Завод

«Гудит, как улей, родной завод,
а нам-то что же?
- Да так уж, вот...»
(Из народного фольклора)

После демобилизации Илья Ведерников пошел работать на завод. Заводы в Советском Союзе были основным источником пропитания рабочего и инженерно-рабочего люда страны. Заводов было множество, на одной улице, как к примеру, на улице Ганибу Дамбис, находились исключительно одни лишь заводы. Где был не завод, там была база или АТП (авто-транспортное предприятие). Заводы гудели, люди при них были заняты делом, о всяких глупостях народ думал мало, а магазин был всего один. На Лугажу. Магазин обслуживал трудящихся лишь с 11-ти утра до 7 вечера, что однако не мешало, но и не способствовало.

В ходу были такие понятия, как рабочая гордость и рабочая честь. Проще говоря, авторитет. Моветоном считались собственные, не одобряемые коллективом, взгляды на жизнь. Воспитанность и благожелательность к окружающим немедленно расценивались рабочей братией как слюнтяйство и слабость. Если к этим качествам прибавлялись еще какие-нибудь недостатки, к примеру, прохладное отношение к коллективным «правильным» сентенциям, нескрываемая ирония по поводу воцарившихся вокруг отношений и законов, по поводу целесообразности и, главное, перспективности такого мироустройства, то такой человек немедленно становился объектом неприкрытого остракизма. В лучшем случае его сторонились, в худшем, неустанно поливали грязью, внушая отвращение к нему среди всех членов сплоченного коллектива, споро размножающих грязь. Все «прелести» такого остракизма Илье пришлось испытать на собственной шкуре.

Вся страна, весь великий Советский Союз, представлял собой ни что иное, как гигантскую совокупность заводов и предприятий, пожирающих огромный энергетический ресурс и питающихся за счет хиреющего на глазах сельского хозяйства. В сельском хозяйстве никак не приживались принципы и методы «развитОго социализьма». Эта страна, эта огромная махина калечила сознание людей, неизменно превращая их в послушных и бессмысленных рабов, мыслящих и развивающихся в рамках, строго отведенных каждой «личности», в рамках, вырваться за пределы которых рисковали лишь единицы. Но для этих единиц существовал свой отлаженный, безотказный механизм их нейтрализации. В недрах КГБ в поте лица трудился 5-й отдел, который занимался «инакомыслящими», где создавались технологии изощренных издевательств над такими людьми, вплоть до организации их убийств, под видом хулиганских нападений или автомобильных аварий.

Но другой страны, как и выбора, у Ильи не было, и он стал приспосабливаться к существующему порядку вещей. Получалось это у него из рук вон плохо. Илья менял завод за заводом, везде его встречало унылое единообразие. Реально на деньги, которые платили инженерам, прожить было нельзя. И Илья подался в «гегемоны».

Гегемон встретил Илью недобрым и настороженным взглядом, Илья к этому был готов и другого и не ожидал. Главное, платили ему чуть больше, а столкновение идеологий выразилось лишь в нескольких стычках поначалу, при совместном распитии полуфабриката продукта, да, в последующем за сим, ярко и ясно выраженном индивидуализме Ильи, его отстраненности от всяких заводских мероприятий и рабоче-крестьянских тусовок.
Лучше всего свои переживания Илье удалось выразить в этом стихотворении:

ЛЮМПЕНИАНА

Это было мерой мира мне,
а не на свой аршин...


Пролетарии всех стран, совокупляйтесь! Гэть в эдину кучку!
(кар. нар. муд.)


Пощечин унизительных прилюдных
снискать, ну что же, пара пустяков.
Так надо, видимо,
таков желанный путь,
отчаявшихся, страждущих глупцов,
подавшихся от мутной безнадеги,
кто в гегемоны, кто еще куда.

От истины тошнит и не слегка...
Как платья не сошьешь без матерьяла,
так не узнаешь истины в дерьме,
кривляешься, сочтут за подпевалу,
проговоришься, чтут за дурака.

Достоинство ударом кулака
здесь урочье из тела вышибало.
И, бедное, забитое дите,
и древний жох,
и празднующий ссука,
повизгивали: "Вот тебе наука!",
поскольку, все прошли через битье.

"Таков закон", - твердили,
веря свято,
лишь в то, что брат обкрадывает брата.
Возможно, плесканул я через край,
что правда, что неправда, выбирай,

считай обиды, шишки и плевки,
раздумывай, кому не жать руки,
и бейся в столб, на хохоты в ответ...
Совдеп достанет всюду, диссидент...

* * *

Можно всю жизнь посвятить прихоти идиотов,
так и не сказав при жизни ни «бе» ни «ме»,
с усилием сдерживая позывы на рвоту,
и будучи при этом в здравом уме,

можно запросто рехнуться от такого "служенья",
двадцать два года каждый день начиная в несусветную рань,
ощущать на огрубевшей коже нестерпимое жженье
от грязной робы, больше похожей на рвань,

можно радоваться тому, что все это было, было,
кануло в прошлое, стерто с силою в порошок,
но всплывает в памяти разномастное заводское быдло,
и память при этом впадает в ступор и шок,

приют убогих, заводик напитков «Велдзе»,
здесь каждый воришка имел собственный интерес,
здесь из-за бутылки на весь цех орала завцехом Эльза,
при этом списывая тонны продукции на вес,

здесь те, кто не крал и не любил выпить,
были презренней ветоши, их обходили за версту стороной,
«Боже, отчего же так?» - выл я ночами истошней выпи,
но утро опять выдавливало меня на завод, как гной,

из старой, запущенной, гангренозной раны,
и во мне уже не было ни единой клетки живой,
я брел на работу послушно, как бредут бараны,
на пастбище или же к мяснику на убой,

двадцать два года из меня вылепливали урода,
те, кого по ошибке мать родила на свет,
самые разные представители нашего трудового народа,
(Господи, какой только нечисти среди них нет!),

что с того, что они не держали в руках книжек,
один впрочем почитывал Пикуля, когда не был обоссан и пьян,
им уже некуда было падать ниже,
чем их рабоче-приблатненный клан,

что с того, что они не прочитают этих строчек,
не для их разумения даже мои простые стихи,
они живут в затхлом мире собственных заморочек,
в удушливом мире собственной шкуры и требухи.


Илья работал на заводе грузчиком, затем экспедитором, затем, когда началась перестройка, и завод стали «валить», Илье, в насмешку, отвели должность кладовщика. Илья сделал вид что насмешки не заметил, на все подковерные игры ему было глубоко плевать, он прекрасно видел и понимал, что банкротства предприятию уже не избежать. Слишком высокие инстанции в этом были заинтересованы. Илья посильно тянул свою лямку, он давно не задавался никакими вопросами по поводу творящегося вокруг. Сам Господь уже наверное не смог бы убедить Илью в том, что происходящее в этой несчастной стране, вообще имеет какой-либо смысл. Тем более, очередная кампания большевиков под названием «перестройка».

В свете новых веяний всюду требовались хваткие, расторопные дельцы, коим Илья, конечно же не был и быть не мог, требовались строители, дальнобойщики, слесари-трубопрокладчики, токари-многостаночники, требовались вяло, рабсилы поначалу наблюдался явный переизбыток. Напряженную ситуацию в стране радикально разрешила КРУТКА. Дешевый контрабандный спирт навсегда упокоил многочисленную армию неудачников. Уцелевшие ухватились за приоткрывшуюся возможность работы за границей. Оплата труда гастрабайтеров была неслыханно низкой и выгодной хозявам, рисковавшим нажить себе неприятностей, но по сравнением с теми жалкими крохами, которые платили здесь, заграничные заработки казались небесной манной.

Местные неоэтнодемократы, бывшие партийные боссы, с людьми церемониться не стали. Тут же изобрели для народа фиолетовые паспорта «неграждан», объявили русский язык «вне закона», придумали документ, обязательный для работника – сертификат на знание государственного языка, около этих требований тут же развернули целую индустрию, дающую неплохой доход. За квартиры потребовали выкуп в виде «приватизации», цены за коммунальные услуги, особенно за воду и тепло, сделали запредельными. Переход от организованного «заводского» социализма к неоэтнобольшевистскодемократическому капитализму произошел быстро и качественно. При «делах» оказались строго только «свои».

Уйдя наконец с завода, почти полгода Илья получал пособие, практически равное его заводскому заработку. За это время он успел немного отдышаться и оглядеться вокруг.

Наверняка, кровавый изверг "ленин" был бы сегодня доволен своим чудовищем, своим детищем-мутантом. Как довольны верные продолжатели его дела, внуки и правнуки мастеров заплечных дел, "рассекающие" на дорогущих иномарках по колдобинам своих дорог, грабящие с упоением то, что не успели дограбить в условиях недавней государственной показухи "сталино-хрущево-брежневского" периода.

Красное колесо набирает свои обороты, и перекореженная и искалеченная жизнь Ильи - лишь капля в океане жертв большевистского террора.

Имя этим бесчисленным жертвам - народ.
 
доработано 2008.06.23.