Из чего только сделаны мальчики?

Из чего только сделаны мальчики?
Из колючек, ракушек и зелёных лягушек
Вот из этого сделаны мальчики...
(из английского юмора)
 
Во времена, когда мой сын был маленьким, на этот вопрос я бы ответила не задумываясь - из вопросов. Он не был «почемучкой». Его вопросы начинались словами «А чего?» и сыпались из него, как из рога изобилия, и тут же выдавался вариант ответа:
-А чего эти цветы полевые, потому что их поливалка поливала?
-А чего у воробушков нет ушков? А чем они слушают, хвостом? А чего оса первая кусается? Не отрываясь смотрит на огромный портрет Ленина на здании. Подозрительно рассматривая непомерно большую голову вождя революции, робко любопытствует:
- А чего у дедушки Ленина нет ножек? А чем же он будет ходить?
После прослушивания песни «Зачем вы девушки красивых любите?» следует вопрос:
- Мама, а что такое «непостоянная любовь»?
- Папа, это только проигрыватель или выигрыватель тоже?- озадачивал отца, занятого ремонтом проигрывателя. И так без конца и перерыва. Каждый день утром, проснувшись, он первым делом подбегал к окну в салоне, посмотреть на вырастающую напротив девятиэтажку и стрелу подъёмного крана. С беспокойством интересовался:
- А, там есть подъёмный кран?
И, обнаружив его на месте,успокаивается. Затем с трудом влезает на широкий подоконник и восторженно произносит ежедневное приветствие:
- Доброе утро, подъёмный кран! Ого, какой здоровый вырос!

Примерно к годам четырём с половиной он, к счастью, научился читать. Частота вопросов немного спала, особенно, когда в его маленькие руки попала «Большая Советская Энциклопедия». Каждый день он появлялся в дверях дедушкиного кабинета, в котором на всю стену с пола до потолка простирались стеллажи с книгами. Чего там только не было?! Но его мысли занимали лишь эти толщенные синие книги.

-Дедушка, дай мне, пожалуйста, энциклопедию с «интересом»!- обращался ребёнок каждый день с одной и той же просьбой. С интересом, это означало с картинками насекомых, птиц, животных. Вначале он только внимательно изучал картинки, потом, когда научился свободно читать, пальчиком искал ссылки с названиями и прочитывал текст к ним. На какое-то время это занятие увлекало его.

Получив желаемое, еле удерживая книгу в руках, он с удовлетворением устраивался с ней на ковре, на полу и листал, листал её, отыскивая «интерес». Теперь появилась другая проблема, кроме вопросов, ему хотелось поделиться всем, что он узнавал, рассматривая картинки и читая пояснения. Ежедневно наши познания пополнялись сведениями, может быть для нас и бесполезными, но очень важными для него. Например, какой размах крыльев у различных птиц, или какие бывают виды змей, и кто из них ядовит, а кто не опасен, кто, где живёт, что ест и как выглядит. Ещё до садика он мог грамотно объяснить, откуда берётся дождь, почему сверкает молния, и гремит гром. Но теоретически, а на практике - панически боялся грома. С ужасом взирал на потемневшее небо и с надеждой вопрошал:

- А грозы не будет? Мы часто старались отвлечь его, связывая грозовые раскаты с какими – нибудь посторонними шумами. Грозы действительно бывали тогда страшные. Однажды, прихожу с работы, на улице – гроза, молнии, гром. В доме - темень, а сын с бабушкой сидят, обнявшись в коридоре, подальше от окон.
– Мама, на улице гроза?- спрашивает перепуганный ребёнок. Я решила на сей раз не обманывать его, и подтвердила его подозрения. Он отвечает серьёзно, озабоченно, как взрослый: - Я тоже говорю, что это гром гремит, а бабушка, глупенькая, думает, что камни разгружают! Мы искали путь избавления от этого беспокойства, и он нашёлся.

В три с половиной года он пошёл в детский садик. Как-то во время грозы все дети стояли с воспитательницей на улице под навесом. Гремел гром, но сын так увлёкся, рассказывая всё, что знал о грозе, что совсем забыл о своем страхе, и проблема исчезла сама по себе. За интерес и знание всяких мурашек – букашек, воспитательницы прозвали его «профессором насекомых», и эта кличка за ним закрепилась надолго. Вечно ползал, разглядывая жуков, пауков, бабочек и всякую живность, закрепляя теорию из энциклопедий на живой природе. За жуками пришел черёд пресмыкающихся. Своё увлечение он выражал всеми возможными способами. Долго и пространно рассказывал о них, терпеливо проверял вопросами наши познания. Рисовал их, раскрашивал, вырезал, сортировал по видам и складывал в прозрачные целлофановые мешочки. Доставал по одной, а мы должны были без ошибок отвечать, различая ядовитых от не ядовитых, кобру от гюрзы, гюрзу от щитомордника...и т.д.

Как-то он заболел, не ходил в садик, я сидела с ним на «больничном». Зашла проведать нас сотрудница. Пока мы увлеклись разговором, ребёнок всё время пытался привлечь внимание к себе и своим змеям. Вдруг из под стола раздаётся крик: - Ой, змеи, там змеи!
Я, конечно, догадалась, а бедная сотрудница в страхе вскочила со стула. Дело в том, что сын уронил мешочек с вырезанными змеями, а она на него нечаянно наступила. Подняв его с пола,, смущенно улыбаясь, произнёс:
- Там такая красота в мешочке! И начал быстро, чтоб его не остановили показывать ей своё «богатство» в мешочке.
К садику он привыкал тяжело, долго плакал и, по-моему, так и не привык к нему, как в последствии ко всему, что вынужден был делать по принуждению. Дорога в садик была тяжёлым испытанием и для него, и для меня. Он отчаянно упирался, обливаясь слезами, и
жалобно взывая к прохожим:
- Люди! Спасите!!! Меня ведут в детский сад!!!
На что сердобольные окружающие, естественно, помогали советами, вроде:
- Нечего мучить, раз не хочет! Пожалела б, мамаша, ребёнка, вырастёт он и без садика!

Я ощущала себя мучительницей, и плакала вместе с ним, опаздывая ежедневно на работу.
Возможно, в чём-то они были правы, эти посторонние прохожие, и ему не нужен был садик, но выхода не было, я старалась уговорить его. Я пыталась убедить его доводом про доброго начальника, который пока ещё пускает меня на работу, несмотря на опоздания.
Но если это будет повторяться, то начальник рассердится. Вообщем, в его сознание
вошёл образ начальника, но очень противоречивый. Используя это слово в целях воспитания я не предполагала, что оно займёт место в его воображении.. Видимо, он иногда прислушивался к нашим разговорам, и всё, что он слышал, склоняло его к мнению, что начальник не так уж плох.
Сын любил засыпать возле меня, но однажды я сказала, что он уже не маленький, ходит в садик, и должен засыпать в своей кроватке самостоятельно, что так поступают хорошие дети.
Выходя из комнаты, я услышала его умиротворяющие размышления перед сном:

- Вот ты, - произносил он, обращаясь сам к себе, - просишься к маме в кровать, а хорошие мальчики не просятся, и начальник хороший, он тоже не просится к маме в кровать!
Чтобы облегчить утреннее расставание, я говорила сыну, что не ухожу на работу, а целый день стою у забора садика и смотрю, как он играет. Как ни странно, этот довод его успокаивал. Теперь, прощаясь со мной, спрашивал:
- А ты не уйдешь, ты будешь стоять у забора?
Я утвердительно кивала. Это стало нашим условным кодом, благодаря которому на душе у него становилось веселее, и он тут же забывая обо мне, убегал с друзьями.

По привычке ещё хныкал по дороге в садик, убеждая меня оставить его дома, хотя и понимал бессмысленность протеста. Потом, подумав, неожиданно спрашивал:
- А Галина Николаевна будет? Она такая красивая! И получив утвердительный ответ, покорно входил в садик. Галина Николаевна - молодая хорошенькая практикантка, заменявшая пожилую и опытную воспитательницу. Он не задумываясь, отдавал предпочтение молодости и своим эстетским пристрастиям. Вгоняя меня в краску, вдруг заявил моей подруге Свете без тени сомнения и со свойственной детям возмущающей прямотой: «А у нас в садике есть девочка Света, так она красивей, чем Вы!»
Несмотря на неприятие садика, как формы существования вне дома, кое-что он для
себя всё-таки усвоил. Например, сознание, что нужно стремиться к первенству во всём.

- Мама, - сообщил он мне однажды с глубоким удовлетворением, довольный собой.
- Когда мы сегодня в садике ОБЗЫВАЛИ мам, я тебя лучше всех ОБОЗВАЛ!
- ??? Как? - теряя последнюю надежду, чуть слышно произнесла я.
- Говном! – с сияющим лицом сообщил сын, быстро подхватив незнакомое слово, и недоумевая, почему я встретила это сообщение без должного энтузиазма. Ведь лучше всех!

Смирившись с тем, что от садика ему не избавиться, он его так и не полюбил. Там надо было спать днём, кушать и выступать перед родителями на утренниках. Всё это было ему не по душе. Выступал он всегда застенчиво, без настроения, в отличие от своих бойких друзей. Зато выпускной утренник в садике стал для нас и его воспитательниц праздником души. Сын исполнял в паре с девочкой на голову выше его, русский танец. Уже само осознание последнего наполняло его душу гордостью. Он без конца сообщал нам, что будет танцевать «русский»- самый главный танец утренника. Костюм был удачный: светло голубая косоворотка, красные шаровары и синяя шапка с козырьком, украшенная букетиком ярких цветов.
Смотрелся,как первый парень на селе. Но не только костюм, радовал глаз. Надо было видеть, его сияющую физиономию. Как весело и задорно он вёл свою партнёршу, сколько радостных эмоций было в каждом танцевальном «па», говоривших языком танца:

- Как я счастлив, что, наконец, прощаюсь с этим, «сидящим в печёнках» детским садом.
Но его состояние было понятно только мне. Для всех это было просто удачное яркое выступление. Заведующая садиком от переполнивших её чувств, крепко поцеловала, и чуть не раздавив его в своих объятиях, воскликнула:
- Какой молодец, за три года наконец-то нас порадовал! Она была убеждена, что
это - её педагогическая победа, а не радость вырвавшегося на свободу птенца.
Идеологическая работа в садике, видимо, велась добросовестно, а юные души с энтузиазмом воспринимали патриотические настроения. Однажды сын зашел в кабинет к дедушке очень сосредоточенный. В руках у него был им собственноручно нарисованный и вырезанный серп и молот. Он приклеил его к дедушкиному столу и торжественно произнёс:
- Теперь, дедушка, твой стол - советский, социалистический! После чего удалился с чувством выполненного долга...
О своей национальной принадлежности сын узнал в семилетнем возрасте совершенно случайно,будучи до этого абсолютно уверенным,что принадлежит к литерной нации.Во время отдыха в Прибалтике мы,как-то уходя в кино оставили его наедине с двоюродной сестричкой,которая старше его на восемь лет.В беседе о различных народностях проскользнуло слово "евреи", и сын поспешил тут же от него отмеживаться.Видно в его представлении этот народ выглядел не очень привлекательно.Когда сестричка, качаясь от смеха, спросила с иронией:"А кто же ты?" С уверенностью назвался русским или в крайнем случае украинцем.
Увидев,что ему не удалось убедить в этом сестру,продолжавшую смеяться,пошёл на некоторый компромис."Вы ,если хотите, будьте,а мы с дедушкой,точно украинцы".В семье по определённым причинам этот вопрос не заострялся,а подслушанный идиш,для удовлетворения его любопытства и во избежание развития темы с посторонними,называли французским.Отсюда в его бедной детской голове образовалась полная неразбериха,которая со временем улеглась, и всё стало на свои места.
«Профессором насекомых» сын не стал, но любовь к «братьям меньшим» сохранил до сих пор. Открытый для знаний, благодаря неизменному интересу к миру вокруг него, сын вполне оправдывал качества, свойственные обладателям его имени. В том числе, и повышенную любознательность, проявившуюся в разные периоды его жизни к новым разнообразным областям.С тех пор уже немало воды утекло.
Мой сын уже давно взрослый. У него тоже растёт сын, мой внук, живущий совершенно в другом мире, в другой стране и говорящий на другом языке, да и сам он другой. Мне, кажется, что внук состоит больше из ответов. Но я пристально наблюдаю за ним и попытаюсь когда-нибудь снова ответить на тот же вопрос. Из чего только сделаны мальчики?