Ионосферная-5

(начало: http://www.proza.ru/2005/03/03-113)

*      *       *

Коммунисты поймали парнишку,
Потащили его в КГБ...
- Ты откройся, кто дал тебе книжку:
"Руководство к подпольной борьбе"

Николай Вильямс

*     *     *

…Как там дальше объяснялся дежурный с генералом – неизвестно, но для Дремучева закончилось всё благополучно, т. е. без последствий. А ведь мог и в поле зрения КГБ попасть, затаскали бы на допросы! Но Дремучев был настоящий везунчик.
* * *

А вот Серёжке, юному мэнээсу, не повезло…

Через много лет, узнав о неожиданной Серёгиной смерти, которая всегда поражает, если речь идёт о хорошем знакомом и сверстнике, Игорь часто вспоминал, как они вместе сдавали кандминимум...

Кандидатский минимум по философии был тогда серьёзнейшим экзаменом. Только раз в год приезжала в институт Вулканологии специальная комиссия и спрашивала строго! Желающих экзаменоваться было много, но успешно сдавали далеко не все. На ионосферной только Игорь с Серёгой, исполнившись молодого задора, решили его сдавать, и хотя готовились серьёзно, буквально засыпая в обнимку с Философской энциклопедией, в первый год получили двойки, а сдали только на второй («Как возрос уровень наших двоечников! – улыбался, когда они экзаменовались через год, председатель комиссии. – До целых трёх баллов!»).
 
…Перед экзаменом, как это заведено, проводилась консультация, на которой Игорю довелось, таким образом, присутствовать дважды. Проводил её один профессор из ДВНЦ, похожий на старого сатира. Говорил он всегда одно и тоже: рассказывал случай из жизни Фомы Аквинского, когда тому для соблазну подсунули голую женщину, и что он с ней сделал (ужасную вещь!), да ещё говорил – как бы по секрету, «между нами», – что председатель комиссии, московский член-корр., любит, чтобы сдающие экзамен дамы были непременно после бани, и вообще, благоухали. Скорее всего, любил это он сам… А точнее, любил поговорить на эту тему. Тут явно были на лицо признаки повышенной старческой похотливости. Присутствующие аспирантки и соискательницы переглядывались и закатывали глаза…

Но так или иначе, экзамен они тогда сдали, после чего на радостях напились. А не повезло Серёге именно с КГБ…
* * *
…Юный радиофизик, выпускник Горьковского университет (на станцию первый раз тогда прибыли молодые специалисты по направлению) впервые увидел Камчатку и был от неё в восторге. Ходили они с женой по лесам за грибами, поднимались с группой на Авачинский вулкан – стали, короче, энтузиастами общения с природой. А потом достал Сережа где-то резиновую лодку, поскольку давно он мечтал пройтись сплавом по извилистой Паратунке. И сплавился на свою голову...

 Любуясь видами и ни о чём не подозревая, пересёк он в процессе сплава незримую границу запретной зоны и высадился в закрытом для посторонних посёлке Приморский. В полном благодушии собрал он свою лодку, дошёл до остановки и погрузился в автобус, чтобы доехать до трассы.
 
Документы на КП во въезжающих автобусах проверяли обязательно, а в выезжающих – иногда. Но тут намётанный глаз дежурного отметил как-будто новое лицо… Короче, Серёга был взят под белые руки, препровождён в помещение и начались его хождение по мукам. Паспорт у него был в порядке, но пропуска в запретную зону не было; его объяснения никого не интересовали: тут дело пахло поимкой нарушителя, т. е. внеочередным отпуском на родину, а то, глядишь, и медалью! Долго звонили в городское управление КГБ, потом ждали оттуда машину. Серёга, голодный, просидел в дежурке до позднего вечера; в туалет выводили под автоматом. Уже в темноте приехала за ним машина, а допросы начались только глубокой ночью. Он ничего не утаил, рассказал всё, как на духу, но какой же следователь поверит в такие детские объяснения? Продержали двое суток…

 Как он потом рассказывал по секрету (он давал «смертельную» подписку о неразглашении), поверить-то ему кгбэшники в конце концов поверили, – а куда денешься! но вцепились в него мёртвой хваткой: им необходим осведомитель, объяснили ему, особенно в научной среде, весьма склонной к инакомыслию. Иначе, дорогой товарищ, на своей карьере можете поставить крест – научного роста вам не видать, защититься не удастся никогда. Это не было простым запугиванием, и Серёже в конце концов, как он ни отнекивался, пришлось дать согласие на вербовку.
 
«…Но я вас не закладывал!» – кричал он, когда во время одной выпивки в узком кругу не выдержал обета молчания и «раскололся». Случилось это, когда он уже ушёл со станции и работал в другом научном учреждении, в том же Приморском. В связи со «сроком давности» над этим признанием, как он думал, можно будет только посмеяться, но шуткой это не прошло: Андрей – инженер, с которым они пили, возмутился: «С кем я пью!» – и выгнал его, едва не дав в морду. Для Сергея это был удар – он хотел покаяться, снять камень с души, получить «отпущение»…

Новость о Сергее быстро разнеслась среди научной части сотрудников Ионосферной. Игорь, услышав об этом от Вити Смирнова, ужаснулся и стал перебирать в памяти свои встречи и разговоры с Серёгой на предмет их «антисоветскости». Оказалось, что – было! да и как могло не быть. Однажды он встретил Серёжу, только приехавшего из отпуска, который он проводил у своих, в Горьком. Там, как всем было известно, в бессрочной ссылке под неусыпным надзором КГБ пребывал академик Сахаров и, главное, Игорь сам завёл об этом разговор! Идиот! Сергей на расспросы отвечал странно, уклончиво: «А что Сахаров?.. Сахаров, как Сахаров… Свободный человек в свободном мире!» – после чего оба смеялись. Никаких подробностей он не сообщил… Были и другие разговоры… А потом, значит, в очередном отчёте!.. Боже! …И теперь всё зафиксировано в его личном деле! (Свято верили, что на каждого человека имеется «личное дело», которое ходит за ним по пятам, куда бы тот не перебрался – возможно, это было недалеко от истины).

…Но последствия так и не последовали, и Игорь стал забывать об этом; потом замаячила защита, и ему стало вообще не до того. Сергея он больше никогда не видел.

А Сергей жил с семьёй на ионосферной, работал в Приморском, а потом… неожиданно и быстро умер. Говорили, от рака… Осталась молодая жена (им обоим было не больше тридцати) да двое мальчишек-близнецов.
* * *
…Командировочное удостоверение и официальное письмо на ВЦ оформлены, аванс получен, билеты куплены. Всё свершилось как бы само собой: Дремучев вызвал Игоря и холодно известил: «Собирайтесь в Хабаровск… Звонил Лерун Исхакович, предлагает командировать вас на ВЦ…» «Зачем?!» – разыгрывал удивление Игорь, как будто не сам он обращался к замдиректора с такой просьбой. «Обсчёт материалов... Да это всё Миша хлопочет, – бормотал Дремучев. – Мало того, что меня своими звонками задолбал – он, вишь ты, и Леруна охмурил!» И неожиданно что-то заподозрив, Дремучев с сомнением посмотрел на Игоря, мол, а ты-то, что же, в этом не участвовал? Не сам ли ты это и затеял, милый? «Что у меня дел, что ли, нет – сидеть там над оцифровкой? Да это на месяц, не меньше!..» – ломал комедию Игорь. «Приказ уже подписан, - успокоился шеф, поверив, что командировка подчинённому мёдом не показалась. – Оформляйтесь! …Может что-то и даст эта оцифровка» - с сомнением говорил он на прощанье, пожимая плечами.
 
…Двигатели взревели, самолёт рванул вперёд, разбежался и круто взмыл вверх. Не прошло и трёх минут, как тусклый зимний день остался внизу, показалось солнце, а небо из белесого сделалось ярко-синим. Такие минуты он всегда любил, но в этот раз Игорь чувствовал себя просто счастливым. Стали разносить кофе; запах его наполнял сердце предчувствием удовольствия, соединённого с ПОЛЁТОМ. Стажировка – не командировка, это надолго – пока на месяц, а потом… как получится. Но, главное, Галка! милый мой ревизор! увидится ли он с нею?..
 
Игорь не спеша пил кофе, любуясь белой синевой за окном; двигатели ровно гудели, в кресле было тепло, уютно. Потом достал заготовленную фляжечку коньяку, сделал хороший глоток. …Вот это жизнь! Как всё же много значат такие маленькие удовольствия. Кстати, в толпе пассажиров у трапа он, вроде, заметил знакомое лицо… Подвинув мужика-соседа, Игорь прошёлся вдоль рядов, смотря по сторонам: так и есть, вон знакомая, работает в их поселковой библиотеке, зовут Ирка. Сидит, охорашивается. …И они не просто знакомы – он ей как-то контрольную работу делал, она ведь стЮдентка… Летит, небось, в свой библиотечный институт, заочница. Он смело подходит, подаёт руку – что значит вдохновение! – с улыбкой и мужским интересом осматривает её, говорит комплименты, руку долго задерживает в своей; на них обращают внимание; она приятно ошарашена и краснеет, не ожидала, да и ничего такого, вроде, между ними не замечалось…

Вот интересно: делая комплименты и пытаясь обаять эту Иру, помнил ли он в этот момент о Галке? или она была в его сознании уже полностью замещена другой? Да нет, Галина оставалась в памяти… Более того – загадка мужской психологии! – её влекущий образ как бы побуждал его к новым «свершениям» на любовном фронте. Впрочем, об этом он тогда не думал.

 Он предлагает Ире пересесть, быстро договаривается с соседом, говорит, что хотел бы лететь «вместе с женой»; она слышит и снова краснеет. Потом они сидят рядом, рассказывают друг другу кто, что и куда едет; она действительно летит в Хабаровск на сессию; он опять достаёт коньяк, у неё – шоколадные конфеты и апельсин, отличная закуска! Они выпивают вместе, из горлышка, она – чуть пригубив и поморщившись, он – крупным глотком; рассказывают друг другу анекдоты, в основном, известные обоим; постепенно анекдоты становятся всё менее приличными. Особенно этот, «медленно и печально»… Игорю бывает трудно произносить некоторые слова, которые с её пухлых губ слетают легко, теряя свою похабность; совсем невинно у неё звучит слово «ёбарь». «Да, она из народа, – думает он с умилением, не задумываясь, а откуда он сам-то, подсознательно считая, что из каких-то «высших сфер». – Простота нравов…» Но ему это нравится.

Потом приносят самолётную курицу, на удивление тоже вкусную; они с аппетитом обедают, не забывая о коньяке. Осоловевший Игорь вытирает пальцы наодеколоненной салфеткой и откидывается в кресле рядом со своей неожиданной спутницей; полное впечатление, что они лежат в одной постели, только одетые. Повернув голову, Игорь рассматривает её немного грубоватое лицо, нос уточкой, подбородок, переходящий в полную шею, высоко выступающий под свитерком бюст. Услужливое воображение тут же раздевает Ирку догола, а он ложится на неё, прижимает грудью эти упругие холмы, поднимает ей ноги…
 
Мы вместе ляжем, грудь на грудь –
Таков любви извечный путь…

крутились с детства застрявшие в памяти строки. Откуда они взялись? …Кажется, это был «Фауст», только в переложении, адаптированный, так сказать, народным поэтом в «учебник любви» для среднего детского возраста. Ещё там, помнится, была «мужская гордость и краса/ моя живая колбаса»… которая сейчас просто неприлично выпирает! Ирка, кажется, заметила… неудобно.

Они немного дремали, а возбуждённый Игорь, уже мысленно согрешивший со своей спутницей, мучился только одним: он совершенно не чувствовал и не понимал, а хочет ли и она того же? У него, считавшего себя аналитиком, интуиция хромала на обе ноги… Это надо было как-то проверить, но как?..
 
Когда Ирка встала, чтобы пойти в туалет, Игорь, немного выждав, сам ещё не зная зачем, решительно двинулся следом.
 
Туалетные кабины в хвосте были отгорожены занавесками; Ирки видно не было. Игорь, думая, что уже опоздал, быстро отдёрнул штору и увидел, как Ира исчезает за переламывающейся пополам дверью. «Подожди!» - крикнул он; она удивлённо остановилась, и он, решительно продвинув её внутрь, вошёл за ней и сам в это узкое, тесное пространство со скошенным потолком, совершенно не предназначенное для двоих.

(продолжение следует)