Солнце в овраге

Посвящается Юле из Саратова
с наилучшими пожеланиями!
От автора
Ну не опять, а снова, просто выплыло много интересных подробностей… Прошу только прощения за то, что здесь получается не альтернатива основному моему «дозорному» сериалу, а как раз его продолжение. Точнее, разные эпизоды, имевшие место до, после и во время ранее описанных событий и, может быть, смогущие что-то прояснить…

Светлана и Антон. Москва, лето 2006
– Света, можешь радоваться! Подписал нам Гесер отпуск! Обоим! Перекосился, правда, при этом страшно, но отказывать неудобно было – медовый месяц всё-таки…
– Ура, – Светлана улыбнулась, может, чуть сдержаннее, чем ей бы хотелось. Они с Антоном стояли у окна в коридоре Горсвета, и мимо то и дело сновали сотрудники Ночного Дозора. Великая волшебница спросила приглушённо: – Ну и куда же мы поедем в свадебное путешествие?
– В Саратов, – решительно сказал Городецкий. – На мою малую Родину.
– У-у, а я на море хотела… Сто лет не была…
– Свет, ну прости, пожалуйста! Я к родителям глаз не казал с тех пор, как меня инициировали! Конечно, кто ж мне виноват, да и они сюда приезжали… А с другой стороны – тебе-то кто мешал ехать на юг?
– Он ещё спрашивает! Ты что, не понимаешь, Тошка, – мне хотелось попасть туда с тобой…
– Вот мне тоже хочется попасть с тобой… туда, в Саратов! Один я туда ехать не мог… Ну Светик, ну мы не на весь отпуск – на неделю, много на две… А потом будет тебе и море, и всё, что захочешь! Всё равно надо тебя предкам предъявлять!
– Это да… Но всё-таки я чего-то не понимаю… Что у тебя за жуткие отношения с родителями? Ты их боишься как будто бы, маму особенно… А ведь она тебя на свет родила…
– Знаешь, моя матушка держится того мнения, что лучше бы она этого не делала! И что я самим фактом своего появления на свет ухитрился достать решительно всех! – видимо, для Городецкого это была больная тема. Он сам не замечал, что говорит всё громче и громче.
Светлана приложила палец к губам:
– Всё и впрямь так ужасно? Ты рассказывай, Антош, рассказывай, только тихо…
– А, пусть весь Дозор знает! – он махнул рукой, но всё же сбавил тон. И, наклонившись к Свете, стал выкладывать: – Во-первых, мать хотела девочку, а родился я. Во-вторых, если её послушать – то всю дорогу я не желал ни есть, ни спать как положено, только вопил на весь город и всячески безобразничал. Сколько себя помню – вечно я у неё стоял в углу. Когда из дому не удавалось удрать.
– Кошмар какой! – мысленно Светлана разделила всё услышанное на семнадцать, но менее страшно ей от этого не стало. – А папа твой?..
– Мой папа – это отдельная песня. Не знаю, видела ты этот «Ералаш», нет ли, но – мой папа лишний человек, родился в пресном водоёме, где обитают ракообразные, рыбы и моллюски. Профессия у него отпетая – амёб считать, как говорится. Но он к этому очень серьёзно относится. А вот о том, что у него сын есть, предпочитает вспоминать по большим праздникам. Или на работе в курилке хвастаться. Его участие в моём воспитании ограничилось чуть ли не тем, что он мне имя придумал, аккурат обчитавшись «Трудно быть богом». Даже мать тогда сказала, что неужели же он мне такой судьбы желает? А потом добавила, ладно, мол, будем считать, что в честь Макаренко.
– Она у тебя ещё и педагог?
– Не совсем, она в роддоме работает. Детской сестрой. То есть до недавнего времени работала, на пенсию вот вышла. Её излюбленная фраза, которую я от неё постоянно слышал, была: «Там такие маленькие масявочки – а ты что?!» Я всю дорогу только и гадал: а «что» я?! Чего она от меня хочет, в конце-то концов? Чему-то там я должен был соответствовать – и не соответствовал…
– Мой сладкий, – Света шмыгнула носом, – тебя что же, вообще никто никогда не жалел? – уже не заботясь о том, что их могут увидеть, она обняла мужа за шею.
Городецкий совсем по-щенячьи ткнулся носом куда-то за ухо жене и замер так на пару минут. Потом снова поднял голову и ответил:
– Ну почти… Тётка Тася могла пожалеть, это материна старшая сестра. Она бестолковая, конечно, но добрая, и её тоже все шпыняют, что она не оправдала каких-то там надежд… А она просто очень больной человек, после несчастного случая, потому, естественно, старая дева… Ещё Кристина есть, она тоже моя тётка и тоже по матери, но старше меня всего на пять лет. Мы с ней раньше достаточно близко дружили, где-то до моих четырнадцати… А потом она вдруг объявила, что ей девчонки нравятся! Сбежала из дому, напоказ так, потом обнаружилась в Москве. Ухитрилась поступить на поэтический семинар в Литературный институт имени Горького. Мы с ней перезваниваемся, но нечасто… Вот такой мы, Света, паноптикум – Городецкие-Пироговы.
– Ой-ой… Антон, тебе не кажется, что с вас со всех надо снимать родовое проклятие?
– Светка, ты золото! Ты думаешь, я зачем весь этот разговор затеял? Там у нас в Саратове, аккурат рядом с нашим домом, есть одно странное место. Овраг. Я там в детстве прятался от этой жизни, Кристина тоже… Тётка Таисья говорила, что и мать моя туда ходила… Собственно, они с отцом там меня и нашли в капусте.
– В каком смысле в капусте? Ты им что, неродной?
– Да нет… Я… как сказать… последствие ночи на лоне природы, вот. Так я к чему начал-то: место странное, и я не могу понять, какая сила там властвует. Любит меня эта сила или нет и если любит, то зачем. Потому что, повторяю, после инициации я там не был. Мне было, извини за выражение, стрёмно. И своим на глаза соваться лишний раз не хотелось, и боялся я в этом овраге увидеть что-то такое… ну… чего лучше не знать и с чем не справлюсь. А теперь у меня есть ты…
– И меня, всю такую Великую, можно бросить грудью на амбразуру.
– Светик, ну я идиот, я всё время говорю не то, что хочу…
– Да нет, ты именно тем и хорош, Антошка, что ляпаешь всё как есть. Оказывается, мы туда работать едем. Гесер в курсе?
– Свет упаси, он даже и не в теме! То есть если и в теме, то не от меня! Другое дело, что кое-какой работы он от нас всё-таки ждёт. Даром, что ли, они с Ольгой маялись, переписывая твою Книгу Судьбы? Но мою-то Книгу никто не трогал, потому что всем на меня наплевать, кроме тебя, Светик. А я лично сам от себя считаю, что с моей кошмарной генетикой нечего и надеяться дать жизнь нормальному Светлому ребёнку… А тем более такой Абсолютной Светлой, которую от нас с тобой ждут.
– И как я тебя, Тошка, не прибила ещё?! Лично я сама от себя просто хочу от тебя ребёнка! И мне всё равно, каким он будет – Светлым, Тёмным или обычным! И я не считаю, что кому-то что-то должна, я не просила надо мной экспериментировать! Поэтому если я и соглашаюсь на твоё безобразное предложение – то исключительно потому, что мне жалко всю вашу патологическую семейку. Может, то, что сидит в овраге, и впрямь меня испугается? – Светлана нервно рассмеялась и чмокнула мужа в нос.
– Не стою я тебя, Света, и не знаю, как благодарить! Может, ты ещё моим понравишься, даже наверное понравишься! А то Петрову они мне до сих пор простить не могут…
– А ты её возил? Показывал?
– А как же. Она им дико не понравилась, только потом они ещё хуже меня ругали, что я опять один…
– Ну я их, с одной стороны, могу понять, они небось внуков хотят, а про Егора они не знают же?
– Ещё бы они знали про Егора.
– Да уж… Ладно, родим мы им внучку, и всё будет хорошо! Только вот что касается проклятия – интересно, насколько глубоко в прошлое придётся копать?
– Мне кажется – начинать надо с того, как попали в аварию дед с бабушкой и тётка Тася… Это было перед свадьбой моих родителей. И вроде бы это первая беда, которая обрушилась на Пироговых. По Городецким там вообще, насколько я знаю, тишь да гладь…

Завулон и сёстры Пироговы. Москва – Саратов, весна 1970
– Шеф, Саратов на проводе.
– Да, слушаю, – сказал в телефонную трубку шеф московского Дневного Дозора. – Что ты хотел, Серотамниус?
– Здравствуй, Артур, – начальник Дозора саратовского пытался хоть немного потеснить фамильярность из важного разговора. – Мои подчинённые смотрели линии вероятности и выявили Узел Судьбы. Запутанный такой и серьёзного размера. Их там три сестры. Тася, Люся и Кристина Пироговы.
– Сам ты Тася. Потенциальные способности?
– Никаких. Но огромная вероятность родить Иного. Сильного Иного. У любой из них. Или у всех трёх, но тогда и Сила делится на троих. Так я вот тут подумал: если бы только у одной – то может получиться… получиться… то, чего мы ждём уже тысячу лет!
– Лично ты ждёшь существенно меньше, и вообще не умничай. Сколько лет девицам?
– Таисии двадцать три, Людмиле девятнадцать, Кристине всего четыре, но она из всех самая многообещающая.
– Чем занимаются?
– Старшая работает машинисткой в жилконторе, поклонников у неё нет и никогда не было. Вторая учится в медучилище, за ней ходит некий Сергей Городецкий двадцати пяти лет, молодой специалист, биолог, магический потенциал нулевой. Пока Людмила держит его на расстоянии.
– Понял тебя. Держи ситуацию под контролем. Отвлеки чем-нибудь Ночной Дозор. Денька через два приеду в ваши края на смотрины.
* * *
Тася Пирогова скучала в своей конторе, глаза сами закрывались над справками и выписками. Здесь один день был похож на другой, и ничего интересного не предстояло… Жизнь – болото, сестра – вредина, хотя она-то, Тася, ей как вторая мать. Впрочем, Люську тоже можно понять: раньше она была в семье принцессой, а теперь вот Криська родилась, свалилась на родителей, как нежданный подарок судьбы, и всё теперь ей, мелкой, достаётся… Тася была не в претензии, она давно привыкла к тому, что она – старшая, за всех отвечает и обязанностей у неё гораздо больше, нежели прав… А всё-таки так хотелось ласкового слова, а не постоянных придирок и ворчания на тему: почему не поступила в институт и когда ты наконец выйдешь замуж? Да потому и не поступила, что не потянула бы сразу институт и Кристину при пожилых родителях, а замуж – куда ей замуж с её-то внешностью… Да и уйди Тася из родительского дома – пропадут же без неё, все как есть пропадут!
Мысли текли ленивым потоком где-то на дне сознания, руки перекладывали никому не нужные бумажки. Девушка давно уже научилась впечатывать имена, адреса и прочее механически, вслепую и без ошибок. Работы было много, но зато не дёргали, как тёток в окошках, к которым вечно стояла очередь и которые до посинения пальцев заполняли бланки от руки… Тася ведала сводной документацией по прописке-выписке и прочим перипетиям жильцов своего родного микрорайона…
И вдруг, нежданно-негаданно, кому-то понадобилась машинистка Пирогова и её бумаги. Дверь в комнату скрипнула, внутрь заглянул худой моложавый мужчина:
– Таисия Петровна? Отлично выглядите. Не будете ли вы так любезны мне помочь?
– Проходите, – смущённо сказала Тася.
Посетитель остановился прямо перед её столом. Девушка встретилась с незнакомцем взглядом. Успела приметить, что глаза у него тёмно-серые, глубокие и словно бы без блеска. «Мокрый асфальт, когда нет солнца и фонарей», – поэтически подумала Тася, отводя взгляд.
– Мне сказали, что у вас можно узнать сразу все данные на любую семью… – снова заговорил незнакомец. – Ну, собственно, мне-то нужно только о Пироговых… Я их адрес потерял после того, как они переехали.
– Ой, а мы никуда не переезжали… Мы всю жизнь над оврагом живём… – ляпнула девушка и тут же спохватилась: – Ой, а вы кто?
Посетитель протянул ей удостоверение, от одного вида которого машинистке стало нехорошо. Даром что на самом деле это был всего лишь читательский билет в московскую библиотеку иностранной литературы. Умело наложенные чары личины заставляли простушку Тасю видеть текст вроде: «Специальная полномочная комиссия по проверке надзора за особо важными преступниками». Под фотографией незнакомца значилась непроизносимая фамилия с окончанием на «штейн» и имя – Артур. Отчества девушка уже не разглядела.
– Ой, а что мы натворили? – спросила она испуганно.
– Может быть, и ничего. Может быть, это другие Пироговы. Вы не будете так любезны дать данные по всем лицам с такой фамилией?
– В нашем микрорайоне мы вроде одни… – Тася полезла развязывать пухлую картонную папку. – Ой, нет, есть однофамильцы… Вот, держите, – она протянула Артуру несколько листочков. Тот внимательно изучил написанное и сказал:
– Всё хорошо, все эти люди чисты перед законом. Те, которые мне нужны, живут, наверное, не в этой части города. Извините за беспокойство.
– Что вы, вы мне нисколько не помешали…
– Рад слышать. И ещё более рад, что досадная ошибка помогла мне познакомиться с такой очаровательной девушкой.
– Да вы что? – Тася залилась краской. – Корова я толстая – и больше ничего.
– Не надо так говорить… – Завулон даже почти не кривил душой. Конечно, девица была не в его вкусе, но если её приодеть и сделать стрижку поприличнее – она вовсе не смотрелась бы коровой. Она вся дышала чистотой, здоровьем и близостью к природе. Даже несмотря на усталость и конторскую пыль. И глаза у Таисии были интересные – странная, пульсирующая смесь карего и зелёного…
Силой своего взгляда шеф Дневного Дозора заставил Тасю посмотреть на него. Передавал ей то, что думал и что не хотел облекать в слова: девочка, ты вполне даже можешь нравиться, только поверь в себя… И сказал вслух ещё только пару фраз:
– Всё у вас будет хорошо, Тая… Таис. И я надеюсь, что это не последняя наша встреча.
С этими словами Артур вышел из комнаты, оставив бедную девушку в полном смятении.

Городецкие-Пироговы. Москва-Саратов, лето 2006
До Кристины Антон дозвонился не сразу. Да и занялся этим только по настоянию Светланы, которая хотела собрать всех проклятых под родительским кровом.
– Ну ты, Тейдзё Утена, до тебя – как до Кремля!
– А ты реже звони… Что могло от меня понадобиться нашему высокообразованному аварийщику?
– Да мы тут в Саратов собрались с новоиспечённой мадам Городецкой… Не хочешь присоединиться?
– Во-первых, Антоха, ты поросёнок. Какого лешего на свадьбу не позвал?
– Крись, я никого не звал, ты же в курсе! Мы в «Горсвете» посидели немножко и опять поехали провода чинить. Так что по полной отмечать будем в Саратове, и вот туда-то я тебя приглашаю! Ты когда там последний раз была?
– Да тогда, когда и уехала… Ладно, Антошка, тебе крупно повезло, что в моих делах сейчас затишье, одну рукопись сдала, к другой ещё не приступала… Пожалуй, надо и впрямь смотаться на землю предков, развеяться…
…Кристина оказалась длинной, тонкой и не очень складной. Свете при взгляде на неё подумалось: вид у новой родственницы такой, словно хорошенькую фарфоровую куклу превратили вдруг в деревянную и ещё кое-где резко и неточно обтесали. Волосы у неё были тусклые, какого-то мышиного цвета, а Кристина их ещё и не заплетала и не подбирала, и они развевались по ветру длинными и неопрятными прядями. И глаза были неопределённого колера, которому лучше всего подошло бы название «болотный». Городецкий отметил про себя, что на фоне его красавицы жены, у которой «всё что надо на своём месте отросло», тётка-сестрица смотрится окончательной «селёдкой». Правда, чего у Криськи не отнимешь – так это того, что ей удалось не постареть, не высохнуть и до сих пор смотреться почти старшеклассницей…
Светлана украдкой сравнивала ауры – мужа и его родственницы. Видно было мало что общего – всё-таки Антон был Иным, а Кристина – обычным человеком, и это путало всю картину. Просматривались только какие-то нити, связывающие этих двоих и некогда повлиявшие на их судьбы… Света вздохнула и решила отложить свои изыскания до места происшествия.
…В поезде, пока Городецкий уходил курить в тамбур, Кристина доверительно сплетничала невестке:
– Тебе Антоха про овраг рассказывал? Лазить туда не советую. Про Люську, про свекровь твою, из-за того, что часто туда ходила, полгорода судачило, что она Антона нагуляла. Потом, правда, они заткнулись, потому что стало видно, что он на свёкра твоего здорово похож, на Сергея Владимировича. Я хоть маленькая была, но помню, на улице же слышишь это всё, а объяснений я у Таси просила. Она не раз и мне, и Антошке говорила: не ходите туда! Только мы не слушались. Он оттуда вообще не вылезал, я… ну тоже наведывалась. Придёшь, ляжешь на траву – там почему-то всегда земля тёплая! – смотришь в небо и думаешь о своих проблемах… Мы там играли, секретничали, ценности всякие прятали – там было наше царство, хотя я там чувствовала себя всё-таки в гостях. Ну и не заметили мы, как выросли… И доигрались. Хочешь ругай меня, Светка, хочешь нет, но расскажу как было. Да не делай ты таких глаз, всё не так ужасно, как ты подумала! Мужу твоему было четырнадцать, мне девятнадцать, ну и вздумалось мне смеха ради поучить его целоваться… Он, бедный, ничего не понял, забоялся и убежал от меня. А я задремала прямо в овраге, на солнышке, и проснулась потом с чёткой мыслью: ни один парень на свете мне не мил и мой удел – любить девчонок! Так до сих пор с этой тропы и не сошла… Так что отсядь ты от меня, Светка, я не хочу охотиться в заповеднике! А ты такая красивая, что тебе, наверное, жить на свете тяжело…
– Надеюсь, что не настолько… Спасибо, Кристина, что рассказала мне всё, мне стоит это знать!
* * *
На первый взгляд Светлане показалось, что Антон – действительно копия своего отца. Правда, Сергей Владимирович был пониже ростом и постоянно носил очки… А потом Света увидела свекровь. Людмила Петровна в свои пятьдесят пять держалась очень прямо, волосы у неё были светло-русые, седина в них почти незаметна, коса толстая, как у девчонки, а глаза удивительные – цвета старой бирюзы. И всё-таки сразу было видно, что Антошка обязан жизнью именно ей. Мать и сын совершенно одинаково щурились и хмурились – да, наверное, и улыбались бы, если бы Людмила Петровна умела улыбаться… Гостей она встретила без всякой видимой радости. Вот Таисия Петровна, круглая, как колобок, и неловко припадающая на больную ногу, кинулась целоваться и к младшей сестричке, и к племяннику, и к его супруге. Городецкий-Иной со щемящим чувством отметил про себя, как сдала за эти годы тётя Тася… Светлана постаралась запомнить ауру этой недалёкой и доброй женщины – по сути уже старушки… Но, опять же, пока Великая Светлая сама не побывала в овраге – судить о чём-то было преждевременно.
А потом все сидели за ужином, и разговор шёл меж ними тяжёлый, и чувствовалось, что все эти фразы звучали уже не по одному разу…
Сергей Владимирович. Ну и как там твои провода, Антон свет Сергеевич? Я вот никак не могу понять: зачем было заканчивать чуть ли не с отличием МВТУ имени Баумана, чтобы потом работать в аварийной бригаде?
Антон. Папа, я тебе уже сто раз объяснял, что, во-первых, я работаю программистом, то есть строго по специальности, а на аварийке езжу только от случая к случаю. А во-вторых, электрик в Москве получает существенно больше, чем биолог в Саратове.
Людмила Петровна. Всё бы вам, молодым, только деньги и деньги… Вон Кристина тоже, поехала покорять Москву, единственный в мире институт закончила, могла бы стать большим поэтом и «глаголом жечь сердца людей», а вместо того пишет дрянные детективы в мягких обложках…
Кристина. Зато меня по телевизору показывают! А деньги я, между прочим, при первой возможности вам посылаю, а не на пятую шубу коплю!
Антон. Между прочим, я тоже.
Кристина. А тебе шуба тем более ни к чему.
Таисия Петровна. А мне нравится, как Крися пишет! И интересно, и для души что-то есть, и для ума…
Людмила Петровна. Вот для таких, как ты, Тася, она и кропает! Ну что одна, что вторая – ни семей, ни детей, только небо коптите! Вот у меня на работе каждый день…
Антон. Столько масявочек, столько масявочек…
Кристина. И все Менделеевы и Львы Толстые. И кстати, Люся, ты там уже не работаешь.
Людмила Петровна. Я своё отработала. А вот вы все… Антон, ну зачем ты ушёл в армию, а потом уже в институт?
Сергей Владимирович. Я ж тебе уже место держал в лаборатории, ты бы работал и учился на вечернем…
Антон. Это были два лучших года в моей жизни, чтоб вы знали! Может быть, теперь со Светой я только и узнаю, как бывает ещё лучше!
Таисия Петровна. Дай Бог, дай Бог! Совет да любовь и детишек!
Светлана. Спасибо вам огромное на добром слове!
Антон. Спасибо, тёть Тась!
Людмила Петровна. Вы её больше слушайте – что бы она в этом понимала!
Кристина. Вообще-то меня Тася в известном смысле вынянчила!
Таисия Петровна. Спасибо, Крися. Хоть кому-то я, старуха, нужна…
Ну и так далее и тому подобное…

Завулон и сёстры Пироговы. Саратов, весна 1970
В кабинете начальника местного Дневного Дозора была расстелена по всему столу карта города, а над столом на стене кто-то криво прилепил карту звёздного неба. Оба бумажных полотнища были щедро утыканы булавками с цветными головками. Серотамниус, главный Тёмный Саратова, докладывал московскому гостю:
– Итак, по нашим расчётам получается, что благоприятные условия для зачатия одной из сестёр Пироговых Великого Иного продержатся в течение ближайших трёх месяцев. А следующий подобный шанс будет только лет через двенадцать. То есть Кристине Пироговой будет всего шестнадцать. А Таисия и Людмила столько, боюсь, не продержатся – ребёнок-то должен быть первым и, более того, от первого мужчины…
– Понял тебя, – кивнул Завулон. – Значит, так. Если я в ближайшее время не возьму приступом Таисию – всё равно больше никто этим заниматься, я чувствую, не будет, а зря! – так вот, если этого не случится – надо будет принимать меры для ускорения свадьбы Людмилы с Сергеем Городецким. Поясняю для тех, кому, может быть, всё ещё непонятно: кто станет отцом ребёнка – не имеет никакого значения. Он может быть как Иным, так и обычным человеком. Для нас главное – уложиться по времени и не допустить утечки информации в Ночной Дозор.
* * *
Пироговы жили в «частном секторе» на окраине города. Их дом стоял последним на улице, на возвышенности, которая заканчивалась пологим спуском в глубокий овраг, поросший густой растительностью. Артур провожал Тасю до дому как-то странно, кружным путём, каждый день уводя её прощаться всё дальше и дальше в овраг. Девушка слабо протестовала, но её солидный поклонник уговаривал её:
– Таис, мне хочется побыть с тобой подольше и при этом не хочется, чтобы нас видели.
– Ну они же вроде знают, что вы за мной… ухаживаете…
– Ты не понимаешь, Таис… Сидеть за столом с твоими родными и пить чай из блюдечка – это совсем не то же самое, что держать тебя в своих объятиях!
Она не млела и не таяла от его слов. Она боялась. Всё время боялась, зажималась, закрывалась. Завулон уже сто раз пожалел, что связался с этой деревенской дурочкой. Надо было сразу подкатить к Людмиле – она хорошенькая, весёлая и, наверное, не была бы такой недотрогой. А этот её… Городецкий… разумеется, сошёл бы с дистанции на первом же повороте. Глава московских Тёмных знал себе цену. Но, может быть, именно поэтому не оставлял попыток покорить Тасю. В ней было что-то такое, что ускользало от его разумения и не укладывалось в привычные схемы…
…В тот день Артур и Таисия зашли едва не в самую глубину оврага. Темнейшему нравилось это место – здесь ощущался источник изначальной Силы, изначальной Тьмы, скрытый, видимо, где-то на последних слоях сумрака. Завулону было здесь комфортно, а вот Тасе – совсем наоборот. Она дрожала всем телом и – что было неплохо – жалась к Артуру. И тот целовал её жарко, как ни разу прежде, и в какой-то момент оторвал от земли и подхватил на руки.
– Пусти меня! – закричала девушка, отворачивая от него лицо. – Пусти сейчас же! – она резко выгнулась и как-то так вывернулась, что Завулон её не удержал.
Тасе посчастливилось не упасть, а встать на ноги. Она отступила на несколько шагов, остановилась, тяжело дыша. Вытянула обе руки перед грудью, бессознательно сложила пальцы в знаки отрицания Тьмы. Конечно, у неё, не обладавшей способностями Иной, это не могло сработать. Тем более здесь, в месте, благоволившем к Тёмным. Но Артур всё равно понимал: ему сейчас к этой девушке не подступиться.
– Уходи! – выдохнула Тася. – Уходи и больше не приближайся ко мне!
Он и ушёл. Не куда-нибудь, а в Дневной Дозор. И через пару часов там, в овраге, вышли из сумрака все сильнейшие местные Тёмные.
Изначальная Сила принимала гостей.
…На другой день Тася поехала с родителями через весь город в больницу, на процедуры. Какой театр, какое кино – всё это было не для старшей пироговской дочки. А вот трудные и ответственные дела – все её.
И на обратном пути, на крутом повороте, в автобус врезалась легковушка. Погибли двое – Пироговы-старшие. Тася отделалась травмой головы и переломом ноги. А больше, в общем, никто и не пострадал…
На руках у Люси остались две сестры – инвалид и малышка. И как только по родителям справили сороковины – девушка, не раздумывая, расписалась с Сергеем Городецким. До того она почти полтора года искала ответ на вопрос: любит она его или нет? Теперь он помогал ей, поддерживал, взял на себя все печальные хлопоты, связанные с похоронами… Люся не знала, что бы она без него делала. Да он все равно дневал и ночевал в пироговском доме.
Всё было трагично и естественно.

Светлана и Антон. Саратов, лето 2006
Ночь была воробьиная, тёплая, звёздная. Городецкий сидел на крыльце, курил и смотрел в тёмный сад. Там на кустах зрела смородина. И смородину эту самую Антон ненавидел всеми фибрами своей души. Потому что ягоды надо было собирать. Потом, правда, из них получалось варенье, которое Иной очень даже ел, так что преодолеть себя всё-таки придётся…
За спиной тихо скрипнула дверь, и к Городецкому подошла Света. Белое пятно в полумраке, распущенные волосы и длинное лёгкое платье.
– Не спится? – спросила волшебница. – Я проснулась – тебя нет…
– Не спится, Светик. Думаю вот сделать что-нибудь с этой смородиной, а то завтра мать весь день пилить будет… Ох, чтоб её, смородину эту, приподняло… – Иной вытянул перед собой руки, растопырил пальцы и медленно, с напряжением, стал сводить их в щепоть. Ягоды сорвались с веток и повисли над кустами. – Приподняло та й…
– Антон! – вскрикнула Светлана. – Не договаривай! Если ты проклинаешь по-украински – от этого проклятие не перестаёт быть таковым! – она сделала какой-то незаметный пасс руками, и ягоды собрались в плотное облако, поплывшее в сторону крыльца. Света не удержалась и немножко пошалила: перестроила облако в сердечко и повесила эту гирлянду на шею мужу. Городецкий сначала опешил, а потом рассмеялся и притянул жену к себе:
– Ну ты меня удивила, Светик! Знаешь, мне кажется – я тебя совсем не знал…
– А когда тебе было меня узнать? Мы женаты-то без году неделя, а до того, все эти два года, – это же Тьма знает что было, а не отношения…
– Прости… – Антон протянул руку, взял ведро и высыпал ягоды туда, как ни жаль было разрушать Светино творение. Волшебница, впрочем, не обиделась. Она нашла в кармане платья листок бумаги и написала на нём взглядом: «Урожай 2006. Людмиле Петровне от любящего сына и почтительной невестки». И протянула записку мужу.
Городецкий сначала фыркнул, потом показал два больших пальца:
– Свет великий, и за что мне досталось такое сокровище, как ты?
– Ни за что, – Светлана взяла у него записку и положила в ведро с ягодами. – За просто так. Должен же кто-то в этой жизни любить тебя, Антошка!
…Поцелуй их был долгим, и когда они наконец оторвались друг от друга, Иной спросил:
– Пошли в дом?
– У меня есть другое предложение, – глаза волшебницы блестели в полумраке. – Пошли в овраг!
* * *
– Свет и Тьма, как всё запущено!
Узреть своё детское пристанище глазами Иного оказалось неслабым испытанием. Где-то там, под спудом сумрака, бился источник изначальной Тьмы. От него тянулись навороченные, запутанные нити проклятий. Впечатление смягчалось только тем, что всё это Тёмное безобразие было подёрнуто, как флёром, слабой Светлой защитой.
– Странное какое прикрытие, – удивилась Света. – Кто, интересно, его ставил? Впрочем, знаю, кажется…
– Ну да, я же и ставил – бессознательно… Я когда сюда приходил – то в обязательном порядке говорил такую фразу: «Да будет Свет, да скроется Тьма и да раскрошатся наши враги!»
Антон сказал это и помолчал немножко, и во время этой паузы Иные увидели, что защита стала сильнее. Намного сильнее. Всё же неинициированный подросток – это совсем не то же самое, что маг третьего уровня!
– Ничего себе, – с уважением сказала Светлана. – Сам додумался?
– А кто мне мог подсказать? Хотя сама фраза вроде церковная, только она у меня в голове с детства застряла неправильно. Надо не «раскрошатся», а «расточатся».
– Наверное, здесь надо именно так… – Света присела на корточки, изучая проклятия, и рассуждала вслух: – Так, вижу капкан на Кристину. Персональный такой, рано или поздно он должен был сработать. Филигранная работа, вынуждена признать. Вижу связь между Кристиной и тобой.
– Ну было дело, целовались, – врать Великой было бесполезно, а врать просто Светлане не хотелось. – Только это понарошку было…
– Антош, да не оправдывайся ты! Во-первых, я в курсе, мне сама же Крися и рассказала. Во-вторых, это, видимо, было частью проклятия. Потому что дальше нить, связавшая тебя и Кристину, выводит на какую-то женщину, я её не знаю…
– Она? – Городецкий мысленно послал жене слепок ауры.
– Она.
– Это Петрова. Действительно ведь нас Криська познакомила…
– Тогда мне всё становится ясно. Всё это было затеяно, чтобы способствовать рождению Великого Иного. Другими словами, твоего сына Егора. Ты, кстати, не узнаёшь почерк проклятий?
– А тут их больше одного… почерков… насколько я вижу со своим третьим уровнем.
– Тошка, не прибедняйся! Так и есть, но ты заметь: тут пара проклятий разрушенных и небрежно поставленных, а вот все устоявшие – одного автора. И, похоже, мы с тобой оба его знаем.
– Завулон? Выходит, Гесер не узнал, что он тут, в Саратове, строил козни?
– Не уверена. Смотри: капкан на Таисию Петровну стоит очень примитивный, лучше всего прикрытый твоей защитой – может, потому она всё-таки как-то держится, не лежит постоянно в больницах и даже не живёт на таблетках. Наверное, этот капкан был направлен на то, чтобы они попали в аварию… – Светлана помолчала, отдавая дань памяти погибших, и продолжала: – И не мог, ну не мог местный Ночной Дозор не засечь столь топорную работу! Дальше – видишь? – капкан на твою маму частично выведен из строя. Может быть… – она внимательно посмотрела на Антона.
– Что?
– Может быть… они хотели, чтобы этим ребёнком… их надеждой… стал ты? Только им помешали Светлые. И пришлось ждать уже до следующего поколения.
– Свет и Тьма! Ну где Городецкий – там какие-то неоправданные надежды и несбывшиеся ожидания! Ещё и Великим Тёмным не стал. А может, даже Великой Тёмной… Мать ведь девочку не просто так хотела, я думаю…
– Я тоже думаю. Но знаешь, если бы ты родился девочкой – за кого бы я замуж вышла?
– Уж нашла бы кого-нибудь… не такого бестолкового.
– Глупости не говори… Лучше помоги мне вытянуть нитку, чтобы разрешить от проклятия Кристину. И не только её.
– Свет, а не боишься? Завулон всё-таки…
– А что делать? Не Гесера же звать! Ну вот, вроде я её поддела, благо ногти отросли, держи и тяни, только не слишком сильно, а я распутывать буду…
…Тьма рвалась с нижних слоёв сумрака, тянулась к их рукам… Но они выстояли. Света вытянула нить, пока Антон держал защиту. Вытянула и развеяла по ветру.
– Вот… Теперь ещё бы скинуть во Тьму все остатки капканов и заткнуть очаг…
– А не останемся на десятки лет без Силы?
– Знаешь, я бы с радостью осталась!.. – грустно промолвила Светлана, но тут же взяла себя в руки. – Только, думаю, это не понадобится. Можно у тебя уточнить одну вещь?
– Спрашивай.
– Егор – тоже дитя оврага?
– По всему выходит, что да… – Городецкий для верности подсчитал что-то на пальцах. – Тем более что всё важное в моей жизни до поры до времени происходило здесь. Что ты хочешь – отсюда идёт отсчёт моего биологического существования…
– Да ничего не хочу, всё так, как и должно быть. Наверное, ты всех своих девушек сюда водил…
– Всех… кроме одной. Ой нет, кроме двух, – он явно обрадовался возможности уйти от воспоминаний об Ире Энгельгардт. – Моя первая любовь в десятом классе – это была такая недоступная принцесса, я о ней только мечтал взахлёб… Правда, в таком случае её нельзя считать моей девушкой. Кстати, на тебя похожа чем-то, только ты, конечно, лучше. Если тебе неприятно меня слушать…
– Нет, мне интересно! Да и… в конце концов… я ведь тоже тебя не дождалась… и даже ошибалась больше одного раза. Главное, что мы всё-таки вместе, а к прошлому ревнуют только полные дуры. Так что досказывай.
– А что досказывать… Здесь я мечтал о нашей местной королеве… А случилось у меня в первый раз тоже здесь, перед уходом в армию, с совершенно другой девчонкой, к которой и чувств-то никаких у меня не было… Просто она была… ну, доступная. Потом, надо сказать, было жутко противно.
– Вот мне тоже, откровенность за откровенность, жутко противно было. У меня случилось после выпускного, в глупом угаре, короче, лучше бы не было этого… Я потом вообще думала, что ничего хорошего в этом нет и быть не может…
– А… теперь?
– А теперь я люблю тебя! И, кажется, знаю способ заткнуть эту штуку и вообще решить все наши личные и общественные проблемы!
Прежде чем Антон успел что-то сказать, Света уже вскочила на ноги, легко сбросила платье и расстелила его на земле.
* * *
Где-то под ними, под двоими Светлыми, ставшими единым целым, бесновалась Тьма. Для этой части изначальной Силы хуже нет, чем чьё-то наслаждение, разделённое на двоих. Ибо даже не будь эти двое Иными – при таком раскладе оба получают больше, чем отдают. Каждый из них улетает и от того, что дал счастье другому, и уже от собственного наслаждения. Иным просто в этом смысле ещё намного лучше – они ощущают Светлую энергию счастья как Силу и жадно её пьют, становясь оба только сильнее. Если, конечно, сами Светлые.
Впервые в жизни Светлана не сдерживала себя. И в самую главную минуту крик её полетел прямо к звёздам… После, уже лёжа рядом с любимым и прижимаясь к нему, она обессиленно шептала:
– Я никогда… никогда… не была так счастлива!..
– Да и я тоже. Я люблю тебя, Света!
…Потом они всё-таки поедут на море, и много ещё будет у них хорошего… Но только эту ночь в овраге они не смогут не только превзойти, но даже и повторить. Тьма даром не уступает, и заткнутый источник обязан был отомстить…
И ещё одно. Разрушенное проклятие завязало узелки в судьбах двоих Иных. Всетемнейшего Завулона и Великой Светлой Светланы.

Люся и Сергей, а также Гесер и Завулон. Саратов, весна-лето 1970
– Серёжа, я хочу ребёнка.
– Люся, подумай хорошенько! У тебя учёба и две сестры на руках!
– Ну с Тасей всё не так ужасно, как могло бы быть, с тех пор, как она вышла из больницы, ей даже работать разрешили. На старом месте. Крися… ну, тоже не пропадёт, не обижу. Но я хочу свою собственную маленькую девочку, чтобы была похожа на мою маму… Чтобы жизнь продолжалась…
– Я извиняюсь, а на меня она не должна быть похожа?
– В какой-то степени должна, конечно… Что ты на меня так смотришь?
– А как я должен относиться к тому, что моя жена каждый день, даже хуже – каждый вечер пропадает в овраге? Что ты там делаешь?
– Всего-навсего прошу матушку-природу о ребёнке. Я ни разу никого там не видела – ни лихих людей, ни вообще ни одного человека. Тебе Тася насказала, что я туда хожу?
– Твоя сестра Таисия – добрейшей души человек, она страшно беспокоится именно о том, как бы ты там кого не встретила, поэтому она мне и рассказала. А вот ты-то что так обеспокоилась? Тебе есть что скрывать?
– Нечего мне скрывать, Серёжа! Просто Тася всегда панику по пустякам разведёт… Хочешь, вместе туда пойдём? Посмотришь, там хорошее место, такая, знаешь, близость к природе…
– Ну пойдём… Посмотрю, каким тебе там мёдом намазано! Если что – убью да там и оставлю!
– Нет. Ты – не убьёшь. Во-первых, не за что, а во-вторых – максимум, что ты можешь, это амёб своих в чай подсыпать!
– Людмила! Не трожь моих амёб! Вот увидишь, я ещё государственную премию за них получу!
…В частности, из-за амёб, а также по разным другим причинам чета Городецких никак не могла добраться до оврага. Саратовские Тёмные рвали и метали. Завулон периодически наведывался из Москвы и устраивал всем разнос. Ситуация ему не нравилась. Главу местного Дневного Дозора, бестолкового Серотамниуса, вообще сняли с должности по приговору Инквизиции и лишили Силы на пятьдесят лет. Всё потому, что он не смог устроить так, чтобы пироговскую аварию списали на несчастный случай. И не людские власти, нет, хуже – Ночной Дозор. В результате саратовские Светлые получили кучу прав на исцеление болящих, в том числе сделали так, чтобы на Таисии Пироговой полученные травмы отразились по минимуму. Хотя как раз это было не самым скверным. Всё равно деревенской недотроге Тасе уже не суждено никого родить. Артур-Завулон, не добившись тогда в овраге своего, нанёс девушке такую глубокую моральную травму, что теперь она никогда не решится на отношения с противоположным полом… Да и на самую маленькую Пирогову Тёмные поставили надёжный капкан. А вот избранница Людмила всё ещё слушала зов оврага в одиночку, без своего биолога, а времени оставалось всё меньше и меньше… Хорошо хоть Светлые не додумались слазить в овраг и всё там порушить – хотя это совсем не так просто…
* * *
Свет кромешный! Последний день остался! Шесть часов возможностей! А у Сергея Городецкого делятся амёбы, а мелкая Кристина болеет и капризничает, а транспорт ходит плохо и ко всему ещё идёт дождь!
Четыре часа! Пришла с работы Тася и взяла Криську на себя. Люся накидывает плащ и идёт в овраг. Одна. Стоит там грустная-грустная, по лицу текут то ли дождинки, то ли слёзы. А этот идиот, который вообще не ценит, какая женщина ему досталась, сидит в лаборатории над микроскопами! Свет кромешный, надо было самому заняться Людмилой! Теперь этот вариант уже исключён.
Два часа. Если бы не Ночной Дозор, прибил бы Люську тем или другим способом! Отдал бы тем самым шанс Кристине, ненавидел бы и ждал… Правда, капкан пришлось бы ломать…
Полчаса. Явился Городецкий. Глаза после микроскопа – в разные стороны. Сидел до упора, а потом ещё ждал, пока аварийка восстановит на улицах освещение и транспорт опять пойдёт… Аварийка! Горсвет! Светлые, что ли, пронюхали что-то?!
Пятнадцать минут. Дождь наконец кончился. Людмила успокоила уставшего Сергея. Обнимает, целует, упрашивает… ведёт в овраг. Не успеют, великая Тьма, не успеют! Зачем было выходить замуж за мужика, который сам сродни амёбе? Даже сильнейшая энергетика оврага не заставит его любить по-настоящему!
Сорок минут после полуночи. Городецкие ушли в дом. На краю оврага нарисовался Пресветлый Гесер. Стоит, лысая образина, ухмыляется, только что язык не высовывает:
– Ну что, Завулон, в этот раз у тебя ничего не получилось! Нам пришлось обесточить полгорода – но оно того стоило!
– Ничего, Гесер, я ждать умею.
– Если будешь работать с такими, как Серотамниус, который на заседании трибунала только и делал, что тебя топил, – то много каши не сваришь.
– Спасибо, учту.
– И ноги чтоб твоей в Саратове больше не было! И так еле баланс восстановили!
– И не будет, чего я тут не видал… – Завулон хмыкнул и вошёл в сумрак. – До встречи по месту работы, Гесер.
Про себя Темнейший продолжил: «Разумеется, я сюда больше не вернусь. Зачем? То, что мы наставили в овраге, сработает и без моего участия. Кристина выйдет из игры, а то дитя оврага, которое зачато нынче ночью, тоже не избежит влияния этого места. Не знаю только, каким образом. Может, будет шанс в следующем поколении… Хорошо, что этот лишённый Силы идиот не брякнул про капканы. Собственно, это доказывает не его порядочность, а то, что он ничего не понял в магии такого уровня… И вдвойне хорошо, что Гесер не полез в овраг».
Борис Игнатьевич действительно в овраг не полез. Кости старые болели, а место это явно любило Тьму… Нарушения баланса в городе больше не ощущалось. Можно было и впрямь возвращаться в столицу. Велеть только местному Дозору не терять из виду дитя оврага. Парень избежал того, чтобы стать Великим Тёмным. Но всё равно, его биологическое существование началось в так называемой «зоне отката», что сулило ему в жизни множество осложнений. Почти стопроцентно можно было ожидать, что он родится Иным, и даже не самым слабым из них, но это ведь не индульгенция от проблем…
* * *
После рождения ребёнка Люся, прежде писавшая стихи и рисовавшая цветы, Люся, подкошенная гибелью родителей, но жившая надеждой на собственное дитя, – после рождения сына вместо желанной дочери Люся стала очень резкой и замкнулась в себе. Посидела год с ребёнком, закончила своё училище, пошла работать детской сестрой – «хоть на чужих девчоночек посмотреть!» Как-то мгновенно превратилась из Люси в Людмилу Петровну. А супруг её, Сергей Владимирович, даром что биолог, достаточно долго сомневался в собственном отцовстве, но глухо об этом молчал. Тася и Кристина тоже в счастье не купались… Но воронок проклятия ни над кем из них видно не было, потому саратовские Светлые и не били тревогу, считая, что эпопея Пироговых-Городецких благополучно закончена. Оба местных Дозора одним глазом приглядывали за Антоном, который и впрямь оказался потенциальным Иным, скорее всего – Светлым. Как ни парадоксально, но защита, которую маленький Городецкий бессознательно ставил в овраге, скрывала от Иных Ночного Дозора все те хитрые штуки, которые остались там от Завулона с компанией, и сама при этом как-то скрадывалась, не привлекая внимания к особым способностям своего автора. Поэтому Светлые с Тёмными за парня не дрались и инициировать его ни те, ни другие не спешили. И благополучно потеряли из виду в тот день, когда Антон ушёл в армию. Поступок этот стал полной неожиданностью не только для его близких, но и для обоих саратовских Дозоров. В войсковой же части, где Городецкий нёс службу, не случилось ни одного Иного…

Антон и Ирина-первая. Москва-Саратов-Москва, осень 1991 – весна 1992
– Криська, ну что ты маешься, ну ко мне пристань!
– К тебе, Ирка, неинтересно! Потому что ты ничего против не имеешь! Мне интересно охотиться на тех, у кого от этого глаза делаются по шесть копеек! Вот тебе бы я скорее посоветовала угомониться и выйти замуж. За положительного и скромного молодого человека.
– Да зачем мне это? Всё равно ведь гулять буду!
– Может, и не будешь. Он тебя обожать станет, на руках носить, а ты его – всему учить… Разве не здорово? Такого с тобой, кажется, никогда не было…
– Да, правда, никогда. У тебя кандидатуры на примете нет ли?
– А если и есть? Притом родной племянник?
– Намекаешь, что мой жених ещё не родился?
– Да отчего же, это так говорится, что племянник, это формально так, а на самом деле он мне как младший брат. У нас всего пять лет разницы. Пришёл вот с армии и в Бауманское поступил, представляешь, с первого раза!
– Одарённое у вас семейство! Пожалуй, и впрямь не откажусь познакомиться!
…Ирине Петровой сравнялось двадцать три года. Она окончила Институт культуры в Химках, работала по полученной специальности «библиотечное дело» и водила знакомство исключительно с будущими знаменитостями – студентами и выпускниками Литинститута. Ирку всегда можно было увидеть на их вечеринках, бедных выпивкой и закуской, но богатых весельем, хохмами и полукрамольными разговорами, которые, впрочем, в описываемую эпоху были почти уже узаконенным геройством… С недавних пор на этих сборищах стал появляться и первокурсник МВТУ Антон Городецкий…
Как и предсказывала бесшабашная Кристина, этих двоих потянуло друг к другу. Красивая, неглупая, взрослая Ирина казалась разом и доступной, и недосягаемой. В ней было что-то и от другой Иры, саратовской, по которой Антон тайно вздыхал не один год и из-за которой наколол себе на руке букву «И», и одновременно от той то ли Вали, то ли Гали, с которой состоялось его падение в овраге. Городецкий дал себе клятву взять эту крепость штурмом. Шансы, как ему казалось, были, да и в последние годы всё сбывалось так, как он хотел.
Петрова сразу приметила восторженный взгляд Антона. Ей лестно было его щенячье обожание и стремление горы ради неё свернуть. Несколько месяцев она наслаждалась его ухаживаниями, цветами в окна, аршинными буквами признаний на асфальте… Из-за всего этого Городецкий чудом не вылетел с первой сессии. А как раз по окончании страды Ирина сказала ему «да»…
* * *
Апрель? Едва сошедший снег, едва просохшая земля? Да не страшно! Не слабо! Легко! Подальше бы только от пироговского дома, от косых взглядов родных на молодую пару… Ни Ирка, ни Антон впоследствии так и не могли вспомнить, кто из них предложил уйти в овраг, как только стемнеет.
– Да будет Свет, да скроется Тьма и да раскрошатся наши враги!
– Дурак ты, Городецкий. Темнота – друг молодёжи!
…Такой ночи у них не было никогда прежде. И потом тоже. Сказать по правде, потом у них вообще уже ни одной ночи не было. По возвращении в Москву и даже ещё до того Ирина принялась под любыми предлогами отказывать мужу в близости. Ей как-то резко надоели и стали раздражать его «телячьи нежности», его попытки «сделать ей хорошо», которые она воспринимала как стремление «сделать круто себе». К тому же и материальное положение молодой семьи становилось чем дальше, тем хуже. Петрова, которая ни одного дня не была Городецкой, всё яснее понимала: стабильности и нормальной, по её понятиям, жизни, ей с бедным студентом не видать. Хотя Антон бился за их выживание как мог, перевёлся на вечернее, разгружал вагоны, страшно от этого выматывался – и вот-вот готов был сломаться и запить…
Их разрыв был вопросом времени. Ирке только нужно было найти, к кому уйти и за кого пристроиться…

Городецкие-Пироговы. Саратов, лето 2006
После ночи в овраге Светлана поспала всего пару часов. Раньше, чем проснулся кто бы то ни было в доме, она уже вышла на крыльцо. И когда встала Людмила Петровна, то увидела невестку ссыпающей в ведро последние ягоды смородины.
– Доброе утро, – улыбнулась Света. – А мы вам урожай сняли!
– Кто это «мы»? – свекровь вдруг тоже улыбнулась, совсем как Антошка, и глаза у неё стали похожи цветом на высокое саратовское небо.
«Сработало!» – внутренне возликовала волшебница. Вслух она сказала:
– Антон и я… Только я потом его спать отправила, мы ведь начали где-то в четыре, как только рассвело, до жары хотели успеть…
– Ну, Светочка, тебе удалось сделать невозможное!
«Вот уж точно», – сказала себе Великая. А Людмила Петровна продолжала:
– Пусть сегодня Антоша спит сколько хочет, заслужил! И ты иди отдохни…
…К позднему завтраку все без исключения вышли с праздничными лицами. Сергей Владимирович и Людмила Петровна глядели друг на друга с любовью и нежностью. Кристина как-то резко похорошела, а Таисия Петровна перестала хромать. Сейчас было видно, что у них обеих очень красивые, зелёные с карим, глаза. Ну, а молодые Городецкие сидели за общим столом как за свадебным, и все ими любовались…
Весь день было весело. Тётка Тася достала из старушечьей укладки тетради с повестушками, которые писала в старших классах и потом, уже после травмы. До сих пор Таисия Петровна никому не показывала своих творений – стеснялась. А сейчас читала вслух. И Кристина сказала, что «это же гениально» и как раз то, чего остро не хватает подрастающему поколению. Добротные такие истории в духе Кира Булычёва. Знаменитая детективщица обещала пропихнуть произведения сестры в издательство и громко кричала, что «все Пироговы дико одарённые» и «пусть Люся свои стихи почитает». Людмила Петровна со смехом отказалась и ограничилась тем, что вечером пела на крыльце на пару со Светой бессмертный шлягер про родной город. Выводя: «А я люблю женатого…» – каждая из них с любовью глядела на собственного мужа. Тася с Крисей, равно лишённые слуха, пытались было подтянуть, но скоро сдались. Обидно, впрочем, никому не было…
* * *
А на следующий день Светлану заловил за калиткой Дневной Дозор. Потребовал позвать Городецкого и предъявил обоим обвинение в нарушении Договора, вмешательстве в людские судьбы и покушении на баланс Сил по городу. В сумраке, под конвоем, Свету и Антона привели в местный офис Тёмных.
– Вы хоть соображаете, иногородние, – ругался на Светлых преемник Серотамниуса, – вы хоть соображаете, что подарили нам право на три-четыре Тёмных воздействия?
– А вот и не дарили мы вам ничего, – Городецкому сейчас казалось, что море ему по колено. Видимо, уничтожение капканов благотворно сказалось и на нём самом. – Мы нашли старинный схрон, задействованный вашими коллегами примерно в одна тысяча девятьсот семидесятом году. И уничтожили уже имевшие место Тёмные воздействия.
– Если в городе было равновесие – значит, на эти воздействия давал разрешение Ночной Дозор Саратова, – Тёмные явно начинали лезть в бутылку.
– А то это нельзя проверить! – Антона было не сбить. – Мне кажется, что схрон был несанкционированный. Мы тут сработали… знаете, как поисковый отряд. Октябрята из третьей звёздочки Светочка Назарова и Тошка Городецкий пошли в лес по грибы…
– По ягоды, – не выдержав, уточнила Светлана и хихикнула. Она хотела было потянуть мужа за рукав, чтобы перестал паясничать, но смех разбирал неудержимо.
– …пошли в лес по ягоды, – невозмутимо продолжал Антон, – и вдруг обнаружили под слоем опавших листьев боеприпасы времён Великой Отечественной войны. Немецкие мины угрожали рвануть каждую минуту. Ребята побежали за старшими…
– Всё, всё, идите отсюда, свободны! – у начальника Дневного Дозора тихо вяли уши.
…Больше Городецких по этому поводу не дёргали. Видимо, знали или выяснили, что и впрямь разрешения на капканы никакого не было.
А через десять лунных месяцев после той воробьиной ночи на свет появилась Надя. Абсолютная Иная. Последнее дитя оврага.

Антон и Ирина-первая, а также Завулон и Гесер. Москва, лето 1992 – зима 1993
Шеф московского Дневного Дозора стоял у окна своего кабинета и глядел на улицу, точнее – на бульвар. Там на скамейке сидела парочка и почему-то притягивала его взгляд. Лицо парня просто-напросто казалось знакомым. Кареглазый… упёртый и обиженный, нижняя губа нервно прикушена, рука почти повисла в воздухе, на полпальца не доставая до плеча подруги. На таких, как этот мальчишка, воду возят. И пашут, если грамотно сумеют припахать. Вот девушка его… если бы она не была обычным человеком, из неё получилась бы отменная Тёмная. Гулящая кошка, к тому же мечтающая продать себя подороже. Так… стоп. Стоп. Стоп! Она-то обычная, а вот парень – потенциальный Иной! И не просто Иной. Аура знакомая, не только физиономия. Перед мысленным взором Завулона вспыхнули огненные буквы: «Саратов». Промелькнули перед глазами лица: недотрога Тася с таким же взглядом, биолог Сергей с тем же профилем, Люся с таким же безнадёжным выражением лица… Дитя оврага. Вот где довелось встретиться. Вот куда привёл этого парня расставленный некогда Артуром капкан. Ну и что отсюда можно извлечь?
Разрыв саратовца с этой девкой – дело ближайшего времени. А дальше… дальше…
Завулон открыл окно и высунулся на улицу, чтобы лучше видеть. Великая Тьма! Да она беременна! Не ошибиться бы только и поверить бы своим глазам! Неужели капканы притянули эту парочку снова в овраг в нужное время, тогда, когда появился ещё один шанс?.. Теперь не спугнуть, не потерять их из виду… Зацепки есть. Фамилия парня – Городецкий, отчество – Сергеевич, год рождения… ну да, семьдесят первый, примерно апрель месяц. Успеть бы выяснить данные девушки, пока они не расстались!
Артур задумчиво смотрел, как несостоявшаяся Тёмная, демонстративно отвернувшись от своего спутника, картинно дымит сигаретой. Лучше бы тебе, конечно, милая, не курить. А впрочем… в этом случае, кажется, чем хуже – тем лучше. Вряд ли нашлась бы другая женщина, настолько подходящая для роли матери Великого Тёмного!
…Через две недели Ирина нашла себе «спонсора» и ушла от Антона. Завулон в этот процесс не вмешивался – только наблюдал со стороны. Вот после, когда Городецкий дошёл до крайней степени отчаяния, ему на глаза как бы невзначай попалось объявление колдуньи: «Верну любимого/любимую, стопроцентный приворот…»
Шеф московских Тёмных действовал цинично и наверняка. Он отдал на растерзание Ночному Дозору ведьму Шульц. Он подарил Светлым Антона Городецкого – пусть инициируют, пусть возят воду на этом не самом слабом, но, в общем, ничем не примечательном Ином. Зато у него, у Артура, останется компромат – бумага о том, что «Светлый маг с тёмным прошлым» пытался извести собственного ребёнка в утробе матери. Правда, конечно, колдунья по наущению Дневного Дозора наплела Городецкому, что ребёнок не от него. Потому-де и надо его умертвить, чтобы не тянул Ирину назад к разлучнику, даже если её приворожат снова к Антону. Но через энное количество лет все эти подробности уже никому не будут важны. Важно будет то, что Великий Иной уже не выберет Светлую сторону, видя их лживость и лицемерие…
Да, сотрудники Ночного Дозора уличили ведьму во лжи. Да, Городецкий пытался искать свою бывшую семью. Не общаться, ибо стыдно было показываться на глаза, но хотя бы помогать материально. Но в этот раз Завулон опережал Гесера и его подручных на несколько шагов.
* * *
– Я осталась у разбитого корыта. Тот, к кому я ушла, не потерпел, когда я начала вдруг говорить, что больше не могу с ним оставаться. Прогнал на улицу в чём была. А Антон… У меня снова такие чувства к нему вспыхнули, а найти его я не могу. Ни дома, ни в институте, ни на станции, ни даже у родителей в Саратове… – Ирка шмыгнула носом, откинула длинные волосы с лица и поглядела на подозрительного незнакомца с асфальтово-серыми глазами, которому, сама не зная почему, выкладывала прямо в вечернем сквере, в уличной кафешке, всю свою нелепую и невесёлую историю.
– Ира, не плачьте, – Артур успокаивающе приобнял её за плечи. – Вам придётся сколько-то с этим пожить. Отболит, пройдёт, найдёте вы ещё своё счастье. Не пара вам этот Антон. Он недотёпа, и ему не суждено выжить в наше смутное время. Голову даю на отсечение – сейчас он валяется пьяный в какой-нибудь канаве… Представьте себе эту картину – и сразу перестанете по нём тосковать. Или не сразу… Выпейте воды. Чего покрепче не предлагаю –вы ведь ждёте ребёночка!
– Да, ещё и это. С моей-то копеечной зарплатой, которую к тому же задерживают, и плюс алименты не впаяешь никому из двоих… Со всеми этими нервами, уходами-приходами все сроки на аборт пропустила… То есть сначала не хотела, думала – этого своего крепче привяжу, так нет… Он мне потом и говорит: «Иди к своему Городецкому и ему лапшу вешай, что ребёнок от него». А куда я пойду-то…
– Не беспокойтесь. Право, не беспокойтесь. Вам помогут. Вас обеспечат. Вас и ваше дитя.
– А… что я за это буду должна?
– Ничего должны не будете. Кроме одного: жить спокойно, не нервничать, хорошо питаться и родить здорового малыша. Уверяю – Родина вас не забудет.
– Чья Родина? Ваша? Вы хотите продать моего ребёнка за границу на органы? Или просто на усыновление в Америку?
– Ирочка, ну зачем же сразу всякую жуть воображать? Ничего такого я не хочу и даже в мыслях не держал подобных ужасов. Просто хочу бескорыстно вам помочь… – Завулон глядел ей в глаза, обволакивая звуками своего голоса и попутно ставя вокруг молодой женщины защиту, чтобы никто из Светлых не распознал потенциал её ребёнка.
…Петрова сменила место жительства, ушла с работы и регулярно принимала помощь от Артура – деньгами, вещами и продуктами. Ухаживать за ней благодетель даже не пытался – точнее, давал понять, что был бы, может, и непрочь, но боится повредить ребёнку. Забрал Ирину с Егором из роддома, нашёл женщину в помощь по хозяйству, сослался на командировку за границу – и больше Петрова его не видела. Деньги, правда, продолжали поступать бесперебойно. И всё было вроде неплохо, и работу она себе потом нашла – только вот мужчины возле неё как-то не задерживались. И долгие годы снились ей по ночам сияющие карие глаза Антона Городецкого, а потом то, как её слова гасили это сияние навек…
* * *
Пресветлый Гесер вспомнил о той давней саратовской истории только когда изучил досье новоиспечённого Иного и поставил в один ряд его фамилию, дату и место рождения. Шефу московских Светлых стало как-то неизъяснимо приятно, что его, фактически, крестник, выведенный из-под Тёмного удара, теперь волею судеб стал его, Гесера, учеником. Но, впрочем, это налагало и определённую ответственность, и вызывало хлопоты, совершенно лишние в том хаосе, что творился тогда в стране. Борис Игнатьевич был откровенно зол и на Городецкого, которому непременно понадобилось жениться в двадцать лет, и на своих сотрудников, которых угораздило ляпнуть с абсолютной уверенностью: «Зачем ты ему наврала, колдунья, это его ребёнок!» Вообще-то сие было правдой, но правдой из разряда тех, что, по мнению Гесера, лучше бы не знать. Теперь вот приходится успокаивать нового подопечного, каждый день встречать его тревожный взгляд и вопросы:
– Борис Игнатьевич, вы их нашли? Почему-то я найти не могу, ни дома, ни на работе…
– Антон, я тебе сколько раз говорил: не ищи ты их! Они обычные люди, без единой искры, тебе с ними не по пути. Они, как и всё население Москвы, находятся под общей защитой Света – насколько это дозволяет Договор. Но одной дорогой с нами им не идти никогда.
– Да я не собирался… одной дорогой… ведь ничего, кроме горя, я им не принесу – как уже принёс. Мне бы только знать, что они не голодают и что у них всё нормально.
– Вот насчёт этого можешь не беспокоиться, – Гесер поджал губы, наконец решаясь сказать нечто нелицеприятное. – Я не хотел тебе говорить… Но твоя бывшая супруга живёт у кого-то на содержании. И если кто-то в нашем городе голодает – то точно не она. Коли всё изменится к тому времени, как ты закончишь обучение и станешь полноправным сотрудником Ночного Дозора, – тогда я лично прослежу за тем, чтобы у тебя вычитали энную сумму из зарплаты и переводили им. Но пока поверь мне, Антон, что наши с тобой подачки там не нужны. Эта женщина всегда сумеет устроиться. Лучше ты её не вспоминай – не пара она тебе… чистому… Ищи такую, у кого первым будешь! А ребёнок… что ребёнок… выслушай меня, Антон, и прими одну горькую истину: поскольку наши способности по наследству в основном не передаются – мы, Иные, как правило, переживаем своих детей. Поживёшь с моё – поймёшь, что и привязываться не стоит, ибо потом будет слишком больно…
– Борис Игнатьевич… – взгляд Городецкого остановился, вперившись куда-то в стену позади Пресветлого. Золотое сияние в глазах молодого Иного медленно угасало.
Гесер успокаивающе накрыл ладонью его руку и посидел так несколько минут, не говоря ни слова, только крутя в голове неизбывные мысли: «Несчастный мальчишка… Потому ты и стал Светлым, что у тебя глаза такие и что много, пусть не всегда, думаешь о других… Это оказалось даже сильнее того, что ты впервые оказался в сумраке в совершенно растрёпанном состоянии… Прости, если я с тобой жесток, но по-другому нельзя. Свет тоже обжигает, и больно… Всё, что я могу для тебя сделать, – это пожелать, чтобы Дозор стал твоей семьёй на то время, пока тебя не найдёт твоё счастье. А оно тебя найдёт, ибо ничто в жизни не бывает просто так…» – Пресветлый легко дотронулся до буквы «И» с точкой, наколотой на руке Антона, и произнёс вслух загадочную фразу:
– Кому надо – тот увидит.
Метка погасла. Теперь её можно было увидеть только в сумраке. И то не каждому, если верить шефу Ночного Дозора.
А верить стоило. Всё, что говорил сегодня Гесер, было абсолютно искренне. И сложно сказать, почему он заблуждался: из-за морока, наведённого Завулоном на Ирину и её дитя, или из-за своей привычной установки на то, что Иные у Иных не родятся и что нельзя привязываться к обычным людям. Скорее всего – и то, и другое, помноженное к тому же на дикое количество других дел, усталость и даже, возможно, элементарную лень…
…Городецкий с головой ушёл в обучение и работу. И долгие годы если и возникали в его жизни какие-то случайные девушки – то исчезали так же быстро, как и появлялись. По ночам он видел во сне Ирину с длинными русалочьими волосами и льдистыми глазами, Ирину с лицом, искажённым от боли. От той боли, что причинил ей он, пытаясь убить их ребёнка… Антон Городецкий больше никого не хотел делать несчастным и никого не пускал в своё сердце. Только от судьбы ведь не уйдёшь…

Антон и Ирина-вторая, а также понемножку все-все-все. Лето 2022
И минули годы… С того дня, когда был нейтрализован очаг Тьмы в саратовском овраге, пролетело шестнадцать лет. Уже Таисия Петровна выпустила десяток книг, уже Кристина на склоне лет согласилась выйти замуж за своего давнего приятеля, с которым у неё заварился роман сразу после того, как она вернулась тогда из Саратова и поняла, что потратила двадцать лет жизни чёрт знает на что… Правда, к сожалению, детей обеим сёстрам Бог уже дать не мог. А Сергею Владимировичу с Людмилой Петровной выпало страшное испытание – пережить собственного ребёнка. Антон, единственный из всей семьи Иной (если не считать Светлану и Надю), покинул этот свет раньше всех. Ушёл всё же к той, что погибла из-за него. К той, на кого указывала метка у него на руке и слова Гесера: «Ищи ту, у кого будешь первым»…
Уже Егор встретил свою любовь и даже Надюшка сделала первые шаги по взрослой жизни. Уже Завулон попытался покорить овдовевшую Светлану, к которой его давно и странно тянуло. Правда, эта непостижимая женщина перед ним устояла, как выстояла и против его колдовских ловушек в овраге… Уже Ирина Петрова созналась сыну, что встречается с серым магом Матвеем Багровым – спасителем, кстати, Егора от Тёмных. Третья сила, не учтённая даже Дневным Дозором. А ведь Ирка и Матвей увидели друг друга новыми глазами тоже в тот год, когда Светлана и Антон уничтожили все проклятия… Уже Городецкий и Ира Энгельгардт сдали там, высоко, экзамен стражей на право обучения стажёров. И как раз в ожидании, пока эти стажёры прибудут на базу, валькирия впервые вплотную задумалась об одной вещи:
– Послушай, Антон, как ты думаешь – почему у нас с тобой дети не получаются?
– Может, потому, что мы просто не старались и не думали об этом?
– Кто не думает – у тех обычно и получается. А мы ведь особо и не береглись… Может, просто любим друг друга слишком сильно – ни до чего? Перегорает всё, так сказать?
– Может быть. И ещё другое – то, что нам зачли за сданный экзамен, это ведь была наша тревога за Надюшку с Егором и помощь им. Может быть, так сказать, как раз и надо было с лёгким сердцем отпустить их в свою собственную жизнь, прежде чем нашу с тобой обустраивать?
– Согласна. Выполнить миссию. Интересно, есть ли ещё какие миссии, что нам предстоят? Или всё же стоит попробовать?
– Послушай, Иринка, если ты в самом деле этого хочешь и на это решаешься – то я, кажется, знаю один беспроигрышный способ. Только боюсь я его.
– В овраг? – сразу сообразила валькирия. – А почему боишься-то?
– Да потому, что у тех, кто оттуда выходит, потом личная жизнь в той или иной степени разлаживается… Там – немыслимые высоты, а после… либо ничего, либо слабые попытки соответствовать… А у нас-то с тобой и так каждый раз высоты, вот и не хотелось бы их терять…
– Ну, риск, конечно, всегда есть, но то место ведь давно разминировано… Может, вообще нейтрально. Может, вообще всё это бессмысленно… Пошли проверим?
– Ну пошли… Точнее, полетели!
Июнь-июль 2006