крэйзи-лав

((посвящается всем моим любимым мальчикам, пострадавшим от стерв, а также людям, которые познали крэйзи-лав))

Я сижу в коридоре на табурете, прикасаясь лопатками к холодной стене, и держу в руках коробок из разбухшего серого картона. Спички горкой лежат на тумбочке рядом с телефоном. Сжигаю их одну за другой, чтобы хоть как-то скрасить мучительное ожидание телефонного звонка. Я подавлен, потому что не знаю, где Она, с кем, во сколько вернется домой и вернется ли вообще.

Мы вместе уже больше трех лет, но я никак не могу понять эту безумную женщину с её неожиданными сменами настроений, нелогичными поступками и внезапными исчезновениями. Каждый раз, когда она пропадает, пропадает внезапно и беспричинно, у меня возникает ощущение, что она никогда больше не вернется. Я замыкаюсь в себе, становлюсь несловоохотливым, с головой ухожу в работу. Когда возвращаюсь в нашу пустую квартиру, где от каждого предмета веет холодом, если её нет рядом, я медленно, но верно схожу с ума. Время предательски останавливается, нарушает свой ход и начинается игра на выживание. В такие минуты я хочу уничтожить её – мою немыслимо, до боли любимую женщину. Убить, чтобы она была только моей. Похитить блеск жестоких остывающих глаз, последний вздох; впечатать в память волнующие аккорды, взятые её сердцем.

Есть и другой выход – уничтожить себя. Иногда я нахожусь на грани срыва и провожу острым лезвием бритвы, точными движениями вспарывая кожу на запястьях. Замираю на несколько мгновений, сосредоточившись на физической боли. Это помогает мне отвлечься от тяжелых мыслей.

«Нельзя выходить из игры самостоятельно», - однажды проронила она, словно невзначай, в самом начале общения. Мы сидели в маленьком уютном ресторане, пили вино и вели неторопливый разговор. Она была в прекрасном расположении духа, рассказывала истории из своего детства, описывая происходящее так живо и подробно, что я уверился в мысли, что это моё собственное прошлое. Но (вот парадокс!) хотя она много говорила, я чувствовал некоторую недосказанность, ребус, который следовало немедленно отыскать в её словах и разгадать, иначе потом будет поздно. Когда мы прощались, и я наклонился, чтобы поцеловать её, то замер на несколько мгновений и впитал в себя запах этой женщины. Она пахла страстью – мучительной тайной и болезненным наслаждением. Я пристально посмотрел в её глаза и почувствовал незнакомое до тех пор волнение. Наверное, это переживание человека, вовлеченного в рискованное предприятие, который уже успел раскаяться в содеянном на момент совершения задуманного.

Дальше – больше. Она то подходила так близко, что я чувствовал её взволнованное дыхание, то отдалялась, разговаривала как с чужим, незнакомым ей человеком, дразня и раззадоривая недоступностью. Я никогда не говорил о своих чувствах, боясь признать её неограниченную власть над собой, но часто мысленно прокручивал, словно аудиозапись, те слова, которые скажу ей, когда представится момент.

Она возвращалась также внезапно, как и исчезала. Разувалась в коридоре, на цыпочках заходила в комнату, медленно раздевалась и ложилась рядом со мной.

- Ты не спишь, - укоризненно говорила она и хмурилась. – Почему ты не спишь? Хотя… Уже пора вставать, если ты не хочешь опоздать на работу. Сейчас я приготовлю завтрак.
- Подожди, дорогая, - говорил я с дерзостью, которой она научила меня. – Ты была плохой девочкой и сейчас поплатишься за это.
Я был намного сильнее физически и побеждал, но ненавидел себя после, когда она лежала обнаженная на диване, отвернувшись к стене, и рыдала. Мои пальцы утопали в её густых пушистых волосах. Я зажимал её красивое раскрасневшееся личико между ладонями и ласково целовал прекрасные мокрые глаза, в которых в такие редкие минуты была чертовская смесь из слабости, нежности и ненависти. Или мне казалось всё это? Я не знаю.

Потом мы, закутавшись в простыни, и от этого походя на олимпийских богов, устраивали чаепитие на балконе. Бросали на бетонный пол подушки, стелили салфетку вместо скатерти, на которую ставили заварочный чайник, сахарницу и кружки. Мы смотрели на то, как просыпается Солнце, отважно карабкаясь по небу, вслушивались в звуки оживающего города. Я размешивал сахар и читал свежие стихи, написанные для неё в одну из бессонных ночей.
«Не уходи больше, слышишь?.. Я не могу без тебя…» - кричали мои глаза, когда я выпускал её из своих объятий в дверном проеме, потому что нужно было идти на работу.
- Интересно, сегодня будет дождь? Когда мы сидели на балконе, в воздухе пахло дождем, ты не заметил?