Челюсти Ильича. Глава 4

ГЛАВА 4

Двадцать пять... Тридцать семь... Сорок девять... Скрежетнув чуждыми жемчужными зубами, он сделал от пола пятидесятый жим и обессилено пал спесиво на ворсистый персидский ковер. Сохранение молодцеватой рельефной фигуры, в которой даже маленький мускул был бы подвластен легчайшему движению мысли, из года в год давалось ему все тяжелее. Он нутром понимал, что начинает дряхлеть в свои предпенсионные пятьдесят девять лет, и цеплялся за изнуряющую гимнастику, как за спасительную травинку, в борьбе за внешний подтянутый вид, внушающий окружающим уважение и расположение к его неоднозначной персоне. Иначе ему, директору Центрального разведывательного управления СШ оф Америка, было бы тяжко выжить среди алчущих денег и почета политических акул администрации Белого дома. Культ искусственной спортивности тела и голливудской квадратности черт физиономии преобладал по всей Северной Америке, и то были годы не могучих мыслей, но неуемной массы мышц, выращенных на геркулесовых таблетках, медленно и уверенно умертвляющих – ныне это доподлинно доказано – мужскую славу и красу, а именно – потенцию.
Кстати, о птичках, о потенции то есть, этой величайшей двигательной силе прогресса. Ее трагическая утрата уже не угрожала директору ЦРУ, чье настоящее имя по понятиям совершенной секретности, которую просил нас блюсти его лечащий врач, мы означим никчемно серо и сиро – Джон Игрек Последний (ДжИП). Сексуальную, тактично выражаясь, несостоятельность подстроили Джону Игреку Последнему треклятые русские почти двадцать лет тому, чудесным апрельским днем 1961 года от рождества Христова. Погожим вечером того злосчастного дня, когда байковые усыпляющие сумерки ложились на табачный штат Вирджиния в целом и на невеликое провинциальное захолустье, именуемое Лэнгли, в частности, офицер среднего командного состава ЦРУ Джон Икс Последний расслаблялся, завершив утомительное суточное дежурство у дверей ведомственной столовой, где придирчиво проверял чистоту рук своих коллег по призрачному фронту. А расслаблялся ДжИП, по выражению нашей безусой кокаиновой молодежи, с кайфовой оттяжкой и довольно экстравагантно для сотрудника спецслужбы. Его очевидно болезненная экстравагантность, пресыщенная фантастическими причудами поздно женившегося мужчины, сводилась к тому, что он заставлял свою жену – мосластую уроженку добропорядочного Бостона – артистично изображать стриптизершу на кухонном столе. Полюбивший за длительные холостяцкие годы посещать сомнительные по законам американской морали злачные притоны, естественно, инкогнито, под рекламно-неоновым покровом ночи, бедняга ДжИП по-другому уже не возбуждался. Как правило, его жена, принужденная терпеть извращенные половые забавы сатрапа-супруга благодаря собственной бесхребетности и тройной затяжки марихуанной папиросы, змеилась своим телом под ритмичную музыку, насилующую перепонки ушей из динамиков музыкального центра, однако ныне оный центр отчего-то сломался, и женщине пришлось вульгарно вихлять крупным крупом под музыкальную радиостанцию. И когда сглатывающий пересохшим горлом сладкую слюну ДжИП был на пике Эвереста и сластолюбиво предавался сексуальным выдумкам, топорно овладевая женой на кухонном столе, внезапно музыка резко оборвалась и голос диктора удивленно объявил, что в СССР впервые в история человечества был совершен запуск космической ракеты с майором Юрием Гагариным на борту. «Да, леди энд джентльмены, это вам не гамбургеры тоннами пожирать, это уже ужасное преимущество русских над Соединенными Штатами и остальным цивилизованным миром,» – сообщил горестно диктор, и послышался похоронный марш Шопена. От данного сообщения ура-патриот ДжИП разом сник сердцем и пенисом, так и не поднявшегося из психологического нокдауна. С тех пор Джон Игрек Последний заимел двух одинаково коварных врагов: продукты, изобилующие холестерином, и Союз Нерушимый Республик Советских.
Отдохнув, директор ЦРУ поднялся с гимнастической подстилки, встал на напольные весы и, сильно выдохнув из легких лишние воздушные граммы, отметил, что его личные килограммы неизбежно приближаются к фунтам Элизабет Тейлор в период ее четвертого замужества. Потом он позавтракал стаканом терпкого мандаринового сока, вскрыл пачку «Верблюда», сунул туда длинный нос, надышался вдосталь душистым совокупным ароматом двадцати сигарет без фильтра и швырнул ту пачку в пластиковый мешок для мусора. Но на том неизменный его утренний ритуал не окончился, остался сущий пустяк – прослушать на телефонном автоответчике ночной доклад дежурного офицера из штаб-квартиры.
 «Что день грядущий нам несет?» – с таковым вопросом Джон Игрек Последний вдавил зеленую клавишу автоответчика. После визжащей скороговоркой перемотки магнитной ленты вспять донесся не выспавшийся официальный голос офицера, в начале доклада заученно поздравил шефа с добрым утром. Из его монотонного монолога вытекало, что за истекшие восемь часов ничего сверхъестественного на приплюснутой планете Земля не произошло, и любимая Америка может спать и пить кока-колу спокойно. От общей оперативной обстановки в мире офицер перешел к подробностям о том, что творится на отдельных континентах и в странах повышенного спроса ЦРУ. Что творится на сигарной Кубе, в конопляном Афганистане и подневольной Восточной Европе директор не дослушал. Он перемотал пленку дальше, туда, где сообщалось об СССР, этом исчадии коммунистического рая и враге номер ноль для тех, кто с детства привык питаться поп- и роккорном, а с ранней юности употреблять презренные презервативы. Советский Союз, согласно сообщениям московской резидентуры, по-прежнему бредит третьей мировой войной, ежеквартально наращивая термоядерный, стрелковый и людской перевес, и синхронно ведет подготовку к проведению летних Олимпийских Состязаний, закрашивая царапины на пластиковых сидениях стадиона имени В.И. Ленина. («Lenin, – мелькнуло в левом, энциклопедическом, полушарии мозга ДжИПа. – это, кажется, картавый вожак жуткого пролетарско-крестьянского переворота, осчастливившего в России всех, кроме угрюмых рабочих, согбенных хлебопашцев и прослоистой интеллигенции».) Затем дежурный голос доложил, что гениальная операция «Челюсти Ильича» входит гладко, эдаким смазанным стилетом в основную стадию; трансатлантический голубь, доставивший угрожающее послание Леониду Брежневу, вернулся, и его, к великому профессиональному сожалению, пришлось приготовить на вертеле и отдать гурманам из числа лучших цээрушников, дабы он невзначай не разгласил мрачную цель своего вояжа в Россию. («Изверги, – возмутился директор. – Могли бы пернатого коллегу казнить гуманнее, оторвать ему голову и лапки, а остатки со всеми птичьими почестями похоронить на кладбище Неизвестного агента.») Доскональное проистекание операции «Челюсти Ильича» ждет Вас, господин директор ЦРУ, в сафьяновой папке , лежащей на Вашем рабочем столе. Good bay, сэр.
Лететь на персональном, стоящем в сарае геликоптере сегодня, в воскресенье, на работу в Лэнгли ему чертовски не хотелось. Как бы ожесточенно он ненавидел СССР со всем его винно-водочным народом, но терять единственный за неделю выходной день ему было бы обидно. И он нервически принялся искать правдоподобное оправдание для истории и Сената, чтобы ныне не прибыть на работу. И оно, данное оправдание, возникло в образе трезвона телефонного голоса.
– Если это Госсекретарь, министр обороны или налоговый инспектор, то меня нет. А если это звонит мой уролог, то я дома! – крикнул ДжИП камердинеру Чарли, поднявшему телефонную трубку в гостиной.
– Сэр, на проводе господин вице-президент Соединенных Штатов, – почтительно проговорил чернокожий пожилой Чарли, прикрыв ладонью в белой перчатке микрофон поднятой трубки.
Директор ЦРУ вздохнул от горького, по вкусу напоминающему полынь предчувствия очередного государственного задания, но отступать было некуда – впереди маячил ценный подарок от администрации Белого дома (возможно, соковыжималка), и пришлось ответить Второму мужику Америки.
– Джон, надеюсь, вы не забыли о юбилее нашего нынешнего президента? – вместо обыкновенного, засаленного приветствия типа «Hello, boy!» заговорил улыбчивый чиновник высокого сорта, чье мнение на международной политической арене и внутри США никого не интересовало.
– Ну что вы, сэр. Разве такое забывается, – Джон Игрек Последний так искренне произнес эти слова, что даже у самого прыщавого подслушивателя из шустрого ФБР закралось бы подозрение: действительно ли у него прекрасная память на красные даты настольного календаря?
– Джон, вы готовы посетить юбилей хозяина Белого дома? – с пьяным румянцем в голосе справился вице-президент.
– Конечно. Я, как примерный бойскаут, всегда готов удовлетворить излюбленного президента, – ДжИП никогда не был бойскаутом, но для пущей вескости решил убежденно соврать.
– Вот и good. Против вашей фамилии, Джон, я ставлю галочку, а с вашего счета в банке сниму тысячу долларов. Не опаздывайте, my friend.
Опустив телефонную трубку, дерзко отрезавшей абонента короткими гудками, директор ЦРУ упруго прошел между автоматическими стеклянными дверями к кафельному берегу бассейна. Вода в овальном бассейне была морской, так во всяком случае гарантировала фирма, залившая этот рукотворный водоем аквамариновой жидкостью через червиобразные шланги, однако, вдумываясь на здравую голову, откуда на окраине столичного града Вашингтона, неблизкого от океанского прибоя, может взяться морская вода. Утреннее солнце, не полностью разогретое до пережаренного яичного желтка, скупо услаждало поджарое тело Джона, снявшего трусы и футболку с блеклой эмблемой Клуба по благоустройству бобров. Купаться голым было для него отрадой, обнаженность статного тела вселяла всемирную уверенность в себе и нудистское превосходство над другими ущербными представителями людского племени. Он сделал объемные оздоровительные вдохи и приказал камердинеру:
– Чарли, запускай Гамлета!
Именем классического шекспировского персонажа звали, как ни странно, фригидного африканского крокодила трехметровой длины со спиленными дорогостоящим вашингтонским дантистом зубами. Выпущенный из вмонтированной в стенку бассейна клетки Гамлет, привыкший к подсоленной среде обитания и нарочно лишенный ради резвости завтрака из кролика, натренированно ринулся в погоню за обнаженным человеком, пузырящейся торпедой вспоровшим водную гладь бассейна. И начался извечный ежеутренний поединок хвостатого чудовища с чудовищем двуногим, пожелавшим добавочного адреналина.
Джон Игрек Последний, будучи личностью пугливой, преодолевал свой страх искусственно созданными экстремальными ситуациями. Некогда он прыгал с парашютом, но совершив сотню прыжков, понял, что парашютизм не возбуждает в нем храбрости, и занялся альпинизмом. На скользком поприще скалолазания он продержался года три, покорив восемнадцать престижных вершин и дважды побывав под снежными лавинами, и снова убедился, что насильно навязанный самому себе риск, превратившись в будничную обыденность, перестает быть риском как таковым и надоедает пуще твоей тещи. В общем, ДжИП, бросил маяться скаутской дурью и ушел работать в ЦРУ, и заняв шипованное кресло директора этой богадельни, он испытал, как его постаревшему и обленившемуся организму не хватает сильных ощущений, пережитых прежде. На Птичьем рынке Нью-Йорка был куплен пленный крокодил, названный своим хозяином-шекспирофилом Гамлетом.
Первым противоположного берега бассейна достиг Джон Игрек Последний. Чего-чего, а плавал он отменно, особливо лягушачьим брассом и особенно, когда чуял голыми пятками голодное клацанье прожорливого крокодильего капкана. Да и Гамлет не очень-то стремился догнать хозяина, он был здраворассуждающим ящероподобным и, проведя многие месяцы в неволе, усвоил прописную истину: не кусай ногу того, чья рука сытно тебя кормит дохлой крольчатиной. Оттого Гамлет перебирал короткими толстыми лапами не слишком усердно, зато тяжелым хвостом зычно хлыстал по воде, будто пьяный пастух бичом; хлыстал беззлобно, для острастки хозяина и для подтверждения своей жуткой, но ложной свирепости. Соблюдая классические догмы дурашливой дуэли, рептилия дала возможность ДжИПу пулей выскочить на сушу и лишь тогда рывком высунул на низкий бортик бассейна страшно ощерившуюся пасть (в такие мгновения он сокрушался, что не лев, и не может на прощание устрашающе р-рыкнуть). «Почему я не сокол? Почему не летаю?», – помянул Гамлет с щемящей тоской русскоязычную версию строчки одной украинской песни, услышанной им как-то раз от белого мужчины, мирно стиравшего портянки в мутных потоках Лимпопо; портянки оказались на вкус слишком прогорклыми, однако костлявый гомосапиенс был проглочен за милую грешную душу без отрыжки... Но довольно отвлекающих от воспоминаний – крокодил якобы бесконечно огорченно лязгнул зубами и погрузился снова в воду.
Взяв у верного Чарли купальный полосато-звездный халат, Джон Игрек Последний велел выдать трудяге Гамлету двойную порцию отборной крольчатины. Сегодня гонка с преследованием доставила ДжИПу неописуемое ублаготворение. Стылая кровь стремительно разогналась, и он явственно ощутил, как вероломные тромбы оторвались от эластичных стенок артерий и с бурным, извилистым течением реки по имени Жизнь унеслись прочь, в даль, минуя горизонт, и, вероятно, уже нынешним полднем, они благополучно покинут его через задний проход в обнимку с глистами.
Самый главный шпион Страны масШтабного чистоганА алчно вылакал высокий коктельный стакан ключевой воды, поднесенный на серебряном подносе вездесущим Чарли, и пошел одеваться для визита в Белый Дом в гардеробную величиной с малогабаритную московскую квартиру. Выбирать парадный наряд было для него сущим мужским мучением, две подвешенные дюжины строгих костюмов разных приглушенных оттенков равно заманчиво голубили взор разборчивого рекрутора. Надеть что-то категорично черное – значило бы ненавязчиво намекнуть на скорые похороны демократической партии, по общим опросам американского населения и так дышавшая на ладан. Облачиться в серо-стальной цвет – апокалипсический раскрас термоядерных ракет – было бы патриотичнее, но быть ярым ястребом глобальной бойни не соответствовало бы помпезному подписанию договора об ОСВ-2. На пластиковых плечиках оставался покоиться крайний справа строй костюмов, белых, дышащих нафталином и фатальной невинностью мусульманских невест. Один из них и предпочел человек номер один в ЦРУ.
Едучи плавной дорогой в Белый дом, уютно покоясь на кожаном сиденье казенного «кадиллака», Джон Игрек Последний припомнил свой недавний разговор с президентом США. Атмосфера той памятной беседы в Квадратном зале была фамильярной: шипуче пенилось гневливое пиво в массивных глиняных кружках, на фарфоровом блюде аппетитно дымилась гора ростовских раков в красных кирасах и лежали бумажные салфетки с орлиным гербом Соединенный Штатов. Тогда, при неприязненном воззрении на раков, пойманных где-то в низовьях русской реки Дон, ДжИП саркастически подумал, что им с президентом не хватает вонючей волжской воблы. Хорошо, что пиво не «Московыское», а наше, отечественное, с задиристой горчинкой от передозировки концентратов.
– О чем опечалились, Джон? – президент стер салфеткой с верхней губы пивную пену и продлил разговор: – Все-таки вы согласны с мной об увеличении расходов на оборону страны?
– На двести процентов, Джимми. – Директору ЦРУ, наравне с прочими бюрократами высокого полета, разрешалось на встречах с президентом с глазу на глаз называть оного именем, подчеркивая эдаким демократические завоевания американского общества. – Но этого будет трудно добиться. Я знаю, что козлы в нашем Конгрессе вряд ли санкционируют оторвать пару миллиардов долларов от социальных программ.
– Надо их заставить сделать это! – повысил голос президент. – Подбросьте им информацию погорячее. Скажем, о новых русских ракетах, направленных на Капитолийский холм, или советских подводных лодках, наводнивших, как собственный аквариум, наш Гудзон, или космическом оружии, или... Впрочем, Джон, решайте сами. Вы у нас дипломированный специалист по секретным операциям, вам, за это налогоплательщик свои денежки платит.
– Какие сроки отводятся на разработку и проведение операции?
– Вчера. – Президент принялся сладострастно обсасывать раковую шейку. По его ухоженным пальцам, ежедневно познающим маникюр, потекли пахучие струйки сока.
Директор ЦРУ едва было не блеванул. Слава Создателю, рядом была почти полная кружка с пивом. Употребленный плотный напиток мощно загнал тошноту снова внутрь желудка, недобро пробурчавшего мотором без масла и угомонившегося.
Президент по-своему истолковал нервное опорожнение ДжИПом пивной кружки, причем, кружки его, президентской, с инвентарным номером на дне.
– Ну, не стоит буквально понимать мои слова, Джон. Давайте договоримся о двадцати пяти днях. Вас, надеюсь, устроит такой срок на разработку операции? А дату ее проведения обговорим через недельку, когда вы доложите мне об абсолютной готовности всех отделов ЦРУ к тайному удару по СССР.
– О’кей, сэр, – выдавил директор, не успевший до конца избавиться от тошнотворного привкуса застрявшей в горле мокроты.
– Вот и замечательно. Джон, почему вы не закусываете? Не стесняйтесь, отведайте раков. Они великолепно идут с пивом.
– Благодарю, но у меня гастрит. Как-нибудь я обязательно их попробую.
– Я распоряжусь – и раков вам завернут с собой.
Позже кулинарным презентом президента мило разговелся Гамлет.
За воспоминаниями былого настоящее пробежало безжалостно быстро. Лимузин директора ЦРУ резко, с этаким шоферским шиком тормознул в полуфуте от неофицальной калитки садово-паркового участка, окружавшего Белый дом. Костюмированный орангутанг из охраны президента рванулся было к машине, собираясь обругать нерадивого водилу, но, приметив под бампером скромный номерной знак «00-00 ЦРУ», сразу поостыл и суетливо что-то забормотал в запонку на левом рукаве алебастровой сорочки. «Как дети, ей Богу, – досадливо рассудил Джон Игрек Последний, вылезая из лимузина. – Во всем мире агенты охраны имеют миниатюрные лорингофоны, вшитыми в воротник рубашки, а наши олухи работают по-старинке. Пока этот осел поднесет рукав ко рту, арабские террористы или, того хуже, Псковский десантный полк камня на камне не оставят от резиденции президента».
В ожидании дармовой выпивки и барбекю, оплаченных, конечно, из загашника демократической партии, зеленым газоном сановито группками прогуливались, апатично переговариваясь, пятизвездочные гости. Был там и заклятый друг ДжИПа бульдогорылый директор ФБР при супруге – дородной даме с повадками фермерской дочки, коей она, кстати, и являлась. Это она, завидев на кирпичной дорожке Джона Игрека Последнего, делавшего вид, что без оглядки спешит, в джазовом диапазоне закричала на весь округ Колумбия:
– Ба, смотрите, супершпион Америки приперся! Мистер Игрек, не убегайте, расскажите нам, о провале ваших агентов в Уганде. А заодно скажете, где та Уганда находится. Ха-ха!
 «Убил бы фермерскую суку!», – мстительная искра блеснула в глазах ДжИПа, чувствовавшего, как по его трусливо ссутулившейся спине студеным ливнем хлещет сардонический смех. Но ничего, он сумеет достойно отомстить этой толстой кобыле, чьи сиськи даже в лифчике стекают студнем к подмышкам, и ее дебильному муженьку, хотя тот и сам может здорово его лягнуть, если директор ЦРУ даст тому повод, подставится. А подставляться ему, руководителю высшей пробы, было зазорно.
Когда какая-нибудь идея, бредовая и несоразмерная его служебного положения и должностного оклада, начинала занудно зудеть в мозжечке, Джон Игрек Последний вдохновлялся и преображался. Он надменно выдвинул подбородок и вобрал вашингтонского кислорода в легкие, надув грудную клетку до обширного объема неугомонной гордости и сделавши свой пиджак тесным в вспотевших проймах. Вторым делом он проверил в ягодичном кармане брюк наличие филигранных хирургических перчаток, с которыми, как истинный профи невидимого фронта, не расставался. И уже третьим делом он основательно задумался: а как реализовать праведный акт возмездия?
В тяжелом раздумье Джон Игрек Последний углубился в безлюдную парковую зону, присел на скамейку под трепетными ветвями взрослой рязанской березы, будучи хрупким ребенком подаренная юбочнику Кеннеди кукурузным Хрущевым. Классическая, подобающая арийским эталонам, черепная коробка директора ЦРУ ломилась от сумбурных мыслей, одна гаже другой, ведь шпион и злодейство – две вещи вполне совместные. Применить некие насильственные действия в отношении бесцеремонной бабенки, какой бы елейной эта идея ни была, он не отважился, загодя устрашившись сокрушительного возвратного удара ее вредного мужа, поэтому надо срочно сварганить что-то этакое, кусаче крутое, но совершенно безвредное для себя. Подыскивая булавочный ответ Миссис ФБР, ДЖиП с присущей отпетому грешнику невольной мольбой взглянул на небеса, будто оттуда сам Создатель должен подсказать разумное и верное. Безмерный купол мироздания, проколотый игольчатыми макушками парковых деревьев, напоминал нынче по колору не стиранную солдатскую портянку. Смурнело, небо плаксиво набухало будущими обильными слезами к всеобщему ликованию раскрепощенных крестьян засушливого штата Пенсильвания. Такой вязкой грязью вымазанный небосвод ДЖиП уже видел единожды (дай Боже памяти...) в бессонные семестры гарвардского студенчества, когда было делу умному время и потехе хитрой час. Ну конечно, засахаренные студенческие розыгрыши, удачно опробированные неоднажды и жалящие наповал, помогут ему отомстить, например, убойная телефонная шутка, на которую он сам как-то раз соизволил по-дурацки попасться. А противник его был бестолков, однозначно.
На первом этаже благопристойного, как ноготь кокотки, Белого дома, данной колыбели совокупления девственной демократии и развращенных монархических наклонностей, слонялось немного почетных и почтенных гостей в чопорных вечерних туалетах. Директор ЦРУ, лучезарно озарив богато обставленные смежные залы шаблонной улыбкой в двенадцать великолепных верхних зубов, что совершенно справедливо приравнивалось к двумстам ваттам электрического света, чинно раскланялся с отдельными дельцами от политики из конгресса и администрации президента и тенью Джеймса Бонда шмыгнул к лестнице, восходящей на второй этаж. Два громоздких сотрудника службы безопасности, безликих и однокостюмных, сверили его официальное лицо с цветной фотографией на пластиковом пропуске и пропустили на второй этаж.
Личный и семейный второй этаж Белого дома, в сравнении с первым, был необитаем, мягок и благороден мебелью и необходим для главного цээрушника страны с его параноидальной идеей бескровной, но немилосердной мести. Свободно обогнув угол коридора, беззаботно насвистывающий гимн родного государства Джон Игрек Последний с видом, будто мочевой пузырь позвал его в путь, заскользил по зеркальному паркету к фанерной двери с типографской табличкой «Исключительно для жен и любовниц президента». Во избежании проникновения страждущих чужих задниц эта дверь, резонно, была накрепко заперта. Опытный ДЖиП, натянув перчатки, достал из кармана пиджака дамскую пилку для облагораживания ногтей и острым ее концом, самой судьбой и ее изобретателем предназначенным для воровского взлома, скрытно открыл английский замок.
Священная ватерклозетная забегаловка, дворец естественных испражнений и философского сидения на пластмассовом стульчаке. Розовый кафель на высоких стенах, приземистые унитаз и биде отливают необычной белизной многотонных бивней мамонта. И важнейшее в том интимном интерьере – перламутровый телефонный аппарат на перламутровой полочке справа от того, кто удобно примостился на унитазе. Джон Игрек Последний снял трубку, набрал один из общественных номеров Белого дома и, услышав бюрократическое: «Резиденция президента Соединенных Штатов Америки слушает», пискляво произнес:
– Попросите, пожалуйста, жену директора ФБР.
– А кто ее спрашивает?
– Доброжелатель.
– Одну минуту, сэр.
Минут прошло больше одной, и это было на руку руководителю ЦРУ, ставшему нервозно разматывать рулон подтирочной бумаги повышенной мягкости с изображениями всех разновидностей семейства кактусовых. Дойдя до мексиканского дикобразного родителя текилы, ДЖиП разобрал наждачный выговор той, что была целью его вожделенного возмездия.
– Ну, кто меня хочет?
– Миссис жена директора ФБР? – прогнусавил ДЖиП, прикрыв для верности микрофон трубки носовым платком, пропитанным сиреневым благоуханием мужских духов модной модели.
– Да.
– Срочно заберите свой труп из морга, он уже начал разлагаться.
– Ах! – обморочно выдохнула мембрана телефонного динамика, и раздался гулкий, глухой стук упавшей на что-то твердое трубки, вероятно, на пол или на медный лоб грохнувшейся в беспамятстве старой сплетницы.
Итак, недруг его был повержен, во всяком случае, морально, а быть может, и физически. Джон Игрек Последний (профессионал – он и в клозете профессионал) не стал почивать на черствых лаврах, то есть на стульчаке. Он цепким взглядом разведал окрестности санузла на предмет наличия\отсутствия компрометирующих его вещественных свидетельств, будь то пуговица пиджака, оторвавшаяся случайно и закатившаяся за биде, либо четкий отпечаток подошвы ботинка, либо своего седого волоска с виска. Изумительная невинность дамской комнаты, по результатам обзора, была сохранена., даже вода в сливном бачке все также чарующе журчала в тональности ля би моль. Тогда он вынул из ягодичного кармана брюк – этого кладезя различных шпионских штучек – мини-баллончик и вспрыснул окружающую среду особенным ментоловым дезодорантом, чтобы духу его, ДЖиПа, здесь не задержалось. Он опасливо отворил дверь и...( во, бля, невезуха!) нос к носу столкнулся с супругой президента США, разряженной куклой от Армани стоявшей супротив и от неожиданности екнувшей кадыком, как лошадь селезенкой. Каблучки ее туфелек цвета остывшей молочной пенки еще бойчее начали отбивать чечетку: к ее нестерпимой потребности пописать приумножилось негодование перед посторонней наглостью.
В-вы ч-чего т-тут д-делаете? – пролепетала она, пунктиром заикания разбив тихие заурядные слова.
– Извините, мэм, – виновато, обезоруживающе улыбнулся директор ЦРУ. – В вашем сортире бумага мягче.
Он боком, пластаясь плоской спиной по стене, добрался до угла коридора, схоронился за разлапистый фикус в дубовой кадке, стянул перчатки, крысино зарыл их под корнем фикуса, разровнял ладонью подсохшую землю и спустился вниз. Те из президентских гостей, кто видели его в тот исторический момент, отметили в богатырской поступи ДЖиПа некую юношескую уверенность, как будто он впервые познал женщину и осознал себя хозяином жизни и своего сексуального отростка придачу.
Он с достоинством вышел на красное крыльцо Белого дома. Вкрадчиво накрапывал весенний дождь, досужие капли лениво, делая одолжение плюхались на газон и гравийную дорожку. Вашингтонский смог заметно насыщался озоном, чья чистота радовала носоглотку Джона Игрека Последнего. Раздув победно ноздри, он нежданно-негаданно услышал спиной радушный голос президента США:
– Балдеете, Джон?
– Yes, сэр. Красотища-то какая! –патетично произнес ДЖиП и задумчиво процитировал Есенина: – «Не надо рая, дайте родину мою».
– Это откуда, Джон?
– С университетской скамьи запомнилось. А вот автора запамятовал, – солгал директор ЦРУ, ему было за падло признаться в неразделенной любви к удалой русской поэзии.
Острым скальпелем сирена реанимационного автомобиля вспорола патриархальную тишину садово-паркового участка Белого дома.
– Наконец-то пожаловали, – с долей недовольства и иронии сказал президент, переживавший любой непорядок в деятельности муниципальных служб.
– А что стряслось?
– У жены директора ФБР гипертонический приступ приключился. Поговорила с кем-то по телефону и... бац! Как бы наш общий друг не овдовел.
– Навряд ли. Она женщина семижильная, выдержит, – изрек ДЖиП, негласно пожелав пострадавшей даме прямой дороги на кладбище.
– Да, Джон, я ознакомился с планом операции «Челюсти Ильича», – президент взял директора ЦРУ под локоть и прижался плечом к плечу. – Он мне понравился. Бездна фантазии, и написан достаточно литературно. Сами сочиняли?
– Идея принадлежит мне, а конкретные детали разрабатывали и описывали оскароносные сценаристы Голливуда, не ведая, конечно, что творят.
– Официального разрешение на проведение этой негуманной акции я вам не дам, но вы на свой страх и риск можете ее провести. Вы меня понимаете?
– Конечно, Джимми. Заявление об отставке по собственной инициативе без даты я пришлю вам завтра.
– Ну зачем спешить? Пришлете послезавтра... Гм-м, Джон, у меня к вам просьба: когда ваши агенты будут вытаскивать изо рта Брежнева вставные челюсти, попросите их сделать ему местную анестезию. Все-таки жалко старика. А теперь, наш главнейший Джеймс Бонд, пойдемте откушаем праздничного торта...
Кабы новорожденный вождь государства уговорил его съесть ничтожный треугольник бисквитного торта, то Джон Игрек Последний возвратился бы домой воодушевленным, расположенным, не взирая на полночь, немедленно взяться за выполнение антирусской операции. Однако, покорившись принуждению настоятельного хозяина и его лукаво улыбавшейся жены, после кусочка торта последовали всяческие мясные и рыбные салаты, бутерброды с животным маслом и ливерной колбасой, ненавистная свинина, торовато поперченная и запеченная в золе. Прибавьте к этому пиршеству холестерина пять бокалов бочкового вина, от которых невозможно было отказаться, под провозглашаемые тосты: за Веру, за Президента, за Отечество, за Конституцию и за Его Величество Доллар, и вы, воспитанники русской кухни, конечно, не поймете в каком кишечно-желудочном расстройстве директор ЦРУ возвратился на свою виллу.
– Чарли! Чарлуша! – из лимузина он предсмертно окликнул камердинера. В забеременевшем жирной пищей животе нарождалась бурливая, жестокая революция, вот-вот тротиловая смесь продуктов и выпивки попросится на волю или через рот, или через задний, запасной выход.
– Бегу, сэр! – донесся из дома голос чернокожего верноподданного. Вдогон данным восклицательными репликами в освещенном квадрате дверей объявилась худощавая тень камердинера.
– Ой, Чарли, мне худо...
– Потерпите, босс, победа близка,– Чарли прочным обручем рук обхватил мешковатого ДЖиПа за талию и потащил в дом, вскользь спросив своего шефа: – Президент одобрил операцию «Челюсти Ильича»?
– Угу, – промычал ДЖиП и рвотно икнул.
Употребив сладковатое порошковое слабительное, растворенное в стакане воды не на шутку озабоченным Чарли, бледный и ледяной лбом Джон Игрек Последний надолго занял домашний престол философа. «Господи, даже варварам русским наверняка не пришла бы в их стоеросовую голову идея подвергнуть меня этакой пытке», – стеная носом размышлял ДЖиП, изобильным, запашливым поносом освобождаясь от ингредиентов предательского президентского застолья.
Между тем чернокожий Чарли, и оттого невидимый в толстой темноте глубины дома, ничтоже сумняся прокрался подробно изученным кротовым коридором к гаражу, пристроенному нескладной кирпичной коробкой к левому торцу. В гараже, провонявшем хлесткой мешаниной выхлопных газов с бензиновыми парами, он включил ручной фонарик и конусным лучом нащупал на полке искомую канистру с моторным маслом. Канистра как канистра – металлическая емкость с ручкой и горлышком, но только Чарли знал ее истинное предназначение. Доверенный камердинер директора ЦРУ нажал потайную кнопку в ручке канистры, и из горлышка канистры, через крышку, выползла десятидюймовая телескопическая радиоантенна. Далее Чарли невозмутимо закурил сигарету, энное количество раз затянулся, упиваясь благовонным табачным дымом, и двумя пальцами, указательным и средним, забарабанил азбукой Морзе по звучному боку канистры.
В отдаленную Москву, на Лубянку, по волшебным волнам эфира секретной стрелой полетела шифровка.