Степь, или тюрьма без стен

 «…Двадцать пять, двадцать шесть, вроде все на месте» - такие мысли носились в голове молодого парня лет восемнадцати, но он не лежал в теплой уютной постели посреди мегаполиса, не мучался бессонницей – он считал живых овец и баранов посреди бескрайних степей, сидя на статном мерине. Закончив, подсчет и убедившись, что всё стадо в сборе, он погнал его к становищу, ориентируясь по солнцу, изредка следя за тем, чтобы ни одна из овец не отстала от стада. На сотни верст вокруг раскинулась Степь, жившие здесь произносили это слово, будто она были живой, будто каждый кустарник, каждый цветок и каждый камень это всего лишь часть огромного живого организма, который дышит своей жизнью. И если бы коршун бросил взгляд на землю и начал бы всматриваться во всё это великолепие, то фигурка стада и парня на коне показались бы всего лишь небольшим пятном на фоне пестрого убранства степи.
 - Я приехал – сказал парень взрослому мужчине сидящему на пороге шатра.
 - Хорошо, Тимур, отправь стадо в загон, а потом приходи на ужин – спокойно ответил мужчина.
 Загнав овец, юноша, отправился в шатер. Немного не дойдя, он бросил взгляд на степь, небольшой ветерок размеренно колыхал траву, а по небу медленно плыли кучевые облака. «Красиво конечно, но однообразно до боли, как остальным не надоело жить здесь. И защиты никакой нету, разве хлипкая оградка, в полметра высотой, сможет защитить от напастей!! » - прикинув, чтобы Тимур сделал, став самым-самым главным, он отправился в шатер на ужин. Шатер представлял из себя несколько десятков шкур, оплетенных вокруг прочных деревянных жердей. Внутреннее убранство отличалось вопиющим аскетизмом – спальные места, мешки с припасами и минимум утвари. Под обед отводилась середина шатра: и сейчас весь обеденный стол являл собой бычью шкуру, на которой стояли глиняные блюда.
 - Дядя Курулай, вот скажи мне, почему становище обнесено только хлипкой оградкой, почему изгородь не строят, почему нету больших кирпичных стен – сходу выпалил возникший вопрос Тимур, и лишь затем уселся на своё место.
 - Тебе уже восемнадцать лет, а ты вместо того чтобы есть начинаешь всякие глупости спрашивать. Главное это здоровое сытое тело, поэтому поешь, а потом поговорим – сердито ответил мужчина лет пятидесяти, одетый в черный тюркский халат.
 Немного недовольный, Тимур уткнулся в свою тарелку и начал жевать вяленое мясо, запивая его кумысом. Прежде чем продолжить своё повествование стоит обратить внимание на всех сидевших вокруг стола: помимо дяди Курулая и Тимура, их было еще пятеро – жена Курулая, и четверо детей, и все были сыновьями. Глава семьи очень гордился тем, что все его дети были мужчинами, хотя старшему из них только исполнилось тринадцать, а младший начал разговаривать лишь полгода назад. Тимур ребенком Курулая не был. Внешностью все члены семьи были очень схожи: темные жесткие волосы, карие раскосые глаза, сухая желтоватая кожа, все были худыми, таких обычно называют «жилистыми». Тимур был плотного телосложения, русоволос, с большими серыми глазами – сразу бросалось в глаза, что он не член этой семьи. Именно поэтому в этом шатре посреди бескрайней степи в сознании Курулая проносились образы восемнадцатилетней давности, когда впервые он встретил мальчика, названного впоследствии Тимуром.
 
Постепенно один за одни всплывали образы небольшой деревеньки на границе степи и леса. Обнесенной невысоким частоколом, колодец, два ряда домов, пашни… постепенно этот образ уходил и его заменил образ двух десятков всадников на конях, несущихся во весь опор к деревне. Крики разбуженных жителей, плач детей, свист стрел, крики, крики, огонь… потом и этот образ покрылся туманной дымкой и рассыпался пеплом, а на смену ему пришел образ небольшого домика, трупы женщины и мужчины на полу. Из сеней раздаются крики младенца. Курулай берет его на руки, потом стоит о чем-то думая минуты две, убирает меч, достает походный баул, и кладет в него младенца… образ растворяется…
 - Курулай, зачем тебе младенец? Убил бы лучше, вырастет змея подколодная. – обращается к нему один из всадников.
 - Ты Караг берешь пленных, а потом заставляешь работать, они у тебя сбегают или мрут…вот ответить почему. – отвечает ему Курулай, смотря прямо в глаза.
 - Ну не нравится им, на волю хотят. – непонимающие отвечает всадник.
 - Так потому что они знают что для них воля, а что неволя. А это младенец, он вырастет и будет предан моей семье, потому что не будет ничего помнить, учись молодеж, уже лучше так, нежели гнать здоровых мужиков через всю степь, чтобы они потом умирали через полгода – мудро изрекает Курулай.
 - Ну как знаешь, твоё дело…. Образ растворяется, на смену ему приходит шатер и семья за обедом.
 А за столом творилось следующее, Тимур о чем то оживленно беседовал с сыновьями:
 -…. представьте, если бы у нас был забор высокий, дома большие, то нам не пришлось бы кочевать и гонять скот, мы смогли бы сеять растения, земля богатая. – увлеченно вещал Тимур.
 -Зачем нам это? Мы кочевники, наше дело пасти скот. – отвечал старший сын.
 - Но, ведь мы… - начал было Тимур но он был прерван дядей Курулаем.
 - Тимур, выйди из шатра. Тарелку оставь здесь. Ужин для тебя закончен – сказал глава семьи и посмотрел на Тимура так, что тот быстро встал и вышел из шатра, даже не доев последний кусок мяса. – А вы дети кушайте, Тимура как всегда на фантазию пробрало – добавил отец своим сыновьям, и лишь жена услышала в этой нежной фразе нотки беспокойства и страха.
 Ужин закончился, Курулай лениво поднялся, выглянул из шатра и увидел сидящего Тимура, смотрящего куда-то вверх, на звездное небо, пестрящее мириадами звезд. «Странный парень...» - подумал про себя отец, но вслух произнес: «Тимур, пора спать». Все улеглись, и скоро уснули, лишь Курулай и Тимур просто лежали с закрытами глазами, каждый думал о чем-то своем…
 -…звезды, они же так высоко, интересно, а есть там кто-нибудь… - неслись мысли Тимура.
 -… «…вырастет змея подколодная», а если и вправду, что ни день так он проявляет себя, не как выращенный в степи, а как будто его жизнь прошла в той деревеньке на опушке леса…ведь он же был тогда очень мал – тревожные мысли Курулая давили ему на голову.
 -Хотя ну эти звезды, лучше завтра на коне покатаю дочку соседа, она красавица – мысли Тимура ушли в другое русло, и с образом степной красавицы перед глазами он погрузился в сон.
 -…каждый раз, когда мы кочуем на новое место Тимур заболевает, с каждый годом всё слабее, но всё же… а на новом месте он мгновенно выздоравливает и с дикой радостью помогает возводить шатры, строить загоны….а моим сыновьям наоборот в радость переезд, дорога, степь… – Курулай нахмурил брови, а потом повернулся на бок.
С этими мыслями Курулай уснул, спало всё становище, и лишь степной ветер не спал, а легонько трепыхал шкуры на шатрах.

 Встало солнце, минута за минутой в степь возвращалась жизнь, проникая в каждую ямку. В шатер, где жил Курулай со своей семье солнце тоже украдкой заглянуло в виде тонкого луча, но и его хватило чтобы люди, до этого сладко спавшие в объятьях Морфея, открыли глаза и улыбнулись новому дню.
После завтрака каждый пошел заниматься своими делами: кто чинить шатер, кто шить одежду, кто пасти овец. Тимур сегодня должен был починить шатер, обить его новыми шкурами, потому что скоро должны были наступить холодные ночи, а дом всегда должен быть в тепле, даже если он и походный. Но вместо того, чтобы приступить к работе, он вышел за оградку и дошел до небольшого холмика (а может, это был курган), на котором рос одинокий кустарник, и сел на покрытую росой траву. Ему было очень тоскливо и тревожно, но он не мог понять причину это тоски, она шла откуда-то из глубины, как будто его сердце хотело что-то нашептать ему, сказать – но язык сердца он не мог услышать, поэтому сидел, смотря на поднимающееся солнце и травяную гладь, которая подобно волнам на море колыхалась от дуновения ветра. Обернувшись, он увидел Курулая, выводящего живность на пастбище, верхом на коне, с блаженной улыбкой, которую можно было увидеть только утром, вне становища, верхом на коне.
- Тоскливо? – спросил парня дядя, даже не упоминая о шатре, который требует ремонта и утепления. Он вообще был другим по утрам: всегда сам гнал стадо на выгон, был очень добрым и спокойным, как будто древнее изваяние, застывшее тысячелетия назад. Приходя в становище, он опять становился деятельным отцом семейства, храбрым воином, но пока он был задумчивым мудрецом, погруженным в свои думы, и его карие глаза, словно зеркала, отражали свет солнца.
- Да, дядя Курулай, тоскливо. И не могу понять от чего, что-то рвется наружу, а что…не знаю… - доверчиво ответил Тимур. Нельзя сказать, что он не доверял приемному отцу, но свои самые сокровенные душевные проблемы всегда хранил только внутри себя, не делясь ими с людьми его окружавшими. Но сейчас он был готов поделиться своей тоской, рассказать о ней, спросить совета, - дядя Курулай был другим, нежели в становище, более глубоким, сильным, такому человеку Тимур готов был доверять.
- Всё хорошо, Тимур – задумчиво ответил мудрей степи – так иногда бывает, когда ты на пороге чего-то нового, скоро ты поймешь к чему это и станешь сильнее и мудрее.
Голос Курулая звучал глубоко и спокойно, как никогда раньше, казалось, он говорил не губами, а грудью.
- Спасибо за мудрость, дядя Курулай – смиренно ответил Тимур – я пойду чинить шатер.
- Иди, кстати, мы завтра едем на охоту в лес с Сибаем и его сыновьями, поедешь с нами – сказал глава семьи, констатируя последнее как факт, не задавая вопрос.
- С радостью – в глазах Тимура вспыхнул странный огонь, он вспыхнул и в его сердце, когда он услышал такое манящее слово: «лес» - а далеко от нас до леса?
- Около полутора дней на конях, далеко, Тимур, далеко – задумчиво ответил Курулай, и погруженный в свои мысли повел стадо дальше, на пастбище, насвистывая про себя тихую мелодию, напоминающую журчание ручья.
«Я поеду на охоту в лес, может, я увижу место, где я родился» - думал Тимур, возвращаясь в становище. Он не знал, что деревня его была сожжена, родители убиты, а встреча со славянами означала кровавую битву на смерть, а не теплый прием. Всего этого он не знал, ему еще в детстве, приемная мать рассказывала, как Курулай встретил одинокого младенца, оставленного на произвол судьбы рядом с деревней…

Закончив к вечеру починку шатра, оббив его теплыми шкурами, Тимур лег на своё место и предался мечтам, его бурная фантазия рисовала лес, населяла его чудесами и волшебными обитателями, он видел себя витязем в росписных доспехах…видение сменялось видением и под мельтешение цветных картинок Тимур уснул.
И в своих снах он видел причудливые переплетения деревьев, высокие липы, тополя, сосны, ели свивались в причудливый зеленый клубок. И они были как живые – они смотрели на Тимура, двигались под его взглядом, иногда преграждая ему путь сквозь лес, а иногда раздвигая свои ветви и пуская мужчину. Вдруг весь лес зашевелился и потянулся к Тимуру, ветки медленно, но уверенно стали оплетать его руки и ноги, словно змеи, они витками опутывали парня…. Тимур не мог пошевелиться, им овладело ощущение слабости, безысходности, как будто он увяз в трясине, из которой нельзя выбраться. Вдруг тесная паутина сжимающих веток была разорвана в клочья ярким лучом пламени, который испепелил лес до единого дерево и Тимур видел перед собой лишь сияющее пространство, горячее и теплое, проникающее в душу, и освещающее её.
Парень проснулся, сквозь занавесь шатра пробивался одинокий солнечный луч, одинокий и нежный, внося свет в одинокий шатер, в одиноком становище, в одинокой степи, в одинокой вселенной.
- Вставай, вставай Тимур! – крикнул Курулай, тоже разбуженный лучиком солнца. Умение пробуждаться с первым лучом солнца у этих людей было в крови, и попади они в темницу без единого оконца, всё рано, каждый из них встанет с первым лучом, полный надежды и веры в грядущий день.
Следующие несколько часов вся семья собирала мужчин на охоту, жена укладывала провизию, младшие дети радостно бегали вокруг Курулая, собиравшего оружие, при этом старший сын делал вид, что тоже участвует в процессе и морально помогает отцу.
«Охота, лес, звери! Это моя первая поездка в лес, я впервые его увижу» - Тимур был очень взбудоражен, ему не терпелось увидеть зеленую стену и окунуться в неё, от утреннего сна не осталось ничего. Собравшись, мужчины оседлали коней и поехали к шатрам Сибая.
- Здравствуй, Сибай – весело поприветствовал Курулай высокого широкоплечего мужчину.
- И тебе не хворать, Курулай – улыбаясь, ответил Сибай – привет, Тимур – спокойно и ровно поприветствовал он парня. Сыновья Сибая, три высоких и рослых парня от шестнадцати до двадцати лет последовали примеру отца. Тут стоит сделать маленькое отступление: Тимур уже привык к тому, как относятся к нему в становище – все знают что он «не их племени», но при этом свой, поэтому никто никогда не улыбнется при встрече с ним, никто не протянет руку, но и нет злобы, ненависти – есть спокойное уважение, и только. Это была традиция, которой следовали все и каждый, но только на публике.
Поэтому вспоминая семью Сибая в памяти юноши всплывали не эти сухие приветствия, а живые улыбки и шутки сыновей Сибая, и черные узкие глаза его дочери, которая, каждый раз как Тимур смотрел на неё, смотрела в ответ, пронзая его гордым и страстным взглядом. Видё её, Тимур всегда сжимался внутри, потому что чувство накрывало его, не давая дышать спокойно. Он помнит как в приступе пламенной страсти отправился к Курулаю и у них состоялся разговор, который он помнит до сих пор.

В тот день степи неспокоилось, резкий порывистый ветер метал траву и шкуры шатров, редкие зарницы прорезали небо на горизонте, кровавый закат добавлял этой картине мистическую монументальность. Настроение юноши было сродни настроению природы, он ворвался в шатер, и с ходу выпалил Курулаю:
- Я хочу взять в жены Лаию, дочь Сибая – в тот момент он был сам не свой, опьяненный страстью.
- Выпей воды – спокойно ответил приемный отец, смотря Тимуру в глаза. Под этим взглядом Тимур повиновался, и выпил студеной воды. Допив, он было хотел что-то сказать, но Курулай поднял руку и сам начал:
- Мало того, что ты чужак – он говорил спокойно, тихо, но в голосе звучала сталь и камень – у тебя нет ничего своего, нет стада, нет своего дома.
- Но, родители помогают своим детям устроиться и начать вести хозяйство – неуверенно возразил Тимур.
- Да, родители, и в этом становище твоих родителей нету, поэтому если ты чего-то хочешь добиться тебе придется делать это самому, своими руками строить дом, заводить хозяйство, а уж затем думать о жене. Ты меня понял? – сурово спросил Курулай.
- Да, я понял – дрожащим голосом ответил Тимур.
- Тогда иди спать, уже поздно – после этих слов отчима, юноша повернулся и пошел спать, голова его раскалывалась, этот диалог выпил из него все соки. Он так рассчитывал на помощь Курулая, но тот был неумолим. Юношеская обида сплелась с пониманием верности слов примерного отца, и обессиленный Тимур уснул. После этого разговор часто вспоминал его, и сейчас, сидя в стременах, то ощущение слабости и неуверенности опять вернулось к нему, но оно не успела вцепиться в него глубоко – затрубил рог и Сибай зычным голосом призвал Степь помочь им в пути. Шесть всадников выехали за ограду становища и взяли курс на север.

Нельзя сказать, что их путь был тяжелым, быстрые кони, обильная пища, хорошая погода – и уже через день вдалеке на горизонте показалась черная стена, поначалу низкая, почти сровнявшаяся с землей, но по мере приближение к ней она росла, начали выделяться отдельные деревья. Тимур ехал, затаив дыхание, он в первый раз видел лес, и сейчас самым большим его желанием было то, чтобы его фантазии сбылись, чтобы реальность одеяла их яркий наряд и блеснула перед юношей во всей красе. У опушки леса, всадники разбили лагерь, поставили миниатюрные шатры, разожгли огонь, и после плотного завтрака взяв луки и копья отправились под свод лесов.
- Смотрите под ноги, в лесах много змей, она ядовиты и могут вас убить. Людей здесь быть не должно, если увидите кого-нибудь – стреляйте сразу, здесь нет друзей- наставлял Сибай молодежь.
- Дядя, Сибай, а если мы увидим людей, но они будут мирными?- робко спросил Тимур.
- Хахаха, здесь нету мирных людей, это приграничный лес, тут мирные не ходят – засмеялся в ответ Сибай и оскалил большие желтые зубы. После этих слов группа проникла под свод деревьев. Мгновенно мир преобразился: звонкие степные звуки сменились глухими лесными, сердце стало биться медленнее, но в этой медленности отдавался напряженный гул. «Это лес! Я здесь…странное место, тихое…страшное…» - фантазии Тимура исчезли, их заменила реальность: переплетенные толстые корни, темные стволы, ветки, будто когти зверей свисают над головами, редкая трава под ногами… Тимуру стало страшно.
Они шли еще около получасу, пока не раздался крик Сибая, шедшего впереди.
- Попал! Какой красавец, вот это я понимаю охота, жаркое что надо будет! – взрослый мужик радовался как младенец, над телом огромного кабана, чьи клыки способны были задрать человека – длинная черная стрела вошла кабану в глаз пронзив голову.
- С почином тебя, Сибай – поздравил того Курулай – нашей семье надо выравнивать счет. Тимур, нам нужен либо кабан побольше, либо два кабана, так что не расслабляйся.
- Сейчас подстрелим – улыбнулся в ответ Тимур – и пристально начал всматриваться глазами в бурелом вокруг: больше дичи он не видел. Но желание её подстрелить разгорелось, в этом ему еще помог дядя Сибай, ухмыльнувшийся, что кабаны это стадные животные. Вместе стали идти лишь старшие, а юноши разделились и шли параллельно старшим, зорко всматриваясь в каждый куст, луки были на изготовку. И в тот момент, когда Тимур было увидел шевеление в кустах раздался крик – кричал кто-то из сыновей. Тимур хотел было двинуться, но не смог – его как будто парализовало, он стоял, дыхание почти остановилось, в следующую секунду он увидел черный клубок, ползущий рядом с ним. Змея.
Крик вдалеке не замолкал, но Тимур его уже не слышал, он слышал только своё дыхание, взгляд был направлен на змею, ползущую рядом с ним, на какое-то мгновение она замерла, чуя тепло его тела, и зашипела. Первым желание Тимура было ударить гадину, но вдруг в нем проснулись скрытые инстинкты рожденного под сводом лесов – он посмотрел на змею, улыбнулся и просто стал стоять. Он уже не боялся, не хотел бить животное – он знал что змее он не нужен, он не еда, а она не нужна ему, так пусть же она мирно ползет по своим делам, коль им довелось встретиться на лесной тропе. Змея перестала шипеть и деловито уползла в кусты. Через несколько мгновений с противоположной стороны выбежал Курулай.
- Что стряслось Тимур? – там Сипая змея ранило – это старший сын нашего богатыря.
- Змея. Она шипела и ползла рядом – тихо ответил Тимур, переходя на шепот.
- Ты её убил, надеюсь? - спросил отчим.
- Нет, она не хотела делать мне ничего плохого, и я то же. Она уползла – так же шепотом ответил Тимур.
- Молодец – ответил Курулай как-то неуверенно, задумавшись о чем-то- пошли посмотрим как там юнец Сибай поживает.
Они оба пошли к остальным, юноша еще был под впечатлением от встречи со змеей, а Курулай задумался, и даже нахмурился, и если проникнуть под покров его карих глаз можно услышать обрывки мыслей: «А я бы в его годы убил бы змею… растет парень… лес в нем растет… в степи змей убивают» - мысли мужчины были сумбурны, но тревожны. И лес смотрел на него и на юношу, улыбаясь какой-то странный, жадной, полный желание захватить усмешкой. «Пока ходите, не долго осталось» - казалось, шептал им лес из каждого дупла, из каждой ямки.
Вернувшись к остальным они увидели следующую картину – Сибай отвешивает грандиозный подзатыльник своему среднему сыну, лежащему на земле с красным заплаканным лицом.
- Дурень, сапог у тебя прочный, змеюку испугался, ну укусила, но не прокусила же. А ты как баба тут стонал и плакал, будто жизнь для тебя закончилось. Не боись, если бы и укусила мы б тебе ногу отрезали бы и всего дело – голос Сибая был полон отцовского негодования.
- А, змея поцарапала? – улыбнулся Курулай.
- Как видишь, всех зверей поди попугали. Предлагаю вернутся к лошадям и перекусить – всё еще недовольный ответил Сибай.
- Хорошая мысль, ну в путь степняки!! – клич Курулая утонул в лесной гуще, поселив вместо боевой уверенности потаенный страх, такое это было место, клич степи здесь не имел своей власти, а может это люди, привыкшие жить среди плоской равнины с редкими кустарниками отдавали свою природную силу армии деревьев-исполинов.

После обеда мужчины было тронулись в лес, но увидели в нескольких километрах от себя, над лесом огонь костра.
- Славяне… думаю лучше нам исчезнуть, можно конечно дождаться ночи и тогда их… - начал было Сибай.
- Нет, надо уходить, даже если мы их и перережем ночью как баранов – это ни чести ни золота нам не принесет, поди какие-нибудь дружинники-голодранцы во главе с сыном князька захолустного. Убьем их, а потом они на наше становище отряд направят, а у нас мужиков мало, кто знает, чем закончится – Курулай говорил рассудительно, деловито, так на рынках выбирают купить ли килограмм мясца, или все-таки ограничиться картошкой.
- Ладно, кабана и так достаточно, зажарим на славу – ответил Сибай, кивая товарищу головой – ты с Тимуром сразу в Становище поедешь?
- Да, напрямик – ответил Курулай.
- Хорошо, а я хочу к родным заехать, они в становище в дне пути. Гостинцев привезу – улыбнулся Сибай и пошел сообщать сыновьям новость об изменении в планах. И уже через десять минут всадники разделились, и ветер степи дул им навстречу, заставляя щуриться, как будто удивляясь, почему воины вернулись так равно, не отведав крови врагов… и красная луна вторила степи.

После возвращения жизнь Тимура вернулась в привычное русло: выгон скота, работа по дому, впечатление о лесе ушли на глубину и не показывали себя. Можно сказать, что поездки была длинным, но все-таки сном, который закончился. Часы бежали за часами, дни бежали за днями. Эту повседневное спокойствие изредка прерывали лишь песни Курулая, который любил петь по вечерам, вернувшись с выгона.
Безмятежность была разрушена через три дня, когда со стороны шатра Сибая раздались крики, ругань. Курулай вдруг выскочил из шатра, и держа меч наизготовку коротко крикнул Тимуру: «Пошли быстро, кричит чужой». Они быстро дошли до сибаева шатра и поняли в чем дело: на земле около шатра лежал окровавленный человек, руки его были связаны тугими веревками. Он лежал без движения, видимо он был без сознания. Он был высокого роста, крупного телосложения, лицо у него было простецкое, со светлыми волосами и большими серыми глазами, выдававшими в нем славянина чистой крови, но это были глаза не крестьянина, а человека который привык думать и быстро принимать решения, но этого Тимур пока не видел – глаза были закрыты, а дыхание еле заметное. Одет он был в изодранный халат, который видимо несколько дней назад был довольно роскошным, но пятна крови и дорожная пыль сотворили из него лохмотья.
- Сибай…это кто? - тихо, но довольно грозно спросил Курулай.
- Да, так, мелкий купчишка был – весело ответил Сибай голосом начинающего рабовладельца, явно не замечая дурной тон товарища – перехватили его обоз через два часа после расставания, ну охрану постреляли, а его взяли как собачку - с этими словами Сибай сильно пнул бессознательное тело неудачливого купца – родным он не пригодился, решил себе оставить, поэтому нас так долго не было, эта обуза затрудняли движение. Но ничего, скоро он за все наши дорожные невзгоды расплатится своим трудом.
Курулай бросил взгляд на тело, перевел на Тимура, затем обернулся к Сибаю.
- Отведи его в поле и отруби ему голову, а если настроения не будет, отведи подальше и отпусти на все четыре стороны. Какая с него польза, только вред и хлопоты – раздраженно бросил Курулай.
Стоит заметить, что Тимур пребывал в состоянии глубокого шока, он не отрываясь смотрел на лежащего человека, понимая что внешне, хоть и был младше купца, но был с ним одного племени, был очень похож, и что его так же могли пригнать как скотину и заставить работать. На мгновение в его голове воспарила мысль, что его и заставили, только без жестокости, без оков, его оковами было то что другого у него не было. Но он быстро прогнал эту мысль и принялся дальше слушать разговор мужчин. Но разговор не продолжился, Сибай обиделся и посчитал что спор тут неуместен, Курулай повел Тимура, бледного и ошарашенного, обратно к своему шатру.
- А почему его заковали, а меня нет? – вдруг спросил Тимур, взглянув отчиму в глаза.
- Потому что… - на секунду Курулай замешкался, явно подбирая слова, и сбитый с толку – я тебя взял по доброй воле, по своей воле, а его взяли силой. Ты не противился, а этот купец противился….
- Но я же был ребенок – сказал Тимур.
- Да, ты был ребенок – ответил Курулай и зашел в шатер, демонстрируя нежелание продолжать разговор.
Тимур, не решился следовать за ним и продолжать расспросы, а вернулся к своим делам, пытаясь согнать с себя ощущение опустошенности, тоски, которая наполнила его после разговора с отцом, с приемным, чужым отцом.
Дни текли одни за другим, Тимур жил как обычно, тоска затаилась и не являла себя, но с каждый днем работа надоедала всё сильнее, юноша уставал даже от самых простых вещей, если раньше он просыпался утром счастливым и бодрым, то сейчас вставал неохотой, с тяжестью в голове. Отчим замечал это, но ничего не говорил, понимал он и причину хвори, однажды пасмурным днем, когда все сидела в шатре угрюмый Тимур вдруг развеселился и ожил. И причиной этому стала... деревянная лошадь, которую он вырезал для самого младшего. Курулай пристально наблюдал как Тимур аккуратно вырезает фигурку, работает спокойно, с удовольствием, с творческой искрой. Мужчине нравилось это наблюдать, так у многих бывает, когда люди делают что-то самозабвенно, с радостью, то у окружающих даже бегают небольшие приятные мурашки в ожидании творения. «Интересно, задумывается ли Тимур, что может быть сейчас он впервые что-то сам сотворил, именно сам, без чужой указки… вряд ли, но в душе он это чувствует.» - так думал Курулай, разливая кумыс, а Тимур продолжал вырезать, и казалось, даже тучи вокруг шатра были не такими густыми и темными, как над остальной степью.
На следующий день Курулай поручил Тимуру помочь Сибаю с шатром, он налетевшего шквала тот покосился, а юноша был известным умельцем, и с радостью отправился в сторону соседского шатра. Обстановка там была накалена до предела: Сибай гнево отчитывал сыновей за их нерасторопность, изредка бросая волчий взгляд на пленного купца, который делал вид что чинит шатер, хотя он только и делал что отплевывался, да ругался на незнакомом ему языке.
- О, да восславится Степь, она принесла нам Тимура! – радостно воскликнул Сибай, понимая, что сможет спокойно оставить починку шатра на юношу и отправиться по своим делам.
- Здравствуй, дядя Сибай. Что чинить надо? – спросил Тимур, деловито оценивая шатер.
- Да шкуры подразнесло, две разорвало, вот новые лежат. Надо бы вернуть всё в прежний вид – ответил улыбающийся Сибай.
- Не проблема, быстро управимся – ответил Тимур, и после этой фразы хозяин шатра посчитал нужным отправится восвояси, прихватив с собой старшего сына.
Нельзя сказать, что работы шла быстро, но она шла – сыновья Сибая слушались Тимура, хоть и были неуклюжи, а невольник неплохо смыслил в мастерстве, и сносно разговаривал по-тюркски, хоть и старался всячески отлынивать. Работа была уже почти закончена, сыновья Сибая пошли в шатер перекусить, а Тимур и купец сели на последней незакрепленной шкуре.
- Тебя как зовут? – начал разговор Тимур, во время работы он просто окликал невольника.
- Меня Богдан, а тебя, как я понял Тимур. Ты тоже раб? – спросил Богдан, бросая беглый взгляд то на руки Тимура, то на вход шатра.
- Нет, я живу здесь с детства – спокойно ответил Тимур, но внутри он напрягся, в его глазах проступило несколько красных жилок.
- Но ведь ты славянин, как ты можешь жить с этими зверьми, они тебя просто используют как скотину. Вот скажи, к тебе относятся как к члену семьи? – продолжал упирать купец.
- Нет, но я им и не являюсь – Тимур говорил неуверенно изредка заикаясь, купец чувствовал это и старался как можно сильнее надавить на него – но меня не привязывают к стальным брускам, чтобы я не убежал, меня никто не держит!
- Хо-хо – засмеялся Богдан-раб пренебрежительно – но ведь тебе и некуда идти, ты даже не знаешь где родился наверно, ты обычный тупой раб, просто тебя не надо держать, ты послушный. А вот у меня есть семья, дом, и когда-нибудь я к ним вернусь…а у тебя этого нет и не будет.
Сначала Тимур просто хотел ударить купца, но внутренне ощутил что будет не лучше его, будет таким же мерзким и жалким. Вместо этого он поднялся и крикнул в шатер: «Огай, бери брата, и пошли доделаем шатер», а затем повернувшись к Богдану и глядя ему в глаза коротко бросил: «Вставай раб, ты достаточно отдохнул, теперь пора работать» - и сказано это было с такой жесткостью и сталью, что Богдан, смотревший на Тимура еще минуту назад как на ягненка, встал и беспрекословно взял кусок шкуры, на котором они сидели. Внутри Тимура горел огонь боли и обиды, и каким бы жестким и уверенным он не был по отношению к рабу… внутри он чувствовал себя опустошенным, уставшим, как увядший цветок, которому не прожить без воды.
После работы юноша, не говоря ни слова отправился на холмик, на котором любил встречать закат. Он сидел несколько часов, глядя на сизые облака, на солнце, склонившееся к зениту, на колыхание трав… потом он встал и понуро побрел в шатер, где сразу лег и провалился в сон, будто прыгнув в бездонный зеленый омут, в котором даже отражение собственного лица выглядит искаженным до неузнаваемости.

В степи стояла тихая безветренная погода, полная луна румяной улыбкой озаряла степь. Но во сне юноши луны не было – резкий тонкий месяц будто занесенный кинжал вспарывал небеса, резкий ветер колыхал макушки высоких деревьев… Деревьев! Это был лес. Тимур не понимал, что это сон, всё воспринималось как настоящее, живое, казалось пространство сна и памяти перемешались родив фантастически реальный сон, в котором юноша был не то зрителем, не то актером. Он увидел лица молодой женщины и мужчины, они настороженно о чем-то шептались, их что-то тревожило, но понять причину они не могли, поэтому убивали время пустым трепом и выпивкой. Они убили время и легли спать, только ради того чтобы завтра получить ответный удар времени, в виде длинной стрелы и блестящего меча. Это были родители Тимура, но это было ему неведомо, их крики, люди пытающиеся дать отпор, деревня и огонь – всё это было чередой сменяющихся декораций, и даже всадник, очень похожий на Курулая в молодости не произвел на него впечатление. Но вдруг он очутился в своем доме, и постепенно его обстановка начала проникать в него, то глиняная чашка, то резная лошадка, то отцовский плащ, вещи впивались в него, стараясь войти как можно глубже в сознание спящего юноши. Он увидел, себя, младенца, увидел эти наивные детские глаза, мягкую улыбку и в этот миг прорвался последний заслон – мир ворвался в него, бушующим водоворотом проникая в его душу, вскрывая все потаенные страхи и желания, вскрывая всё то о чем Тимур думал мимолетом, но прятал внутрь себя… он понял всё, он вспомнил всё. И открыв глаза, он закричал как мог, разодрав привычную тишину степи болью и памятью.
Немного отдышавшись юношу осмотрел шатер, он был пуст – все давно ушли по делам, не разбудив Тимура, чувствуя что он болен. В его голове мелькали вереницы образов и мыслей, но постепенно они складывались в намерение, они не несли разрушение, хотя на первый взгляд могло показаться что события восставшие из недр памяти снесут его, но нет. Они спокойно и деловито складывались в целую картину, мир стал ярче для Тимура, он стал сильнее, и он знал чего хотел, впервые за многие годы, не поверхностно, а глубоко внутри своего сердца.
Юноша быстро собрал свои личные вещи: одежду, оружие, мелкие деньги, так же он собрал провизию на несколько дней и упаковал это всё в большой баул. Выйдя из шатра, Тимур вспомнил, что забыл свой любимый нож на том самом пригорке у становища. «Главное чтобы не заржавел, а даже если заржавел, то всё равно нельзя его оставлять на земле» - так думал Тимур подходя к пригорку, на котором спиной к нему и лицом к солнцу сидел Курулай. Юноша было хотел повернуть назад, но что-то повлекло его вперед и он уж было начал готовить речь, как Курулай обернулся к нему, продолжая вертеть в руках ту самую резную лошадку, которую недавно Тимур сам вырезал.
- С добрым утром, Тимур – мягко и спокойно обратился к нему Курулай, улыбаясь – собрался уезжать?
- Да, дядя – ответил юноша в ответ, в его голосу звучали новые нотки, не стальные, но и былая неуверенность ушла в прошлое, голос был ровным и четким.
- Возьми двух коней – засмеялся Курулай – одного моего, ты его заслужил, столько полезного сделал, а второго – подмигивая юноше – своего.
И с этими словами Курулай протянул Тимуру резного коня, тот подошел и бережно взял к себе в руки.
- Спасибо! – в глазах Тимура горела радость, а на лице играла улыбка.
- Ты наверно не знаешь новость: пленник Сибая пытался бежать, развязал путы, забрал коня, но через несколько верст от становища у лошади нога в яму угодила, и пришлось ему пешком идти. Степь она ровная, Сибай этого дурака с сыновьями выследил и убил – дядя говорил будничным тоном, как будто смерть пленника была ничем не знаменательнее, чем выпас скота.
- Да…у него был дом, жена, он хотел к ним вернуться – тоскливо сказал Тимур, ему стало очень грустно от этой вести, даже утреннее желание чуть поблекло.
- Если бы так… - Курулай вдруг оборвал фразу, подумал о чем-то несколько мгновений, теребя пучок травы, и продолжил: - вот скажи мне, в чем разница между копьем и всадником.
Тимур задумался, а затем робко сказал:
- Копье кидает всадник, оно летит куда всадник скажет, а всадник скачет сам куда хочет.
- Верно, Тимур – и копье не отвечает за свой полет, за него решает всадник, а вот он уже в ответе за свой бросок – на секунду Курулай задумался и прищурившись повернулся к солнцу, яркому-яркому, его чистый свет озарял всю степь от края до края.
– Вот так и люди, Тимур, кто-то копьё, которое не в ответе за себя и делает то, что ему прикажут, а кто-то всадник, и действует по своей воле, но за неверный бросок на него ляжет ответственность – тихо сказал бывший отчим.
- Наверно лишь отшельники, либо короли могут быть «всадниками» - грустно сказал Тимур.
- Ты неправ, это не положение, это состояние души, «всадник» это когда ты чувствуешь кто ты и твоё воля важнее всего. Даже если ты в подчинении могучего короля – то он никогда не даст тебе такой приказ, который будет идти против твоей души, потому что он человек, такой же как и ты – Курулай продолжал смотреть на поднимающееся солнце.
- А если все-таки прикажет? – спросил юноша.
- Равному не приказывают, приказ это то что всегда будет выполнено, а если приказ не выполняется…это значит пустые слова, а не приказ – голос Курулая звучал спокойно, но в нем была уверенность, которая сродни солнечному свету проникала в душу юноше.
- А тот купец, он кто? И кто я? – уверенность Курулая всё сильнее наполняла Тимура улыбкой и пониманием.
- Он, он сломанное гнилое копьё – ответил Курулай равнодушно, но видя, что у Тимура на губах повис вопрос, продолжил: - если бы он любил свою жену, детей и родной дом, то сейчас бы скакал галопом к нему, или полз прячась в траве, скрываясь от Сибая, двигаясь ночами…а так он мертв - он не любил ни жену, ни дом. Он любил только себя и своё рабство.
- Как так получается, что человек любит рабство? – удивленно спросил юноша.
- Суди людей по их поступкам, а не по словам, он позволил себе попасть в плен и позволил умереть, значит он к этому стремился – смеясь ответил Курулай, улыбаясь солнцу – вот такая простая у степняков философия. А ты, Тимур, ты ни то ни другое, и ты сам решишь для себя, станешь ли ты копьем в чужих руках, либо будешь сам скакать куда хочешь. Ты всё своё детство искал что-то своё, и ты нашел: в этой деревянной лошадке и воспоминаниях о прошлом.
- А я смо… - было начал юноша, казавшийся в этот момент маленьким мальчиком.
- Не думай об этом, пришло время решать кто ты. И если ты станешь копьем, то не жить тебе здесь, степь не терпит слабых и безвольных, купец и месяца не протянул, это место для сильных людей, а станешь ты всадником, то и спрашивать тебе меня не придется, это уже будет твоя воля - закончив свою речь Курулай встал, неспешно отрехнулся, взглянул в пропасть Тимуровых глаз, чуть заметно улыбнулся и пошел к шатру.
А через час любая птица, могла увидеть, как по гладкой, как блюдце степи, скакал молодой юноша, и ветер теребил его кудри, и правый бок лошади освещало солнце, а слева тускло угасала пышная луна, это скакал Тимур, мальчик без роду без племени, без семьи и без дома, но с желанием их обрести. Скакал на Север, на Север!



Это первая часть романа, вторая уже готова, но пока время её повествования не пришло.