А не шерше ли нам ля фам?

Около одиннадцати вечера мы с Гришей сидели за столиком в нашей любимой кафешке и доедали охладевшего цыплёнка. Вернее, Гриша давно уже отужинал и бесчувственным взглядом изучал улицу через окно, а я, собственно, доедал. Мы были слегка пьяные, и на редкость тихие. Марина с подругой, которую звали не то Гелла, не то Хельга (по паспорту – Галя), полчаса, как ушли, оправдавшись «завтра рано на работу» и квартальным отчётом, и надежды на не то, чтобы дикую оргию, но даже на невинную интрижку с обменом вымышленными именами и несуществующими телефонами таяли совершенно синхронно с цыплёнком. Гриша вздохнул пару раз и сказал:
– А любви как хочется…

Я-то прекрасно знал, чего ему хочется. Любовь его безмятежным сладким сном спала в Авдеевке, причём безмятежным её сон стал совсем недавно, после их с Гришей окончательного разрыва. Помнится, гришино горе мы заливали неделю в окрестных общагах – чьи-то тесные комнаты, пиво на скатерти, песни до утра… Когда ещё темно, ложимся спать; когда уже темно, просыпаемся и – по новой. Я запомнил чью-то гитару с наклейками на обратной стороне грифа, Гриша – чью-то сиську с родинкой. Причём, найти эту родинку, вернее – её обладательницу Гриша считал делом чести. Её поруганной, или своей дворянской (в смысле, дворовой) – неизвестно. Родинку, как и ту самую сиську, он так и не нашёл.

Гриша наполнил рюмки и закурил праздничный «Мальборо» (в миру Гриша курил красные «Прилуки»).

– Эх, Миша, а любви-то, б*я, хочется, – повторил он и ткнул в мою сторону сигаретой.

Я вытер рот салфеткой и взял рюмку.

– Это, Гриша, не любовь.

– Ну, секс, какая разница?

Я пожал плечами, и мы выпили. Я закусил хлебушком и закурил праздничный «Честер» (соответственно, я по жизни курил синие «Прилуки»). Вокруг, действительно, посмотреть было не на кого – дамы под сорок с кавалерами под 120 кг; в углу такие же, как и мы, два молодых лоботряса с отвратительной жабообразной подругой, и один чисто мужской столик, за которым сидели три представителя местного райотдела. А дальше будет хуже – припрутся часа в два ночи вдрызг весёлые мелкие бизнесмены, закажут на всех одну бутылку коньяку и будут до утра петь друг другу караоке, а официантка Варя будет сидеть у холодильника и клевать носом, пока бизнесмены не разъедутся по домам. Всё. Если до одиннадцати здесь не появился кто-то интересный, больше здесь делать нечего, даже если ты сам ну очень интересный «и вообще».

Поэтому Гриша дворянским жестом попросил у Вари счёт. Он, не глядя, сунул ей сотню, и она собачьими глазами провожала нас до дверей. Надо сказать, в тот вечер у Гриши были деньги. А этот редчайший случай всегда провоцировал у него одно-единственное желание – потратить их к чёртовой матери, и желательно, до утра.

– Щас поедем бл**ей искать, – сказал Гриша и уверенным шагом направился к стоянке такси.

Не знаю, как Гриша, а я с вышеозначенными дамами никогда дела не имел, да и не хотелось бы… Гриша о чём-то поругался с таксистом и вернулся ко мне.

– И куда ты… мы за ними поедем?

– Как куда? – искренне удивился Гриша. – Конечно, на…

Тут он задумался и почесал подбородок.

– Погоди-ка, – изрёк Гриша. – Погоди-ка, – повторил он и устремился вверх по улице.

– В какое такое место мы направляемся? – поинтересовался я, догоняя его высокий силуэт.

– На остановку, куда ж ещё? – опять удивился Гриша.

И мы действительно пришли на остановку – обычную троллейбусную на улице Артёма. На лавочке под навесиком сидело штуки четыре девушки из того самого профсоюза, и ещё две курили у самого бордюра.

Я почему-то представил эту остановку днём. Хотя, почему представил? Я же её видел сотни раз, не однажды садился здесь в маршрутку, проходил мимо, когда гулял с девушкой. Я представил не остановку, а бабушек, самых обыкновенных с обыкновенными внуками в белых сорочках с мороженым и с портфелем, ожидающих на этой самой лавочке троллейбуса. И бабушки, и внуки, видимо, не догадывались, кто здесь сидит по ночам, а может, и догадывались. Для меня, по крайней мере, это было новостью.

Гриша самым нахальным образом подвалил к девушкам и начал втирать им какую-то чушь, шутить, подмигивать и размахивать руками – в общем, как у него это обычно происходит. Я стоял чуть поодаль, изредка вставлял фразу и присматривался. Гриша тоже, как оказалось, не зря десять минут пыхтел – наметил одну из девушек, рыжую, как «Антошка – крем и мультик», присел рядышком и повёл деловой разговор, перемежаемый всё теми же шуточками и жестами. В конце концов, они таки зашли в тупик – рыжая хотела 150, Гриша давал сто. Наконец он громко сказал, что сходит за сигаретами и вернётся. Он утащил меня туда, откуда мы пришли.

– Блин, совсем обнаглели, – пожаловался Гриша.

Потом он взял такси, и мы поехали.

– Куда? – спросил шофёр.

– К мотелю.

И поехали мы искать тех, от которых ушли, только подешевле. Таксёр сразу нас раскусил.

– Да сейчас уже нет никого, – говорит, – холодно очень. Все уже при деле.

И всё-таки зоркий гришин глаз высматривал одинокие фигуры на обочине.

– Слушай, – наклонился он к шофёру. – Ничего, если я её вы**у у тебя в машине?

– Ну… Знаешь ли…

– Двадцать накину.

Таксёр поёрзал на кресле.

– Только, смотри, не испачкай ничего.

– Да ну! – улыбнулся Гриша. – Я ж в резине.

В общем, наездили мы одну дамочку почти уже в Макеевке. Симпатичная, но по глазам видно – ей уже всё равно. Шуток гришиных она не понимала, курила, вытянув губы трубочкой, и общалась с Гришей, облокотившись на крышу машины. То, что в такси сидели три мужика, её ни коим образом не смутило.

Тут они начали спорить, и вскоре Гриша вернулся ни с чем.

– Что такое? – поинтересовался шофёр. – Дорого?

– Нет, – ответил Гриша. – Восемьдесят. Только, говорит, на её хате. В машине не хочет.

– Ну, так чего ты? – удивился шофёр.

– Да чего я попрусь к ней-то? Может, у неё там сидят три грузина с кастетами, дадут ещё по голове…

Таксист пощёлкал языком.

– Тоже верно.

Не доезжая до мотеля, мы развернулись и поехали обратно. Улицы были пустынны и серы. Маячками светились вдоль дороги ночные киоски, в которых продавали водку по три пятьдесят. Нас пытались поймать раз десять большие компании, но шофёр тоскливо мотал головой. И мы ехали, шурша колёсами по сырому гладкому, как лист бумаги, асфальту, и Гриша становился всё задумчивее, пока мы с таксистом основательно обсуждали последние матчи Лиги чемпионов.

Он высадил нас возле городской библиотеки, и мы зашли в круглосуточную забегаловку перекусить.

Гриша очень хотел водки, но здесь не подавали. Я удовлетворился горячим бутербродом с кофе, а Гриша съел яичницу с беконом.

– Может, сегодня не твой день? – предположил я.

Гриша отмахнулся.

– Может, на жд есть?

И опять в ответ – тишина.

– Может, на дискотеку зайдём? Там девок – вагон.

– Да не хочу я этой мороки, понимаешь? Бл*дь – она потому и бл*дь, что даёт сразу, без всякого дерьма, вроде «у тебя такие глаза! Ля-ля-ля…».

– Ага, – согласился я. – Только дорого берёт.

– Что поделаешь?

Мы вышли на улицу и побрели по Артёма вверх, пиная пустую бутылку из-под кока-колы. Она звонко скакала по тротуару, распугивая редких прохожих, пока не скатилась в сточную канаву.

– Пошли к этим, на остановку, – предложил я.

– Пошли.

Улица сияла и мерцала, как филиал Лас-Вегаса. Где-то позади чертили в небе иероглифы прожектора клуба «Чикаго», справа мельтешили огоньки «Титаника» и «Максима», впереди вырисовывался зелёным неоном «Сан Сити». Только вот мы с Гришей проходили мимо этого праздника, даже и не думая заглянуть. С нашими, вернее, гришиными деньгами, с его «богатством» там не продержишься и пяти минут. Не то, чтобы Гриша не любил понтов. Он сам был один сплошной понт. Только вот транжирил деньги он с толком – если он хотел шашлык, он ел шашлык; если лень было идти квартал, он вызывал такси; если приспичило ему коньячку, пил коньяк. Но он не понимал, как можно пить коньяк за тройную цену только из-за того, что это «Сан Сити», если в другом, беспонтовом месте тот же самый коньяк стоил в несколько раз дешевле?

Собственно, по этой же причине мы и бродили сейчас по ночному Донецку в поисках недорогой шлюхи.

Ха! Февраль, час ночи, центральная улица, ещё бы фонарь и аптеку… У вас шлюх нету? Почём? Сколько-сколько?! А почему так дорого? Ах, гарантия? И дополнительные функции? Да что вы говорите?! Ну, мы пойдём, пройдёмся ещё. Если что – вернёмся к вам.

И мы вернулись.

Их было уже четверо, и им было холодно.

– Купил? – спросила чёрненькая в шубке.

– Чего? – буркнул мрачный Гриша.

– Сигареты купил?

– А… Да, купил. Ну, так что? Будете дальше стоять или поедете с нами?

Чёрненькая ухмыльнулась.

– Ты не в моём вкусе.

Остальные захихикали. Рыжей среди них уже не было.

– А я тебя и не звал. Я вот её хочу, – кивнул он в сторону блондинки с большими глазами.

Та что-то тихо спросила у Гриши, он ответил. Блондинка покачала головой.

– Не поеду. Что я потом буду делать? – она не хотела работать с Гришей по тарифу «на час», ждала клиента «на всю ночь».

В принципе, этого хотели все девушки. Получить сразу свои 200-300, оттарабанить с клиентом до утра, и пойти домой. Пойти с нами «на час» означало – вернуться на точку в три часа ночи, пропустив при этом всех желающих встречать рассвет с падшей женщиной, мёрзнуть ещё пару часов и принести домой сотню, а то и меньше.

Согласилась поехать Даша – тоже блондинка, коротко стриженая, с испуганным, в общем-то, страшненьким лицом и фигурой 100-90-100. А я пригласил ту чёрненькую в шубке – небольшого роста, полненькую, если не сказать – толстушку, тоже, скажем, не красавицу, но по всему – весёлую и компанейскую.

Мы чинным шагом, под руку проследовали к поредевшей стоянке и оккупировали белую «Волгу». Ни дать, ни взять – две счастливые семейные пары, возвращающиеся с ночных посиделок.

Гриша и Даша порешили всем нам ехать в гостиницу на автовокзале, против чего ни я, ни «супруга», возражать не стали.

– Тебя как зовут? – спросил я, когда машина тронулась с места.

– Маша, – ответила Маша и ещё крепче ко мне прижалась.

– Прикинь, да! – воскликнул Гриша с переднего сиденья. – Даша и Маша – сёстры, что ли?

Никто не прокомментировал новую искромётную шутку. В принципе, я Гришу понимал – человек едет трахаться. Наконец-то! После долгих ночных мучений, после тщетных поисков, Гриша едет в такси со мной и двумя сочными шлюхами трахаться. Надо полагать, внутри у Гриши всё пело, особенно спереди и снизу.

Мы ехали почти без светофоров и остановок, только на Ветке Гриша попросил притормозить, вышел и вернулся с четырьмя бутылками «Лонгера» и коробкой конфет.

Ехали весело, рассказывали анекдоты, пели песни – Гриша блистал, как бляха на папином армейском ремне. Приехали в мглу, расплатились и пошли куда-то вглубь – от дороги. Обошли выросшее из тьмы здание вокзала – Даша тут ориентировалась, как у себя дома – вошли через оставленную приоткрытой дверь, поднялись на второй этаж. Посреди длинного коридора, параллельно стене стоял письменный стол, такой же, какой стоял у меня дома ещё со школы. За столом сидела тётенька неопределённого возраста и читала женский роман.

Она придирчиво осмотрела всю нашу шайку и, вопреки моим ожиданиям, Дашу не признала или сделала вид, что не признала, поскольку строго так спросила… Даже не спросила, а сказала, но как-то вопросительно, в расчёте на развитие темы:

– Ну…………

Я сразу подумал: «бывшая училка». На этом мой анализ ситуации закончился, и в бой вступил Гриша.

Он просил, умолял, уговаривал, заговаривал, приговаривал, при этом тыкая раскрытой коробкой конфет тётеньке под нос.

В конце концов, во время краткой паузы в гришином монологе, пока он переводил дыхание, Маша прямо спросила:

– Комната на час, две кровати, туалет – сколько?

– Тридцать, – ответила училка.

Маша многозначительно посмотрела на Гришу, и тот, не долго думая, отсчитал три червонца и положил на ветхую столешницу. «Метрдотель» извлекла из ящика стола ключ и передала нам со словами:

– Третья дверь, направо. Туалет и душ – в конце коридора.

Мы разыскали комнату, вошли внутрь и попадали на диваны. Все устали. Я бы тогда лучше уж заснул бы, но, пардон – уплочено! Да и всё-таки интересно – это ж первый в моей жизни секс за деньги.

Мы выпили по паре глотков «Лонгера», и сидели ещё минут десять, болтая ни о чём. Потом Гриша с Дашей начали целоваться вопреки всем россказням, мол, проститутки не целуются с клиентами. Маша выключила верхний свет, оставив только мерцающий красным и оранжевым ночник, извлекла из сумочки презерватив.

– А зачем ты свет погасила? – спросил я.

– Ну, не знаю. Мне неловко как-то. У меня фигура не очень, понимаешь?

Я кивнул и откинулся на спину.

И в общем… В общем-то, мне не понравилось. Когда лежишь и думаешь, что это, мол, не просто какая-то фифа с дискотеки сейчас там тебя обслуживает, это опытная проститутка, ветеран, можно сказать, сексуальной революции, запомни этот момент на всю жизнь, тебе будет, с кем сравнивать и т. д., сам процесс удовольствия не приносит. Ну, дошёл я с ней до точки «Х», и всё.

Интересно было смотреть на соседнюю кровать – там Гриша с девизом «Клал я на всю эту вашу эстетику и философию!» жарил по полной. Да и это зрелище мне скоро надоело.

Потом мы оделись, Маша включила свет, и все закурили. И смотрели друг на друга как-то совсем по-новому, другими как бы глазами. Докурили, собрали мусор, отправили его в соответствующую корзину, стоящую в углу, и вышли. Тётенька взяла ключ и ничего не сказала.

На улице мы ещё полчаса ждали такси и переговаривались фразами типа «Ой, как же холодно!», «Да, это тебе не лето!», «Где же это такси?», «Уже так поздно». Было действительно поздно, и девушки решили не возвращаться на точку. Мы зашли в круглосуточный фаст-фуд как раз напротив их рабочего места, теперь совершенно безлюдного, и заказали на всех кофе и круассаны.

Гриша цвёл и источал ароматы счастливого, то есть сексуально удовлетворённого мужчины. Его шуткам даже смеялась Маша, а Даша и вовсе чуть не влюбилась. Если бы я не знал, что там, возле автовокзала, ожидая такси, он расплатился с девушками, я бы не удивлялся. Но мы были в расчёте, и смеялись они от чистого сердца, тем более, зная, что на постоянных клиентов мы с нашими непостоянными доходами никак не тянем.

– Ты каждый день работаешь? – спросил я у Маши как бы между прочим.

Она посмотрела на почти воркующих Гришу и Дашу.

– Нет. Раза три-четыре.

– А в остальное время ещё где-то подрабатываешь?

– Да так… – она повертела в руках чашку. – Домашние хлопоты.

– В смысле?

– Сыну моему девять лет, мама больная лежит. Хватает забот.

– А как ты оказалась…

– Ну, вот! Опять те же самые вопросы. От жизни хорошей. Понял, нет?

Мне даже как-то неловко стало.

– А можно ещё один банальный вопрос?

– Ну, валяй, – сказала она и игриво прищурила глаза. – Только не думай, что я отвечу.

– А в первый раз – как это? Тяжело было.

– Не знаю! Не помню! Что вы все вечно об одном спрашиваете? Тяжело. А тебе бы не тяжело было подставиться?

– Ну…

– «Ню-ю-ю…», – передразнила она меня. – Будто вам, мужикам не приходится по жизни подставляться.

– Бывает.

– Стыдно? – спросила Маша.

– Ну, стыдно, – признался я.

– И мне стыдно было. И до сих пор… Ладно, – махнула она рукой. – Чего уж теперь вспоминать.

Я чуть наклонился к ней и тихо спросил:

– А мечта у тебя есть?

Она улыбнулась мне, потом чашке, помешала ложечкой сахар.

– Есть. Только я не скажу.

– А я никому-никому! Честное октябрятское. Чисто для себя спрашиваю.

– Это я у тебя вроде опытного кролика?

– Подопытного, – поправил я.

– Ну, да – подопытного, – повторила Маша. – Вырваться из этого – вот моя мечта.

– А как?

Она пожала плечами.

– Только замуж.

– Как в «Красотке».

Маша улыбнулась.

– Что-то вроде этого. Хороший фильм… Я ничего больше не умею, образование у меня 9 классов. И на ту зарплату, которую я могла бы получать, я бы не протянула, – она посмотрела на меня. – К хорошему привыкаешь.

– В смысле, к деньгам?

– К ним, родимым.

– А у всех ваших такая мечта?

Маша наклонилась вперёд и удивлённо посмотрела на меня, словно я сказал какую-то глупость.

– А какая же ещё? – спросила она, и потом. – Дашка, чего ты по жизни хочешь?

Дашка, не отрывая глаз от Гриши, повернула к нам свой курносый профиль.

– Замуж хочу.

Мы с Машей рассмеялись. А потом обе «супружеские» пары по-утреннему выпили, предварительно чокнувшись чашками, кофе под предложенный Гришей тост. За любовь!