Все лица и события, описанные в романе, вымышлены, совпадения случайны.
Часть первая. Нинэль.
Глава 1.
Лампочка между этажами опять не горела. «Руки бы повыдергать этому остолопу!» сердилась Нэль, пробираясь по лестнице почти на ощупь. Теперь её каблуки не стучали барабанной дробью – металлические набойки штука долговечная, но по бетонному полу подъезда, да в полночь, звучат, оказывается, очень звонко, – а издавали осторожные деликатные постукивания. Остолопа Нэль практически идентифицировала – патлатый юнец с четвёртого этажа. Он в компании ещё нескольких таких же лохматых-прыщавых приятелей систематически дул пиво на площадке между пролётами и, вряд ли по совпадению, делал это в полумраке, явно выкручивая лампы на четвёртом этаже. К слову, если не считать любовь к сумраку, вела себя пивная компания вполне пристойно, материлась вполголоса, при появлении Нэль замолкала и вежливо здоровалась хриплыми неустановившимися голосами. Однако сегодня – «Да чтоб вас, паразитов!», сшибла Нэль пустую бутылку, и та весело загремела по бетонным ступеням – мальчишкам, видимо, понадобилась тотальная светомаскировка. Ночь была безлунной, фонарь у подъезда не горел уже третий день. Сюда, на площадку между пролётами, свет с третьего этажа уже не долетал, и теперь, по милости этих любителей потёмок, она вынуждена топать на свой последний пятый этаж, нащупывая ступени ногой и держась за холодную стенку.
Нэль отсчитывала ступени – восемь, девять, десять – и нашаривала свободной рукой ключи в кармане. Вот когда послужит брелок-фонарик! Такие брелки со светодиодами она заказала на сувениры к выставке, один оставила себе – симпатичная голубая трубочка толщиной с карандаш и длиной с мизинец при сдавливании выдавала вполне приличный узкий лучик света. И теперь – Нэль нажала на трубочку и посветила себе на туфлю – ей хотя бы не придётся шарить по двери в поисках замочной скважины.
Нэль перевела лучик в направлении двери и пошла к вишнёвому дерматиновому кружочку размером с двухрублёвую монету, стараясь не налететь впотьмах на чердачную лестницу. Лестница, железная конструкция из труб и уголков, притаилась где-то слева, возле перил площадки и чуть ли не перед входом в её квартиру. Нель взяла чуть правее, на ходу нашла лучиком щель замочной скважины и перестала давить на брелок, точно запомнив, куда нужно вставлять ключ. Сделала ещё шаг и наступила носком туфли на что-то мягкое.
«Что тут ещё такое? Тряпок, что ли, каких накидали?» – брезгливо подумала она, быстро убирая ногу обратно и поспешно стискивая брелок-фонарик. Узкий луч осветил чью-то раскрытую ладонь. Нэль автоматически повела лучом дальше – запястье, предплечье, край короткого рукава, воротник, ухо – и почувствовала, как пальцы и мышцы свело судорогой. Её рука, будто сама по себе, тискала брелок, и тот послушно светил, отправляя луч в лицо Стасу. Стас сидел, привалившись к простенку между ограждением площадки и дверью квартиры. Свет Стасу совсем не мешал. Ему теперь ничего не мешало – лицо его было спокойным и безмятежным. Почти таким, как после их совместных занятий любовью. И даже тёмная струйка, перечертившая лоб и сбегавшая к подбородку не портила этой безмятежности. И странный запах, который Нэль вдруг ощутила, одновременно и горький, и сладковатый, не вызывал на ровном лице Стаса никаких гримас. Да и какие могут быть гримасы у покойника?
Нэль попятилась обратно к лестнице, пальцы её дёрнулись, роняя ключи на бетонный пол, и она, будто очнувшись из-за полной темноты и металлического бряка, развернулась, нашарила в темноте перила и понеслась вниз, к свету.
**
Тремя месяцами раньше
– Ну, что заказывать будем? Выбирай, я угощаю! – Файка щедро повела рукой над пустым пока столом и похлопала по тисненой кожаной папочке меню.
– Ну, я не знаю… – неуверенно протянула Нэль, рассматривая крупно набранные строчки и внутренне ахая от столбика цен. Тирамису – двести пятьдесят рублей! Штрудель с яблоком – триста двадцать! Чашечка эспрессо – девяносто!! Чайничек чая – сто восемьдесят!!! – Дорого тут у них.
– Ничего не дорого, я теперь женщина зажиточная, аванс за книгу получила, могу себе позволить, – отмахнулась Файка и поманила официанта, поняв, что пора брать инициативу в свои руки. – Значит, так. Чайник чая с жасмином и каких-нибудь десертов позаковыристее. Что там у вас есть?
– Тирамису, бланманже с тёртым шоколадом, профитроли со взбитыми сливками, эклеры с клубнично-творожным кремом, – послушно начал перечислять парень, с весёлым изумлением разглядывая подруг. «Ну, дают тётки! Шикуют!» – читала Нэль на его лице. В это кафе подруги зашли, спасаясь от надвигавшегося ливня, называлось оно «Пралине» и, судя по остальной публике, было облюбовано молодёжью. Нэль бросила быстрый взгляд на соседний столик, за которым сидели три вызывающе красивые девицы, и уткнулась в меню, пытаясь понять, сколько стоит озвученное официантом великолепие.
– Ну, ты решила, что берёшь? Бланманже или профитроли? – опять затормошила её Файка, и Нэль решилась
– Эклер возьму. И хватит.
– А мне всё остальное, что назвал, – распорядилась Файка и, когда официант ушёл, объяснила. – Посмотрю хоть, что за звери такие, эти профитроли с тирамисами.
Нэль тоже было очень интересно, что это за «звери». Дожидаясь официанта и потихоньку осваиваясь в непривычном месте, она стала осматриваться. В ресторане (или в кафе, она до конца не понимала между ними разницы) Нэль была, дай Бог памяти, в четвёртый раз в жизни. Это если считать банкет по поводу её диссертации и торжество трёхлетней давности по случаю юбилея директора лицея, где она тогда преподавала философию. А если не считать, то – во второй. Когда-то, лет так тринадцать назад, её в ресторан сводил Олег, а теперь вот Файка гуляет по случаю удачного дебюта, выхода первой книги и неожиданно больших гонораров.
Кафе было очень необычным. Кривые столы с блестящими металлическими столешницами – они изгибались такими загогулинами, что подруги сидели каждая в своей впадине слегка наискосок друг от друга. Стулья с высокими трубчатыми спинками и круглыми, мягкими, обтянутыми светло-коричневым, сиденьями (такими крошечными, что если даже Нэль с трудом уместилась, то уж Файкин зад пятьдесят второго размера наверняка свисает. Вон, как ёрзает!) Узкие вазочки-трубочки, в которые вставлен стебель с жёлто-белым незнакомым соцветием. Глухая стена – зеркальная, отчего небольшой зал кажется вдвое просторней. Огромное окно-витрина ничем не загорожено – фестоны поверху и драпировки по бокам лишь украшают проём, придавая виду на проспект за окном некую театральность. Будто там – сцена, они – зрители, а июльский ливень за стеклом – постановка на тему лета. Нэль проводила взглядом промокшего толстяка – тот на несколько секунд попал в раму окна, убегая от ливня. Голову толстяк прикрывал красно-жёлтым пакетом, придерживая его рукой. Красные ручки пакета свисали мужчине на спину, туда же сбегала стекавшая по пакету влага: прилипшая к телу рубаха и обвисшие на заду джинсы явно до предела пропитались водой. Да, повезло им с Файкой, успели под крышу до ливня.
– Вот, пожалуйста! – сказал над ухом официант, и Нэль очнулась от мыслей. На столе уже стояли три блюдца: возле неё – с продолговатым эклером с дырочкой на боку, сквозь которую выглядывало розоватое содержимое. Возле Файкиной загогулины официант выстроил в ряд тарелочку с желтоватым брикетиком, сверху разрисованным коричневыми полосками, и две прозрачные вазочки: с чем-то вроде заварного крема, посыпанного шоколадной крошкой и золотистыми шариками из теста, утопленными в белой пене.
– Приятного аппетита! – пожелал официант, разлил чай по белым чашкам и исчез.
– Слушай, а ты всё это съешь? – засомневалась Нэль, разглядывая вполне солидные порции десертов.
– Не съем, так понадкусаю, – оптимистично пообещала Файка и призадумалась – как ты думаешь, кто из них кто?
– Да какая разница? Лишь бы вкусно было, – философски заметила Нэль, разворачивая салфетку с приборами и рассматривая диковиную вилочку с широкими зубцами. И ножик есть. Наверное, чтобы эклер разрезать.
– Разница большая! Я, думаешь, просто так всей этой фигни назаказывала? А вот и нет. Я теперь у нас кто? Писатель. И теперь я что делаю? Изучаю жизнь. А как мне её изучать, если я не пойму, где тут профитроли, а где блеманже?
– Бланманже. Давай у официанта спросим, – предложила Нэль и отрезала кусочек от эклера. Тесто было свежайшим, творожно-клубничная начинка – нежнейшей.
– Нет, сама угадаю. Я загадала – если не ошибусь, у меня и со второй книжкой всё будет в лучшем виде. Итак, – Файка стала двигать по столу вазочки – полосатый кубик в тарелке – бланманже, шарики в пене – профитроли, каша эта с шоколадом – тирамису!
– А по-моему, наоборот. То, что шоколадом посыпано – бланманже, а пирожное – тирамису, – засомневалась Нэль.
– Да? Давай, спросим! Молодой человек, подойдите на минуточку! – поманила Файка официанта и спросила, – кто тут у вас бланманже?
– Вот! – показал он на «кашу с шоколадом», и Файка вздохнула
– Не угадала. Ладно, значит, твоё желание исполнится, раз угадала ты!
– А я и не загадывала, – улыбнулась Нэль, наблюдая, как подруга придвинула к себе вазочку с профитролями и выуживает покрытые сливками шарики
– Эклеры наизнанку! – подвела итог дегустации Файка, – пустые шарики из заварного теста, а крем – снаружи. Не загадывала, так загадай. Или, скажешь, нет у тебя желания? Хотя после того, как ты так удачно квартиру купила, что тебе ещё желать!
– Много чего! – махнула своей вилочкой Нэль, – думаешь, с квартирой решились все проблемы? Их куча, просто кучища! Знаешь, сколько денег на обустройство надо?
– Догадываюсь, – кивнула Файка и отправила в рот ложку бланманже – манная каша на желатине! Это я про десерт. Так, значит, загадываем желание, чтобы ты нашла хорошую работу?
– А я уже нашла, – Нэль нырнула ложкой в вазочку с бланманже и осторожно попробовала. Молоко, манка, ваниль и желатин. Да, звучит классно, а на вкус – ничего особенного.
– И молчишь! – отвлеклась Файка от тирамису, которое осматривала, выбирая, откуда начинать.
– Да не молчу, просто говорить раньше времени не хотела. Наудачу позвонила по объявлению в газете, сходила на собеседование, два мужичка-начальника, вполне вменяемые. Сказали, что проверят мою кандидатуру с точки зрения безопасности. Проверили, завтра на работу выхожу.
– То есть, сначала ошизели от твоего имени, а потом поняли, что ты женщина неопасная, – резюмировала Файка и отломила уголок от тирамису. – Слушай, а вот эта штука мне нравится!
Нэль тоже отломила кусочек пирожного – в меру сладкое, нежное, пахнет творогом и карамелью.
– По-моему, творожный привкус! Или мне после эклера так кажется?
– Нет, творог тут явно есть, – согласилась Файка, – что за работа и что за фирма?
– Они автокосметикой торгуют, оптом. Знаешь, так удачно с ними получилось. Офис у них в Кунцево, от метро далековато, из Москвы очень неудобно ехать. А мне, из моего Одинцова – в самый раз. Я у них теперь буду менеджером по рекламе. Календари всякие заказывать, буклеты фирменные, сувениры, сайтом заниматься, публикациями в прессе.
– Понятно, по моим стопам пошла, – кивнула Файка и показала на оставшуюся половинку тирамису, – будешь?
– Нет, не хочу, мне эклера хватит, – отказалась Нэль.
– Тогда доем, – решила Файка и отправила в рот очередной кусок пирожного. – И как ты с этим справляться думаешь? Ты же рекламой никогда не занималась!
– Не занималась, так займусь. Писать умею, с типографиями договариваться умею, навострилась в лицейском альманахе. Так что пресса и сайт – не проблема. А с сувениркой ты поможешь. Ведь поможешь?
– Куда я от тебя денусь! Надо же пособить подруге. Хотя ты и авантюристка!
– Кто бы говорил! – засмеялась Нэль, – сама на что рассчитывала, когда книжку свою написала и в издательство отправила?
– На то, что получится!
– Ну вот, получилось же! А если из креативного директора получилась писательница, почему из философа не может получиться менеджер по рекламе?
– Может, – согласилась Файка, – сколько платить обещали?
– Тысячу долларов.
– Здорово! Тебе, с твоими расходами, очень кстати. На новоселье-то когда пригласишь?
– А вот в выходные мастер придёт, шкафчики на кухне соберёт, на следующей неделе и позову.
Нэль помолчала, отхлёбывая чай и поглядывая на красоток за соседним столиком. Интересно, кто они такие? Девчонки были ярко, вызывающе, агрессивно красивы. Особенно одна из них: брюнетка с иссиня-чёрными волосами, заплетёнными в две толстые косички. У брюнетки были пухлые, чётко очерченные губы, в которые она очень изящно вставляла тонкую белую сигаретку, эффектно зажатую узкими пальцами с длинными вишнёвыми ногтями. Её подруга, блондинка с копной волнистых волос, что-то сказала вполголоса, и брюнетка засмеялась, откидываясь на спинку стула и слегка выпячивая грудь. Между ключиц, в вырезе рубахи, поблёскивало плоское кольцо на широком чёрном шнурке. Девчонки вели себя так, будто они – на витрине. Или на сцене. И явно работали на зрителей-мужчин.
– Знаешь, по-моему, я готова впустить в свою жизнь мужчину, – неожиданно для себя самой, сказала Нэль.
– То есть? – Файка перестала жевать остатки тирамису – влюбилась, что ли, в кого?
– Нет, не в этом смысле. Ты ведь знаешь, я никогда не хотела быть замужем. Даже за Олегом, даже когда Ваську родила. А теперь что-то так устала тащить всё на себе – маму, дочку, квартиру, проблемы эти с деньгами бесконечные… И как-то вдруг подумалось, что я готова впустить в свою жизнь мужчину. Чтобы вместе всё делать, чтобы поддержка мне была!
– Ты извини, конечно, но фигня всё это! – Файка поковырялась в вазочке с бланманже и отставила её в сторону. – Ни один мужик не решит твоих проблем. А если и решит какие, взамен таких насуёт – караул! Уж поверь моему опыту.
– Думаешь? – озаботилась Нэль.
Опыт у Файки был богатый – трёх мужей сменила. С первым, отцом её дочки, Файка прожила одиннадцать лет и развелась, когда услышала по телефону, как муж договаривается о свидании с её, на тот момент – лучшей, подругой. Файка послушала три минуты, убедилась, что у этих двоих давно всё сладилось, и подала на развод. Развод был тяжелым, с судами и разделом трёхкомнатной квартиры. В итоге Файка осталась с двенадцатилетней дочкой и однокомнатной квартирой в Волгограде. Со вторым мужем, журналистом-сослуживцем, она прожила три года и рассталась, измучившись от комплекса неполноценности, который он ей старательно прививал. Не дотягивала Файка до каких-то там его идеалов – полновата, низковата, простовата, глуповата. Одновременно с этим мужем Файка рассталась и с Волгоградом – сдала волгоградскую квартиру и переехала в Москву, решив, что здесь сможет заработать и на жизнь, и на учёбу дочери, поступившую в полиграфический колледж, и на новую квартиру. Тогда-то они с Нэль и познакомились – обе пришли в странненький журнальчик, который писал про директоров. Файка, в Волгограде привыкшая чувствовать себя маститым журналистом – для областной газеты писала, как-никак, – прибилась сюда после месяца метаний по столице в поисках работы. То ли не там она искала, то ли не так, но после того, как два журнала не заплатили ей гонорары, а накопления основательно подтаяли, растворяясь в ненасытной столичной утробе, она снизила планку запросов и согласилась на вакансию «корреспондент-менеджер». Нэль, успевшая и лекции в техникуме почитать, и книгами на развалах поторговать, к тому времени надумала сменить специальность и решила, что «корреспондент-менеджер» – то, что надо. Оказалось, что их работа заключается в следующем: ходить на встречи с директорами фирм и фирмочек, писать про них статьи и уговаривать заплатить за это деньги.
Корреспондентами-менеджерами в этот журнал брали всех желающих, писали эти желающие, на Файкин взгляд, отвратительно. Позднее она призналась Нэль, что для неё оставалось загадкой, почему некоторые директора соглашаются платить деньги за такую муть. Сама она писала гораздо лучше многих. Да что там – замечательно она писала! Но её директора соглашались платить очень редко. И потому получала она мало. А директора Нэль – платили. Причём не за какие-то жалкие полстраницы – обложки покупали, статьи на два разворота. Поэтому-то Файка и обратила внимание на Нэль. Очень хотела узнать, чем берёт их эта тощая, с короткой стрижкой, похожая на подростка особа с нелепым именем Нинель Васильевна.
Впрочем, у самой Файки имечко было тоже вполне экзотичное: Фаина Ефимовна. Третий Файкин муж, Катков, только из-за имени её и выделил в череде бесконечных звонков от желающих получить от их фирмы какие-нибудь деньги. Этот муж работал заместителем директора в электротехнической компании и сначала вёл с Файкой переговоры об интервью. А потом утешал, когда с директором, настроившегося на дифирамбы и вдруг только во время интервью понявшего, что с него хотят денег, случился припадок буйства. Файку директор назвал попрошайкой, зама пригрозил уволить за пособничество, и тот уволок полуживую от стресса журналистку в кафе. После реанимации кофе и мороженым Катков расспросил Файку о житье-бытье, выпросил телефончик и пообещал помочь с нормальной работой. Через пару недель пристроил её менеджером по рекламе в небольшое агентство, ещё через неделю позвал к себе жить. Только она, мол, способна залечить душевные раны, нанесённые бросившей его женой.
Как мужчина Катков Файке не очень нравился, но жизнь с ним обещала войти в нормальную колею, с приличной работой и квартирой, за которую не надо было отдавать две трети (а то и три четверти, как с доходами повезёт) зарплаты. Катков, казалось, дал Файкиной жизни ощущение стабильности. Именно так она себя уговаривала, когда ложилась с ним в постель. («Ни разу, ни разу с ним оргазма не было, представляешь?» – делилась она с Нэль, и та кивала, хотя не представляла. Лично у неё секс был в течение трёх месяцев почти тринадцать лет назад. С Олегом. Для того, чтобы забеременеть Васькой, хватило. Для оргазмов – нет.) Про стабильность она говорила дочери, которую Катков вдруг взялся поучать уму-разуму. А та в ответ хамила и жаловалась матери. («Они меня просто разрывают пополам, будто поделить не могут!» – жаловалась Файка, и Нэль сочувствовала, отчаянно скучая по Ваське, которая в то время жила с бабушкой в Ярославле). Об ощущении стабильности Файка напоминала себе, спотыкаясь о носки и газеты Каткова, разбросанные по всей квартире («Я не какая-нибудь чистюля, у самой вещи не на месте. Но чтобы ТАК захламлять квартиру! Я специально неделю газеты не трогала – куча выросла в высоту дивана, а ему хоть бы хны» – удивлялась Файка, и Нэль в тоске вспоминала штабеля книг и коробок в углу своей комнаты. Она её очень удачно сняла, грех жаловаться, сто долларов всего, но вот бы ей свою квартиру!)
Свою квартиру в Москве хотелось купить так сильно, что Нэль даже решилась поколдовать немножко. Вырезала из журнала рекламу новостройки – «Новая, уютная, твоя» – положила картинку с девизом в конвертик и туда же стала денежки от гонораров в журнальчике складывать. Общаться с директорами у неё получалась – по нескольку часов с ними о смысле жизни беседовала, вспоминала и Канта, и Гегеля, и, видимо, производила такое впечатление, что директора раскупали интервью, как горячие пирожки. Проценты журнальчик платил хорошие, конвертик с деньгами толстел, и года через полтора Нэль поняла, что она может купить квартиру. Интервью с директором строительной компании как раз делала, заодно и договорилась. Накоплений из конвертика хватило на первый взнос, денег от продажи ярославской квартиры – на второй и третий. Последние пять тысяч одолжила, где смогла, и всего через четырнадцать месяцев маяты с мамой и Васькой в съёмной «однушке» она получила квартиру. Новую, свою. На уют так же понадобилась уйма денег – Нэль купила, по сути, голые стены. Стелили линолеум, клеили обои и мазали потолок они сами, Нэль, мама и Васька. Заплатили только за сантехнику и выключатели-розетки. И всё равно даже на такой ремонт её заработков не хватало катастрофически.
Из журнальчика Нэль к тому времени уже полгода как ушла. Во-первых, надоело убеждать директоров платить деньги. Во-вторых, недавно ещё лояльное начальство, вдруг, воодушевлённое расцветом издания, принялось закручивать гайки. Нэль не любила, когда ей их закручивали, поэтому и ушла. Устроилась в очень приличный гуманитарный лицей редактором местного альманаха и попала из огня да в полымя. Директор лицея – известная, заслуженная, знаменитая и т.д. и т.п. – оказалась настолько авторитарной дамой, что в два счёта скрутила Нэль в бараний рог. В такой позиции Нэль выдержала шесть месяцев (А что делать, квартира денег требует. И жить на что-то надо, и маму с дочкой кормить.) А потом как-то утром вдруг проснулась, представила, как ходит таким «бараньим рогом» всю оставшуюся жизнь и написала заявление «по собственному». И расслабилась. И стала потихоньку перевозить вещи в новую квартиру. Между делом купила газету с вакансиями, и новая работа нашлась сама собой. Вот если бы всё в жизни так делалось, само собой!
– Всё равно, хочу, чтобы рядом со мной появился мужчина! И чтобы мы с ним помогали друг другу в наших делах! – подвела Нэль итог своим мыслям, и Файка согласилась.
– Значит, такое твоё желание? Да будет так!
– Что-нибудь ещё желаете? – подскочил к столику официант.
– Хватит на сегодня желаний! – отмахнулась Файка – счёт несите! Может, Ваське твоей взять пару пирожных?
– Ты что, не надо! На эти деньги целый торт можно купить! – ужаснулась Нэль, и Файка согласилась.
– Пойдём, купим.
– Фай, хватит уже деньги тратить на всякие излишества!
– Это не излишества, это пир духа! Ладно, всё равно торт куплю, Каткову, пусть трескает. А ты прекращай уже копейки считать, на работу выходишь, новая жизнь начинается.
Официант принёс счёт, Файка завозилась с деньгами, а Нэль стала смотреть в окно, где ливень уже сменился мелким дождичком, а из-за крыш домов напротив показался краешек чистого неба.
Глава 2
Здесь и сейчас
Металл набоек на каблуках грохотал по ступенькам так, что Нэль чудилось – искры летят и бетон крошится. Но она не отвлекалась на эти мелочи – неслась к свету. На площадке между четвёртым и третьим этажом было уже довольно светло – того, что долетало с третьего этажа, хватало, чтобы видеть и перила, и ступеньки, и чьи-то растоптанные сапоги, зачем-то валявшиеся под тёмным ночным окном. Но Нэль этого было мало: безмятежное лицо Стаса с кровавой струйкой вдоль виска стояло перед глазами так явно, что, думалось ей, только самый яркий свет сможет стереть эту картину. И она строчила свою пулемётную очередь каблуками по ступеням, пока на последней ступеньке, уже ворвавшись в царство света на площадке третьего этажа, не оступилась, потеряв равновесие. Пытаясь не упасть, Нэль вытянула вперёд руки, сделала несколько быстрых шажков на цыпочках и, не успев погасить разгон, шмякнулась обеими ладонями о металлическую дверь квартиры прямо по курсу. И замерла в испуге.
В квартире жила достопримечательность этого подъезда, Дарья Никодимовна. Старушка была очень древней, очень вредной и очень энергичной. В первый же месяц, когда Нэль сняла здесь квартиру, Дарья Никодимовна несколько раз приоткрывала дверь, наблюдая за Нэль, когда та проходила мимо, а потом наслала на неё участкового с проверкой документов. Он, румяный парень простецкого вида, так и сказал, когда покрутил её паспорт и убедился, что с регистрацией всё в порядке: «От вашей соседки с третьего этажа сигнал был, что чужие в подъезде живут. Вдруг, говорит, террористы». «А я что, похожа?» – изумилась тогда Нэль, а участковый ещё сильнее разрумянился и неопределённо ответил «Они на кого угодно могут быть похожи».
Нэль слушала, как замирает гудение стали под ладонями, и молилась всем богам, чтобы бабуся спала покрепче и ничего не слышала. Объяснений со старой шпионкой только ей сейчас и не хватало! Видимо, не хватало: за дверью защёлкали отпираемые замки и Нэль, поняв, что всё ещё прижимается ладонями к крашеному коричневой краской полотну, отшатнулась от двери. И вовремя – дверь распахнулась. Однако вместо маленькой сухонькой бабуси в проёме стоял высоченный – почти под притолоку – небритый мужик с черным ёжиком волос и припухшими глазами.
– Здрасьте, вам кого? – беззлобно поинтересовался мужик, рассматривая Нэль с вежливым интересом.
– Простите, я нечаянно в вашу дверь стукнула, я оступилась, – ответила Нэль и оглянулась на следующий лестничный пролёт, решая, будет ли вежливо уже идти дальше, или надо продолжать беседу, раз уж вытащила человека среди ночи. Решила, что хватит с него беседы, шагнула к лестнице, и левая нога будто в яму провалилась.
– Да что ж это такое! – осмотрела Нэль левый сапог – Каблук сломала! На новых сапогах!
– Не повезло, – посочувствовал мужик, – по-моему, у вас что-то случилось. Что-то ещё.
– Случилось, – кивнула Нэль. Сломанный каблук будто добавил пресловутую последнюю каплю, и она поняла, что силы её закончились. И что если сейчас же куда-нибудь не присядет, то она просто упадёт. Нэль села на ближайшую бетонную ступеньку и сказала, изо всех сил преодолевая слабость и темноту в глазах.
– Я обронила ключи на площадке. А ещё там, возле моей квартиры, сидит труп.
**
За два месяца до этого
– Нинель, значит, мы договорились. Ты составляешь бюджет по позициям, и мы вместе потом решаем, что берём, а от чего отказываемся, – Герман махнул ей рукой и пошёл дальше по коридору. «Нет, как всё-таки здорово, что здесь все обходятся без лишних церемоний и говорят друг другу «ты». Хотя несколько непривычно после лицейских выканий по имени-отчеству», – подумала Нэль, пересекая проходную комнату, где сидели рядовые менеджеры по продажам, и толкнула дверь в свой кабинет, в отдел маркетинга.
– Да они оху..! Ох, ох, как они неправы! – трансформировал начатый матерок Стас, увидев её в дверях. Нэль улыбнулась краешками губ и села за свой стол. Кажется, судьба обрадовалась, что она разрешила впустить в свою жизнь мужчину, и несколько перестаралась. Теперь она каждый рабочий день проводит в окружении мужиков. И в отделе с ней сидят три менеджера, Стас, Борис и Виктор, и владельцы фирмы, Герман с Иваном, почти каждый день обсуждают с ней рекламные дела. Герман с Иваном, похоже, ею довольны. Всё-таки, всего за месяц она им и по сайту много чего сделала, теперь хотя бы тексты стали внятными и новости появились. Умудрилась интервью организовать для автомобильного журнала. Бесплатное. Так что владельцев компании её присутствие явно не напрягает. А соседей по кабинету?
Нэль, не отрываясь от монитора компьютера, прислушалась к разговору. Так, понятно, Стас подыскивает комнату и «ох, как неправы» те, кто пытается её сдать за немыслимые деньги.
– Нет, я шизею от этих москвичей! Девять тысяч рублей в месяц за паршивую комнату в паршивой коммуналке! Да ещё и агенту столько же! И залог! Они что, думают, я сын Рокфеллера, платить им почти штуку баксов за вселение!
– Если бы они так думали, они бы тебе квартирку предложили за тысячу баксов ежемесячно, – успокоил приятеля Борис, – говорю же, поищи двушку с кем-нибудь напополам. Те же девять тысяч получатся, зато хозяева не будут на мозги капать.
– А с кем напополам? Ты же от своей тётки не съезжаешь?
– Не, она меня пока терпит. Я же не просто так живу – денег даю на хозяйство, – объяснил Борис.
– Ну вот, некоторым везёт. У тебя тётка в Москве, у Витька – жена москвичка. Один я мотаюсь по углам неприкаянный, по ползарплаты этим шкуродёрам отдаю, будто в форточку выбрасываю!
– Зато вторая половина у тебя остаётся, – хмыкнул «женатый на москвичке» Витёк, и Нэль мысленно посочувствовала парню. Насколько она успела понять за месяц таких диалогов, жена Витьку досталась со склочным характером и, судя по всему, попрекала его недостаточно большой зарплатой.
– Стас, а ты не думал купить себе квартиру? Где-нибудь в Подмосковье? – вмешалась Нэль в разговор.
– Думал. Осталось деньжат поднакопить. Тыщ так -дцать в убитых енотах.
– При чём тут еноты? – не поняла Нэль
– Ну, у.е., убитые еноты, – пояснил Стас. – Смирные такие, только плохо копятся.
– Ипотеку попробуй взять, – посоветовала Нэль.
– Ага, по девять тысяч отдавать за комнату, по девять – за кредит, плюс пожрать, плюс на бензин. У меня зарплаты не хватит!
– А ты не отдавай за комнату. Купи квартиру, живи в ней, а за кредит будешь платить, как сейчас за комнату платишь. Я, например, всего по сто долларов в месяц за кредит вношу. Ты сколько уже здесь работаешь?
– Восемь месяцев.
– Тогда вполне можешь уговорить бухгалтерию, чтобы тебе для банка справку о зарплате написали.
– Что-то об этом я не думал… Надо посчитать! – озаботился Стас, а Нэль вернулась к поиску в Интернете. На слово «футболки» система ей выдала кучу странных ссылок. Ну, и как ей понять, где искать футболки для продавцов и промоутеров?
Нэль открыла первую ссылку: «Эксклюзивные футболки с вашим портретом от шестисот рублей!» Если они портреты на футболках печатают, что им стоит логотип их компании нанести? Нэль почитала текст на сайте и поняла, что им-то ничего не стоит, а компании влетит в копеечку. Сто футболок да по шестьсот рублей – дешевле вывешенный на сайте список цен не предусматривал – шестьдесят тысяч рублей получается. Кажется, дороговато. Надо у Файки спросить.
– Фай, привет! Слушай, шестьсот рублей за футболку, это дорого или нет? – спросила она в телефонную трубку.
– Я точно не знаю, но, кажется дороговато. Мы же футболками не занимаемся. Слушай, у меня где-то была визитка одной дамы из промо-агентства, она должна знать. Давай, я поищу и перезвоню.
– Давай, жду, – согласилась Нэль и наудачу кликнула ещё по одной ссылке. Этот сайт предлагал трикотаж Ивановского производства: «футболки, майки, сорочки партиями от пятисот штук».
– Нинель, у вас проблемы? – спросил Стас за её спиной, и Нэль вздрогнула от неожиданности. Нет, в том, чтобы расставить столы вплотную к стенкам есть, конечно же, свои преимущества: ни на что не отвлекаешься, места в комнате много. Но когда вот так подкрадываются и заглядывают в монитор!
– Вам Герман поручил сувенирку к юбилею заказать, да? – продолжал Стас, не заметив, что Нэль напряглась. – Хотите, дам телефоны агентства, где мы к прошлому Новому году ручки и ежедневники заказывали? По-моему, они ещё много чего делают. Хотите?
– Хочу, давай. И, пожалуйста, называй меня Нэль. А то от имени Нинель я себя старухой чувствую, – попросила Нэль и мысленно чертыхнулась. А кто она им в свои сорок лет, этим двадцатипятилетним мальчишкам? Старуха и есть!
– Вот, записывайте, Кислицын Вадим. Сошлётесь на меня, он вам всё обсчитает в лучшем виде! – Стас положил визитку возле руки Нэль, слегка задев её кончиками пальцев.
– Спасибо, – Нэль взяла визитку и проследила, чтобы голос её звучал ровно. От случайного прикосновения Стаса по руке побежали мурашки, а по позвоночнику, снизу вверх, – горячая волна, выплеснувшаяся румянцем на щеках. «Слава Богу, что я сижу носом к стенке!» – подумала Нинель, всей спиной чувствуя присутствие Стаса.
– Хотя давайте, я вначале сам позвоню! – Стас одной рукой коснулся плеча Нэль, а второй вытянул визитку из её пальцев. Теперь мурашки бежали из двух точек, а горячая волна залила, кажется, не только щеки, но и лоб, шею, уши.
– Вадима Кислицына, пожалуйста! Вадим, привет, Это Стас Резвун, помнишь такого? Да нормально всё, всё путём. Слушай, теперь сувенирами не я занимаюсь, а новый наш менеджер по рекламе, Нинель Васильевна. У неё вот тут для тебя заказик образовался, ты уж, будь другом, сделай всё в лучшем виде! Ну, само собой, на тех же условиях, что и в прошлый раз. Ага, двадцать процентов, лично для меня, именно так! Погоди минутку.
Стас сделал шаг в сторону, выйдя из-за спины Нэль, и сказал, прикрыв трубку ладонью
– Они нам готовы двадцать процентов скидки дать, если заказ будет не меньше чем на тридцать тысяч рублей. Вы ему надиктуйте, что нам надо, пусть подсчитает.
И сунул трубку Нэль, и та, переведя дыхание (оказывается, пока Стас стоял за спиной, она и не дышала почти!), заговорила.
– Здравствуйте, Вадим. Мне нужны футболки, бейсболки по сто штук, ручки и блокноты для выставки и кое-какие сувениры к юбилею компании. Что вы можете посоветовать?
– А какой суммой вы располагаете? – осторожно поинтересовался собеседник.
– А это зависит от того, что мы выберем. Моему начальству хочется чего-нибудь оригинального.
– Может быть, тогда вам лучше подъехать к нам в офис? У нас очень большой выбор сувениров, посмотрите, каталоги полистаете.
– А вы далеко?
– В центре, на Пятницкой.
– А, вот, вижу адрес на визитке. Хорошо, я заеду. До свидания, – положила Нэль трубку и посмотрела на Стаса, который сидел на углу её стола.
– Я, наверное, прямо сейчас к ним поеду.
– Слушайте, а давайте я вас отвезу! Мне всё равно в центр надо. Пойду, скажу Герману, что мы на выезде.
Он соскочил со стола и ушёл из кабинета, а Нэль принялась отключать компьютер и собирать сумку, пытаясь отогнать от себя предвкушение совместной поездки. Уже закрывая за собой дверь кабинета, она услышала, что на её столе зазвонил телефон. Наверное, Файка нашла телефон промо-агентства. Нашла, и нашла. Возвращаться она не будет – примета плохая.
«Жигулёнок» Стаса шустро мчался по свободному в это время Кутузовскому проспекту. Июль, Москва полупустая, все, кто мог, за город подались. Час пик вечером будет, когда народ из офисов на дачи потянется, а сейчас, в три часа, благодать – машина летит, как ласточка. Нель смотрела на дорогу и едва её видела – млела от соседства со Стасом. Нет, с этим её состоянием нужно что-то делать! Нэль взглянула на сидящего рядом мужчину. Невысокий, явно чуть выше её метра семидесяти, коренастый, круглая голова, ранние залысины в светлых волосах, широкий, картошкой, нос. Ну совершенно не роковой мужчина!
Просто наваждение какое-то с этим Стасом! В конце концов, это смешно: сорокалетняя тётка втрескалась в двадцатипятилетнего пацана! И чего, спрашивается, её колбасит? («Колбасит» было любимым Васькиным словечком. Ваську колбасило от громкой музыки, от мультиков про «Футураму» и на школьных дискотеках. Нэль для себя это слово переводила так: колбасит означает «приводит в возбуждение»). Так от чего её колбасит? Что-то же в нём её цепляет? Может быть, взгляд серых, с лёгкой усмешинкой, глаз? Или запах горьковатого, с хвойной ноткой, парфюма? Или его слегка заметная шепелявинка? То, как он по-особому произносит свистящие и шипящие звуки! Нэль перевела взгляд на руки Стаса, лежащие на руле. Короткие пальцы, покрытые загаром и светлыми волосками. Загорелые запястья. И выше кожа тоже загоревшая, а волоски на руках в свете бьющих в стекло лучей кажутся золотыми.
– Нэль, пристегнитесь, а то вдруг гаишники из-за ремней прицепятся, остановят, а у меня техосмотр просрочен, – повернулся к ней Стас, и Нэль смутилась, будто пойманная за неприличным занятием, и начала суетливо дёргать ремень. Ремень не поддавался.
– Что, заело? – понаблюдал за её вознёй Стас, потянулся, обдав Нэль горьковатым запахом хвои, дёрнул ремень, задев Нэль по груди тыльной стороной ладони, и звонко защелкнул застёжку у её левого бедра.
– Спасибо, – пробормотала Нэль и поспешно отвернулась к окну, ощущая, как по груди и бёдрам пошли волны истомы. Да что же это с ней такое твориться, в конце то концов! Почему она только от одного присутствия этого мальчишки размякает, как кусок пластилина на летнем солнце?
– Нэль, а вы где живёте? – вдруг спросил Стас.
– В Одинцове, – откашлялась Нэль, прогоняя неожиданную хрипоту.
– Вас продуло? Мне окно закрыть? – встревожился Стас.
– Нет, не надо, всё хорошо, – успокоила его Нэль. – А ты откуда в Москву приехал?
– Из Владимира.
– А я из Ярославля. В Ярославле квартиру продала, остальное в кредит взяла, в Одинцове квартиру купила.
– Здорово. Нэль, вы не возражаете, если я покурю?
– Да, пожалуйста. – Теперь Нель млела от того, как он подкуривает и как прикусывает сигарету.
– А дорогие квартиры в Одинцове? Может, и мне там поискать? – выпустил Стас дым в окно. – Я, кстати прикинул, ипотеку лет на десять тыщ на двадцать, я спокойно потяну.
– Мне моя однушка в двадцать четыре обошлась, но сейчас она дороже примерно на треть.
– Да? А кредит на себя оформляли или на мужа?
– На себя, я не замужем, – ответила Нэль и попыталась понять, померещилось ей, или Стас, делая очередную затяжку, действительно посмотрел на неё с оценивающим интересом?
– Это у тебя, мать, гормон играет, – поставила ей диагноз Файка три часа спустя. За это время Нэль успела выбрать из каталогов, вываленных перед ней щедрой стопкой в рекламном агентстве, несколько видов ручек, бейсболки и футболки нужной расцветки. Сувениры с автомобильной тематикой нашлись в огромном количестве: и точилки для карандашей в виде грузовичка, легковушки и колеса, и брелки в виде серебристых машинок и автомобильчики-открывашки для пивных бутылок. Больше всего Нэль понравились голубые брелки-фанарики и машинки-антистрессы из мягкой резины. «Нужно их в руках тискать, помогают снять напряжение» – объяснил Кислицын и дал ей потискать антистресс со своего стола – тот был сделан в виде шарика-снеговика. Нэль сжала в ладони упруго-податливую фигурку. Поняла, что лично её напряжение этим не снять. И срочно вызвала Файку повидаться.
Теперь подруги сидели под зонтиком в открытом кафе на Тверском бульваре и тянули через трубочки ледяной апельсиновый сок. Дневная жара уже сходило, однако раскалённый за день город всё ещё обдавал зноем, поэтому лёгкие брызги, долетавшие от фонтанов по соседству, казались долгожданной благодатью.
– Фай, но ведь существуют примеры разновозрастных браков, когда жена старше мужа. По-моему, Лиля Брик была лет на восемь старше Маяковского, – задумчиво сказала Нэль.
– Ага, и жили они долго и счастливо, и умерли в один день. Не на восемь лет, а всего на два года. У этой Брик, между прочим, муж был, а Маяковский им только голову морочил. И вообще, я не поняла, ты что, уже замуж за этого Стаса засобиралась?
– Да нет, это я так, гипотетически… Просто он спросил про мужа, я сказала, что не замужем, и он так посмотрел… Знаешь, мне почему-то кажется, что я ему небезразлична. Он меня уже несколько раз до метро довозил, парней в комнате приучил не ругаться при мне, сегодня с рекламным агентством помог, сам помощь предложил. Понимаешь, впервые в жизни мужчина обо мне заботится! Наверное, надо ему сказать, что он мне тоже нравится. Только я не знаю, как. Научишь?
– Стоп, подруга, тормози, – прихлопнула Файка ладонью о пластиковую столешницу. – Теперь я расскажу, что с тобой происходит. Молодой, хорошо воспитанный мальчик, помогает пожилой тётеньке. Может, ты ему маму напоминаешь? Или он по жизни такой, тимуровец. А пожилая тётенька по причине застарелого недотраха принимает порывы души юного тимуровца за признаки неземной любви и готова ответить ему взаимностью на потеху всему коллективу.
– Что, неужели всё так ужасно? – расстроилась Нэль
– Пока нет, если ты дров не наломаешь. Нэлька, неужели ты всерьёз рассчитываешь, что можешь увлечь мужчину, который тебе в сыновья годится?
– В пятнадцать лет не рожают.
– Некоторые рожают. Ты только представь, какие могут быть последствия! Вот представь, ты говоришь ему: «Стасик, я ваша навеки!» Он сначала офанаревает, потом делится этой новостью с друзьями, потом о вашем романе сплетничает вся контора…
– Фаина Ефимовна, это вы? Здравствуйте! – вдруг подошла к их столику какая-то толстуха в открытом сарафане. Широкие бретели сарафана глубоко врезались в пухлые плечи, и избыток тела выпирал из-под них рыхлым тестом.
– Не узнаёте? Я Валя, ваша соседка, у нас в Волгограде дачи были рядом. Помните меня?
– Да-да, как же, Валя. Здравствуйте, – рассеянно сказала Файка, и Нэль поняла, что Валю она не вспомнила.
– Вы бы видели, как сейчас ваша дача изменилась! Деревья какие вымахали, виноградник как разросся. Не жалеете, что продали?
– Нет, не жалею, – не стала уточнять Файка, что это не она продала, а первый муж. – Я в Москву переехала, некогда мне виноградником заниматься.
– Ну да, ну да, – толстуха, не дождавшись приглашения, сама уселась на свободный стул.
– А я с дочкой приехала, она у меня на юриста поступает, на курсы подготовительные записалась. А ваша Алечка где учится?
– В колледже, рекламой будет заниматься, – вежливо ответила Файка, явно тяготясь неожиданной собеседницей.
– Нравится тебе заниматься рекламой? – вдруг спросила тётка у Нэль.
– Нравится, – удивлённо ответила та и потянула соку через трубочку.
– Вот и умница. Как дочка-то ваша выросла, повзрослела, и не узнать, – Валя опять обратилась к Файке, которая вдруг стала покрываться пятнами. Нэль посмотрела на подругу и фыркнула, едва успев проглотить сок.
– И на маму как похожа, одно лицо, – не унималась толстуха. Файка сердито взглянула на то, как Нэль борется с хохотом, и решительно поднялась из-за стола.
– Извините, Валя, нам уже пора. Пойдём… доченька.
Подруги уже перешли на другую сторону Тверской и отыскали местечко на скамейках у памятника Пушкину, когда Файка, хранившая обиженное молчание, сказала.
– Вот кошёлка! Я что, выгляжу такой старухой? Мы же с тобой ровесницы!
– Файка, да не обращай ты на неё внимание! Просто ты женщина в теле, а я тощая, как подросток. Мы с Васькой одни и те же шорты носим по очереди. Вот она сослепу и решила, что я малолетка. Слушай, – вернулась Нэль к волнующей теме, – может, и Стас не воспринимает меня как тётку? Может, я все-таки нравлюсь ему как женщина? Я же чувствую, между нами будто токи бегут!
– Нэль, я не знаю, что там между вами бегает, но если ваши отношения закончатся крахом, тебе, скорее всего, придётся бежать с этой фирмы. Ты готова рискнуть зарплатой в тысячу долларов?
Нэль быстро прикинула в голове, сколько ей осталось выплачивать за квартиру, холодильник и стиральную машину, вспомнила, что нужно купить Ваське к новому учебному году, представила, как пятую зиму носит свою облезлую дублёнку, и вздохнула.
Да, Файка, совершенно права. Этой работой она рисковать не готова.
Глава 3
Здесь и сейчас
На вкус виски были довольно мерзкими. Нэль вообще не понимала этой радости – пить что-либо, крепче сухого вина. У сухого вина вкус есть, запах приятный. А у этих водок-виски-коньяков – только спирт один. Горло дерёт, в голову шибает, никакого удовольствия. Но спорить с мужчиной, чудесным образом открывшим ей дверь вместо бабуси Дарьи Никодимовны, Нэль и не пыталась. Он так решительно протянул ей руку, поднимая со ступенек, так уверенно завёл в квартиру, усадил в кухне на старый венский стул (надо же, есть ещё такие!) и так авторитетно сказал
– Вот, выпейте. Вам обязательно нужно выпить, а то вы, чего доброго, в обморок тут у меня хлопнетесь, – что Нэль послушно взяла протянутый бокал и осушила его содержимое в два глотка. Алкоголь горячим сгустком прошёл по пищеводу, на пару минут задержался в желудке, и вот он уже жаркими волнами пошёл по рукам-ногам-голове.
– Ну вот, порозовели, – неожиданный заместитель Дарьи Никодимовны сидел за столом напротив Нэль, барабанил пальцами по краю стола и наблюдал за её метаморфозами. – А теперь расскажите толком, что случилось.
– Случилось то, что я вернулась домой, а возле моей двери сидит человек. Убитый.
– Вы уверены, что убитый? Может, пьяный просто? – престал барабанить мужчина.
– У него лицо в крови, и он не дышит, – устало сказала Нэль и откинулась на спинку стула, прикрыв глаза. – Можно мне какого-нибудь чаю?
– Да, конечно.
Мужчина встал из-за стола, показав неожиданный тоненький хвостик волос, оставленный возле шеи на коротко стриженом затылке. Он, не смотря на его рост, легко и бесшумно двигался по кухне, доставая из старомодного шкафчика чашку, пачку чайных пакетиков, сахарницу. Потом мужчина нажал клавишу новенького, чужеродного этой кухне электрочайника и сказал:
– Вы тут сами пока похозяйничайте, ладно? А я сбегаю, посмотрю. Где, вы говорите, труп сидит?
– На пятом этаже, возле тринадцатой квартиры. У вас есть фонарик?
– А зачем вам фонарик? – удивился мужчина
– Это не мне, это вам. Там темно, – объяснила Нэль.
– Да? А я не знаю, есть ли у бабули фонарик…
– Тогда свечку возьмите – увидела Нэль огарок на холодильнике и мужчина, кивнув, взял его, прихватив заодно и спичечный коробок, оказавшийся рядом, и ушёл. Вернулся довольно быстро – Нэль только-только успела подивиться батарее пустых бутылок на подоконнике – ничего так, гуляет сосед, сплошь «Белая лошадь» и «Хеннеси» – дождаться, чтобы чайник вскипел и залить кипятком чайный пакетик.
Мужчина вошёл в кухню, глядя на Нэль странным взглядом.
– Ну, что? – застыла Нэль над чашкой. Пакетик в руке истекал чайными каплями.
– Там светло, – сказал мужчина, оценивающе взглянув на Нэль, и спросил. – А это точно не вы его, того?..
– Да вы что! – взмахнула руками Нэль, мужчина вздрогнул, стёр с подбородка чайные капли и сделал успокаивающий жест.
– Ладно-ладно, это я так спросил. Просто труп ваш, в смысле, гостя вашего, не сидит, а лежит. И он не труп – дышит. И со светом на площадке всё в порядке, горит.
– И что теперь делать? – мигом охрипла Нэль.
– Милицию вызывать, – пожал плечами мужчина, – и скорую. Я вызвал уже.
За полтора месяца до этого
«Сво-бо-ду по-пу-га-ям! Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» Телефон верещал уже минут пять. Нэль зарылась с головой в подушки, надеясь что некто, кому приспичило звонить ей с утра в субботу, угомонится и даст поспать ещё с часочек. Но нет – как только первая порция требований свободолюбивой птицы заглохла (телефон автоматически сбросил звонки через пару минут трезвона), этот некто настойчивый позвонил опять.
– Алло, – смирилась Нэль.
– Нэлька, ты ещё спишь? Извини, если разбудила.
Ну конечно, кто ещё мог теребить её в такую – Нэль посмотрела на часы, восемь утра – рань. Только Файка.
– У тебя что-то случилось? – Зевнула она в трубку.
– Случилась. Мне срочно нужна квартира. Или комната. У тебя на работе никто не сдаёт?
– Мои сами все снимают. Так что случилось-то, я не поняла?
– Я ухожу от Каткова. Всё, больше не могу, достал.
– Так, погоди, погоди, – окончательно проснулась Нэль – что значит, ты уходишь, и чем он тебя, на третьем году совместной жизни, достал?
– А к нему мама переехала. Её окончательно отправили на пенсию, и теперь она будет жить с нами. А так как в квартире всего две комнаты, Катков решил, что Альке пора жить отдельно. То есть, ты поняла: свою дочь я отправляю скитаться по чужим углам, а взамен получаю маму Каткова.
– Фай, подожди. Может, всё не так ужасно? Может, Альке твоей действительно уже пора жить отдельно?
– Ага, а мне пора обслуживать не только Каткова, но и его мамочку. И содержать их обоих на свою зарплату. И ещё Альке за квартиру платить, да?
– Подожди, при чём тут твоя зарплата? Катков же сам неплохо получает.
– А он пообещал мамочке квартиру купить. В новостройке, в кредит. Они сегодня в компанию риэлтерскую пойдут договариваться. Потом он будет этот кредит выплачивать, а мамочка его будет жить с нами, пока квартиру не достроят. И обслуживать я буду их обоих. И хозяйство вести на свои деньги, потому что оставшейся зарплаты Каткова не хватит. А моя дочь, когда вернётся с каникул, будет таскаться по чужим углам. Так ты можешь мне помочь с квартирой, или нет?
– Могу, успокойся. Ирина, бывшая моя хозяйка, опять квартирантов ищет. Я хотела Стаса у неё устроить, но она теперь категорически против квартирантов-мужчин. Ей прежние, студенты, за два месяца там такой вертеп устроили с круглосуточной дискотекой, что соседи жаловаться начали. Так что, если хочешь, я перезвоню, узнаю. Она берёт недорого за свою «однушку», двести долларов всего, но требует, чтобы люди были приличные.
– Мы очень приличные! –Файкин голос в трубке повеселел – договоришься, сразу же перезвони!
Нэль дала отбой и решила поспать ещё с часочек. Всё равно раньше одиннадцати утра Ирине лучше не звонить. Однако сон улетучился полностью, и Нэль, повозившись под одеялом, стала вспоминать про Файкиных мужиков. Если про первого и второго мужей она знала только из рассказов и по фотографиям (первый, серьёзный и перепуганный мальчишка лет двадцати, на свадебной фотографии держал под руку юную тоненькую воздушную Файку-девочку; второй, лысоватый блондин с желчным лицом, по-хозяйски обнимал за плечи улыбающуюся фигуристую Файку, очень эффектную на фоне Волги и очень яркую на фоне бесцветного кавалера), то отношения с Катковым развивались на её глазах. Нэль даже в гостях была у них, два раза. Через месяц после Файкиного переезда и через год.
После развода и размена Каткову досталась «убитая» хрущёвка в Очаково со старой облезлой мебелью, оставленной хозяевами за ненадобностью, выгоревшими засаленными обоями, лампочками на голых шнурах под потолком, проломанными розетками, облезлой ванной и пустой кухней без раковины. К моменту первого визита Нэль Файка успела вызвать мастеров и поставить раковину на кухне, на очереди была замена розеток. «Ты не представляешь, как мне надоело спотыкаться о провода и мыть посуду в ванной!» – жаловалась она Нэль. Катков же предпочитал спотыкаться о протянутые по комнатам удлинители – единственная рабочая розетка сохранилась в углу большой комнаты, спальню с телевизором он себе оборудовал в маленькой, «сопля» удлинителя тянулась по диагонали через комнату и по коридору. Сам Катков в электричестве не разбирался, а вызвать мастеров, как выяснилось, не умел. «Представляешь, он даже не знает, как с ними разговаривать! Я всё объясняла и показывала, а он в комнате закрылся, дожидаясь, пока сантехник уйдёт!» – сокрушалась Файка. Так что Нэль примерно представляла, чего стоили Файке все её хлопоты: работа в агентстве, домашнее хозяйство и беготня с ремонтом и обустройством. За год Файкиной деятельности в квартире сменилась мебель, обои, появился тюль на окнах. И уже во второй визит Нэль увидела – нет, не хоромы, конечно, но и не помесь филиала соседней помойки с бомжатником. Файка сумела превратить берлогу брошенного женой Каткова в приемлемое для жизни жильё.
Её дочь к тому времени обосновалась в маленькой комнатке, сама Файка – с Катковым, в большой и всё в их жизни пришло в определённое равновесие. У Файки даже время свободное появилось и она даже книжки начала писать. Сказала, что её личных коллизий хватит на три книги, как минимум. Нэль в который раз подивилась, как у Файки всё запросто выходит. Решила написать роман – и написала. За три месяца. Потом разослала его по четырём издательствам. Первое откликнулось через месяц, ещё через четыре вышла первая книга «Герпбарий из маркариток», на очереди вторая. Нэль пока не знала, о чём пишет Файка, та всё никак не могла ей книжку подарить – первые экземпляры утащил на работу Катков, а за новыми нужно было ехать в издательство. Но, наверное, хорошо пишет, раз печатают.
Про маму Каткова Нэль тоже была наслышана. Очень активная дама заведовала Домом культуры в каком-то городке под Калугой. Файка как-то, ещё в начале совместной жизни с Катковым, ездила к ней в гости. Потом рассказывала, что поняла, в кого тот такой неряшливый: в маму. Рассказывала, что у той вся квартира заставлена хламом. «Ты только представь: на кухне – три старых, ламповых ещё, телевизора и два холодильника, один – нерабочий. Батарея пустых банок, гора сложенных пакетиков и какие-то пустые картонные коробки. В коридоре – ржавая детская коляска, стопки старых журналов и газет, опять пустые коробки. В зале – какие-то фанерные декорации по углам, опять коробки и старые газеты. Духота, пыль. А посреди комнаты – стол, за которым она устраивает званые чаепития. Представляешь? Зовёт гостей, при нас приходили, и они бочком пробираются через этот её мусор и ведут светскую беседу!» – рассказывала потом Файка и добавляла, что каждый живёт, как ему нравится, но пусть Катков к маме сам ездит, а лично её больше в эту помойку не затащишь. Затащили, получается. Гора пришла к Магомеду.
– Мамчик, ты не спишь? – Васька стояла в дверях её комнаты, переминаясь босыми ногами.
– Васька, ты почему босая? Пол ведь холодный! Давай ко мне! – раскрыла Нэль одеяло, в который раз удивляясь, как быстро и стремительно растёт её дочь. Вон, пижама совсем короткая стала. – Ты почему так рано проснулась?
– Да бабушка храпит, разбудила! И живот ещё под утро разболелся, – сообщила дочь, нырнув к матери под одеяло.
– Разболелся? Что ты вчера ела? – встревожилась Нэль. Неужели мать опять скормила Ваське просроченный салат? Она же просила её не покупать ничего, что с майонезом!
– Бабушка блинчики жарила, «Мастерица», кажется, а я суп из пакетика ещё развела, – послушно перечислила Васька, а Нэль вздохнула. Надо с этим что-то делать. Пойти на какие-нибудь кулинарные курсы записаться, что ли? Должен же хоть кто-то в этом доме уметь готовить, а то от этих полуфабрикатов у Васьки скоро гастрит случится. Мать – Бог с ней, хочет сидеть на кусках, пусть сидит.
Нель вздохнула ещё раз. И почему она у папы не научилась готовить? Он такие борщи варил! Он у них дома вообще был всем – и готовил, и чинил, и деньги зарабатывал.
Отец работал водителем-дальнобойщиком, неделю в рейсе – неделю дома. Без него дом становился неуютным и голодным – сваренный впрок борщ съедали за три дня, если раньше он не скисал, забытый матерью на плите. А потом мать кормила Нэль картошкой в мундире, сардинами из банки, подгоревшей гречневой кашей. Наверное, от этого Нэль выросла неприхотливой и равнодушной к еде. Да и потом разбаловаться было не с чего – пока училась, сначала в МГУ, потом в аспирантуре, – перебивалась той же картошкой и «супом в конверте» (вскипятить пол-литра воды, засыпать содержимое пакета, варить пятнадцать минут) даже во время беременности. Родив Ваську, отдала её родителям, и мать даже научилась варить каши на молоке. А Нэль в Москве питалась полуфабрикатными пельменями и соевыми котлетами. Когда отец умер – сразу, не мучаясь, от тромба, попавшего в сердце – мать через три года после его смерти продала квартиру в Ярославле и вместе с Васькой переехала к ней в Москву. Первое время мать пыталась что-то стряпать, потом махнула на всё рукой. А теперь, когда они поселились в Одинцове, и вовсе ничего не делает – целыми днями сериалы смотрит, да книжки читает. А Ваську пичкает сомнительными «оливье» из супермаркета, иногда даже не глядя на дату выпуска.
– Так где у тебя болит? Здесь, – показала Нэль на желудок, а потом на кишечник, – или здесь?
– Вот здесь, – Васька дотронулась до низа живота.
– А как болит?
– Как будто там в кулак всё сначала сжимается, а потом разжимается.
– Так, доча, похоже, у тебя месячные приходят, – догадалась Нэль, вспоминая, остались в доме прокладки, или она все извела.
– Месячные? И что мне теперь делать? – испуганно схватилась за живот Васька.
– Ничего. Походишь с прокладками три-четыре дня, ноги подержишь в тепле, а не босиком на холодному полу, как сегодня. На тренировке поаккуратнее, я скажу Ангелине Игоревне, чтобы не перегружала.
– И всё? – с надеждой спросила Васька
– И всё, иди, посмотри, может уже пора прокладку подложить, они в ванной у зеркала. И тапки обуй.
Васька умчалась из комнаты, минут на десять закрылась в ванной и вернулась к матери, осторожно переступая ногами, будто боясь расплескаться.
– Мам, у меня оттуда кровь! А вдруг за три дня вся вытечет?
– Не вытечет. Поздравляю, рыбка моя, ты стала девушкой.
– Мам, а это на три дня, и всё? – Васька со страдальчески-сосредоточенным лицом осторожно примостилась на край кровати.
– И всё, до следующего месяца, – попыталась успокоить дочь Нэль, но та неожиданно взвилась в возмущении
– Что? Ты хочешь сказать, что у меня теперь каждый месяц будет это… эта?! Я не хочу!!!
– Ну, доченька, ну что ты. Ты же будущая женщина, а женский организм функционирует именно так.
– Лучше бы ты меня мальчишкой родила, – мрачно сказала Васька. Она опять села на кровать, подтянула колени к груди и обхватила их руками. – И когда у женщин это прекращается?
– После пятидесяти лет, у некоторых после сорока, – спокойно объяснила Нэль, удивляясь, что месячные, о которых Васька до сих пор имела теоретическое представление, вызвали такую бурю эмоций.
– Тогда пусть и у меня прекратится после сорока. До пятидесяти я не выдержу, – мрачно сказала Васька и юркнула к матери под одеяло. – Почеши мне спинку!
Нель минут пять чесала худую дочкину спинку, проводя ногтями поверх выцветшего трикотажа старенькой пижамы. «Похоже, надо в список неотложных покупок внести новую пижамку. Лучше бы мальчишкой»… Она и ждала мальчишку, очень хотела в честь своего отца назвать. А родилась девчонка. Хотя в честь отца Нэль её все равно назвала – Василиса.
«Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» – опять заверещал телефон.
– Ну, ты узнала про квартиру? – нетерпеливо спросила в трубку Файка.
– Нет, Фай, не звонила ещё, после одиннадцати позвоню.
– Нэлька, я прошу тебя, позвони прямо сейчас, иначе я за себя не ручаюсь!
– Эй, что там у вас происходит? – удивилась Нэль зазвеневшим в голосе подруги слезам.
– Да так, ничего. Просто Дина Трофимовна ночевала в Алькиной комнате, успела покопаться в её вещах и почитать её дневник. Представляешь? Залезла и почитала. А за завтраком начала мне его цитировать и доказывать, что я неправильно воспитываю дочь.
– А что, цитаты настолько ужасны? – осторожно поинтересовалась Нэль.
– Да нормальные цитаты, девчонка растёт и учится выстраивать отношения с людьми. Не в этом дело – даже я могу почитать Алькины записи только, если она мне разрешит. А тут эта старая сплетница лезет без спроса, читает, да ещё и комментирует! Ты можешь представить, что дальше будет? Я еле сдержалась, чтобы не наговорить ей лишнего. Попросила не вмешиваться в чужую личную жизнь. И теперь она сидит, обиженная в Алькиной комнате, а Катков заявил, что я должна быть повежливее с его мамой. Можешь себе представит? Она лазает в Алькин дневник, а я с ней – повежливее!!! – звенела обидой Файка.
– Зато у тебя готовый сюжет для книжки есть, про злую свекровь,– постаралась утешить её Нэль. – Подожди с полчасика, я у Ирины всё выясню и перезвоню.
Нэль осторожно выбралась из-под одеяла, – Васька притихла и ровно дышала, видимо, уснула – и вышла в коридор, где возле городского телефона лежала старая записная книжка. Полистала её, отыскивая номер прежней квартирной хозяйки, и стала нажимать кнопки, надеясь, что квартира ещё свободна.
– Ирина? Здравствуйте, это Нинель, ваша бывшая квартирантка. Не разбудила? Я по поводу квартиры на Кременчугской, вы квартирантов ещё не впустили? Тогда могу вам подругу свою порекомендовать. Очень серьёзная женщина, моя ровесница, писательница. Фаина Ефимова, может, слышали? Вместе с дочерью будет жить. Да, ничего такого не будет, я гарантирую. Книжку с автографом? Подарит, конечно. Да, я сказала, что двести долларов в месяц, она согласна. Когда въезжать можно? Хоть сегодня? Прямо так сразу? Хорошо, я ей скажу. Спасибо! – обрадовалась Нэль и набрала номер Файкиного домашнего телефона
– Слушаю вас, – ответила трубка незнакомым женским голосом с царственными интонациями.
– Это квартира Каткова? – уточнила Нэль, решив, что ошиблась номером.
– Да, именно так, – согласилась женщина, и Нэль поняла, что трубку взяла мамаша Каткова
– Фаину к телефону пригласите, пожалуйста!
– А кто её спрашивает? И по какому вопросу? – заинтересовалась мамаша.
– А вы, простите, личный секретарь Фаины Ефимовны? – вежливо спросила Нэль.
– Я? Ещё чего не хватало! – возмутилась мамаша и трубка запипикала короткими гудками. Бросила, что ли? Ничего себе! Похоже, Файка попала по крупному и её пора спасать.
Нэль вернулась в комнату, взяла трубку и отыскала там номер Файкиного мобильника.
– Файка, это я. Только что имела счастье общаться с твоей свекровью.
– И что?
– Просила тебя к телефону позвать, а она трубку бросила.
– Вот поганка! Телефон у Альки в комнате стоит, и она теперь, видимо, все звонки фильтровать собирается!
– Но у меня есть и хорошие новости, – поспешила успокоить Нэль бушевавшую подругу. – Ирина, хозяйка, готова сдать тебе квартиру, въезжать можешь хоть сегодня, она с двух до пяти будет там. Или отдельно нужно договариваться.
– Нэлька, не нужно больше договариваться. Я всё уже решила. Сейчас двенадцать, они скоро уйдут, у них в час встреча с риэлтерами, потом ещё по Москве погуляют. Так что время до четырёх у меня есть. Только мне к трём часам машина понадобится.
– «Газель», что ли?
– Нет, я же только чемоданы повезу и компьютер. Легковушку надо будет найти. Ты не знаешь, сколько такси стоит? Как ты думаешь, в тысячу уложусь?
– Уложишься. А хочешь, я сама тебе машину найду, пока ты будешь сумки свои паковать?
– Ой, Нэлечка, найди, пожалуйста, а то у меня сегодня всё просто из рук валится! – обрадовалась Файка, и Нэль, радуясь поводу позвонить, нашла в памяти телефона номер Стаса.
– Стас, здравствуй, это Нэль. Хочешь подзаработать? Нужно мою подругу с вещами из одной квартиры в другую перевезти, из Очаково в Давыдково. Она платит тысячу рублей. Отвезёшь?
– Обижаете, Нэль, – сказал в трубке Стас, и Нэль будто увидела его насмешливый прищур.
– Мало? – удивлённо спросила она
– Много. Я вашу, – выделил он голосом «вашу» – подругу и так отвезу, бесплатно. Где и когда встречаемся?
– В два часа на Кунцевской платформе, куда ты меня после работы подвозил.
– Замётано, в два на платформе, в водительской форме! – скаламбурил Стас и попрощался, а Нэль ещё с минуту улыбалась в стену, соображая, можно ли считать, что они назначили друг другу свидание.
Глава 4
Здесь и сейчас
Милиция приехала на удивление быстро. Нэль настроилась минимум на часовое сиденье в пустой кухне – мужчина ушёл присматривать за раненым Стасом. Можно было бы включить телевизор, отвлечься, но ходить по квартире Нэль не решалась – если Дарья Никодимовна до сих пор чудом не проснулась, то пусть и спит пока, и без её участия кругом голова. Голова шла кругом от событий и от вопросов. Почему свет на площадке горит? Почему Стас лежит? Почему он в крови? Почему возле Файкиной квартиры? Почему вообще с ней это всё произошло?
Ни на один вопрос Нэль ответить себе не успела – услышала, как открывается входная дверь.
– Сюда, пожалуйста, проходите! – в кухню вошёл хозяин квартиры, следом за ним – молодой, не старше Стаса парень, – присаживайтесь.
– Здравствуйте, – парень внимательно взглянул на Нэль, завистливо – на батарею пустых бутылок на подоконнике, сел за стол, положив перед собой коричневую, на молнии, кожаную папку и спроси. – Насколько я понимаю, вы хозяйка квартиры, возле которой произошло покушение.
– Нет, – помотала Нэль головой, – я не хозяйка. Я живу тут, пока подруга в отъезде.
– И давно живёте? – парень с лёгкой укоризной взглянул на мужчину, мол, что же ты, уважаемый, вводишь органы в заблуждение, вжикнул молнией, достал блокнот, ручку и приготовился записывать.
– Сейчас – неделю всего, а до лета три года жила, – послушно ответила Нэль.
– Простите, не понял? – застыла ручка над блокнотом.
– Я эту квартиру три года снимала, а с июля её подруга моя снимает, а сейчас я решила здесь пожить, пока она в Египте отдыхает. А хозяйка в Израиле живёт, её племянница здесь бывает. Могу дать номер телефона.
– Теперь понятно мене-более, – почесал парень в затылке. – А могу я ваши документики посмотреть?
Нэль молча сняла свою сумку со спинки стула, порылась и протянула парню паспорт.
– Так-так, – сказал парень, – прописаны вы, значит, Нинель Васильевна, в Одинцове. И постоянно проживаете по месту прописки. Я правильно понял? Правильно. А скажите, Нинель Васильевна, когда вы обнаружили потерпевшего?
– Наверное, с час назад… А может, меньше. Я не смотрела на время.
– В мою дверь вы постучались в двенадцать ноль семь, я посмотрел, – вмешался мужчина и показал на ходики с кукушкой, висевшие над столом, – теперь двенадцать пятьдесят девять.
– Ну, значит, в двенадцать ноль семь и обнаружила, – согласилась Нэль. – Или в двенадцать ноль шесть. Вряд ли я долго на площадке стояла, а вниз, наверное, секунд за пятнадцать сбежала. Скажите, а что со Стасом?
– Его зовут Стас? Так вы знакомы с потерпевшим? – уставился на Нэль парень.
– Да. Это Стас Резвун, мой сослуживец. Мы вместе работаем, – объяснила Нэль, и парень обрадовано застрочил в своём блокноте, а потом ответил
– Пулевое ранение в голову. Состояние тяжёлое. Скажите, а вы не заметили на площадке чего-нибудь необычного? – парень опять сделал заметку в блокноте, – ну, кроме потерпевшего, конечно же.
– Нет, – вздохнула Нэль, прогоняя прочь вставшую опять перед глазами картину – безмятежное лицо Стаса с чёрным потёком между бровей.
– Там очень темно было, я видела только то, на что светила фонариком. У меня в брелке от ключей фонарик со светодиодом. Если бы я Стасу на руку не наступила, прошла бы мимо и не заметила. Я сейчас покажу, как он светит. – Нэль вспомнила, что так и не забрала ключи у соседа и попросила, – дайте мне ключи, пожалуйста.
– У меня их нет, – развёл руками тот. – Никаких ключей на площадке я не нашёл.
**
За полтора месяца до событий
Нэль по третьему разу перетряхивала шкаф, соображая, что же ей всё-таки надеть. Блузки, брюки и юбку, в которых ходила в офис, она забраковала сразу же – Стас и так на них насмотрелся, да и поездка у неё не деловая. И не романтическая! – прикрикнула Нэль сама на себя, повертев в руках шёлковый трикотажный топ фисташкового цвета. Он чудо как подходил к её зеленоватым глазам и вместе с прямой юбкой из плотного шёлка составлял единственный её парадный наряд. И юбку, и топ Нэль купила весной на распродаже буквально за треть цены, но пока у неё не было повода покрасоваться в обновах. Ещё раз приложив к себе фисташковый шёлк, Нэль вздохнула и приказала мыслить логически. Куда она едет? Файке помогать с переездом. И как должна одеться? Соответственно. Значит, что выбирает? Джинсы и майку. Всё, решено. И она натянула любимые узкие голубые джинсы и белую майку с серо-вишнёвыми разводами на груди. Тонкий трикотаж лёг в облипку, обрисовав форму бюста, и Нэль поняла, что угадала с нарядом. Вроде, и по-простому, но в то же время – всё, что нужно, подчёркнуто.
Когда она вышла из электрички, Стас уже ждал её, покуривая в открытое окно машины.
– Привет! – сказала Нэль, открывая дверцу и усаживаясь на переднее сиденье.
– Привет! – оглядел её Стас, явно задержав взгляд на груди. – Куда едем?
– Тут недалеко, я сейчас объясню. Надо сначала выехать на Аминьевское шоссе, а потом всё время прямо, в ту сторону, и там, слева, дом будет, длинный такой, я покажу! – засуетилась вдруг Нэль. Стас вроде уже и не смотрел на неё, отвлёкся, вроде, на машину, заводя мотор и выезжая на дорогу, а ей всё чудилось, что он оценивает и грудь, обтянутую трикотажем, и бёдра, затянутые в джинсу, и губы, смазанные розовой помадой «с эффектом влажных губ».
На Аминьевское шоссе они попали не сразу – здесь, возле станции, развязка была такая, что пришлось кружить по соседним улицам, прежде чем они попали на нужную сторону шоссе. Потом ещё немного покружили, перебираясь на ту сторону, где стоял нужный дом. Он хоть и виден был издалека, но просто так, через шоссе, к нему было не подобраться.
«Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» – потребовал телефон, когда они уже подъезжали к подъезду.
– Что это? – разулыбался Стас.
– Это Файка нас заждалась, – взглянула на определившийся номер Нэль. – Тормози. Фай, мы уже приехали, сейчас поднимемся!
– Классная у тебя мелодия на мобиле! – покрутил головой Стас и тут же поправился – ой, у вас.
– Да ладно, давай на «ты». Я не люблю, когда мне выкают, – улыбнулась Нэль, встретилась с взглядом светло-серых глаз Стаса и, пряча смущение, полезла из машины. – Нам в этот подъезд, девятый этаж.
Благополучно завершив подъем в одном лифте со Стасом – от его близости опять закружилась голова, и стали подгибаться коленки – Нэль за те несколько минут, что кабина, покряхтывая, тащила их на девятый этаж, ухитрилась сохранить остатки самообладания. А когда Файка открыла им дверь и выволокла на площадку две объемные, туго набитые сумки, туман из её головы выветрился окончательно.
– Это всё? – спросил Стас, примериваясь к сумкам.
– Нет, в квартире ещё две сумки и две коробки, с компьютером и монитором, – торопливо ответила Файка и распорядилась – Молодой человек, вы пока тащите эти сумки вниз, положите их в багажник, потом за новыми подниметесь.
И потащила Нэль в глубь квартиры.
– Файка, да постой же, погоди! – вырвалась та из цепких рук подруги. – Познакомься сначала, это Стас, мой сослуживец.
– Ой, Стас! Здравствуйте! А я вас за водителя такси приняла! – всплеснула руками Файка. – Ничего страшного, я не обиделся, – дёрнул плечом Стас, подхватил сумки и стал загружать их в лифт.
– У тебя тут что, Мамай прошёл? Или ты в раж вошла, вещи собирая? – изумилась Нэль, попав в квартиру. Повсюду валялись газеты, возле дивана – особенно кучно и вперемешку с носками. В углу крошечной прихожей с истоптанным полом стоял заваленный одеждой стул, дверки тумбы под зеркалом были распахнуты. Другая тумбочка зияла проёмом от вынутого ящика, а сам ящик лежал рядом на полу и демонстрировал своё содержимое: перемешанные в кучу медикаменты.
– Это я, Нэлечка, три дня уборкой не занималась. Газеты с носками Катков разложил, барахло на стул мама его накидала. Лекарство они вдвоём переворошили – искали для мамы что-нибудь от головной боли. А эти дверки я – Файка ещё раз заглянула в тумбу под зеркалом и прикрыла дверцы – уже закрыла. Так, вроде всё собрала, что нужно. Хорошо, что каникулы, и Алька учебники в библиотеку посдавала. И чемодан своего барахла к отцу увезла – меньше собирать пришлось. Так, давай, тащи эту сумку, я эту, потом за коробками с компьютером вернёмся.
Нэль потащила сумку сквозь маленький тамбур, объединявший две квартиры, и выволокла её на площадку к лифту. Посторонилась, давая место Файке, та вытянула свою сумку и побежала обратно в квартиру, тут же вернувшись в обнимку с узкой коробкой
– Придерживай, тут монитор! – пристроила она коробку поверх сумок и опять метнулась в квартиру.
– Это всё? – спросил Стас, который вышел из дверей вернувшегося лифта.
– Вот, ещё коробка с системным блоком, и всё, – ответила Файка, успевшая опять вернуться из квартиры.
– Тогда умещаемся, – кивнул Стас. – Две сумки я в багажник упихал, больше не влезет, придётся на заднее сиденье класть, но для пассажира место останется.
– Хорошо, хорошо, – согласилась Файка. – Только давайте поскорее, а? Не дай Бог Катков вернётся, у меня сил не хватит с ним объясняться.
Стас посмотрел на неё с весёлым интересом, хмыкнул и, велев Нэль убрать коробку с монитором, втащил в лифт обе сумки, затем уложил сверху сумок обе коробки. В лифте осталось место ещё на одного пассажира, им стала Нэль. А Файка осталась делать контрольный осмотр и захлопывать квартиру.
– Безобразие! – сказала им внизу пожилая дама в солнечных очках в розовой оправе и в капроновой пляжной шляпе с розовым бантом. Дама сжимала подмышкой сумочку из светлой соломки и, брезгливо поджав морщинистые губы в ярко-краснрозовой помаде, наблюдала, как Нэль выносит на площадку коробки, чтобы дать Стасу возможность вытащить сумки. – Разве можно так долго держать лифт! Мы уже устали ждать.
– Извините, мы вещи грузили, – попыталась оправдаться Нэль, но дама сняла очки, показав подведённые бирюзовыми тенями глаза, и посмотрела на неё так, что Нэль почувствовала себя школьницей, застуканной за курением в школьном туалете.
– Мамаша, вы вполне могли воспользоваться запасным вариантом, – шаркнул ножкой Стас и показал на дверь второго лифта – узкую, стальную, похожую на дверку от шкафчика.
– В ваших советах, молодой человек, я не нуждаюсь, – окатила его дама ледяным взглядом и позвала, обернувшись – Костик, пошли скорее, мне нужно срочно принять лекарство. У меня от этой жары голова раскалывается. Надеюсь, эта твоя Фаина даст мне возможность прилечь хотя бы на десять минуточек.
Вздрогнув при имени подруги, Нэль взглянула на Костика и обмерла. Возле почтовых ящиков копошился Катков, выуживая оттуда газеты. Не дай Бог он её узнает! Нэль шагнула поближе к лестнице и подняла повыше коробку с монитором, стараясь прикрыть лицо. Фокус удался – Катков с мамашей вошли в лифт, дверцы закрылись.
– Стас, быстро всё тащи в машину, мигом, у нас три минуты! – скомандовала Нэль, с ужасом представляя, что начнётся, если Файка сейчас наткнётся на Костика с мамашей.
– Слушай, Нэлька, у меня уже глюки начинаются – я голос Дины Трофимовны только что слышала – сказала Файка, сбегая со второго этажа, и Нэль с облегчением вручила ей коробку с монитором.
– Держи, и беги к машине. Катков с мамочкой как раз в лифте к девятому этажу подъезжает, у нас две минуты, чтобы удрать.
Файка ойкнула и понеслась к выходу. Нэль, подхватив вторую коробку, с компьютером, побежала следом.
– Давай сюда! – Стас помог закинуть коробку в салон, – садись рядом!
Нэль нырнула на заднее сиденье – места осталось как раз для неё.
– Поехали-поехали, скорее! – подпрыгивала Файка на переднем сидении. Стас захлопнул дверку со стороны Нэль, обежал машину, сел и вот они уже едут вдоль длинного панельного дома.
– Дамы, вы что, квартиру почистили? – со смехом спросил Стас, поймав в зеркале возбуждённый взгляд Нэль.
– Нет, Стасик, это я от мужа ушла, – похлопала его по коленке Файка, и Нэль почувствовала укол ревности. Этого ещё не хватало, ревновать! Нэль опять наткнулась в зеркале на взгляд Стаса, отвела глаза и обернулась посмотреть в сторону уже далёкого подъезда. Там на дороге суетились две фигуры, женская и мужская. Подробностей было не разглядеть, но Нэль различила, что женская – в белой шляпе, а мужская – в светлой рубашке и серых брюках.
– Фай, по-моему, там твой Катков у подъезда бегает, – сказала она. – Сейчас начнёт тебя по мобильному вызывать.
– Пусть звонит, я телефон отключила, – отмахнулась Файка.
– Лишь бы этот ваш муж милицию не вызвал, – сказал Стас. – А то стуканёт, скажет номер машины, если успел срисовать, и повяжут нас, дамочки, как миленьких.
Нэль с испугом взглянула в зеркало – глаза Стаса смеялись. А Файка спросила озадаченно
– Думаете? Нет, это вряд ли. Во-первых, ничего из его вещёй я не взяла. А во-вторых, я ему записку прицепила к холодильнику и ключи на кухонном столе оставила, поймёт, что к чему.
– А почему вы драпали от него, как кавказская пленница? Просто так поговорить с ним разве нельзя было? – не унимался Стас.
– А вы что, всерьёз считаете, что я смогла бы договориться с ним и с его мамой? – вопросом на вопрос ответила Файка, а Нэль объяснила
– Мама – это та мадам, которая нас у лифта отчитывала.
– Эта Шапокляк? – присвистнул Стас, – тогда вопросов больше нет, я бы и сам сбежал.
До квартиры на Кременчугской они добрались минут за десять. Пятиэтажный дом из желтоватых блоков стоял в глубине двора, но подъезжать к нему было гораздо удобнее, чем к дому Каткова. Правда, лифта в доме не оказалось, и Стасу, пыхтя, пришлось перетащить сумки на пятый этаж вручную. Хозяйка Ирина их уже заждалась и, увидев Стаса с сумками, насторожилась.
– Нэль, ты же говорила, будет женщина с дочкой. Про мужчин разговора не было!
– Ира, это мой коллега, он вещи помогает таскать. А дочка Файкина сейчас у отца в Волгограде, приедет к началу сентября. Я вас сейчас познакомлю, компьютер помогу занести, и познакомлю, ладно?
Познакомившись с Файкой, хозяйка успокоилась, а получив деньги и книгу с автографом – и вовсе растрогалась, прижимая роман к груди и сокрушаясь, что ей пора идти, и она не может остаться поговорить с хорошим человеком.
– Ир, да какие проблемы, заходи, когда будет время, – по свойски пригласила Файка, и Нэль в который раз поразилась её способности так запросто сходиться с людьми.
– Ну, ребята, мы сегодня дали, – сказала Файка, проводив хозяйку и устало присев на кухонном диванчике. Стас сидел на табуретке у окна, а Нэль, на правах человека, знакомого с местностью, хлопотала на кухне, пытаясь организовать чаепитие.
– Стас, это вам за хлопоты, – Файка щёлкнула кошельком и протянула парню тысячную купюру.
– Фаина, что вы, не надо! Я это не за деньги делал, а так, из любви… к приключениям, – сказал Стас, покосившись на Нэль.
– Да ладно, бери, тебе что, деньги лишние? – удивилась Файка, но Стас помотал головой – нет.
– Не возьмёшь? Тогда отдам натурой! – решила Файка. Стас вздрогнул и уставился на неё во все глаза, а Нэль уронила чашку в раковину.
– Нэль, тут супермаркет есть поблизости? – продолжала Файка.
– Да, «Перекрёсток».
– Отлично. Стас, бери эту тысячу и, не в службу, а в дружбу, сгоняйте с Нэлькой в супермаркет. Возьмите там чего-нибудь пожевать, и вина хорошего, будем праздновать начало моей новой жизни!
Празднование удалось на славу. Файка, взбудораженная побегом, подливала вина и себе, и остальным, и щедро призывала закусывать «чем Бог послал». Бог послал нарезку, курицу-гриль, маринованных овощей, маслин и три вида салатов в коробочках. Ещё был сок и вино. Вино оказалось креплённым, – Стас купил, а Нэль не проследила. Стас, оживившись, довольно активно подливал его и себе, и подругам, то и дело «освежая» налитое. Женщины на каждый тост отпивали по глоточку, Стас – по полчашки – фужеров в квартире не осталось, видимо, студенты их переколотили. Так что он очень скоро заклевал носом, и подруги решили оставить его ночевать на кухонном диванчике. Нэль показала, как диванчик раздвинуть, принесла из комнаты подушку и покрывальце – когда-то сама его покупала в стоке, потом оставила в квартире, надо же, прижилось. Стаса уложили, остатки вина и закусок утащили в комнату и уже там, потягивая мелкими глотками очередную порцию вина из чашки – Файка сказала.
– Слушай, а я теперь понимаю, почему ты в этого Стасика втрескалась. Он очень обаятельный. И – мужик. Не мальчик, а мужчина. И с чего ты решила, что ему двадцать пять?
– Н-не знаю, – слегка заикнулась Нэль. Креплёное вино подействовало на неё удивительным образом: в ногах слабость, язык не очень слушается, а голова ясная-ясная. – Мальчики в отделе, как я поняла, всего два года как после института. Ну, я и подсчитала, что им по двадцать пять.
– Нет, Стас явно постарше. И от него исходят, такие, знаешь, флюиды. Не удивительно, что тебя от него колбасит. Я и то слегка прибалдела, – мечтательно сказала Файка.
– Но-но-но, полегче, – погрозила Нэль пальцем и икнула, – ой!
– Да ладно тебе, не ревнуй! – рассмеялась Файка и затормошила подругу. – Нэлька, какая ты молодец, что выручила меня! Ты не представляешь, как мне сейчас хорошо! Я будто груз с себя сбросила! Как представлю: ни Каткова, ни газет его с носками, ни этих бесконечных стояний у плиты, ни мамаши его кошмарной в жизни моей теперь не будет, – петь хочется!
– Пой, – разрешила Нэль.
– Это я утром спою. Слушай, время десять вечера всего, но мне так спать хочется! Я же эту ночь очень плохо спала, всё переживала из-за явления мамаши. Я завалюсь, с твоего позволения. А ты, если хочешь, вон, на кресле спи, – показала Файка на разложенное кресло-кровать. – Или домой поедешь?
– Не, не поеду, поздно уже, электрички плохо ходят, – зачем-то приврала Нэль, смутно опасаясь оставлять Файку наедине с Вадимом. – Да и пьяненькая я, куда мне домой в таком виде, мои испугаются. Я у тебя останусь, завтра с утра уеду. Сейчас Ваську предупрежу, чтобы не ждали.
Нэль позвонила дочери, сняла джинсы, завернулась в Алькин халат, – Файка выдала, распотрошив одну из сумок – и очень быстро уснула, покачиваясь на хмельных волнах.
Проснулась Нэль довольно скоро, по её ощущениям, спала она меньше часа. Разбудил её мочевой пузырь – выпитое вино просилось наружу. Вставать было лень – сон не отпускал, и Нэль попыталась полежать ещё немножечко, досмотреть то приятное, что ей приснилось – что-то про неё и про Стаса. Однако организм настаивал на своём, и Нэль осторожно встала с кресла, стараясь не потревожить свистевшую носом Файку. Прошмыгнула по коридору в туалет, а потом – в ванную. Во рту пересохло, но идти в кухню, где спал Стас, Нэль не решилась. В ванной она придирчиво осмотрела себя в зеркале, – глаза припухли, а так ничего – поплескала в лицо прохладной водичкой, прополоскала рот, подумала и, подставив под струю ладошку, нагнулась и стала пить из-под крана.
– Нэль, разве в Москве можно пить из-под крана? Тут же вода, говорят плохая! – услышала Нэль и резко обернулась. Стас стоял в проёме двери и смотрел на неё в упор.
– Я пить захотела, а ты на кухне спишь, – залепетала Нэль, теряясь под его взглядом.
– Сплю. Один, – согласился Стас, сделал шаг, сразу оказавшись возле Нэль, взял её за плечи и сказал – Я только что видел эротический сон. В нём мы с тобой занимались любовью. Вот так!
Он придержал пальцем её подбородок и начал целовать долгим поцелуем. Поцелуй был немного слюнявым, но Нэль, ошарашенная внезапной близостью Стаса и его запахом, этого не замечала. Она и после не заметила, как оказалась на диванчике с задранным подолом, единственное, что она чувствовала – Стаса рядом с собой, над собой, в себе. А потом – сладкие волны из собственных глубин, которые вдруг накатили и стали сотрясать её крупной дрожью.
– Что это? – простонала Нэль, когда смогла говорить.
– Это оргазм, детка, – скатился с неё Стас и сел на краю диванчика, восстанавливая дыхание. – Слушай, Нэль, я подозревал, что ты горячая штучка. Но чтобы такая! Не зря говорят, что женщина как вино – с годами только лучше.
«Замолчи, пожалуйста!» мысленно попросила Нэль. Слова Стаса отчего-то её коробили, но как сказать ему об этом впрямую она не знала. А Стас поднялся с дивана и начал ходить по кухне: взял чашку, налил воды из чайника, выпил.
– Ну, как тебе, понравилось? – спросил он, глядя на Нэль от стола.
– Да, – сказала Нэль и поплотнее закуталась в покрывало. И прислушалась к собственным ощущениям. Понравилось ли ей? Наверное, да. Вот только если бы Стас полежал бы рядом, а не бегал по кухне, она бы не чувствовала себя… использованной, что ли.
– И что дальше? Что теперь будет? – спросила она то ли себя, то ли Стаса.
– Любовь у нас с тобой будет! – ответил Стас. – Я же знаю, что нравлюсь тебе, я слышал, как вы с Фаиной об этом говорили.
– Ты подслушивал! – вспыхнула Нэль
– Не подслушивал, а слышал. Вы орали на всю квартиру. Нэль, ты тоже мне очень нравишься, правда.
– А сколько тебе лет? – вспомнила Нэль
– Двадцать семь, а что?
– Я старше тебя на тринадцать лет.
– Ну и кого это волнует? – подсел к неё Стас. – Лично меня это только заводит.
И он стал выпутывать Нэль из кокона покрывала.
Глава 5
Здесь и сейчас
На стене затрещало, заскрежетало, закашляло, Нэль вскинула голову и успела увидеть, как птичья фигурка нырнула обратно за створки дверок.
– Часы прокуковали, час ночи уже, – объяснил мужчина встревоженному парню, который бросил свою писанину и ошеломлённо таращился на антикварные ходики.
– Странная у вас кукушка, не кукует, а кашляет!
– Сквозняки, простыла! – улыбнулся мужчина. Парень улыбку не принял, насупился, и тот пояснил, – старые уже часы, вот и издают всякие звуки.
– Кстати о звуках! – поднял ручку парень. – Вы слышали какие-нибудь звуки в районе полуночи? Крики, топот, выстрелы?
– Криков и выстрелов не было. Я сначала слышал, как женщина прошла, каблуки громко цокали, потом цоканье затихло, а минут через пять-семь Нинель постучалась ко мне в дверь.
– Я не стучалась, я оступилась, говорю же! У меня каблук сломался, – Нинель порылась в сумке и показала парню отломанный каблук. – Вот!
– Металлические, – потыкал парень ручкой в набойки. – Значит, это ваш цокот слышал сосед? Кстати, как ваше имя?
– Моё? – переспросил мужчина – Никодим. Никодим Николаевич Пыриков.
Нинель вздрогнула и вытаращилась на Никодима Пырикова, а парень, сверившись с записями в блокноте, хмыкнул и спросил.
– Так вы с Нинель Васильевной родственники, получается?
– Почему родственники? – не понял Никодим.
– Потому что моя фамилия тоже Пырикова, – ошарашено объяснила Нэль, и Никодим удивлённо покрутил головой.
– Надо же! Никогда не думал, что у меня могут быть однофамильцы.
– Значит так, граждане однофамильцы, – парень захлопнул свой блокнот, достал из папочки две бумажки начал писать в них. – Выписываю вам на завтра повестки к следователю. Придёте к нам в Кунцеский райотдел, вы, Нинель Васильевна, к одиннадцати тридцати, вы, Никодим Николаевич, к десяти ноль-ноль. К старшему лейтенанту Ивашову. Ко мне, то есть.
**
За три недели до событий
Бумажный стаканчик чуть было не выскользнул из пальцев, кофе плюхнулся коричневой кляксой на пол, слегка забрызгав носки туфель.
– Стас, ну что ты вытворяешь! – обернулась к Стасу Нэль. – Ну что за поцелуи из-за угла! Я чуть кофе не облилась!
– Очень жаль, что не облилась! Я бы слизал каждую каплю с твоей груди! – Стас выскользнул из-за её спины, отобрал у Нэль стаканчик с остатками кофе и поставил его, привстав на цыпочки, сверху на автомат. Потом сгрёб Нэль в охапку, ещё раз поцеловал в шею – теперь не сзади, а сбоку, под скулой – и сказал на ухо, щекоча висок дыханием
– Я так по тебе соскучился, что готов наброситься прямо здесь!
– С ума сошёл! Нас ведь застукают! – вяло запротестовала Нэль, а Стас уже трогал быстрыми влажными поцелуями одну ключицу, другую, начало ложбинки между грудей. Нэль почувствовала, что ноги становятся ватными, и вцепилась в плечи мужчины, боясь упасть. Как-то отстранённо подумала, что всё-таки зря она влезла в туфли на шпильке – мало того, что ни ходить, ни стоять толком невозможно, так ещё и Стас до губ не дотягивается – всё в шею да в грудь целует.
– Стас, перестань! Я упаду! – Она смогла, наконец, вывернуться из его рук и переводила дыхание у кофейного автомата, достав свой стаканчик и пытаясь прояснить остатками кофе дурман в голове.
– Нэлечка, ты уже неделю меня не радовала! Я уже не могу терпеть, как пацан, сны вижу эротические! – Стас качнулся к Нэль, остановился, наткнувшись на её ладонь, и сказал жалобно.
– Ну попроси ключи у своей Фаины, а?
– К Файке уже нельзя, дочка вернулась, – вздохнула Нэль. С согласия Файки квартирка на Кременчугской здорово их выручала весь август.
Подруга, надо отдать ей должное, сразу смекнула, что у Нэль со Стасом рыльце в пушку. Хотя и проснулись они после их первой ночи порознь – диванчик на кухне был слишком узок, чтобы спать вместе. Да Нэль и не собиралась спать вдвоём – после второго приступа желания ей почему-то стало неприятно находиться рядом со Стасом. Каким-то он ей показался чужим. И даже запах его был чужим – к знакомому парфюму добавился привкус пота, и Нэль мерещилось, что пахнет зверинцем. Этой весной Васька затащила её в зоопарк и застряла возле барсучьей клетки, пытаясь рассмотреть зверя. Он так и не показался – спал где-то в глубине своего загона. А Васька всё пыталась его увидеть и держала мать возле клетки, откуда доносился резкий запашок. Что-то похожее издавал и вспотевший от секса Стас, и Нэль, с побаливающим от подзабытых манипуляций низом живота, с облегчением сбежала на своё кресло, что-то там пробормотав про Файку и про «неловко». Впрочем, Стас её и не удерживал – кажется, его храп она услышала раньше, чем дошла до комнаты.
Так что наутро Нэль проснулась одна, но Файка, внимательно посмотрев на припухшие губы подруги и углядев слабый засос на шее, тут же спросила
– Согрешила-таки с нашим мальчиком, да?
– Да! – не стала отпираться Нэль, а Файка добавила
– Надеюсь, оно того стоило. Возьми вторые ключи.
– Зачем? – не поняла Нэль.
– А где ты с твоим Ромео встречаться собираешься? У себя в Одинцове или в квартире, которую он с кем-то там снимает? Сколько их там, в квартирке-то?
– Пятеро, кажется, – улыбнулась благодарно Нэль. Действительно, ни к ней нельзя – дома мама и Васька, ни к нему – она не настолько потеряла голову, чтобы идти, по сути, в мужское общежитие. Гостиницу снимать? А деньги откуда?
– Можете днём заскакивать, пока я на работе. Вам тут близко, а начальству наврёте что-нибудь, – учила Файка, и Нэль – барсучий запах Стаса за ночь забылся, а сладостные волны оргазма помнились – засмеялась счастливо.
Потом счастье ненадолго померкло – Стас, проснувшись, вдруг поспешно засобирался домой, и Нэль показалось, что он тяготится прошедшей ночью. Но Файкины ключи она всё-таки взяла, и правильно сделала. Уже назавтра, в понедельник, Стас встретил её на платформе, и они целовались в его машине, а днём, прихватив ещё час к обеденному перерыву, смогли удрать из офиса в квартиру на Кременчугской.
Нэль переживала их роман со всем нерастраченным пылом, скопившемся в ней за двенадцать с половиной лет «холостяцкой» жизни. Иногда ей казалась – это не она старше Стаса на тринадцать лет, это он – зрелый мужчина. А она – пугливая девчонка, открывающая для себя прелесть сексуальных утех. Иногда постельные просьбы Стаса её коробили, но он так шептал «Пуританка ты моя. Весталочка», что Нэль переставала стесняться и шла за ним туда, куда он готов был её увлечь. Одно за другим рушились её интимные табу, но одно правило она требовала соблюдать неукоснительно: на работе никто не должен знать об их романе. Стас согласился и на людях даже стал называть её Нинель Васильевна. Неожиданно эта конспирация стала ещё одной сексуальной игрой – вынужденная дистанция настолько распаляла обоих, что они зачастили на «встречи с клиентами» и на «согласования с рекламным агентством».
Однако две недели назад лафа закончилась – в Москву вернулась Файкина дочь Алька. Расписание занятий в её колледже было довольно хаотичным, дома она могла появиться в любое непредсказуемое время. Да и вторые ключи ей понадобились. Началась пора воздержания, и Нэль, которая, оказывается, подсела на секс со Стасом как на наркотик, выдерживала с трудом. Она даже раздражаться стала по пустякам, даже с матерью поругалась, отчитав её за нежелание приготовить хоть какой-нибудь ужин. Мать, разумеется, надулась, перестала делать и то немногое, что делала, и неделю отказывалась с ней разговаривать. Так что хлопоты с домашним хозяйством Нэль пришлось делить с Васькой.
К концу первой недели вынужденного воздержания Стас уговорил Нэль заняться сексом в машине. Он загнал свой «жигулёнок» в какие-то дебри Филёвского парка, и Нэль немного остудила свою любовную горячку. Хотя не то это было, совсем не то. Секс в машине был похож на кислый индийский растворимый кофе вместо чашечки крепкого турецкого. Вроде и цвет такой же, и запах есть – а бурда-бурдой. Так и у них – вроде и слова были, и поцелуи, но страх Нэль, что на них наткнётся какой-нибудь ретивый собачник превратили долгожданное пиршество плоти в судорожный и нервный перепих.
– Нэльчик, ещё неделю без тебя – и я за себя не ручаюсь. Мне и так уже холодный душ требуется! Может, вечером кататься поедем, а? В парк? – спросил Стас, но Нэль отрицательно помотала головой.
– Нет, не получится. Сегодня у Васьки день рождения, мне нужно домой пораньше.
– Слушай, а хочешь, я тебя отвезу? Хочешь? Прямо к подъезду.
– Отвези. Очень кстати, я как раз хотела в супермаркете что-нибудь к столу купить, возле станции и купим! – обрадовалась Нэль.
– А сэкономленное в дороге время мы потратим по уму, – опять задышал ей в ухо Стас, сгребая Нэль в охапку и прижимая к себе.
– Стас, да прекрати же! – вывернулась Нэль, роняя пустой стаканчик из-под кофе. И вовремя.
– Вы тут что, курите? – Светлана, менеджер по персоналу, вышла из-за угла коридора и принюхалась. Автомат стоял в глухом аппендиксе-ответвлении возле запасного выхода и кое-кто из менеджеров действительно совмещал кофе с сигаретой. Что было строжайше запрещено.
– Нет, Света, что ты, мы тут кофе пьём! – заулыбался ей Стас, и та, посмотрев на шарахнувшуюся от Стаса и начавшую краснеть Нэль, показала на валявшийся стаканчик.
– Из одного стакана, что ли? Ну-ну.
– Как ты думаешь, Светлана что-нибудь заподозрила? – спросила Нэль спустя три часа, когда они со Стасом уже зашли в супермаркет – там Нэль купила роскошный торт со сливками и вишней и жёлтого зайца с мягкими ушами – и уже ехали в Одинцово.
– Да вряд ли. Хотя, даже если и заподозрила, что с того? – безмятежно глянул на неё Стас и опять стал следить за дорогой, высматривая что-то на обочине среди пожелтевших деревьев.
– Ну, не знаю. Вдруг скажет Ивану с Германом, они подумают что-нибудь такое, – переживала Нэль, вспоминая ироническое «ну-ну» Светланы.
– Да ладно тебе, будь проще. Мы с тобой взрослые люди, я не женат, ты не замужем. И всё, что между нами происходит – наше личное дело. Светлана же спит с Иваном – и ничего.
– Что значит – ничего? Они муж и жена! – удивилась Нэль.
– Так, давай, и мы поженимся, – просто сказал Стас и, увидев съезд в стене придорожного леса, повернул туда.
– Ну, как, выйдешь за меня замуж? – спросил он, остановив машину метрах в ста от дороги, загнав её в заросли лещины.
– Ты серьёзно? Я же старше тебя на тринадцать лет? – всё ещё не верила своим ушам Нэль.
– Ну и что? Так даже лучше – ты самая классная тётка из всех, что у меня были.
«А сколько их у тебя было?» – хотела спросить Нэль, но Стас уже притянул её к себе и шарил нетерпеливыми жадными руками, расстёгивая пуговицы плаща и пуговки блузки.
На этот раз секс получился – Нэль не боялась случайных свидетелей, она просто о них не думала. Она вообще ни о чём не думала – сознание на какое-то время переместилось в низ живота. Однако когда всё закончилось и Стас, выруливая обратно на шоссе, спросил
– Ну что, можно считать, что ты сказала «да»?
Нэль почему-то испугалась. Слишком вид был у него… самодовольный, что ли. И слишком по-хозяйски он положил руку ей на колено, будто заявляя «Моё!».
Однажды в её жизни уже было это «Моё!» – Олег, с которым она познакомилась в читальном зале МГУ, так решил через два месяца их отношений. И начал переделывать Нэль под себя – учить поступать, как он считает правильным и критиковать за любые несогласованные с ним действия. Поначалу Нэль принимала это как должное – если уж на неё, дурнушку, оставшуюся девственницей до двадцати семи лет из-за своей неказистости, обратил внимание этот сильный, умный, талантливый парень, то, наверное, ему лучше знать, как должна выглядеть его идеальная спутница. К идеалу Нэль тянулась ещё пару месяцев, а потом как-то вдруг почувствовала себя заготовкой. Поленом, из которого Олег стругает какого-то Буратино. Просто берёт, и режет по живому.
Становиться Буратино ей уже не хотелось, и Нэль даже попыталась объяснить это Олегу. В ответ услышала «Не будь дурой. Я лучше тебя знаю, что для тебя лучше». Нэль уже не была уверена, что он это знает, поучения и нотации Олега раздражали всё сильнее, и она, устроив бунт на корабле, разорвала с ним всяческие отношения. Олег этого не ожидал и удивился. А когда через две недели выяснилось, что Нэль беременна, он даже великодушно предложил вернуться – мол, я всё простил, а ты, уверен, осознала. Нэль не вернулась, родила Ваську и с тех пор пробивалась по жизни, сама решая, что для неё лучше и как она должна поступать.
– Знаешь, Стас, я пока ещё ничего не сказала. Не обижайся, но замужество для меня слишком серьёзный шаг, мне нужно подумать. Не обижайся, ладно? – попросила она.
– А чего тут обижаться! – Стас убрал руку с колена Нэль и стиснул «баранку». – Если ты не уверена во мне…
– Всё-таки обиделся, – вздохнула Нэль. – Я не в тебе, я в себе не уверена. Я ведь холостячка, у меня дочь, мама. Если замуж соберусь, жизнь изменится у нас у всех. Я пока не поняла, хочу ли я этого. Кроме того, где мы будем жить?
– У тебя. Ты же говорила, что у тебя отдельная комната, – повернулся к ней Стас.
– Да, говорила, – улыбнулась Нэль и предложила – а хочешь в гости ко мне зайти? Я тебя с мамой и Васькой познакомлю!
– Прямо сейчас? Хочу! – решился Стас. – А почему ты дочку Васькой зовёшь?
– Потому что она Василиса.
– Понял. А мамашу как величать?
– Револина Фёдоровна.
– Нэль, а почему у вас имена такие чудные: Нинэль, Револина?
– Потому что мой дед, мамин отец, был рьяным сторонником революции и назвал свою дочь в её честь. Револина – это от «революции».
– Хорошо, что не Доздраперма! – хохотнул Стас.
– Да. А меня он назвал Нинель – это «Ленин» задом наперёд.
– Вот так зовёшь женщину замуж и не подозреваешь, что она – Ленин задом наперёд! – опять развеселился Стас, – а почему же твои родители не сопротивлялись?
– Да им понравилось. А я вот своё имя ненавижу, лучше бы меня Акулиной назвали, честное слово, – пожаловалась Нэль, нажимая кнопки на мобильнике, и сказала в трубку.
– Алло, Васюш, это я. Я уже близко, скоро буду. Доча, я не одна еду, у нас гость будет, ты бабушке скажи. Мой коллега, сослуживец. Он меня предложил подвезти, и я решила, что должна пригласить его в гости. Ну, так убери, мы будем минут через двадцать. Всё, целую, не сердись.
В Одинцове они оказались через пятнадцать минут. Ещё минут десять кружили по городу – дом стоял неподалёку от железнодорожной станции, а вот от автотрассы расстояние оказалось изрядным. В итоге первое, что услышала Нэль, открыв дверь своей квартиры, было
– Мама, ты сказала – через двадцать минут, а прошло двадцать семь!
Васька стояла в коридоре, хмуро уставившись на мать и её спутника.
– Привет, подруга! Давай знакомиться, я Стас! Давай лапу! – перехватил инициативу Стас, протягивая Ваське руку.
– Мужчины женщинам руку первыми не подают, – Васька спрятала обе руки в карманы своего джинсового комбинезона и посмотрела исподлобья.
– Василиса, перестань! – одёрнула её Нэль. – Человек в гости к тебе пришёл, на день рождения, а ты так себя ведёшь!
– Ко мне на день рождения? А где тогда подарок?
– Подарок? – Стас растерянно взглянул на Нэль, и та сунула ему в руку пакет с жёлтым зайцем. – Вот, поздравляю!
– Спасибо, – сказала Васька, вытащила из пакета зайца за мягкие уши и спросила скептически, – а вы хоть знаете, сколько мне лет исполнилось?
– Тринадцать? – попытался угадать Стас.
– Двенадцать. И я уже лет шесть не играю в куклы! Придётся передарить какой-нибудь малышне.
Васька демонстративно разжала кулак – заяц плюхнулся обратно в пакет – и поставила пакет у стенки. А Стас, пытаясь найти верный тон, спросил.
– А во что же ты играешь?
– В стрелялки и бродилки на компьютере. Мне папа подарил. Пойду, доиграю, вы мне помешали на самом интересном месте.
– Вась, а где бабушка? – вмешалась Нэль, удивлённая, что мать до сих пор не вышла поучаствовать в диалоге.
– К Полине Игоревне пошла, сказала, на минуточку, а сама уже почти час гуляет, – проворчала Васька и скрылась в комнате.
– Ничего себе, я аж взмок! – пробормотал Стас. – Ну и дочь у тебя, любого построит.
– А она и строит. Мальчишки в классе бегают за ней толпой, не знают, то ли просто так уважать, то ли влюбиться. Она у нас девушка авторитетная, самбо занимается.
– Это заметно, меня с этим дурацким зайцем сделала одной левой! – покрутил головою Стас.
– Не знаю, что на неё нашло, она меня сама просила его купить, – пожала плечами Нэль.
– О, Нэльчик, ты уже дома? Так быстро добралась, я и не ждала! – вошла в квартиру мать и остановилась у порога, с интересом разглядывая Стаса.
– Мам, это Стас, он меня домой подвёз, я его пригласила зайти, – объяснила Нэль. – Что у нас есть поесть? Мы такие голодные!
– Сейчас чайник поставлю! – засуетилась мать. – А ты пока на стол собери. Там в холодильнике салаты стоят, и колбасы я купила.
– Мам, может быть, вы с Васькой сами пока справитесь? А мне нужно душ принять по-быстрому, – попросила Нэль, прогоняя мысль, что к этому часу мать могла бы уже всё приготовить.
– Ладно, справимся, – согласилась мать, и Нэль позвала Стаса
– Пойдём, покажу тебе мою комнату, посидишь, пока я в душе.
И отодвинула занавеску, прикрывавшую вход в её обиталище.
– Что это? – изумился Стас.
– Моя комната. Вообще-то, это кухня по замыслу, но мы кухню сделали в прихожей – там она, за занавеской. А здесь живу я.
– Но здесь же совсем мало места! – Стас сел на кушетку, приткнувшуюся под окном прямо напротив входа, и обвёл взглядом куцый письменный стол, полки с книгами и узкий облезлый шкаф с одеждой.
– Мне хватает. Денег на новую мебель нет пока. И на двери тоже, я ещё долги за квартиру не отдала, – объяснила Нэль, следя за направлением взгляда Стаса, и кивнула на полку с книгами. – Можешь пока почитать, что понравится, я быстро.
В ванной Нэль с особой тщательностью задёрнула обе занавески, и входную и клеёнчатую (ей все равно, но мать и Ваську шокировать тем, что она моется «нараспашку», когда в доме чужой мужик, пока рано), и минут десять понежилась под душем, смывая с себя дневные заботы и следы от недавних занятий любовью. Обнаружила синяк на бедре и удивилась – надо же, как Стас её схватил, а она и не заметила!
– Нэль, а что этот твой приятель пить будет? – спросила мать за занавеской.
– Его зовут Стас. Наверное, ничего, он за рулём, – откликнулась Нэль, отключая душ. Пора выходить.
– Тогда я ему колы Васькиной налью, – решила мать. – А нам с тобой наливочки поставлю.
– Откуда наливочка? – удивилась Нэль.
– А Полина Игоревна угостила. Малиновая наливочка, самодельная. Вку-у-сная! – причмокнула мать. – Выходи скорее, сколько можно тебя ждать.
Нэль поспешно выбралась из ванной, растёрлась полотенцем и оделась в домашние джинсы и футболку. Стаса в её комнате не оказалось, он отыскался в большой комнате возле накрытого стола.
– Наконец-то! Садись, – сказала мать и показала на свободное место. Вчетвером они устроили их маленькому столу полный аншлаг. Стол, вообще-то, был кухонным, но в связи с отсутствием кухни как таковой – в отсеке, который они оборудовали в коридорной нише, впритык разместились мойка, плита и узкий стол-тумба – получил звание обеденного. И теперь мать расставила поверх клеёнки в синюю клетку и красный цветочек прозрачные контейнеры, в которые ей в супермаркете положили салаты. На этот раз кроме неизменного оливье мать купила что-то из свёклы в трёх разновидностях. Поверх одного из свекольных салатов красовался слой майонеза с палец толщиной. Ещё на столе стояла тарелка с кружочками вареной колбасы в белых горошках жира.
– Мам, а овощей никаких нет? – на всякий случай спросила Нэль, чувствуя, как ноет печень от одного взгляда на слой майонеза и жирную колбасу.
– Нет, до рынка я сегодня не добралась, – развеяла её надежды мать. – Вон, винегрет из овощей. Стас, давайте, я за вами поухаживаю. Что вы будете?
– А вот это что? – Стас ткнул пальцем в один из контейнеров, мать взяла его в руки и, поднеся поближе к глазам, прочитала
– Свёкла с орехами. Положить?
– Положите, – согласился Стас, – а я пока с напитками разберусь.
И ловко разлил наливку по трём фужерам. Хотел и Ваське налить колу в бокал, но та яростно помотала головой, убрав посудину, и демонстративно налила себе сама.
– Большое спасибо! – вежливо сказал Стас матери Нэль, придвинувшей к нему тарелку с салатом и поднялся, взяв стопку с наливкой, говорить тост.
– Дорогие дамы! Позвольте мне на правах гостя и единственного здесь присутствующего мужчины сказать первый тост. Я бы мог выпить за виновницу сегодняшнего торжества Василису. Я бы мог выпить за маму виновницы торжества, за Нэль. Я всё это с удовольствием сделаю, но чуть позже. Свой первый бокал я хочу выпить за женщину, которая дала жизнь тебе, Нэль, а значит, и тебе, Василиса. За ваше здоровье, Даздраперма Фёдоровна! – осушил он стопку одним глотком.
– Кто? – поперхнулась мать, Нэль застыла, а Васька радостно воскликнула
– Класс! Ба, можно, я тебя теперь так называть буду?
– Стас, мою маму зовут Револина Федоровна, – сказала Нэль.
– Ну да. А я как сказал? – удивился Стас и сделал себе бутерброд.
– А вы сказали Доздраперма! – с удовольствием процитировала Васька.
– Правда? – ужаснулся Стас, – Револина Фёдоровна, ради Бога, извините! У вас такое оригинальное имя, я перепутал!
И он в замешательстве подцепил вилкой салат из своей тарелки. Попробовал и возмутился
– Это же не с орехами свёкла, а с арахисом! В свёклу грецкие орехи надо класть, я знаю, у меня мама такой салат делает. А сюда арахис напихали! Вот жульё!
– Ну не знаю, по-моему, отличный салат. Какая разница – грецкий орех, арахис, – поджала губы мать, и Стас осёкся, поняв, что опять сказал что-то не то. Он затравленно огляделся: Васька разглядывала его с насмешливым интересом, мамаша демонстративно отворачивалась, Нэль глядела с сочувствием и ободрением.
– Нэль, ты извини, но мне уже пора, – сказал Стас и поднялся из-за стола. – До свидания, дамы, приятно было познакомиться!
– Я тебя провожу! – метнулась за ним Нэль и, когда они вышли на площадку её четвёртого этажа, сказала, – вот видишь, с каким я приданым. А ты говоришь – замуж.
– Вижу, – хмуро кивнул Стас. – Они у тебя дикие какие-то, как ты с ними живёшь?
– Привыкла, – пожала плечами Нэль, спускаясь вслед за Стасом вниз по лестнице.
– Слушай, я тебя всё спросить забываю, что там у тебя с сувениркой? С Кислицыным всё нормально? – поинтересовался Стас, и Нэль поняла, что он хочет сменить тему.
– Да, нормально, вчера счёт в бухгалтерию отдала на вторую часть оплаты, через неделю всё уже будет готово. Только скидку он мне не дал, хотя заказ на три тысячи долларов потянул. Говорит, и так цены снижены.
– Ну не дал, и не дал. Герману важно, чтобы сделано было хорошо, а они сделают в лучшем виде.
– Ну и отлично, – сказала Нэль, довольная, что Стас отвлёкся от проколов с мамой и Васькой. Она чмокнула его в щёку, прощаясь – нет, целоваться не будем, мать наверняка в окно смотрит! – немножко помахала рукой, пока Стас выезжал со двора и вернулась к своим. Мать и Васька сидели за столом и нарезали торт.
– Ну, и зачем вы человеку устроили этот цирк? – поинтересовалась Нэль, усаживаясь на своё место и наливая себе чай.
– Никто ему ничего не устраивал, – пожала плечами мать. – Это он нам устроил. Выражается тут при ребёнке.
– Он не выражался. Даздраперма – это имя такое, сокращение от «Да здравствует первое мая», – объяснила Нэль. – Он просто ошибся, перепутал, а ты сразу разобижалась. И ты хороша, – принялась Нэль за дочь. – Что за фокусы с зайцем? Ты же сама просила тебе его купить!
– Я тебя просила, а не этого… Стаса, – просюсюкала Васька, подражая его шепелявости, и Нэль со вздохом положила себе на тарелку кусок бисквита с вишней во взбитых сливках. Н-да, и как тут прикажете сообщать, что Стас позвал её замуж?
Глава 6
Здесь и сейчас
Молчание, повисшее на кухне с уходом следователя, напоследок сообщившее номер больницы, куда увезли Стаса, можно было нарезать ножом, как студень. Первый надрез сделал Никодим
– Нинель, может быть, мы и вправду с вами родственники?
– Если не трудно, называйте меня Нэль. Терпеть не могу своё имя.
– А фамилию? Или вы по мужу Пырикова? – отчего-то развеселился Никодим.
– Я не меняла фамилию, – не стала вдаваться в подробности Нэль.
– Значит, она вам нравится? А как вас в школе дразнили?
– Селёдкой, я худая была. И длинная.
– А меня Пыриком дразнили.
– Пырик… На собачью кличку похоже. Ой, извините, – прикрыла Нэль рот ладошкой, поняв, что ляпнула что-то не то.
– Точно, похоже. А я и не откликался. И даже дрался, пока меня не стали называть Димыч.
– А почему – Димыч?
– Ну, Никодим – Дим – Димыч. Меня друзья до сих пор так зовут.
– Да, с именами и фамилиями нам с вами повезло, – вздохнув, подвела итог Нэль. – Димыч, вы не могли бы мне помочь вызвать такси? Я в Одинцово поеду, раз ключи совсем пропали. Странно всё-таки, куда они могли деться? Я очень хорошо слышала, как они звякнули об пол.
– Может быть, милиция прибрала, как вещьдок? – предположил Никодим. – Завтра надо у следователя спросить, А отправлять вас на такси во втором часу ночи и на одном каблуке… Нэль, вам, конечно, виднее, но, по-моему, гораздо логичнее остаться ночевать в этой квартире. Тем более, что завтра поутру в милицию идти.
– Где ночевать? – оторопела Нэль.
– Здесь, в моей квартире. Комнаты две, приставать к вам не буду, бельё постельное дам. Хотите, даже каблук вам обратно прибью. Или подберу что-нибудь из бабулиной обуви.
– А Дарья Никодимовна что скажет? – почти согласилась Нэль. Ехать среди ночи в Одинцово, будить Ваську и маму, а потом, не исключено, что до утра, отвечать на мамины расспросы уже не казалось ей хорошим решением. А сосед выглядел так мирно, так по-домашнему, что она сразу поверила – приставать не станет.
– А бабуля померла, ещё в сентябре. Теперь я тут живу, – объяснил Никодим. – Ну, остаётесь?
Нэль посмотрела в его серьёзные серые глаза и решила
– Ладно, дайте мне что-нибудь переобуться. И пойдёмте ещё раз на пятый этаж сходим, посмотрим. Вдруг ключи всё-таки там где-нибудь завалились.
**
За две недели до случившегося
– Хорошо то как, господи! Нэль, ты умница, что вытащила меня сюда! – Файка вдохнула сухой сосновый воздух и блаженно прикрыла глаза.
– Мама, тётя Файя, ну пойдёмте скорее! – Васька аж подпрыгивала от нетерпенья, так ей хотелось добраться до места. Все сорок минут, пока они ехали на электричке до нужной станции, и ещё десять, что они шли через лес к пансионату, Васька изводила мать вопросами, как там будет, что значит «день рождения компании» и только распалялась от многозначительного материнского «увидишь».
Этот пансионат по Минскому шоссе подвернулся ей просто чудом. Нэль уже почти отчаялась найти что-нибудь подходящее – всё, что рекламировалось в Интернете, не устраивало либо по цене, либо из-за расстояния. И вот, заглянув случайно на очередную доску объявлений, она буквально за неделю до нужной даты наткнулась на номер телефона этого «Боровичка». Позвонила больше для очистки совести – наверняка дыра захудалая, раз ни на одном из тематических сайтов его нет. Но не угадала – пансионат оказался приличным и совсем недорогим. Она даже съездила посмотреть – Герман расщедрился, выделил разъездную машину с водителем.
Бывшая ведомственная дача нынешним владельцем была выкуплена и отремонтирована совсем недавно, холл центрального дома ещё вкусно пах свежим деревом – им были отделаны стены и потолок. Комнаты в этом доме и четыре коттеджа рядом отлично вмещали всех сто с лишним человек, которых Герман планировал вывезти на загородный пикник по случаю десятилетия компании. Просторный двор с мангалом, барбекюшницей и большой зелёной поляной сулил шашлыки и футбол с волейболом. Русская баня с вместительной парной, бильярдные столы в холле второго этажа и многочисленные тропки, убегавшие в глубь окружающего дачу соснового бора и на берег соседней живописной речушки обещали отличный отдых. А сухой и солнечный сентябрь – редкостную для этого времени года теплынь.
В общем, понравился ей пансионат. А дальше всё сложилось просто замечательно. И хозяин, довольный, что нашлись арендаторы на всё заведение разом, не стал задирать цену. И фирма, организовывающая выездной фуршет, согласилась, что алкоголь привозит заказчик, и сбавила запросы на треть. Герман, когда она объявила ему окончательный бюджет праздничной вылазки, изумился неожиданной экономии и разрешил Нэль привести с собой ещё двоих человек. Первым человеком, разумеется, стала Васька. А вторым, подумав, Нэль позвала Файку. Во-первых, подруга, во-вторых, мужиков в компании перебор, пусть разбавляет.
– Ух ты, терем-теремок!, – Васька, подскакивая от полноты чувств, понеслась к показавшемуся пансионату. Он открылся за поворотом дороги весь, сразу и – резное кружево крыльца, наличников на окнах и карниза между первым и вторым этажами, конёк крыши в виде лошадиной головы, – действительно казался эдаким теремом из сказки.
– И правда, красота какая, – приостановилась Файка, любуясь видом. Зелёная крыша дома и тёмные стены из круглых брёвен удивительнейшим образом гармонировали с розовато-бежевыми стволами и тёмно-зелёной хвоей окружавших его сосен.
– Мама, тётя Файя, ну что вы там отстали, пойдёмте скорее! – замахала им от ворот Васька, и подруги прибавили ходу.
Фуршет в главном доме уже накрывали. Нэль оглядела столы, составленные буквой «П» и осталась довольна: малиновые с золотом скатерти отлично сочетались с медовыми тонами деревянной отделки холла. Букетики на столах, из белых астр и хвойных веточек, выглядели свежо и очень уместно. Вокруг букетиков уже складывался натюрморт из закусок – официанты в чёрных брюках и жилетах красиво расставляли блюда с бутербродами, канапе, корзиночками-тарталетками и пирожками.
– Мам, можно я возьму что-нибудь! – сглотнула слюну Васька.
– Вась, не удобно. Надо подождать, пока все соберутся.
– И когда они соберутся, эти все? – деловито поинтересовалась Файка.
– К семи, через полтора часа, – взглянула на часы Нэль.
– Ну ма-ам, я есть хочу! – законючила дочь.
– Нэль, ну зачем ребёнку целых полтора часа слюной давиться? Хочешь, чтобы у неё гастрит случился? Иди, Васюха, стяни оттуда что-нибудь и на нашу долю! – разрешила Файка и Васька, довольная, метнулась к столу и вернулась вскоре с пирожком в зубах и двумя корзиночками с салатом.
– Ничего так салатик, с грибами, вкусный, – сняла пробу Файка.
– И у меня пирожок с грибами. Вкуснющий! – поделилась радостью Васька, и Нэль, откусив от своей тарталетки – ей попалось что-то с курятиной и свежими огурцами – согласилась, что, действительно, вкусно.
– Нинель Васильевна, здравствуйте! Хорошо, что вы пораньше пришли, я посоветоваться хотела, – подошла к ним миловидная девушка в чёрном жилете и прямой юбке по колено.
– Скажите, к какому времени лучше горячее подавать? У нас тут шашлычки из свинины, курицы и овощей и ещё жульен с грибами. Когда мне их разогревать?
– Не знаю, Ирина, – растерялась Нэль и объяснила Файке – это Ирина, распорядительница фуршета. А это Фаина, моя подруга, – объяснила она теперь Ирине.
– Здравствуйте, Ирина. Очень красивые столы и очень вкусные салатики, мы уже продегустировали, – улыбнулась Файка.
– Спасибо, мы старались, – улыбнулась в ответ Ирина, – как вы думаете, хватит закусок? Всё-таки, сто двадцать человек!
– Думаю, хватит, – посмотрела Файка на столы, уже вплотную уставленные тарелками, блюдцами и вазами со снедью, возле которых опять крутилась Васька.
– Васька, хватит куски таскать, пошли, поможешь мне, – подошла к дочке Нэль – ты чего как с голодного края?
– А я дома не обедала, сразу поехала к тебе на станцию, – объяснила Васька. – Что делать-то?
– Плакат вешать и шарики надувать.
Плакат и шарики она привезла сюда ещё вчера, когда завозили спиртное и подарки сотрудникам. И теперь, отыскав в ворохе фирменных пакетов свой свиток, Нэль забралась на один из придвинутых к стене стульев – их убрали, чтобы освободить побольше места – и попыталась приложить плакат к стене. Тот упорно сворачивался в трубочку.
– Вась, ты придерживай снизу, а я высоту найду! – попросила Нэль дочь. Поелозила туда-сюда глянцевой бумагой, широко расставив руки – плакат был шириной с два огромных газетных листа, – Вот так не криво?
– Как? – подняла голову Васька, упуская свой край, и тот опять скрутился трубой.
– Девчушки, вам помочь? – поинтересовалась Файка, с интересом наблюдавшая за манипуляциями с плакатом.
– Посмотри, так ровно? – посмотрела на неё через плечо Нэль.
– Ровно, – кивнула подруга, – можешь прикреплять.
– Ой, кнопки в сумке остались! – ужаснулась Нэль, представив, что придётся бросать плакат, а потом прилаживать его заново. Руки от позиции «вверх и врастопырку» уже начинали уставать.
– Фай, залезь сюда, подержи, я кнопки найду!
– Нет уж, не с моей комплекцией по стульям лазать! – отказалась та. – Васька, посмотри, где там у мамы кнопки? Нашла? Молодец, давай сюда. Забирайся на стул, придержи плакат с другой стороны. А ты, Нэлька, крепи свою картинку, я буду кнопки подавать.
Под Файкины команды работа пошла быстрее, и вскоре плакат – голубое небо, заснеженные горные пики, сфотографированные сверху, и красная надпись наискосок «Эверест». Десять лет на пике успеха» – послушно распластался на стене.
– Фу, покорили мы твой «Эверест», – скаламбурила Файка по поводу названия компании.
– Теперь ещё шарики надуем, и всё, – потрясла Нэль затёкшими руками и сбегала к вороху пакетов, вернувшись с упаковкой пустых резиночек.
– Ты хочешь, чтобы мы это всё надули? Тут же штук сто! – заглянула Файка в раскрытый пакет.
– Всё не надо. Надуем, сколько получится, – успокоила её Нель, раздала всем по шарику и первая начала надувать свой. Дунула и удивилась. Синяя шкурка сопротивлялась и никак не хотела становиться пузырём. Наконец, когда от натуги стали болеть щёки и лоб, резина нехотя поддалась и стала растягиваться.
– Слушай, ты где такие шары добыла? Это ж описаться можно, пока надуешь, – пыхтела рядом Файка, зажав в пальцах хвостик своего шара, красного.
– В магазине купила, – виновато пожала плечами Нэль и полезла в сумку за завязками.
– «Шары для праздника», – прочла Файка вслух надпись на упаковке и кивнула в сторону раскрасневшейся Васьки, тужившейся над своим белым шариком. – Назвали бы лучше «Шары для грыжи». Василина, хватит издеваться над организмом. Чтобы надуть эти шары либо компрессор нужен, либо мужик с крепкими лёгкими. Кстати, – Файка задумчиво посмотрела на пятерых официантов, которые уже закончили расставлять закуски и теперь, явно не зная, чем заняться, бродили вокруг столов, поправляли скатерти и передвигали тарелки с места на место.
– Мальчики, можно вас использовать в качестве мужчин? – подошла к ним Файка решительным шагом, и те ошарашено на неё уставились.
– В смысле? – переспросил ближайший официант, осторожно опуская на стол тарелку с рыбным ассорти, которую он как раз двигал.
– Есть задание для крепких мужских организмов, – пояснила Файка. – Нужно надуть по пять шаров каждому. На скорость. Победитель получает из моих рук бутылку шампанского.
– Легко! – заулыбался официант, и парни, обрадованные неожиданному развлечению, подтянулись поближе.
– Васюха, неси шарики и нитки! Нэлька, тащи бутылку шампанского, – скомандовала Файка. Раздала парням по пять шариков, выстроила их в линию и велела – Надуваете шар, закручиваете хвостик, отдаёте нам, берётесь за следующий. Побеждает тот, кто первым надует все пять шаров. Раздувать вот до таких размеров. Приготовились, начали!
Парни в азарте принялись дуть в цветные резиночки, на удивление легко справляясь с неподатливым латексом. Файка, Нэль и Васька еле успевали принимать и завязывать готовые пузыри.
– Всё! – поднял над головой последний белый шар один из официантов, опередив соперников буквально на два выдоха.
– Ура! – захлопала в ладоши Васька, а Файка утешила проигравших, – ребята, не расстраивайтесь, продолжайте дуть, вам достаётся утешительный приз – бутылка сухого вина, одна на всех.
– Здорово у вашей подруги получается, – подошла к Нэль распорядительница Ирина, наблюдая, как её официанты под Файкиным руководством вешают шарики вокруг плаката. – Завела моих ребят лучше всякого тамады. Нинель Васильевна, я вот ещё о чём спросить хотела. Может быть, мне горячее разогревать после торжественной части, чтобы люди сначала закуски поели и на горячее не отвлекались? На сколько по времени у вас в сценарии торжественная часть?
– В сценарии? Не знаю, – пришла в замешательство Нэль. Мысль о каком-то там сценарии ей даже в голову не приходила.
– Ну ладно, тогда сориентируюсь по вступительному слову вашего начальника, – решила Ирина, а Нэль подошла к уже отпустившей официантов Файке и спросила.
– Слушай, а я что, должна была сценарий для праздника писать?
– Да нет, не обязательно, хватит подробной программы.
– Программы? – озадачилась Нэль.
– Ну, что у тебя за чем идёт, план вечера. Ты что, не думала об этом?
– Думала. Сначала поедят, потом Герман скажет речь и раздаст подарки, потом все пусть танцуют.
– Нэль, так они у тебя сдохнут от тоски и перепьются. Народ организовывать надо, чтобы весело было. У тебя за музыкой кто следит?
– Виктор из моего отдела.
– Уже хорошо. А вечер кто вести будет? Ты?
– Ну, я могу попробовать, – неуверенно протянула Нэль.
– Если так же, как пробовала с шариками, лучше не надо. Кстати, где остатки? Давай сюда, пригодятся. В общем, так, проведу я тебе вечер, я сегодня в ударе. Сколько у нас до общего сбора? Полчаса? Успею.
Однако народ начал собираться чуть раньше. Уже через двадцать минут появились Виктор, Борис и Таня с Дашей из бухгалтерии. Они приехали на машине непьющего Виктора, остальные ехали следом на автобусе и должны были появиться минут через десять. Нэль познакомила Виктора с Файкой, и та утащила парня обсуждать музыкальную программу, Васька убежала исследовать территорию, а Бориса с женщинами, чтобы те не изнывали у накрытого стола, Нэль повела на второй этаж смотреть комнаты.
– В комнатах по пять человек селятся, выбирайте и решайте, кто будет с вами в комнате, – по-хозяйски махнула она рукой вдоль обитого деревом коридора.
– А чего решать, мы здесь будем, тут курить удобно, – тут же сориентировался Борис, хлопнув по двери, ближайшей к выходу на балкон.
– Хитрый какой, лучшее место выбрал! – беззлобно попеняла бухгалтер Даша и вышла на балкон. За ней выбрались остальные.
– Господи, красота-то какая! – втянула воздух бухгалтер Таня, ненароком повторив недавние Файкины слова и интонацию. Нэль и с ней согласилась – да, очень красиво. Солнце уже вовсю клонилось к закату и его косые красноваты лучи добавляли окрестному сосновому бору фантастически красивые оттенки. Отсюда, с балкона, был немножко виден берег реки и кусочек деревянных мостков.
– Так бы и не уходила отсюда, так бы здесь и прожила все выходные, на этом балконе! – Татьяна навалилась пышным бюстом на высокие перила и с восторгом оглядывала окрестности. – Нэль, а там у них что, во дворе?
– Справа, с трубой, это баня. Завтра затопят, с двух часов до пяти парятся женщины, с пяти до десяти – мужчины. Веники можно купить у хозяина. Домики слева – коттеджи, там тоже наши будут жить.
– Хочу в коттедж! – моментально откликнулась Даша.
– Даш, там некомфортно. Комнаты хуже, чем здесь, туалет один всего. Мы с Германом решили, что в коттеджах только мужчины будут жить.
– Ну, всегда так, – звонко хлопнула Даша ладошкой по перилам. – Как рядом с балконом, так мужики, как в отдельном коттедже, так мужики…
– Даш, а давай мы вас с Танюхой к себе в комнате поселим! – великодушно предложил Борис. – Тут же по пять человек, как раз комплект получается: я, Витёк, Стас и вы двое!
– Ага, помечтай пока! – фыркнула Даша и кивнула на большой автобус, показавшийся из-за поворота, – Тань, пошли, выберем комнату получше, пока мужики не набежали. А то, вон, едут уже.
Подруги ушли с балкона, Борис остался покурить, а Нэль поспешила вниз встречать приехавших, стараясь унять сердцебиение. Стас приехал! Он здесь! Ну теперь она найдет возможность с ним поговорить.
После той злополучной поездки к ней в Одинцово Нэль так и не удалось поговорить с ним по душам. Сначала Стас практически не появлялся в офисе, бегая по автосалонам и формируя заказы на автокосметику. Когда появлялся, всё время был среди людей, и Нэль не решалась нарушить конспирацию. Поговорить с ним по телефону Нэль поначалу не хотела – ей нужно было видеть его глаза. Да и глупо говорить об их будущем, считая секунды – у Стаса был тариф с посекундной оплатой. Пару дней такой маяты Нэль всё-таки собралась позвонить вечером, но его мобильник оказался отключённым, а квартирный телефон, как всегда, хронически занятым соседями, сутками висевшими в Интернете. Она отложила попытки объясниться назавтра, но оказалось, что Стас взял неделю в счёт отпуска и, по слухам, уехал к родителям.
Нэль смирилась и переключилась на текущие хлопоты – с сувениркой, с подготовкой к выставке, с организацией праздника. Дел навалилось по горло, до дома добиралась к десяти вечера, уезжала в семь утра, в таком режиме не то, что по Стасу страдать – с собственной дочерью толком повидаться было некогда. Хотя бы сегодня, захватив Ваську с собой, она возместит свое невнимание к ребёнку. Однако, стоило Нэль услышать, что Стас будет здесь, она почувствовала прежнее томление и маяту.
– Ну, шикарно живём! – какой-то незнакомый мужчина потирал руки, алчно осматривая ломящийся от закусок стол и группки бутылок с водкой, вином и шампанским. «Наверное, из питерских или самарских», – вскользь подумала Нэль (Герман собрал на юбилей народ и из региональных филиалов) и пригласила незнакомца
– Проходите к столу, не стесняйтесь!
Мужчина шагнул, опережая переминавшуюся в дверях толпу – люди пытались сориентироваться и понять, что делать, и тут из динамиков грянуло нечто зажигательное в самбо-стиле, а от столов заговорила в радиомикрофон Файка.
– Дорогие друзья! Пансионат «Боровичок» и компания «Эверест» приглашает вас к этому роскошному столу, накрытому в честь славной даты, в честь десятилетия. Закончен последний рабочий день на этой неделе, мы предлагаем вам сбросить все заботы на ближайшие два дня и как следует отпраздновать юбилей вашей родной компании!
От Файкиных призывов народ повеселел и дружной гурьбой заспешил к столу.
– Места возле плаката прошу не занимать, это специальные места для ваших шефов! – предупредила Файка, и Нэль изумилась – Герман с Иваном послушно встали под бело-красно-голубым плакатом! Потом она перевела взгляд и успела увидеть спину удаляющегося Стаса. Он что, не узнал её? Хотя, – Нэль посмотрела на свои джинсы, свитер и кроссовки – мог и не узнать в такой одежде. В офис-то она по-другому одевается. Надо за столом встать рядом с ним – Нэль стала высматривать, куда приткнулся Стас. Ага, вот он, в серединке левой перекладины от «П», рядом с Борисом и Леночкой-секретаршей.
– Привет, а я и не знала, что ты уже приехал! – подошла к Стасу Нэль.
– Да, я сегодня вернулся, к пяти в офисе был, – вежливо ответил Стас и показал на откупоренные бутылки – что пить будете, Нинель Васильевна? Вино, водку, шампанское?
– Я… Налей, пожалуйста, соку! – растерялась Нэль. Почему он говорит с ней таким тоном?
– Ой, Стасик, а мне шампанского! – положила ладошку на локоть Стаса секретарша Леночка. Нэль вспомнила, что в последние недели две Леночка ей не попадалась на глаза.
– Леночка, а вы что, болели? – спросила Нэль, справляясь с острым уколом ревности.
– Нет, я в отпуске была, – улыбнулась Леночка, показав верхнюю десну с мелкими зубками, и убрала за ухо светлую прядку жидких волос. Нэль посмотрела на её бледненькое личико с оспинками на щеках, на свежий прыщик, краснеющий на остром подбородке, и устыдилась собственных эмоций. Совсем сдурела, ревновать Стаса к этому мышонку! Парень просто соблюдает конспирацию.
Между тем Герман предложил всем наполнить бокалы и – понеслось. Тосты, речи, призывы «сделать конкурентов», вручение премий и подарков – Нэль закрутилась так, что не до Стаса ей стало. Про дочь чуть не забыла! Отметила, не скучает – где-то нашла себе приятеля, примерно того же возраста, что сама, и теперь они носятся то вокруг столов, хватая куски, то вверх-вниз по лестнице – и успокоилась.
– Нинель Васильевна, я горячее разогрела, контейнеры вон там, возле стены стоят, можно подходит, – подошла к ней распорядительница Ирина, когда прекратилась раздача подарков и Нэль закончила выуживать из кучи пакеты, сверяя их по прикреплённым биркам с именами.
– Да? Очень хорошо, скажите Фаине, она объявит, – рассеянно проговорила Нэль, отыскивая взглядом дочь. Васька исчезла из поля зрения. Наверное, убежала на второй этаж. Что это? Нэль аж головой тряхнула, не веря глазам: Стас пил с Леночкой на брудершафт. Допил, вынул руку из-под её локотка и расцеловал секретаршу в прыщавые щёчки.
– Господа, довожу до вашего сведения, что вон в тех симпатичных никелированных сундучках спрятано горячее! Жульен и три вида шашлычков! Можно подходить и пробовать! – объявила Файка в свой микрофон, и народ потянулся к новой еде.
– Нэль, а ты почему не ешь? – Герман держал перед собой тарелку со всеми четырьмя разновидностями горячего.
– Да чего-то не хочется, – пожала плечами Нэль, провожая взглядом Стаса. Он аккуратно снимал зубами кусочки шашлыка. Леночка держала шашлык за палочку.
– Напрасно не хочется. Слушай, закуски просто супер. И тамаду ты нашла классную, молодец.
– Тамаду? – заставила себя сосредоточится Нэль. – А, это не тамада, это Файка, моя подруга, ты же разрешил двоих на вечер привести, я привела её и дочку.
– Да? – Герман оглянулся на Файку и попросил, – слушай, меня народ заколебал расспросами, что да как будем делать тут два дня. Ты бы вышла, объявила план действий, и вообще.
– Хорошо, сейчас, – кивнула Нэль и подошла к Файке – Фай, дай микрофон, мне объявление надо сделать. Уважаемые коллеги, ещё раз всех с праздником. Хочу объявить, чем мы будем заниматься эти дни…
– Сексом? – попытался угадать чей-то пьяный баритон, вызвав общее веселье.
– Нет, у нас завтра баня, приглашаются все желающие, – сбилась Нэль.
– Заниматься сексом! – подсказал всё тот же весельчак.
– Ну-ка, дай, – отняла микрофон Файка.– Для тех, кто планирует заняться сексом, сообщаю – делать это придётся в лесу под кустом стихийным порядком. Организованные оргии в план мероприятий не входят. Зато входят: баня с парной, женщины парятся днём, с двух до пяти, мужчины – с пяти и до упора. Рыбалка: речка в трёх шагах, удочки можно взять напрокат у местного директора. Волейбол и футбол – мячи тут выдают. Завтра вечером у нас «пионерский» костёр с печеной картошкой, шашлыками и песнями под гитару. Гитару привёз кто-нибудь? Ну и молодцы. В воскресенье до двух гуляем по окрестностям, в два отбываем в город, – шпарила Файка, а Нэль удивлялась, что та, оказывается, успела запомнить всё, о чем они говорили по дороге.
– Вопросы есть?
– Есть. А что вы делаете сегодня вечером? – не унимался всё тот же баритон.
– А вот это мы сейчас и будем выяснять! – Файка взяла из угла один из праздничных пустых пакетов и объявила
– Каждый пусть кладёт сюда… о, открепляйте бирки с вашими именами от пакетов и кидайте сюда. Будем тянуть и играть в фанты!
Народ веселился напропалую. Файкина идея с фантами прошла на «ура». Сексуально озабоченный баритон – им оказался кладовщик Панарин – охотно пособирал бирки в пакет и затем с азартом вытаскивал их по одной, с садистским удовольствием вопрошая: «А что вы делаете сегодня вечером?». Файка, не зная, кто подвернулся на этот раз, придумывала варианты: «Шарик надуваю. Стишок рассказываю. Твист танцую. На одной ножке прыгаю двадцать раз». Нэль досталось занятие «Считаю вслух ступеньки на лестнице».
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть … Пятнадцать! – послушно объявила она, поднявшись до площадки второго этажа и перегнувшись через перила.
– Отлично! – похвалила её Файка и объявила задание следующему фанту. – Станцевать танец живота!
– Герман Николаевич, прошу! – обрадовался кладовщик Панарин.
– Да не умею я! – запротестовал Герман, отмахиваясь от первых тактов билиданса.
– А вы повторяйте за мной! Желающие, присоединяйтесь! – пришла на помощь Файка, выскочила на середину зала и пошла вокруг Германа, поводя плечами и покачивая полными бёдрами. «Во даёт, подруга!», – в который раз за сегодняшний вечер восхитилась Нэль. Пышная Файка двигалась на удивление пластично и Герман, извлечённый на середину, перестал сопротивляться и поворачивался за Файкой, изображая нечто вроде лезгинки.
«Лысеет!» – заметила сверху Нэль аккуратную плешку на темноволосой макушке шефа. Оторвала взгляд от танцующей парочке и поискала взглядом Стаса. Нашла. Он шептал что-то на ушко Леночке, приобняв её ниже талии, а та слушала, обхватив Стаса руками за шею и спрятав голову на его груди.
Нэль почувствовала, как откуда-то из-под ложечки поднялась горячая волна и ударила в голову, заколотив молоточками в ушах и вскипев в глазах слезами. Что происходит, в конце концов? Почему Стас себя так ведёт? Почему он так демонстративно тискает эту девчонку? Даёт ей, Нэль, понять, что между ними всё кончено? Тогда почему в такой обидной форме? «Так, стоп, всё, успокоилась!» – приказала себе Нэль. «Тебе сколько лет? Сорок? Вот и нечего разводить сопли, как малолетка недоразвитая. Порадовал тебя мальчик пару месяцев – вот и молодец. Нашёл подружку себе под стать – совет да любовь». «Так он же замуж звал!» – робко возразило, откликнувшись на «совет да любовь», нечто из глубины сознания. «Как позвал, так и передумал. Не больно-то и хотелось», – подавила Нэль бунт в зародыше.
Самовнушение подёйствовало – глядеть в сторону сладкой парочки уже не хотелось, горячая волна ушла, оставив сильное желание закурить. Вообще-то Нэль не курила уже больше двенадцати лет – бросила, когда поняла, что беременна. И больше никогда не тянуло. А тут – захотелось. Надо выйти на крыльцо, подышать, может, отпустит.
На крыльце в жёлтом круге света от лампочки над входом курила Светлана, менеджер по кадрам, и Нэль, уловив запах дыма, не выдержала и попросила
– Свет, угости сигареткой!
– Нэль, а ты разве куришь? – удивилась та, зажав в пальцах остатки тонкой белой сигаретки. Сигаретка тлела возле локонов над ухом, и Нэль забеспокоилась, что Света опалит себе причёску.
– Вообще-то я бросила давно, но сейчас что-то так вдруг курить захотелось, сил нет терпеть, – объяснила Нэль, облокачиваясь на перильца крыльца.
– Это нервное, – догадалась Светлана, протягивая Нэль узкую бело-голубую пачку. – Из-за Стаса, что ли, переживаешь?
– При чём тут Стас? – замерла Нэль, потянувшись за сигаретой.
– Да мне показалось, у вас с ним было что-то. А сегодня он от Леночки не отходит, – Светлана сделала затяжку и красиво выпустила дым, вглядываясь в лицо Нэль.
– У меня? С ним? С какой стати? – изобразила изумление Нэль, внимательно рассматривая добытую из Светланиной пачки сигаретку. – А переживаю я за Ваську. Что-то она с глаз пропала, не пойму, куда делась.
– Она с нашим Кирюхой в коттедже в карты дуется, в «дурака», – махнула Света в сторону освещённых окон ближайшего коттеджа. – Я только что оттуда.
– А, хорошо, – кивнула Нэль и, покрутив ещё немного в пальцах сигарету, сообразила, чего ей не хватает. – Свет, а прикурить у тебя есть чем?
– Вот, – протянула Светлана золотистый патрончик зажигалки, и тут на крыльцо выглянул Иван.
– Светка, пошли танцевать, там медляки пошли!
«Всё-таки она заметила», – вздохнула Нэль, оставшись одна, зажала сигарету губами и чиркнула зажигалкой, добывая огонь. Как она со Стасом не маскировалась, Светлана всё-таки что-то углядела. Нэль поднесла язычок пламени к сигарете, затянулась, выдохнула и стукнула в сердцах о перильца кулаком с зажатой зажигалкой
– Пропади оно всё пропадом!
«Как скажешь!» – согласилась зажигалка, выскользнула из кулака и кувыркнулась вниз.
– Да ё-клмн! – свесилась Нэль с перил, отыскивая пропажу. Не хватало ещё потерять зажигалку жены начальника. А, вот она, поблескивает на граница света и тени, чуть-чуть не долетела до кустов!
Нэль сбежала вниз по ступенькам крыльца, подобрала зажигалку и спрятала её в кармашек джинсов. Сигарету она бросила где-то по дороге. Самое странное, курить уже не хотелось. То ли хватило одной затяжки, то ли подействовало маленькое приключение с зажигалкой.
– Слушай, Резвый, чего тебя тянет на баб дефективных, я в толк взять не могу? То к Нинэль нашей клеился, но тут хотя бы тётка симпатичная, хоть и в нафталине уже. А теперь с этой мышью хороводишься. Ну столько же не выпьешь, ни кожи ни рожи! Рыба варёная! – сказал на крыльце Борис, и Нэль замерла, боясь пошевелиться.
– Да хоть вяленая! Главное, с квартирой, пропиской и не замужем. И вряд ли выйдет, пока я не позову, – голос Стаса был пьяноват и самодоволен. Так, увидят они её сверху, или нет? И что делать, если увидят? Нэль, благодаря всех богов, что сидит за границей света, осторожно переместилась поближе к кустам.
– Не понял! Так ты что, ради прописки, что ли, стараешься? – Борис закурил что-то резкое, с крепким запахом.
– А ты думал, ради её свежих прыщей, что ли? Ты что куришь, «Беломор»? И мне дай. Ты сколько за свою комнату тётке отдаешь?
– Ну, четыре тысячи в месяц.
– Вот, и денег даже на приличные сигареты не остаётся!
– Не нравится, не ешь! – обиделся Борис. – На всё у меня хватает, я «Беломор» не от бедности курю!
– А я семь тыщ плачу за свою комнатку в девять метров и регулярно убираю блевотину за своими соседями. Пить ребята не умеют, а пытаются, – продолжал Стас. – Пока ты сюда на работу устроился, сколько раз тебя в прописку носом тыкали?
– Да ни разу не тыкали. Я сразу в «Эверест» позвонил, и взяли.
– Повезло, значит. А я месяц бегал по Москве. Как что поприличнее – прописку подавай. Увидят, что не московская – смотрят, как на жулика. Один козёл так и сказал – сопрёшь, мол, на фирме чего, я что, тебя в твоём Мухосранске разыскивать буду? Так что за работу я зацепился, спасибо Герману, взял, теперь за Москву цепляться буду. Женюсь, пропишусь, а там видно будет.
– Слушай, женишься-то ты на прописке, а спать-то всё равно с женой придётся. А если не сможешь? Если не встанет?
– Я, Борь, теперь всё смогу. А Леночка, кстати, не такая уж и противная, прыщи только на роже, я проверял!
– Ты что, успел…
–– Успел, успел! Проверено – мин нет! – захохотал Стас, и тут дверь открылась и чей-то пьяноватый голос, – кровь в ушах шумела так громко, что Нэль не разобрала, чей, – позвал.
– Эй, мужики, чё сачкуете? Там Герман тост говорит за процветание фирмы!
– Присоединяемся! – бодро откликнулся Стас, щелчком перебросил окурок через перила, и крыльцо опустело. Нэль смотрела на окурок у своих ног – он ещё тлел, едва мерцая пепельно-алым. Ей казалось, что это она тлеет. Это её душа мерцает последними алыми искрами. Нэль придавила окурок носком туфли и решила, что утром она уедет домой. Первой же электричкой.
Глава 7
Лестничная площадка пятого этажа была залита светом. Таким ярким, что можно было не только рассмотреть в подробностях перекладины чердачной лесенки, эдакой «шведской стенкой» торчащей у перил площадки и подпирающей чердачный люк, но и пересчитать все пятна на щербатом бетоне пола. На полу темнели четыре больших пятна, ещё одно, похожее на кляксу с потёками, красовалось на стене внизу, возле двери. Нэль озадаченно уставилась на кляксу – утром ничего такого не было! – и опять ощутила странный запах. Он был похож на тот, что она уловила полтора часа назад в темноте, только теперь запах был просто сладковатым, без горчинки. Отчего-то Нэль затошнило.
– Чем это пахнет? – спросила она, оглядываясь на Димыча, который стоял на две ступени ниже.
– Не знаю, – потянул он носом воздух и предположил, показав на пятно на стене – может, кровью?
– Ч-чем? – переспросила Нэль, привалилась плечом к лесенке и начала оседать на пол.
– Эй-эй, вы чего? – подхватил её Димыч, поглядел на побледневшее до зелени лицо и вздохнул.
– Понятно. Ну-ка, отвернитесь в другую сторону. А теперь осторожненько пошли вниз. Всё, мы ушли с площадки. Давайте-ка, вдох-выдох, медленно и глубоко. Ещё раз. Отпустило? Пошли дальше!
И он, крепко подхватив Нэль под локоть, повёл её вниз к своей квартире, следя, чтобы она не оступилась в растоптанных бабкиных тапках. В квартире сосед опять посадил её на венский стул на кухне и деловито предложил
– Ещё вискарика? Выпейте-выпейте, иначе не заснёте. А я пока пороюсь в шкафу, поищу вам что-нибудь переодеться.
– Спасибо, – пробормотала Нэль, борясь с тошнотой и головокружением. Мерзкий запах застрял в ноздрях и лёгких. – Халат мне найдите какой-нибудь. И щётку зубную, если получится.
Сосед кивнул и исчез, а Нэль, подумав, большими глотками, залпом, не дыша, проглотила виски. Всё, что налил ей Никодим, треть стакана. Выдохнула и закашлялась от перехватившего дыхание градуса. Сладковатая вонь улетучилась вместе с парами алкоголя, тошнота утопла в «огненной воде». Голова закружилась сильнее, но уже не унылым медленным вальсом, а шустрой каруселью с бубенцами. Боясь улететь, Нэль вцепилась в край стола, а потом положила на стол голову, повернув её на левое ухо. Теперь бубенцы звенели только в нём. Нэль стало любопытно, и она повернула голову на другую сторону. Бубенцы переселились в правое ухо.
– Вот, надеюсь, я угадал с вещами – сказал Димыч, и Нэль положила голову опять на левое ухо, чтобы видно было, откуда он говорит.
– Ага, вижу, вискарь действует! – сказал Димыч. Отсюда, со столешницы, он выглядел очень забавно – высоченный, как дядя Степа и небритый, как чеченский террорист. В руках он держал какую-то цветастую тряпку.
– Дядя Стёпа-террорист, – сказала Нэль и закрыла глаза.
– Нет-нет, не засыпайте, переоденьтесь сначала! – затормошил её «дядя Стёпа», подавая тряпку, оказавшуюся халатом. И она послушно пошла в комнату, сняла блузку и юбку, завернулась в халат, улеглась куда-то и блаженно вытянулась под одеялом.
– Кто бы мог подумать, что вас так развезёт, – сказал мужской голос, и это было последнее, что Нэль услышала.
**
За несколько часов до происшествия
От мелькания красок, бликов и лиц до сих пор рябило в глазах. Стоило только зажмуриться, расслабившись в вагоне метро в попытке передохнуть, пока поезд тащится от «Александровского сада» до «Кунцевской», как все эти автомобили, транспаранты, шары и девочки-промоутеры вновь замелькали пёстрым калейдоскопом, а в голове закрутилась привязавшаяся джазовая пьеска.
Да, нелегко ей далась эта выставка, то ещё боевое крещение. С организаторами за место поспорить: «Если суёте нас в этот закуток, куда, хорошо, если каждый десятый посетитель доберётся, то давайте скидку в полцены. А за те деньги, что просите, будьте любезны найти нам место во второй линии!». Сувениры и листовки для раздачи получить: « Ну, Кислицин! В офисе – шик, блеск, красота, а на производстве, как за заказом приехала – сначала жди, пока кладовщик с обеда вернётся, потом – пока твои коробки в куче остальных отыщут, потом – пока поддатый грузчик перетащит их в твою машину с третьего этажа по узкой лестнице. Три часа потеряла на выдаче!» Промоутеров собрать и проинструктировать: «Что-то ребята из промо-агентства загнули, заломили несусветную цену, по четыреста пятьдесят рублей в час за промоутера. Пять человек да по пять часов да на четыре дня – полторы тысячи долларов вынь да полож. Это когда само агентство, видно по вакансиям, платит своим промоутерам по сто двадцать рублей в час. Хорошо, Файка подсказала позвать студенток из Алькиной группы – и девчонки рады поработать, и согласились на сто пятьдесят рублей в час».
Проследить, как соберут стенд, получить пропуск на машину и завезти всё необходимое выставочное барахло (прайсы сюда, листовки туда, брелки с ручками здесь, главное, не забыть, где что лежит!), отыскать ошибку в модуле «Эвереста», для выставочного каталога за десять дней до выставки (хорошо, организаторы ещё не успели каталог в типографию отправить!) и вспомнить о визитках для менеджеров за два дня до выставки (как хорошо, что на «цифре» можно всё сделать за день и бегать не надо – с курьером пришлют!) – всем этим хлопотам, нестыковкам и беготне Нэль отдалась полностью и без остатка. Так, чтобы не оставалось ни времени, ни желания думать о подслушанном в «Боровичке» разговоре. Да и что тут думать? Мальчик хотел получить жильё и прописку и готов был прихватить Нэль в нагрузку. Оттого и старался, и замуж звал. А когда увидел жильё воочию и понял, что кроме Нэль в нагрузку прилагаются ещё её мама и её дочка, передумал. Теперь проворачивает эту же комбинацию с Леночкой. Бог ему судья, и хватит об этом думать, себя изводить.
Единственным человеком, кому Нэль рассказала всё, как есть, стала Файка. Подруга умела влезть в душу, да и вряд ли бы получилось отмолчаться. В ту злополучную ночь Нэль проворочалась до рассвета на казённой кровати, с рассветом уснула и увидела во сне, что она – бледная моль, стряхивающая с белёсых крыльев россыпи нафталина. Проснулась в семь часов совершенно разбитая, засобиралась, стала осторожно, чтобы не разбудить Файку и Таню с Дашей, поднимать дочь. Васька отбрыкивалась, мычала и укрывалась с головой – улеглась она часа в два, всё никак не хотела расставаться с Кирюшкой. В итоге первой проснулась Файка, и услышав, что Нэль хочет уехать, потребовала объяснений. Пришлось искать укромное местечко среди утренних сосен и рассказывать обо всём дрожащим от обиды и близких слёз голосом. О том, что мать допекла своими придирками и капризами и её, и Ваську, даже домой не хочется возвращаться иной раз. Было бы три комнаты, по одной на каждую, а так… О том, что работы такой вал – только на сон время и остаётся. О том, что Стасу она, оказывается, нужна была не как женщина, а как жилплощадь с пропиской. Ну всё, всё против неё, что за жизнь беспросветная! На днях в электричке цыганка приставала, еле отделалась! Сглазила её, наверное, всё-таки разревелась Нэль.
– В общем, так, – подытожила список её бед Файка, подавая пакетик с бумажными носовыми платками, – с понедельника живёшь у меня!
– То есть? – печально высморкалась Нэль.
– То и есть. Собирай вещички и переселяйся, пока твоя суета с выставкой не закончится. Хотя бы время на дорогу тратить не придётся. И от мамы своей отдохнёшь, и Васька поживёт в отдельной комнате.
– Так у тебя же Алька!
– Алька завтра на две недели в Румынию уезжает, у них там какой-то студенческий обмен. Так что поживём с тобой вдовеем, приглашаю!
– Ладно, – улыбнулась Нэль. Жить с Файкой – это выход. И от мыслей печальных отвлечётся, и пару часов, что уходили на дорогу в Одинцово и обратно, сэкономит.
– А насчёт Стаса – плюнь и разотри. Это не он – это ты разорвала с ним отношения. Так и думай, – поставила Файка точку. – А Ваську оставь со мной, нечего девчонку из-за козла эдакого свежего воздуха лишать, пусть отдыхает. А я тут вместо тебя за народом присмотрю. Скажу, что у матери твоей с сердцем плохо стало, дай ей Бог здоровья, потому ты и уехала. А Ваську я привезу послезавтра, обещаю. Заодно и квартиру твою посмотрю. А этого Стаса, Казанову доморощенного, нужно просто выбросить из головы.
Выкинуть Стаса из сердца и головы у Нэль почти получилось, особенно на выставочной неделе. Если накануне они нет-нет да и пересекались (Лицо – кирпичом, голос – ровный, сердце, не частить!), то на выставке Стас не работал, остался в офисе, глаза не мозолил. От Нэль автомобильная выставка потребовала максимум сил и внимания: проследить, чтобы девчонки-промоутеры раздавали листовки у входа и на ключевых перекрёстках (Девочки, бабулькам с авоськами, которые пришли сюда собирать сувениры, листовки не давать, выкинут), очаровать потенциальных клиентов, обменяться с ними визитками в знак будущих контактов (Вы можете сейчас решить основные вопросы с нашими менеджерами, после выставки можете подъехать к нам в офис, вот наш адрес в сети, списки продукции обновляем каждое утро), выслушать очередного рекламного агента, зазывающего дать исключительно эффективную рекламу в их исключительно читаемом журнале (Про пятитысячный тираж явно врёт, от силы тысяча, фото ворованные из Интернета, тексты тоже. Вот тебе моя визитка, милый, иди с Богом, потом поговорим, если время будет.) И так – четвёртый день подряд, да под звуки диксиленда, который целыми днями играет на стенде с «Рено». Не мудрено, что у неё теперь мельтешня перед глазами и полный джаз в голове.
Хорошо, хоть сегодня после обеда удалось улизнуть из «Экспоцентра», оставить всё на Виктора. Всё равно уже выставка на спад пошла, народу меньше стало, он и сам прекрасно справится. А у неё в офисе наверняка скопилась прорва дел.
Так и есть – все скопившиеся дела семафорили цветными записками-наклейками на мониторе, аж с порога видно. Секретарь Леночка, наверное, старалась, записочки писала, радовалась лишнему поводу к ним в комнату зайти, со Стасом повидаться. Сидит, вон, уткнулся в свой монитор.
– Привет! – бросила на ходу Нэль Стасу (Мне нет никакого дела до него, мы просто коллеги), села в своё кресло и с подчёркнутой деловитостью принялась изучать записки. Так, кто ей звонил, пока она на выставке пропадала? Дизайнер из Файкиного агентства по поводу нового сайта, какой-то Михаил из автомобильного журнала по поводу рекламы и с приглашением на презентацию, Вадим Кислицын по поводу сувенирки. А этому чего надо? Извиниться, что ли, хочет за плохую работу коллег с производства?
– Алло, Вадим? Это Пырикова из «Эвереста», вы просили перезвонить.
– Здравствуйте, Нинель Васильевна. Я хотел поговорить с вами о заказе к Новому году. Вам ведь наверняка потребуются календари, ежедневники, подарки деловым партнёрам. Мы можем вам помочь. В высоком качестве нашей продукции вы уже имели возможность убедиться…
– Имела, да, три часа получала ручки с футболками, зажигалки еле отыскались, десяти антистрессов не хватило! – вспылила Нэль. Нет, ну что за нахальство! Скидку не дал, извиняться и не думает – предлагает продолжить!
– Нинель Васильевна, это недоразумение, досадный технический сбой, – Вадим тоже сбился с покровительственно-вальяжного тона на увещевательно-раздражённый. Мол, чего капризничаешь, сделали же. – Тем не менее мы всё сделали в срок и с надлежащим качеством!
– Да, Вадим, не смею спорить, сделали вы всё в срок. А насчёт качества не уверена – я только что с выставки, посмотрела на сувениры у соседей, сравнила и пока не готова размещать следующий заказ у вас. Я должна подумать, я перезвоню. Всего доброго, – вежливо попрощалась Нэль.
– Нэль, ты что, не хочешь больше работать с Кислициным? – спросил Стас у неё за спиной, и Нэль срочно закопалась в сумочке и ответила, не оборачиваясь
– Да, я хочу устроить нечто вроде конкурса между агентствами. Я на выставке посмотрела, у ребят ручки получше наших и брелки не пластик, а металл, и футболки с полноцветной запечаткой, а не с одним цветом, как у нас. Партии сравнимы, а по деньгам, я спрашивала, гораздо меньше нашего получилось. Так что я, наверное, позвоню в это агентство, пусть они мне новогодний заказ посчитают. А то у твоего Кислицина аппетит слишком хороший, цены задирает и скидки не даёт, никакой экономии.
– Да что ты, как помешалась на этой экономии!!! – голос Стаса прозвучал совсем рядом за её спиной, и Нэль замерла над своей сумочкой. – Твои деньги, что ли? Я в прошлый год у них сувенирку заказывал, Германа с Иваном всё устроило, в этот раз прошло без претензий. Чем тебя Кислицын не устраивает?!
– А тебя чем он так устраивает, что ты орёшь на меня? – оторвалась-таки Нэль от сумочки и развернулась на стуле к Стасу. Заставила себя взглянуть в его раскрасневшееся лицо и уловила, как метнулись в сторону светло-серые глаза.
– А то, что у нас уже налажены с ним контакты, проверено качество работы, а ты из-за своей экономии хочешь поставить себя под удар, – заставил себя успокоиться Стас и присел на угол её стола. – Я ведь о тебе беспокоюсь, Нэль.
– О Леночке своей беспокойся! – вырвалось у Нэль. Нет, это выше её сил – быть так близко от него и слышать знакомые ласковые интонации.
– Ты что, ревнуешь? Глупышка! А я-то думаю, отчего ты на меня дуешься? – Стас потянулся взять её за руку, но Нэль, оттолкнувшись от пола, отъехала на кресле в сторону – удобная штука, колёсики – и резко поднялась с места.
– Стас, ты не мог бы слезть с моего стола? У меня очень много дел, я должна посмотреть почту и сделать важные звонки. Ты мне мешаешь!
– Мешаю, значит? Ну-ну, – прищурился Стас и поднялся с её стола. Уселся на место, но Нэль всё время, пока просматривала входящие письма в своей почте, спиной чувствовала его взгляд. Высидеть так ещё два часа? Нет, это вряд ли. Сердце колотится, пальцы дрожат, а шею чуть ли не судорогой сводит от желания оглянуться. Бежать надо из офиса, бежать! О, а вот и повод! Приглашение на презентацию журнала, очень кстати. С журналистами надо дружить. Распечатаем.
– Леночка, это моё! – хотя Нэль и поспешила скорее выйти в приёмную, где стоял общий сетевой принтер, но Леночка уже крутила в руках бумажку с приглашением.
– Презентация в «Редиссон-Славянской»? Круто! А что это за журнал такой, «Автовираж», я не слышала? – секретарша посмотрела на Нэль с легкой завистью.
– Это новый журнал, они недавно открылись и приглашают гостей. Герман в отпуске, Иван на такие тусовки не ходит, так что я пойду с ними знакомиться от лица нашей компании.
– Прямо так? – с сомнением спросила Леночка, и Нэль взглянула на себя её глазами. Серый крапчатый жакет, такие же брюки, серая водолазка с высоким воротом, ботинки на удобном низком каблуке. По выставке бегать, когда по восемь часов на ногах, самое то. А на фуршет идти… Надо бы переодеться. А заскочит-ка она домой, в смысле, в Файкину квартиру. Тут ведь недалеко. Они всё собирались в театр сходить, Нэль ради такого случая из Одинцова свой парадный наряд привезла – бледно-фисташковый топ, чёрную стильную юбку и короткий тёмно-зелёный жакет – и сапожки купила на высокой шпильке. В театр не выбрались – Файка вдруг укатила в Египет на неделю – наряд валяется без дела. Вот и обновит.
– Ты права, пойду, переоденусь.
– А вы успеете в своё Одинцово?
– А я сейчас рядышком живу, у подруги. Леночка, если кто спросит, я на презентации, если что срочное, пусть звонят на мобильный, хорошо? А если не очень срочное, запиши, ладно? Кстати, спасибо за записки на мониторе, ты мне очень помогла, – благодарно улыбнулась секретарше Нэль, и та, вспыхнув (о чём вспомнила, интересно?), кивнула – запишу.
С презентацией, за которую Нэль схватилась, как за спасительную соломинку, лишь бы удрать из офиса и не сидеть весь вечер одной в квартире, ей неожиданно повезло. «Автовираж» оказался толковым журналом, команда, его запустившая, профессиональной, реклама, по случаю старта, недорогой. Журнал сумел организовать приличный фуршет, живую музыку и собрать довольно интересных директоров по рекламе из автосалонов. Михаил, приславший ей приглашение и оказавшийся «пиарщиком», взял её под своё покровительство и знакомил с народом. То ли разгон сказался, что Нэль получила за четыре дня выставочного марафона, то ли настрой, который она вдруг поймала, переодевшись в стильный шёлк и встав на шпильки, но чувствовала она себя лёгкой, энергичной, деловой и… интересной. И Нэль сама не заметила как пролетело время, общаясь, договариваясь, развлекаясь и обрастая нужными знакомствами. Успех оказался даже несколько чрезмерным. Спохватившись после одиннадцати, что ей рано вставать и надо бы поберечь силы для завтрашнего, последнего, дня выставки, она еле отвязалась от многочисленных провожатых. Ну, ладно, пусть Михаил, пусть ещё один «пиарщик», из «Автотюнинга», и директор по рекламе из «Автолэнда» предложили её подвезти больше из вежливости, но коммерческий директор из «Вольво-сервиса» явно напрашивался на продолжение банкета! Продолжения не хотелось, и Нэль, соврав, что за ней заедут, сбежала от провожатых на автобусную остановку. С транспортом ей сегодня тоже везло – почти сразу приехал двести сороковой автобус, и теперь Нэль ехала в почти пустом салоне, поглядывала в окно на яркие огни Кутузовского проспекта, перебирала в памяти события вечера и улыбалась. Хорошо, что она пошла на эту презентацию. И с людьми интересными познакомилась. И Стаса окончательно выкинула из головы. За весь вечер ни разу о нём не вспомнила.
«Сво-бо-ду по-пу-га-ям!», – потребовал мобильник. «Вот тебе и не вспомнила. Лёгок на помине», – поглядела на определитель номера Нэль.
– Да, Стас, я тебя слушаю.
– Нэль, мне обязательно нужно с тобой поговорить. У нас с тобой всё как-то неправильно получилось.
– А по-моему у нас всё получилось правильно. Давай прекратим наши отношения.
– Нэль, я не пойму, что случилось? Почему ты избегаешь меня, не хочешь разговаривать? Если ты из-за Леночки…
– Стас, остановись. Я слышала твой разговор с Борисом на крыльце на базе отдыха. Странно, что ты меня не заметил, ведь от меня за версту воняло нафталином.
– Чем воняло? Нэль, я пьяный был. Я почти не помню, что я тогда наговорил.
– Зато я помню. Стас, не старайся, продолжения не будет.
– Ладно, как хочешь, но у меня к тебе всё равно есть разговор. Деловой. Финансовый. Давай, я к тебе зайду.
– Стас, я не хочу вести с тобой никаких разговоров вне офиса. Ни личных, ни финансовых, ни деловых. Спокойной ночи.
Нэль выключила трубку и закрыла глаза. От лёгкости и хорошего настроения почти ничего не осталось, в груди колотилось сердце, отдаваясь в висках.
«Всё, хватит, кончено. Что было – быльём поросло», – приказала себе Нэль, шагая к дому. Отныне – никакого сердцебиения и смущения. Стас – один из многих. Такой, как Борис. Или Витька. Или Герман. При виде Германа у неё же сердце не трепыхается? Вот и при виде Стаса пусть ведёт себя так же. В конце-концов, она научилась уже держать себя с мужчинами. Вон, этот, как его, коммерческий директор из «Вольво-сервиса», комплиментами её засыпал, ручки целовал, и ничего, не сомлела.
Хорошее настроение вернулось, Нэль остановилась у входа в подъезд и тихонько хихикнула. Вот бы Файка подслушала эти её мысли! Ещё в июне она сторонилась мужчин, а теперь выслушивает комплименты, как должное, и сбегает от назойливых ухажёров. Хорошо Файке сейчас, в тёплом море плещется. Всё-таки заполошная она, раз-два, подхватилась, ускакала в свою Хургаду. Путёвку ей предложили горящую, повезло. Интересно, как она прокомментирует её сегодняшние похождения? Наверное, напомнит то их июньское гадание на бланманже, когда Нэль сболтнула, что готова впустить в свою жизнь мужчину. Вот, впустила, расхлёбывай теперь. Пропади он пропадом, этот Стас, как о нём забыть, если он будет торчать в офисе за её спиной? Разговор у него деловой, видишь ли. В другой кабинет, что ли, попроситься?
Нэль вздохнула, представив, каких душевных сил потребует теперь от неё работа в отделе, остановилась перед тёмным пролётом и поглядела вверх по лестнице. Так, и на четвёртом темень, и на пятом этаже тоже темно. Руки бы повыдергать этому остолопу! И она осторожно пошла вверх, придерживаясь рукою за стенку.
Часть 2
Никодим
Глава 8
Женщина в соседней комнате завозилась и забормотала что-то неразборчивое. Ну, чумовая тётка! Свалилась на него, как снег на голову с этим своим «трупом». Никодим повернулся на другой бок – бесполезно, сна как не было, так и нет. Неожиданное происшествие его не то чтобы потрясло – вырвало из мутной тяжести, в которой он прожил последние пару недель. Окровавленный мужик, лежащий ничком на полу (правильно он придумал накрыть его бабулиной простынёй, всё не так жутко было караулить), перепуганная соседка на одном каблуке, вусмерть упившаяся полстаканом виски (кто же думал, что её так развезёт, совсем пить не умеет), яркий свет на площадке вместо обещанной тьмы и острое чувство смертельной, чудом разминувшейся с ним опасности… Этого коктейля эмоций и впечатлений хватило с избытком, чтобы он перестал мучиться заевшим, как старая пластинка, вопросом: «Почему она это сделела?»
Сейчас, когда суматоха улеглась, мужика с площадки увезла «скорая», а чумовая соседка Нинэль что-то бормотала во сне в соседней комнате, вопрос вернулся, и Никодим в который раз спросил, как будто Лёля могла его услышать
– Лёлька, зачем ты это сделала? Зачем ты его убила?
«Или её», – мелькнула следом мысль, впрочем, уже не вызывая той глухой суицидной тоски, которую он так старательно топил в спиртном почти две недели. Теперь и вопрос, и мысль откликнулись обидой, недоумением, горечью, – чувствами безрадостными, но живыми. «Может быть, я дефективный какой, раз с бабами у меня так получается?» – этот вопрос родился впервые, и Никодим зацепился за него, подбирая ответ. М-да, если со стороны посмотреть, то он – тот ещё ходок. Три жены, сплошные штампы в паспорте. А если разобраться, то настоящая жена у него одна – Лёлька. Была…
Танюшка – та за него замуж на спор вышла. У них на экономическом в группе всего три парня были – он, узбек Расул и Павлик-Камбала. Остальные пятнадцать человек –девчонки. Рыхлого одышливого Павлика в очках с линзами плюс восемь, в которых как за стеклом аквариума плавали огромные желтоватые рыбы-глаза и рябого темнолицего узбека, с трудом изъясняющегося по-русски, девчонки за мужчин не держали – так, нечто среднее, средний род. А вот вокруг Никодима, высокого, поджарого и невредного, затеяли возню и хороводы. Тот, надо отдать ему должное, головы не потерял. Во-первых, сказались бабулины уроки – «Никодим, не тот мужчина, кто на каждую юбку бросается, а тот, кто может взять на себя ответственность за любимую женщину. Мы с твоим дедом двадцать лет душа в душу прожили, ты весь в него, не теряй головы, умей ставить цели!». Во-вторых, переизбыток девушек нейтрализовал любое вожделение. Это ведь, пока думаешь о персике – слюни текут, а посади тебя в персиковый сад – объешься и пинать будешь эти персики, чтобы ходить не мешали.
Никодим не то, чтобы объелся – реагировать перестал на флирт и заигрывания. Улыбался девчонкам, с курсовыми помогал, брал для них без очереди пирожки в буфете – при его росте-то, протянул руку над головами, и пожалуйста. И больше – ни-ни. Учиться он сюда пришёл, а не любовь крутить. Девчонки этот его настрой не сразу, но уловили, и где-то через полгода хороводы прекратились. Никодим стал как бы общей подружкой, с которой и посоветоваться можно при случае, и на жизнь пожаловаться, поплакаться в жилетку. Жилеткой Никодим поработал до третьего курса, а потом в его жизни случилась Танюшка. Она перевелась в их институт из Питера, пришла в группу, увидела Никодима и изумилась: такой фактурный парень, а на девчонок не реагирует.
«Я думала, что ты либо педик, либо импотент!» – призналась она ему в первый же вечер, когда у них всё случилось. Случилось исключительно по Танюшкиной инициативе: день рождения, приходите все в гости, выпьем за знакомство. Димыч, ты не мог бы мне помочь, в спальне пульт от телевизора за кровать завалился, никак не достану, нужно отодвинуть. И он, как последний осёл, потопал в эту спальню и минут пять ёрзал коленками по кровати, выглядывая пульт за высоким изголовьем. И минуты две не мог понять, что происходит, когда Танюшка обняла его сзади, прижалась к спине упругой грудью, забралась ладошками ему под рубашку и стала водить ноготками по моментально запупырившемуся животу.
В том, что происходит, организм разобрался быстрее разума и охотно откликнулся на призыв. Разум включился после откровений про педика-импотента, вместе с ним возникло чувство ответственности, и Никодим позвал Танюшку замуж. На их свадьбе гуляла вся группа, его фамилию – Димыч, милый, ну кто же в здравом уме будет менять фамилию Истомина на Пырикову! – Танюшка брать не захотела. Как чувствовала, что их семейная жизнь сдуется за три месяца – Димыч, милый, ты замечательный человек, но мне нужен муж, муж, а не подружка! – и избегала лишних хлопот с документами. Развели их быстро.
Вторая жена у него случилась через шесть лет. Ангелина была старше на пятнадцать лет, и брак у них был фиктивный. Ангелину где-то откопала бабуля, она была какой-то провинциальной родственницей бабулиной приятельницы из клуба ветеранов. Ангелине нужна была работа в Москве, без московской прописки на работу не брали, чтобы получить прописку, требовался муж-москвич. Никодиму было всё равно, других невест в ближайшей перспективе не наблюдалось, за услугу Ангелина платила долларами, и он согласился поставить подпись в свидетельстве о браке и в заявлении в паспортный стол: «Прошу прописать на принадлежащей мне жилплощади мою супругу Ахметшину Ангелину Михайловну». Его фамилию фиктивная супруга брать не стала.
Как ни странно, но этот брак продлился почти десять лет. Ангелина жила у бабули, исправно носила ей деньги, бабуля аккуратно складывала их «на чёрный день» – это были их взаимные дела, которые Никодима совершенно не касались. И штамп в паспорте ему совершенно не мешал – ближе к сорока годам, после переезда родителей из Москвы, он превратился в закоренелого холостяка, научился ценить одиночество и менять этот образ жизни совершенно не собирался. А зачем? Стирать-убирать ему не в лом, готовить сам умеет, а женщины – после брака с Танюшкой Никодим стал менее щепетильно относится к своей личной жизни – и так в гости приходят. Ладить он с ними умеет, никто на него не обижается, но выдержать чужое присутствие в доме дольше двух дней он физически не в состоянии. Так что, чуть что – извини, родная, я женат, могу предложить только дружбу.
А потом в его жизнь вошла Лёлька. Вернее, в машину села. Маленькая, промокшая, похожая на котёнка, выловленного из лужи. Никодим пацаном таких подкидышей в дом перетаскал уйму. Не мог спокойно смотреть на брошенных котят. Носил их к бабуле – мать брезговала блохастыми зверятами. А бабуля спокойно реагировала, когда он притаскивал к ней в квартиру очередного котёнка, мыла его, выводила блох и искала «добрые руки». Последнего такого блохастика Никодим подобрал уже взрослым, переубедил родителей, и оставил кота у себя. Через полгода из тощего задохлика вырос Сёма – роскошный пушистый кот сибирского вида.
В тот день, когда он встретил Лёльку, над Москвой разразилась небывалая гроза с потрясающим ливнем. Лило, как в тропиках – стена воды. И когда Никодим увидел, как в этих струях мокнет на остановке девчонка-подросток: майка облепила маленькую грудь, юбка прильнула к коленкам, волосы обвисли мокрыми прядями, – он не выдержал, притормозил и спросил, куда её отвезти.
Оказалось, что в Лефортово. Пока вёз эту пигалицу через весь город, включив печку на максимальный обогрев, она обсохла, мокрые прядки превратились в пушистые спиральки и, поглядывая искоса на молчаливую спутницу, – на Никодима вдруг напала болтливость, и он всю дорогу рассуждал о капризах погоды и о пользе малины и мёда для профилактики простуды – он понял, что это не девчонка-котёнок, а взрослая женщина. Просто хрупкая, как подросток. Травести.
Такой же травести оказалась и мама Лёльки, Ирина Алексеевна. Ирина Алексеевна работала в библиотечном коллекторе, а с Лёлькиным амплуа Никодим точно угадал – она делала актёрскую карьеру. Лёлька была на двенадцать лет моложе Никодима, пять лет назад окончила «Щуку» и мечтала о славе. Пока её карьера не очень складывалась: роли второго плана в трёх постановках, четыре рекламных ролика на телевидении «вживую» и бесконечная череда дубляжей тех же роликов, сериалов и мультиков. Дубляжами, собственно, Лёлька и кормилась – у неё был потрясающе пластичный голос, в ней будто сидели три человека: коварная старуха, нежная красотка и мальчишка-сорванец. Кто-нибудь из них обязательно требовался, нередко, что и все трое сразу. Работа за кадром давала Лёльке и на хлеб, и на масло. Но Лёльке нужны были медные трубы. Причём не театральные – она хотела в кадр. Роль она хотела в кино. Или хотя бы в сериале. Но режиссёры выбирали других актрис – роскошных, фактурных, с модельной внешностью. А Лёльку звали на дубляжи, говорить за таких же, но иностранных красоток сексуальным нежным голосом.
Никодим Лёлькиных метаний не понимал, хотя и сочувствовал. На его разумение, всё у Лёльки было в порядке – работа есть, муж теперь тоже есть, мама здорова, сама не болеет. А слава… Зачем она ей? Чтобы на улице узнавали, и всякие папарацци по пятам бегали а потом в газетах бред писали? «Известная актриса Людмила Звягинцева (его фамилию она брать не захотела – разве может актриса носить фамилию Пырикова?) замечена в компании неизвестного брюнета»! Блажь это всё. Пустое. Родить ей надо, и всё пройдёт.
На третьем году их брака разговоры про «родить» возникали всё чаще. Никодим теперь уже не намекал насчёт ребёнка – просил открытым текстом. Не молоденький ведь, сорок лет уже. Дом, можно сказать, построил – добавил же родителям денег, когда они купили домик в Ставрополье и переехали туда, прихватив Сёму, а ему эту квартиру оставили. Деревьев штук пять высадил – персиков, черешен и абрикосов на ставропольском участке приусадебном. Осталось родить сына. Или дочку, такую же как мама, маленькую синеглазку с пепельными пушистыми кудряшками. Да и Лёльке уже двадцать восемь лет, куда уж тянуть, пора.
Лёлька сначала от этих разговоров отмахивалась – успею! Потом злилась – да не могу я рисковать карьерой, как ты не понимаешь! Потом сдалась – ладно, если через полгода ничего не изменится, прекращаю предохраняться. Тёща, Ирина Алексеевна, в их диспутах не участвовала – во-первых, жила отдельно, во-вторых взяла за правило не вмешиваться в их семейную жизнь. Но Никодим был почему-то уверен, что она на его стороне. Что она хочет внуков не меньше, чем он – детей, и вместе с ним ждёт, когда инстинкт материнства перевесит Лёлькин карьеризм.
А пару месяцев назад Лёльку позвали в сериал на главную роль. Эдакая девчонка-сорванец, которая через двадцать серий расцветает и превращается в роковую стерву. На роковую стерву Лёлька не была похожа ни капельки, но режиссёр почему-то выбрал её, и Димыч, хоть и радовался за жену, вздыхал украдкой, что беременность опять откладывается. «Ника, отснимусь и рожу тебе сразу двойню, обещаю!» – тормошила его счастливая Лёлька, и Никодим соглашался ждать. И дождался.
«Бабуля, бабуля, как же не вовремя ты умерла», – вздохнул Никодим, поворачиваясь на спину и закладывая руки за голову. Была бы жива, разве позволила бы ему сорваться в недельный запой? Нашла бы такие слова, что пробили бы тоску, разогнали муть в голове и дали волю жить дальше. Умерла бабуля почти полгода назад, легко, в одночасье – утром не проснулась, сердце остановилось во сне. Соседки на похоронах шептались, что так Господь только светлые души прибирает. Никодим с ними соглашался – и душа у бабули была светлая, и разум ясный до последних дней. Правда характер – тот ещё, если что не по ней – молчать не будет, выскажет.
– Бабуль, как мне жить теперь, а? – прошептал он в темноту.
«А так и живи. Лёльку прости и отпусти, не твоя она женщина. Сопли подбери, пьянство прекрати, если хочешь детей здоровых. И принимай всё, что Бог пошлёт», – будто прозвучало у него в голове, и Никодим тихо засмеялся. Ну, бабуля, будто с того света с ним разговаривает. Да, именно так она бы и сказала, будь она здесь. Всё-таки восемьдесят три года прожила, многое повидала. Мудрая была женщина. И. как всегда, оказалась бы права. Он с этим своим запоем дров и так наломал: на работу подрядился, а не выполнил. Деньги до сих пор не нашёл.
– Стас, всё кончено, я хочу, чтобы ты исчез! – отчётливо сказала женщина в соседней комнате, и Никодим приподнялся на локте. Вон как её тряхнуло, во сне разговаривает. Интересно, кто он ей, этот Стас? Просто коллега? Или любовник? Коллега на ночь глядя в гости не заявится, любовник, наверное. А если предположить, что это она его… того? Он ей, допустим, изменил, она его грохнула, потом вниз побежала, в дверь специально стукнула, чтобы кто-нибудь вышел и алиби её подтвердил. Про темноту на площадке набрехала, чтобы запутать следствие. А пистолет – Никодим вспомнил сумочку, куда вряд ли бы влезло что-либо крупнее мобильника и кошелька – а пистолет на месте преступления бросила! Интересно, следователь уже придумал такую версию, или это только он такой сообразительный? М-да, про пистолет соображать – это ты, братец горазд. Лучше сообрази, куда деньги утекли.
– Стас, я моль, а ты козёл. Какие тут могут быть отношения? – спросила за стеной Нэль, и Никодим согласился – никаких. В одну телегу впрясть неможно козла и трепетную моль. В смысле, впрячь неможно. В смысле, прячь пистолет, не прячь, а выстрел он бы услышал. В смысле, не могла она… Мысли спутались, смысл потерялся окончательно, и Никодим заснул. Впервые за две недели – не провалился в душную яму алкогольного кошмара, а заснул лёгким сном без сновидений.
Проснулся он в семь утра, с ясной головой и странным ощущением. Таким, будто в жизни его закончилась какая-то глупая, пустая, никчёмная полоса, а теперь вот-вот начнётся полоса другая – важная, судьбоносная, основная. Как ему сказала бабуля? Принимай всё, что Бог пошлёт? Интересно, а Нинель эту, однофамилицу, ему тоже Бог послал? Никодим вспомнил свои полусонные мысли про версию, что это она стреляла, усмехнулся, осторожно подошёл к дверному проёму смежной комнаты и заглянул в приоткрытую дверь. Женщина спала, положив ладошку под щёку и высунув из-под одеяла длинную гладкую ногу, голубоватую в свете уличных фонарей. На убийцу она была похожа меньше всего. А больше всего – посмотрел Никодим на ершистые пряди надо лбом, на потёки туши под глазами, на сонные губы, размякшие, как у ребёнка – больше всего она была похожа на обиженного подростка.
Её ресницы затрепетали, и Никодим поспешно спрятался за дверью. Не хватало ещё прослыть вуайеристом, любителем подглядывать за спящими дамочками. Пойдёт-ка он лучше завтраком займётся. Что там у нас осталось? – провёл он быструю ревизию холодильника. Полбанки шпрот и зелёная корочка сыра. Можно сказать, ничего. Ладно, до «Перекрёстка» три шага, сгоняет по-быстрому. Вряд ли она проснётся раньше восьми.
Нэль проснулась в полдевятого и первых минут пять не могла сообразить, где она. В Файкиной квартире? Это вряд ли, – уткнулась Нэль взглядом в шерстяной ковёр на стене. Узоры на ковре напоминали ромбы в причудливых вишнёвых и бежевых загогулинах. Нэль повернулась на другой бок и обвела взглядом комнату: полированный шифоньер, полки с книгами, слегка облезлый письменный стол, как ни странно – компьютер. На окнах – лёгкие бежевые занавески в вишнёвых ромбах. Так где же она? Нэль встала с кровати – спит в чужом халате, час от часу не легче – выглянула в окно. За окном открывался знакомый вид – соседний дом, выходящий другими окнами на Кутузовский проспект. Так, окна Файкиной квартиры выходят на другую сторону, но дом тот же. А квартира? Нэль повернулась к книжным полкам и пробежала взглядом по корешкам. Основы бухучёта, учебник по ценным бумагам, подшивка журнала «Рынок ценных бумаг» за прошлый год, книжка «Паевые фонды: современный подход к управлению деньгами». Интересно, к какому такому брокеру её занесло?
Нэль поймала своё отражение в мониторе компьютера и вспомнила: она у соседа-однофомильца. Это – квартира его бабки. А вчера возле Файкиной квартиры убили Стаса. И ей скоро идти к следователю. Интересно, а он починил ей каблук, как обещал? Она резко села в постели и охнула – голову будто обхватило колючей верёвкой.
Глава 9.
Головная боль усиливалась. Она будто поджидала, когда Нель про всё вспомнит, а как дождалась, так и накинулась, заявив о себе тупой ломотой во лбу и висках. Что ж такое, неужели похмелье? Нэль аккуратно присела на край кровати и осторожно помассировала виски. И как она в таком состоянии будет со следователем разговаривать? И в таком виде? А в каком, кстати, виде? Ещё раз поискав зеркало в комнате, Нэль, на удачу, открыла дверки шкафа и нашла. Мутноватое стекло отражало только голову и плечи, но и этого Нель хватило с лихвой: волосы торчком, глаза заплыли и больные, рот пересох. Ну и чучело! Ей бы по-хорошему под душ сейчас и чаю с лимоном. Здесь, в чужой квартире при чужом мужике, как-то неловко лахудрой бегать и в ванну лезть. Пойти, что ли, домой, помыться? Нэль представила, как открывает дверь, рядом с которой темнеет пятно, оставленное раненым Стасом, как стоит под душем – голая, уязвимая, совершенно одна – и её затрясло. Уже не вспоминая о приличиях, она метнулась в ванную, – слава Богу, хозяин на кухне, не увидел! – встала под душ и пустила на голову горячую струю. Постояла с полминуты, чувствуя, как колючий дождик смывает озноб, потом сняла душ с держака и, направив его уже на тело, несколько раз переключила кран на «холодно-горячо», добивая контрастными обливаниями и сегодняшнюю головную боль, и отголоски вчерашнего ужаса. Экзекуция помогла: кожу теперь покалывало мелкими бодрым иголочками, голова уже не болела, и жизнь виделась вполне сносной. «Всё равно дома душ не смогла бы принять. Ключей же нет!» – вспомнила она. Значит, выбра у неё нет. Теперь помыть бы голову, и можно и соседу показываться, и к следователю идти! Нэль поискала на полке какой-нибудь шампунь. Нашла нечто подозрительное – розовый пластиковый флакон с розовой перламутровой массой, напоминающей жидкое мыло. Этикетка уверяла, что это шампунь «Краса» на молочной сыворотке, придающий волосам пышность и живой блеск. «А, не облысею!» – решилась Нэль и выдавила в ладонь перламутровую кляксу. Взбила пену, смыла и призадумалась – помыться то она помылась, а вытираться чем? Соседа звать с полотенцем?
– Нинель, там с краю полотенце висит, розовое, оно чистое, можете вытираться! – сказал из-за двери сосед, будто услышав её немой вопрос.
– Спасибо! – отозвалась Нэль. – Вы будто мысли мои прочитали!
– Я услышал, что вода в душе затихла. Понял, что вы выбираете, чем вытираться. Большое белое полотенце моё, оно не очень свежее. Маленькое зелёное – для лица, да и неудобно им вытираться. А розовое – это бабулино, я ей ещё на восьмое марта его дарил, – стал объяснять Никодим, и Нэль, которая уже растиралась розовой махрушкой, замерла. Это она что, после покойницы полотенцем пользуется?
– Она им, по-моему, так и не попользовалась, – продолжал Никодим, и Нэль, к своему облегчению, увидала бумажный ярлык, пришитый с краю. Ярлык быстро набухал влагой от полотенца. Точно, не пользовалась, а то бы бумажку эту оторвала.
Нэль обтёрлась досуха, потом, поморщившись, – а что делать, в Файкину квартиру ведь не попасть – влезла во вчерашнее несвежее бельё и запахнула халат. Так, теперь попросить у соседа фен, кое-какая косметика у неё в сумочке завалялась, ещё пятнадцать минут, и она будет похожа на человека.
– Никодим, а где у вас фен? – крикнула Нэль, открыв дверь ванной.
– Фен? – Никодим выглянул из кухни, посмотрел на Нэль и озадаченно поскрёб щетину на щеке. За ночь щетина отросла изрядно и придавала ему совершенно бармалейский вид. «Дядя Стёпа-террорист» – мелькнуло у Нэль смутное воспоминание, похожее на обрывок сна. А Никодим сказал: – А у бабули нет фена.
– Как – нет? А как же мне быть? Мне нужно волосы высушить! – растерялась Нель.
– Да так пускай сохнут. Расчешитесь, и всё. Здесь тепло, быстро высохнут, – сосед провёл ладонью по своему смоляному ёжику, и Нэль окончательно поняла, что фена ей здесь не найдут.
– А чем это так пахнет? – спросила она, выходя на кухню через десять минут с расчёсанными на пробор волосами.
– Омлетом, с сыром и помидорами. Вам тосты из белого хлеба сделать, или из ржаного? – сосед заглядывал в раскрытую хлебницу.
– Из белого… – озадаченная Нэль уставилась на соседа во все глаза. Он что, с утра готовит? Сам? Хотя яйца пожарить – процедура несложная.
– Садитесь!– пригласил Никодим и зарядил незамеченный вчера тостер двумя ломтиками батона. Нэль села к окну, и Никодим поставил перед ней тарелку с чем-то пышным красно-жёлто-зелёным.
– Что это? – принюхалась Нэль, почувствовала, как желудок сжался, требуя еды, и осторожно попробовала. – Вкусно. Очень.
– Я же говорю, омлет, – объяснил Никодим и поймал на тарелку выскочившие тосты. – Вот, тосты к чаю, с абрикосовым джемом. Вернее, это не джем, а конфитюр, но по мне – никакой разницы.
Нэль покивала благодарно – как говорить с набитым ртом? – и, справившись с куском омлета, удивлённо спросила
– Слушайте, а как у вас так получилось? Я омлет делаю – та же самая яичница, только с молоком. А у вас – как пирог, толстый и с начинкой, – поддела она вилкой кусочек помидора.
– А ничего сложного! – Никодим положил и себе пухлого омлета, сел к столу и принялся замазывать свой тост оранжевой массой из баночки. – Пять яиц, граммов сто тёртого сыра, один крупный помидор и укроп. Сначала обжариваете помидоры, потом заливаете их яйцами, взбитыми вместе с тёртым сыром, посыпаете укропчиком и – под крышку на медленный огонь на шесть минут. Главное, крышку не открывать раньше времени, а то осядет.
– А джем вы тоже сами варили? Вы, наверное, поваром работаете? – доев омлет, Нэль крутила в руке тост и разглядывала Никодима, будто диковину. Надо же, совсем простые продукты, всего шесть минут возни – и такой результат!
– Нет! – улыбнулся Никодим, сверкнув зубами, контрастно белыми на фоне чёрной щетины. – Джем я в супермаркете купил. А работаю я не поваром, а аудитором.
– Это чем-то вроде бухгалтера? – Нэль размазала джем по тосту и откусила. – А кто вас тогда научил так готовить?
– Да не знаю… Мама, наверное. Или бабуля, – задумался Никодим. А, действительно, кто?
Специально никто не учил. Просто и мама, и бабуля просили помочь: «Димочка, порежь лук, вот так, поперёк, чтобы полукольцами. Димочка, почисти картошку, ножик держи вот так, чтобы кожура тоньше срезалась. Димка, эту говядину брать не будем – слишком тёмное мясо, корова старая была. Вот эту, розоватую возьмём. Видишь, свежая, упругая, от пальца вмятины сразу распрямляются». А он и помогал, впитывая между делом их кулинарную науку. Потом, когда жил один, нет-нет, да экспериментировал с пряностями, продуктами, рецептами. В большинстве случаев – удачно. Хотя в этот раз экспериментов не было – обычный омлет, рядовая еда, не понятно, отчего эта Нинель пришла в такой восторг?
– А вы всегда так много пьёте? – продолжала расспросы та, кивая в сторону окна. Никодим проследил за её взглядом и мысленно чертыхнулся. На подоконнике пылились плотные ряды пустой тары из-под виски, водки и коньяка. Блин, убрать надо было эти бутылки, как же он про них забыл?
– «Белая лошадь», «Белый аист», «Абсолют», тоже белый. Предвестники белой горячки. Вы что, алкоголик? – Не унималась и отчего-то хамила Нэль.
– Нет, я не алкоголик, просто у меня… отгул, – подчёркнуто вежливо ответил Никодим, и Нэль, то ли расслышав что-то в его голосе, то ли разглядев во взгляде, смутилась.
– Извините, я, наверное, веду себя бестактно. Не обижайтесь, это оттого, что я чувствую себя неловко. Могу представить, что вы обо мне думаете – сумасшедшая баба, ворвалась в квартиру среди ночи, ночевать напросилась…
– Стоп-стоп-стоп! Ночевать остаться я вам сам предложил, и ничего такого ужасного я о вас не думаю, – перебил Никодим, услышав хорошо знакомые «жилеточные» интонации. Что будет дальше, он примерно представлял – жалобы на собственную невезучесть, переходящие в рыдания. Всё это ему совершенно ни к чему. – Вы вчера попали в переделку, я вам немножко помог. И, раз уж вмешался в это дело, готов помочь ещё немного – подвезу до милиции, тем более, что нам с вами обоим нужно к следователю.
– Никогда в жизни не ходила к следователю, – мрачно сказала Нэль и дунула себе на лоб, смешно сложив губы, – нижнюю поверх верхней – Что же мне с чёлкой-то теперь делать? Без укладки лезет прямо в глаза! Может, в парикмахерскую заскочить?
Никодим оценивающе посмотрел на её причёску. Совершенно высохшая чёлка приподнялась вихром надо лбом, возле ушей топорщатся трогательные тонкие прядки, на макушке ещё несколько прядок торчат забавным хохолком. Интересная у неё масть – то ли очень тёмная блондинка, то ли слишком светлая брюнетка. Теперь, с вихрастыми пушистыми волосами и чистым, без косметики лицом, эта женщина выглядела гораздо моложе той, что постучалась к нему вчера. Сколько ей? Лет тридцать?
– В парикмахерскую вы, наверное, не успеете, – предположил Никодим, и будто подтверждая его слова, ходики над столом заскрежетали, и кукушка из окошка над циферблатом хрипло прокашляла девять раз.
– Уже девять? – спохватилась Нэль, – через полтора часа уже надо в милиции быть, а я не одета, не накрашена, на голове чёрт знает что! И сапоги без каблука!!!
– Каблук я прибил. В милиции надо быть через час, если хотите, чтобы я вас подвёз, – уточнил Никодим и крикнул вслед мигом убежавшей с кухни Нэль – Ваша одежда на вешалке у входа!
Затем не спеша дозавтракал и пошёл в ванную – бриться.
Оба они уложились в полчаса, и Нэль с вознёй с глаженьем вчерашнего костюма и с раскраской лица (надо же, губы чуть ярче, глаза чуть чернее, и она сразу кажется старше, почти такой, как вчера!), и Никодим с бритьём и раздумьем над ярковатым для официальных встреч пуловером (смотри-ка, а мужик-то, похоже, моих лет; это щетина его старила, или цвет индиго так его молодит?). Так что вышли из дома с запасом – до отделения милиции было минут пятнадцать езды.
– Подождите меня здесь, я машину пригоню, – попросил Никодим и отправился искать свой «Форд». То, что он оставил его где-то поблизости, помнилось хорошо. Но вот где именно, за почти двухнедельную хмельную хандру подзабыл. «Надеюсь, не угнали!» – отогнал он мимолётный испуг и тут же вздохнул с облегчением. Вот он, красавец, стоит в проезде у обочины. Никодим сел в машину, завёл, развернулся и, вывернув к подъезду, чуть не столкнулся к летевшей ему навстречу Нэль.
– Скорее, скорее, он там! – женщина явно билась в истерике, пытаясь открыть водительскую дверь.
– Что случилось? – открыл Никодим окно.
– Никодим, скорее! Там Стас! Он туда пошёл, нужно его догнать!
– Садись! – мотнул он головой в сторону заднего сиденья, не замечая, как перешёл на «ты», Нэль мигом юркнула в салон и закричала, показывая вслед мужику, неторопливо топающему вдоль дома.
– Вон, видишь, это Стас!
Никодим медленно тронулся с места, разглядывая спину пешехода. Спина как спина, обтянута тёмной кожанкой, по цвету – вроде той, что была на трупе вчера. Этот, сегодняшний, с блондинистым затылком, вчерашний, тоже, вроде, блондином был, насколько он успел разобрать. Джинсы синие, тот, вчера, вроде, тоже в джинсах был. Этот мужик – невысокий крепыш, вчерашний, насколько он успел заметить, тоже недлинный был и коренастый. Да, наверняка сходство есть, раз Нинель обозналась и перепугалась, будто приведение увидела.
– Ты уверена, что это он?
– Не знаю, давайте догоним, я ему в лицо хочу взглянуть! – убавила громкость Нэль, и Никодим, прибавив скорость, обогнал мужчину, а потом остановил машину и предложил
– Выходи и иди ему навстречу.
– Не могу, – вдруг побледнела до зелени Нэль. – А вдруг это Стас!
– Тогда выходи из машины и стой лицом к нему! – скомандовал Никодим. Вышел сам, подал Нэль руку, вытянул из салона, обвёл спереди «Форда» и придержал возле пассажирской двери, обняв за плечи, – отсюда разглядишь его лицо?
– Да, – кивнула Нэль и задержала дыхание, вглядываясь в подходившего мужчину. Никодим, стараясь не глазеть так откровенно, в два взгляда рассмотрел круглое лицо с высоким лысоватым лбом, нос картошкой и светлые глаза под белёсыми бровями. Мужик, будто почуяв чужой интерес, мазнул по их лицам безразличным взглядом и прошёл мимо.
– Ну? – спросил Никодим, опять глядя ему в спину (напряжённую, или показалось?)
– Это не он! – выдохнула Нэль. – Я обозналась. Но похож, очень похож, будто старший брат. И куртка такая же, и рост, и причёска.
– Знаешь, если мы ещё минут пять будем разглядывать его причёску, мы опоздаем к следователю, – посмотрел на время Никодим, и они заторопились садиться в машину.
– Ты не представляешь, как я испугалась, подумала – с ума схожу, – проговорила Нэль, когда они уже почти подъехали к отделению. До этого она молчала, видимо, справляясь с потрясением. – Вчера видела его залитого кровью – сегодня как ни в чём не бывало из подъезда выходит!
– Слушай, может быть, тебя первую к следователю пропустить, чего тебе в коридоре сидеть, трястись? – предложил Никодим, – расскажешь ему про этот случай, вдруг важно.
– Нет, – помотала головой Нэль, – мне нужно время, чтобы успокоиться. Видишь? – подняла она перед собой ладонь, и Никодим в зеркале увидел, что её пальцы потряхивает мелкой дрожью. Да, в таком состоянии к следователю идти – всё равно, что в убийстве признаваться.
Отметившись у дежурного на входе, они поднялись на третий этаж и отыскали нужную дверь в ряду одинаково облезлых.
– Ну, я пошёл? – как будто спросил разрешения Никодим.
Нэль кивнула – лицо отрешённо-сосредоточенное, будто она готовится к экзамену и повторяет про себя билеты – и села на колченогий стул, сиротливо притулившийся у стены напротив кабинета следователя. «Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» – вопль мобильника оказался настолько неожиданным и неуместным в гулкой пустоте казённого коридора, что оба они вздрогнули, и Нэль поторопилась ответить
– Да! А, Витя, привет. Слушай, ты извини, но я только ближе к обеду смогу на выставку приехать. У нас ЧП. Стас… со Стасом несчастье. Его чуть не убили. Я в милиции сейчас, у следователя. Я не могу по телефону, потом расскажу. Да, хорошо, конечно. Пока.
Никодим потоптался ещё немного у двери, будто не решаясь оставить её одну в коридоре – Нэль опять заметно побледнела и смотрела в одну точку перед собой, стиснув в руке мобильник. Спросил:
– Ты в порядке? – Дождался, пока она переведёт взгляд на него, кивнёт и решительно постучался в дверь кабинета.
– Разрешите? Я Пыриков, вы меня вызывали на десять ноль-ноль.
– Да, проходите, пожалуйста, садитесь!
Вчерашний парень отошёл от окна, куда смотрел, потягиваясь и заложив руки за голову и, с явной неохотой, сел за стол.
– Вы по делу вчерашнего покушения на Кременчугской, правильно? Хорошо, паспорт позвольте, мне для протокола нужно.
Минуты две следователь, кряхтя и потихоньку чертыхаясь, тыкал пальцем в клавиатуру, набирая паспортные данные, потом спросил
– Так что вы можете сказать по существу происшествия?
– То же, что и вчера, – пожал плечами Никодим. – Где-то около полуночи в мою дверь постучали, я открыл, увидел женщину, которая сказала, что возле её квартиры сидит труп.
– Помедленнее, пожалуйста – притормозил его следователь, сосредоточенно тыча в клавиатуру – си-дит труп… Какой номер квартиры она назвала?
– Тринадцатый. Я сначала не поверил, но понял, что она очень напугана, пригласил её зайти, виски налил, чтобы расслабилась.
– Что-бы рас-сла-би-лась. Вы всегда так женщин расслабляете после полуночи? Вернее, если вспомнить ваши вчерашние показания, в двенадцать ноль семь?
– Нечасто, – подобрался Никодим – и к делу это не относится!
– Как знать, как знать, – философски заметил следователь. – Вспомните, пожалуйста, как эта женщина сказала вам об убийстве?
– Сказала, что возле её квартиры труп, что на площадке нет света. Когда я пошёл проверить, предупредила, чтобы фонарик взял.
– Пре-ду-пре-ди-ла, что на пло-щад-ке нет све-та. Что вы увидели, когда поднялись на пятый этаж?
– Мужчину увидел. Только он не сидел, а на полу лежал, лицом вниз. Затылок в крови, дкмал, и вправду мёртвый. Но на всякий случай пульс пощупал – есть, сразу «скорую» вызвал. Потом его простынкой накрыл, чтобы, если вдруг выйдет кто, не перепугался.
– На-крыл про-стын-кой. А свет когда включили?
– Я не включал, там светло было.
– Бы-ло свет-ло. Скажите…э… Никодим Николаевич, что-либо ещё вы видели на площадке, вещи какие-нибудь?
– Вещи? Ничего не видел, хотя смотрел внимательно – ключи искал, их Нинель уронила, просила найти. Но ничего не было.
– Ни-че-го не бы-ло, – следователь страдальчески морщил лоб, набирая слова и промахиваясь мимо букв.
– Вам бы на диктофон записывать или секретаршу завести, чтобы протоколы за вас набирала, – посочувствовал Никодим бедолаге.
– Да есть помощница, скоро придёт, к зубному отпросилась. А с диктофоном только возни больше – то же самое по второму разу слушать и в компьютер загонять. У меня компьютер меньше месяца как поставили, осваиваю, – откликнулся тот на сочувствие. – Скажите, а было что-то ещё, на что вы обратили внимание? Может, шум какой, или запах?
– Запах? – припомнил Никодим, – да, запах был. Знаете, как будто петарду взорвали. Мальчишки как-то хлопнули такую в подъезде, чуть ли не у меня под носом. Я зашел – дым и запах. Вот какой-то похожий запах вчера ночью и был.
– Ещё бы не был, – пробормотал следователь, сражаясь с клавиатурой, – ещё бы после выстрела да порохом не пахло… Так, значит, про запах есть. А про шум… вы вчера говорили, что ничего не слышали?
– Слышал, как каблуки по бетону стучали. Сначала медленно, потом быстро, потом Нинель постучала в мою дверь.
– Ну да, и вы стали её расслаблять, я помню… – следователь дошлёпал строчку, пробежал взглядом по написанному и застыл над экраном. – Блин, как же это распечатать-то? Жму на «печать», а всё никак!
– Может, принтер не включен? – предположил Никодим.
– Точно! – обрадовался следователь, щёлкнул кнопкой допотопного принтера, тот подумал минуты три и послушно зажужжал, прогоняя через себя листы белой бумаги. – Вот, прочтите, если возражений нет, распишитесь!
Никодим пробежал глазами по листу, поставил две запятые, исправил «з» на «с» в слове «отыскать» и размашисто расписался на каждой странице.
– Спасибо. Предупреждаю, что вы можете быть вызваны свидетелем в суд, – кивнул следователь.
– Скажите, а есть версии, кто в него стрелял? – наудачу поинтересовался Никодим.
– Версии… Версии есть, улик маловато. Работаем, – следователь заложил руки за голову и потянулся, как давеча у окна. – Давайте повестку, подпишу. И посмотрите там, если Пырикова пришла, пусть заходит.
– А? – Никодим не сразу понял, почему прозвучала его фамилия.
– Я говорю, соседка ваша Пырикова если уже пришла, пусть заходит!
– А, да, она здесь, мы вместе приехали, – дошло до Никодима, он вышел в коридор и сказал.
– Слушай, Нинель, я совсем забыл, что мы однофамильцы! Иди, следователь теперь тебя зовёт.
Нэль вскинула на него перепуганные глаза, вдохнула, будто собиралась о чём-то спросить, выдохнула, передумав, встала со стула и толчком распахнула дверь кабинета.
– Можно? Здравствуйте!
Никодим сел на освободившийся стул и задумчиво уставился на закрывшуюся дверь. Что-то было, что-то прозвучало только что среди вопросов, реплик и чертыханий следователя. Что-то он сказал такое, отозвавшееся в груди тревогой, как смертельная опасность, чудом проскочившая мимо.
– Чё, братан, лютует твой следак? – посочувствовал помятый мужичок, переминавшийся через дверь от той, куда вошла Нэль.
– Что? – отвлёкся от мыслей Никодим.
– Я грю, копает, что ли, под тебя? Сидишь, глаза в кучу, губами шевелишь! Чё за дело-то, за что вызвали? – мужик явно скучал в ожидании и хотел поговорить.
– Человека в подъезде застрелили, возле соседней квартиры, – решил ответить Никодим.
– Киллер, что ли, какого-нибудь крутыша завалил? Или бандюгана? – потребовал подробностей собеседник.
– Да нет, обыкновенный, вроде, парень, в гости шёл. Не понятно, почему стреляли.
– Просто так в подъезде не мочат. Либо на бабки мужик попал, либо бабе какой насолил, – авторитетно рассудил мужик.
– Бабе? Ты что, думаешь, его могла женщина застрелить? – удивился Никодим.
– Легко. К кому он в гости-то шёл?
– К знакомой своей…
– Вот! К одной шёл, другая заревновала. И – сама замочила или киллера наняла.
– Как-то легко у вас получается, как в боевике. Замочила, киллера наняла. В жизни людей просто так, из-за ревности, не убивают! – развеселился Никодим от предположения, что Нинель наняла киллера.
– Да из-за всего сейчас убивают. Из-за ревности, из-за денег, из-за пузыря палёной водяры – и то убивают. Я, думаешь, чё тут торчу? Серёга с Лёхой вчера передрались, один другого порезал. Теперь Лёха в реанимации, Серёга в КПЗ, а я, блин, в свидетели попал!
– Коновалов, заходите! – позвали мужика из соседней двери и тот, кивнув Никодиму, весь подобрался и бочком скользнул в кабинет к своему «следаку».
М-да, интересный расклад получается… Трёп мужичка наложился на бормотание следователя и смутная мысль начала выкристаллизовываться.
– Никодим, ты здесь, ты не ушёл? – Нинель, вышедшая из кабинета следователя с пустым и бледным лицом, посмотрела на него затравленным взглядом и попросила
– Ты не мог бы подкинуть меня до станции? Мне домой, в Одинцово надо.
– А работа? – удивился Никодим, вставая и направляясь к лестнице.
– Отпрошусь до понедельника, всё равно сегодня я не работник.
– Слушай, а что он там тебе сказал такого? Я про следователя.
– Сказал, что догадывается, кто стрелял в Стаса и запретил мне уезжать из города. По-моему, он думает, что стреляла я.
Глава 10
Деревья за окнами электрички мелькали изрядно пожелтевшей, но всё ещё густой листвой. Странная осень в этом году – долгая и тёплая. Октябрь уже к середине подходит, а погода стоит – в лучших традициях бабьего лета. «Грибов, наверное, тьма тьмущая», – проводила взглядом Нэль темнолицего мужика в камуфляжной куртке. Тот вошёл в вагон с полной корзиной светло-коричневых опят. А хорошо было бы в лес выбраться! – мечтательно зажмурилась Нэль. Взять с собой Ваську, Федьку соседского, приятеля её, и выбраться куда-нибудь недалеко, побродить. Так, чтобы смотреть под ноги, ворошить листву и не думать ни о работ, ни о Стасе, ни об издевательских вопросах, которыми её закидали в милиции. Нэль поёжилась, будто снова увидела иронически поднятую бровь девчонки-помощницы и услышала едва прикрытые хамские интонации дознавателя Ивашева.
– В каких отношениях вы состояли с потерпевшим?
– Мы ним коллеги работаем вместе.
– А почему ваш коллега пришёл к вам так поздно?
– Не знаю. Он звонил, говорил, что у него ко мне деловой разговор, но я запретила ему приходить.
Вот Ивашёв кивает и комментирует, поглядывая на девушку-помощницу, которая быстро стучит по клавиатуре компьютера
– Вы запретили, а ваш коллега, значит, не послушался и всё равно явился, прямо под пулю. Настырный был гражданин. Вы вчера утверждали, что потерпевший сидел у квартиры, и что на площадке было темно.
– Да. Было темно. Я же говорю, что Стаса увидела, только когда в темноте на руку ему наступила.
– А вот второй свидетель, ваш однофамилец Пыриков, утверждает, что на площадке было светло, и потерпевший не сидел, а лежал. Почему?
– Я не знаю.
– То есть, по-вашему выходит, что за то время, которое вы провели в квартире гражданина Пырикова, ваш тяжелораненый коллега встал и включил свет? А? – парень, выжидая, склоняет голову к правому плеч, словно всерьёз надеется, что она сейчас разложит ему по полочкам всю подоплёку событий.
– Послушайте, я же говорю – не знаю. Я после того раза больше Стаса не видела, и в каком виде его нашёл Никодим – не знаю Отчего да почему – это вам разбираться! – зря она всё-таки вспылила. Хотя как тут сдержаться, когда бесцеремонные вопросы воскрешали в памяти то, что она и так безрезультатно старалась забыть: безмятежное лицо Стаса с аккуратной чёрной струйкой между бровей.
– А мы и разберёмся, будьте уверены, – теперь парень наклонил голову влево, почесал переносицу и вдруг метнул по крышке стола цветную фотографию. – Знаете, что это?
– Что? – сосредоточилась Нэль, разглядывая непонятную кривулину, толстую с одного конца и сплющенную с другого.
– Пистолет это, с глушителем. Не видели такого? Между прочем, под вашим коллегой лежал. И если, как вы утверждаете, вы почти подошли к двери вашей квартиры, должны были споткнуться о него в темноте.
– Я ни обо что не спотыкалась. Я ничего не видела, там было темно, – устало сказала Нэль и отодвинула от себя фотографию пистолета.
– Ну да, я понял. Ириша, протокол распечатай. Подпишите, пожалуйста, Нинель Васильевна. И учтите, что выезжать до суда за пределы Московской области – не в ваших интересах. Так что постарайтесь из города далеко и надолго не исчезать.
«Вот так вот! – тряхнула Нэль головой, отгоняя неприятную картину допроса – Похоже, этот тип записал меня в первые подозреваемые. А если узнает, что мы со Стасом были любовниками… Пусть узнаёт, пусть ещё докажет, что я виновата. Как же я устала, хоть бы дома никого не было, так хочется посидеть в тишине!»
Надежды, что удастся посидеть одной в тишине, не сбылись. И мать и Васька были дома. Мало того, открыв дверь квартиры, Нэль с головой ухнула в кипяток скандала.
– Василиса, или ты надеваешь юбку, или я тебя никуда не отпускаю! – шумела мать в большой комнате.
– Бабушка, да не буду я одевать эту дурацкую муть! Я в джинсах пойду! – не уступала Васька.
– Так, я сказала – оденешь, значит – оденешь. Дурацкая муть – это твои джинсы драные, ходишь по городу, как шантрапа, перед соседями стыдно! Как будто тебе одеть больше нечего! А юбка с весны в шкафу весит! Я для кого её покупала?
– И пусть висит! Ты покупала, ты и носи! Не стану я надевать эти дурацкие оборочки! Я в них на Барби похожа!
– Ты в них на девочку похожа, а не на малолетнюю уголовницу, как в этом рванье! Кому говорят – одевай!
– Не одевай, а надевай! Научись говорить сначала, а потом командуй!
– Ах ты соплячка малолетняя! Дрянь, безотцовщина! Да я тебя…
– Мама, остановись! – резкий окрик Нэль сбил мать на полувдохе и та, злая и раскрасневшаяся, перекинулась на Нэль.
– Хоть ты ей скажи! У них дискотека в школе, а твоя дочь хочет идти туда в драных джинсах, как последняя бомжиха!
– Да ты не понимаешь ничего! Мам, скажи ей! Это мода такая, все в джинсах придут! – Васька взмахнула рукой, задев спинку стула, и злополучная юбка свалилась на пол розовым комом.
– Ей? Это ты обо мне говоришь «ей»? Так, или ты идёшь в юбке, или сидишь дома! – никак не могла остановиться мать.
– Да отвяжись ты от меня со своей юбкой! – Васька пнула розовый ком и тот пролетел по полу и затормозил у ног бабушки.
– Всё, остановились, – Нэль придержала за рукав охнувшую мать. – Мама, прекрати. Василиса, извинись перед бабушкой за повышенный тон и можешь идти на дискотеку в джинсах.
Васька открыла было рот, протестуя, потом что-то такое уловила в глазах матери и мгновенно перестроилась.
– Извини, бабуля. Я знаю, что кричать на взрослых нельзя. Но обзываться на детей тоже нельзя. Мам, я уже побегу, меня ребята на улице ждут.
Бочком, огибая по хорошей кривой пышущую гневом бабушку, она пробралась к выходу, повозилась, обуваясь, и клацнула замком входной двери.
– Я тебя не понимаю. Я просто отказываюсь тебя понимать. Она становится распущенной, неуправляемой, грубит, хамит, никакого ко мне уважения, а ты ей потакаешь! – мать села на диван и отвернулась к окну, всей спиной выражая свою обиду.
– Мам, но ведь ты первая начала ей хамить, соплячкой обозвала, безотцовщиной,– устало сказала Нэль. – Зачем?
– Затем, что она довела меня своей упёртостью!
– А зачем ты заставляла её надеть юбку?
– Потому что девочка в её возрасте уже должна понимать толк в хорошей одежде!
– Кому должна?
– А? Хватит ей в рванине ходить! У меня Антонина Ивановна с первого этажа и так уже спрашивает, не нужно ли с вещами помочь, у неё от племянницы остались. Понимаешь? У Васьки полный шкаф хороших вещей, а соседи думают, что мы не можем ей ничего приличного купить, обноски предлагают!
– Мам, а тебе что важнее, что о тебе соседи думают, или как к тебе родная внучка относится? – на всякий случай уточнила Нэль.
– Мне важнее, чтобы она ко мне хоть каплю уважения имела, хоть капельку! Если не лично ко мне, то хотя бы к моему возрасту!
– Мам, тогда постарайся не обзывать её. Знаешь, трудно уважать человека, который кричит, что ты дрянь и безотцовщина.
– Ну, знаешь! Не нравится, как я с ней разговариваю – сама воспитывай свою дочь! – сверкнула глазами мать и опять отвернулась к окну – опять обиделась.
– Ох, мам, хотя бы ты меня не доставай. Я и так уже на пределе! – попросила Нэль, опершись о дверной косяк, посмотрела в обиженную материнскую спину и добавила. –Помнишь Стаса, который был у нас на Васькином дне рождения? Ночью его подстрелили под дверями Файкиной квартиры. Я только что от следователя.
– Подстрелили?! – прижала руки к груди, развернувшись, мать. – Кто?!
– Не знаю. Следователь, по-моему, решил, что я. Подписку взял о невыезде.
– Я так и знала! – уронила руки на колени мать. – Ты просто не можешь не влипнуть в какую-нибудь историю!
– Мам, ты о чём? Когда я влипала? – удивилась Нэль.
– Да всегда. Когда в третьем классе участковый штраф нам выписал за то, что ты цветы на клумбе рвала, когда после школы наплевала на всех и в МГУ поступать уехала, когда Ваську без мужа родила!
– Ну, ты даешь! – вздохнула Нэль и позвонила в реанимацию. – Здравствуйте! Подскажите, в каком состоянии находится Стас Резвун? Его ночью привезли с ранением в голову?
– Ну, что? – отвлеклась от своей обиды мать.
– Состояние критическое, в сознание не приходил, – повторила Нэль ответ из справочной. Вздохнула, и пошла ставить воду. Так, сейчас сварит пельменей, в пакете осталось штук двенадцать, потом – под душ, а после постарается поспать. Надо бы Файке звякнуть на мобилу… Хотя, нет, не надо. Всё равно она послезавтра прилетает, пусть доотдыхает по-человечески.
Нэль стояла под тёплыми упругими струями и словно смывала с себя одолевшую её сумятицу. «Состояние критическое… Но ведь жив? Что же это никак её жизнь не наладится? С момента, как она подслушала те невозможные, обидные слова Стаса, весь мир вокруг будто ополчился на неё. Даже в родном доме покоя нет. Что же делать с матерью, как ей объяснить, что скандалами, как сегодня, она отталкивает от себя Ваську? Как объяснить, что внучка – не Жучка, дрессировке не поддаётся, команды не выполняет? И как научиться не реагировать на материны обиды, от которых сжимается сердце от смутной вины. Она ведь не хочет обижать мать, она мира в семье хочет. Но мать почему-то представляет только один вид перемирия: я велю, Васька подчиняется. А велит она, как правило, не выбирая выражений. Не удивительно, что Васька бунтует».
В подобных потасовках Нэль либо держала нейтралитет, либо поддерживала дочку. И мать в ответ разражалась бурными обидами, скандалами и обвинениями в эгоизме. «О-хо-хо, как же так сложилось, что мать теперь ведёт себя с ней почти так, как когда-то вела себя с её отцом? – вздохнула Нэль. – И что предпринять, чтобы перестать чувствовать себя мужем-добытчиком, которого судьба свела с истеричной и вздорной бабой? Нельзя так думать о матери!», – одёрнула себя Нэль и начала вытираться. Теперь – сушиться и поваляться.
Она только-только прилегла, уложив волосы после душа, как затрезвонил мобильник, требуя её внимания.
– Нинель Васильевна?
– Да, кто это?
– Это Светлана Валерьевна. Нинель Васильевна, потрудитесь объяснить, на каком основании вы сегодня не вышли на работу?
– Я? А… у меня обстоятельства. Со здоровьем не лады, – растерялась Нэль. Что это со Светланой? В голосе – металл и холод, слова – как гвозди на морозе. Никогда она раньше её не проверяла, да и Герман с Иваном с неё не требовали безвылазно в офисе сидеть. Лишь бы дело было сделано. Всё вроде сделано – выставку она отработала, Виктор и без неё соберёт вещички со стенда, там сейчас только мужская сила и требуется.
– Тогда потрудитесь в понедельник предъявить больничный, иначе мне придётся принимать меры! – чеканила кадровичка.
– Светлана, да в чём дело? Что за немилость такая?
– Светлана Валерьевна, будьте любезны. Если больничного нет, советую подготовить заявление об увольнении по собственному желанию. Иначе, Нинель Васильевна, придётся вас уволить по статье за прогул. Или как не прошедшую испытательного срока.
– Да в чём дело?!
– Ни в чём. Мы не можем рисковать репутацией фирмы из-за уголовных похождений наших сотрудников. Всего хорошего! – вбила последний гвоздь Светлана и отключилась.
– Вы уволить меня хотите? За что? – спросила Нэль у молчащей трубке, и та, будто решив ответить, завопила: «Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» «Надо поменять звонок! – с раздражением подумала Нэль – вечно Васька мне всякую дрянь на трубку загоняет!»
– Алло!
– Нинель? Это Никодим.
– Никодим, очень тебя прошу, прекрати меня называть этим дурацким именем! Меня зовут Нэль! – рявкнула Нэль, уже жалея, что дала ему номер мобильника по дороге из милиции к электричке.
– Хорошо, уже прекратил. Нэль, тебе нужно сюда приехать. Кто-то открыл дверь в твою квартиру.
– Это не моя квартира, – разом охрипла Нэль. Что, ещё и это? Нет, такого не может быть.
– Нэль, тебе нужно приехать и посмотреть, всё ли на месте. Может, мне вызвать милицию?
– Не надо милицию! – вспомнила Нэль издевательский говорок лейтенанта Ивашёва. – Я сама вызову! Уже бегу на электричку!
**
Она даже не предполагала, что у Файки столько вещей. Вещи безраздельно властвовали пространством квартиры, вольготно развалившись в живописных кучах возле шкафов. Возле каждого шкафа – своя куча. Возле стенного в прихожей – из Файкиной шоколадно-коричневой дубленки, Алькиного чёрного с красной опушкой тулупчика, зимних сапог вперемешку с босоножками и осколками нескольких пустых банок. В кухне – из кастрюль, сковородок и зачем-то распотрошённых пакетов с крупой и компотом – гречка, рис, ломтики сухих яблок, тёмно-коричневые груши и чёрные черносливины образовали на зеленоватом линолеуме абстрактный, но живописный натюрморт. Самой впечатляющей оказалась куча возле шкафов комнатной «стенки» – любовные романы кокетливо выглядывали из-под вороха постельного белья; чей-то кружевной лифчик – судя по размеру чашек, Файкин, – глубокомысленно изучал «Основы графического дизайна» по Алькиному учебнику, колготки с блузками интимно обсуждали скандальное происшествие, а деловой костюм выражал презрение к неразберихе каждым изгибом своей небрежной выкладки.
– Хорошо ребята порезвились! – Никодим жестом экскурсовода обвёл царивший в квартире хаос. – Ты можешь проверить, что пропало?
– Проверить? – перевела Нэль на него ошеломлённый взгляд. – Ты всерьёз думаешь, что я смогу что-нибудь проверить в этом разгроме?
– Ну надо же понять, что украли. Что в доме было ценного, помнишь?
– Компьютер! – похолодела Нэль и метнулась в угол за шкафом, где Файка оборудовала рабочий уголок. Не дай Бог украли или грохнули, Файка не переживёт! У неё же книга там новая, и вообще… Компьютер стоял на месте, монитор, клавиатура, мышь – всё в порядке, ничего не тронуто.
– Цел! – выдохнула Нэль и, уже из угла, ещё раз осмотрела комнату. Диван от стены отодвинут, журналы из-под низа журнального столика выброшены, вещи комом. Что же ещё ценного могло быть в Файкиной квартире? Денег не было, золота тоже – она точно знает, Файка бы предупредила. Документы? Нэль аккуратно поворошила кучу со стороны книжек и выудила прозрачный пластиковый конверт с корочками и бумажками, просвечивающими сквозь пластик. Так, паспорта Файка и Алька по своим заграницам увезли, а остальное, похоже, на месте.
– Ты знаешь, похоже, что ничего не пропало, – поделилась мыслями Нэль.
– Тогда не понятно, что взломщики здесь делали, – Никодим опёрся о косяк и внимательно разглядывал свалку у шкафа. Нэль проследила за его взглядом – пластиковый конверт вытащил за собой из глубин кучи кремовые Алькины стринги, треугольник кружев на трёх тесёмках.
– Так, надо поскорее всё убрать! – кинулась она к шкафу, выдвинула ящик, кинула туда пустяковые Алькины трусики, Файкин лифчик, чьи-то колготы.
– Подожди, Нэль, может, всё-таки, милицию вызовем? Тогда не нужно ничего трогать до их приезда, – спокойно предложил от двери Никодим, и Нэль вдруг взорвалась, будто подстёгнутая этим его спокойствием.
– Да что ты привязался ко мне со своей милицией! Вызывай, если приспичило! Пусть побродят тут, все трусы в протоколы свои перепишут! Пусть скажут, что это я всё тут повываливала, чтобы подозрение от себя отвести! А я ещё и мебель переломаю, для правдоподобия!
Нэль пнула по выдвинутому ящику шкафа, попала по ребру самым подъёмом стопы, охнула от боли и села на пол, схватившись за ногу.
– Больно? Давай, посмотрю! – Никодим отлепился от косяка и присел на корточки рядом с Нэль.
– Уже не больно, не надо, – приврала Нэль. Нога болела, но снимать ботинок перед человеком, на которого она только что так бессовестно наорала, было неловко. (И чего орала, спрашивается? А того. Страшно ей было. Очень. События вдруг стали наваливаться коварной и непредсказуемой лавиной. И не понятно было, как из-под неё выкарабкиваться). Никодим, однако, на её истерику никак не отреагировал.
– А милицию давай всё же вызовем. Квартира же чужая, вдруг хозяйка чего-нибудь не досчитается? – сказал он, поднимаясь и протягивая Нэль руку.
– Хорошо, давай, – кивнула Нэл, вцепилась в его ладонь, в момент оказалась на ногах, подтянутая одним движением его руки, и невольно поморщилась, наступив всей тяжестью на ушибленную ногу. Всё-таки пнула она неповинный шкаф от души.
Часа через полтора, полчаса из которых Никодим где-то отсутствовал, мрачные предположения Нэль оправдались наполовину: чужие люди действительно ходили между вываленных вещей, но утреннего парня-следователя не было. Вместо него за столом в наспех прибранной кухне (крупу в компоте – на совок и в ведро, кастрюли со сковородками – обратно по шкафам, трёхминутное дело) записывал ответы Нэль лысоватый оперативник. В дверях топтался участковый.
– Значит, на первый взгляд, ничего не пропало, ключи вы потеряли вчера на площадке, с хозяйкой квартиры можно будет связаться послезавтра, – подытожил лысоватый их десятиминутную беседу.
– Не с хозяйкой, а с квартиранткой, – уточнила Нэль. – Моя подруга квартиру здесь снимает.
– Так. А с хозяйкой квартиры как связаться? – встрепенулся участковый.
– А с ней зачем? – спохватилась Нэль, поняв, что сболтнула лишнего.
– Надо, – веско сказал тот, и Нэль, смирившись с неизбежным (Ирине, действительно, придётся всё рассказать. Не дай Бог из-за этих событий она Файку попросит съехать! И какие гады тут накуролесили?), сказала
– А вот подруга моя приедет, через неё и свяжетесь. У меня нет телефонов. (Вот ведь врать научилась, и не краснею. Хотя незачем на Ирину сразу милицию напускать, пусть сначала с Файкой поговорят).
– Тогда, вот, передайте подруге номер телефона, – чиркнул оперативник на бумажном квадратике и протянул его Нэль. – Замки целые, видимого ущерба имуществу нет. Если ваша подруга выяснит, что что-нибудь всё-таки пропало, пусть сообщит, возбудим дело. А так – нет основания. Кстати, замки рекомендую сменить.
«Основания нет, а разгром – на всю квартиру!», – мрачно думала Нэль, предоставив Никодиму провожать милицию за двери, и соображая, с какого края разбирать кучищу в комнате. Потом решила начать с того, на чём остановилась – выдвинула ящик шкафа и принялась складывать в него колготки, лифчики, футболки и носовые платки. Затем развесила плечики с блузками, юбками и жакетами. На постельном бельё и книгах к уборке подключился Никодим. Куча барахла на полу подтаивала и престала отвлекать от ещё одной неожиданно свалившейся на неё проблемы. И та тут же всплыла в памяти.
– А меня с работы увольняют, – сказала Нэль, подавая Никодиму стопку пододеяльников.
– За что? – взглянул на Нэль Никодим и, почти не потянувшись, положил бельё на самую верхнюю полку шкафа.
– Не знаю. Говорят, за прогул, хотя у меня что-то вроде свободного графика. Говорят, им не нужны сотрудники с криминальными историями.
– А у тебя что, много таких историй? – Никодим поднял с пола несколько книг и теперь выставлял их на полки.
– Теперь уже две, – вздохнула Нэль и подала ему учебник по графическому дизайну.
– Наверное, им из милиции звонили, – предположил Никодим.
Нэль вздохнула ещё раз, представляя, что такого могли наговорить Ивану и Светлане звонившие из милиции, если Светлана увольняла Нэль таким голосом, будто гвозди заколачивала. Может, обойдётся? Может, Герман заступится, когда вернётся? Всё-таки она у них испытательный срок практически отработала, и всё их устраивало до сегодняшнего дня…
Минут пять Нэль и Никодим работали молча, и вскоре о разгроме в комнате напоминала только россыпь пуговиц, булавок и катушек, раскатившихся из сброшенной с серванта картонной, из-под обуви, коробки с рукодельем. Видимо, оставшейся от израильской хозяйки.
– Сейчас в коридоре всё соберу, и можно звонить Ирине, – сказала вслух Нэль. Молчать дальше было уже неприличным. – Ты сможешь побыть в квартире, пока я за новым замком сбегаю в хозяйственный? Завтра мастера приглашу.
– Не надо никуда бегать, я уже сменил лючинки в замках, в хозяйственном оказались подходящие, – сообщил Никодим и подровнял книги на полке. Порядок!
– Да? А когда ты успел их купить? – поразилась Нэль.
– Пока мы милицию ждали.
– Здорово! Спасибо. Тогда уже можно Ирине звонить, – обрадовалась Нэль и пошла к Файкиному столу искать записную книжку. Где-то тут должен быть её пухлый «кондуит» со всеми телефонами. Вряд ли она потащила его с собой в Египет… «Кондуит» нашёлся в верхнем ящике стола. Нэль уселась поудобнее, собираясь полистать Файкины записи, и, освобождая место на столешнице, сдвинула в сторону мешавшую компьютерную мышку. И охнула
– Что это?!
Плоский серый монитор, скромно застывший возле стены, от движения мышки ожил и начал светлеть.
– Он что, включен был?– подошёл к столу Никодим. Прочитал из-за её спины то, что высветилось на мониторе, и присвистнул:
– Нифига себе!
«Нельзя свистеть в доме, денег не будет» – отстранённо подумала Нэль, тупо пялясь на, крупную, набранную чёрным по белому, надпись:
«Верни чужое, сука. Это – только начало».
Глава 11
Пить виски она отказалась наотрез – не хватало ей ещё спиться со всеми этими событиями! Тогда Никодим заварил крепкого свежего чаю, кинул туда пару ломтиков лимона, плеснул ложку бальзама и теперь сидел напротив, откинувшись на гнутую спинку венского стула, скрестив руки на груди и наблюдая, как Нэль осторожно отхлёбывает горячее питьё.
– Слушай, ты чего так на меня смотришь? – в конце-концов не выдержала она, когда возня с кипятком отвлекла от компьютерной надписи настолько, что и пальцы перестали дрожать и глаза стали различать окружающие предметы и детали.
– Да так, думаю, чего же такого должна взять женщина, чтобы её так замысловато попросили вернуть это обратно.
– Не знаю, лично я ничего не брала, – нахмурилась Нэль, забыла проявить бдительность и отхлебнула слишком много чаю. Быстро проглотила, почувствовала, что обожгла нёбо и отодвинула бокал. – Фу, не могу больше пить, горячо, пусть остынет.
– Тогда, может быть, ваша подруга брала? – предположил Никодим.
– Файка? Это вряд ли… Если только компьютер этот с собой увезла, когда от Каткова сбегала…
– Сбегала? – поднял брови Никодим, – а он её что, под замком держал?
– Он маму свою к себе жить привёз, и Файка, чтобы не объясняться с ними обоими, в два часа упаковала вещи и съехала, пока их дома не было.
– И чего же такого она упаковала, что теперь требуют вернуть? И когда сбежала от супруга?
– Ничего, я же говорю, компьютер только. А уехала она два месяца назад. И он ей не муж, просто жили вместе.
– И теперь этот немуж под покровом ночи… Или нет, утром я кровь с косяка оттирал, всё в порядке было. И теперь он при свете дня находит ключи, является в квартиру, где живёт его бывшая сожительница, резвиться на чужой жилплощади и, вместо того, чтобы забрать с собой драгоценный компьютер, пишет изменщице угрозы крупным почерком, – понимающе покивал Никодим.
– Сама вижу, что глупости получаются, – согласилась Нэль. – Но если предположить, что этот разгром местные шалопаи сделали, ещё глупее получается. Что им вернуть требуется? Какие деньги? Сто рублей на пиво?
– Тогда одно из двух, – Никодим решительно придвинул свой бокал с чаем – либо твоя подруга натворила дел, о которых ты не знаешь, либо эта надпись адресована тебе.
– Но почему – мне? Почему?! – пристукнула Нэль кулачком по столу.
– Потому что друга твоего…
– Стас мне не друг, мы коллеги.
– Стаса этого подстрелии, когда он пришёл к тебе. И почему-то мне кажется, что раскардаш в этой несчастной квартире с этим нападением связан.
– А мне кажется, что это дурной сон. Или галлюцинации, – сил, чтобы сердиться и протестовать не осталось, и Нэль решила допивать чай.
– А подруга твоя со Стасом была знакома? – прищурился, соображая, Никодим.
– Да, он помогал ей вещи перевозить, когда она от Каткова удирала. Я их познакомила.
– А потом они встречались? Дела общие вели?
– Вряд ли! Хотя… – засомневалась Нэль, вспомнив, как Стас пропал на неделю, как Файка внезапно уехала в Египет.
– Что – хотя? Что-то было? – уцепился за её неуверенность Никодим.
– Да не знаю… Стас исчезал на неделю, я не могла с ним созвониться. Потом Файка уехала внезапно, сказала, что путёвка подвернулась горящая. И Алька её тоже в отъезде… Ты что, думаешь?... – испугалась своих предположений Нэль. А Никодим кивнул
– Думаю. Вполне возможно, что твоя подруга с твоим коллегой завела какие-нибудь мутные делишки, потом запахло жареным, и она сбежала вместе с дочкой. И, не исключено, вместе с тем, что теперь требуют вернуть. А коллега твой сбежать не успел.
– А зачем он тогда сюда пришёл, если пахло жаренным? И зачем хотел со мной поговорить про какие-то денежные дела?
– Про денежные, говоришь? Может, про эти и хотел, что с подругой твоей наворочал? Слушай, а ведь интересная картина получается, – заёрзал на стуле Никодим. – Твоя подруга и этот Стас прокрутили криминальное дельце, денежки спрятали в этой квартире. Подруга исчезла, вместо неё в квартире живёшь ты, и он вынужден тебе рассказать про их дела, чтобы проверить, оставила ли она в квартире его долю. Он приходит, а тут его поджидает жертва их мошенничества. Жертва требует денег, в ярости стреляет в Стаса, и догадывается, что деньги – в квартире. Убийца дожидается, когда здесь никого не будет, проникает и устраивает обыск. Ничего не находит и пишет послание.
– А ключи он сбегал, подобрал, пока ты меня виски отпаивал! А сразу в квартиру не полез, потому что темноты боится! Никодим, очень тебя прошу, не пересказывай мне дешёвых сценариев. У меня и так мозги врассыпную, – помотала головой Нэль, будто отгоняя нарисованную Никодимом картину.
– Тогда такой вариант: это ты с коллегой добыла где-то денежек, и теперь бандиты ищут с тобой встречи, – не унимался Никодим.
– А я, чтобы подольше не нашли, застрелила Стаса из пистолета с глушителем! Ты что, совсем уже? Мало мне, что милиция подозревает, так ещё и ты со своими версиями! – психанула Нэль и рявкнула в заверещавший про свободу попугаям телефон.
– Алло!
– Мамчик, а ты скоро дома будешь? А то я, когда уходила, ключи забыла, а бабушки дома нет! – голос дочери растёкся чистой струйкой по мутному потоку дурацких детективных версий.
– Не знаю, Васюш, я ещё в квартире на Кременчугской. А у Полины Игоревны или Лидии Степановны ты её не искала? – вспомнила Нэль про материных подружек.
– Спрашивала, они не знают, где бабушка. Мам, я пока у Федьки посижу, но ты приезжай побыстрее, ладно? А то у него папа пришёл, ругается.
– Да, рыбчик, я поняла. Сейчас бегу на станцию, через час постараюсь быть!
Нэль нажала на кнопку отбоя и стремительно поднялась со стула.
– Всё, Никодим, я должна бежать. Спасибо тебе за помощь и … вообще.
– Пожалуйста. А что случилось?
– Дочь под дверью прыгает. Вернее, не под дверью, а у соседей отсиживается, но ещё не известно, что хуже, – поёжилась Нэль, вспоминая, какие матерные рулады способен выдавать поддатый Федькин отчим. Правильно, сегодня же пятница, его день. – Наша бабушка куда-то запропастилась, а Васька без ключей.
– Васька? Ты, вроде, говорила, что это дочь? Или у тебя двое?
– У меня дочь, зовут её Василиса, и она сейчас пополняет запас матерных слов в исполнении пьяного соседа. Ладно, будем надеяться, что до воскресенья, до Файкиного приезда, больше ничего не случится. Я побежала, пока! – рванула к двери Нэль. Никодим, поднявшись следом и понаблюдав, как она возится со шнуровкой ботинка, предложил
– А давай, я тебя подброшу до дому? До Одинцова на машине полчаса ходу, проветрюсь заодно.
– Ну хорошо, проветривайся, – согласилась Нэль, на несколько секунд оторвавшись от шнурка, и продолжила возиться со вторым ботинком.
За окном машины мелькали остатками осенней листвы деревья. Делали они это в темноте девятичасовых сумерек, поэтому Нэль не столько видела, сколько угадывала стену леса на обочине. На минуту появилось ощущение дежавю – совсем недавно это уже было: машина, мужчина, осенний лес. Только теперь мужчина – другой, машина – другая, деревья – не празднично раззолочённые берёзы, а облысевшие призраки в ночи. Разговаривать не хотелось. Хотелось молчать.
– Включить тебе радио? – словно угадал её настроение Никодим и осторожно покрутил ручку настройки FM-приёмника. Поймал какой-то блюз, Нэль кивнула, соглашаясь, откинулась на сидении и прикрыла глаза. Щемящие свинги саксофона показались самым подходящим фоном для щемящих мыслей. Что, всё-таки, вокруг неё происходит? Почему стреляли в Стаса? Кто переворошил квартиру? Что означает надпись в мониторе? Как он сказал, этот Никодим? Надпись либо мне адресована, либо Файке. Я ни о чём таком понятия не имею. Значит, Файка? Неужели Никодим прав? Неужели Файка, действительно, натворила что-то такое, за что Стаса чуть не убили? В мониторе писали про деньги… Они со Стасом что, банк ограбили? Бред. Или аферу какую провернули? Нэль мысленно представила Файку в роли аферистки и мысленно же кивнула – подходит. Если предположить, что Файке очень-очень нужны деньги, да вспомнить про её изобретательный характер, да допустить, что произошло нечто, что подтолкнуло её на такой шаг, то на афёру она вполне могла согласиться. Но организовать – вряд ли. Получается, Стас – организатор, а Файка – соучастник? Согласилась из-за денег, ей же ведь надо на квартиру собрать, не подумала о последствиях. А потом, когда у них что-то там не заладилось, спохватилась и удрала из города, прихватив с собой Альку. Да, правдоподобно получается… И очень страшно. Если всё так и есть, то я совершенно не знаю свою подругу.
Саксофон издал последнюю, неожиданно пронзительную, ноту, и Нэль вздрогнула и открыла глаза.
– Задремала? – бросил на неё быстрый взгляд Никодим.
– Нет, задумалась, – потерла глаза Нэль и посмотрела в окно, – о, почти приехали. Давай, сейчас вон в ту сторону сворачивай, после второго поворота направо. А потом я… покажу.
Она сникла, вспомнив, как совсем недавно они со Стасом рыскали по улицам, отыскивая дорогу к её дому.
– Слушай, я зверски голоден! – притормозил Никодим возле залитого светом супермаркета. – Чаем напоишь в качестве аллаверды? Давай, я сбегаю, куплю что-нибудь к чаю.
– Да и не к чаю тоже надо купить, – засобиралась на выход Нэль. Дома, наверняка, шаром покати. В обед она варила последние пельмени из пакета, а мать, судя по её обиженному настроению, вряд ли ходила по магазинам.
– Сиди, я сам, – жестом успокоил её Никодим. – Скажи, что надо, я куплю.
– Пельменей возьми каких-нибудь недорогих… или блинчиков замороженных… или котлет… – заколебалась Нэль, решая, что ей меньше всего опротивело: кусочки сомнительного фарша в клейком тесте, крупинки мяса в толстом свёртке из недожаренных блинов или разваливающиеся изделия из сои с запахом говядины.
– Понял, сделаем! – кивнул Никодим и ушёл.
«Надо срочно звонить Файке!» – проводила глазами Нель его высокую фигуру и отыскала в меню мобильника имя подруги. «Аппарат абонента отключен, или находится вне зоны действия сети», – сообщил ей вежливо-равнодушный женский голос. «Так, спокойно. Мало ли что могло случиться. Может, она телефон забыла включить. Или он разрядился», – прикрикнула Нэль на зарождавшуюся панику. Чтобы отогнать наважденье и тревожные мысли, она опять откинулась на сидении и закрыла глаза. Саксофон в радио завёл новую мелодию, но теперь он не столько тосковал, сколько вспоминал о чём-то. Нэль подумалось, что – о любви. Причём не о романтическом чувстве, а о плотской страсти, от которой голова кругом и жаркая волна по телу. Примерно о такой, что вызывал в ней Стас. Нэль постаралось вспомнить, как это было и удивилось – голова помнила чётко, а вот тело никак, совершенно никак не откликнулось, отказываясь вспоминать всё то, о чём сладко и истомно ныл саксофон. Страсть к Стасу умерла окончательно. Хотелось бы думать, что тогда, когда она подслушала пьяный трёп на крыльце «Боровичка». Но, чего уж теперь лукавить, позже всё закончилось, позже. Вчера ночью, в полночь, в тот момент, когда она увидела его бесстрастное лицо с чёрной струйкой между бровями.
– Нэль, что случилось, ты почему плачешь? – Никодим сел в машину, зашвыривая на заднее сиденье пакт с покупками.
– Стаса чуть не убили, – всхлипнула она, теперь и сама ощутив, что по лицу текут слёзы. Саксофон, будто вторя, выдал щемящую руладу, и Нэль, уже не заботясь о том, что подумает Никодим, закрыла лицо руками и дала волю слезам, оплакивая свою нелепую, так глупо прервавшуюся влюблённость.
– Нэль, ты мне скажи, куда ехать, адрес назови, и плачь себе потихонечку. Я так понимаю, мы торопимся, там же дочка твоя под дверями ждёт, – минуты через три осторожно прикоснулся к её плечу Никодим, и Нэль, выдавив
– Направо от супермаркета и прямо до жёлтой пятиэтажки, – перестала всхлипывать и полезла в сумочку за бумажными платками. Вытащила из пакетика сразу два, промокнула глаза, деликатно подавила нос – высморкаться, как следует, постеснялась. И показала рукой в окно
– Видишь высокий дом из красного кирпича рядом с пятиэтажкой? Нам сюда, средний подъезд.
Она первая вылезла из машины, едва дождавшись, когда та остановится – грусть по Стасу прошла, а тревога за дочь уже сжимала сердце. Васька сидела на корточках у стены на площадке выше их этажа. Рядом сидел соседский Федька, и оба они читали, разложив на коленях какую-то растрёпанную книг, одну на двоих.
– О, мамчик приехала! – вскочила, увидев её, Васька. – Федька, ты бери, дочитывай. Я потом у тебя книжку возьму.
– Здрассь, тёть Нэль, – кивнул ей смущённо Федька и спросил, переминаясь – Ну, я пойду?
– Иди! – разрешила Васька и подбодрила, – может, дядь Ваня уснул уже.
– Что, совсем расшумелся, да? – посочувствовала Нэль, мальчишка понуро кивнул, а Васька доложила
– Он хотел Федьке рукопашный бой показать, руку ему вывернул, мы сюда убежали.
– А хочешь у нас побыть? – предложила Федьке Нэль, и тот поднял на неё ясные глаза
– А можно? У вас ведь, вон, гости.
– Какие гости? – высунулась из-за него Васька и только теперь увидела Никодима, стоявшего площадкой ниже. – Ой, здрасьте!
– Здравствуйте, сударыня! – Никодим сделал движение, будто по-гусарски пристукнул каблуками и сказал, приложив к сердцу правую руку – левую оттягивал пакет из супермаркета. – Милые дамы, хватит нас уже держать в подъезде, приглашайте уже в дом. Мы есть хотим. И пить.
– И я хочу! – согласилась Васька, спускаясь к ним по лестнице. Федька, решив, что можно, топал следом.
– Насчёт попить сообразим, – пообещала Нэль, открывая замок, – а вот насчёт поесть… Она вошла в квартиру, впустила следом остальных и поинтересовалась, переобуваясь в тапки
– Никодим, ты что купил, пельмени или котлеты? Или блины?
– Ни того, ни другого, ни третьего! – Никодим скинул ботинки, поискал глазами подходящие тапки, не нашёл и шагнул по направлению, как он думал, к кухне.
– Нэль, а где кухня? – изумился он, обнаружив за занавесочкой жилую комнату.
– Ты прошёл мимо – сообщила Нэль и отодвинула занавеску кухонного отсека – вот она.
– Слушай, а классно придумано! И ты так здесь здорово всё устроила! – оценил он мойку, крошечный шкафчик, столик и плиту, выстроившиеся вдоль стенок. – Вроде маленькая кухонька, а всё есть!
– Нам хватает, – пожала плечами Нэль. – Так что ты купил, какие полуфабрикаты?
– Обижаете, мадам, разве я похож на человека, способного травить полуфабрикатами женщин и, – кивнул он на Ваську с Федькой, который наблюдали за происходящим из дверей большой комнаты – детей?
– Мы не дети, мы подростки, – свредничала Васька, и Никодим слегка поклонился в её сторону.
– Пардон, сударыня, оговорился. Хрупкие женские и растущие подростковые организмы нуждаются в полноценном питании. А посему у нас сегодня на ужин… – Никодим выдержал театральную паузу и с видом фокусника начал доставать из пакета, объявляя
– Сыр немецкий в дырочку! Рыба скумбрия копчёная! Грибы шампиньоны маринованные! Томаты очищенные в собственном соку! Сок апельсиновый! Ананас кусочками в сиропе! Картошка по-деревенски замороженная! И, наконец… Курица гриль с чесноком!
– Вау! Класс! Федька, пошли клеёнку на стол стелить – захлопала в ладоши Васька. А Нэль, с изумлением озирая неожиданную гору продуктов, переспросила
– Всё это – на четверых?
– Маловато, да? – почесал в затылке Никодим. – Я чувствовал, что маловато, но там больше ничего нормального выбрать не смог. Слушай, а давай пиццу закажем? Я внизу у входа на стене объявление видел.
– Ты, что, какая пицца, и так еды целая гора! – начала протестовать Нэль, но Васька, выскочив из комнаты, опять запрыгала и захлопала в ладоши
– Ура! Ещё и пицца! Давайте закажем, давайте! Ну, мамочка, ну пожалуйста.
– Ну хорошо, только маленькую, – сдалась Нэль.
– Тогда «суприм», – мигом сориентировалась Васька. – Федька, сбегай, спиши телефоны!
Просьбами о пицце дочка её одолевала с того дня, как они устроили себе праздник по случаю новоселья и заказали большую пиццу «суприм». Однако Нэль с тех пор пиццу не заказывала – слишком много денег требовала новая квартира, чтобы тратить по четыреста рублей на лепёшку с кусочками курицы, сыра и томатов. Пусть и очень вкусную.
– Тогда духовку зажигай, пусть разогревается, будем картошку печь, – скомандовал Никодим. Нэль изумилась – неужели ей? Оказалось, Ваське, и та, не возражая, загремела листами, вытаскивая их из плиты.
– Мам, ты пока посиди в комнате, или переоденься, а то мешаешь, – скомандовала она через плечо, и Нэль, подивившись неожиданной покладистости собственной дочери, отправилась в комнату переодеваться.
– Вот, смотри, разравниваешь картошку, солишь, посыпаешь укропом… Укроп в доме есть? – доносилось из-за плотно задвинутой занавески.
– Не знаю… Мам, у нас укроп есть?
– Сухой был, поищи в столе, – он что, волшебник, этот Никодим, слово заветное знает? Вот так, с полуслова, приворожил к себе её своевольную колючку.
– Ага, сгодится, – продолжал ворожить Никодим. – теперь её нужно сбрызнуть растительным маслом, хорошо бы чесночка, а, вот, вижу.
Вот и чеснок отыскал в столе. Быстро он, однако, осваивается в её доме.
– Вот, я записал, куда звонить, – а это вернулся с добычей Федька.
– Отлично, молодец. Где-то там у вас был телефон… Сударыня, не сочтите за труд, наберите номер.
– Меня Василиса зовут.
– Очень приятно, Никодим. Ты можешь называть меня дядя Дима. Василиса, набери номер и подержи трубочку возле уха. Алло, здравствуйте. Девушка, нас четверо, мы очень голодные, нам срочно нужна пицца. Какая? «Суприм» на тонком тесте. Да, большая. Через полчаса? Отлично! Адрес? А это вам сейчас одна милая барышня скажет.
– Народ, вы что творите?! – натянула свежую футболку и выскочила из комнаты Нэль. – Я же сказала, что маленькую пиццу закажем!
– Нэль, расслабься, я угощаю, – примирительно помахал ложкой Никодим, открыл духовку и ловко всунул во внутрь лист с картошкой.
– Димыч, но куда нам такая прорва еды? – спросила Нэль, не замечая, что назвала его на манер, подсказанный «дядей Димой». – Пропадёт ведь всё.
– Не пропадёт, – успокоил тот. – Что сегодня не осилим, завтра съедим, в лесу.
– В каком лесу? – высунулась Васька, закончившая инструктаж по доставке пиццы.
– Как, разве я вам не сказал? – округлил глаза Никодим. – Завтра мы все идём в лес, по грибы! Опята умеешь собирать?
– Не-а, я даже и не знаю, где они растут, – озадачилась Васька.
– Я знаю, завтра покажу.
– А Федьке с нами можно? – попросила Васька, повернувшись в сторону притихшего в комнате приятеля.
– Можно, – кивнул Никодим, – если его мама не возражает.
– А бабушку, бабушку возьмём? – не унималась Васька.
– Бабушку? Боюсь, бабушка не выдержит нашего темпа, – почесал в затылке Никодим.
– А я выдержу? – вмешалась Нэль, с изумлением слушавшая, как материализуются её дневные мысли о хорошей прогулке по лесу с Васькой и Федькой.
– Выдержишь, – пообещал Никодим и добавил. – Ты сильная.
Глава 12
Грибы были незнакомыми, но выглядели неопасно. Светло-серые, почти белые, на толстых ножках, переходящих в плоские мясистые шляпки, они немного напоминали грузди. Но грузди другие – белее, крепче, с густым грибным духом, да и не вырастают они такими. А эти невиданные грибы – на поляне между кустов из осенней листвы вразброс выглядывали сразу три незнакомца – отрастили шляпы размером с эллипсовидное чайное блюдце и издавали чуть сладковатый, будто цветочный, запах.
«Неужели поганки?» – с сожалением понюхала Нэль уже срезанный гриб. Браковать обнаруженных красавцев не хотелось: три таких шляпки – на целую сковородку грибов потянут.
– Мамчик, смотри, что мы нашли! – Васька проломилась сквозь кустарник шалым оленёнком – длинные ноги, тонкие руки, вытаращенные от восторга глаза – и протягивала матери такой же светло-серый гриб.
– Да, Васюш, я тоже такие нашла, вон ещё две штуки, – кивнула Нэль на оставшиеся несрезанными грибы. – Только я подозреваю, что это поганки.
– Нет, мама, ты что! Это хорошие грибы, дядя Дима сказал, что очень вкусные. Называются как-то так смешно, забыла… А, «подтутники»!
– «Подотамники», Васёна, грибы называются «подотамники», – если Васька ломилась сквозь кусты оленёнком, то Никодим пробирался не торопясь, раздвигая корпусом ветки, как какой-нибудь степенный лось. Федька держался следом.
– Что-то я такого названия и не слышала никогда. А ты уверен, что они съедобные? – ещё раз повертела перед глазами серую мясистую шляпку Нэль.
– Уверен. У бабули сестра жила в деревне в Шиловском районе, я ездил к ней, она меня такими грибами кормила. Их только отварить сначала нужно, минут сорок варить. По вкусу вешенки напоминают. А подотамниками их там местные называют, а так, по настоящему, они как-то по другому называются.
Пока Никодим читал лекцию, Васька подобралась к грибам, срезала их и кинула в пакет, заодно отобрав подотамник и у матери.
– Ну вот, кое-как грибы обнаружила, а ты всю мою добычу к рукам прибрала, – улыбнулась Нэль. – Опята нашёл хоть кто-нибудь?
– До опят мы ещё не дошли, – успокоил её Никодим. – сейчас эту рощицу пройдем, начнётся старый лес с пеньками, там самые «опяточные» места.
– Скорее бы уже, – сказала Нэль.
– Ты что, устала? – дети унеслись вперёд, мелькая между деревьями яркими куртками, Федька – чёрно-красной, Васька – малиновой, а Никодим поотстал и держался рядом с Нэль.
– Не то чтобы устала, а как-то ошалела, что ли. Только сейчас поняла, насколько засиделась на работе. Я даже от свежего воздуха отвыкла, хожу сейчас, как хмельная. Так, знаешь, голова слегка кружится и ноги заплетаются.
– Это от обжорства! – поставил диагноз Никодим, намекая на вчерашний ужин, остатки которого лежали в объёмном свертке в оставленной на краю леса машине, и Нэль засмеялась
– Ну, конечно! Кто бы говорил!
– Мама, дядя Дима, скорее сюда! Здесь опята! Много, целая куча! – зашумела Васька, взбудоражив своим звонким криком всю лесную округу.
– Побежали? А то она всех медведей в берлогах перебудит! – взял её за руку Никодим.
– Побежали! – кивнула Нэль и понеслась вслед за ним по пружинящей от листвы земле, уцепившись в руку Никодима, как в буксирный трос.
– Вот, смотрите, смотрите, сколько! – приплясывала Васька возле пенька, густо облепленного желтовато-коричневыми шляпками. – Дядя Дима, правда же, это хорошие грибы? А то Федька не хочет собирать, говорит, что это плохие опята. Скажите ему, что хорошие!
– Это ложные опята, я знаю, мне папа раньше показывал. Я помню: настоящий опёнок светло-коричневый и с юбочкой, а эти, смотрите – протянул он Никодиму сорванный грибок на тонкой ножке – жёлтые и без юбочки.
– Сам ты без юбочки! – запротестовала Васька, которой категорически не хотелось упускать долгожданную добычу.
– Васёна, не бузи. Фёдор правильно говорит, это ложные опята, они ядовитые, – рассудил Никодим, и Васька надулась
– А я и не бузю, я думала, это хорошие грибы!
Она резко развернулась и быстро пошла вперёд, сунув руки в карманы куртки, Федька побежал следом.
– Не понял, что с ней? – удивился Никодим, наблюдая, как Федька что-то на ходу втолковывает сердито дёргающей плечом Ваське.
– Обиделась. Ты же её врушкой назвал, – объяснила Нэль.
– Я? И в мыслях не было!
– Ты сказал «не бузи», а на их слэнге «бузить» означает «безудержно врать», – поделилась информацией Нэль.
– Да? Всегда считал, что «бузить» означает «буянить», – почесал в затылке Никодим. – Беда с вами, женщинами, никогда не угадаешь, на что вы обидитесь. Ладно, пойду мириться.
Он прибавил шагу, догоняя детей, а Нэль присела на попавшийся поваленный ствол и попыталась разобраться в ощущениях, занимавших её всё утро. Да что там всё утро – весь вчерашний вечер, после неожиданных слов матери и нечаянных открытий.
Мать вчера пришла почти в двенадцать, разминувшись с Никодимом всего на десять-пятнадцать минут. Федьку они отправили домой в начале одиннадцатого – позвонила его мама и извиняющимся голосом попросила, чтобы он шёл спать. Васька, хоть и боролась героически с сонливостью, притащив Никодиму семейный альбом, свои рисунки и тетрадку со стихами, на первых же стихах раззевалась так, что постоянно сбивалась с рэп-речетатива. Так что Нэль отправила её спать в свою комнатку, а сама ещё с полчасика посидела с гостем, листая вместе с ним семейный альбом и рассматривая снимки с маленькой и подрастающей дочерью.
– Твоя Васька – это нечто! – резюмировал Никодим, с неподдельным интересом рассматривающий снимки. – Такая малявка ещё, а уже – личность. И стихи у неё складные получаются. Как там? – заглянул он в тетрадку. –
«Учится уже невмоготу,
я бы школу обходила за версту.
Заморочили меня учителя
уроками, вопросами. Наезды
их достали. Они сами – невежды.
У доски – допросы. Надоело!
Скорее бы уже взяться за дело.
Пусть сами зубрят
и друг другу отвечают.
И друг друга обзывают…
Лыко да мочало – сначала!
Вот вам – счастливые школьные годы.
Отвалите, уроды!»
– Складные. Она примерно теми же словами с учителями разговаривает. Не со всеми, а с теми, кто ведёт себя с детьми по-хамски, – вздохнула Нэль. – В прежней школе до больших конфликтов не доходило, а в этой она у меня почти сразу схлестнулась с учительницей по географии. Та ей «дебилка», а Васька в ответ – «обзываться на учеников непедагогично и показывает, что вы плохой учитель». Васька говорит, что та аж затряслась вся. Исчиркала весь её дневник, послание мне написала: «Хамила учителю, вела себя дерзко, прошу родителей придти в школу».
– А ты что? – заинтересовался Никодим.
– Пришла, поговорила, – усмехнулась Нэль, – спросила, что бы она почувствовала, если бы ей, скажем, на педсовете, сказали «дебилка». Сказала, что если педагог не может найти других аргументов в общении с учениками, кроме оскорблений, то педагогу пора менять работу.
– А она?
– А она очень удивилась, почему я взяла Васькину сторону, а не пообещала немедленно объявить ей войну. Так и сказала: «Мы же с вами должны объединиться и действовать одним фронтом в борьбе за вашего ребёнка!» Фронтовичка… Почитала бы стихи эти, которыми Васька тогда выплеснула эмоции от их стычки.
– То есть, воевать с Васькой ты не собираешься, – подытожил Никодим.
– С какой стати? Почему я должна ломать собственного ребёнка для удобства малограмотных «педагогов»? Пусть ищет подход к ребёнку, а не обстругивает его по шаблону. Кстати, географичка больше Ваську не задирает. Хотя письменные опросы ей почти на каждом уроке устраивает. Ставит пятёрки.
– Да, не простое это дело, детей воспитывать, – вздохнул Никодим.
– А у тебя дети есть? – из вежливости спросила Нэль.
– Нет, – вдруг потемнел лицом Никодим и засобирался уходить, пообещав заехать за ними завтра к одиннадцати.
Так что мать, когда пришла домой, застала в квартире только Нэль, перелистывающую за столом альбом со старыми фотографиями.
– Ты что, шикуешь? По какому поводу? – поинтересовалась мать, увидев на кухонном столе куски пиццы и немедленно ухватив один из них.
– Да это ко мне один знакомый заходил, заказал, мы поужинали, – не стала вдаваться в подробности Нэль.
– Чего-то ты, девушка, в разгул ударилась, – сделала вывод мать, – мужиков в дом водить стала. Один ещё не помер – второго тащишь.
– Мам, ну зачем ты сейчас так сказала? Ты хочешь зацепить меня побольнее? Почему?
– Да нипочему! Уже и сказать ничего нельзя! Одна мужиков в дом водит, вторая мужиков в доме рисует, ошалели совсем!
– Рисует? Кто мужиков рисует? – удивилась Нэль.
– Васька. Вон, посмотри в компьютере, в её игре.
Нэль включила старенький компьютер – купила с рук, совсем недорого – тот пожужжал, запускаясь, и повесил заставку виртуального конструктора «Мой дом, моя семья». Нэль кликнула по заставке, открылась объёмная картинка: аккуратный двухэтажный домик с красной черепичной крышей и розами, цветущими в палисаднике. Этот дом она знала – Васька давно конструировала его, заполняя комнаты мебелью. И если кликнуть по фасаду, он уходил, открывая этажи и интерьеры. А вот фигурки человечков, стоявших возле дома, были для Нэль новостью. Человечков было три: девочка, женщина и мужчина. Женщина была стройной, в джинсах и с короткой стрижкой. Девочка – тоже в джинсах и с распущенными волосами. Девочка стояла между мужчиной и женщиной, все трое держались за руки. Над женщиной было написано «мама», над девочкой – «я», над мужчиной – «папа». Мужская фигурка была высокой, темноволосой и чем-то неуловимо походила на Никодима.
– Видишь, папу она себе нарисовала, – прокомментировала за спиной мать. – Этот, что был тут, хороший хоть мужик?
– Хороший, только он просто так заходил, подвёз меня, потому что ты ушла, а Васька под дверями без ключа сидела.
– Значит, надо было брать ключи с собой. Я не собака на цепи, чтобы безвылазно дома сидеть! – опять надулась мать, и Нэль вздохнула. Интересно, они когда-нибудь смогут договориться? Или мать так и будет отвечать не на её слова, а на свои обиды, кривыми зеркалами застрявшими в её голове?
И вот теперь, разбираясь в чувствах и ощущениях, Нэль пыталась понять, что происходит, и что она чувствует. Происходит вот что: Васька мечтает об отце, Никодим, совершенно случайный в её жизни человек, вдруг оказался на эту мечту похожим. А она-то удивляется, как ему удалось с первого взгляда расположить к себе эту колючку! А на её, на её мечту он похож? – посмотрела Нэль в ту сторону, куда ушли остальные. Кажется, они отыскали правильные опята – все трое сгрудились и копошились над чем-то, неразличимым на расстоянии. А Бог его знает, похож он на её мечту, или нет. Если сравнивать с теми чувствами, что вызывал в ней Стас, то – не похож. Мурашки от него по спине не бегают, в жар не бросает, истома не одолевает. Наряжаться для него не хочется, на ненавистные шпильки вставать – тоже. Зато, – прислушалась к себе Нэль, – рядом с ним она чувствует себя защищённой. Будто пока он рядом, с ней не может произойти ничего страшного. «Ну да, – усмехнулась она. – Куда уж страшнее, всё что могло, уже произошло».
– Мама, ну ты чего отстала? Устала уже, да? А мы опята нашли, сразу полпакета набрали! – налетела на неё дочь, и Нэль открыла глаза.
– Ой, мама, ты что же не видишь! У тебя тут грибы под ногами, а ты спишь! – Васька забежала за спину Нэль, та обернулась следом – и вправду! По низу пенька, от которого отломился ствол, кучно грудилась светло-коричневая семейка.
– Во, сколько набрала – показала Васька пакет из-под вчерашних «супермаркетовских» покупок, уже больше половины заполненный грибами.
– Молодец! – похвалила Нэль, – а где мужчины?
– Они вперёд пошли, сказали, чтобы мы догоняли, – потянула её за руку дочь, – пошли, хватит сидеть!
Нэль послушно поднялась с бревна и пошла вслед за дочерью, высматривая меж деревьев Федькину красно-чёрную куртку и высокую фигуру Никодима.
**
– Бабушка, смотри, сколько мы тебе грибов принесли! – ликовала Васька три часа спустя, когда они, набрав полные пакеты грибов, изничтожив запасы провизии и до одури набегавшись между берёзами – просто так, потому что настроение хорошее! – вернулись домой.
– Да, вижу, молодец, – покивала та, с интересом разглядывая Никодима, который вошёл в квартиру вслед за Васькой и теперь по-хозяйски водружал пакет с грибами на кухонный стол.
– Ой, бабушка, познакомься! – спохватилась Васька. – Это дядя Дима, он мой друг!
– Твой или мамин? – уточнила мать, поглядев на закрывающую дверь Нэль.
– Общий! – сказал Никодим и изобразил нечто вроде полупоклона – позвольте представиться, Никодим.
– Револина Фёдоровна, – милостиво протянула руку мать, и Никодим деликатно её пожал, заметив
– Красивое имя. Бабушкину сестру звали похоже – Властелина, только все её тётей Линой называли.
– Да, меня тоже так зовут, – кивнула мать и озадачилась, – и что мне делать с этими грибами?
– Помыть, сварить и заморозить, – подсказал Никодим. – Знаете, какой из опят супчик получается? М-м-м, объедение!
– А вы что, поваром работаете? – уточнила мать, и Нэль засмеялась
– Мам, ты ему задаёшь точно такой же вопрос, что и я! Он бухгалтером работает, но любит готовить.
– Хобби у меня такое, – подтвердил Никодим.
– Хобби – это хорошо, но мне же здесь возни на три часа, – заглянула в пакет мать.
– Не волнуйтесь, Револина Фёдоровна, мы сами всё сделаем, – успокоил её Никодим.
– Мам, я пойду с Федькой погуляю! – быстро сообразила Васька, почуяв, что её могут привлечь к нудной работе, и удрала.
– Мам, ты нам чаю поставь, мы отдохнём немного и всё сделаем, – пообещала не отлынивать Нэль и пошла в свою комнату переодеваться.
Увидев кушетку, поняла, что подустала. Переодевшись в домашние джинсы и рубаху, легла, вытянув загудевшие ноги, и сосредоточилась на ощущении счастья и праздника, которое она почувствовала ещё в лесу. Хорошо! Как хорошо, что Никодим вытащил её в этот лес. Будто знал, что она там сможет вытрясти из себя всю тоску и безысходность последних дней… Да что там дней – недель, начиная с момента, когда услышала про себя, что она – моль в нафталине. Нэль ещё раз прокрутила в голове картину того вечера и удивилась – ни боли, ни обиды на Стаса не было. И досады, что она ошиблась и впустила в душу чужого человека, тоже не было. И жалости к себе не было. А было спокойствие – что ж поделать, случилось, как случилось; сочувствие – бедный Стас, так не повезло; ощущение, что жизнь вошла в какую-то новую колею и ей теперь остаётся эту колею понять и принять. Нэль представила новую колею – почему-то перед глазами встала река. А она, Нэль, была рыбкой, которая плыла, слегка пошевеливая плавниками и улавливая направление прозрачных потоков. Солнце светило сквозь плёнку воды, разбиваясь о поверхность яркими радугами.
Нэль всплеснула хвостом и проснулась. Ого, а она, оказывается, задремала! Надо же грибы чистить! Нэль поднялась, кинулась в кухонный отсек и застала там изумительную картину: Никодим и мать плечом к плечу чистили опята. Судя по куче очищенных грибов в тазике – большие чашки в хозяйстве не водились, приспособили таз для белья – чистили давно.
– Ой, а что же вы меня не позвали! – смутилась Нэль.
– Да ты так хорошо спала, улыбалась, жалко было тебя будить, – повернулся к ней Никодим. – Снилось что-нибудь хорошее?
– Да, радуга. Я долго спала? – поискала себе место Нэль, но третьему чистильщику пристроиться явно было негде.
– Да с часок, примерно, – миролюбиво ответила мать. – Набери воды в большую кастрюлю, если не трудно.
Нэль вытащила кастрюлю и пошла в ванную за водой – к кухонному крану было не подступиться. Что это с матерью? Довольная, улыбается. Нет, этот Никодим просто дамский угодник какой-то, даже мать успел очаровать, всего за час. Вернувшись, она включила плиту, поставила кастрюлю и потопталась, не зная, чем заняться.
– Ты иди, полежи ещё, мы тут сами закончим. Или чаю попей, в комнате накрыто, – разрешила мать, и Нэль отправилась в большую комнату, с изумлением поймав себя на ощущении досады, что она – третий лишний.
Ещё чего не хватало, досадовать! Нэль включила остывший чайник, куснула подвернувшееся печенье и вспомнила, что ей надо сделать – Файке позвонить. «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети!» – ответили ей, и Нэль почувствовала, как тревога, казалось бы, полностью растворившаяся в прозрачном воздухе осеннего леса, опять сжимается комом где-то в желудке и колотится в висках.
– А подотамники сварите отдельно, сорок минут надо варить, потом пожарьте с луком в сметане. Очень вкусно получится, вот увидите, – сказал Никодим, входя в комнату вместе с матерью. Посмотрел на Нэль и, видимо, уловил что-то, потому что спросил
– Что-то случилось?
– До Файки дозвониться не могу, – объяснила она. – Думаю, пора Ирине звонить, или нет.
– Какой Ирине? – встряла мать.
– Хозяйке квартирной. Вчера в Файкину квартиру кто-то забрался, всё переворошил. Я думала Файку дождаться, потом Ирине говорить, а никак не могу до Файки дозвониться.
– А когда Файка приехать должна?
– Завтра.
– Ну так и подожди до завтра. А за квартирой кто сейчас смотрит?
– Никто.
– Ты что, бросила квартиру без присмотра?! – всплеснула руками мать. – А если опять вломятся? А если украдут чего? Как ты перед подругой оправдываться будешь? Отправляйся туда ночевать, немедленно! А Никодим тебя подвезёт.
– Правильно, пусть меня грабители пристукнут, чтобы некому было оправдываться, – пробурчала в полголоса Нэль и пошла одеваться. Тревога разрасталась, и ей хотелось убедиться, что с квартирой всё в порядке.
– Слушай, чем ты сумел мать приворожить? – спросила она минут через двадцать в машине, когда Никодим уже выехал со двора и выруливал на основную дорогу.
– Не знаю. Славная, кстати, тётушка. Мы, пока ты спала, обсудили вопросы воспитания подрастающего поколения. Слушай, а ты в курсе, что твоя мать тебя боится?
– Меня? – изумилась Нэль. – Почему?
– Думает, что ты ею недовольна, переживает, что живёт на твои деньги. Старается угодить вам с Васькой, да всё невпопад.
– Это она сама тебе рассказала? – не поверила Нэль, вспомнила недавнюю историю с юбкой для Васьки и поняла, что какая-то правда в словах Никодима имеется.
– Ну, не в прямую, конечно. Просто мне это стало как-то понятно из нашего разговора.
– А ты что, психоанализом увлекаешься? – стало любопытно Нэль.
– Да нет, какой там психоанализ. Просто я умею чувствовать пожилых людей. У меня же бабуля была с характером. Правда, обиды в себе не носила, а сразу мне высказывала, что ей не нравится. Я и научился понимать, какие поступки могут вызвать какие эмоции. Так что ты с матерью как-то поласковей, что ли. Плохо ей.
«Как будто мне хорошо!» – мысленно буркнула Нэль, вспоминая материны шпильки и вчерашний безобразный скандал по поводу Васькиных нарядов.
До дома они доехали быстро, внизу, у почтовых ящиков задержались на минуту – вытряхивали рекламную макулатуру. Нэль разогналась было выкинуть всю кипу, да вовремя заметила платёжку с квартплатой и узкий белый конверт. Эти бумажки она прихватила и вслед за Никодимом поднялась на пятый этаж. Внешне дверь в квартиру выглядела нормально. Даже следов на полу и внизу на стене – быстро скользнула она взглядом – не было.
– Давай, открою, – протянул руку за ключами Никодим и быстро отпер оба замка.
– Всё в порядке! – выдохнула, переступив порог, Нэль и почувствовала, что тревога отпускает. Заглянула в комнату, бросила на кухонный стол конверт и платёжку – всё в квартире оставалось точно таким же, как и вчера после их авральной генеральной уборки. Да, надо бы ещё подмести. И пол на кухне липкий, надо протереть. Всё нормально, всё спокойно, её тревога была напрасной.
И тут в дверь позвонили.
– Кто там? – спросил Никодим, ему что-то ответили, и Нэль пошла в коридор, чтобы расслышать, кто пришёл.
– Фаины здесь нет, – сказал Никодим.
– Что значит нет? Я знаю, она здесь, мне сказали, что она сюда переехала! – возмутился из-за двери чей-то баритон. В его интонациях звучало возмущённое недоумение, будто хозяин баритона пришёл забрать свою вещь из камеры хранения, а ему ответили, что камера не работает. – Я её муж! Немедленно скажите Фаине, чтобы вышла! Иначе я вернусь с участковым! И у неё будут неприятности.
– И какие у неё будут неприятности? – заинтересовался Никодим.
– Во-первых, её оштрафуют, что живёт в Москве без регистрации! Во-вторых, я подам на неё в суд за украденный компьютер! – ярился баритон.
– Слушай, Нэль, странный какой-то бандит, – оглянулся на Нэль Никодим.
– Это не бандит, это Катков, – поняла Нэль. – Раздобыл адрес, всё-таки. Бедная Файка, он теперь её своими визитами замучает.
– Ага! – понял Никодим. – Ну-ка, спрячься!
Нэль послушно юркнула в комнату и стала прислушиваться. Никодим поклацал замками, открывая, и миролюбиво сказал.
– Слушай, мужик, перестал бы ты сюда ходить, а?
Нэль представила, как долговязый Никодим смотрит сверху вниз на толстого невысокого Каткова и улыбнулась. Комедия!
– А вы, простите, кто будете? – сказал Катков после паузы.
– А я тут живу! – охотно объяснил Никодим.
– Странно, а мне сказали, что Фаина одна… А вы не могли бы её пригласить? Для разговора?
– Не могу, она в отъезде, – посочувствовал незадаче Никодим.
– Тогда передайте, когда приедет, чтобы возвращалась домой. Что я не сержусь на неё. И мама не сердится. И мы очень по ней скучаем.
– Вы знаете, а у меня сложилось впечатление, что она не собирается возвращаться, – перешёл на «вы»Никодим.
– Но как же так! Она должна, она не может! Она не может перечеркнуть все годы, что мы с ней пережили! Она не может меня бросить! Особенно сейчас, когда она нам так нужна!
– Кому, вам? – уточнил Никодим. – Вам с мамой?
– Ну, да… – растерял всю патетику Катков.
– Она не вернётся. Ни к вам, ни к вашей маме. И перестаньте сюда ходить, – поставил точку Никодим.
– А я в суд подам! – попытался поставить запятую Катков.
– Подавайте, я адвокат. Устрою вам раздел имущества, – ласково пообещал Никодим и закрыл двери.
– Слушай, меня всё больше интересует твоя подруга, – сказал он вышедшей из комнаты Нэль. – Сколько лет она прожила с этим типом?
– Три года. Из-за дочки с ним сошлась, не хотела по чужим углам мыкаться. Он ей что-то вроде брака по расчету предложил: московскую прописку в обмен на домашний уют. А потом она и без прописки обошлась – и так работу нашла хорошую. А ему квартиру в более-менее божеский вид привела и почти три года его истерики, вроде вот этой, терпела.
– Она что, мазохистка?
– Она деньги на квартиру в Москве собирала, не хотела жильё снимать. А потом мама Каткова в Москву переехала, он собрался ей квартиру покупать в кредит, и Файка поняла, что её спокойная жизнь кончилась. Во-первых, его мамаша начала свои порядки наводить, во-вторых, они явно нацелились жить на её зарплату, – объяснила Нэль, и рассмеялась, положив руку на грудь Никодиму,– слушай, но как ты хорошо его осадил! «Я – адвокат!». Получается, ты и бухгалтер, и повар, и психоаналитик, и адвокат? Сколько же у тебя ещё талантов? Кто ты ещё?
«Ещё я –мужчина!» вдруг прочла она в его глазах и притихла. Никодим снял с груди её руку, поцеловал в середину ладошки, потом осторожно поцеловал Нэль в губы, одну ладонь положив ей на затылок, а пальцами второй придерживая за подбородок. «Вот это да!» – успела подумать Нэль, обвивая руками его шею и чувствуя, как внезапная жаркая волна бежит по позвоночнику и рассыпается искрами в голове.
Глава 13
Нэль уткнулась носом в его правую подмышку и дышала очень тихо, почти неслышно. Рука затекла – от этого он и проснулся. Никодим осторожно, чтобы не разбудить Нэль, высвободил руку из-под её головы, и женщина, вздохнув, повернулась на другой бок, свернувшись калачиком. Одеяло сползло, открыв плечи и трогательно тонкую шею. Света из коридора – они вечером так и завалились на диван, ничего не включая и не выключая, а лишь только стаскивая друг с друга одежду – хватало, чтобы разглядеть время на наручных часах. Три часа ночи. Пошли третьи сутки, как в его жизнь постучалась эта женщина. Никодим осторожно потрогал коротенький ёжик на её шее, Нэль завозилась, вздохнула и опять повернулась в его сторону, смешно причмокнув во сне губами. Теперь Никодим смотрел на её макушку с встопорщенным вихром и чувствовал всепоглощающую нежность. Эту женщину, вроде бы взрослую, самостоятельную, и в то же время – испуганную и беззащитную, хотелось защищать и опекать.
«Стоп, братец, во что это ты опять влип?» – вдруг дошло до Никодима. Опекать, защищать…. Так с ним уже было однажды – точно такое же острое чувство нежности и потребность защитить он испытал несколько лет назад, подобрав с остановки промокшую до нитки Лёльку. Это что же получается – он теперь будет подбирать попавших в беду женщин, как когда-то подбирал на улице котят? Мысли о Лёльке цепочкой потянули остальные.
Никодим шумно вздохнул, ещё раз вспоминая тот звонок. Интересно, если бы Лёлька не забыла свой мобильник на тумбочке в прихожей, он так бы никогда ничего и не узнал? Но она забыла, и он звонил как заведённый, и Никодим не выдержал – ответил.
– Здравствуйте, мне нужна Людмила Андреевна! – сказал деловитый женский голос в трубке.
– Её нет, она мобильник дома забыла. Что ей передать? – вежливо поинтересовался Никодим и даже поискал блокнот на полке. Вдруг это ассистент режиссёра звонит, вдруг важное что-нибудь?
– Да, пожалуйста, передайте, а то у меня только этот номер, а абонент вчера весь день был недоступен. Мы с ней неправильно договор оформили, аборты не попадают под страховой случай, ей нужно до конца недели зайти в клинику, переписать договор и доплатить полторы тысячи рублей.
– Куда зайти? – застыл Никодим над раскрытым блокнотом, чувствуя, как пол превращается в зыбучую трясину.
– В клинику, говорю. Я понимаю, что дело сделано, и она может не захотеть доплачивать, но если Людмила Андреевна настроена и впредь пользоваться услугами нашей клиники, ей нужно урегулировать все финансовые недоразумения.
Разговор про финансы вернул Никодима на твёрдую почву, и он переспросил
– Простите, я не понял, а какое дело сделано?
– Так аборт же! Анализы и УЗИ-обследование входят в страховой случай, это по полису, а само выскабливание – нет, нужно доплатить. Так что передайте Людмиле Андреевне… Ой, а вы кто ей будете? – спохватился голос в трубке.
– Я – отец убитого ребёнка, – дошло до Никодима, что означает слово «выскабливание». У него от этого слова почему-то перед глазами возникала пустая банка из-под килек, красная от томата и опасно ощерившаяся острой жестью вспоротой ножом крышки. Чувствуя, как рваная жесть оставляет в нём царапины, Никодим позвонил тёще.
– Ирина Алексеевна, Лёлька сделала аборт, – исцарапанная душа кровоточила.
– Да, я знаю, – помолчав, сказала тёща, и рухнула слабая надежда, что всё это – мистификация, дурацкий розыгрыш. И всё выстроилось в логичную цепочку: тёщино внезапное недомогание, Лёлькин трехдневный переезд к матери и категорический запрет ему там появляться. Вирус, карантин, не дай Бог, заразишься.
– Ирина Алексеевна, почему вы её не отговорили? Почему вы мне не сказали? – слова наждаком драли разом пересохшее горло. Если бы Никодим умел, он бы заплакал.
– Никодим, она взрослая женщина, она сама вправе решать такие вопросы, – в голосе тёщи он услышал нечто вроде снисходительного сочувствия. Мол, жидковат ты, парень, чтобы от тебя рожать.
– Сама? Ну, пусть решает сама, – согласился Никодим. Позвонил в офис и выпросил отпуск на месяц. По семейным обстоятельствам. И уехал к бабуле. И через неделю к нему в дверь постучалась Нэль.
Захотелось пить, и он осторожно, чтобы не разбудить Нэль, выбрался из постели, прошёл на кухню и поискал воды. Чайник был пуст, пить из-под крана он не захотел. «Спуститься, что ли, к себе за соком? Как раз пакет оставался не начатый!» Никодим подумал с полминуты – спать уже не хочется, пить – хочется, и всё сильней, да и Нэль, когда проснётся, рада будет апельсиновому соку – и решил сходить. Быстро и бесшумно оделся, заодно подобрав с пола и пристроив на кресле вещички Нэль, подхватил ключи, кстати выпавшие из кармана её куртки, саму куртку отнёс в шкаф в прихожей и вышел, стараясь притворить дверь как можно тише.
Бабулина квартира встретила его уютной темнотой и знакомым запахом: пахло немного камфорой, немного старой бумагой и ещё чем-то цветочным, лавандой, что ли. Пакетиками с таким запахом бабуля перекладывала постельное бельё в шкафу. В чужой квартире, где сейчас спала Нэль, пахло по-другому: застарелым табаком и ванилью. Никодим достал из холодильника пакет с соком, налил, залпом выпил и опять вернулся мыслями к Нэль.
Итак, что же всё-таки произошло? «Ничего особенного, переспал с приятной женщиной, с кем не бывает!» – подсказал в голове некто разухабистый. «Может быть и так», – согласился с ним Никодим и тут же понял, что врёт. Врёт самому себе. То, что он испытывает к этой своей однофамилице выбивается за рамки разового перепиха. Слишком много он о ней узнал. Слишком глубоко влез в её жизнь. И теперь он знает, какая у неё дочь – славный симпатичный своевольный чертёнок. Знает, какая у неё мать – неуверенная в себе, перепуганная и оттого надменная тётка, никак не умеющая договориться с внучкой и дочерью. Знает, какая квартира – маленькая, недоделанная, с занавесочками вместо дверей и лампами на голом шнуре, потому что люстры повесить некому. А теперь ещё знает, какая она в постели – одновременно и робкая, и страстная, отзывающаяся на каждое прикосновение и готовая идти за ним до конца. И после того, как он во всё это влез – просто переспал с приятной женщиной?
«Ну и не влезал бы, кто тебя заставлял!» – хмыкнул некто разухабистый, и Никодим согласился – никто. Никто его не заставлял. Просто сначала он использовал возможность переключиться на события, которые отвлекли его от глухой тоски и выдернули из запойной депрессии. Потом события использовали возможность втянуть его в свой водоворот по самые уши. Потом… Потом ему захотелось растормошить и отвлечь эту перепуганную женщину. И, чего уж тут лукавить, ему захотелось поиграть в семейного человека, примерить к себе роль главы семьи. Поиграл, примерил – с как бы тёщей общий язык нашёл, к как бы дочке взаимной симпатией проникся. И с как бы женой в постель улёгся… Блин, что делать-то теперь? И с Лёлькой узел ещё не развязан, и работа, что ему поручили, до конца не сделана. Поди, отыщи их теперь, эти деньги, когда всё вокруг так закучерявилось!
«Так, братец, – потряс головой Никодим, – убийство убийством, а от обязанности найти, куда бабки уплыли, тебя никто не освобождал. Аванс уплачен? Уплачен. Процент обещан? И немалый! Так что давай, братец, завязывай с лирикой, берись за дело. Прямо завтра и берись! Интересно, каким боком всё-таки замешана в истории эта Файка? – одна мысль о деньгах тут же потянула за собой другую. – А вот и поглядим. Если не вернётся в срок, как обещала – значит, замешана. Если вернётся, – тогда, выходит, все наезды адресованы Нэль».
– Кхе-кхе! – прокашлялась в часах кукушка, сообщая, что уже полчетвёртого ночи, и Никодим заторопился. Что-то засиделся он, надо бы вернуться, а то бросил женщину одну в пустой квартире! Прихватив пакет с соком, он быстро взбежал на два этажа и легко – приноровился уже – отпер чужую дверь. Как можно бесшумнее закрыл её за собой, прошёл в комнату и удивился:
– Ты чего?
– Я думала, ты совсем ушёл, – Нэль сидела, привалившись к стене, и куталась в накинутое на плечи одеяло. В отсветах из коридора было видно, что её волосы со сна встопорщились, на щеке – след от складки на простыне. Но глаза – совершенно не сонные, а встревоженные и … покорные, что ли. Будто она уже приняла и смирилась с тем фактом, что она опять осталась одна.
– Я к себе за соком ходил, вот, апельсиновый! – показал он. – Холодный! Хочешь?
– Хочу, – кивнула Нэль и собралась идти на кухню прямо в одеяле.
– Нэль, ты ложись, я принесу, – остановил её Никодим, и она послушно осталась на диване.
– Знаешь, я так испугалась, – сказала она пару минут спустя, отпивая сок и глядя на Никодима поверх края чашки. – Проснулась, а тебя рядом нет. И одежды твоей нет. Я решила, что ты ушёл спать к себе, а мне придётся досыпать здесь одной. Знаешь, я с позавчерашнего дня стала бояться оставаться в темноте и одиночестве. А тут ещё дверь открывается, тихо так. И страшно. Ты не подумай, я не навязываюсь! Просто боюсь очень,
– Я всё понимаю! – Никодим мягко отобрал пустой бокал, который она машинально крутила в руках, поставил его на пол, сел, притянул Нэль к себе, взъерошив вихры на макушке. – И ничего такого не думаю. Как насчёт поспать ещё пару-тройку часиков?
– Вместе? – подняла к нему лицо Нэль.
– Ну да. Или ты хочешь, чтобы я лёг отдельно? – не понял Никодим.
– Что ты, нет, конечно! – Нэль неловко пристроила голову у него на груди и послушала, как стучит сердце. Сердце стучало ровно.
Никодим мягко отстранил её, встал, разделся, аккуратно повесил одежду на спинку кресла и забрался под одеяло.
– Ты что, боишься меня? – удивился он, почувствовав, как напряглась лежащая рядом женщина.
– Нет, не боюсь, – Нэль повернулась на бок и посмотрела ему в глаза. – Просто неожиданно всё как-то у нас произошло. И очень быстро. Я ещё к тебе не привыкла.
– Так привыкай! – он опять притянул её к себе и провёл пальцами по спине. Кожа под пальцами была бархатистой.
– У тебя кожа как бархат, – сказал Никодим, а Нэль вдруг прыснула
– Что, такая волосатая? Это анекдот такой есть, слышал? Про то, что бархат – мелкая шерсть!
– Ну, не такая уж она и мелкая… – глубокомысленно заметил Никодим.
– Что? Ты хочешь сказать, я вся заросла волосами?! – притворно возмутилась Нэль и встала на коленки, выскользнув из-под одеяла. – Ты на себя посмотри!
– Я лучше на тебя смотреть буду, – решил Никодим и, схватив её за руку, потянул к себе. Поглядел в близкие блестящие глаза, запустил пальцы в остриженные пряди на затылке, прижал её голову к своему плечу и подумал: «Хоть бы она не имела никакого отношения к этим пропавшим деньгам. Господи, если ты есть, пусть она здесь будет не при чём!»
«Господи, что со мной опять такое?» – думала Нэль, спустя пару часов. Никодим спал, лёжа на животе, обхватив руками подушку и отвернувшись к стене. Смешной хвостик-прядка на затылке росчерком темнел на мощной шее. А Нэль не спалось. То внезапное ощущение пустоты и беззащитности, которое застало её врасплох пару часов назад, когда она проснулась и поняла, что одна в постели, хоть и забилось куда-то в самый дальний уголок сознания, всё ещё не давало покоя. Для неё самой это чувство оказалось новостью. Она, взрослая самостоятельная женщина, которая все эти годы сама решает все свои проблемы, привыкла рассчитывать только на собственные силы, и вдруг – такое сильное желание прислониться к мужскому плечу. Что это с ней? Влюбилась, что ли? Нэль покопалась в памяти, сравнивая свои нынешние ощущения с теми, что она переживала раньше. Стас… Нет, со Стасом всё было не так. С ним было томительно-истомно, дрожь в коленках и кружение в голове. Но прислоняться к нему, опираться? Нет, скорее, опекать и помогать.
Олег… С Васькиным отцом всё тоже было иначе: восхищение, благоговение, безмерная благодарность, что снизошёл до неё, «никудышки». И полная подстройка своей жизни к его интересам. И постоянная готовность приспособиться к его настроению. Про «опереться» тогда даже и речи не шло: подчиниться, раствориться, превратиться в его тень. Как же он взбесился, когда тёнь вдруг забеременела и собралась рожать! Нэль аж поёжилась, поплотнее кутаясь в одеяло, настолько явно вспомнились его злые слова. «Ты понимаешь, что ты дура? Круглая. Абсолютный ноль. Потому что если бы ты хоть что-то понимала, то сообразила бы своей бестолковой извилиной, что нам этот ребёнок не нужен. Понимаешь? Мне он не нужен. И тебе не нужен. Ты просто решила сделать назло, по-своему. Так что выбирай, или он, или я». Надо же, почти тринадцать лет прошло, а не забыла! Она так тогда обрадовалась своей беременности, а он… Дал денег на аборт. Самое ужасное, что она даже с ним согласилась, и деньги эти взяла. А потом, пока ехала в метро, у неё их украли. Разрезали сумку и вытащили кошелёк. И она, тупо рассматривая сумку, зияющую кривой ухмылкой пореза, вдруг будто очнулась. Или проснулась. И поняла, что никакого аборта делать не будет. А Олег… А Олега она убедит.
Нэль усмехнулась в темноту. Убедит… Три месяца ей понадобилось, чтобы понять окончательно: убеждать – это его партия в их дуэте. Убеждать, заставлять, тыкать носом в её несовершенство. А её роль – соглашаться, подчиняться, меняться, исполнять. Но она вышла из роли – оставил ребёнка. И рассталась с Олегом. И начала жить своим умом. И выяснила, что у неё прекрасно получается. Не пропала, не сгинула на помойке, как предрекал ей Олег, когда она сообщила, что уходит. И Васька, вон, какая чудесная растёт.
А теперь? Что же происходит теперь? Почему в её жизни появился этот случайный человек, и она вдруг настолько сильно к нему привязалась? Нэль на миг вернулась в ощущение тоски и беззащитности, в котором прожила те полчаса, что Никодима не было рядом, и запротестовала. Нет! Не надо ей этого! Не хочет она опять зависимости от мужчины! Привязанности этой не хочет. И страха потерять его не хочет. Поторопилась она впускать его в свою жизнь. Поспешила. Надо это как-то исправлять. Нэль отодвинулась подальше к краю постели, и Никодим, будто почувствовав, повернулся на другой бок, пошарил в полусне рядом с собою, дотянулся до Нэль и притянул её к себе, положив горячую ладонь ей на спину. И Нэль сразу расхотелось исправлять и протестовать. Теперь ей хотелось лежать рядом с этим мужчиной и ни о чём не думать.
Утром она опять проснулась одна. И уже не испугалась, а подосадовала: «Нет, ну что ж это за мужик такой! Опять его нет! Девять утра… Куда подевался? К себе ушёл?» Нэль встала, оделась, прибрала постель. Пошла на кухню, попила сока из ночного пакета, прогоняя опять завозившееся в сознании чувство беззащитности. Наконец, решилась – взяла свой мобильник и отыскала в нём номер Никодима.
– Алло! – сказал он, почему-то пыхтя в трубку.
– Привет. А ты куда делся?
– Я от тебя убежал! – сообщил Никодим.
– Далеко? – опешила Нэль.
– Не, не очень. Пробегу до конца улицы и обратно. Какие у нас планы на сегодня?
– Вообще-то я хочу вернуться в Одинцово, – вспомнила Нэль, что собиралась сохранять с ним дистанцию.
– А зачем?
– Ну, у меня дела. Книжки нужно разобрать, и вообще, – не стала вдаваться в подробности Нэль.
– Жаль, – сказал Никодим, и Нэль услышала, что ему действительно жаль. – А я думал, мы опять в лес поедем. Вдвоём. Последние ведь тёплые деньки стоят. Картошку в костре испечём, сосиски поджарим. Поехали!
– Нет, сегодня не смогу,– заставила себя сказать Нэль, мысленно шикнув на внезапную волну радости и предвкушения. Прозрачный лес в жёлтых листьях и тонких паутинках. Прохладный, пахнущий грибами, вкусный воздух. Дымок от костра, сосиска с обожженным бочком на обгорелых палочках, картошечные угольки с рассыпчатой сердцевинкой. Эта картина нарисовалась мгновенно и так явно, что она даже головой затрясла, прогоняя наваждение. Нет! Притормози! Слишком всё стремительно развивается. Хватит прогулок. – Я домой поеду.
– Тогда дождись меня, ладно? Я сейчас вернусь, тебя подвезу, – не стал больше уговаривать её Никодим.
– Нет-нет, я на электричке поеду, она отходит уже через полчаса, как раз успеваю! – отказалась Нэль, чувствуя, что если увидит его, не сможет выдерживать характер. А ей нужно побыть без него и подумать. – Ты бегай, не надо из-за меня свой график ломать.
Она сбросила звонок и стала поспешно собирать постель. Надо бы бельё постелить чистое, а это простирнуть… Потом, не сейчас. Сейчас может вернуться Никодим, а ей не хочется с ним объясняться. «Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» – потребовал мобильник, и Нэль, вздохнув, взяла трубку. Ну почему некоторые люди не понимают, когда им говорят «нет»?
– Да!
– Ты знаешь, что делают с теми, кто берёт чужое? – спросили в трубке. Голос был странным – то ли старушечьим, то ли мужским. Бывают такие старухи, которые говорят почти басом. И мужчины такие бывают, которые разговаривают почти женским контральто.
– Простите? – не поняла Нэль. Номером, что ли, ошиблись?
– Бог простит. А ты, подруга, видно плохо соображаешь. Что сделать, чтобы ты поняла? Руку отрубить?
– К-какую руку?
– Левую! Чтобы не воровала!
– Послушайте, как вас там! Прекратите мне угрожать! – разозлилась Нэль. – Я ничего у вас не брала!
– Ты, может, и не брала. Зато дружок твой брал. А ты ему прятать помогаешь. Так что верни бабки по-хорошему, слышишь? А то ведь можешь могилку с ним разделить.
– Какие бабки?! Какая могилка?!! Оставьте меня в покое! Я ничего не знаю! – рявкнула в трубку Нэль и нажала на кнопку отбоя. В сердцах передержала палец, и телефон сыграл мелодию – отключился. А она заметалась в панике по квартире, пытаясь сообразить, что ей теперь делать. В милицию звонить, этому Ивашову? Так воскресенье же! Никодиму? А вдруг она включит мобильник, а те опять позвонят! Бежать прятаться в Одинцово и ждать, пока всё само рассосётся? Стоп! А что рассосётся-то? А вдруг они звонили Файке? Хотя какая Файка, мобильник-то её собственный! Файка, кстати, в обед прилетает. Надо её предупредить, про замки и вообще… Нэль включила мобильник и набрала номер подруги. «Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети» – сообщила ей трубка.
«Да что же это такое! Куда Файка запропастилась!» – в отчаянии уставилась на свой телефон Нэль и застыла, прислушиваясь. Кто-то с той стороны двери уронил связку ключей. «Они!» – обдала ознобом догадка. Те, которые угрожали! Она не стала отвечать, и они пришли! Руку ей отрубать! Нэль даже представила топор, которым они будут это делать – маленький, блестящий, с одной стороны – лезвие, с другой – молоток в клеточку. Представила, и поняла, что это тот топорик, который она вчера подбирала с пола и прятала в ящике кухонного стола. Точно! Просто так она им не дастся! Будет защищаться! И Нэль метнулась на кухню, рывком выдвинула ящик стола, нашарила топорик для разделки мяса и отбивных и затаилась в простенке у входа.
Бандиты тем временем открыли дверь и теперь топтались у входа. Хотя, поняла по шагам Нэль, не бандиты. Бандит. Один. Правильно, чего им толпой-то ходить! Думают, на неё, слабую женщину, и одного достаточно. Бандит тем временем перестал топтаться у порога, прошёл в комнату, а потом его шаги зазвучали в коридоре, всё ближе и ближе к кухне. Нэль приготовилась и покрепче сжала топорик. Сейчас он войдёт, она стукнет его и сбежит. Завалить-то вряд ли завалит, а вот напугать и отвлечь… «Ну, Господи, помоги!» – подобралась Нэль и с визгом кинулась на вошедшую в проём мужскую фигуру.
– С ума сошла! – Никодим перехватил её руку с топориком буквально в сантиметре от своего лица. – Ты что? Отбивную решила из меня сделать?
– Это ты? – уставилась на него Нэль, разжимая пальцы. Топорик выпал.
– А ты кого ждала? Мамонта? – Никодим потряс топориком, который умудрился словить на лету.
– Я… я… Я думала ты – бандит! – вдруг разрыдалась Нэль, выливая в три ручья адреналин, который только что колотился в висках и теперь требовал выхода.
– Эй-эй-эй! – Никодим осторожно пристроил топорик у стены и притянул Нэль поближе к себе. Она с облегчением уткнулась ему в плечо. Оно тут же отсырело. – Что случилось, пока я бегал?
– Они мне звонили. И требовали деньги вернуть. И сказали, что руку отрубят. Левую! Я думала, это они пришли! – зашмыгала носом Нэль.
– И ты решила для почина отрубить что-нибудь им. Понятно. – Никодим нашарил на полке салфетку и сунул её Нэль. – На, вытирайся. А почему ты говоришь «они»? Тебе двое звонили?
– Нет, кто-то один, – ещё раз шмыгнула носом Нэль, скатывая салфетку во влажный комочек.
– Мужчина, женщина? – подал ей ещё одну салфетку Никодим.
– Не знаю, – промокнула остатки влаги Нэль. – Голос был странный, таким и мужчина, и женщина могут говорить.
– А почему ты решила, что это тебе звонили? Может, подруге твоей? Во сколько она, кстати, прилетает?
– Вообще-то в два. Я тоже сначала подумала, что они меня с Файкой перепутали. Но звонок был на мою трубку. Мне звонили, понимаешь? – озабоченно посмотрела на него Нэль уже почти сухими глазами.
– Номер определился? – тоже посерьёзнел Никодим.
– Наверное, я не посмотрела, – Нэль достала мобильник и открыла меню входящих звонков. Несколько секунд разглядывала номер на экранчике и перевела ошеломлённый взгляд на Никодима.
– Ничего не понимаю. Это номер Стаса.
Потом быстро набрала номер больничной справочной.
– Скажите, как себя чувствует Стас Резвун, реанимация, огнестрельное в голову… Спасибо. – Она нажала «отбой» и повторила ответ. – Говорят, состояние тяжёлое, улучшений нет, в сознание не приходил. Кто же тогда звонил с его аппарата?
– Тот, кто его у Стаса забрал, – нахмурился Никодим. – Стас ведь звонил тебе в тот вечер? Ну вот, а им осталось только вызов повторить. В общем, так. Ни в какое Одинцово ты не едешь, побудешь пока у меня. А прилетит твоя подруга, если прилетит, конечно, будем вместе разбираться.
– Что значит «Если прилетит»? Прилетит, конечно, – возмутилась Нэль и послушно пошла за Никодимом, напрочь позабыв про то, что она самостоятельная и независимая.
Глава 14
В квартире пахло чем-то цветочным. Не резко, не пряно – совсем чуть-чуть, не запах, а отголосок запаха.
– Слушай, как хорошо здесь пахнет. Я в первый раз не разобрала, – не удержалась от комментария Нэль, переобуваясь в уже знакомые растоптанные тапки.
– Это лавандой пахнет, бабушка ею бельё пересыпала, – объяснил Никодим. – Иди в комнату, а я чай поставлю.
Нэль послушно прошла в зал. Села на покрытый малиновой плюшевой накидкой диван и осмотрелась. Тёмно-коричневая полированная горка с посудой – в зеркальной задней стенке отражаются хрустальные бокалы, белый с позолотой чайный сервиз, пастушок со свирелью, балерина на одной ноге и русская красавица в кокошнике. Красавица, балерина и пастушок цветные, местами перламутровые. Рядом с горкой – трельяж, тоже тёмной полировке. На нём в ряд выстроилось ещё несколько фарфоровых фигурок. На это раз – зверушек: тигрёнок, собака и лошадь. Возле окна – тёмный стол с круглой салфеткой, связанной крючком. На стене – аппликации из соломки на чёрных дощечках в светлых рамочках. На полу – серый палас.
Нэль смотрела на вещи в комнате и успокаивалась. Недавний всплеск страха растворялся в этом сгустке времени, будто законсервированном в небольшой комнате. Похоже, в прошлый раз она упустила не только запах. Сегодня бывшее жилище Дарьи Никодимовны увиделось совсем другим. Каким-то более светлым, более уютным и менее старушечьим.
– Слушай, у тебя тут просто сплошное ретро, – улыбнулась она Никодиму, который заглянул в комнату, утирая руки кухонным полотенцем.
– Ага, есть немного. Бабуля не хотела ничего менять, и я пока не трогаю. Чай идём пить?
– Идём, – согласилась Нэль и пошла в уже знакомую кухню. Здесь всё точно так, как ей запомнилось, разве что бутылки из-под виски исчезли: старомодный обеденный стол у окна, венские стулья, буфет со стеклянными дверками и, неожиданным диссонансом, современный холодильник, электрочайник и тостер, который как раз выплюнул пару ломтей подсушенного хлеба.
– Садись! – Никодим положил хлеб на блюдце и пододвинул поближе к её месту баночку с конфитюром.
– Слушай, у нас что, продолжение пятничного завтрака? – улыбнулась Нэль. – И яичница будет?
– Нет, яичницы не получится, яйца закончились, – посокрушался Никодим и придвинул к ней ещё одну тарелку, на этот раз – с ломтиками сыра. – Сыр, вот, есть. Надо бы купить чего-нибудь на обед… Но что-то страшновато мне тебя одну оставлять.
– А ты и не оставляй! – Нэль положила сыр на тост, откусила и захрустела корочкой. – Я вместе с тобой поеду. А то ты кормишь меня, кормишь, мне уже неудобно. Надо теперь мне тебя в ответ накормить.
– Договорились! – Не стал спорить Никодим, разлил чай по чашкам и тоже захрустел своим тостом.
– Я даже знаю, что сделаю, – сказала Нэль после небольшой паузы. По ходу лихорадочных соображений, что она может приготовить и не опозориться, в голове всплыл более-менее внятный рецепт. – Сделаю рыбу под маринадом. Ты рыбу любишь?
– Люблю, – кивнул Никодим, – только не из магазина.
– А откуда? – удивилась Нэль. – Прямо из речки, что ли?
– Можно и из речки, – согласился Никодим, – а можно и в других рыбных местах поискать.
– И где же? – заинтересовалась Нэль, чьё воображение уже нарисовало, как Никодим закидывает удочку в Москва-реку. Вода в воображении была серой и мутной, о том, что в ней водиться, и думать страшно было.
– На рынок поедем. На Дорогомиловский, – Никодим отправил в рот остатки тоста с сыром и принялся мазать второй тост конфитюром.
Дорогомиловский рынок оказался большим и красочным. Особенно поражали фрукты-овощи: торговцы выстроили из них на прилавках пирамиды в человеческий рост и выглядывали из-за красно-жёлто-зелёно-оранжевых бастионов желанных покупателей.
– Ой, что это? – зацепилась взглядом Нэль за странные светло-коричневые коренья. Или клубни? Беглой идентификации эти округлые растопырки не поддавались.
– Имбирь! Берите, женщина, свежий, вам понравится, – оживлённо завозилась на верхотуре темноглазая продавщица-азербайджанка.
– А как его едят? – потрогала Нэль шероховатый бочок диковинного имбиря.
– Да хоть как. И в салате можно, и в суп, и с мясом потушить. Сколько вешать?
– В граммах? – улыбнулась Нэль, вспомнив рекламный ролик на эту тему. Что там покупательница «вешала»? Кажется, черешню. – Спасибо, пока не надо.
– Женщина, берите, вам понравится. Я уступлю! – сделала ещё одну попытку продавщица, но Нэль уже отошла к соседнему прилавку с менее экзотическими корнеплодами. Вот это то, что надо.
– По килограму моркови и лука, пожалуйста.
– А почему мы имбирь не стали покупать? – поинтересовался Никодим, принимая от продавщицы пакеты с овощами.
– Потому что я не знаю, что с ним делать. И вообще, вдруг он невкусный. А стоит сто двадцать рэ за килограмм, – объяснила Нэль. – Так, теперь можно за рыбой идти. Где тут твои рыбные места?
Места оказались через два ряда прилавков. И рыба здесь водилась знатная: осётр и белуга, покрошенные на килограммовые ломти; сёмга и форель в виде стейков, тушек и суповых наборов из голов с плавниками; белые куски зубатки, полосатые тушки креветочной рыбы, блестящие бока масляной рыбы и ледяной.
– Что хочешь, красавица? – сверкнул на неё зубом темнолицый продавец. Его объёмистое пузо было упаковано в белый фартук, к которому уже пристало несколько крупных, с копейку, чешуек. Руки, от волосатых запястий до локтей, были упрятаны в белые нарукавники.
– Скажите, а минтай у вас есть? Или хек? – Нэль ошарашено обвела взглядом рыбное изобилие. Самая дешёвая рыба – двести рублей за килограмм. Однако!
– Хек, минтай – это во-он туда иди, красавица, там прилавок есть с простой рыбой. А у меня здесь, – продавец гордо обвёл растопыренной ладонью своё изобилие – лучший рыба. Самый свежий, самый вкусный.
– Точно? – подключился к разговору поотставший было Никодим. – Тогда сделайте-ка нам сазанчика. Вот этого, средненького. О, нормально. Сколько там получилось?
– Два киляграм, триста грамм. Триста грамм на поход даю. Четыреста рублей.
– Никодим, ты что? Я не справлюсь с этим монстром, – с ужасом уставилась Нэль на «сазанчика», блистающего кольчугой из крупной чешуи. – Я даже не знаю, с какой стороны к нему подступиться!
– С тыла заходи, с тыла, – подсказал Никодим и попросил продавца, – а с почистить-порезать сколько?
– Ещё сто рублей! – махнул рукой продавец. Мол, о чём речь, такая мелочь.
– Годится, – кивнул Никодим, доставая из портмоне пятисотку и получая сотню сдачи, – Нэль, проследи, скажешь, на какие куски нужно разделывать, а я пойду помидоров куплю.
Нэль кивнула, зачарованно наблюдая начатым за прилавком действом. Парень, принявший от продавца «сазанчика», сноровисто чистил его длинным волнистым ножом на округлой, как для рубки мяса, колоде. В считанные минуты чешуя слезла с рыбьих боков и теперь блистала на колоде, фартуке и щеке чистильщика. Парень смахнул чешую в извлечённый откуда-то снизу таз, сменил нож на топорик, одним ловким ударом отсёк сазану голову, ещё одним быстрым движением вытащил из головы розоваты жабры – каждая величиной с детскую ладонь – следующим взмахом вспорол рыбье брюхо, скинул всё лишнее в таз и завершающими ударами покрошил сазана на пять крупных кусков.
– Так хорошо? – спросил он, поднося поближе к Нэль один из кусков.
– Ой, а можно ещё порубить? Вдоль спины! – вид огромных рыбьих позвонков толщиной с мизинец вывел Нэль из созерцательного транса. Ну и рыбища! Рубить надо, нож не возьмёт. Парень кивнул, ещё несколько раз тюкнул своим топором и сложил куски рыбы в два мешка: супнабор из головы, хвоста и плавников отдельно, порционные куски – отдельно.
– Ты всё? Пойдём, такую штуку покажу, – возник вдруг рядом Никодим и потянул Нэль обратно к овощным прилавкам. – Читай!
На прилавке в поставленном на попа ящике (вернее, на косого попа, не строго на торец, а с хорошим наклоном) красовались роскошные помидоры – розовые, мясистые, сладкие даже на вид. Сверху помидоров лежали две таблички. «Руками не трогать!» – строжилась одна. «Ласкать глазами», – кокетничала вторая.
– Смешно, – улыбнулась Нэль. – Приласкал?
– Ага, приласкал килограммчик. Что нам ещё тут надо?
– Масло растительное в доме есть?
– Не знаю… Давай купим на всякий случай. И чай кончается. И арбуза хочется. И какой-нибудь колбасы. Пошли! – распорядился Никодим и рванул куда-то в глубь павильона. Нэль потопала следом, стараясь не упускать из вида тёмный ёжик его волос. Вдруг ей заступила дорогу какая-то толстуха, и Нэль, огибая её и протискиваясь между прилавками Никодима упустила. Так, и куда он делся? За маслом пошёл? В какой стороне у нас масло?
«Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» – ответил мобильник. «Спохватился, что потерялся!» – улыбнулась Нэль и нажала кнопку.
– Ты куда исчез?
– А ты уже скучаешь? Неужто денежки отрыла и теперь вернуть хочешь? Умница, – голос опять был тем же, не понятно чьим, то ли мужским, то ли женским. Нэль споткнулась и замерла. Беспомощно повела взглядом вокруг – краски расплылись в туманные кляксы. К горлу подкатила тошнота.
– Только имей в виду, пол-лимоном теперь не отделаешься. Ещё сотня штук с тебя.
– Чего штук? Лимонов? – о чём он говорит, этот жуткий голос?
– Баксов, детка, баксов. Сделаешь так, как написано, сообщишь. Ты же умная девочка, глупостей делать не станешь. Правда же? Милицию там всякую звать не станешь, в игры с нами играть.
– Какие игры? Я вообще не понимаю, что происходит! Я не понимаю, почему вы в меня вцепились и требуете с меня какие-то мифические деньги! – оборвала Нэль вкрадчивый голос. От него хотелось убежать, и она уже не стояла, а быстро шла вдоль прилавков.
– Не понимаешь? К тебе что, опять в гости наведаться, чтобы поняла? Думаешь, замки сменила – и всё пузырём? Не о том думаешь. У тебя же, наверное, дети есть. Есть? Им плохо будет без мамочки. Так что не расстраивай деток. Сроку тебе на всё про всё три дня, до среды. Потом – пеняй на себя.
– Да пошёл ты! – рявкнула Нэль и с разгона налетела на чью-то спину. Трубка запищала гудками, а спина развернулась к Нэль.
– Ты чего такая взъерошенная? – взмахнул Никодим зажатым в пальцах мобильником. – И куда ты потерялась? Звоню тебе, звоню, а всё занято и занято.
– Мне опять они звонили, – вцепилась в его локоть Нэль. – Сказали, что я им должна отдать пол-лимона и ещё сотню штук. Сказали, чтобы я о Ваське подумала и что сроку мне до среды!
– Стоп. Прямо так и сказали: «О Ваське»? – подобрался Никодим.
– Нет, не совсем так. Что-то типа «о детях подумай, останутся без матери». Сказали, чтобы милицию не звала и сделала, как написано.
– Где написано?
– Не знаю…
– Так, – взглянул на часы Никодим. – Подруга твоя уже должна приземлиться. Давай, звони.
Нэль послушно уставилась на экранчик трубки, перелистывая свои звонки, чтобы заново не набивать Файкин номер. Машинально отметила, что последний входящий от вкрадчивого голоса высветился не номером Стаса, а анонимным «вызов 1», нашла искомую комбинацию цифр и нажала кнопку дозвона. «Абонент отключён или находится вне зоны действия сети!» – за три дня таких ответов этот бесстрастный женский голос стал уже почти родным.
– Не доступна! – подняла она испуганный взгляд на Никодима.
– Так. Это мне нравится всё меньше и меньше, – поиграл он желваками на скулах. – Ладно, всё, поехали домой, думать будем.
– А о чём мы думать будем? – спросила Нэль уже в машине, когда они, спешно покидав покупки на заднее сиденье, выехали на Кутузовский и теперь неслись к дому.
– О том, что подруга твоя тебя, похоже, всё-таки подставила. Нам надо будет сейчас подняться в её квартиру, посмотреть, где там что написано. И как следует поискать
– Деньги?
– Деньги ты теперь вряд ли найдёшь, они, скорее всего, уже за границей. Следы поискать, что они там были. И доказательства, что ты тут не при чём. Надо убедить ребяток, что ты в этом деле фигура случайная. И придумать, как тебя защитить от их наездов.
– Не знаю… Ты как хочешь, а я не верю. Не верю я, что Файка могла украсть какие-то деньги, сбежать с ними за границу, а меня бросить… на съедение крокодилам.
– Так она тебя и не бросала, – пожал плечами Никодим. – Она Стаса твоего бросила, а он по глупости тебя следом потянул. Лежит теперь себе спокойненько в реанимации, а мы расхлёбывай.
Машина Никодима пронеслась по Славянскому бульвару и выехала на Кременчугскую улицу. Довольно удачно, близко к подъезду, подвернулось место для парковки. Никодим сгрёб с сиденья пакеты – много они, однако, успели купить, – закрыл машину и понесся к подъезду.
– Подожди, я не успеваю, – поспешила следом Нэль. Отстать и остаться на улице в одиночестве было очень страшно. Впрочем, в дверях она его догнала – Никодим дожидался её у ступенек лестницы.
– Давай пакеты ко мне закинем и – к тебе! – сказал он, Нэль кивнула и придержала его за локоть. На первом этаже захлопнулась дверь и в пролёте появилась коренастая фигура в кожаной куртке.
– Здрасьте, – буркнул мужик, быстро окидывая их цепким взглядом.
– Здравствуйте, – заморгала Нэль, посторонилась, попуская соседа на лестнице, и пошагала вверх.
– Ты узнал? – спросила она Никодима, когда тот отпирал замки своей квартиры. – Узнал? Это тот человек, который на Стаса похож. Он здесь живёт, оказывается. Помнишь, как я в пятницу обозналась?
– Помню, – кивнул Никодим, вошёл в дверь, протопал на кухню прямо в ботинках и, хлопнув там дверцей холодильника, быстро вернулся. – Пошли.
– И где тут чего нам искать? – беспомощно переминалась Нэль чуть позже в прихожей.
– Тайники, укромные места, – подсказал Никодим. – Есть здесь тайники?
– Да нет, вроде… На антресолях если только, но там только старые, ещё хозяйкины, газеты лежат, пылятся. Под ванной ещё можно что-нибудь спрятать при желании. Ну и всё.
– Тогда держи стул, полезу на антресоли, – решил Никодим, пододвигая к двери хлипкий хозяйский стульчик. И полез осматривать шкафчик, приделанный прямо над дверью.
– Тут пусто, и уже давно, – спрыгнул он со стула через пару минут.
– Ты так быстро всё увидел? – удивилась Нэль.
– А чего тут видеть, пыль пластом лежит, следов никаких. Сюда лет пять никто носа не совал. Пошли под ванной смотреть.
Осмотр под ванной дал плоды в виде жестяного таза с облезлой эмалью, пластмассового кувшина и двух слегка ржавых гантелей весом по восемь килограммов.
– О, себе заберу, качаться буду, – обрадовался гантелям Никодим, – тут всё равно ржавеют. Ещё какие укромные места есть?
– Всё, – развела руками Нэль. – В шкафах ещё поискать можно, но там бандиты уже порылись.
– Тогда давай искать надпись. Они же тебе что-то написали!– не терял надежды Никодим.
– Ну почему мне? – запротестовала Нэль.
– Потому что они решили, что тебе. Смотри внимательно, поищи на стенках, бумажки перебери. В компьютере пошарь, может, на рабочем столе висит тебе письмо без адреса.
– Подожди-подожди! – слово «письмо» всколыхнуло в памяти Нэль смутную картину. Что-то связанное с письмом, с конвертом, с адресом. Она вспомнила и ринулась на кухню. Где тут она бросила бумаги из почтового ящика? Ага, вот они, – увидала Нэль на кухонном столе узкий белый конверт без адреса. Торопливо вскрыла его и прочла: «Жду от тебя привета по адресу limon@hotbox.ru. Пиши и помни. Дядюшка».
– Вот! – протянула она письмо Никодиму. – Это оно? То, что мы ищем?
– Похоже, оно, – быстро пробежал по строчке Никодим. – Они хотят, чтобы ты им написала письмо и получила инструкции по электронной почте.
– И что я им должна написать?
– Пока ничего не пиши. У нас ещё два дня впереди, думать будем.
Часть 3
Бланманже
Глава 15
– Проспали! – Нэль в панике металась по комнате. Думали они вчера весь день, между делом потушив рыбу с луком и морковью (Нэль честно колупалась одна, не подпустив к плите Никодима, и сварганила нечто вполне съедобное и даже вкусное) и прибравшись в Файкиной квартире. Про уборку Нэль объяснила Никодиму, что завтра вызовет квартирную хозяйку, и нужно привести квартиру в божеский вид. А себе, засовывая постельное бельё с дивана в стиральную машинку, призналась, что готовится к возвращению Файки. Она приедет, обязательно, не может она бросить её во всём этом безобразии. Потом они думали, лёжа в обнимку на диване. Решили, что Нэль нужно срочно сменить сим-карту и всё-таки позвонить в милицию Ивашову. А потом они уже ни о чём не думали, а часов в пять вдруг уснули, да так, что ни один, ни другая не слышали пиликанья будильника в телефоне.
– Ну всё, опоздаю, теперь меня точно уволят!
– Нэль, но если тебя всё равно уволят, чего уже метаться? – философски заметил Никодим, наблюдая, как она складывает за спиной руки, застёгивая лифчик. Лифчик был чёрным, кожа – белой, руки – гибкими.
– Ты не понимаешь, я не могу остаться без работы, – попыталась объяснить Нэль, натягивая свои одёжки. – Мне семью кормить. Слушай, Димыч, подбрось до офиса, а?...
– Легко! – согласился Никодим, выбрался из-под одеяла и начал одеваться.– Минут сорок подождешь?
– Сорок? Нет, не могу. А почему так долго?
– Потому что одеться надо? Надо. Побриться надо, а то зарос, как абрек. Потом машину завести, заправиться, вчера мы на остатках бензина приехали. Быстрее не получится. А ты позавтракай пока.
– Я не хочу есть. Меня что-то мутит после вчерашней рыбы, – отмахнулась Нэль и
бросила быстрый взгляд на одевающегося мужчину. Ей хотелось рассмотреть Никодима при полном свете, но смотреть в упор она стеснялась. Какой он всё-таки высоченный. И руки какие сильные, вон, бицепсы. И ноги мускулистые. Правда, волосатые. И живот совершенно не выпирает. И на боках складок нет. А у Стаса были. Кстати о Стасе, позвонить надо, как он там. И Нэль вышла в коридор, к телефону
– Алло, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, какое состояние Стаса Резвуна? Он в хирургии, в реанимации… Спасибо.
– Ну, что? – Никодим, голый по пояс, встал в дверном проёме.
– Говорят, состояние по-прежнему тяжёлое, улучшений нет, в сознание не приходил.– вздохнула Нэль. – Знаешь, я подумала… Не надо меня подвозить. Я машину поймаю, так быстрее получится.
– Ну не надо, так не надо, – Никодим потянулся всем своим длинным телом и зевнул так, что Нэль послышался треск за ушами. – На бомбиле, может быть, и вправду быстрее будет. Тем более, что на Кутузовском пробка. Ключи только возьми от квартиры, вдруг я выскочу куда.
– Точно, ключи! – вспомнила Нэль. – Что с ключами от Файкиной квартиры делать будем? Она же приедет, домой не попадёт. Может, записку ей в дверях оставить, чтобы к тебе зашла?
– Оставляй, – кивнул Никодим, отыскивая в кармане джинсов связку ключей. Отцепил один и протянул Нэль. – Пусть заходит. Вот, это от моей квартиры. И ключ от нового замка возьми, сейчас принесу.
Он ушёл в прихожую и вскоре вернулся с ещё одним ключом
– Спасибо. Всё, я побежала! – Нэль схватила ключи, глянула на ходу в зеркало – волосы, как ни странно, не топорщились и лежали вполне прилично – и убежала. Машину она поймала быстро, водитель оказался бывалым – по дворам и улочкам сумел объехать вечную утреннюю пробку на Кутузовском, и Нэль почти успела. Ворвалась в офис в девять с минутами, бросила на ходу секретарше Леночке «Привет». И с разгону, будто на стену, налетела на её враждебный взгляд, аж отшатнулась от обдавшей её волны ненависти.
– Лена, ты почему так на меня смотришь? Я сделала тебе что-то плохое?
– Никак я на вас не смотрю! Больно надо! – затрепетала ноздрями Леночка. – Светлана Валерьевна велела сразу зайти к ней, как придёте!
– Хорошо, – кивнула Нэль и пошла к себе в кабинет, раздеваться.
Вид пустого стула Стаса резанул по глазам и отозвался болью в сердце. Нэль отвела взгляд и постаралась сосредоточиться на чем-нибудь нейтральном. Самым нейтральным оказалось лицо Виктора, который сидел за компьютером в наушниках и стучал по клавиатуре с отсутствующим выражением. Лицо Бориса было менее бесстрастным: он смотрел на Нэль со странной смесью сочувствия и восхищения.
– Привет! – кивнула обоим парням Нэль и стала пристраивать на плечики куртку.
– Привет, – отозвался Борис. – Слушай, что происходит, а? Тут в пятницу менты в офис приходили, двое, народ расспрашивали про Стаса и про тебя. Это правда, что его застрелили у тебя в квартире?
– Нет, не правда. – Нель повесила плечики в шкаф, закрыла дверцы, села в своё кресло и развернулась к Борису. – В него стреляли возле моей квартиры. Сейчас он в реанимации.
– Да, я знаю, Леночка узнавала, – кивнул Борис. – Рёву тут было!
– Это потому она такая злая? – догадалась Нэль. – Я зашла, думала – в лицо мне вцепится, так она на меня смотрела.
Телефон на её столе затрещал призывно, и Нэль подняла трубку.
– Алло!
– Нинель Васильевна, зайдите, пожалуйста, к Ивану Владимировичу, – металла в голосе Светланы с пятницы не убавилось.
– Да, сейчас.
Нэль поднялась со стула и со странным спокойствием пошла в кабинет Ивана. Даже не то чтобы со спокойствием – с полным нежеланием противиться обстоятельствам. Если они всерьёз решили её уволить… Хотя бы послушаем, за что.
– Садитесь, – кивнул Иван на стул напротив. Сам он сидел в директорском кресле, Светлана – тоже в креслице, попроще, – пристроилась в торце его стола. А стул для Нэль сиротливо стоял поодаль, как раз напротив двух начальственных кресел. «Лобное место», почему-то подумалось ей.
– Нинель Васильевна, Иван Владимирович ждёт от вас объяснений по поводу пятничного отсутствия на работе, – проговорила Светлана тоном классной дамы, чеканя слова и выпрямив спину.
– Я же говорила, я плохо себя чувствовала, – Нэль передвинула стул, села и теперь видела их обоих сразу, не поворачивая головы.
– Больничный лист? – сцепила руки в замок Светлана.
– К врачу я не ходила.
– То есть, вы подтверждаете, что прогуляли весь рабочий день? – Светлана говорила, не глядя ей в лицо. Видимо, в кабинете были более интересные объекты для внимания: поверхность стола, собственные руки, диплом с выставки, висящий на стене слева от Нэль. Нэль посмотрела на Ивана – тот откинулся в кресло и смотрел куда-то поверх её головы, вертя в пальцах авторучку.
– Ну почему – прогуляла? Проболела. К врачу сразу не попала, за выходные полечилась. Что же случилось такого ужасного?
– Ужасного? – Светлана взглянула ей в лицо, но не в глаза, а куда-то в район переносицы. – Случилось то, что в пятницу в моём кабинете полдня просидели милиционеры и расспрашивали персонал о тебе и о Резвуне. Выясняли, в каких вы с ним были отношениях и чем таким занимается фирма, если в её сотрудников стреляют. И, знаешь, нам совсем ни к чему, чтобы твои личные отношения мешали работе компании.
– Отношения? При чём тут мои отношения? – изумилась Нэль.
– При том. Если твоих любовников отстреливают у тебя под дверью, а потом из-за этого к нам приходит милиция… В общем, передавай дела Виктору и пиши заявление по собственному желанию. Или уволим тебя как не прошедшую испытательный срок. Выбирай. – Светлана наконец взглянула ей в глаза, и Нэль заметила в них отголоски брезгливого изумления. Что-то говорить, доказывать и объяснять ей сразу расхотелось.
– Хорошо, сейчас напишу. И вещи соберу.
Что уж теперь спорить, всё один к одному: и Стаса чуть не убили, и Файка исчезла, и бандиты какие-то денег от неё требуют.
Нэль всё с тем же абсолютным спокойствием вернулась в свой отдел, села за стол и застыла, уставившись в монитор компьютера. С чего начинать? С заявления или с передачи дел? Телефон на столе зазвонил, предоставив третий вариант, и она с неожиданным облегчением сняла трубку.
– Слушаю вас!
– Нинель Васильевна? Это Вадим из рекламного агентства.
– Здравствуйте, Вадим.
– Нинель Васильевна, я насчёт сувенирки к новому году. Мы с вами в последний раз как-то странно поговорили. Нам не хотелось бы терять такого клиента, как «Эверест». Если хотите, я готов увеличить ваш личный процент.
– Что значит, увеличить? – не поняла Нэль.
– Ещё пять процентов добавлю. Двадцать процентов вознаграждения вас устроит?
– Двадцать процентов? Это вы о скидке, что ли?
– Ну, если хотите, давайте назовём это скидкой, – заговорщически согласился Вадим. – Ну, договорились? Заказ – наш?
– Что-то я не очень поняла, о чём вы мне сейчас говорили… В любом случае, я теперь этим не занимаюсь, меня уволили, – слово «уволили» было круглым, как обкатанный морем голыш.
– Из-за откатов, что ли? Сочувствую. А кто теперь вместо вас?
– Смирнов Виктор, телефон тот же, – закончила разговор Нэль. Бодро-бесцеремонный тон рекламщика уже начал раздражать. Проценты, откаты… О чём это он? В любом случае, она теперь решила с чего начать – будет передавать дела Виктору.
Виктор сидел всё в той же прострации и смотрел в монитор с отсутствующим выражением лица.
– Витя, Вить, обрати на меня внимание, – помахала ему рукой Нэль и, видимо, среагировав на движение, он перевёл взгляд на неё и снял наушники.
– Да, что такое?
– Вить, отвлекись на часик, я буду тебе дела передавать, – сообщила ему Нэль.
– Какие дела? Я и так весь в делах, вон, отчёт пишу о продажах, – досадливо дёрнул плечом Виктор.
– Вить, я серьёзно. Меня уволили, велено тебе дела передать. Иди, принимай.
– Что, правда что ли, уволили? – развернулся в её сторону Борис. – А с какой стати?
– С такой. Ухожу и всё, – не стала вдаваться в подробности Нэль. Не пересказывать же те гадости, что ей наговорила Светлана.
– Нэль, я не могу прямо сейчас от отчёта оторваться, только мысль пошла. Давай после обеда, а? – попросил Виктор.
– Ты уверен, что я тут просижу до обеда? Это вряд ли, я слишком нервирую руководство своим присутствием, – усмехнулась Нэль и сняла трубку опять зазвонившего телефона. – Алло!
– Здравствуйте, мне нужен Станислав Резвун, – попросил в трубке напористый мужской голос.
– Вы знаете, а он… болен, – растерялась Нэль. К тому, что кто-то будет спрашивать Стаса, она не была готова.
– А в его отсутствие кто-то может решить мой вопрос, или мне сразу начальству звонить? – отчего-то атаковал голос.
– Да, конечно. А что случилось? – приняла вызов Нэль.
– Случилось то, что я уже три недели жду немецкий автошампунь и полироль, хотя Станислав обещал, что поставки будут через неделю.
– Вы знаете, по-моему этот товар на складе есть. Я точно не знаю, давайте я вас на менеджера по продажам переключу, он всё точно скажет и стоимость партии подсчитает.
– Девушка, уже всё подсчитано и уплачено. Я вашему Резвуну деньги ещё три недели назад отслюнявил. Вы мне товар, товар давайте!
– Я переключаю на менеджера, – свернула разговор Нэль, перекинула звонок на Бориса и застыла над чистым листом бумаги. На чьё имя заявление писать, на Ивана или на Германа? Хотя Герман в отпуске, увольняет её Иван. Значит, пишем ему.
– Вы не волнуйтесь, я разберусь, уточню в бухгалтерии насчёт денег, – сказал Борис, и Нэль отвлеклась на ставшее для неё зловещим слово. Борис попрощался, положил трубку и задумчиво сказал.
– Слушайте, тут фигня какая-то получается. Мужик говорит, что уже заплатил нам за товар шестьдесят тысяч. Говорит, Резвун взял с него предоплату. Говорит, у него и фактура есть, и квитанция, и договор. Что-то я не понял, у нас что, теперь менеджеры с клиентов деньги лично собирают? Пойду к девчонкам в бухгалтерию, пусть посмотрят по приходу.
«Приход-уход, – подумала Нэль – что дальше-то писать? Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию… Желания-то нет никакого. Блин, как жаль работу эту терять!»
– Алло! – схватила она трубку опять зазвонившего телефона.
– Нэльчик, привет! Я прилетела, я из Домодедово звоню!– Файкин голос был весёлым и солнечным. Он будто нажал какую-то кнопку, и мир вокруг приобрёл цвет и объём.
– Файка! Ты прилетела! Вот здорово! – выдохнула в трубку Нэль. Файка приехала, она её не бросила, и все домыслы Никодима – ерунда!
– Файка, что у тебя случилось? Я уже волноваться начала. Ты же вчера прилететь должна была?
– Да тут с чартером какая-то фигня вышла, на день позже вылет перенесли. Но фирма всё возместила, так что последние сутки мы… я в отеле жила на халяву! Приеду – расскажу. Почему у тебя мобильник отключен?
– Да есть причина. Слушай, а у тебя что с телефоном? Я тебе два дня дозвониться пыталась и не смогла, – улыбнулась в трубку Нэль. Файка вернулась! Как же она, оказывается, соскучилась.
– А звонки твои рыбы принимали в Красном море! – беспечно сказала Файка.
– Какие рыбы? – не поняла Нэль.
– Полосатые! Я пыталась их на мобильник заснять и уронила его в море. Сейчас по чужому звоню. У нас всё в порядке?
– Да как тебе сказать… Я замки сменила, так что ты за ключом к соседу зайди из восьмой квартиры.
– А зачем сменила?
– Я ключи потеряла, а потом в квартиру кто-то забрался и всё перевернул. Они деньги искали, но ты не волнуйся, ничего не украли, – поспешила успокоить подругу Нэль.
– Уже легче. А как эти, которые ничего не украли, узнали, что именно в мою квартиру нужно лезть?
– А я ключи на площадке обронила, когда увидела Стаса и подумала, что его убили, – повинилась Нэль, и на том конце провода повисла пауза.
– Так, – вернулся голос к Файке, – понятно. А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо?
– Да более-менее. С работы только вот меня увольняют, – вздохнула Нэль.
– С чего это?
– Говорят, что если в моего любовника стреляют у меня под дверью, то это мои проблемы, и нечего их перекладывать на фирму. В пятницу в офис из милиции приходили с вопросами, Иван и Светлана попросили меня уйти.
– Так, сиди там, никуда не уходи. Мы сейчас приедем! – распорядилась Файка.
– Мы? – переспросила Нэль, но трубка ужу пипикала короткими гудками.
«Мы… С кем это она? Может, с Алькой в аэропорту встретилась? И что, они обе хотят сюда приехать, меня защищать?» – попыталась догадаться Нэль. И даже представила, как это может быть: «Файка эдакой Фемидой… нет, Фемида это богиня правосудия. А какая богиня за справедливость отвечает? Ну, не важно. Файка эдакой богиней справедливости влетает в кабинет к Ивану и говорит: «Как вам не стыдно! Женщина пахала на вас три месяца, столько всего переделала, рекламные дела до ума довела, пиарит вас на халяву, а вы её – за дверь!» М-да. Ладно, за дверь, так за дверь, навязываться не буду. В Москве работы хватает, слава Богу». И Нэль, всё ещё ощущая радость и свет, перестав чувствовать обиду, вернулась к заявлению: прошу уволить в связи с обстоятельствами личного характера. «Да, права была Файка, что нельзя романы с сотрудниками заводить. Как мы не маскировались со Стасом, всё равно всплыли эти наши обстоятельства», – вздохнула Нэль, поставила дату и размашистую подпись. Всё, эта страница её жизни закрыта.
В желудке вдруг заурчало и отозвалось лёгкой тошнотой. Что с ней? Ах да, она же не завтракала. Съесть, что ли, чего-нибудь? Нэль выдвинула ящик стола и нашарила початую пачку печенья. Вот как раз и доест, не с собой же забирать. Сейчас вот кофе только возьмёт в автомате. Нэль поднялась из-за стола и пошла в тупичок коридора к кофейному автомату. Тот радушно нацедил ей в картонный стакан коричневой жижи, и Нэль поспешно хлебнула – тошнота вдруг подступила к самому горлу. Вроде полегчало, Нэль сделала ещё несколько глотков, и вдруг новая волна дурноты стала выталкивать всё наружу. Пристраивать стакан было некогда, да и некуда. Нэль зажала рот свободной рукой и понеслась в туалет, держа слегка на отлёте картонный стаканчик с кофе.
– Нинель Васильевна! Ой! – какая-то тётка вывернулась из-за угла, заступив ей дорогу, Нэль попыталась на бегу обойти помеху, приняла чуть влево. Но то ли не рассчитала, то ли тётка метнулась следом – стаканчик с кофе наткнулся на плечо этой встречной и выскочил из рук Нэль. Смотреть, куда он упал и кого облил, времени уже не оставалось. Совсем. Ещё пять секунд – и вслед за стаканчиком отправилось бы и проглоченное кофе. И Нэль, теперь зажав рот уже обеими руками, потратила эти пять секунд на то, чтобы добежать до туалета и склониться над умывальником.
«Ну, блин, «сазанчик», рыбные места!» – думала она полминуты спустя, споласкивая рот водой из-под крана. «Надо же, отравилась! Фу, стыдно-то как, и кофе кого-то облила…» Нэль задумалась, вспоминая, кто ей встретился в коридоре, и с досадой хлопнула ладошкой по раковине. Ну конечно! Если уж закон подлости работает, то на всю катушку! Светлану она облила, Валерьевну, кадровичку разлюбезную! И ведь не поверит, что нечаянно. Скажет – специально, назло. Стыдно-то как!»
– Нинэль Васильевна, у вас всё в порядке? – постучала в дверь Светлана, будто подслушав её мысли.
– Да, всё нормально, я сейчас! – заторопилась Нэль, наскоро сполоснула лицо водой и открыла дверь. Светлана стояла с непроницаемым лицом, и Нэль тут же кинулась виниться. – Извините, я не специально вас кофе облила. Меня очень сильно затошнило.
– Да, я понимаю, вы, очевидно, ещё не долечились, – повела бровью Светлана. – Я могу войти? Мне необходимо почиститься. – Она подняла руку и показала на залитый кофе манжет блузки.
– Да, конечно, конечно, – освободила проход Нэль. И добавила, пытаясь сгладить неловкость, в уже закрытую дверь, – хорошо, что жакет тёмный, кофе не заметно почти.
– Хорошо, что у тебя реакция быстрая, а то пришлось бы нашей мадам отстирывать не только кофе, а и кое-чего похлеще, – Лариса из бухгалтерии стояла поодаль и с сочувствием смотрела на Нэль. – И чего, спрашивается, она тебя остановить пыталась? Как будто не видит, что человеку плохо. Что с тобой?
– Рыбой отравилась, – объяснила Нэль, прислушиваясь к своим внутренностям. Тошнота ушла, захотелось есть.
– Это серьёзно, – покивала Лариса. – Рыбой, бывает, до смерти травятся. Слушай, а что за случай с покушением на Резвуна? Тут говорят, что в него стреляли в твоей квартире.
– Нет, Лариса, не в квартире. На лестнице возле площадки.
– Да? А почему?
– Я не знаю.
– А Леночка тут в пятницу кричала, что ты специально Стаса к себе заманила, что ты ревнуешь, влюблена в него как кошка, что он тебя бросил, и ты за это хотела его убить! – Выдав информацию, Лариса с интересом уставилась на Нэль и даже провела языком по губам от нетерпения услышать, что та скажет в ответ.
– Ларис, я никуда его не заманивала. Какая из меня убийца? А насчёт «влюблена как кошка»… По-моему, это Леночка в него влюблена, вот и насочиняла.
– Ну, не знаю, дыма без огня не бывает, – с сожалением сказала Лариса. Видимо, она ждала от Нэль более пылких комментариев. – Разговоры-то идут.
– Да мне, если честно, всё равно, – пожала плечами Нэль. – Я уволилась.
– Да? А что так?
– А так. По собственному желанию. Светлана Валерьевна, – обратилась Нэль к вышедшей из туалета кадровичке – я заявление написала, сейчас принесу.
– Погодите пока, – досадливо дёрнула плечом та, – Герман Николаевич звонил, просил до его приезда никаких кадровых решений не принимать.
– А сколько ждать до его приезда? – опешила Нэль.
– Недолго, он уже едет в офис. Позвольте, я пройду.
– Пожалуйста, – пропустила Светлану Нэль и пошла за новой порцией кофе.
Глава 16
Новый кофе улёгся в желудке без проблем, отлично размочив сухое печенье. Придавив сосущий голод в желудке, Нэль смогла без помех думать о странностях. Её что, не увольняют? Герман заступился за неё? Или хочет лично указать ей на дверь?
– Слушайте, народ, у нас, кажется, ЧП! – Борис влетел в кабинет, на бегу цапнул печенинку со стола Нэль, и плюхнулся в кресло, захрустев трофеем. – Денежки-то Стас не оприходовал. И никаких фактур с накладными этому мужику, что звонил, никто не выписывал.
– Ты хочешь сказать, мужик узнал, что Стас в реанимации, и теперь врёт? – Виктор отвлёкся от отчёта и потянулся, разминаясь.
– Не знаю… Дай-ка я по базе его пробегусь, а то что-то мне как-то… С кем он там встречался в последние недели? Ага, ну-ка, ну-ка… – Борис, вглядываясь в монитор, начал набирать номер на телефоне. – Здравствуйте, компания «Эверест» отдел продаж беспокоит. Будьте добры, Евгения… Евгений? Здравствуйте, Борис Смирнов, компания «Эверест». Евгений, я вот по какому вопросу: наш сотрудник Стас Резвун попал в больницу и мы теперь восстанавливаем его договорённости… Ага. Так, понимаю. Что именно? А сумма? Фактуры и накладные у вас? Да, я думаю, до конца недели получите. Всего хорошего. – Борис положил трубку и поднял на коллег ошарашенный взгляд. – Народ, он и этим накладную с фактурой выдал, сорок восемь тысяч рублей предоплаты взял. Так, Витёк, давай-ка, подключайся. Давай, тут ещё восемь контактов, прозвоним по-быстрому.
Через полчаса звонков оба парня кряхтели и почёсывали в затылках.
– Это он что, без малого пятнадцать тыщь баксов насобирал? – всё ещё не мог поверить Виктор.
– Выходит, так. Неслабый улов, – Борис нервно постукивал кулаком по краю столешницы. – Что делать-то? Куда он деньги дел? И не спросишь ведь. Ивану идти докладывать? Что-то боязно. Вот был бы Герман…
– А он скоро будет. Светлана сказала, он уже в офис едет, – вспомнила Нэль. Всё происходящее напоминало дурной сон: это что же, Стас, действительно, чужие деньги присвоил? Но это пятнадцать тысяч долларов, а не полмиллиона. Или он кого-то так же из клиентов обдурил? Нет, глупости – их контора за полгода на столько продаёт, все его махинации повылазили бы уже.
– Всем привет! Нэлечка, я уже здесь! Что тут происходит? – Файкино появление в комнате вызвало эффект не то чтобы разорвавшейся бомбы, но вспыхнувшего бенгальского огня – как минимум. Загорелая, свежая, слегка похудевшая, в цветастой юбке до пят и легкомысленном ажурном жакете, сквозь который просвечивали голые плечи, она выглядела райской птицей, по ошибке залетевший в их курятник.
– Файка! Ты просто явление какое-то! – выразила Нэль всеобщее ошеломление. – Ребята, знакомьтесь, это Фаина, моя подруга. А это Борис и Вадим.
– Так знакомились уже на базе отдыха, – сделала приветственный жест Файка. – Что тут происходит, что за история с увольнением?
– Ой, Файка, тут ещё одна история обнаружилась, с деньгами! – начала было рассказывать Нэль, но Борис её перебил:
– Нэль, не рассказывай пока, я сначала должен Герману рассказать.
– Должен, так рассказывай! – разрешила Файка. – Он в офисе уже.
– Точно? – Не поверил Борис, но взял трубку и набрал номер – Герман Николаевич? С приездом! Это Борис Смирнов. Герман Николаевич, по-моему, у нас ЧП, мне нужно срочно с вами поговорить. Да, хорошо.
Борис встал и вышел из кабинета, а Файка, проводив его взглядом, села на край стола Нэль и спросила:
– Нэльчик, так что тут у вас происходит, а?
– Понимаешь, вдруг обнаружилось, что Стас набрал у клиентов предоплаты на пять тысяч долларов, а деньги в бухгалтерию не сдал. Теперь он в реанимации, где деньги – не известно.
– Так-так-так, вот насчёт реанимации давай поподробнее!
– Неудобно тут… – оглянулась Нэль на Виктора, который вроде бы уставился в монитор, однако наушники снял и явно прислушивался. По крайней мере. Когда зазвонил телефон на его столе, он снял трубку с явной неохотой.
– Да? Хорошо, сейчас. Герман и меня вызывает, – с недоумением сообщил он подругам и вышел из кабинета.
– Ну, теперь рассказывай! – затормошила подругу Файка.
– Понимаешь, вокруг меня уже пятый день какой-то бред происходит, – вздохнула Нэль. – В четверг поздно вечером позвонил Стас и сказал, что у него ко мне деловой разговор и просился в гости. Я его послала. На этаже оказалось темно, я включила фонарик на брелке, чтобы замочную скважину найти, и в темноте наступила на Стаса. Я испугалась, думала, что его убили, уронила ключи, побежала вниз… А потом, когда Никодим поднялся посмотреть, на площадке светло оказалось и ключей не было. И Стаса не убили, а ранили. Потом Никодим вызвал милицию, потом меня взвали в милицию. И они, кажется, думают на меня… А потом залезли в твою квартиру, всё из шкафов повыкидывали… А в компьютере написали, чтобы я вернула деньги… И потом звонили на мобильный, угрожали, хотят, чтобы я им полмиллиона долларов вернула. А тут ещё и уволили меня, – закончив, Нэль вдруг только теперь, всё пересказав, поняла, в какую передрягу она попала. – Слушай, Фай, по-моему, я во что-то вляпалась.
– По-моему, тоже. Надо только понять, во что. Кто такой Никодим?
– Сосед, из восьмой квартиры. Я об его дверь долбанулась, когда с лестницы летела.
– Стоп, откуда там сосед? Вместо Дарьи Никодимовны уже вселился?
– Да, это её внук.
– Ага, и этот внук… – начала развивать тему Файка, но тут зазвонил телефон на столе у Нэль.
– Нэль, зайди ко мне, пожалуйста, и Фаину с собой прихвати, – сказал Герман.
В кабинете у Германа висело напряжение.
– Здрасте, с приездом, как отдохнули? – спросила Нэль, отметив, что шеф загорел не меньше Файкиного. И вообще, как это они умудрились в офисе в одно время появиться?
– Издеваешься, что ли? – хмуро глянул на неё Герман, распугав забрезжившие догадки. – И с каких это пор мы на вы? Садитесь, дамы, вон, на диван. Виктор, Борис. Пока можете идти, о деньгах не болтать, буду разбираться.
Герман подождал, пока парни ушли, а потом сел на диван к подругам и спросил
– Нэль, скажи честно, ты знала что-нибудь о том, что Резвун ворует?
– Нет. Для меня это тоже стало полной неожиданностью.
– Я знаю, что у вас был роман. У тебя есть хоть какие-то предположения, где он может держать деньги?
– Нет, откуда? – пожала плечами Нэль. – Я ничего про его дела не знаю, я уже почти месяц с ним не общаюсь.
– Что за история с покушением в твоей квартире?
– Герман, не в квартире, а на площадке перед квартирой. В него стреляли, кто – не известно.
– А как он себя вёл накануне? Может быть, были какие-то странности?
– Как вёл? Да как обычно. Правда, из-за сувенирки ко мне прицепился. Он мне агентство рекомендовал, они нам к выставке заказ сделали. А потом решила агентство сменить – нашла тех, кто делает сувенирку дешевле и качественнее. А Стас вдруг кричать начал, что я дура, раз чужие деньги экономлю. Да, кстати, сегодня звонил менеджер из этого агентства, обещал мне процент повысить.
– Ну-ка, ну-ка, как он тебе сказал? Какой процент? – встрепенулась Файка.
– До двадцати. И ещё слово сказал такое… забыла… как про машину…
– Откат, что ли? – отгадала Файка.
– Точно!
– А ты что?
– Сказала, что теперь этим Виктор занимается, а меня уволили.
– Никто тебя не уволил, забудь, – поиграл желваками Герман. – ай да Стасик, ай да сукин сын. И тут, значит, отщипывал по кусочку.
– Да что отщипывал-то? – никак не могла понять Нэль.
– Откат, Нэльчик, это вознаграждение в процентах о суммы размещаемого заказа, – объяснила Файка. – Сколько вы агентству за ручки-брелочки отвалили?
– Три тысячи долларов, – вспомнила Нэль.
– Ну, значит, шестьсот баксов Стасик себе прикарманил.
– Это что же получается, он за моей спиной деньги брал? – уставилась на подругу Нэль.
– Ага, и с тобой, я так понимаю, не делился. А как ты решила агентство сменить, видимо, решил тебя в долю взять.
– А с остальными деньгами кого он в долю взял? – оторопело спросила Нэль.
– А вот это хороший вопрос, – нахмурился Герман. – И надо над ним подумать.
– Ты думай скорее, а то бандиты, вон, уже от Нэльки полмиллиона баксов требуют, – сказала Файка.
– Какие бандиты? Какие поллимона? – уставился Герман на Нэль. – Не мог он столько наворовать!
– Я не знаю, какие. Только мне уже два раза звонили и угрожали. И к Файке в квартиру залезли, искали что-то, – устало сказала Нэль.
– Так, это уже серьёзно, – посуровел Герман. – Файя, ты съезжаешь сегодня же.
– Нет уж, – запротестовала Файка – я съеду, а Альке в этой квартире жить? Нэль, ты в милицию звонила?
– Никодим должен был позвонить.
– Никодим? А, ну да, сосед. А он-то здесь каким боком?
– Он мне помогает. Он и в первый раз, к Стасу, милицию вызвал, и потом, когда увидел, что квартира открыта…
– Герман, что за прятки! Уже вся контора знает, что ты приехал, а я не знаю! Как ты умудрился мимо Леночки незамеченным проскочить! – В кабинет вошёл Иван и застрял на несколько секунд, не увидев Германа за столом. Потом нашёл его взглядом и оторопело уставился на Файку
– Здраствуйте!
– Добрый день, – слегка надменно кивнула та. – Герман, мне надо ехать, можно, Нэль поедет со мной?
– Поезжайте, я вам разъездную машину дам, а то куда ты в таком виде, замёрзнешь, – подумав, сдался Герман. Обсуждать при Иване Файкин переезд ему явно не хотелось. – И поаккуратнее там.
– Слушай, Фай, а ты почему в таком летнем виде? – спросила Нэль, когда они уже сели в машину и ехали на Кременчугскую.
– Да не подумала, в чемодан всё запихала и упаковала, а в аэропорту дербанить упаковку лень было, тем более, что машина за нами сразу приехала. Коль, вот тут направо, – подсказала она водителю, и Нэль чуть не лопнула на от разом одолевших её вопросов. Так, получается, это Файка с Германом срочно в Египет летала? У них, получается, роман? И, судя по всему, серьёзный, раз он её зовёт переезжать?
Все свои вопросы Нэль вывалила на неё чуть позже, когда они уже поднялись в квартиру – к Никодиму не заходили, открыли дверь ключом Нэль и сразу побежали на кухню ставить чайник.
– Файка, немедленно рассказывай, что у тебя с Германом и почему я ничего не знаю! – Нэль поставила чайник на газ и села за стол напротив подруги.
– Ну, он меня к себе пожить зовёт. И замуж, – повела Файка полной загорелой рукой.
– Слушай, а когда вы успели договориться?
– Вот в Египте и успели.
– А как вы вообще договорились? И почему я не в курсе?
– Ты не в курсе, потому что Герман просил не афишировать. Хотя поначалу и афишировать было нечего. Он меня попросил съездить с ним в отпуск в качестве пугала.
– Кого?!! – изумилась Нэль.
– Ну, баб отпугивать, охотниц за женихами. Наших же тёток в Египте тьма-тьмущая. Говорит, в прошлом году одолели, жуть. Увидели, что один приехал, так только что в постель не прыгали. А одна, какая-то «Мисс Урюпинск», почти прыгнула, на его балконе загорать прилегла топ-лесс, пришлось с ресепшена клерка вызывать. Мол, дама ошиблась номером, не могли бы вы проводить её куда следует.
– Бедняжка, – хихикнула Нэль, представив, как хмурый Герман вытуривает с балкона «Мисс Урюпинск». Представилась блондинка с ногами, пышным голым бюстом и красной лентой через загорелое плечо. – А он что, педик, или импотент, раз баб боится?
– Но-но, не надо грязи. Нормальный мужик, и даже очень. Просто не любит, когда на него охотятся. У него уже была одна такая… охотница, еле отвязался.
– А как же ты его… подстрелила?
– А это ещё не известно, кто кого подстрелил. Пообещал мне, что у нас чисто деловой союз, что спим в разных постелях, хотя и в одном номере. Я подумала, да и согласилась – чего мне терять? Женщина я без комплексов, сама не известно когда смогу полторы штуки баксов за отдых отвалить, а тут – такой случай.
Чайник засвистел, вскипая. Нэль быстренько разлила кипяток по чашкам, кинула по пакетику с чаем и опять уселась напротив Файки.
– Ну, и?
– Что – ну? Два дня продержались – он с маской нырял, я загорала. Ещё смотрела на него и думала – какой роскошный мужик, жаль, что не мой. Потом вечером на дискотеке конкурс билиданса устроили для отдыхающих. Ну, я и станцевала. Без всякой задней мысли, честно! А он – запал. Ну, и всё, деловые отношения закончились.
– Не удивительно! – засмеялась Нэль. – Ты когда в танце живота задом крутишь, особенно без задней мысли, тобой можно импотенцию лечить!
– Ой, Нэлька, ты не представляешь, какие это были две недели! – сладко потянулась Файка. – Восточная сказка, тысяча и одна ночь! Отель – супер, пять звёзд. Фрукты, соки свежие, десерты такие, думала – растолстею. Какой там! Все калории в море пожгла. Герман вскоре на дайвинг перешёл, там можно было акваланги взять напрокат, а я побоялась с аквалангом плавать. Тогда он показал, как маской пользоваться, и я вместе с ним по полдня в море торчала. Нэлька, какие там рыбы! – Файка мечтательно закатила глаза. – Это нечто! А какие виды под водой!
– Как в кино?
– Какое кино! Кино – плоская картинка, а тут всё в трёх измерениях, космос, целый мир!
– А когда вы сходиться надумали, космонавты? – по-доброму позавидовала подруге Нэль.
– Да как-то всё само собой вышло… Он уже потом, день на десятый, наверное, признался, что запал на меня ещё на той вечеринке, когда я вам программу вела. Ну, и решил таким образом познакомиться со мной поближе. Теперь вот зовёт к нему за город переехать. Кстати, у него коттедж где-то в направлении Одинцово. Соседями будем!
– Как-то быстро всё у вас случилось. Не боишься опять попасть? Недавно ведь от Каткова сбегала. Ой, кстати, он же сюда приходил!
– Кто, Катков?
– Ну да. Сначала сказал, что они с мамой тебя прощают, потом стал грозиться, что заявит в милицию о краже компьютера…
– Вот говнюк! Я ему квартиру вычистила, обставила, в божеский вид привела, три года ему рубахи гладила, носки стирала, щи варила, а он на меня – в милицию?
– Да не пойдёт он никуда, его Никодим напугал, – засмеялась Нэль. – Сказал, что он адвокат и подаст в суд на раздел совместно нажитого имущества.
– Так, девушка, теперь ты, давай, колись. Что это за адвокат такой и почему я слышу его имя уже в шестой раз за последние два часа?
– Ну я же говорю, он сосед, внук Дарьи Никодимовны. Он не адвокат, он бухгалтер. Я нечаянно к нему в дверь вломилась и теперь он мне помогает.
– Помогает в чём?
– Во всём. Милицию вызывал, замки в твоей двери сменил, чтобы воры больше не могли старыми воспользоваться. Нас с Васькой в лес водил по грибы. Он меня опекает.
– Что, просто так? – недоверчиво прищурилась Файка.
– Сначала просто так, а потом… Кажется, у нас роман.
– И давно?
– С субботы, – прикинула Нэль и удивилась. Всего два дня? А ей кажется, что они с Никодимом знакомы уже долго-долго.
– Во даёшь, подруга! – восхитилась Файка. – То лет тринадцать никого не было, а то – второй мужик подряд. Сколько ему лет?
– Лет сорок, наверное, не спрашивала, – задумалась Нэль.
– Ну, уже легче. Женат?
– Не знаю… Я не спрашивала.
– Слушай, а ты вообще документы его видела? Фамилию его знаешь?
– Знаю, – обрадовалась Нэль, – Пыриков!
– Что? – Файка обалдело уставилась на подругу, а потом захохотала. – Ой, не могу! Нэлька, так не бывает! Нинэль и Никодим Пыриковы! Это же нарочно не придумаешь! С такой фамилией и умудриться найти однофамильца! Да ещё и с именем чудным, как у тебя!
– Слушай, хватит ржать, а? – рассердилась Нэль. – У твоего Германа фамилия не лучше – Приходько.
– Обиделась? Ну, извини, я не со зла, честное слово. И чем вы с твоим однофамильцем тут эти дни занимались?
– Деньги искали.
– Где?
– В твоей квартире.
– С чего это?
– Понимаешь, когда я увидела записку в мониторе, мы решили, что она – тебе.
– Мне? С какой стати?
– Ну, мы думали, кто и почему стрелял в Стаса, и Никодим выдвинул версию, что у Стаса были с тобой какие-то дела, что вы с ним прокрутили какую-то денежную афёру, а потом ты исчезла вместе с деньгами, – начала объяснять Нэль.
– Бред какой-то! – фыркнула Файка.
– Ну не обижайся, просто мы перебирали все варианты. Я-то точно знаю, что никаких денег у меня нет. А так получалось правдоподобно: ты и сама уехала, и Альку услала, Стас хотел попасть в квартиру, чтобы взять то, что там припрятано. Его выследили, подстрелили, потом квартиру обыскали. Когда ничего не нашли, написали записку.
– Нэль, ты несёшь какую-то чушь: Альку услала, деньги спрятала. Алька по обмену в Румынии, в конце недели, между прочим, возвращается. А Стаса твоего я раз в жизни видела, когда от Каткова сбегала.
– Фай, но тогда по-другому не получалось – или от тебя деньги требовали, или от меня. А раз я к деньгам отношения не имею, ты остаёшься. Потом, когда мне стали с угрозами на мобильник звонить, и когда ты в срок не приехала, мы с Никодимом решили, что деньги точно у тебя, а Стас подставил меня.
– Ф-фу, – утёрла лоб Файка, откидываясь к стене. – Я аж взмокла от этих ваших версий. Получается, раз я вернулась – у вас опять концы с концами не сходятся.
– Получается, – кивнула Нэль и глотнула чаю, смачивая пересохшее от рассказа горло.
– Концы с концами не сходятся, а человек с человеком всегда сойдутся… Ты финики бери, сладкие. И вот ещё чудовина, – Файка придвинула к ней какую-то желтоватую пластину, сложенную в несколько раз. – Отрывай и ешь, это абрикосовая пастила, я у себя в Волгограде такую на даче сушила. А тут в Египте увидела в «Дьюти Фри», купила сразу десять штук, Алька её любит.
Нэль оторвала уголок пластины, пожевала. Вкусно, как курага.
– Слушай, Нэль. А хочешь, я свою теорию выдвину? Ну, кто может быть во всей этой истории замешан? – задумчиво сказала Файка. – Мне кажется, что это – твой Пыриков-однофамилец.
– Он? Да ты что! Он же мне помогает!
– Да? Как-то так он помогает, этот твой бухгалтер, что всегда на месте преступления оказывается. Поправь меня, если я что не так поняла. К Стасу он поднимался?
– Но я сама его попросила!
– Поднимался. В квартире разгромленной первый оказался?
– Но я-то в Одинцове была!
– А другие соседи? Почему не Нина Пална из пятнадцатой разгром обнаружила, а некто Пыриков с третьего этажа? Ты вспомни хорошенько, подумай, как всё у вас происходило? Мог он сам всё устроить, а? Мог?
Нэль подперла голову ладонью, поставив локоть на стол, и задумалась.
– Так, когда я поднималась, на площадке темень была, хоть глаза выколи. Я ещё ругалась, что это мальчишки опять всё повыключали. А когда Никодим вернулся, он сказал, что свет на площадке есть… Ключь Никодим не нашёл, я ещё думала, что его милиция могла прихватить как вещьдок…
– Ну, точно, – встрепенулась Файка, – ключ он нашёл и припрятал, чтобы потом спокойно в квартире порыться. Ничего не нарыл, и решил тебя из виду не упускать, вдруг выведешь.
– Не может быть, ты не понимаешь. Он защищает меня, – слабо запротестовала Нинэль, однако, невольно прокручивая в голове совсем недавние эпизоды. Вот бандит с непонятным голосом звонит ей на рынке, и когда она налетает на Никодима, видит у него в руках включенный мобильник. Вот этот голос угрожает ей, когда Никодима нет и он, якобы, на пробежке. Вот Никодим настаивает, чтобы они обшарили квартиру, лично заглядывая во все углы… И свет он включил на площадке. И Стаса, наверное, обыскивал, раз тот уже лежал, а не сидел. И… и… и в Стаса, если на то пошло, он спокойно мог сам стрелять. Выстрелил, услышал цокот её каблуков, быстренько домой вернулся и ждал под дверью развития событий. Не зря же он так быстро двери распахнул… А почему тогда не добил Стаса, милицию вызвал, врачей? Может, осложнений испугался?
– Файка, я боюсь! – сказала она, и посмотрела на подругу полными ужаса глазами. – Всё сходится. Получается, что он с самого начала замешан в этой истории. Получается, он сам мог в Стаса стрелять. Получается, он следит за мной и пугает, ждёт, что я с перепугу побегу за деньгами и всё ему выдам!
– Так, подруга, давай-ка собирай манатки и линяй отсюда. Отсидишься в Одинцове, пока всё не рассосётся.
– Фай, но я не могу в Одинцово – там мама и Васька. И потом, Никодим ведь всё про меня знает – он у меня в гостях был!
– А больше он у тебя нигде не был? – внимательно посмотрела на подругу Файка. – Что-то ты с таким запалом о нём говоришь, прямо как о родном. Так, краснеешь. Вы что, переспали?
– Да, – отвела глаза Нэль, чувствуя себя последней дурой. Это, получается, он и в постель её затащил из каких-то своих криминальных соображений?
– Ну, мать, у тебя в последнее время и скорости, – покрутила головой Файка.
– Кто бы говорил, – вяло огрызнулась Нэль.
– Я бы говорила, у меня на мужиков глаз намётанный. Слушай, что делать-то будем, а?
– Не знаю. Может, этому, из милиции рассказать, Ивашову? – скорее у себя, чем у Файки спросила Нэль. И тут же представила, как он смотрит на неё скептически: вот, мол, напридумывала тётка, явно с головушкой непорядок. Но что делать-то, господи? Что же теперь делать?
Глава 17
Подруги посидели в молчании пару минут, заедая думы египетской пастилой.
– Слушай, Нэльчик, а Стас твой тебе точно про деньги ничего не говорил? Может, были какие-нибудь разговоры, вспомни, вдруг, догадаешься, где он мог денежки припрятать? Или откуда взять? – разродилась идеей Файка.
– Фай, да не было никаких таких разговоров. Это, скорее, у Леночки надо спрашивать, секретарши нашей, он с ней в последнее время роман крутил.
– А что, это мысль. Давай напишем на бандитский адрес, чтобы по всем вопросам обращались к Леночке! И посмотрим, как будет метаться твой бухгалтер!– хмыкнула Файка и добавила в ответ на ошарашенный взгляд Нэль – Ну а что? Ты к нему в руки сама свалилась, тёпленькая. А Леночку он фиг достанет, у неё папа прокурор.
– Фай, откуда такие познания? – изумилась Нэль. Сама она за три месяца работы только и узнала, что у Виктора склочная жена, а Лариса из бухгалтерии в разводе с мужем.
– Оттуда, у Германа выспросила, – пожала плечами Файка. – Хотела узнать, на кого тебя Стас променял. На прокурорскую дочку, получается.
– Слушай, Фай, давай уже закроем эту тему, – нахмурилась Нэль. – Тем более сейчас, когда он то ли выживет, то ли нет. Фу, у меня от этих наших разговоров опять тошнота поднялась.
–Это ты съела что-нибудь, – догадалась Файка.
– Да, рыба вчера несвежая была, – кивнула Нэль. – Меня сегодня с утра так полоскало, чуть на Светлану, кадровичку нашу, не стошнило!
– С утра, говоришь, тоже тошнило? – посмотрела внимательно Файка. – Слушай, а ты, случаем, не беременная у нас? Месячные когда?
– Да брось ты, нормально всё, – нахмурилась Нэль и принялась подсчитывать дни задержки. Восьмой день пошёл, но это ещё ничего не значит. Она весь последний месяц на нервах, от этого у неё всегда задержки до двух недель случаются.
– А что – брось? – не отставала Файка. – Могла залететь?
– Могла, но не залетела.
– Ну, так проверь, чтобы успокоиться. У Альки где-то тест на беременность был, – Файка поднялась из-за стола и ушла в ванную. Через несколько минут вернулась с тестом. – На, иди, пописай на бумажечку.
Нэль взяла узкий белый пакетик и послушно пошла в туалет. Там внимательно прочла инструкцию. Если одна полоска – пусто, если две – залёт. Через две минуты она с тоской смотрела на бумажную ленточку, перечёркнутую двумя синими полосками.
– Залетела! – ахнула Файка, когда Нэль вернулась на кухню, всё поняв по её растерянному виду. – Быстро к врачу, у меня телефон есть, очень хорошая клиника, укол сделают – и всё, скинешь.
– Фай, подожди, не шуми, – Нэль села на табурет и растерянно посмотрела на подругу. – Я должна подумать.
– Да о чём тут думать? – вытаращилась на неё подруга. – Ты что, рожать собралась? В сорок лет, одна, без мужа? Тебе ещё Ваську минимум шесть лет тянуть! Ты что?
– Фай, я не могу так быстро решить. Я должна подумать.
– Ну, думай, только недолго. После двух недель задержки всё гораздо тяжелее проходит, возможны осложнения.
– Да ты откуда знаешь? – вдруг разозлилась на подругу Нэль. Сидит тут, учит, как ребёнка убить. Её, Нэль, между прочим, ребёнка.
– Оттуда. Делала один раз, – помрачнела Файка.
И подруги затихли – у каждой было о чём подумать. Мобильник Нэль опять заорал про попугаев, и она опасливо смотрелась в номер на определителе. Васька.
– Мамчик, ты когда домой приедешь? – спросила в трубке дочь.
– Не знаю, Васюш, у меня тут обстоятельства… всякие.
– Ой, мам, приезжай сегодня, а? Приезжай, ну пожалуйста!
– Что-то случилось? – насторожилась Нэль.
– Нет, мамочка, ничего не случилось. Правда-правда, ничего. Просто мы соскучились по тебе, очень-очень! Приезжай!
– Кто «мы»? Вы с бабушкой? – отчего-то решила уточнить Нэль. Не похоже на её колючку, чтобы она так уговаривала приехать.
– И мы с бабушкой, и … Стёпка, – замялась Васька.
– Стёпка? А это ещё кто? – удивилась Нэль.
– Ой, мама, он мальчик. Он тебе понравится, он такой красивый, рыжий-рыжий, лохматый-лохматый! – затараторила дочь. – Я так хочу, чтобы он у нас совсем остался, а бабушка говорит, что только если ты разрешишь. Говорит, всё-таки ещё один рот на твою шею! Мам, а разве так говорят – рот на шею? Он же на лице!
– Это выражение такое, фразеологизм, – машинально ответила Нэль. – Вась, я что-то никак в толк не возьму. Ты там кого жить к нам привела? Что за рыжий мальчик?
– Мам, ну котёнок же! Я же говорю – я его вчера возле подъезда нашла. Наверное, потерялся. Знаешь, какой красивый! Мам, ну пожалуйста, разреши, чтобы он остался! А то бабушка велит обратно на улицу отнести!
– Ладно, пусть живёт. Только ты его искупай, прежде чем в постель к себе тащить, ладно? – сдалась Нэль.
– Ладно! Ура! – завопила в восторге Васька. – Мамчик, я тебя обожаю! Ты когда приедешь? Приезжай скорее!
– Хорошо, может быть, сегодня и приеду, – пообещала Нэль.
– Ага! А я Стёпку пошла мыть! – попрощалась дочь и отключилась.
– Нэль, что там у вас? Неужели Васька мужика в дом привела? – Файка просто лучилась любопытством.
– Ага, рыжего и лохматого! – улыбнулась Нэль. – Васька котёнка во дворе подобрала, бабушка велела у меня разрешения спросить. Слушай, Фай, я, наверное, всё-таки поеду домой. Что-то устала от этой круговерти. И по своим соскучилась. И плевать я хотела на эти угрозы, и на Никодима с его играми. Знаешь, по-моему, блеф всё это. Пугает он меня, но ничего сделать не посмеет. Пусть ищет свои деньги сам. А я домой поехала.
– Поезжай, конечно, – кивнула Файка. – Слушай, а можно я про эту историю с деньгами Герману расскажу? Может быть, он подскажет, что делать?
– А он меня не уволит? – поёжилась Нэль. – А то, как я поняла, директорат наш очень не любит, когда у сотрудников… осложнения.
– Не уволит! – пообещала Файка. – Знаешь, как он рассердился, что этот, второй, как его…
– Иван.
– Что этот Иван уволить тебя решил. Говорил, что такими специалистами, как ты, не разбрасываются!
– Да? Здорово, – улыбнулась Нэль. – А то я, честно говоря, приуныла – весь испытательный срок шуршала деловой колбасой, и вдруг – выметайся. Слушай, а, может быть, мне у Германа отгулы попросить? Или дни в счёт отпуска? Что-то не до работы мне сейчас, со своими делами разобраться надо. Или это уже сверхнаглость?
– Да проси, не тушуйся, – подбодрила Файка. – Скажи, что приболела. Тебе как раз несколько дней полежать не помешает, если на аборт пойдёшь.
– Файка, на аборт я не пойду.
– Ну и дура!
**
Доставать ключи было лень, и Нэль набрала номер квартиры на домофоне.
– Кто там? – спросила Васька.
– Доча, это я, открой, – ответила Нэль и распахнула запищавшую дверь, придерживая её и предлагая войти мужчине, который подошёл и встал за спиной. Тот отрицательно мотнул головой и стал нажимать свои кнопки. «Наверное, пришёл к кому-нибудь, хочет предупредить», – мимоходом подумала Нэль, топая на свой третий этаж. Там толкнула дверь квартиры – как всегда, не заперто.
– Мама, Васька, опять у вас дверь нараспашку. Я пришла! – сказала она, входя. И увидела котёнка.
Котёнок действительно оказался красавчиком: пушистый, не столько рыжий, сколько нежно-палевый, почти персикового оттенка. Лапки – в белых «носочках» (задняя левая даже в «гольфике»), нос розовый, глазки жёлтые. Он был уже довольно взрослым, почти кошачий подросток, и вполне самостоятельным. Когда Нэль вошла в квартиру, он первый выбежал на звук и звонко мявкнул, будто поздоровался.
– Так вот ты какой, Стёпка-Степашка, рыжая мордашка! – Нэль подняла котёнка на руки и погладила по мягкой макушке. А тот вдруг прижался к ней веем пушистым тельцем и заурчал, как маленький моторчик.
– Надо же, ласковый какой! – улыбнулась Нэль выскочившей в прихожую Ваське.
– Отпусти его, мы играем! – потребовала дочь. – Стёпка, пошли! – и потрясла перед носом у котёнка фантиком, привязанным к шнурку от кроссовки. Котёнок не среагировал, тогда Васька отобрала его у матери, поставила на пол и опять потрясла фантиком. Котёнок заинтересовался и потрогал бумажку лапой. Васька стала пятиться в комнату, котёнок побежал за фантиком, и вот уже слышно, как они носятся по комнате.
«Вот и мужик в доме завёлся. И сразу же споры из-за него начались!» – улыбнулась Нэль, раздеваясь, и пошла в свою комнату.
Комнатой за время её отсутствия, похоже, полностью завладела Васька. Распахнутый ранец стоит на стуле, на столе – стопка тетрадок и раскрытый корешком вверх учебник по алгебре. На кушетке в изголовье комом брошены джинсы и свитер. Нэль переоделась, натянув старые джинсы и кофту на молнии, легла, отодвинув к стене дочкины одёжки. Повернулась на бок, зарывшись лицом в свитер, чуть пахнущий Васькиным потом. Растёт дочка, и так быстро. Ещё совсем недавно пахла молоком, а теперь – потом, почти по-взрослому. Нэль закрыла глаза и стала вспоминать, как Васька была маленькой. Она родилась совершенно лохматой – светлые волосики покрывали и крохотную головёнку, и спинку. Месяцам к четырём шёрстка на спинке исчезла, волосики на голове потемнели после года. Примерно к тому же времени исчез и потрясающий младенческий запах, который источало Васькино темечко. Нэль могла бы, наверное, часами держать дочь на коленях и вдыхать этот славный родной запах, от которого сердце просто переполнялось любовью и счастьем, что она родила такое чудо. Но чудо часами сидеть отказывалось – уже через пару минут дочка начинала ёрзать на коленках, вертеть головой и требовать игры в «ладушки».
А когда Ваське исполнилось два года, Нэль оставила её матери, а сама вернулась в Москву – доучиваться в аспирантуре, устраиваться на работу и организовывать свою жизнь таким образом, чтобы в неё с комфортом вписалась дочка. Всё организовать удалось только через пять лет, и они будто бы выпали из их общей с Васькой жизни – только вчера эта кроха бастовала, отказываясь надевать в сад платье с воланами, и вот у же в первый класс топает серьёзная школьница с букетом хризантем в руках. «А этого ребёнка, интересно, я смогу сама воспитать, или опять на мать придётся рассчитывать?» – подумала Нэль и представила, как держит на коленях маленького… мальчика?... и нюхает его головёнку и обмирает от счастья и сладкого родного запаха.
– Мамочка, ты что, обиделась на меня? Ты плачешь? – сказала за спиной Васька и осторожно потрогала Нэль за плечо. – Не обижайся! Просто мы со Стёпкой не доиграли, а так мне совсем не жалко, если ты станешь его брать!
– Вась, я не обиделась, с чего ты взяла? – повернулась к дочери Нэль. Та стояла с виноватым лицом и прижимала к груди котёнка.
– Ну, смотрю, ты отвернулась, как будто обиделась. На тебе Стёпку! – Васька посадила котёнка матери на плечо, тот аккуратно спрыгнул на кушетку, повозился возле живота Нэль, заметил язычок от молнии и начал трогать его лапой.
– Надо же, не наигрался, – сказала Нэль, поглаживая котёнка и опять ощущая, как от него пошли вибрации – включил мотор. – Слушай, Васюш, ты бы прибрала вещи, чтобы не валялись. Я домой вернулась жить.
– Ага, потом, – кивнула Васька и попросилась, – пусти к тебе полежать!
– Давай, только аккуратно, котёнка не задави, – придвинулась поближе к стене Нэль. Васька сгребла котёнка, переложила его в ноги и легла рядом с матерью.
– Как вы тут с бабушкой жили без меня? Не воевали? Где она, кстати?
– Не, не воевали, у нас перемирие. Она на дискотеку пошла.
– Куда?!!! – в удивлении приподнялась на локте Нэль.
– Ну, на танцы какие-то, для бабулек, – дёрнула плечом Васька. Рассказывать про бабушкины дела ей явно было неинтересно.
– А в школе как дела?
– Нормально. Сочинение писали «Каким я вижу своё будущее». Я написала, что стану путешественницей или банкиром.
– Или сразу – странствующим банкиром, – улыбнулась Нэль, приобняв дочку. Та помолчала немного и спросила:
– Слушай, мам, а что ты скажешь, если мы с Федькой поженимся?
– Что значит: «поженимся»? – оторопела Нэль. – И когда? Завтра?
– Завтра не получится, в двенадцать лет не женят. Ну вообще, потом когда-нибудь поженимся. Что ты скажешь, а?
– Ну что скажу, – успокоилась Нэль, – «совет да любовь» скажу.
– Какой совет? – уставилась на неё дочь.
– Семейный! Так на свадьбах всегда говорят: «совет да любовь».
– А! Значит, ты не против, – догадалась Васька.
– Ну а почему я должна быть против? Тебе с ним жить, – улыбнулась Нэль.
– Ага. А жить мы, наверное, будем у нас. У них нельзя, там дядя Коле очень сильно ругается, – продолжала планировать Васька.
– Васюш, я думаю, к тому времени, когда вам можно будет жениться, если не передумаете, всё как-нибудь наладится, – Нэль приобняла дочь за острые плечи. «Цыплёночек ты мой ненаглядный! Как же ты на братика среагируешь?»
– Вась, а что ты скажешь, если я тебе братика рожу? – решила проверить Нэль.
– Братика? Как это? – теперь Васька приподнялась на локте и вытаращилась на мать. – Для братика папа нужен. Ты что, замуж за дядю Никодима собралась выходить?
– С чего ты решила? – опешила Нэль.
– Ну, так, раз ты про братика говоришь, – объяснила Васька.
– Нет, ни за какой замуж я не собралась. А про братика я тебя просто так спрашиваю.
– Ну, если просто так, то рожай, – разрешила дочь. – Будет хоть с кем поиграть. А то Стёпка только и знает, что за бантиком бегать. Стёпка, Стёпка! Пошли! – Васька вскочила с кушетки и опять стала трясти бантиком на шнурке, подманивая котёнка. Тот сначала притаился в засаде за пяткой Нэль, потом прыгнул на бантик, охотясь. Васька успела его выдернуть из кошачьих лап, и вот они уже опять с топотом понеслись по коридору и в большую комнату.
«Так, если книжный шкаф убрать в другую комнату, а тумбочку сдвинуть в угол, то детскую кроватку сюда втиснуть можно», – провела Нэль быструю ревизию тесного пространства своей комнатушки. Ну, не хоромы, бывшая кухня всё-таки. Но ничего, вдвоём с малышом они поместятся. «На что ты кормить его будешь, ты подумала? Откуда деньги возьмёшь, когда с малышом сидеть будешь?» – вдруг вспомнились недавние Файкины вопросы и мысленно на них ответила: «Возьмутся откуда-нибудь. С Васькой же выкрутилась первый год – и рефераты за деньги писала, и курсовики. И в этот раз какую-нибудь работу на дом возьму. Статьи, к примеру, буду писать. В автомобильные журналы. Кстати об автомобилях, надо же Герману позвонить насчёт дней в счёт отпуска. Мне же теперь по врачам надо побегать, на учёт в женскую консультацию вставать».
– Алло, Герман? Это Нинель. Герман, ты извини, это, наверное, наглость, но мне очень нужны дни в счёт отпуска!
– Надолго? – после небольшой паузы спросил шеф. Наверное, решал, наглость или нет.
– Хотя бы три денёчка! Мне в поликлинику нужно, по врачам походить!
– А что, с тобой что-то серьёзное? – судя по тону, Германа действительно волновало её здоровье.
– Ну как тебе сказать… Нет ничего, несовместимого с жизнью, но анализы сдать придётся, – улыбнулась Нэль.
– Ладно, сдавай свои анализы. В понедельник выйдешь, потом сверхурочно отработаешь, – разрешил шеф.
«Нет, всё-таки золото, а не мужик. Повезло Файке. Хотя и ему тоже повезло», – улыбнулась Нэль и вспомнила, что хотела звонить подруге. По дороге на станцию она всё-таки забежала в «Евросеть» и купила новую сим-карту. Теперь нужно всем друзьям и знакомым дать новый номер. Вот с Файки и начнёт.
– Файка, привет. Запиши, это мой новый номер, я другую «симку» купила. Что делаю? Прикидываю, куда детскую кроватку ставить. Знаю-знаю, можешь не повторять.
**
– Повторять не буду, я тебе про другое скажу, – жестикулировала Файка у своей трубки. Звонок Нэль застал её в момент, когда она загружала в машинку одёжки из чемодана, та теперь так и стояла, с «иллюминатором» нараспашку. – Если ты в самом деле собралась рожать, тебе срочно нужно медосмотр пройти. Всё-таки не девочка уже, вдруг болячки какие вылезут!
– Уже! – засмеялась Нэль. – Герман отпустил меня до понедельника, завтра в женскую консультацию иду!
– Ну, Бог в помощь, – пожелала Файка. – И хоть ты и дура, Нэлька, ты всё-таки героическая женщина. Я бы не решилась рожать без мужика. Ладно, звони, если что, я сегодня весь день дома буду, готовлюсь Альку встречать. А если и выйду, то ненадолго.
– Ой, Файка! – спохватилась в трубке Нэль. – А ключ от квартиры у меня остался! Как же ты выйдешь? Придётся тебе к Никодиму идти, забирать остальные ключи.
– Блин! Ну ладно, придумаю что-нибудь. Всё, пока! – Файка в одинаковом раздражении ткнула трубкой в аппарат и захлопнула люк машинки. Вот ещё, топать к этому бандиту. Хотя придётся – не оставлять же ему ключи от квартиры, ха… где деньги лежат. Если бы. Если бы они тут лежали, отдали бы их – и дело с концом. А то думай теперь про всё – про Стаса этого, который неизвестно где пол-лимона зелени скоммуниздил. Про Нэльку, умудрившуюся за две недели, пока её не было, попасть в переплёт, завести интрижку с бандитом и забеременеть. Про соседа, якобы внука Дарьи Никодимовны, который сидит и ждёт, пока Нэлька дойдёт до кондиции и сдаст ему адреса и явки.
Файка вошла в кухню и огляделась, решая, чем бы таким заняться, чтобы сбросить раздражение. «Посуду, что ли, помыть? Две чашки и два блюдца – разве это посуда? Только руки мочить. Может, полы помыть?» – она посмотрела на пол и заметила под столом белый конверт. Достала, вытащила записку, прочла: «Жду от тебя привета по адресу limon@hotbox.ru. Пиши и помни. Дядюшка».
«А вот фиг тебе!» – вдруг разозлилась Файка. «Тоже мне, герой-любовник, Казанова доморощенный. Задурил бабе голову, совсем с катушек съехала, аж рожать собралась! И думает, что запугал напрочь. Сидит, небось, почту проверяет – не объявила ли Нэлька о капитуляции. Будет тебе сейчас капитуляция. По полной программе!» Она включила компьютер, вспомнив о рассказе Нэль, щёлкнула на «недавние документы», вытащила другую записку – крупную, набранную чёрным по белому, надпись: «Верни чужое, сука. Это – только начало».
– А это – конец! – пробормотала она и стала набирать на клавиатуре: «Пошёл в задницу, урод. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Денег у меня нет, и не было. Оставь меня в покое. И прекрати меня пугать, мне не страшно». Достукав текст, Файка, не раздумывая, отправила письмо по адресу и, злорадствуя, откинулась на спинку стула. «Ну что, господин Пыриков, съел? Побегай теперь, а я посмотрю. Как раз схожу за ключиками, и посмотрю».
Телефон в прихожей затрещал, требуя внимания.
– Алло!
– Фай, это я, – сказал Герман. – Слушай, а что с Нинэль, ты не знаешь? Она до понедельника отпросилась, говорит, к врачам надо. С ней что-нибудь серьёзное?
– Кажется, да, – вздохнула Файка. Ну, всё равно ведь собиралась всё ему рассказать, почему бы и не сейчас? – Понимаешь, она в какую-то гадкую историю вляпалась из-за Стаса. Его, похоже, из-за денег подстрелили, а теперь с неё эти деньги требуют. Мы с ней вычислили бандита, только не знаем, что теперь делать, куда заявлять, чтобы он от неё отстал. Она даже номер на мобильнике сменила.
– Так, Фаенька, что-то мне этот гнилой детектив нравится всё меньше и меньше, – сказал Герман, дослушав все подробности перепетий Нэль. – Значит так, сиди, никуда не уходи, я скоро буду.
– Ишь ты, командует, – улыбнулась Файка своему отражению в зеркале. Уйти она никуда не уйдёт, а вот за ключиками к «соседу» сбегает. Получил уже её послание, наверное. Вот уж удивился!
Глава 18
«Вот они, денежки, вот они, родимые!» – Никодима просто распирало от гордости. Вот они, нашёл! И ведь как запрятал, шельмец! Почти две недели искал – не видел. А тут, то ли пауза дала о себе знать, то ли из-за того, что на Нэль переключился, но заработали мозги, заработали! Всего-то четыре часика посидел – и пожалуйста! Никодим ещё раз просмотрел столбики цифр и дат. Ну, точно! Здесь, в феврале, он берёт тридцать тысяч долларов на печать, здесь, в марте, ещё тридцать и показывает тиражи по пятьдесят тысяч долларов. А с мая по август денежки просит те же, а, судя по отчётам из киосков, продаёт от силы по десять тысяч экземпляров. Тогда что получается? А то, что наш шустрый мальчик, господин генеральный директор, которому доверили издавать еженедельник, с тиражами химичит либо уже в типографии, заказывая гораздо меньшие тиражи, либо на продажах, приходуя едва ли треть от проданного. Скорее всего, первый вариант – проще. А остаток к себе в карман кладёт. По пятнадцать тысяч долларов еженедельно, да с мая по август… Это сколько же получается?
Перемножать пятнадцать тысяч долларов на восемнадцать недель в столбик не хотелось абсолютно – после возни с цифрами и расчерчивания таблиц цифры в уме не умножались и не складывались. Никодим озадаченно почесал ручкой в затылке. Что делать-то? Домой, что ли, сгонять за ноутбуком? Тем более, что ему всё равно отчёт потом писать красивый, в «экселе», с графиками и сравнительными таблицами. Никодим прислушался к себе. Ехать домой и рискнуть встретиться с Лёлькой? Нет, не готов он ещё с ней встречаться. И говорить не готов. На работу, что ли, поехать, там зависнуть с отчётом? Тоже не вариант – надо присмотреть за Нэль. Как она, кстати? Надо позвонить.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети!» – сказала телефонная барышня. «Странно… В метро, что ли едет? Или телефон разрядился?» – мимолётно удивился Никодим и понял, как ему выйти из положения с компьютером. Есть же бабулин комп! Пусть не с такими наворотами, как его, но «эксель» там точно есть – сам ей помогал устанавливать. Вот сейчас он всё быстренько и доделает – и досчитает, и нарисует и в таблицы соберёт. Компьютер весело загудел, загружаясь. «Что, застоялся без дела, приятель? – спросил Никодим, наблюдая, как по монитору бежит пунктир программы загрузки. – Месяца два никто к тебе не подходил. Вот сейчас и тряхнёшь стариной!» Компьютер не возражал и охотно, не требуя паролей на вход, сменил пунктир на картинку – зелёный лужок в жёлтых цветах, голубое небо в белых облаках и одна-единственна «иконка» документа, сделанного как раз в «экселе».
«Интересно, что там у тебя, бабуля?» – «кликнул» на иконку Никодим, улыбаясь забавному совпадению. Он собрался работать в этой программе, и бабуля ему будто привет посылает. Что там у неё? Колебания курса валют в первом полугодии? Или котировки ПИФов? Никодим улыбнулся ещё шире, вспоминая, как бабуля года четыре назад просила его помочь разобраться с игрой на «Форексе». С компьютером она к тому времени справлялась превосходно – он же ей его и подарил на восьмидесятилетие – в интернете бродила, как заправский «юзер». Интернет Никодим помог ей провести почти сразу, как подарил компьютер. Для того, собственно говоря, и дарил – бабуля терпеть не могла телевизор с его сериалами и ужасами в новостях, соседки-пенсионерки были ей малоинтересны. А так, в чатах и на форумах, она и общалась вволю и расширяла кругозор. Играть с «Форексом» Никодим ей тогда отсоветовал, зато Пенсионный фонд подкинул новую игрушку – выбирать управляющую компанию для накопительной части пенсии. Понятно, что у бабули, пенсионерки со стажем, никакой такой части не было. Но тема «писем счастья» обсуждалась в газетах и в сети так активно, что она стала лазать по сайтам паевых инвестиционных фондов и смотреть, что они такое.
Да, с финансами у бабули всегда было полное взаимопонимание – как выучилась девчонкой на бухгалтера, так и сводила всю жизнь дебет с кредитом, умудрившись делать это и при социализме, и при капитализме. Она, даже выйдя на пенсию, ещё лет десять вела бухгалтерию в нескольких кооперативах, которые потом превращались в товарищества, общества – время заставляло их менять формы. И бабуля на удивление легко усваивала эти формы, составляла всё более разраставшуюся отчётность и даже умудрялась сдавать отчёты в налоговую без очереди и хамства: и очередь и инспекторы уважали старость. Так что, поступив на финансово-экономический факультет, Никодим как бы продолжил династию. И так же спокойно, как бабуля, ладил с цифрами, в последнее время сводя дебеты и кредиты «левой» бухгалтерии. Собственно говоря, на этом его фирма и специализировалась – аудит «теневых» финансовых потоков компаний. По поводу незаконности такой бухгалтерии Никодим особо не переживал. А что делать? Налоги в стране такие, что если их все платить, не то что без штанов – без волос останешься. Вылезут от стрессов. Так что государству вовсе необязательно знать о каждом рубле, потраченном и полученном. А вот ребятам, которые эти рубли в бизнес вкладывают… Особенно если это инвесторы, а рулит процессом нанятый специалист… То внутренний аудит очень даже нужен, чтобы видно было, как концы с концами сходятся. А если всё на самотёк пускать, то нанятый товарищ, как правило, начинает путать кассу с собственным карманом и изобретать бонусные программы себе любимому. Вон, как в еженедельнике этом.
«Так сколько прикарманил шустрый издатель? – Никодим вызвал программу калькулятора и перемножил пятнадцать тысяч долларов на восемнадцать недель – двести семьдесят тысяч «зеленью». Хороший размах. Не зря ребята забеспокоились». Ребята – правление одного не очень известного, но крепкого банка – забеспокоились после того, как их служба безопасности выяснила, что издатель нового журнала, который банк взялся финансировать в прошлом году, стал ездить на новом «Мерседесе». Причём как-то особенно стараться «безопасникам» не пришлось – издатель сам несколько раз прикатил в банк на новой машине, да как-то ещё и умудрился припарковать её рядом с «Мерседесом» председателя правления банка. У председателя машина была старше и дешевле, что он сразу и заметил, выйдя на стоянку. И вспомнил слова из песни: «Откуда деньги, Зин?». Той зарплаты, что издателю платил банк, на покупку такого красавца не хватило бы. И тогда служба безопасности по своим каналам вышла на Никодима.
«Так, затянул я с этим аудитом, наш шустрый мальчик успел, наверное, округлить счёт до трёхсот тысяч, – хмыкнул Никодим, закрывая окно с калькулятором – мне бы такие денежки с неба упали. Так, надо поскорее всё в читаемый вид привести. Он хотел было открыть новый файл поверх бабулиного, но тут взгляд зацепился за строчку «дивиденды за 2005 год». Что это?
Никодим всмотрелся в таблицу. Так, с формой всё понятно, сам программировал – построена по принципу дерева. Здесь – ствол, а «кликаешь» на гиперссылку, открываются уровни и подуровни, как ветки, веточки, листочки. Он себе на работе такую завёл и бабуле принёс показать, чтобы ей удобнее было ссылки на Интернет-сайты сортировать. А тут – дивиденды. И много ли насобирала? Никодим «кликнул» мышкой по строке, и программа открыла новую страницу. В таблице внушительным столбиком перечислялись инвестиционные фонды. «Всё чудесатее и чудесатее!» – покрутил головой Никодим, чувствуя себя Алисой в зазеркалье. «Это что, получается, бабуля всерьёз делала инвестиции? С каких денег? Дедово наследство, что ли, приспособила? Так он немного ей оставил, двадцать тысяч рублей, да и те инфляция должна была сожрать в девяносто втором!» Никодим провёл курсором мышки по строчкам и задержался на слове «Газпром». Что, ещё и это? Никодим нажал на гиперссылку и замер, не веря глазам. Судя по раскладке, в прошлом году акции «Газпрома» принесли бабуле доходы в двадцать тысяч долларов. А что ещё у неё имеется? Никодим начал проверять все подряд ссылки, и к концу списка чувствовал себя археологом, отыскавшим злато скифов: пять тысяч долларов от алюминиевой компании, двенадцать от нефтяной, четыре тысячи дал какой-то станкостроительный завод. Завод по производству упаковки и строительная компания дали «всего» по тысяче долларов. А с ПИФов навар тоже неплох: два дали по восемь тысяч долларов, один – шесть двести.
«Бабуль, ты у меня что, подпольная миллионерша?» – сказал вслух Никодим и нажал на последнюю гиперссылку – контакты. Выскочила строчка с телефоном, электронным адресом и именем: Борис Бронский.
– Алло, Борис? – тут же набрал номер Никодим. – Здравствуйте. Меня зовут Никодим Пыриков, я внук Дарьи Никодимовны Пыриковой.
– А, здравствуйте! Очень хорошо, что позвонили! – обрадовался в трубке энергичный мужской голос. – Вам совершенно невозможно дозвониться! Неделю уже пытаюсь – никто трубку не берёт.
– Я не дома живу, – опешил Никодим.
– Да? Ну тогда тем более хорошо, что нашлись. Слушайте, по «Газпрому» сейчас очень хорошие котировки пошли. Я знаю, что Дарья Никодимовна хотела сбросить треть пакета, так сейчас самое время. Я выставляю на продажу?
– Что? – не понял Никодим.
– Акции «Газпромовские». Или пока придержать? – замер в ожидании голос.
– Придержите, – пожал плечами Никодим. – Скажите, а зачем вы меня искали?
– На акции станкостроительного спрос подскочил, хотел поставить вас в известность, что можно выручить тыщ двадцать. Его немцы к рукам прибирают, скупают акции, деньги дают хорошие. Я рекомендую продать им весь пакет сейчас. Или вы хотите дождаться дивидендов? Предупреждаю, раньше чем через пять лет не появятся – немцы ребята упорные, соберут контрольный пакет всю прибыль ухнут на реконструкцию. Уж лучше синица в руках в двадцать тысяч долларов, чем журавль в небе, который неизвестно, взлетит ли.
– Тогда продавайте, – согласился Никодим. – Слушайте, а с чего мы с вами так легко всё решаем? У вас же с Дарьей Никодимовной договор, а не со мной.
– Так она на ваше имя доверенность оставила, – удивился голос. – На распоряжение всеми её акциями и ценными бумагами. А вы не знали?
– Честно говоря, нет.
– Тогда тем более есть повод нам с вами познакомиться! – почему-то обрадовался голос. – Подъезжайте, я на Полянке сижу. Я вам все отчёты покажу. Дарья Никодимовна у меня давний клиент, один из первых. Всё-таки, без малого тринадцать лет я при ней брокером. Буду рад продолжить работать с вами.
– Да, непременно, – всё ещё не мог прийти в себя Никодим. – Скажите, Борис, а сколько в вашем управлении ценных бумаг, на какую сумму?
– Ну, до полумиллиона мы с вами ещё не дотянули, но если скинем сейчас пакет акций станкосторительного, приблизимся к нему аж на пятьдесят тысяч долларов.
– Да, конечно, продавайте, – прокашлялся Никодим, справляясь с внезапно севшим голосом. – Я завтра постараюсь к вам заехать. Адрес продиктуйте, пожалуйста.
Записав за бодрым Борисом адрес, Никодим минуты три посидел в прострации. Ай да бабуля, ай да старый партизан, подпольный миллионер Корейко. Получается, и впрямь дедово наследство умудрилась в ценные бумаги вложить. И всё это время собирала дивиденды и вкладывала их в акции. А он, получается, унаследовал не только эту квартирку двухкомнатную, но и без малого полмиллиона долларов. Вот это нифига себе. Никодим встал из-за стола, прошёлся по комнатке, потрогал корешки журналов «Рынок ценных бумаг» за прошлый год, книжку «Паевые фонды: современный подход к управлению деньгами». Не просто так, выходит, бабуля всё это читала. А он-то, дурень, ещё хмыкал снисходительно – блажь, мол стариковская.
– Бабуленька, спасибо тебе! – вдруг рявкнул Никодим и – эх, хлопками по груди-бёдрам, да по ноге, да притоп с вывертом – сплясал от радости. Вот это да! Выпить, что ли, по такому поводу? «Стоп! – тут же осадил он сам себя. Что значит, выпить? За неделю, кажется, пожизненную норму принял. Давай-ка, братец, ставь голову на место, собирай мысли в кучу и садись-ка писать отчёт господам банкирам. Пока ты тут пляшешь, их шустрый издатель пару-тройку тысяч баксов уже уворовал. Садись, трудись, отрабатывай аванс». И Никодим решительно уселся к компьютеру и открыл новый файл.
Он поработал примерно с час, когда в дверь зазвонили. «Кто там? Нэль, что ли? Так у неё же ключи!» – он с неохотой оторвался от работы и пошёл открывать. В дверях стояла женщина с задиристым выражением на загорелом лице.
– Здрасьте, вы к кому? – удивился Никодим, разглядывая незнакомку в халате и тапочках.
– К вам! – сказала незнакомка с непонятным вызовом.
– Продаёт, что ли, что-нибудь? – попытался угадать Никодим.
– Нет, так беру! – сверкнула глазами женщина. – Ключики от моей квартиры, будьте любезны!
– А, так вы Фаина! – догадался Никодим. – Вы всё-таки прилетели! Заходите, пожалуйста.
– Нет уж, заходить я не буду, – отчего-то поджала губы Фаина. – Вы их сюда принесите, пожалуйста.
– Как хотите, – пожал плечами Никодим и пошёл за ключами, оставив дверь открытой. Куда он их дел-то? Кажется, на кухне бросил. Ключи на кухне не находились, и он в растерянности застыл возле стола, вспоминая, куда мог сунуть связку. Так, утром он достал её из кармана куртки, отцепил один ключик для Нэль… Точно! Наверное, обратно в карман и положил!
Никодим вернулся в прихожую – соседка, заглядывавшая в квартиру через дверь, отпрянула обратно на площадку.
– Да зайдите вы, что же вы на лестнице ждёте, ставите меня в неловкое положение! – опять пригласил он её зайти, но та решительно помотала головой:
– Нет, вы мне сюда отдайте.
«Дикая какая-то!», – думал Никодим, нашаривая в кармане связку ключей.
– Вот, возьмите, ваши ключи! – протянул он связку через порог.
– А здесь все? – с подозрением взглянула на него соседка.
– Все. Ещё один у Нэль, – кивнул Никодим, и тут до него дошло.
– Слушайте, а как вы домой попали, если только сейчас за ключами пришли?
– Нормально попала, через дверь, – дёрнула плечом соседка, опуская связку ключей в карман.
– Вам Нэль открыла? Так она сейчас у вас? – догадался Никодим.
– Она сейчас домой уехала. И просила передать, чтобы вы оставили её в покое! Понятно? – отчего-то атаковала его подруга Нэль.
– Не понятно. А что случилось-то? – уставился на неё Никодим. Странная подруга у Нэль, кидается на него.
– Ничего. Читайте почту, пишите письма, – хмыкнула та и гордо пошагала по лестнице.
– Фай, подожди! – прозвучало с нижнего этажа, и Файка сбилась с величественного шага. Никодим с любопытством взглянул на нижний лестничный пролёт. Там поднимался незнакомый мужик в тёмно-коричневой кожаной куртке.
– Здравствуйте, – скупо кивнул он Никодиму, Никодим кивнул ему в ответ и закрыл дверь, успев заметить, как подруга Нэль развернулась к мужику и растеряла всю свою строгость и неприступность.
**
– Ты чего буянишь, с нижнего этажа слышно? – Герман легко поцеловал Файку в лоб. Так было удобнее, она стояла выше его на несколько ступенек.
– Я не буяню, я к этому хмырю за ключами заходила и сказала, чтобы он оставил Нэль в покое, – Файка схватила Германа за руку и потащила за собой. – Пойдём скорее, у меня квартира стоит открытая.
– А почему она у тебя открытая? – Герман шагнул через две ступеньки и теперь уже сам вёл за собой Файку.
– Потому что ключи только сейчас взяла. Дверь-то мне Нэлька открыла, а потом в Одинцово уехала, а про ключи мы забыли, – объяснила Файка и толкнула незапертую дверь своей квартиры, приглашая входить.
– М-да, хоромы, – оглядел Герман неказистую квартирку. – Ремонт бы тут не помешал. Слушай, и всё-таки я не понял, с чего ты так на бедного мужика набросилась, будто он у тебя корову украл.
– Да с того, что он – бандит! – Разволновалась Файка. – Мы с Нэлькой его вычислили. Это он в Стаса стрелял, а потом в квартиру эту вломился, деньги искал. А потом, когда не нашёл, Нэльку охмурил.
– А её-то зачем? – никак не мог понять Герман, садясь на табурет на кухне, куда его привела подруга.
– Да потому что он думает, что она знает, куда Стас деньги спрятал! И ещё запугать её старается, чтобы быстрее ему показала, где они лежат! – Файкин голос аж звенел от возмущения. – Письма ей пишет с угрозами, по телефону звонит! Ну ничего, я ему так ответила – все надежды обломала! Пусть знает, что нас голыми руками не возьмешь!
– Фай, подожди, не звени, – попросил Герман и аж головой потряс, будто вытряхивая из ушей Файкину скороговорку. – Ты меня совсем запутала. Когда ты ему ответить успела, если я почти весь ваш разговор на лестнице слышал?
– А я не на лестнице, я ему письмо написала! – Повела бровью Файка.
– Куда написала? – Опять не понял Герман.
– Ну вот, смотри! – Файка протянула ему конверт с запиской и электронным адресом.
– И что ты написала? – спросил Герман, внимательно прочитав записку.
– Ну что-то вроде «отвали, урод, в гробу я тебя видала, я уже точно не помню, злая была, – весело сказала Файка. Посмотрела на серьёзное лицо Германа и осеклась. – Что, я что-то не так сделала?
– Боюсь, что ты напросилась на неприятности. Быстро собирайся, ты переезжаешь ко мне.
Файка безропотно пошла собирать только что распакованные чемоданы, а Герман сидел и соображал, кому звонить, чтобы помогли разобраться с этой нелепицей. Стрельба, деньги, сосед-бандит. Кстати, на бандита он совсем не похож. Обычный мужик, глаза усталые и слегка ошарашенные. Хотя его Фаечка кого угодно ошарашит.
В дверь позвонили, разгоняя мысли, и Герман пошёл открывать. У порога стоял сосед-«бандит».
– Извините, ради Бога, за беспокойство, но я хочу понять, что происходит, – сказал он. – Я беспокоюсь за Нэль, у неё неприятности, я пытаюсь и не могу дозвониться ей на мобильный. А Фаина сказала что-то про почту и письма, я думал, что Нэль мне что-нибудь написала. Но от неё ничего нет.
– Зайди, – кивнул ему Герман и первым протянул руку, когда сосед перешагнул через порог, – я Герман, директор компании, где работает Нэль.
– Очень приятно, я Никодим, её друг, – пожал руку Никодим, принимая «ты». – Герман, может, ты сможешь мне объяснить, что с Нэль случилось? Утром всё было нормально, а тут Фаина передаёт, чтобы я от неё отстал.
– Фаина сегодня много чего передаёт, – хмыкнул Герман. – Вон, письмо написала на деревню дядюшке, чтобы отвалил и не приставал со своими деньгами.
– Какому дядюшке? – не понял Никодим.
– Так тебе! – развеселился Герман. – Наши дамы решили, что это ты бандит и специально Нэль пугаешь, чтобы она тебе все тайники выдала, где деньги лежат! Не получал письма, нет?
– Не получал… – растерянно проговорил Никодим, и тут до него дошло.
– Фаина! Вы что, написали бандитам по адресу из конверта?
– Написала, да, – Файка вышла из комнаты и подбоченилась, на всякий случай встав поближе к Герману. – Сколько уже можно женщину пугать? Она из-за ваших угроз номер на мобильнике сменила. Нет у неё денег, понимаете? Нету!
– Фая, я-то это понимаю. А бандиты – нет, – проговорил Никодим в полголоса, чувствуя, как обшарпанный паркет прихожей начал уплывать из-под ног. – У нас ещё было время придумать, что делать, они нам срок давали до послезавтра. А вы, боюсь, ускорили события. Где Нэль?
– В Одинцово, – разом растеряла Файка весь свой запал.
– Я к ней, – бросил он и понёсся домой за одеждой и ключами от машины.
Ощущение близкой беды стояло в сердце комом, и он в считанные минуты выскочил из подъезда, завел свою «Шкоду» и поехал по двору, рявкнув сигналом на пешехода, загородившего путь. Мужик шагнул в сторону, и Никодим узнал его – сосед с первого этажа, которого недавно так испугалась Нэль, приняв его за Стаса.
Глава 19
Проследить за этой дурой было проще простого. Вчера, после её истерики по телефону, он решил, что тётка готова и вот-вот сломается. И если уж не к ним сдаваться пойдёт, то деньги перепрятывать точно кинется. Он решил подежурить у подъезда и не ошибся. Сначала она метнулась в офис – точно, там и работает. И жлоб этот, сгоряча им подстреленный, тоже оттуда. Не зря он в приёмной полчаса отирался, курьера изображал, всё узнал. И газетку их юбилейную почитал, фотки поразглядывал. И жлоба там нашёл, и бабу его бестолковую. Потом рванула обратно домой вдвоём с какой-то полоумной толстухой – конец октября на дворе, а она с голыми ногами и руками. Потом – на станцию, заставив его оставить машину и ехать вместе с ней в замусоренной электричке. Потом она привела его к этому дому и ни чего не заподозрила, даже когда он встал за её спиной и подсмотрел номер квартиры. Так что теперь он все её адреса знает, и что девчонку её Васька зовут – с ума нужно сойти, чтобы так дочку назвать! – знает. Так что осталось подождать до завтра и можно дамочку брать за жабры гораздо серьёзнее.
Мужчина потянулся, разминая затёкшие мышцы. Следить за подъездом было легко. Машину он поставил так, что все, кто входил и выходил из дверей, были у него как на ладони. Второго выхода из подъезда не было, так что никуда его подопечной не деться – увидит. Если нужно – ночь пересидит. И он добудет эти деньги.
Мужчина закурил и приоткрыл окно машины, выпуская дым. Да, попал он с этой обналичкой. И человека ведь нашёл по рекомендации, а теперь и «рекомендатор» руками разводит – мол, кроме тебя ещё двоих этот жлоб кинул, всего на шестьсот тысяч баксов. И все теперь его ищут. А он нашёл раньше остальных. И умудрился подстрелить. И теперь нужно «колоть» его бабу. Ладно, до завтра подождёт, и дожмёт дамочку. «А если не дожмётся?» – всплыл в сознании вопрос, и мужчина сам себе ответил. «Дожмётся, куда денется. Не совсем ведь дура, поймёт, что жизнь дороже денег. Тем более, что видела, к чему приводит упрямство. Вон как неслась по лестнице с перепугу, думал, шею себе свернёт».
Облажался он тогда, ясное дело. Всё искал момент, где мужика прижать и напугать, чтобы тот раскололся и вернул бабки по-хорошему. Мог бы, конечно, внизу, под лестницей, с ним разобраться, но тут ещё какой-то хмырь в подъезд вошёл. Пришлось топать за жлобом аж на пятый этаж и там ему устраивать допрос с пристрастием. И ведь как держался, гад! Знать он ничего не знает, про деньги впервые слышит, отродясь в руках такой суммы не держал! Всё Ваньку валял, про откаты бормотал, карманы выворачивал. Вот ведь поганец. С него и надо-то было, что бабки обналичить и из рук в руки передать. А ему, хмырю, процента мало за обналичку, ему всю сумму подавай! Прикарманил денежки, сменил квартиру и решил – Москва большая, потерялся. Решил, что самый хитрый. И на пулю этот жлоб сам напоролся, его вины тут нет. Он его только припугнуть хотел как следует, а тот вдруг кинулся на него, ну рука сама и сработала. Инстинктивно.
Потом эта его… нарисовалась. Мужчина сделал очередную затяжку, заново переживая тот вечер, когда всё пошло не так. Сначала он в темноте почти проворонил «клиента», которого уже входящим в подъезд. Метнулся следом, за ним тоже кто-то вошёл, и пришлось подняться за «клиентом» до пятого этажа. Там окликнул его и…
– Стой, мужик, разговор есть! Тебе привет от Пал Петровича!
– Простите, не понял, – «клиент» обернулся и весь подобрался, явно оценивая ситуацию и свои шансы.
– Привет, от Пал Петровича, говорю. Что же ты прячешься от всех, по Москве бегаешь? Люди тебе деньги доверили, а ты – в бега?
– Не понял. Вы кто? Какие деньги? Какой Пал Петрович? – дрогнул мужик зрачками, явно вспомнив и про деньги, и про Пал Петровича.
– В общем так. Или ты сейчас же отдаёшь мне бабки, или я пристрелю тебя, как собаку. Мне терять нечего. – Он демонстративно достал из кармана куртки пистолет и начал наворачивать на ствол глушитель.
– Я отдам, не стреляйте! – побелел мужик и начал вытаскивать из кармана портмоне. – Вот, здесь пятьсот баксов, а вот, на карточке, ещё две тысячи. А больше у меня нет, я за квартиру отдал!
– Так ты на наши деньги квартирки, значит, покупаешь! Не жирно ли тебе будет, хоромы за шестьсот штук баксов? – Он почувствовал, как от ярости свело челюсти, а палец на курке пистолета напрягся от желания выстрелить. Он, значит, по всей Москве этого хмыря разыскивал, всех его родственников и знакомых на уши ставил, пока адрес добыл. Его, значит, вот-вот на счётчик поставят, если за неделю деньги не вернёт, а этот гад всё за квартиру отдал!
– Шестьсот? Откуда шестьсот? Я пятнадцать тысяч отдал! – Вытаращил мужик на него глаза, и, видимо, что-то прочитав в лице, отшатнулся к двери. – Не стреляйте!
Потом он несколько секунд смотрел на осевшее у дверей тринадцатой квартиры тело и вдруг услышал, что снизу цокают по бетону женские каблучки. Почему-то показалось, что эта полуночная женщина идёт сюда, к ним. И он, поняв, что сбежать не успевает, метнулся к лампочке на площадке, выкрутил её на пол-оборота, прихватив рукавом свитера, и забрался на самый верх чердачной лестницы, сжавшись покомпактнее и затаившись там в темноте.
Он не ошибся, женщина действительно шла на пятый этаж. На тёмном четвёртом каблуки перестали цокать и стали осторожно постукивать – женщина нащупывала дорогу. Потом она завозилась совсем рядом и он увидел тонкий лучик, который она направила на дверь всё той же тринадцатой квартиры. Потом лучик погас, затем снова вспыхнул, обегая тело, привалившееся в простенке. Потом брякнули о бетонный пол ключи и женщина загрохотала каблуками вниз по лестнице. Он услышал, что её завели в квартиру где-то внизу, понял, что у него есть немного времени и со сноровкой, полученной ещё в горах Ичкерии, соскользнул с лестницы, ввернул лампу на место, подхватил с пола связку ключей, вытащил из чужого кармана мобильник – пришлось лезть во внутренний карман его куртки, и тело от этого завалилось на бок – и дал ходу из подъезда.
Всё, что он делал потом, было судорожными попытками исправить последствия собственной ярости – и этот поспешный обыск в квартире, когда он скорее от бессилия, чем от холодного расчёта, написал в компьютере записку хозяйке квартиры, чьё лицо в потёмках так и не разглядел. И звонок по последнему номеру в мобильнике жлоба, поименованному «Нэль» – наудачу, вдруг да проймёт. Потом, когда он присматривал за квартирой и дамочкой, а потом, на Давыдковском рынке, опять позвонил по номеру «Нэль», он понял, что Нэль – та самая дамочка и есть. И успокоился – всё сошлось. Это не случайная знакомая. Это подруга жлоба, раз он у неё залёг. И она точно знает, где деньги. Не может не знать. И ему осталось подождать, пока она дозреет и всё отдаст. А не отдаст… Что ж, придётся сдавать её тем ребятам, что дали ему деньги на обналичку. Хоть и позорище это, что бабки упустил и сам не смог вернуть, но уж лучше так, чем самому на счётчик становиться.
Мужчина выбросил очередной окурок в приоткрытое окно и поёжился. На улице холодало, в машине становилось свежо. Печку бы запустить, но куда с выключенным двигателем. А включать мотор нельзя – и так, вон, бабка пошла какая-то к подъезду, на него оглядывается. Мужчина закрыл поплотнее окно, вытащил газету и начал заполнять пустые клеточки сканворов, то и дело поглядывая на нужную дверь. Минут через пятнадцать, когда два сканворда уже были исписаны угловатыми буквами – «Что ж это за жаба такая рогатая, на «а»? В обоих сканвордах её воткнули. И композитор на –ский… Шаинский, что ли?» – он почувствовал, как в кармане завибрировал мобильник – звонок он отключил.
– Боб, привет, это я, – сказал в трубке Санёк. – Слышь, тут тебе на ящик письмо пришло прикольное. Почесть?
– Читай, – подобрался мужчина. Санёк, сосед-студент, был не в курсе дел. Но у Санька был компьютер с подключением к Интернету, и мужчина иногда забегал по-соседски посмотреть почту. Санёк не возражал и даже сам предложил подключить почтовую программу-сигнализатор о новых письмах в ящике. Мол, как что упадёт, я тебе свистну. Вот и упало, свистит.
– «Пошёл в задницу, урод. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Денег у меня нет, и не было. Оставь меня в покое. И прекрати меня пугать, мне не страшно», – с явным удовольствием прочитал Санёк. – Нифига себе! Это кто же так приложил тебя, Боб?
– Так, баба одна придуривается, обиделась на меня, – объяснил мужчина. – Спасибо, если ещё что будет, звони.
Он пару минут посидел, сжимая в руке мобильник. "Не страшно тебе, значит. В задницу посылаешь". Он увидел, что к двери «поднадзорного» подъезда подошёл разносчик пиццы, и быстро выбрался из машины, ощущая тяжесть пистолета в правом кармане. Успел перехватить дверь прежде, чем она закрылась за разносчиком, и пошёл по лестнице, высчитывая, на каком этаже находится одинадцатая квартира. Ага, на третьем. А не слабо ли тебе, красавица, повторить про урода и про задницу? Прямо сейчас?
**
– О, Нэлик, ты дома! – мать, с блеском в глазах и румянцем на щеках выглядела свежо и задорно. Нежно-розовая косынка, повязанная под воротом серого пальто, молодила её, убавляя лет шесть.
– Привет, – взглянула на неё Нэль. – Ты откуда такая красивая? Васька говорила что-то про дискотеку.
– Напутала она всё, – засмеялась мать, раздеваясь. – Я на встречу читательского клуба ходила. Какие там люди интересные! Мы роман обсуждали «Моя подруга – стерва». Ты не читала ещё?
– Нет, и что-то не хочется, – поёжилась Нэль. Что-то все вокруг бросились про стерв писать. То самоучители, как остервенеть. Теперь, вот, проза пошла.
– Ну и зря, душевная книжка, – мать повесила пальто и пошла в комнату включать телевизор. – Кстати, сериал по ней сняли, сейчас начнётся. Там такую актрису на главную роль нашли – просто прелесть. Людмила Звягинцева. Знаешь такую?
– Нет, мам, не знаю, – на минутку задумалась Нэль и пошла ставить чайник. Вон их сколько, актеров, нынче по сериалам кочует, Поди, упомни всех.
– Совсем ты от жизни отстала, только и знаешь свою работу, – попеняла мать. – Надо же и культурно просвещаться. Ой, слушай, я совсем забыла. Твоя же Фаина, кажется, книжку написала? Про что?
– Про любовь, насколько мне известно. «Гербарий из маргариток» называется, обещала подарить книжку, да что-то всё никак.
– Надо её к нам в клуб пригласить, на встречу с читателями, – решила мать. – Ты ей скажи, ладно?
– Скажу, – не стала спорить Нэль, накрывая стол в большой комнате. В доме нашлись сушки, кекс, плавленые сырки и даже полсковородки жаренной картошки.
– Вась, пошли ужинать! И зверя своего веди! – крикнула Нэль в сторону маленькой комнаты, где затихли, умаявшись от беготни, дочка и котёнок. Зверь на призыв прибежал первым и начал мявкать, разевая розовую пасть.
– Слушай, позвать-то я тебя позвала, а чем кормить буду? – Спохватилась Нэль. – На вот сырка немного и картошечки, вдруг понравятся.
Котёнок понюхал угощение и начал с картошки.
– Надо же, ест! – Удивилась мать, мимоходом оторвавшись от экрана, где уже закончились титры и в ослепительно роскошную гостиную вошла скромная горничная, одетая в платье с глухим воротом и белый передник. – Вот, видишь, это Зацепина. Она журналистка, влюбилась в олигарха, которого увидела на пресс-конференции. И чтобы быть к нему поближе, устроилась к нему в особняк горничной. А у него есть любовница, такая стерва! Она уже замучила бедного мужика. А Антонина, так горничную зовут, его потихоньку утешает, – принялась пересказывать сюжет мать. Но тут в комнату к мышке-горничной вошла ослепительная блондинка с роскошной копной волос и не менее роскошными ногами.
– Антонина, сколько раз вам говорить, что покрывало должно быть от пола всего на пять сантиметров. На пять! А у вас все пятнадцать. Это просто неприлично, спальня опять похожа на какую-то казарму! – склочным голосом сказала блондинка.
– Прикажете поставить дневального? – Подняла бровь «мышка», и стало понятно, что не так-то она проста.
– Куда поставить? – Удивилась блондинка.
– На тумбочку! – сверкнула глазами «мышь». Играла эта Звягинцева действительно прилично. Роскошную же блондинку в сериал взяли явно не за талант.
– Мам, положи мне ещё картошки! – попросила Васька минут через десять. События на экране разворачивались вовсю: стерва-блондинка изменяла олигарху со своим тренером по фитнесу, горничная знала об этом и переживала за любимого.
– Приятного аппетита, – сказал от дверей негромкий мужской голос, Нэль вздрогнула и повернулась на звук.
У входа в комнату привалился к краю проёма чужой мужик. «Ёлки-палки, опять мы входную дверь не закрыли!» – пронеслось в голове у Нэль.
– Простите, вы к кому? – начала было спрашивать она в уверенности, что тот ошибся дверью, но натолкнулась на жёсткий колючий взгляд и осеклась.
– К тебе я, – скривил угол рта мужик, видимо, заметив её смятение.
– Вы кто? – тоном классной дамы спросила мать. – Нэль, это очередной твой знакомый?
– Ага, знакомый, – кивнул мужик. – Только раньше мы всё по телефону беседовали, а теперь вот я в гости зашёл.
– Вы кто? – начала догадываться Нэль, но боялась поверить.
– Урод я, из задницы, – непонятно объяснил мужик. – Я за деньгами пришёл.
– Нэль, ты что, влезла в долги? – таращилась на странного гостя мать.
– Влезла, – кивнул мужик. – Отдавать пора.
– Послушайте, я же вам сказала, что у меня денег нет, – выдавила из себя Нэль. От паники и страха за мать и дочь перехватывало горло и сжимало сердце.
– Нэльчик, у меня есть, – коснулась её руки мать. – Я пенсию получила, четыре тысячи. Вам хватит пока четыре тысячи? А остальное Нэль вам с получки отдаст.
– Вы что, кошёлки, издеваетесь надо мной? – вдруг побледнел мужик и глаза у него сделались такими, что мать икнула, а у Нэль перехватило дыхание. Он сделал быстрое движение и наставил на Нэль пистолет.
– Говори, куда деньги дела, быстро! А не то… – он подумал, выбирая, и перевёл ствол на Ваську. – Перестреляю всех нафиг, мне терять нечего!
Нэль успела заметить, как охнула, схватившись за сердце, и стала оседать на диване мать. Как вываливается картошка изо рта побледневшей до синевы Васьки. И поняла, что она сейчас бросится на этого человека. С первого раза он в неё, может быть, не попадёт. А там на шум люди сбегутся. Она даже уже почти начала свой рывок, и тут из-под её ног с рёвом и шипением выкатился палёвый клубок. Котёнок выгнул спину, прижал уши, пригнул голову к полу и бочком пошёл на бандита, утробно воя и подрагивая вздыбленным хвостом.
– Эй, ты что? – удивился бандит. От Степкиного воя он будто очнулся от ярости, только что бельмами застилавшей его глаза. – Надо же, мелочь такая, а туда же, защищать!
– Гражданин, я знаю, где ваши деньги, – сказал ещё один голос за спиной у бандита, и Нэль почувствовала, как у неё подгибаются ноги. Котёнок перестал выть и удрал под шкаф.
– Ты кто? – бандит отпрянул к стене так, чтобы видеть и женскую троицу, и того, кто стоит в прихожей. – Не двигаться!
– Я не двигаюсь, я объясняю, – продолжал Никодим. Да, теперь Нэль точно была уверена, голос – его. – Понимаете, я понял, что случилось. Вы ищете деньги у жильцов тринадцатой квартиры, а они – в третьей. Понимаете? В том же подъезде, в третьей квартире живёт человек, который очень похож на Стаса. Нэль, помнишь, как ты обозналась на следующий день, когда этого соседа во дворе увидела и решила, что это Стас из реанимации восстал?
– Помню, – кивнула Нэль.
– Только он постарше лет на десять. Вы обознались, вы стреляли не в того человека. И деньги вы ищете не там, понимаете? – Никодим говорил спокойно, увещевательно и чуть лениво, будто азбучные истины втолковывал. – Вы знаете, как зовут человека, которого вы ищете? Нашего зовут Стас Резвун. А вашего? Нашему двадцать семь лет. А вашему?
– Всем стоять, не двигаться! – велел бандит, свободной рукой вытащил мобильник и нажал на кнопки. – Алло, Марат? Марат, как фамилия у того козла, что всех с деньгами кинул? А лет ему сколько? Понятно! Похоже, ты прав. – сказал он раздумчиво, глядя на Никодима. Потом велел – Ты иди в ту комнату и не высовывайся, пока не уйду. А вы, трое, сидите, не двигайтесь. Если что не так – из-под земли достану!
И одним быстрым движением убрался от дверей, будто растворился в воздухе.
Наверное с минуту никто не двигался – столь сильным оказался ступор. Котёнок, которому надоело сидеть под шкафом, вылез, подбежал к Ваське и вскарабкался её на колени.
– Стёпка, Стёпочка, хороший мой, любименький! – заголосила Васька, схватив котёнка и целуя его в морду. – Ты спас меня, Стёпочка, ты меня спас!
– Ох, не могу, сердце. Нэля, накапай корвалолу, – застонала и завозилась на диване мать. Нэль попыталась встать и не смогла – ноги отказывались слушаться.
– Ну, всё нормально? Все в порядке? – вбежал в комнату Никодим и кинулся ощупывать Нэль, присев перед её стулом. – Всё нормально? Эй, всё в порядке, он ушёл!
– Димыч, милый, накапай маме корвалолу, он в кухонном шкафчике над плитой. А то у меня ноги не идут. – подняла на него глаза Нэль и разрыдалась, обхватив Никодима за шею. Васька выпустила котёнка, подбежала к Никодиму и тоже разревелась, уткнувшись ему в плечо.
– Ну, ну, девочки мои, успокойтесь. Всё кончилось, слышите? Всё кончилось! – сгрёб он их обеих в объятия.
– Ой, не могу, как сердце прихватило, – опять закряхтела на диване мать, и Нэль попросила, хлюпая носом. – Дай ей лекарство, пожалуйста. Двадцать капель.
Никодим пошёл возиться с каплями, Нэль и Васька ещё повсхлипывали немного, теперь обнимая друг друга, и обе подпрыгнули от воплей мобильника «Сво-бо-ду по-пу-гаям!».
– Нэлька, Нэлька, у тебя всё в порядке? – надрывалась в трубке Файка.
– Теперь да, – шмыгнула носом Нэль.
– Нэль, какой у тебя номер дома и квартиры? А то я забыла, всего один раз ведь была! Мы с Германом у супермаркета стоим. Как к тебе ехать?
– Направо от супермаркета и прямо до жёлтой пятиэтажки, это она. Первый подъезд, одиннадцатая квартира, – устало объяснила Нэль, и уже через пять минут домофон зазвонил, сообщая о гостях.
– Ой, Нэлька, я твой новый номер забыла, куда записала, еле нашла! – Влетела в квартиру Файка, оглядела распухшие от слёз лица, откинувшуюся на подушки мать и спросила: –Что у вас произошло, почему вы все такие? Револина Фёдоровна, у вас сердце прихватило? Может быть, «скорую» вызвать? Или, давайте, мы вас в больницу отвезём, Герман внизу в машине остался.
– Не надо «скорую», проходит уже, – вяло махнула рукой мать. – Как же я испугалась. Когда он на меня пистолет наставил, думала, сердце разорвётся.
– Какой пистолет, кто наставил? – Голос у Файки дрогнул и она поискала, куда сесть. Место оставалось на диване в ногах у матери Нэль, и Файка стала там моститься, убрав из-под зада пульт от телевизора.
– К нам приходил бандит, который деньги ищет. И угрожал пистолетом, – объяснила Нэль бесцветным голосом. Расписывать всё в красках и подробностях лично у неё сил не осталось совершенно.
– Он в меня хотел выстрелить! А Стёпка как кинется на него! Как тигр! – А вот у Васьки сил было предостаточно.
– Ой, Нэльчик, это всё я виновата. Это всё я, дура неумная! Это я ему письмо написала, чтобы он пошёл в задницу! – прижала руки к груди Файка, попутно стиснув пульт.
– Ты женился не на той женщине, потому и несчастлив, понимаешь? – громко сказала с экрана горничная-мышка. Теперь она уже была не в форменном платье, а в чём-то элегантно-летящем. Они вдвоём с олигархом пили вино в ресторане.
– Фаина, если не трудно, выключите это, – поморщившись попросил Никодим, отворачиваясь от телевизора. – На нервы действует.
– Да такие нервы как у вас – дай бог каждому, – сказала мать, всё ещё держась за сердце. – Если бы не вы, не знаю, что бы с нами было. Мы так все испугались, так переволновались.
– Слушай, Нэль, тебе ж нельзя волноваться! В твоём положении это вредно!– вскочила Файка. – Нужно срочно выпить пустырника!
– В каком положении? – перестала держаться за сердце мать.
– Ой, а ты что, не сказала? – опять всплеснула руками Файка. – Нет, да что ж это сегодня со мной такое! Полное разжижение мозгов! Повышенная египетская солнечная радиация, что ли, сказывается!
– Да ладно тебе. Пока не сказала, сейчас скажу. Беременная я, мама. Ребёнка жду. Васька, будет тебе братик или сестричка.
– А папа? Кто у него будет папа? – спросила Васька и в упор посмотрела на Никодима.
– А папой у него буду я, – сказал Никодим. – Нэль, ты не против?
Глава 20.
Васька успокоилась и спала, дышала почти неслышно. Нэль наклонилась над дочерью поправить одеяло и убрать с подушки вольготно развалившегося Стёпку – котик почти спихнул Васькину голову с подушки. Тот от прикосновения сонно взмуркнул и опять включил моторчик, Васька же даже не пошевелилась.
«Слава Богу, отошла от испуга», – облегчённо вздохнула Нэль. Как же они рядились, кто где спит! Никодим настоял, что он останется ночевать у них, да, впрочем, никто и не протестовал. И Васька, и Нэль, и мать, до полусмерти напуганные жутким визитёром, даже представить боялись, как они в этой квартире останутся одни. Вопрос был только в том, как вчетвером разместиться – спальных мест было только три. Герман, которому в конце-концов наскучило сидеть в машине, поднялся наверх, выслушал пересказ событий, кряхтя и уважительно поглядывая на Никодима,– в Файкином исполнении пересказ звучал уже не так страшно, скорее – смешно. И предложил всей компанией на время переехать к нему в коттедж. Но Нэль отказалась – почему-то поняла, что всё закончилось. Угрозы, бандиты, требования каких-то денег, – всё ушло из её жизни. Остался только Никодим. Который спит сейчас в соседней комнате.
Когда Герман и Файка уехали, все они ещё немного поспорили, кто где спит. Мать сразу заявила, что лично она в этой квартире сегодня ночевать не сможет, и отправилась ночевать к Полине Игоревне на первый этаж. Васька наотрез отказалась спать одна в маленькой комнате. Боялась. И в итоге в маленькую комнату отправили Никодима, который – Нэль отодвинула занавеску у входа и с улыбкой посмотрела мужчину – еле уместился на коротковатой для его роста кушетке.
– Тебе тоже не спится? – он повернулся от стены, будто спиной почувствовав её взгляд.
– Не спится. Зато Васька спит – пушками не разбудишь. Слушай, это не будет большой наглостью с моей стороны, если я попрошу тебя подвинуться?
– Ты просишь невозможного, – завозился Никодим, вжимаясь в стену и освобождая самый краешек кушетки. – Но если мы с тобой ляжем компактненько, как сиамские близнецы, то уместимся. Если твоя кушетка выдюжит двоих.
– Выдюжит, она крепкая. – Нэль как была, в халате забралась к Никодиму под одеяло и легла, прижавшись всей спиной к его торсу. Он поцеловал её в шею.
– Ой, мурашки побежали, – поёжилась Нэль. – Димыч, нам надо поговорить.
– Начинай, – согласился Никодим и подул ей на затылок.
– Я насчёт моей беременности. Скорее всего, это ребёнок Стаса.
– И что?
– А то, что я хочу заранее расставить все точки над «и».
– Ты сейчас о чём говоришь? О том, что когда он очнётся, ты сообщишь ему, что он отец?– Нэль всей спиной почувствовала, как напрягся Никодим.
– Нет. Я о том, что ты совсем не обязан принимать на себя ответственность за чужого ребёнка. И если ты передумал, я пойму.
– Нэль, скажи пожалуйста, чем я тебя обидел, что ты называешь меня козлом? – Скучным голосом спросил Никодим.
– Я? Тебя? – Нэль села на край кушетки и развернулась к Никодиму – в лежачей позиции для такого манёвра места не хватало. – Когда я тебя назвала?
– Только что. Когда сказала, что я могу передумать. Нэль, мне сорок два года. Я уже в том возрасте, когда чётко знаю, чего хочу от жизни. А хочу я семью нормальную, чтобы жена – родной человек. Чтобы дети были. И вот когда я, наконец, встречаю женщину, с которой мне хочется прожить всю оставшуюся жизнь, она мне говорит, что я вполне могу передумать.
– Ну извини, пожалуйста, – Нэль положила руку ему на плечо – я не хотела тебя обидеть.
– Не хотела? Тогда марш под одеяло! – скомандовал Никодим, и Нэль юркнула обратно и опять прижалась к нему всей спиной, и попой, и ногами. – Я тут лежу, мечтаю, как у меня теперь сразу двое детей будет, а ты мне – можешь передумать!
– Ладно, можешь не передумывать, – счастливо засмеялась Нэль. – Тогда давай думать, как мы вчетвером размещаться будем. Твоя квартира не намного больше моей. Ваську я здесь, с бабушкой оставить не смогу – обидится, решит, что я её бросила, ревновать будет. У неё же сейчас самый трудный возраст начинается.
– Зачем Ваську оставлять? А кто же тогда тебе будет помогать с малышом нянчиться? – Никодим разместил её макушку где-то у себя под подбородком, и Нэль чувствовала темечком, как подбородок шевелится, выпуская слова. – И почему ты решила, что мы не поместимся? Разве трёх комнат нам мало?
– Трёх? – Не поняла Нэль.
– Ну да. Та же квартира, на Кременчугской, бабулина. А у меня другая, трёхкомнатная на «Динамо», – объяснил Никодим.
– Тогда разместимся, – согласилась Нэль.
– А ещё давай дачу купим в Подмосковье. Детям нужен свежий воздух. Хотя, конечно, можно их на лето и в Ставрополье отвозить…
– Неужели у тебя и там трёхкомнатная квартира? – удивилась Нэль.
– Нет. Там дом у моих родителей. Большой, в два этажа. И сад фруктовый.
– Слушай, да ты завидный жених, оказывается! – Нэль всё-таки ухитрилась развернуться на узком пространстве и теперь пыталась взглянуть в лицо Никодиму, буквально балансируя на краю.
– А то! Только я ещё не совсем жених. Мне ещё с Лёлькой нужно будет развод оформить.
– Так ты женат… – Нэль отшатнулась от Никодима, потеряла равновесие и полетела вниз с кровати, стягивая на себя одеяло.
– Нэль, ты что! Ты не ушиблась? – Никодим нависал над ней встревоженно. Вскочить и помочь он пока не мог – рисковал наступить в темноте на копошащуюся на полу женщину.
– Ничего! – Нэль выпуталась, наконец, из одеяла, накинула его на полураздетого Никодима и сказала, оставаясь сидеть на полу: – я никогда не была разлучницей и не разрушала семьи!
– А ты и не разрушаешь, – Никодим потянулся с кушетки и притянул к себе одеревеневшую Нэль. – Нет никакой семьи. Я три года думал, что есть, а две недели назад выяснилось, что нет.
– Она тебя бросила! – догадалась Нэль и расслабилась.
– Можно сказать и так. Она решила делать карьеру в кино и избавилась от ребёнка. Обменяла его жизнь на главную роль в мыльной опере. – Никодим прижался щекой к щеке Нэль и глухо сказал. – И я не хочу теперь с ней жить.
– Ты знаешь, женщина вправе выбирать, когда ей рожать, – осторожно сказала Нэль, поражённая тоской в его голосе. – Может быть, это главная роль в её жизни.
– Ага, главнее не бывает, – согласился Никодим. – Вы смотрели сегодня сериал. Скажи, стоит эта роль жизни ребёнка?
– Смотрели? Так твоя жена та блондинка? – охнула Нэль, вспоминая, как ей сразу не понравилась та актриса. Кукла бесталанная!
– Нет, другая, – покачал головой Никодим. – Людмила Звягинцева.
– Звягинцева? – Нэль осторожно освободилась из объятий Никодима и села рядом с ним на кушетку. – Ты знаешь, а вот она очень талантлива. Не знаю как в других сериях, не смотрела, но в этой она держала на себе весь сюжет.
– Вот пусть и дальше держит. Не стану ей мешать, – пожал плечами Никодим и внимательно посмотрел на Нэль. – Слушай, то, как мы сидим, твоя кушетка выдержала. Как ты думаешь, что с ней станет, если мы её покачаем?
– Покачаем? – не поняла Нэль, но Никодим уже положил руку ей на затылок и так посмотрел в глаза, что ей уже не потребовались объяснения. «Должна выдержать!» – успела подумать Нэль прежде, чем растеклась в его руках мягким воском.
**
– Слушай, Нэлька, ты должна это увидеть. Его дом – это нечто! – Файка была в своём репертуаре. Позвонила Нэль на мобильный в полвосьмого утра. Хотя, с другой стороны, правильно сделала, что разбудила. Они с Никодимом вчера так и уснули в обнимку на стареньком ложе, оказавшимся вполне крепким, и с честью выдержавшим приступ их страсти. Однако Нэль совершенно не хотелось, чтобы их такими – голыми и в обнимку – застукала её собственная дочь.
– Да, Файка, привет. Что там у вас? – Нэль выскользнула из-под одеяла и принялась надевать халат, зажимая трубку плечом.
– А у нас на кухне газ, – хихикнула Файка. – Нэлька, у Германа такой дом – мечта! С верандой, мансардой, камином, балконом, соснами под окном! Помнишь, ты меня учила, рассказывала, как из журнала квартиру своей мечты вырезала? А я ведь тогда тоже решила мечту вырезать. Нашла в журнале фотку прелестного коттеджика, до сих пор в сумочке ношу. И ты не поверишь – у Германа точь-в-точь такой! Даже крыша под зелёной черепицей! Ты представляешь?
– С трудом, – зевнула Нэль. – Так ты к нему переезжаешь?
– Ты знаешь, да, – посерьёзнел голос в трубке. – Я хотела ещё с месячишко покобениться, присмотреться, то да сё. А сегодня поняла – всё правильно идёт. И Герман – мой мужчина. И дом, в который он меня привёл – для меня. Ты дома сегодня?
– Да, я же отпросилась до понедельника.
– Тогда жди, я к тебе заеду. По телефону всего не расскажешь, а меня распирает.
– Кто там, Файка? – потянулся в постели Никодим. Локти упёрлись в стену в изголовье, ступни выдвинулись за край кушетки, которая закончилась где-то в середине лодыжек.
– Файка. Её распирает от впечатлений, спешит сюда, хочет поделиться.
– Хорошо. Тогда я тебя под её присмотром оставлю, ладно? А то мне надо срочную работу доделать. Боюсь, пока мы тут бандиту подсказывали, где деньги лежат, у моих клиентов ещё с десяток тысяч долларов умыкнули.
– Кто умыкнул? – заинтересовалась Нэль.
– Да в журнале тут одном. Инвесторы попросили проверить, откуда у издателя журнала, который они финансируют и который пока убыточен, новый «мерс» с наворотами. Я тут в циферках покопался, и выяснилось, что их работничек с тиражами мухлюет и тыщ по пятнадцать долларов к себе в кармашек складывает. Еженедельно. Теперь мне это открытие нужно в отчёт свести с таблицами и диаграммами. Хотя по телефону я их уже предупредил.
Никодим сел и начал натягивать штаны.
– Надо же, что за полоса такая – все вокруг воруют деньги, – нахмурилась Нэль. – Стас собрал с клиентов пятнадцать тысяч и прикарманил, этот твой издатель мухлюет.
– Зато моя бабуля честно зарабатывала, – улыбнулся Никодим, – на бирже играла.
– Выиграла? – хихикнула Нэль, представив Дарью Никодимовну почему-то за карточным столом. Бабуся веером расправляла карты и лихо ходила с козырей.
– Ага. Оставила мне ценных бумаг на полмиллиона долларов, – Никодим встал и вжикнул молнией.
– И ты так спокойно об этом говоришь? Ты у меня миллионер, получается? – вытаращилась на него Нэль.
– Полумиллионер, – поправил её Никодим. – Поэтому надо ехать, оставшиеся полмиллиона зарабатывать.
– А завтракать?
– А есть чем?
– Не знаю. Нет, по-моему, надо в магазин идти.
– Ну, тогда одевайся. Свожу тебя в магазин по-быстрому, пока Васька спит, и поеду. Чай дома попью.
– Ладно. Я быстро.
Нэль оделась в считанные минуты и с супемаркетом управилась буквально за полчаса – Никодим просто прошёлся с ней по пустому в такую рань магазину, одной рукой толкая тележку, а другой сгребая всё, чем, по его мнению, должна питаться беременная женщина. Беременная женщина вошла во вкус и под шумок подкинула в кучу из соков, йогуртов, творожков, яиц, сосисок, куриных грудок, яблок и апельсинов банку чёрных оливок и три замороженных обеда «Сёмга с рисом и грибами». Давно облизывалась попробовать, да дороговато было двести тридцать рублей отдать за порцию. А тут уж, раз гуляем да почти миллионеры…
– Слушай, хорошо живёшь! – весело сказала Файка полчаса спустя, оглядывая разогретую рыбу с рисом. Васька, которой было разрешено пропустить сегодня школу, всё ещё спала в большой комнате и подруги пристроились с тарелками в кухонном отсеке.
– А то, я же теперь почти замужняя женщина, – улыбнулась Нэль.
– Слушай, я, кажется, тоже, – Файка подперла щёку рукой и мечтательно уставилась в угол кухоньки. – Герман – это нечто. У меня такое чувство, что до него в моей жизни мужиков просто не было. Все они рядом с ним – о, муравьи.
– Это ты в постельном смысле? – уточнила Нэль.
– И в постельном тоже. Но главное, что он… целый, что ли. Он никому ничего не хочет доказывать, ни перед кем не пытается самоутвердиться. И оттого не ищет бабу-костыль, как Катков. Не пытается меня воспитывать, как второй мой супруг. И баб явно не коллекционирует, как мой первый. Он, он… настоящий. Ты знаешь, я даже и не думала, что такие мужики, как он, вообще в природе встречаются.
– То есть, ты влюбилась, – подытожила Нэль.
– Ты знаешь, похоже на то. А вчера, когда дом его увидела, окончательно поняла – мой человек! Нет, ты не подумай, что я меркантильничаю, – спохватилась Файка. – Просто и дом у него такой, очень гармоничный. Человек с помойкой в душе никогда такой не построит.
– Ну и слава Богу, – кивнула Нэль. – Ты ешь, а то остынет. Интересно будет посмотреть, какая квартира у Никодима. Проверить, как ты говоришь, на гармоничность.
– А что у нас за квартира? – заинтересовалась Файка.
– Говорит, трёхкомнатная на «Динамо», говорит, вчетвером в ней разместимся.
– На «Динамо»? Слушай, там же сталинские дома, потолки трёхметровые и метраж квартир офигенный. Там каждая комната – как эта твоя квартира!
– Да? Ну, поглядим. Ты ешь, остывает же.
– Ем, – согласилась Файка и отколупнула кусочек сёмги. – Слушай, а вдруг ты беременна не его ребёнком? Он вообще в курсе, что такое может произойти?
– Да, – кивнула Нэль – мы это обсуждали ночью. Он сказал, что просто мечтает, как у него будет семья и дети. Не важно чьи.
– Слушай, Нэлька, что же мы такого хорошего в жизни сделали, что нам Бог таких мужиков послал? – спросила Файка и подцепила на вилку кусочек сёмги. – Вкусно. И рис рассыпчатый. Неужели ты сготовила? Или мать расстаралась?
– Расстарался супермаркет, это замороженная еда. У меня так готовить не получается.
– А вот это упущение нужно наверстать! – взмахнула вилкой подруга. – Я даже знаю, какое блюдо тебе нужно научится готовить для мужа в первую очередь.
– Борщ? – попыталась угадать Нэль.
– Не-а. Бланманже, – хитро взглянула подруга. – Помнишь, мы гадали в июне?
– Помню, – улыбнулась Нэль. Что она тогда говорила? Что готова впустить в свою жизнь мужчину. Вот, впустила. Правда, жизнь при этом такие кульбиты выкинула!
«Сво-бо-ду по-пу-га-ям!» – заверещал мобильник.
– Алло, Нэль, похоже, наша история завершилась, – сказал Никодим. – Соседа из третьей квартиры ограбили. Скрутили ночью, избили, всё вынесли. Получил мужик по заслугам. Ко мне уже заходил наш знакомец Ивашов, спрашивал, не слышал ли я чего ночью.
А я сказал, что не слышал – в квартире не ночевал. Он мне интересную вещь рассказал. Этот сосед, оказывается, посредничал при обналичке денег в банке. На него уже и дело почти завели, ждали, когда с крупными суммами засветиться. А он, видимо, что-то почуял и залёг. Адрес сменил, потеряли его опера. Видимо, залёг с денежками нашего знакомого. Такие вот дела.
– Печальные дела, – вздохнула Нэль. – Ладно, слава Богу, что всё закончилось. Ты когда к нам приедешь?
– Не к вам, а за вами, – поправил Никодим. – Я до Лёльки дозвонился, она, оказывается, две недели уже у матери живёт, съехала от меня. Развод даёт без разговоров, у неё послезавтра окно в съёмках, пойдём в ЗАГС заявление подавать. А тебя с Васькой я сегодня приглашаю к себе в гости.
– Мы подумаем над твоим предложением, – сказала светским голосом Нэль и счастливо рассмеялась в трубку. – До вечера!
– Подожди! Знаешь, что меня больше всего заводит в наших отношениях?
– Что? – порозовела Нэль.
– То, что ты будешь носить мою фамилию! – хохотнул Никодим.
– Всё, отобрали деньги у этого хмыря. И поколотили как следует, – сообщила Нэль Файке, улыбаясь. «Его фамилию. Это и моя, между прочим, фамилия!».
– Да? Значит, всё закончилось, можно домой возвращаться? – встрепенулась Файка. – Завтра же Алька прилетает, не хотелось бы, чтобы она этот криминальный шлейф застала.
– а что, Альку Герман в коттедж не берёт? – удивилась Нэль.
– Она сама не пойдёт. Она тут у меня с одним парнишкой всерьёз задружила. Хороший мальчик, дизайнер, работает уже. Так они хотели квартирку себе подыскать, цен только этих заоблачных пугались. Думаю, эта квартирка как раз им и понадобится.
– Сто лет твою Альку не видела, надо в гости зайти, – сказала Нэль и набрала на городском телефоне номер больничной справочной.
– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, как состояние Стаса Резвуна? Он в реанимации.
– Девушка, я же вам пять минут назад уже отвечала – Резвун пришёл в сознание, состояние удовлетворительное. Свидания пока запрещены. Даже если вы и будете сюда названивать каждые пять минут, посещения разрешат не раньше, чем через неделю!
– Спасибо, – сказала Нэль. Кто же там названивает? Неужели Леночка? Или у Стаса осталась ещё одна пассия? В любом случае, будет кому за ним присмотреть.
– Что? – насторожилась Файка.
– Ему лучше, в терапию перевели, – сказала Нэль.
– Мяу! – сказал Стёпка, выбежавший из-под занавески у входа в комнату, и потёрся о ноги Нэль, требуя завтрака.
– Стёпка, я забыла про тебя и ничего тебе не купила! – всплеснула руками Нэль.
– Ничего, Стёпочка, я поделюсь, – расщедрилась Файка и вывалила котёнку на клочок газеты горку риса и изрядный кусок сёмги. – Мужиков кормить надо, они от этого добреют.
– Ага. Как раздобреют в три обхвата! Так, что-то Васька долго спит, – спохватилась Нэль. – Одиннадцать часов уже, пора вставать.
Она заглянула в комнату – дочь сидела перед компьютером и с увлечением ёрзала мышкой.
– Васюша, что же ты с утра пораньше, не сытая, не мытая и за компьютер уселась! Иди умывайся, и садись завтракать. Мы с дядей Димой набрали всяких вкусностей!
– Да, мам, сейчас!
Васька доёрзала мышкой и побежала в ванную, а Нэль подошла посмотреть, над чем же трудилась её дочь. На мониторе была давешняя семья: мама, чем-то похожая на Нэль. Папа, будто срисованный с Никодима. Между ними – тоненькая девочка. Но теперь на картинке появилась ещё одна фигурка – маленький мальчик. Он стоял рядом с девочкой и крепко держал её за руку, вторую руку вручив компьютерному папе.
Семья стояла возле красивого дома под красной черепичной крышей, увитого розовыми кустами. Из-за крыши дома всходило жёлтое солнце. И было видно, что всем им, четверым, – хорошо.
Бланманже для мужа
© Copyright: Наталья Никифорова, 2006
Свидетельство о публикации №206062900066
Свидетельство о публикации №206062900066
Рецензии