Африка

Метнулась тень, ещё одна и ещё. Было очень темно. Какими бы зоркими не были глаза, в такой тьме они не в силах были бы различить Их. Но в ту ночь все слышали смех, ледяной и злобный. Гогот, перерастающий в визг. Их было много. И уже много ночей Они приходят в поселение и губят скотину. От Них не спасали не одни засовы, не какие двери. А на утро по всему хлеву была кровь и ни одного зверя. Им пытались предложить жертву, но Они не приняли её. Но иногда из домов пропадали дочери. И не следа.
 Их пытались отследить, говорят, что кровавый след мог тянуться на многие километры. Но даже самый опытный охотник вскоре терял его. А те, кто встречался с ними лицом к лицу, рассказывали, что в темноте видны лишь внимательные, горящие глаза. Как луны. Они смотрят, не приближаясь, и смеются.
 Их гогот слышали все. Каждую ночь. Они воют, захлёбываясь. И иногда в диком смехе обезумевшего зверя, слышен тонкий, но столь же безумный мелодичный смех. И тогда все понимали, что это они меняют голос, что бы увести их дочерей.
 Этой ночью всё повторилось. Сначала шорох под окнами, потом скрип засова. Они прокрались к хлеву. А затем звериный вой, сумасбродный смех, грохот, рычание, скулёж. И кто-то смелый вышел из дома с факелом и на дороге к хлеву замер в изумление и ужасе. По тропе скользили тени. Огромные гиены уже волокли мёртвые туши, а одна из замыкающих приостановилась, нагнувшись, оскалилась. И на спине собаки - гиены сидела женщина с разметавшимися волосами и грязным лицом. Столь знакомая и столь же чужая. Но она вдруг улыбнулась по девичьи, завыла, как зверь, пришпорила верного скакуна и унеслась в гогочущую стаю.
 Никто не знал, откуда они приходят, куда уходят потом. Никто никогда их не видел. На утро нашли лишь развороченный хлев, следы чёрной крови и потухший факел у дороги. И смелый человек ничего, никому не сказал.