Танго

Танго.


 Однажды на нашей маленькой и поэтому очень родной и милой планете случилась весна. Пришла она как всегда внезапно, как входят в нашу жизнь только самые любимые люди, что называется на всю жизнь, да и, пожалуй, матушка с косой, любительница черных балахонов. Что интересно, приход весны в масштабах нашей планеты ощущается повсеместно, от нее не спасает ни климат, ни часовой пояс, ни название полушария, не спасает даже принадлежность к какому либо из полюсов. Вот пришла она топнула ногой своей по свежей луже и привет, ни спрятаться, ни укрыться, не получиться. Стоите вы, значит, и обтекаете мало чего, понимая в происходящем, а она, голубушка уже орудует во всю: меняет ваши планы занимается организацией вашей судьбы ни сколько не заботясь о вашем мнении и желаниях. Разбивает сердца старшеклассницам с очаровательными косичками, разбивает головы байкерам, скучавшим всю зиму по солнышку, ставит своим героям памятники, кому в дневниках в карандаше написанными стихами, а кому на столбах и заборах сочными зелено-красными венками. И все это совершается с радостным равнодушием к последствиям и детским жизненным оптимизмом набухающих почек.
 Вот и моя весна пришла внезапно, как удал ножа в спину, и, захлебнувшись этой радостью, ловя ртом, воздух как рыба, выброшенная на берег приливом, я побрел по улице прочь от того места, хлюпая по очереди, то худым ботинком, то простуженным носом.
 Весну мою звали Татьяной. Первое что пришло на ум мне, когда нас свели, да не познакомили мимоходом, а именно свели, как сводят двух разнополых лошадей по весне, это строчки из известного произведения не менее известного поэта: « ужель та самая Татьяна…». А еще я подумал, что она само очарованье, болгарские скулы яркие и вызывающие, глубокие выразительные глаза с легкой поволокой, чуть курносый нос, чувственный рот, благородная смуглая кожа и шарм бьющий наповал шарм производил потрясающее впечатление. Мы поняли все и сразу. В одну минуту увидели весь безумный и красивый танец нашей любви выпитой как бокал сухого породистого вина в жаркий июньский вечер, жадно и с не скрываемым удовольствием.
 А дальше были бесконечные встречи по расписанию и без с безумными откровениями в чувствах и объятиях. Мы шокировали бедных обывателей, откровением поцелуев не замечали упреков окружающего мира, завидующего нам черной московской завистью общего одиночества толпы. Стоило нам оказаться рядом, и мы прилипали друг к другу, и уже ничто не в силах было разорвать нас. Через неделю мытарств по барам и ночным улицам мы стали любовниками. И ночь стала короткой как вздох, один маленький неровный вздох, стертые в кровь колени, сломанные ногти, разбитые поцелуями губы, устойчивая дрожь в ногах, было все. Мы как безумные в последний день мира любили друг друга часами, проваливались не в сон, а в бред о сне, очнувшись, продолжали этот танец снова и снова. Она кричала так, что соседи этажом ниже вызывали милицию, думая, что в безумной квартире происходит убийство как минимум. Достаточно долго наряд милиции, два молоденьких сержанта, пытались унять свой истерический хохот, после того как узнали чем, собственно вызваны душераздирающие крики беспокоящие окружающих. Картина маслом: три часа ночи, лестничная клетка и два автоматчика с округлившимися от ужаса и восторга глазами. Выслушивают от хрупкой женщины в полу прозрачном халате на голое тело все, что она думает о сне, о соседях, о мать ее милиции и что как орала она так она и будет орать пока они ее не пристрелят. Потом пришлось принести им водички, что бы унять истерику двух взрослых мужиков с автоматами. Поздравив девушку с тем, что ее не убивают, а совсем наоборот, наряд милиции, включив сирену, удалился, соседи были в шоке.
 Все, что может гореть рано или поздно сгорает, так и мы сгорели дотла и оставшееся с нами ощущение ветра этой весны теперь греет больную, обожженную душу воспоминаниями приходящими так не, кстати, на улицах большого города.
 Когда ее сердце и дверь ее дома закрылись для меня навсегда, мне не было ни грустно, ни больно, я почувствовал только, наверное, законченность движения. Танец, это был танец созданный по всем правилам симметрии по всем законам искусства движения, сутью которого является любовь. Танго ночных улиц, когда впервые соединяются руки двух половинок одного целого, их движения, первые па, не согласованны пусть и выглядят едиными. Первое кружение, первая поддержка, взгляд скользит по партнеру, для того, что бы зацепиться за такой же взгляд и уже не размыкать связи. Румянец выдает ее, тяжесть едва заметная тяжесть в движениях выдает партнера, и вот момент когда инстинктивно они становятся ближе друг другу в прямом и в переносном смысле, и теперь они парят над паркетом, мало придавая значения законам всемирного тяготения. Зрители, чувствуя это, замирают, не веря своим глазам и все, что они видят становиться движением одного, единого организма. Звучат последние аккорды, пара не может разомкнуть рук, для них это немедленная смерть, они уходят с площадки взявшись за руки как школьники, покраснев, смутившись, не веря случившемуся. И сойдя с помоста, размыкают руки и для тех, кто следил за этим уходом, только теперь, заканчивается это танго, рвется ниточка и в воздухе повисает едва слышный звук он вибрирует, светится и опадает аплодисментами на паркет, а публика встречает другую пару. Теперь можно уходить, такая удача не повторяется, как правило. Все финал. Занавес.