их…
- Любить всех легче легкого, это все равно, что – никого…
- А ты сама? Ты кого-нибудь любишь в ТОМ мире, откуда пришла? Сама-то ты, что знаешь о ЛЮБВИ? Сама-то кого-нибудь, когда-нибудь любила кроме себя? Вот и бежишь от ТОГО мира, который тебе отвечает соответственно: как аукнется, так и откликнется…
- Знаешь, есть такой прием у некоторых спорщиков, когда нет аргументов, сказать оппоненту: «Ты дурак». Вышибает стопроцентно. И на это соответственно просится такой же ответ: «сам дурак». Называется – поговорили.
- Только я «не понял», кто начал? – Вилкомир хитро улыбнулся, пересел на пол возле меня и, взяв мои ладони, прижал к ним лицо.
- Да… наверное ты прав… Мне стоит об этом подумать… Но теперь-то НЕ ТАК! У меня был Жирафка. Есть домовые и я им нужна, без меня их существование теряет смысл, и я их люблю. Есть…
- Но все они – ЗДЕСЬ!
- Господи, как ты не понимаешь… Да, я и сама ничего не понимаю… Мне иногда кажется, что все – здесь, а меня – нет… И так всегда.
- Что же по поводу смысла твоей жизни? Про домовых ты рассказывала...
- Моего… Я не знаю, Вилкомир, своего смысла… В этом моя беда.
- Так, пока ты его ищешь… будешь моей женой?
Я не ответила. Не было у меня ответа ни положительного, ни отрицательного. Тот день мы больше не разговаривали, как впрочем, и следующий и потом. Мы просто жили рядом, жили вместе… Но постепенно стали просыпаться иные чувства. Разные и прямо противоположные друг другу. С одной стороны я все больше погружалась в Вилкомира, с другой - все сильнее понимала, что не смогу быть его женой. Вилкомир совсем окреп, шрамы почти выровнялись, даже глаз восстанавливался… И однажды случилось то, что должно было случится…

Мы старались не подходить друг к другу. Не знаю, почему он, но думаю, по той же причине. Спать я практически перестала, чувствуя сквозь стены его присутствие ежесекундно. Меня колотило и колошматило изнутри. Руки в его присутствии начинали предательски дрожать, голос ломался, как у подростка. Я сопротивлялась, как могла. Остатки мозгов якорем держали меня на расстоянии, но я как корабль в бурю, пыталась разорвать эту цепь. «Я хочу его! Мне надоело решать несуществующие проблемы! Какой смысл в них для меня? Для меня лично? Я хочу быть просто женщиной, просто любимой, я хочу родить, хочу, чтобы меня с моим ребенком носили на руках, заботились о нас. Хочу заботиться о своем муже. Хочу держать под одеялом горячий ужин, когда он задерживается на охоте, волноваться, не случилось ли что с ним. Я хочу трястись в страхе за жизнь нашего малыша при малейшей простуде… Я хочу быть его женой и больше ничего. Что мне еще надо? Какое дело мне до всего того, что… Чего я собственно и не знаю. Этот мир такой большой, такой больной, его мне не вылечить. Я – маленькая женщина, крошечный представитель племени человеческого, вот и хочу «возделывать свой садик»… Это мне по силам. А что там бунтует у меня временами, - хочет, само не знает чего, рвется, само не знает куда… Пусть сдохнет оно проклятое. Само не живет и мне не дает!
А его амбиции… так и бог с ними. Пусть играет! Мужчины всегда играют. Им нужны какие-то великие идеи и их воплощения. Чем его идея хуже других? Ничем! Нереальна? Так бывает, что смысл не в достижении цели, а в дороге к ней…»

Мы столкнулись в дверях кухни, я попыталась пройти мимо, но он поймал меня за руку…
- Ты куда, - спросил он хриплым, севшим голосом.
- Туда…
Князь взял меня за плечо и повернул к себе… И мы соприкоснулись грудью, животом… Сердце выпрыгивало из горла, зажав гортань и затянув мозги плотным туманом. Глаза почти ничего не видели. Тело само по себе, а меня – нет.
Он обнял меня за спину и вжимал в себя все сильнее, сильнее, будто мало того, что душа моя вся в нем, каждой клеточкой, каждым сосудиком мы должны соединиться.
Я дотронулась ладонями до его плеч и поняла, что сейчас мы сойдем с ума. Его сердце колошматилось в мои ребра, с другой стороны к нему билось второе… Его губы касались волос, лба, носа… дыхание сливалось… сознание было уже потеряно…
Но не до конца. Я хрипло прорычала:
- Нет, подожди…
Мы еле расцепились и, шатаясь, прошли в холл. Сели в разных концах и пытались угомонить наши взбесившиеся тела…
- Ну, что ты хочешь? Скажи, я на все готов. Единственное, чего хочу я, - это жить для тебя. Другого смысла у меня уже нет.
- Это сейчас, Вилкомир…
В попытках унять трясущуюся плоть, внезапно для самой себя, я решилась.
- Если других известий не будет, через неделю засылай сватов. А сейчас ухожу. Мне надо…


Я приплелась к дому без особого сопровождения. Пытался за мной Ховала увязаться, но я его вежливо отшила. Он все равно немного обиделся и сказал, что будет ждать меня у Звездочета.
Леший тоже затаился. Я чувствовала его присутствие в наклоняющихся и гладящих меня по голове ветвям деревьев, зайцы, ежики, белки так и шныряли вдоль тропинки… Загонял, наверное, чтобы меня порадовать. Только бы медведя не загнал…
С каждым шагом все большая часть меня леденела, каждый шаг от Вилкомира замораживал меня, будто – в последний путь отправилась. Но я продолжала идти.
Дома я нашла полный кавардак!
- Доманя! Кузьмич! Вы здесь?
- Касаточка наша пришла, просыпайся, увалень!
- Слава Богу, - облегченно вздохнула я, - что у вас здесь произошло?
- Так, чо было, чо было! Тут на нас как налетели, как повыползали дряни подзаборные! Это пока вы тама бились, они тут уже решили свои порядки навести! Веников на них еле хватило! И Матохи поперли, Злыдни запечные повылазили… В двери Анчутка, черт поганый бился! Еле отмахались!
- Так уже с месяц, как в овраге порядок!
- Да ну?! –
- А я тебе что говорила, толкала тебя, хрен старый! Говорю, просыпайся жировик карнаухий! А он, нажрался с Баенником, победу отмечаючи, и толкается только: «Сейчас снова полезут. Готовь веники!» Я и сижу, как дура, нет, чтоб прибраться, веники вяжу!
- Я помогу тебе, - еще не в состоянии улыбнуться нормально, я уже начала таять изнутри.
- Да ты что, лапушка! Ты в красный уголочек-то сядь, пусть дурень с тебя пылиночки сдувает, под ногами не вертится, я быстро тут размету…
- Нет уж, ни в какой красный угол я садиться не собираюсь. Пойду за водой схожу, потом чаю попьем, да мне к Дедушке надо. Ненадолго, - добавила я, почувствовав их разочарование, - Вернусь, приданое готовить будем.
- Ах ты!… - Доманя с Кузьмичем завопили от восторга! И понеслась…
Я вышла, чтобы «под ногами не вертеться», взяла ведро, пошла к речке. Посидела на берегу минут сколько-то. Мыслей не было никаких. Усталость и обреченность. Счастья, восторга или еще чего подобного, даже не поблескивало. Но и горя никакого не было. Сон после тяжелой работы. А обреченность – в смысле принятия рока. Значит, так тому и быть…

Мы долго пили чай с пампушками, блинами, вареньем… Вспоминали былое. Смеялись до упаду. Я рассказывала свои впечатления от нашего первого знакомства, они свои… Дразнили друг друга, льстили друг другу безбожно… Кузьмич хвастался, как он с Матохами расправлялся… Доманя одергивала его, если он, например, уже мечом размахивался, да булавой управлялся… Расспрашивали, как там, и кто чего делал в большой битве. Сокрушенно кивали головами, когда я рассказывала о том, как чуть не погиб Вилкомир. Я с абсолютно «ложной» скромностью, старалась рассказывать чужие подвиги, своих не касаясь. Но они мне не верили, и я поняла, что надо принять их условия игры. Рассказала, как я молнии отшвыривала от Вилкомира, как поток воды держала руками… Тогда они абсолютно уверовали в то, что я говорю правду.
- Не зря мы нашу касаточку холили и лелеяли. Смотри, Зевана сама растерялась, а наша-то… А эту Магуру я всегда терпеть не мог, от нее одни неприятности. Палит, когда разойдется, по чем ни попадя…
Я про себя посмеивалась, но мне так было хорошо с Доманей и Кузьмичем, что продолжала врать слегка задумываясь, чей бы подвиг стибрить.
Когда наши языки устали молотить, а желудки уже больше не принимали ни крошечки и ни капельки, я собралась идти к Горе.
- Може, утром, дочушь. А, щас поспать бы тебе… вона, какая заморенная…
- Куда ж спать, Домань, чуть заполдень еще. Пойду. Надо.

Долгий путь до Горы привел в порядок мои ликующие чувства. Я была спокойна, собрана и шла, как на собственные похороны. Торжественно и печально, предполагая, что услышу немало хороших слов о себе на прощание. Почему прощание? Не скажу. Сама не знаю. Было это чувство и все, будто заживо свои похороны смотришь.
Возле пещеры материализовался Ховала:
- Не пущает. Я тебя здесь подожду…
- Подожди.
Я вошла в тоннель. Глаза быстро привыкали к темноте, пока шла по извилинам прохода. В пещере Дедушки не оказалось. В камине даже угольки не тлели. Я осмотрелась и увидела еще один проход в стене пещеры. Раньше его не было. Дедушка, должно быть, там.
Я вошла. Снова тоннель. Чем дольше я шла, тем пронзительней становился холод. Когда вышла в следующий зал, температура воздуха была равна нулю, моего тела - примерно столько же. Света здесь не было вообще. Но я все равно увидела четыре постамента, на которых стояли закрытые саркофаги… Нет, один был открыт.
Я подошла… В нем лежал Дедушка… Нет не Дедушка. В нем лежал Хранитель.
И я поняла, что меня обманули…
Кто? В чем? Не знаю. Но я не готова оставаться одна!

- Разве ты одна? – я вздрогнула и обернулась. За спиной стоял, нет, - висел в воздухе Дедушка!
- Дедушка! – я обрадовано вскрикнула.
- Я тебя не слышу. Я оставил тебе это «видеопослание» еще перед уходом. Мое время закончилось. Наступило – твое…
- Мое?!! – я чуть не села в открытый гроб.
- Не перебивай. Я все равно не слышу тебя. Только догадываюсь, что ты сейчас должна будешь испугаться. Но дальше слушай молча и внимательно. В отличие от вашей техники, моя «запись» одноразовая. И включится она, то есть включилась только однажды, отозвавшись на твой зов.
Ты выбрана мною, и мое решение было подтверждено всеми, от кого зависит судьба Хранителя. Была возможность того, что ты выберешь иную судьбу… Она и сейчас еще остается. В этом случае тебе придется кое-что сделать, но об этом позже. Сейчас о том, что важно тебе знать, если ты останешься вместо меня.
Я немногому тебя научил, но главное – успел. Я научил тебя ЧИТАТЬ священные книги. В них ты найдешь все, что тебе необходимо, чтобы стать настоящим Хранителем. Не удивляйся. Первыми Хранительницами были именно женщины. Самым первым, правда, - «межеумок», то есть двуполый человек. Я с тобой вспомнил науку шутить. Хоть перед уходом отведу душу, побуду немного просто человеком. Знаю, ты оценишь.
Спасибо тебе дочка. Ты многому меня научила, что и помогло мне уйти… Научила вспоминать, что я просто Человек. Напомнила мне мою юность, до того как я стал Хранителем. Теперь я богат не на шутку. Я даже помню, что вытворял в тринадцать лет… Тебе это и не снилось!
Если ты примешь решение остаться на моем месте, то возьми из левой руки у меня склянку. В ней… неважно что. Ты должна это выпить. Но только тогда, когда точно решишь остаться… Не торопись, обдумай все.
Жизнь она не так уж плоха, как тебе казалось временами. Есть счастье любви, счастье материнства, счастье дружбы, счастье шутки… Ты еще многого не успела испытать, узнать. Если ты уйдешь отсюда и выберешь жизнь среди людей, или в Лесу, но не Хранителя, тебя ждет много удивительного, хорошего и тяжелого, любви и разочарований, дружбы и вражды. Жизнь твоя будет полна… Намного полнее, если ты выберешь мою судьбу.
Единственное, что ты будешь мучиться… Как мучилась всегда… Как мучаются больные амнезией. Как мучаются музыканты, которым так и не дали в детстве скрипку в руки… Но это не смертельно. Ты держалась, когда гусеницей была, теперь ты уже куколка, намного крепче, сможешь выдержать…
Выбор за тобой. Не спеши. Для тебя всегда открыта пещера: через неделю, год, десять… Но для тебя. Если ты изменишься за год до необратимости, ты не увидишь входа, не сможешь найти гору.
Если ты примешь твердое решение уйти…
Найди Святобора и скажи ему об этом… (вот он обрадуется…). Он знает, что надо будет сделать.
Я помню, что такое любить…
Прощай. Я любил тебя, дочка. Я всегда буду любить тебя. Какое решение ты не примешь…

Я осталась одна. Повернувшись к гробнице, долго смотрела на Хранителя, пока не увидела в нем Дедушку, поцеловала его в щеку и взяла из руки бутылочку.
Я даже не подумала, что не надо этого делать, ведь я же еще не приняла никакого решения! И взяв ее, пошла прочь. Когда оказалась в нашей пещере, только тогда посмотрела на пузырек. Зачем я его взяла?! Вдруг не смогу вернуть? Я испуганно повернулась к открытому тоннелю, но он не закрывался. Не закроется, - поняла – пока пузырек у меня в руках.
Что же мне делать? Что делать? Что же мне делать?..
И так на протяжении, бог знает, сколько времени. Вместо того, чтобы обдумывать, взвешивать, принимать решение. Один этот совершенно беспомощный вопрос: «Что же мне делать?»
Но пришел момент, когда я поняла: уже тогда, когда говорил Хранитель, я знала, что буду делать…
- Господи! – я взмолилась, - Поддержи и укрепи! Я так мала, слаба, глупа! Ты даешь мне сложную долю. Но, значит, это мне по силам! Прости меня, Господи, если я что-то не так поняла…
Я открыла бутылочку, в которой содержимое было так похоже на синюю кровь, и выпила…
Несколько мгновений ничего не происходило, и только когда я шевельнулась, со мной начало творится нечто необъяснимое…
Меня трясло и разрывало на части, в глазах мельтешили кровавые шарики… Когда этот ужас закончился другим, менее тяжелым для моего физического организма, но для психического здоровья более вредным: я видела каждым глазом другую картинку. То есть, кровавые шарики никуда не подевались, они просто перестали метаться, и каждый глаз видел свою, особенную форму, в которую они сгруппировались…
Я прошлась, затем села и когда поняла, что значит мое состояние, пятна перестали застилась мое зрение.
Я встала и пошла, одновременно оставаясь сидеть на месте. Потом тронулась вслед за собой…

Когда я вышла из пещеры, Ховала, увидев меня, сел на попу (если таковая у него имеется). Одной половиной глаз он смотрел на меня, стоявшую рядом с ним, другой - на меня уходящую.
- Ну, что? Со мной останешься, или за ней пойдешь?
- Т-тты, конечно, не совсем в порядке… Но с девочкой еще хуже. Она даже меня не заметила. Пойду ка, присмотрю за ней, как бы беды не случилось. А с тобой все же Звездочет… Ежели чего, - поможет.
- Да-да, конечно. Залетай, будет время – поболтаем.
- Ну, да… Ну, Звездочет, ну громадина! Я бы никогда до такого не додумался! И себе девочку оставить, и Вилкомиру отправить…
- Отстал ты от жизни, Ховала, - элементарное клонирование. Это уже скоро в деревенских больницах делать будут…
- Чего?!! – он обалдел, потом понял, что я шучу, но шутка до него не доходит и, фыркнув на всякий случай, растворился…- Звездочету скажи, чтоб пущал, а то обижусь!
Донеслось уже из прозрачного воздуха. Я грустно улыбнулась.
Смотря на Лес, временами я видела только поляну, окруженную елями, вперемешку с березами, а мгновения - все в Лесу до мельчайших букашек, увидела и Вилкомира…
Нет, не люблю я его. То есть люблю, но так же как Коршу, который вертится во дворе по хозяйству, Доманю с Кузьмичем… Лешего… как ВЕСЬ ЛЕС со всеми и всем что в нем живет… И ВЕСЬ МИР… А вон и я иду…
Я поднялась над землей и долго лежала на воздухе, как на льду, разглядывая мир подо мной.
Как я всех любила! Но эта любовь не жгла, не мутила мне голову, она просто держала меня в небе…