Феромоны

...Она увидела его в зеркале и не сразу поняла, что смотрит он не на нее, а на узел своего галстука. Не сразу - потому что столько в этом взгляде было нежности и, одновременно, гордости, что ей подумалось - только на женщину, которую хочешь больше всего на свете, можно так смотреть. Однако же ошибка эта ее не расстроила. Опыт был немаленький, отношение к мужчинам такого, как бы сказать... "самецкого" что ли типа - соответствующим. Она выбрала его. Сегодня - его...
...Театр блистал одинаково фальшивыми бриллиантами и бюстами, в ложе пахло просроченной косметикой и мужской похотью. Она вспомнила, чуть усмехнувшись, как читала где-то в интернете про какие-то феромоны, якобы выделяемые возбужденной женщиной и подумала, что Создатель все-таки мужик с юмором, ибо запаха этих феромонов никто никогда не унюхивал, потому что - женский продукт; а вот что бы ни выделял мужчина по любому поводу - это всегда прежде всего запах, и как хорошо, что она курит и обоняние притуплено, аминь...
...Первого действия ей хватило, чтобы найти в окулярах доисторического бинокля его, сидящего рядом с какой-то худосочной девицей, при взгляде на которую сразу возникали: мысль о срочном посещении стоматолога и ассоциации из детства - рассохшийся чебурашка, от которого отваливались кусочки краски, обнажая серо-желтую пенорезиновую плоть, с тех пор и навсегда соответствующий понятию "неудачник".
На лице его застыла все та же нежная улыбка - и непонятно было, что она означала: блаженство от сознания безупречности галстучного узла, либо чувство восхищения двухцентнерной исполнительницы партии Гориславы, которая порхала по сцене с грацией молодого бегемота и пару раз чуть не удушила субтильного Фарлафа в своих пылких объятиях, постоянно поправляя покосившийся кокошник.
Все проходило, как и положено - благородный Руслан с лицом удивленного кролика обескураженно искал в просцениуме свою умыкнутую невесту, пылкий Ратмир в исполнении самого безгрудого в мире контральто, бесплодно пялился на псевдоэротический шоу-балет, отвлекающий его по заданию коварного Черномора от малоприятного путешествия; трусливый Фарлаф подглядывал за Наиной, то и дело демонстрирующей (по роли, конечно) ему свой мощный зад, ну и вдохновенный Баян, как и должно, так же вдохновенно перебирал несуществующие струны гуслей с плохо отмытой наклейкой "изг. на фабрике муз. инстр. им. Луначарского, ГОСТ - 10..." - далее неразборчиво... Оркестр, наконец, с грехом пополам дополз до коды и публика, с облегчением вздохнув, оторвала чресла от протертых сидений.
Она устремилась в курилку, ни на секунду не отрывая взгляд от его дорогого пиджака.
Там они и встретились. Худосочной дылде курение, видимо, было противопоказано - тем лучше. И она присупила к выполнению своей программы.
Он стоял к ней спиной и вблизи его пиджак казался еще дороже. С него она и начала: прикрыв глаза, она мысленно сдернула его с мощных плеч так, чтобы руки его были как бы связаны сзади. Она представила себе, как прижимается всем телом к его спине так, чтобы он почувствовал ее грудь под своими лопатками, и тихонько прикусывает своими крепкими зубками его безупречную шею, вдыхая запах его дорогой туалетной воды...
...На ней не было лифчика, на что, впрочем ей было абсолютно наплевать - зато так она лучше чувствовала, как напрягаются соски, вытягивая тонкий трикотаж платья. Она , кстати, хотела пойти и без трусиков - да только при придирчивом осмотре в домашнем трюмо ей показалось, что очертания тугих "стрингов" под ее платьем выглядят гораздо соблазнительней, чем никем не доказанное, одной ей известное их отсутствие...
...Не отвлекайся, он должен обернуться! - одернула она себя и продолжила мечтать. Воображение опустило все ненужные детали, как-то: его пыхтение при снимании носков, бережный поиск места для его часов и дебильное засовывание трусов в карман брюк - хрен знает зачем - и она перешла к полной обнаженке. Ладонь ее округлилась, когда в голове очертились контуры его мошонки, язычок пробежал по губам при мысли о заветной дорожке, связывающей лобок с пупком, ноздри затрепетали при мысли о терпком запахе его первого сока...
Мерзавец не оборачивался, однако в спине и положении головы его появилось что-то напряженное. Она сделала незаметное движение бедрами, убеждаясь в том, что низ ее полон влаги и, чуть запрокинув голову, с наслаждением затянулась сигаретой - она представляла себе, как он, направляемый запущенной в его седеющие кудри рукой, водит там, у нее в паху языком - то медленно и нежно, то грубо и быстро, а она затягивается когда медленно, и выдыхает дым, когда быстро...
Он опустил голову, как бы не желая оборачиваться, но подсматривая назад... Она поняла, что он смотрит на ее колени и пошевелила ими чуть - и это все-таки заставило его обернуться. Глаза его были того самого цвета, что и не поймешь, как их описать, однако в них было написано то, что должно было быть написано. И речь в этом тексте шла уже не о галстуке...
- Феромоны, мать их! - усмехнулась она мысленно, и, пока он вел по ней взглядом снизу-вверх, будто расстегивая невидимую молнию, она уже перевела дыхание и думала лишь о том, остался ли у нее виноград и прилично ли будет поставить на стол чуть початую бутылочку серебряной "Ольмеки"...
...Она поставила бы себе пятерку за последние десять часов - за ювелирную точность, расчет, достойный интрижек французского двора эпохи Карла Девятого, за исполнение всей роли без единой запинки, за мхатовскую паузу, наконец - предшествующую ее сокрушительному оргазму. Кто-то сказал ей, что красивые мужчины некрасивы на горшке и в момент оргазма - ей было наплевать на первое и она опровергла второе: кончал он красиво, как и все, что делал. Даже то, как царственно он прошел с ней по фойе мимо той худосочной дуры, которая, кажется, даже рот открыла от такого коварства - было, прежде всего, красиво.
Вот и теперь, он красиво прикурил и посмотрел на нее исподлобья, приподнявшись на локте. Искорки удовольствия плясали в его глазах...
-А бицепс-то... - размякнув от удовольствия, не забыла отметить она мысленно и сказала вслух, потянувшись. - Ну что, попался?..
Он не ответил и, все так же улыбаясь, осторожно нажал на ее левый сосок - как на кнопочку невидимого звонка.
В ее голове где-то далеко этот звоночек прозвенел, и она отчего-то встревожилась.
- Ну скажи, - озорно сверкнув мраморными бедрами, она резким движением завернулась в простыню, оставив его голым. - Ведь попался?
Он пожал плечами и посмотрел наверх. А она посмотрела на его безупречные ягодицы и начала злиться.
- Что ты молчишь? Стыдно сказать? Потеря реноме-е-е-е?! - издевательски проблеяв последний слог, она почему-то испугалась и беспомощно прошептала:
- Ну что же ты?..
Губы его стали узкими, а глаза наоборот открылись совершенно, так, что расходящиеся лучиками морщинки вокруг них совсем расправились.
- Ну откуда... на твоем столе... сегодня утром оказался... пригласительный... в эту идиотскую оперу? - растягивая каждую фразу, тихо сказал он.
- А... а... - миллиард вопросов хлынул в ее хорошенькую головку, еще совсем размякшую от недавнего оргазма. Она отодвинулась, улыбнулась и забавно нахмурилась. - А эта... худосочная спица, рядом с тобой?
- Какая еще спица? - он смотрел на нее теперь совершенно прозрачными глазами.
Она посмотрела наверх. Не для того чтобы посмотреть - чего она там на своем потолке не видела? - а чтобы дорогущая белая подводка не потекла с нижних век.
Простыня поползла с ее бедер, увлекаемая его правой рукой, а сами бедра - ах, до чего ж у нее были безвольные теперь бедра - стали раздвигаться и раздвигаться, а потом подниматься и опускаться, а потом и дрожать, и все остальное...
Он вел себя молодцом, и... совсем, ни капельки не было похоже, что завтра они опять встретятся в офисе, и он скажет какую-нибудь ничего не значащую, но красивую глупость... И покатится, и пойдет... Да и хрен с ними, с феромонами... Они же не пахнут...
...Ну а подводка все-таки потекла. Аминь.