Я вернусь. стр. 106-120, и снова Кравцова

***

- Що ви, що ви, не підводьтеся , будь ласка! Вам поки що не дозволяється, бо в голові запаморочиться, ще знову знепритомнієте! – Голос волшебной нимфы в кудряшках звучал в его ушах чарующей музыкой. Как красиво она говорит, речь льется как песня… Так говорить умеют только украинцы, настоящие, стопроцентные. На Восточной Украине такого не встретишь… Полтава, Миргород, Черкассы… Чем дальше от Харькова на Запад, тем напевнее и чудеснее речь… «Что вы, не поднимайтесь, пожалуйста, вам пока нельзя, не то голова закружится, снова сознание потеряете», - мысленно перевел обращенные к нему слова.
- Где я?
- В лікарні, у відділенні реанімації. – «В больнице я, где же еще!»
- Зеркало… Дайте, пожалуйста, зеркало… - прошептал Максим, с трудом шевеля чужими непослушными губами.
- О, парубок, а поводиться, як дівчина, - нимфа в белом халате, тряхнув золотыми кудрями, довольно рассмеялась: - Одужуєте, парубче? Як вас звати?
- Максим… Дайте мне зеркало.

Здесь все говорили, как эта девушка. Очень красиво, но многих слов он не понимал, в контексте догадывался, мысленно переводя для себя с украинского. Человек пять приходило на него взглянуть, поздравить, порадоваться, что он «опритомнів», то есть пришел в себя.
Ему рассказали о пожаре, о том, что он вынес какую-то беременную женщину, неожиданно для всех в последний момент нырнув под обваливающуюся крышу, которая к тому же плевалась огнем, и чудом вынырнув обратно с незнакомой тяжелой ношей на руках. Женщина в свою очередь прижимала к груди трехцветную кошку… Киска, обезумев от страха, бешено вырывалась, и успела исполосовать когтями лицо и шею хозяйки. Кошка, кстати, тоже была беременной…
Наконец принесли небольшое зеркальце, максим попросил оставить его одного. Он просто не мог при свидетелях впервые взглянуть на себя…
Он с отвращением рассматривал отражение чужого лица. «Как я ненавижу эту морду… Ничего, главное – что я есть, - подумал он, и произнес вслух просто так, чтобы потренироваться, привыкнуть:
- На что я похож?
- Ви схожі на яструба... Ні, скоріш, як орел... – восхищенно прошептал кто-то сзади. С трудом повернув голову, Максим увидел все ту же нимфу. Очевидно, из любопытства она не вышла вместе со всеми, притаилась у изголовья кровати.
Максим представил себе ястребиный клюв, круглые, почти немигающие глаза, ему стало смешно: «Красавчик, нечего сказать!»
- Ви, мабуть, актор? Не турбуйтеся, ваша врода не постраждала.
- Какой мой урод не пострадал? – девушка смущенно захихикала, в ее зрачках прыгали веселые бесята:
- Врода - це, по-вашому – краса. Я хотіла сказати, що вогонь не понівечив її, не спаплюжив вашого обличчя. Вас лише по голові балкою зачепило. Та найстрашніше вже позаду... Тетяна... це та вагітна жінка, що ви її були врятували... Цілий тиждень від вас не відходила, все чекала, коли ви до тями прийдете. Вона вас як малу дитину доглядала.
«Тыждень – это неделя. Она что, хочет сказать, что я целую неделю провалялся здесь без сознания? – Максим снова взглянул в зеркало. – Господи, как же я ненавижу это лицо».
- Девочка, милая, у вас здесь телефон есть? – Получив утвердительный ответ, продолжал: - Пожалуйста, я продиктую, запиши номер, позвони, попроси к телефону Станиславу… - Максим устал, говорить было все труднее, он с трудом, медленно произносил слова: - Передай… Скажи ей… Максим… вернулся.



***

Белокурую нимфу звали Ольгой. Она дозвонилась в Благодатовск, как просил ее Максим, но передать его слова самой Станиславе она не смогла: трубку взял ее сын. Он очень обрадовался, когда медсестра из далекой Полтавской больницы сообщила ему, что Максим жив, что он просит передать его маме, Станиславе, что он вернулся. Только сейчас он пока совершенно не может самостоятельно передвигаться. Выслушав о пожаре и героическом поступке Максима, мальчик сказал с гордостью:
- Это так на него похоже, он у нас такой. Из-за этого и погиб два года назад. То есть, мы думали, что он погиб, нам с Севера сообщили. Теперь-то я понимаю, что произошла ошибка. Он, наверное, тоже лежал в больнице, а потом очень долго к нам добирался. Может, у него денег не было, или документов.
От Ольги Никита узнал, что у Максима действительно нет никаких документов, никаких личных вещей. Он говорил, что его сумку украли на вокзале, когда он задумался.
 Мальчик сообщил медсестре, что мама пропала, что ее давно безуспешно разыскивают, и что сам Никита пока живет со своим отцом. Что он хочет, чтобы Максим как можно скорее поправлялся и приезжал к нему, он его очень ждет.

Максим, услышав от медсестры Оленьки о том, что Станислава пропала, что ее уже больше месяца ищут, сильно разнервничался:
«Стоило оставить ее ненадолго, и уже что-то случилось. Не надо мне было сюда отправляться… Я должен был заставить его отменить поездку… Или найти другое время… Пока я все время был рядом с ней, ей ничего не грозило… Я во всем виноват».
Он порывался тут же встать, но не смог. Максим был еще слишком слаб. Травма черепа и сломанное ребро.
В больнице с ним носились, как с героем, все старались ему угодить, медсестры ухаживали, как за любимым родственником. Состоянием его здоровья интересовалась даже горадминистрация, он стал местной знаменитостью.
В газету тиснули его фотографию (в бинтах на голове) и небольшую статью о том, как гость их города, проезжая мимо, не остался равнодушным к чужому несчастью, и с риском для жизни спас при пожаре беременную женщину. В газете его называют М., эта заметка попалась на глаза психиатра Матвея Лихно, озабоченного тем, что неожиданно испарился его гость, явно нуждающийся в серьезном лечении, но фотография смазанная, он ничего не понял.

***

Когда вернулась «от бабы Мани» с грушами, было уже поздно. Все, кроме матери, спали. Софья Андреевна рассказала, как они провели день, чем она кормила зятя на ужин, сообщила, что разрешила Вове переночевать у Никиты с отцом. Вера тихонько прошла в спальню, разделась, легла на самом краешке супружеской кровати.
Впервые за пять лет замужества Верка радовалась тому, что муж не часто донимает ее по ночам.

Какая-то мрачная решимость во что бы то ни стало понять, что же она видела, заставила Верку предаться занятию, от которого давно отвыкла – думать, думать и еще раз думать.
Ей было совершенно ясно, что ее муж вместе со старшим братом тащили кого-то, завернутого во что-то, куда-то. Естественно, не затем, чтобы напоить чаем. Опять же, совершенно очевидно, что, даже вмешавшись, Вера не смогла бы ничем помочь тому, кто был в багажнике, только сама вляпалась бы. И ехать за ними следом тоже смысла не имело.
Ей казалось, что единственно правильный вывод – решение задачи кроется за незаметной дверью в их гараже. А значит, чтобы понять, что это все значит – открыть эту дверь.
Благо, мать будет занята консервацией, прочно прикованная к плите почти на весь день, можно совершенно спокойно под видом генеральной уборки провернуть грандиозный обыск собственной квартиры. Вера не совсем представляла себе, что нужно искать. Наверное, в первую очередь – незнакомые ключи. Где они могут быть? В карманах мужниной одежды. В диване. В кресле, под обивкой. Вокруг подоконника. В полу. Да мало ли! Везде. «Вот завтра с утра и займусь».

Поиски принесли только один ощутимый результат – квартира сияла чистотой. Вся одежда после тщательного осмотра была почищена и проветрена. Во всех шкафах и на полках царил идеальный порядок. Ну что ж, хоть какая-то польза от многочасового каторжного труда.
Зато теперь Вера знала точно – ключ от таинственной двери муж носит с собой. Или его у него нет. Следовательно, ключ у Николая. А как получить доступ в его комнату? Может, рассказать все маме Фиме и вместе с ней что-нибудь придумать? Пусть теперь она провернет генеральную уборку.
«Нужно только позвонить Серафиме, если она дома одна, прямо сейчас и займемся, я с ума сойду, если придется оттягивать».
- Да, - по закону подлости, трубку поднял Николай.
- Коляша, мама Фима дома?
- Нет, Верунчик, убежала. А ты приходи, может я за нее сойду?
- Не получится. Придет – пускай мне позвонит, ладно?
- Я ее не дождусь Мы ж с Гешкой за товаром едем, забыла? А потом опять его пилить будешь, что домой после полуночи явился, ревнивица ты наша.
- Действительно забыла. Когда выезжаете?
- Ты зачем решето вместо головы носишь? Немедленно поменяй. Мы ведь тебя предупреждали, минут через сорок. Да, Верунчик, он штаны порвал, а времени домой заскочить у него уже не будет. Будь ласкава, принеси что-нибудь, он тут сейчас, полощется после трудового полдня, пока я изображаю из себя кухарку. Пообедаем и поедем.
- Да, конечно. Сейчас прибегу.
 
В заднем кармане разорванных брюк оказались ключи. Верка даже не ожидала, что все будет так просто. Три небольших ключа на простеньком металлическом брелоке в виде пластинки с цифрами. Один, очевидно, от гаража, другой - от замаскированной двери, третий, возможно тоже пригодится. А цифры на пластине – какой-нибудь код. У обоих братьев, Вера знала точно, отвратительная память на телефонные номера.
Кравцова с трудом подавила в себе желание тут же вызвать такси Саши Федорова и ехать в гараж.
Сашу впутывать не нужно, неизвестно, что там обнаружится. Это не так далеко, лучше пройтись пешком, заодно подумать. И отправляться лучше ближе к вечеру, когда мама Фима плотно усядется перед телевизором, и будет полная уверенность, что из дому она уже не выйдет.
Вера сама не могла толком объяснить, почему она так решила. Просто знала, что так будет правильно.

В десять минут шестого она не выдержала и позвонила свекрови:
- Мама Фима, чем занимаешься?
- С Зинаидой торт поглощаем, хочешь – присоединяйся. Мужчин наших сегодня раньше часу ночи не будет, так что можем премило провести вечерок.
- Я действительно хотела прибежать. Что делать будем?
- Как что? Получать удовольствие. По местному каналу сегодня «Унесенных ветром» через полчаса обещали, мы с Зиночкой еще вчера договорились вместе смотреть.
- А-а-а, - разочарованно протянула Кравцова, - что-то мне не хочется. Фильм, конечно, замечательный, но не наизусть же его учить… Ладно, извини, не буду вам портить вечер. Пока, привет Зине.
- До свидания, Верочка.

До чего же хорошо вечером на улице! Ветерок ласковый-ласковый, как сладкие речи любимой свекрови. В частном секторе пахнет яблоками, щебечет детвора в песочнице за чьим-то двором, лениво лают собаки, так, лишь бы обозначить свое присутствие.
Вера замедлила шаг, с упоением впитывая атмосферу покоя городской окраины.
«Если бы взяла такси, через семь минут была бы уже на месте. И не получила бы такого удовольствия от прогулки, Надо будет привести сюда Катеньку».
Сейчас ей казалось, что зря она затеяла следствие. Что она может найти в гараже? Ткани? Склад постельного белья и халатов? Скорее всего. Просто братья уже боятся хранить товар в складе непосредственно на рынке. Вон в прошлом году зимой три склада обворовали. Вернее, обворовали больше, а три из них – очень оригинальным способом. Все они были оснащены сигнализацией у дверей и окон, серьезными замками, решетками. А грабители просто разнесли заднюю стену. И абсолютно беспрепятственно вынесли все, что там находилось, вместе с личными вещами реализаторов.
Так скажите пожалуйста, как еще уберечься от воров, если даже кирпичная кладка для них не помеха? Вот ребята и замаскировали свой склад так, чтоб никто не догадался. Даже жена.
А шевелящийся и стонущий тюк? А упрек в живучести?
«Все, хватит гадать, сейчас все станет ясно. Почти у цели»

Чтобы не привлекать постороннего внимания, заперла гараж изнутри, включила свет. Вот она, дверь неизвестно куда. Нащупала замочную скважину, наугад сунула ключ. Нет, не подходит, следующий.
Дверь открылась сама, как только Вера дважды повернула ключ в замке. А она все гадала: как ее открывать без ручки? «Что же это за гул?»
Шагнула внутрь, оказалась в небольшом тамбуре, нашла выключатель.
Уже при свете принялась оглядываться. Вот этого она никак не ожидала! Тут еще одна дверь, металлическая, странная. Верка видела в кино о медвежатниках дверцы сейфов, эта была точно такая, только пару метров высотой. Что там в кино делали с сейфами? Крутили ручку и слушали стетоскопом. Где брать стетоскоп?
«Господи, я действительно полная идиотка! Цифры на брелке!»
Кравцова никогда в жизни не пользовалась не то что сейфом, даже камерой хранения на автовокзале, но разобраться оказалось совсем не сложно.
Наконец, и эта дверь открылась! «Какой шум! Что это такое?» Когда яркий свет перестал слепить глаза, она увидела перед собой обычный небольшой цех швейной фабрики. Люди работают, на нее никто не обращает внимания. Нет, вот одна швея подняла голову, удивленно на нее уставилась
Верка стояла метрах в двух над полом, на небольшой металлической площадке, покрытой, похоже, резиной. Через пару шагов начиналась лестница с перилами. Никак не могла прийти в себя от удивления. Потайной подземный ход на городскую швейную фабрику? Бред!
Тем временем швеи оставили работу и все как одна смотрели на нее с таким же удивлением, как и она на них. Шум прекратился.
- Вера! Вера Кравцова! – Вера всмотрелась внимательней в лицо женщины, назвавшей ее по имени.
- Стаська! – и ринулась ей навстречу, к ступенькам.
- Стой! Стой! – Застыла. «Полный бред!»
- Почему?!
Теперь они все напоминали музей восковых фигур. Верка замерла в той позе, в какой ее застал приказ стоять, а швеи застыли, надо полагать, из солидарности. Или от неожиданности.
- Ты кто?
- Я? Кравцова. Вера Сергеевна. А что?
- Откуда ты? Где Кузьминична? Колька с Генкой?
- К-к-какая К-кузьминична? Серафима?
- Ну, да.
Верка снова попыталась шагнуть к ним вниз по лестнице. Теперь уже орали все:
- Стой, дура! – «Чего это они? Сами дуры сумасшедшие», - Вера была готова обидеться.
- Где Кузьминична? – «Далась им мама Фима! Сумасшедшие!»
- Дома, «Унесенных ветром» смотрит, - Кравцова заметила, что Стася пытается ей что-то сказать, но не успевает за строгой старухой, учинившей ей допрос.
- А братья?
- На базу поехали. А что?
- Ты тут одна?
- Да. Да объясните же мне хоть что-нибудь, - совсем растерялась Вера. Пять женщин в синих халатах, одна из которых – пропавшая полтора месяца назад приятельница, которую искали чуть ли не всем городом, окопались в ее гараже, а ей устраивают допросы, даже спуститься не дают. Ей надоело так стоять, протянула руку, в надежде хотя бы на перила опереться.
- Стой!!!
- Погоди, Петровна! – наконец сумела вставить слово Станислава, - Вера, Верочка, не прикасайся к перилам, они под напряжением, тебя током убьет!
Кравцова шарахнулась назад, поджала руки, упершись сжатыми кулаками в подбородок, только выдохнула по-бабьи:
- О Господи!
- Вера, ты как сюда попала?
- Я хотела посмотреть, что здесь, - теперь у нее вышло по-детски.
- Ты можешь нас выпустить, Вера? Верочка, пожалуйста, посмотри, где там выключатель, или кнопка какая-нибудь, лестницу надо отключить от электросети, понимаешь?
Она еще ничего не понимала, но честно стала искать то, что просила Стася. В принципе, спросить, что она здесь делает, и как можно было бросить ребенка на столько времени, Верка еще успеет. Она оглянулась на Станиславу, и только сейчас заметила, насколько они все худые и какие у них странные лица. Что это у них на щеках? А еще она заметила, с какой надеждой смотрят все на нее, даже с мольбой.
- Стась, а ты уверена, что выключатель именно здесь, а не у вас там, внизу?
- Да, Верочка, миленькая, ищи, он должен быть именно там!




***

Пятерых женщин внизу у лестницы и одну вверху разделяли каких-нибудь два метра, но они казались непреодолимыми.
Несчастные узницы уже увидели лучик свободы, в монументальной фигуре Кравцовой они видели ее символ.
- Нет здесь ничего, честное слово! – чуть не плакала Вера, безуспешно шаря по абсолютно ровным стенам в поисках хоть какой-нибудь кнопочки, хоть чего-нибудь, похожего на нее. – Здесь только… Господи, какая же я идиотка! – она уже сбилась со счета, сколько раз повторяла эту фразу за последние три дня. – Третий ключ!
- Какой третий ключ? – переспросила одна из женщин внизу.
- Ладно, неважно, сейчас проверим. – Она уже несколько раз натыкалась на этот замок, вделанный прямо в стену, но, так как искала совсем другое, не обращала на него внимания. И только сейчас ее озарила догадка. Попыталась сунуть один ключ, не вошел, попробовала другой – влез, но не поворачивается, третий – опять не лезет. – Да что же это такое! А, это тот, первый! – Ключи висели на кольце все вместе, она опять запуталась, которые из них уже пробовала, впихнула наугад, какой попался под пальцы, и – о чудо! – Получилось!
Металлическая дверца, как на щитках электропроводки в подъездах, отворилась с тихим скрежетом, за ней, в небольшом углублении, оказался обычный выключатель, у нее дома точно такие на стенах в каждой комнате.
- Нашла! – обрадовано закричала Вера и нажала на клавишу.
Ничего особенного не произошло.
- Ты ее отключила?
- Лестницу? Не знаю. А как проверить?
- Кнопку нажала?
- Тут не кнопка, тут…
- Не важно, нажала?
- Да.
- Значит, лестница больше не под напряжением?
- Наверное.
- На нее можно становиться без опаски?
- А если это НЕ ТОТ выключатель?
- Как проверить?
Одна из швей, самая молоденькая, с огромными синими глазами, полными слез от волнения, подошла к лестнице ближе, протянула к перилам тонкую полупрозрачную руку.
- Света, ты что? Что ты хочешь?
- Проверить, - и решительно опустила ладонь на перила. И ничего.
- Получилось! – и женщины ринулись вверх по ступенькам.

Когда все выбрались из бункера в гараж, Петровна предложила запереть все, как было, ее поддержали. Обратная процедура прошла намного быстрее.
Вера распахнула дверь и сделала приглашающий жест рукой. Первой на свободу шагнула все та же Света, больше похожая на призрак девочки, чем на живую девушку.
- Смотрите! Закат! – восторженно выдохнула она, - Господи, я уже забыла, насколько красиво небо!
Петровна охнула и медленно опустилась на землю. Следом за ней остальные, остались стоять только Вера и Стася.
- Что случилось?
- Голова закружилась, а перед глазами искорки летают, - ответила за всех Света.
- Кислородное отравление, - авторитетно, со знанием дела, заявила Кравцова.
Стася посмотрела на нее с уважением:
- А такое разве бывает?
- Понятия не имею, - ответила Вера и отчего-то смущенно хихикнула. Видимо, давало о себе знать чрезмерное нервное напряжение. – Но мне кажется, это именно оно. Знаете что, дорогие мои бабоньки, здесь нам сидеть нельзя. Неизвестно, когда мои бесценные родственнички явятся, идемте-ка отсюда.
- А где мы?
- Недалеко от Нового кладбища, в гаражном кооперативе «Прометей».
- Девчонки, да мы ведь совсем недалеко от города, в двух шагах – заправка, а там люди, машины, помощь…
- До автобусной остановки рукой подать, до милиции нужно добраться…
- Я не могу… такая… в автобус… люди увидят… -Галина расплакалась, остальные тоже заметно приуныли. Первая эйфория от глотка свободы угасала.
- Да уж, люди в обморок попадают.
- Какая – ТАКАЯ? - Не поняла Вера. Она была так обескуражена самой ситуацией, что до сих пор ей было просто некогда разглядывать лица спасенных женщин, а сейчас на улице сгущались сумерки.
- Ладно, проехали. Что делать будем? В людные места нам действительно лучше пока не соваться. – Подытожила Петровна.
Кравцова решила взять ситуацию в свои руки:
- Значит, так. Сейчас идем ко мне. Пешком. Задворками. По дороге вы мне попробуете все рассказать. Если честно, я так и не поняла, как вы оказались в моем гараже и что вы там делали. Дома я вас покормлю, поговорим и решим, что и как делать дальше.
Похоже, женщины даже обрадовались, что кто-то взял на себя командование, они сбились в кучку и засеменили за предводительницей. Только призрачная Света догадалась спросить:
- А кто ты такая?
- Я ведь сказала – Вера, Кравцова. Да вон Стаська меня знает, как облупленную.
- Это Саша.
- Погоди, Кравцова, говоришь? – вмешалась Петровна, - так вот откуда ты знаешь, что делает сейчас Кузьминична! Уж не к ней ли ты нас ведешь?
- Зачем? - удивилась Вера, - к себе.
- А муж твой кто – Колька или Генка? – продолжала допрос въедливая тетка.
- Генка. Да какая разница? Что это меняет?
- Ты - Генкина жена? - почти хором переспросили бывшие узницы чуть ли не с ужасом. Они остановились, было видно, что теперь они ей не доверяют.
С большим трудом удалось Верке убедить женщин идти за ней дальше, да и то лишь благодаря помощи Станиславы.
По дороге обменялись своими историями. Невольные швеи объяснили Вере, кем в действительности являются ее муж, деверь и свекровь, а она, в свою очередь, поведала, чему они обязаны своим освобождением.
- Вот здесь я живу. На третьем этаже. Раньше полуночи Генка дома не объявится. Мы успеем что-нибудь придумать.

***

- Мам, у нас гости. Я тебя прошу, не выходи к нам сидите с детьми в комнатах, а мы оккупируем кухню. Не любопытствуй, наши гости не хотят, чтоб их кто-нибудь видел. – Софья Андреевна ошалело смотрела на дочь. Она впервые говорит с ней ТАК. Спокойно, повелительно, явно рассчитывая на беспрекословное повиновение.
- Крыминал? – Веркина мама очень любила это слово – убедительно, страшновато и очень загадочно.
- Да, мама, криминал. С обратной стороны. – Софья Андреевна ничего не поняла, но на всякий случай поверила и больше не расспрашивала.
Видно, она чрезвычайно перепугалась, потому что все время, пока таинственные визитеры не покинули их квартиру, из большой комнаты, куда бабушка удалилась вместе с внуками, не было слышно ни звука.

- Проходите. Кухня очень тесная, зато здесь есть, чем поживиться.
- Да как-нибудь разместимся.
Верка принялась угощать гостей. Доставала все, что только могла найти съедобного в доме. А так как в их семье очень любили вкусно покушать, да и в средствах не нуждались, небольшой обеденный столик вскоре был полностью заставлен. В ход пошли все горизонтальные поверхности.
Петровна чуть не плакала.
- Ох, спасибо, Верочка, я, почитай три года человеческой еды не ела. А вкусно-то как! Ты сама готовишь или мама?
- Обе. Да вы ешьте, вареники, баклажаны. Кому рассольник? Ой, забыла, у меня же еще селедка где-то в холодильнике есть! Привстань, Светочка, я дверцу открою. Галя, что ты одними котлетами запихиваешься? Курицу бери. Ух ты, мама винегрету наделала, берите, девочки. Получается, это я вас горелой ячневой сечкой кормила! Я видела свою кастрюлю в бункере на столе. Но ведь я же не знала!!! – Вера старалась не смотреть на их лица. Под абажуром, при свете электрической лампочки она, наконец, обратила внимание на их шрамы. Ей было безумно жутко, особенно то что те звери, которые сотворили ТАКОЕ с живыми людьми – это ее собственный муж, и люди, которых Вера так любила, которыми так восхищалась – мама Фима и Коляша. Она чувствовала себя виноватой во всех зверствах, учиненных ее родственниками над этими женщинами – ведь она, по сути, жила за счет их рабского труда. – Стаська, ты чего не ешь? Ты как Никита, тот тоже почти ничего не кушал.
- Спасибо, Вера, за Никиту, я очень рада, что он догадался позвонить тебе в трудную минуту.
- А кому ж ему еще звонить, как не мне? Лариске твоей, профурсетке?
- Верка, ты гений! Это идея! Нам нужно сейчас же позвонить Лариске! Тем более, что время близится к полуночи, скоро братья должны вернуться, нам нельзя у тебя задерживаться.
- Правильно, я сейчас тебе телефон принесу, Ларка юрист, она поможет. И знакомых у нее куча. Эх, надо было и мне в юридический идти… А то поперлась в строительный, польстилась на маленький конкурс, теперь этим дипломом можно только дыры в стенах прикрывать, никому не нужна.
- Вер… Ты институт окончила?
- А что, выгляжу полной кретинкой? Так я не кретинка, я идиотка. Ты меня плохо знаешь. Ладно, нечего болтать попусту, несу телефон.

- Лариса, здравствуй, извини, что разбу…
- Станислава! Пропажа! – Стасе пришлось отодвинуть трубку подальше от уха, беспокоясь о целостности барабанной перепонки, - Ты где пропадала!?
- Погоди. Ты дома одна?
- Одна. Слушай, тут эта дама, неприятная во всех отношениях, ну, Верка Кравцова, поначалу такую деятельность развила, все тебя искала, даже на местном телевидении выступала, призывала всех…
- Я все знаю. Мы к тебе сейчас приедем.
- Неужели? Ну слава тебе, Господи, сподобил! Жениха привезешь знакомить…
- Не перебивай, пожалуйста. Мы с Верой Кравцовой…
- ???
- …и еще четыре женщины, ты только не пугайся. Да, и Сан Саныча своего позови, тут без адвоката не обойтись.
- Ты знаешь, который час. Да он, если не… скажем так, бодрствует, то спит давно. Что мне его, будить? Давай завтра с ним свяжемся, а?
- Сегодня! Дай номер, я его сама разбужу.
- Хорошо-хорошо, сейчас позвоню. Террористка. И где только командовать научилась. Ты что, уезжала на курсы по выживанию?
- Все, Ларочка, мы скоро будем.

Женщины, заворожено слушавшие весь диалог, отмерли.
- Надо будет сказать этой даме, приятной во всех отношениях… - начала заводиться Вера, но ее перебили:
- На чем будем? Автобусы уже не ходят…
Кравцова с видом фокусника, вынимающего из шляпы кролика, потянулась к телефону.
- Радиотакси.
- Водитель такси… простите, номера не знаю… Александр Федоров свободен?
- Кажется, он сегодня днем работал… Минуточку. – Видно, трубку прикрыли рукой не плотно, потому что вдруг Вера услышала: - Маринка, узнай, Федоров на линии есть? Тут его зазноба звонит, ну эта, Калантаевская, тридцать восемь, третий подъезд. Да? Вместо Стиченко? Вот видишь, как хорошо, - убрали руку от микрофона на другом конце провода: - Свободен.
- Вот видишь, как хорошо. Передайте ему вызов, пожалуйста. Адрес вы знаете.
 
***

- Ну, где же твой таксист?
- Приедет, не волнуйтесь. А что долго так… Мало ли, откуда ему приходится добираться. – Вера с трудом оторвала взгляд от обезображенного лица Галины. «Лучше уж буду смотреть только на Стаську. Как она исхудала! Хоть ее лицо эта тварь пощадила… Кстати, почему? - Вот мне очень интересно… - сконфузилась, запнулась на полуслове, - Стась, ты только не обижайся… я не к тому, что… ну, типа мне бы хоте… А, ладно, чего я оправдываюсь? Я уверена, ты поймешь меня правильно. – И выпалила почти скороговоркой: - Почему эти козлы над тобой не надругались, как над остальными? Почему тебя единственную Бог отвел от клейма?
- Не Бог, а Кузьминична. Не разрешила она сыновьям, и все. – Ответила за Станиславу Петровна. – А почему ее уберегла – про то только сама и ведает. Мало ли, что у этой гадюки сахарной на уме было. А откармливала ее зачем? Мы даже с бабами решили, что она на ней опыты ставить собирается. Или убить, может ей зачем-нибудь нужен был труп без отметин? От этой извращенки чего угодно можно ожидать. Очень изобретательная, гадина. Мы ее боялись даже больше, чем Кольку.
- Верочка, а почему ты называешь Сашу Стасей? – вмешалась юная Света. Похоже, она одна это заметила. – я уже спрашивала, но… не до того было…
- Какую Сашу? Стаська – она и в Африке Стаська.
- Понимаете, когда Кузьминична спросила, как меня зовут, я не захотела называться настоящим именем. Мало ли, зачем они меня схватили? Может, с родственников выкуп потребовать надеялись… Не хотелось, чтобы связали мое имя с адресом, на Никиту вышли… Зачем? Вот я и брякнула первое, что на ум пришло. Что ты на меня так смотришь?
Вера разглядывала приятельницу так, словно впервые в жизни ее видела:
- Ты назвалась Александрой! Слушай, а и вправду, здорово! Ну, не одно лицо, конечно, но похожа здорово!
- Вер, ты что? На что похожа?
- На чучело ты похожа в этом халате! Я сейчас, погоди минутку, - и выскочила в коридор. Женщины недоуменно переглянулись и пожали плечами.
- Она всегда такая?
Верка вихрем ворвалась в кухоньку, одним небрежным движением сгребла мешавшую ей посуду и громко шлепнула на обеденный стол коробку с фотографиями:
- Сейчас, сейчас… Где-то валялась… Он приносил показать, да так и осталась… - Фотографии разлетались вокруг Кравцовой, как осенние листья, сыпались со стола на пол, а она, возбужденно сопя, рылась в коробке с азартом охотничьей собаки. Вдруг заорала и сунула Стасе под нос
карточку, – Вот, нашла! Смотри, тютя!
  - А кто это? – С кусочка плотной бумаги на Станиславу исподлобья грустно смотрела милая девочка лет семнадцати, худенькая, бледненькая, со светлыми волосами и тонкими чертами лица. – Ну и что? Ничего особенного… Девочка как девочка… Только очень серьезная для своего возраста.
- Нет, вы посмотрите на нее! – рассмеялась Вера, ужасно довольная собой, - ничего особенного! Согласна.
- А разве это не ты? - Спросила Галина, сидевшая впритык со Стасей, беря из ее рук фотографию. – Нет? А очень похоже…
- А я что говорю? - Кравцова грозилась лопнуть от гордости, так ее распирало ощущение собственной значительности. Женщины разглядывали снимок, кивали головами, явно соглашаясь с мнением Галины.
- А кто это? – подала голос, тихий, как шелест листьев, Света.
- Дочка Серафимы! – торжественно объявила Вера. – Она умерла много лет назад, еще до того как мы с Генкой познакомились. То ли болела, то ли несчастный случай… Они об этом говорить не любят, Серафиме лишний раз раны бередить не хотят… Они ее все обожали, особенно мать. Вон, муженек мне фотку приволок похвастаться: мол, смотри, какая красивая у меня сестра была.
- И звали ее Александра, - снова прошелестела Света.
- Да! Как в кино! – продолжала восторгаться Вера, - представляешь, если бы ты назвалась Степанидой или Клементиной, ты была бы для мамы Фимы как все, но тебя озарило назваться именно… - Раздался автомобильный гудок, Кравцова выглянула в распахнутое окно, приветственно махнула рукой, повернулась: - Все, приехал. Айда к твоей вертихвостке… Глазоньки бы мои ее не видели.

***

- Кошмар! Я как представлю, через что вам пришлось пройти… Эх, жаль, смертную кару отменили… Гуманисты… Да этих Кравцовых даже не стрелять надо, а на мелкие кусочки живьем резать! А потом повесить, но не до смерти, чтобы осталось кого утопить. - Лариса металась по комнате, то и дело спотыкаясь о чьи-нибудь ноги, и заламывала руки. – Подумать только! Стаська! Бедная ты моя!
Вера, которая в данный момент сушила феном Светины волосы, поглядывала на нее, насмешливо кривила губы. В комнату, блаженно щурясь, вошла Петровна в Ларискином махровом халате:
- Следующий!
Галина вскочила с дивана и убежала в ванную, она была последней в очереди на душ.

Когда ночные гостьи переступили ее порог, Лариса чуть не задохнулась от резкого запаха давно не мытых женских тел.
 Поэтому сразу, как только они закончили пересказывать историю своего заточения, и представилась такая возможность, предложила всем желающим воспользоваться своей ванной. Естественно, все бывшие узницы с благодарностью и радостью приняли предложение.
Мало того, Лариса для каждой нашла в своем обширном гардеробе чистую красивую одежду, а все их синие халаты сложила в большой пакет со словами:
- В милицию с собой возьмем. Вещественные доказательства.

Сан Саныч в уютном кресле перед журнальным столиком быстро строчил что-то в своем блокноте, а сидящий напротив него Федоров, которого тоже прихватили с собой из такси (не сидеть же ему в машине все это время!), бросал на Веру страстные взгляды.
Он был единственным в этой компании, кто сочувствовал не только пострадавшим от нелюдей женщинам, но и ей, Вере. Узнать такое о человеке, с которым пять лет делила кров, стол и постель! Узнать ТАКОЕ об отце своего ребенка. Только Федоров понимал, что для пленниц кошмар кончился, а для нее только начинается.
Сан Саныч оторвался от своих записей, обвел глазами присутствующих, задержав взгляд на несколько мгновений сначала на свернувшейся в кресле калачиком Станиславе, а потом на Свете, резко похорошевшей после Веркиных манипуляций с ее волосами.
- Ну что, готовы? Можем ехать?
- Галина еще в душе, придется еще подождать.
- Женщины… Я же объяснял, что чем скорее мы заявим в милиции, тем лучше. Нельзя время тянуть, уже два часа, как мы здесь воду в ступе толчем!
- Санечка, не нервничай. Ни одна уважающая себя женщина не отправится в публичное место, не приведя себя, любимую, в порядок. А тем более ночью. Правда, Кравцова?
- Не называй меня Кравцовой! Я ненавижу эту фамилию, хоть горшком клич, только не Кравцовой. Правда, есть у меня предчувствие, что в скором времени я стану Федоровой. Как ты думаешь, Саша, предчувствие меня не обмануло?
- А что? Хорошая идея. Я думаю, четвертая жена мне не повредит.
Лариса сверкнула глазами на Сан Саныча:
- Имей в виду, Верунчик, вечная любовь длится в среднем три месяца…
- Не смей называть меня Верунчиком!!! – взвилась Вера.
- Ах, какие мы нежные! Как же прикажешь тебя называть, Ваше величество?
- Ее так Николай Кравцов всегда называл… - тихо, но значительно произнес Федоров. Он смотрел сейчас на Ларису так, будто она была лягушкой.
- Извини, Вера. Я же не знала. Я больше не буду. – Лариса смутилась, было заметно, что она говорит абсолютно искренне.
Вошла Галина. На ней был зеленый брючный костюм, удивительно идущий к волосам, которые после мытья головы оказались ярко-рыжими. Галина улыбнулась присутствующим, подошла к зеркалу и, повернувшись к нему здоровой щекой, явно залюбовалась своим отражением.
- Галка, ты в душе лет пятнадцать оставила! – сообщила ей Петровна. – Научи, как у тебя получилось?
- Нужно сначала год не мыться, а потом принять ванну. Я вот еще зубы вставлю, как только домой попаду – вообще омоложусь. Буду выглядеть на свои двадцать семь. – Улыбка с ее лица пропала, она потрогала кончиками пальцев яркий шрам на щеке… Вот только это… - Света, Лена и Петровна, как по команде, прикрыли ладонями щеки.
Лариса подошла к Гале, обняла ее за плечи:
- Я понимаю, это ужасно. Но поверь, все поправимо. Пластические хирурги сейчас просто чудеса делают. Зубы вставишь, лицо отремонтируешь, будешь как новенькая. Вон у тебя волосы какие чудесные. в женихах как в сору рыться будешь, замуж тебя выдадим за кого захочешь. А сейчас нужно ехать в милицию, пускай сажают этих выродков. Их уже сегодня закроют, если мы поторопимся. Скажу тебе по секрету, что мало им там не покажется. Отольются кошке мышкины слезы.
- Все, девушки, закрыли слезопроводные краны, захлопнули рты. Кто поедет в моей машине, кто в Сашиной? - Сан Саныч встал с кресла, направился к выходу, за ним потянулись все остальные: Лариса, обнимая одной рукой всхлипывающую Галю, а другой – девочку-призрак Свету, за ними с опущенными головами вышли Екатерина Петровна и Лена, следом Станислава с Верой, замыкал шествие Федоров. Он смотрел не Верину спину и размышлял: она ему действительно сделала предложение, или это только так показалось?