К празднику, который был две недели назад

Небо было хмурым.
Катя его увидела и закрыла глаза. Она чуть подвигалась в постели, расправляя спиной сбившуюся майку. «Надо встать». И она села, закрыв лицо руками от света. Опустила ноги на пол, подалась вперёд и встала на ноги. Ноги долго не могли нащупать тапочки.

Катя прошла в ванную, открыла кран, взяла зубную щётку. В зеркале было видно, что волосы безнадёжно спутались, а глаза находятся в полуоткрытом состоянии. Она нервно потёрла зубы, пытаясь соскоблить сонливость, сплюнула пену и прополоскала рот. Щётка никак не вставлялась в стакан, и Катя на секунду взбесилась. «Тихо. Успокойся. Всё нормально. Всё будет нормально…». Она плавно поставила щётку рядом с коллегами и, сдерживая шаг, прошла на кухню.

Выпила воды – холодной воды из пластиковой бутылки. Пролившаяся на подбородок капелька ледяным муравьём пробежала по горлу, спустилась на грудь, описав полукруг, и замерла на животе.

Катя прошла в комнату, села на стул, обхватила голову руками. «Боже, как не хочется ничего…». Она встала, резкими движениями расправила постель, собрала одеяло и подушки, спрятала в шкаф. «Теперь – одежда». Она сняла майку. «Идти в душ?.. Или не идти?... Надо!.. Не хочу». Она не стала снимать трусики, отшвырнула майку под стену, потом подошла и подобрала её, положила в корзину. «Надо, чтобы было чисто. Может, сходить? Нет, не пойду – всё равно ничего не будет». Она долго выбирала бюстгальтер. «А зачем? Всё равно ничего не будет». Выбрала самый красивый – подарок. «Подарок. Сразу видно». Надела бюстгальтер, он давил – сняла, поправила вшитые полукружки. «Блин, как же они называются?». Погладила грудь – руки были холодными. Но приятно. Погладила вокруг соска. «Дура!». Надела бюстгальтер, внутренне застонала. А как хотелось вслух! Надела топик, сняла. «Топик с лифчиком – идиотка!.. Блин, ну какая разница?!». Надела кофточку, сняла. «Дура! Дура». И опять на секунду её охватила злость. «Ну почему?!...». Выбрала маечку посимпатичнее, надела. Надела джинсы. Чуть подтянула на попе, стоя перед зеркалом. «Класс!..». Потом – «Дура». И скривилась.

Носки – тёплые. «Надо было одевать колготки, всё равно… А-а-а-а!..». Опять пошла на кухню, включила чайник – он был пустой. Подошла к крану, покрутила вентиль. Пока бежала вода, смотрела в окно. «Уже совсем светло, скоро девять». Поставила чайник на базу, лампочка сама загорелась. Достала хлеб, сыр. «Колбаса кончилась. Блин». Сделала бутерброд. Замёрзшее масло ложилось на хлеб изломанными кусками, хлеб крошился и ломался, крошки сыпались на колени. Катя попробовала намазывать хлеб, лежащий на столе. В конце концов, кинула на оба бутерброда толстые куски сыра, отчего бутерброды стали бутербродами в полном смысле этого слова. Залила кофейный порошок кипятком.

Пошла краситься. Вытерла лицо ваткой, нанесла тон, подвела брови. Достала брасматик, поморщилась, увидев на его щетинке кусочки. Накрасила оба глаза. Затем иглой расправила ресницы. Пока красилась, даже не думала. Пошла на кухню, залпом выпила остывший кофе. Пока жевала бутерброд, думала о том, как уже совсем светло, какая она дура, и он тоже хорош. «Он вообще – дурак! Ду-рак!».

Затем Катя вытерла губы кончиком полотенца и бросила его на спинку стула, пошла к зеркалу, накрасила губы блеском. Расчесалась.

Потом включила телевизор и, задрав ноги на диван, смотрела сериал и красила ногти – снизу вверх. И совсем не думала.

А потом, когда ногти ещё не досохли, пришёл он. Как дурак – с книжками. И сказал, тоже как дурак: «Ты готова готовиться?». А она стояла, размахивая руками и распространяя едкий запах лака, тоже как дура. А потом сказала: «Ну, заходи, раз пришёл…».

И так весь январь!

Всё.