Дневник Адмы Герейро

 





 Дневник Адмы Герейро
 

 фантазия по сюжетным мотивам
 бразильской теленовеллы Porto dos Milagres
 (в России шла под названием «Берег мечты»)





























 
 Предисловие

Я не буду здесь писать даты, так что это не будет обычный дневник. Мне сейчас кажется, будто до встречи с Феликсом я просто-напросто не существовала. Меня как бы не было. Жила-была девочка со своей матерью и младшей сестрой. Жила ли?.. Я вспоминаю теперь свое прошлое с чувством гадливости. Не потому, что я столько всего натворила, нет, если бы мне пришлось пережить это снова, я сделала бы то же самое, что и тогда, без малейшего сожаления. Но тогда я не знала, что мне предстоит: меня ждало в будущем буквально второе рождение, меня ждала встреча с тем, кто… Нет слов, чтобы выразить это. Если б я знала тогда, в моем прошлом, в своей прежней жизни, зачем я живу, для чего я вообще родилась, я терпеливо ждала бы и не придавала такого значения всему тому, что меня окружало, тогдашним мыслям и чувствам, людям, которых, как мне казалось тогда, я любила или ненавидела… Вся это любовь, эта ненависть – до какой степени незначительным кажется это теперь, но тогда я не знала… Не знала, что значит встретиться лицом к лицу со своей судьбой и увидеть свое предназначение.
Но, с другой стороны, если бы я не прошла этот путь, мы не встретились бы… Феликс-Феликс, о, если бы ты только знал… Ты никогда не прочтешь эти строки, твоей любви недостаточно, чтобы объять меня целиком и принять мою душу. Ничьей любви недостаточно. Кроме, может быть, одного… но я даже не знаю, считать ли его человеком… он для меня – моя тень, материализовавшаяся в плоть и кровь каким-то чудом. Я и боюсь его и не могу без него обойтись. Если бы он все прочел, все узнал, он бы мной восхищался, но мне все равно… Не дорожить же мне восхищением своей тени…
Я просто хочу разобраться, понять, почему все, что есть у меня теперь, - эта самая тень. Я была счастлива, я жила с Феликсом целых двадцать пять лет, это целая жизнь, четверть века… я всех врагов поборола… и ради чего?.. Чтобы остаться одной и жить воспоминаниями? Чтобы довольствоваться своей тенью? Я могу справиться с чем угодно, но не знаю, как мне теперь жить.
Равнодушие лишь одного человека способно со мной это сотворить, заставить меня сесть за стол, взять бумагу и ручку… В глубине души я всегда знала, что вечного нет, что меня ждет расплата, но я готова была заплатить. Чем угодно – деньгами, своим положением, отношением окружающих, ну да что там лукавить… и собственным сыном – его мнением обо мне, его счастьем, да даже и жизнью... Но только не ЭТИМ. Без любви Феликса я ничто, меня нет, я сама превращаюсь в свой собственный призрак.


 


 Запись первая. Мне двенадцать лет и шесть месяцев.

Больше всего раздражает, что я еще девочка, что мне надо играть с другими детьми, что на меня смотрят как на несмышленыша. Роль ребенка – не для меня, сколько я помню себя, меня это злило, как будто бы это навязанная мне игра с чуждыми правилами. Вот моя сестренка – та вечно будет ребенком, и ей это нравится, она похожа на нашу мать, обожает сюсюкать и капризничать по мелочам. Слава богу, что я не такая.
Может быть, потому, что мы с Амаполой такие разные, между нами никогда не было соперничества. Я уже сейчас думаю, что сестра с другим характером, подобным моему, стала бы моим злейшим врагом, мы с ней были бы на ножах. Но к такой сестре, как Амапола, я могла испытывать что-то вроде снисходительной нежности, и мне это нравилось. Она даже немного смягчала мой нрав. Свою мать я не воспринимала всерьез, считала ее всегда просто глупышкой, но сестру я любила. По-своему. А она смотрела на меня снизу вверх, что льстило мне. В этом признаюсь уже безо всякого стеснения. А кто не тщеславен?..
Моя мать никогда не разбиралась в мужчинах, теперь-то я это понимаю, а тогда мне казалось, что у нее есть вкус. Она связывалась с проходимцами, те ее обирали до нитки, а потом бросали и находили новую жертву. А она всегда оставалась ни с чем. Но они были обаятельными, а для матери это было самое главное. До самой своей смерти она так и не поумнела.
Пишу и становится грустно. Сколько лет я смотрела на свою мать свысока, считала, что со мной такого случиться не может, чтобы меня бросил любимый мужчина, но вот – это теперь уже МОЯ жизнь. И намного ли я умнее ее?..
Но вернусь к тем годам. Жозуэ очаровал меня с первого взляда. Он был мерзавец, как и все предыдущие, но меня это никогда не отталкивало. Это мать ужаснулась бы, если бы поняла, с кем связалась. Но только не я! Я, подобно змее, почувствовала родственную душу и к ней потянулась. Это было сильнее меня. Какую же радость я испытала, какое же торжество, когда я поняла, что и ОН разглядел во мне то, что и я в нем. Что он увидел во мне не девчонку, не школьницу, а равную себе. Как вспоминаю сейчас, это был момент истины, как будто луч света забрезжил, момент МОЕЙ истины. Когда между нами пробежала эта искра, я возликовала. Не знаю, как дальше бы было, если бы он оставался мужем моей матери, но нам с ним тогда сказочно повезло. Не успев жениться на ней, он овдовел.
Это была глупая смерть – моя мать была невежественна и упряма, она заболела воспалением легких и не пожелала ложиться в больницу. Амапола плакала, стоя у ее гроба. А мы с Жозуэ смотрели друг на друга и не могли глаз отвести. Это становилось уже неприличным, но нам с ним было на все наплевать.

 

 Запись вторая. Мне тринадцать лет.

Я ему надоела. Еще месяц назад я была на седьмом небе, так все было хорошо, что же все-таки с ним случилось? Я никогда не обольщалась, я знала, что он – бессовестный тип, но я думала, что он будет таким с другими, но не со МНОЙ. У нас с ним так много общего. Сколько я себя помню, я всегда мечтала о том, чтобы встретить по-настоящему родственную душу, я думала, что это будет особый союз. Мы будем существовать как бы в своем пространстве, в своем мире, и нам не будет нужен никто. Мы будем использовать каждого, кто сможет быть нам полезен, для нас с ним не будет границ дозволенного – мы их перейдем, смеясь над другими, послушными, над этим стадом баранов, которые позволяют себя использовать и топтать таким, как мы – победителям, сильным.
Но Жозуэ оказался слабаком. Теперь, спустя много лет, я понимаю, что он испугался меня. Он до меня не дотягивал. Он был хищник, но мелкий, ничтожный. И его потянуло к той простой бабе, которая им восхищалась и льстила ему.
Но я отвлекусь. Моя беда в том, что я вообразила себя сверхчеловеком, решила, что людские законы для меня не писаны. Насколько мне было бы проще, если бы я не привязывалась ни к кому из людей, ни к единому. Но моя потребность в привязанности, в любви, в преданности и понимании ничуть не меньше, чем у других людей, может, и больше. Но это была потребность в любви особого рода, не такой, как у других. Я хотела слишком многого: чтобы этот человек был во всем мне под стать. А так не бывает. Чтобы он был лишен совести в отношении всех остальных и был совестлив только со мной. Пожалуй, я встретила такого человека… но вот ирония судьбы – не смогла я его полюбить. Даже к Жозуэ я испытывала какие-то чувства, это не сравнить с тем, что было у меня с Феликсом, но все же это была привязанность, увлечение… А к Эриберту, который умнее в сто крат Жозуэ и храбрее, который любил меня больше, чем Феликс, любил меня так, как я и мечтала, только МЕНЯ ОДНУ – к нему я не чувствую ничего… И мне еще предстоит понять, почему. Но я забегаю вперед. Я продолжу.
Когда до меня дошли слухи, я не поверила. Но был единственный способ установить истину: проследить за ним. Я так и сделала. Я видела их издалека, они держались за руки, он так ухмылялся, что это могло означать только одно… Я взбесилась. Тогда мне казалось, что я не переживу такого предательства. Я такую сцену ему закатила, когда он вернулся домой… А он улыбался. До сих пор меня трясет от этой улыбки. Такую награду я получила за свою любовь, за свою преданность, за готовность исполнять любые его прихоти, я же делала все, чего он хотел, и это в свои неполные тринадцать лет для него, тридцатипятилетнего! А он даже не оценил всего этого.
Он заявил мне, что женится. Боже мой! Это была пощечина. После всего, что у нас с ним было, он предлагал мне играть роль дурочки, его падчерицы. Слушаться его и его новую жену, говорить им обоим «мамочка» и «папочка». Это было самое настоящее издевательство.
Мне казалось, я лопну от гнева, меня разорвет на куски… Мне трудно было дышать, я больше ни слова ему не сказала. Я дождалась, когда он уснет, и тогда сделала то, что сделала. И не раскаиваюсь. Он заслужил свою смерть. Правда, нож был не острый, и он умер не сразу, а спустя сутки в больнице, но он в тот день выпил и спьяну нес какую-то околесицу, ничего такого, что могло бы пролить свет на истину, он не сказал. И это было первое мое везение.
Потом в суде изумлялись, что тринадцатилетняя девочка могла сделать ТАКОЕ. Но на этот счет у меня была приготовлена легенда. Это было нетрудно. Ситуация, когда отчим пристает к своей падчерице, не такая уж редкость. А репутация у Жозуэ была отвратительная. Мне поверили. Тем более, что я схитрила и сделала вид, что пристает он не только ко мне, но и к моей младшей сестре Амаполе. Я сказала, что дала ему отпор, и тогда он стал присматриваться к Амаполе и даже шантажировал меня ей: если я не стану его любовницей, то он сделает это с сестрой, пока меня дома не будет.
Бедняжка Амапола – она почувствовала себя виноватой. Она так плакала, она смотрела на меня как на свою защитницу. Ну что ж, это мне тоже на руку.
Стоит ли говорить, что меня фактически оправдали? То есть признали, что в этом деле есть смягчающие обстоятельства, которые объясняют мое поведение. Нас с Амаполой поместили в интернат. Но я знала, что сбегу оттуда при первой же возможности. У Жозуэ были сбережения, которые я прикарманила тайно от всех (он как-то мне показал место в доме, где он прячет деньги – до сих пор не знаю, почему он не положил их на свой счет в банке и даже не знаю, был ли у него счет, но не удивлюсь, если не было, он, как и моя мать, был невежественным, он даже с трудом мог писать и читать). Я сделала это еще до убийства. Этих денег мне должно было хватить на первых порах.
Хорошо, что мы уехали из этого города. А то мне долго не давал покоя взгляд этой наглой бабенки – любовницы Жозуэ. Она знала правду, она знала, что у нас было, но не смела сказать людям правду. Она ненавидела меня, но ненавидела молча. У нее был строгий отец, который такое бы ей устроил, если бы узнал, с кем она связалась – с растлителем малолетних. Эта правда могла бы ей выйти боком, она самой себе бы испортила жизнь.
Роль заступницы Амаполы – это была первая роль, которую я сыграла. И сыграла настолько убедительно, что никто тогда не усомнился.


 Запись третья. Мне двадцать лет

Я похорошела. Смотрю на себя с удовольствием, часами могу вертеться перед зеркалом. Ловлю на себе заинтересованные взгляды. Везде, где бы я ни появилась – в Париже, Риме… Где только я уже ни побывала с тех пор, как сбежала из интерната. У меня теперь другая фамилия, но от своего имени я не смогла отказаться. Я не представляю себя с другим именем, оно – часть меня. Если я за что благодарна своей никчемной мамаше, так это за выбор мне имени. Оно звучит как призыв – коротко, ярко. Как выстрел.
Я помню слова Жозуэ, сказанные семь лет назад: «Ты такая тощая, мне иногда кажется, что обнимаю палку, а не женщину. Единственное твое украшение – это глаза, горят как у кошки, когда она злится». Уж не из-за этого ли его потянуло к той бабе, которая вся состояла из сплошных округлостей и была похожа на блин на сковородке? Он мог бы и подождать, не так уж и долго осталось. Я уже через год стала сильно меняться, из угловатой хмурой девчонки стала выглядывать статная сильная женщина, яркая и эффектная. Я ничего специально для этого не делала, даже не подбирала себе новую прическу, макияж или платья, мне всегда скучно было тратить на это время. Природа сама сделала свое дело. Я преобразилась. Теперь на меня все любуются.
Сколько лет я не видела Амаполу? Шесть с половиной. Это целая жизнь. Но я знаю, как она выглядит. Мы с ней переписывались все эти годы. Она присылала мне фотографии. Она почти не изменилась, такой же милый котеночек, как и в детстве. Но она, в отличие от меня, обожает тряпки, парфюм, без конца что-то делает со своими волосами. Может быть, у нее есть задатки? Парикмахера, модельера, стилиста или как там называют всю эту декоративную публику? Меня всегда смешило, что им придается такое значение, в этом есть что-то детское. Но Амапола помешана на интерьерах, стилях, дизайне. Ее хлебом не корми – дай что-нибудь украсить, улучшить, переделать… Мне жаль ее. Эта девочка не создана для жизни в бедности. А что ее еще ждет? Ей нужен богач, чтобы она смогла развернуться и делать то, что ей хочется. Если смогу, помогу ей. Но для начала мне надо помочь самой себе прочно встать на ноги.
Если бы мне нужен был просто богатый муж, я давно бы нашла его. Скольких мужчин я встречала после Жозуэ? Я не упускала возможности изучать их слабости, чтобы научиться их понимать, это помогло бы мне манипулировать ими в своих интересах. Я их знаю теперь хорошо. А они меня?.. Ни один из них так и не понял, что у меня на уме. Меня и радует и тяготит мое одиночество. Радует, потому что у меня развязаны руки, и никто не разоблачит меня. Я надула уже такое количество простофиль, они заваливали меня подарками, относились ко мне как к любимой игрушке. Я поняла, что мужчинам нравится чувствовать свое превосходство, и женщине выгодно изображать малютку, нуждающуюся в их заботе. Им лучше льстить, они больше самой самовлюбленной женщины падки на лесть. Лесть – это самое лучшее оружие.
Мне нравится играть разные роли, нравится всех надувать, но мне хочется хоть иногда быть самой собой. Хоть с одной живой душой. Иногда хочется снимать маску и отдыхать от нее. Встречу ли я такого человека?..




Запись четвертая. Мне двадцать лет и шесть месяцев

Рим… этот город теперь станет для меня тем, чем для других людей становится родина. Я стояла на ступеньках и ждала своего спутника, который поднялся наверх. Это было здание суда. Ему прислали повестку, он должен был дать свидетельские показания. Один из тех сомнительных типов, с которыми я провожу время уже несколько лет, тратя их деньги и помогая им в их делишках. Они не серьезные преступники, скорее мошенники и великосветские моты. Я для них – идеальная подруга. Каждому я называла другое имя, меня в эти годы звали то Тереза, то Мари, то Агнес. Действие происходило в разных городах, разных странах… Их порой арестовывали, порой они просто теряли средства к существованию. Мой нынешний кавалер был один из таких бедолаг. Я рассматривала его квартиру как временное убежище и возможность безбедно прожить, не тратя из своих собственных денег ни гроша.
Я стояла на лестнице и смотрела вверх. Навстречу мне шел человек. Почти мой ровесник, если и старше меня, то на пару лет. Высокий, широкоплечий, с крупными чертами лица, он двигался легко и бесшумно, как будто шутя. Веселые озорные глаза. Одет бедно, но для того, чтобы быть равным королю, ему не нужна дорогая одежда. А какая улыбка – она одновременно и искренняя и двусмысленная… Как ему так удавалось?..
У меня сердце замерло. В буквальном смысле слова. Раньше я не понимала, что значат эти слова, а теперь поняла. Я вся задрожала. Он посмотрел на меня – до чего же РОДНЫЕ глаза. В них я прочла свое будущее – рядом с ним, только с ним! Я пошла бы за ним на край света. Что ОН почувствовал?.. Я не знаю. Он говорил мне, что - то же самое, что и я. Но я не уверена. Дело в том, что он разбудил во мне все инстинкты, все, что было во мне – и хорошего, как это принято называть, и дурного. Во мне проснулась и женщина, и мать, и маленькая девочка, и хищница… Все это – одновременно. Поэтому я не могла стать матерью для своего собственного сына – мой материнский инстинкт целиком был весь отдан ЕМУ. Без остатка. Я хотела его опекать, мне даже нравилось самой выручать его изо всех передряг. Делать для него все, делать так, чтобы он не узнал. В то же время хотелось, чтобы он взял меня на руки – меня, маленькую по сравнению с ним, и улыбнулся мне своей улыбкой, в которой было столько отеческого, столько детского, и столько лукавого… Мой мир, моя родина – все это он.
Бывает взаимным такое великое чувство? Не знаю. Тогда я считала, что да, у меня не было в этом сомнений. Остановить бы тот миг… если бы можно мне было тогда умереть прямо там, на этих ступеньках, если бы разорвалось мое сердце ТОГДА, это было бы к лучшему.





 Запись пятая. Мне двадцать один год

Феликс, если бы ты знал, с какой нежностью я вспоминаю те годы. С каким удовольствием я бы вернулась ТУДА, в наше прошлое, в нашу с тобой бесшабашную молодость. Ты считал тогда, что я сплю и вижу наш будущий дом, положение в обществе, зависть и восхищение окружающих. Ты считал, что я думаю так же, как ты. Но теперь-то я понимаю, что это были твои мечты, не мои. Я мечтала об этом, потому что желала всем сердцем лишь одного: чтобы ты был доволен. Все, что есть у нас… да и даже ребенок… все это нужно было ТЕБЕ. Я променяла бы то, что у нас есть сейчас, если бы можно нам было вернуться назад и начать все с начала. Но вряд ли бы получилось иначе… Ты не был бы счастлив, если бы нам пришлось, как и тогда пробавляться мелкими аферами, скрываться от полиции, подделывать документы.
Ты помнишь, сколько у меня было фальшивых паспортов? Ты хохотал, когда я их тебе показала. Ты был первым, кому я назвала свое имя. Никому из моих предыдущих любовников я его не называла. Но у меня были документы на имя Адма с другой фамилией. Я всегда хотела носить свое настоящее имя, а от фамилии я бы избавилась. Впрочем, я сделала это как любая законопослушная гражданка. Я вышла за тебя замуж. Я стала Адмой Герейро.
Свое прошлое я тогда скрыла, но разве оно так уж важно? Тогда я так не считала. (Ты знаешь о чем я, теперь уже знаешь. Я не рассказала тебя о своем детстве, о Жозуэ, Амаполе… Я все же боялась тебя отпугнуть. А обманывать не хотела – я слишком тебя уважала, чтобы повторить ту же сказку, которую я рассказала тогда горожанам во время суда. Но я с готовностью рассказала о всех своих авантюрах после побега из интерната. Это были приключения как раз по твоей части, здесь мне нечего было бояться.) Я не хотела тебя обременять своими проблемами, я растворилась в твоих – я могла слушать тебя часами, твои воспоминания о детстве, о том, как родители мало любили тебя и предпочитали твоего брата-близнеца Бартоломео, как ты был обижен на них… Я слушала рассказы о всех твоих женщинах, подавив в себе ревность, а она уже и тогда шевелилась как кобра… Но я не давала ей воли. Я твердо знала тогда, что тебе нужна я. Я была так беспечна, я верила, что так и будет всегда. Я буду не я, если я не смогу удержать тебя, сделать счастливым, исполнить все твои желания, сделать для тебя все…
Знаешь, о чем я теперь задумалась? Человек ли я вообще? Я чувствую себя как какое-то сказочное существо, полюбившее простого смертного. Ты – человек, как бы ни величали тебя окружающие: королем или преступником. А я – не вполне. Тебе не было чуждо ничто человеческое, ты мог раскаяться в том, что сделал, а я – никогда. Я видела цель и искала самый короткий путь, чтобы достичь ее.
Может быть, существует какая-то совершенно другая реальность, где такие, как я, живут среди себе подобных. Конечно же, это не сладкая детская сказка про фей, а то, что пугает людей… Но ничуть не пугает меня и таких, как моя тень – Эриберту. Может быть, мы до рождения, до появления на земле, там обитаем… и туда же уходим в конце земного пути. Может быть, лучше бы нам вообще не рождаться, не появляться на земле? Люди нас не понимают. И лучше нам в них не влюбляться.

 
 Запись шестая. Мне двадцать четыре года

Ты тогда первым устал. Я могла бы довольствоваться такой жизнью, так я была счастлива рядом с тобой. Но не ты. То есть… я видела, что ты влюблен в меня, как и раньше… но тебе всегда было мало лишь МОЕГО восхищения. Ты был тщеславен, тебе нужно было большее: ты хотел стать таким, как твой брат, который остался в Бразилии после смерти ваших родителей. Его называли королем в своем городе, он был самым богатым человеком в Порту дус Милагрос. Но Бартоломео был непохож на тебя, ты сам говорил, что он – замкнутый человек, не стремится быть на виду, очень скрытен, угрюм, и никто не знает, что у него на душе.
В глубине души такая и я. Поэтому я не смогла бы очароваться таким же закрытым от всех существом, меня как магнит влекла твоя жизнерадостность, твой громкий смех, твой артистизм, способность играть на чувствительных струнах окружающих и перевоплощаться в зависимости от ситуации.
Но до поры до времени эти твои качества были не очень заметны. Мы с тобой были мелкими мошенниками. Ты мечтал «умыть» своего брата, достичь не меньшего, чем он, но не получалось… Ты знаешь, что я могла бы тогда тебя бросить, найти богача и женить его на себе? Думаешь, мне не предоставлялась такая возможность? До встречи с тобой я не раз могла это сделать, но что-то меня останавливало, я как будто бы знала, что встречу тебя, я ЖДАЛА тебя. Хотя ты, может быть, не поверишь. Но я остро чувствовала свое одиночество, я мечтала найти того, с кем мне было бы интересно проживать каждый миг. А потом – будь ты хоть самым последним из бедняков, я бы не бросила тебя. Никогда. Если бы даже все сокровища мира были бы у моих ног.
Знаешь, о чем я тогда думала? Я уже была твоей женой и развестись ни за что не хотела бы. Но я могла выйти замуж под другим именем, прикончить своего мужа… Но это было слишком рискованно, да и ты бы не согласился. Я не хотела тогда, чтобы ты знал, на что я способна. Ты принимал меня за веселую мошенницу, искательницу приключений, но не убийцу, и я не хотела, чтобы ты думал иначе. Я знала, что это будет началом конца.
Как-то мы разговорились, вспомнили о твоем брате… И у тебя созрела идея вернуться на родину и разжалобить его. Нас искала полиция, и возвращение в Бразилию казалось тогда вполне приемлемым выходом. Слишком мы «засветились» в Италии.
Ты сказал, что твой брат не выгонит нас из дома, если я сделаю вид, что беременна, положу под платье подушку. Меня это развеселило. На какое-то время это могло стать выходом для нас обоих. У нас был бы кров и пища. А оставаться в Италии было слишком рискованно. Так мы и направились в Порту дус Милагрос.
Ты помнишь корабль, на котором мы плыли? Нам «повезло» встретить там жителей этого города, причем одних из самых невыносимых горожан. Чего стоит одна Августа Эужения Проэнса де Асунсау? Всю поездку она терроризировала персонал. Требовала то одно блюдо, то другое. Без конца рассказывала о своих родовитых предках, давала понять, что она – белая кость, а все остальные – грязь под ногами. Мне она показалась забавной. От ее служанки я услышала историю ее сестры Лауры, которая влюбилась в простого рыбака Леонсиу и ушла к нему жить. Бросив богатый дом и отказавшись выйти замуж за аристократа, которого ей присмотрела сестра.
 Честное слово, я даже посочувствовала этой Августе Эужении. Не хотелось бы мне иметь такую сестру, слава богу, что Амапола – не какая-то там романтическая идиотка, которая грезит о хижине на берегу моря. Она хоть и мухи не обидит, но ей нужен образованный и богатый жених. Она хочет, чтобы ее дети учились в хорошей школе, лечились в хорошей больнице. Одним словом, умная девочка. Конечно, неплохо было бы, если бы этот жених ей понравился. Может быть, я найду в Порту дус Милагрос такого? Амаполе уже двадцать, я надеюсь помочь ей… если смогу.
Судя по рассказам прислуги семьи Проэнса де Асунсау город, куда мы направились, небольшой. Он разделен как бы на две половины. Одна часть называется «Верхний город», там живут состоятельные граждане, сливки общества, другая часть – «Нижний город», где обедает городская беднота. Там и находится рыбацкий поселок. Рыбаки промышляют тем, что ловят рыбу и продают ее Бартоломеу, брату Феликса. Его в этом городе называют королем Порту дус Милагрос.
Этот сон накануне нашей поездки… Тебе приснилось, что ты должен стать королем. Прямо как в «Макбете». Голоса в этом сне тебе ясно сказали, что это должно случиться на твоей родине, как раз там, куда мы и направляемся… Случится ли?.. Время покажет.
Так я считала тогда.


 Запись седьмая. Мне двадцать четыре года и три месяца

Знаешь, о чем я думаю в первую очередь, когда вспоминаю наше прибытие в город, в котором нам предстояло прожить в любви и согласии двадцать лет? Об этом я скажу позже. Ты считаешь, что эти годы были самыми лучшими, но для меня – не совсем. Конечно, мы добились всего, о чем раньше в Европе во время всех наших мытарств могли только мечтать. И добились этого с такой легкостью и с такой быстротой, что я до сих пор удивляюсь. Ты думаешь, что на то была воля божья, если и так, то для этой цели он выбрал меня, тогда уж я – ЕГО орудие.
Я просто верю, что бог есть у каждого. Свой. И не верю в единого бога.
Действительно набожный человек сказал бы, что это кощунство, но мне наплевать. Я родилась, чтобы сделать счастливым тебя. Я бы не вынесла, если бы ты так и ушел из дома своего брата ни с чем. А это бы и случилось, если бы…
Бартоломеу ничуть не обрадовался, он пришел в крайнее раздражение при виде тебя. И ничто его не смягчало. Даже мой «живот». В первые дни он верил, что я жду ребенка, конечно же, он нас не выгнал, но он разговаривал с тобой сквозь зубы, а на меня старался вообще не смотреть. Мне это было на руку. Его домоправительница Ондина косилась на нас подозрительно, но она как раз из тех, из «набожных», ее бог велит ей проявлять милосердие. И она старалась как могла. А мне было смешно смотреть на нее. Я ее видела насквозь. Когда из-за нелепой случайности до Ондины и Бартоломеу дошло, что я не беременна, что все это фарс, они даже разругались из-за нас с тобой. Он был в ярости, хотел тут же нас выгнать, а она даже пробовала заступиться…
 Бартоломеу тогда много чего тебе наговорил, и я знаю, что ты не забыл ни единого слова. Ты всегда был злопамятен, как и я. Он назвал тебя хвастунишкой и неудачником, он сказал, что все, что у тебя есть в этом мире, - это женщина, такая же никчемная, как и ты. Я это запомнила.
Когда настал смертный час Бартоломеу, я торжествовала. Он мне ответил за каждое слово, которое он сказал тебе в этот день. Ты никогда не узнаешь, что он умер не своей смертью, что я его отравила. Один из моих приятелей был фармацевтом и научил меня разбираться в ядах. Я так быстро тогда усвоила его уроки, потому что знала, что это умение мне пригодится.
Мы с тобой собрали вещи, покинули его дом, потому что он выгнал нас, но Бартоломеу был обречен. Ты этого не знал. Я наблюдала за тобой. Ты был в отчаянии, нам некуда было идти. Ты должен был покинуть дом своего богатого брата, которого все называли королем, и уйти без гроша в кармане. Больше всего тебя угнетало именно это. Что он в глазах окружающих – все, а ты, ТЫ – ничто. Но я уже знала, что это недолго продлится.
Нас очень быстро вернули обратно, потому что единственным родственником Бартоломеу Герейро был ты. И все состояние брата должно было стать твоим.
Твое счастье, что ты не узнал тогда, что от твоего брата забеременела какая-то проститутка, и через несколько месяцев после его смерти она родила сына. Бартоломеу перед самой смертью говорил что-то о ребенке, но его слова восприняли как предсмертный бред. И мы с тобой так подумали.
Несколько месяцев твое счастье было безоблачным. Ты стал королем! Твой сон оказался вещим. Я знала, что ты так и останешься в счастливом неведении, что это я помогла предсказанию сбыться. Ты стал самой важной персоной города, ты стал префектом, все тебе льстили, ты жил в той самой роскоши, о которой мечтал столько лет. Перед тобой открылась блестящая политическая карьера. А я была твоей королевой. Сама Августа Эужения, эта несчастная снобка, приглашала меня к себе на приемы. А я могла позволить себе роскошь отказаться ради одного удовольствия увидеть ее перекошенную от зависти физиономию. Мы теперь были богаче и несоизмеримо влиятельнее их самих.
Все было бы хорошо, но известие о ребенке Бартоломеу было для меня как гром с ясного неба. Это случилось во время приема в нашем доме. Эриберту позвал меня и сказал, что явилась какая-то женщина. Она была молода, выглядела испуганной. На руках у нее был младенец.
- Это наш сын. Бартоломеу и мой.
Я посмотрела на Эриберту и мгновенно поняла, что он прочел все мои мысли. Эриберту… Это был миг настоящего взаимного понимания. Тогда я еще не знала, как он ко мне относится, но знала, что могу рассчитывать на его помощь. Мне казалось, что он это делает в расчете на вознаграждение, что он хочет разбогатеть, это было правдой, но только отчасти…
Бывший помощник Бартоломеу, а теперь твой помощник… Но служил он не тебе, а мне. Ради меня он убил и ребенка Бартоломеу и его мать. Ради тебя он не стал бы так рисковать.
Когда Эриберту дал мне знак, что дело улажено, и наследник Бартоломеу больше никогда не появится в нашем доме, я успокоилась. Теперь никто не снимет корону с твоей головы.
В этот же день на приеме я призналась тебе, что беременна. Я забеременела, чтобы доставить тебе удовольствие, ты так хотел иметь сына. И этот твой взгляд… никогда я его не забуду. Ты выгнал гостей и обнял меня. Ради таких минут стоит жить и надеяться, вопреки всем и всему.
P.S. Хотелось бы на этом завершить эту запись… но я не сказала всего, что хотела о первых своих впечатлениях об этом городе и его обитателях. Я сейчас думаю… ты знаешь, о ком. А ведь она мне понравилась, хотя я видела ее мельком, но я восхитилась тогда ее смелостью - как же, весь город стоял на ушах, юная девушка убила полковника Журандира, который изнасиловал ее младшую сестру. Роза нашла свою младшую сестру повесившейся после того, что с ней сделал этот любитель молоденьких девочек.
Роза! Ты тогда и внимания на нее не обратил, а я помню ее смуглое лицо, карие глаза, ясный взгляд, в котором читались твердость и непреклонность. Мне даже хотелось тогда ей помочь! Боже мой… если бы я только знала…


 Запись восьмая. Мне сорок пять лет

Здесь начнется вторая часть моего дневника. Что сказать о прошедших годах – двадцати годах счастья, любви, изобилия, роскоши? Для тебя они – лучшие, я уже говорила. Но лучшие ли для меня?..
Теперь характер моих записей будет меняться, ведь мы переносимся в настоящее время. Я буду думать и говорить то об одном, то о другом – и соответственно с этим и будут подзаголовки.





 СЫН

Алессандри, наш сын, он теперь уже взрослый… День его появления на свет стал для тебя исполнением давней мечты о сыне, наследнике. Если б и ЭТУ мечту я могла бы с тобой разделить…
Но он встал между нами, он нас разделил. Как же так получилось?..
Я думаю теперь, что это была первая трещина в наших с тобой отношениях. Были бы мы с тобой счастливы без детей? Я – нет вопросов, конечно, я в них не нуждалась! Но ты… Если бы я тогда не забеременела, если бы проходил год за годом, а долгожданный наследник бы не появлялся, как ты реагировал бы? Думаю, даже уверена, что твоя любовь ко мне пошла бы на убыль, ты стал бы с завистью и тоской смотреть на чужих детей… Я хорошо тебя знаю. Я задаю себе этот вопрос вновь и вновь: правильно ли поступила тогда, забеременев? Шевелилась ли хоть на мгновение у меня тогда мысль, ЧЕМ это все обернется?
То, что является счастьем других людей, просто ЛЮДЕЙ, да, подобных тебе, для меня стало мукой. Тайной, безмолвной, жестокой. После рождения сына ты стал относиться ко мне по-другому. Тебе, безусловно, казалось, что ты меня любишь сильнее, нежнее, чем раньше… Но это была не та любовь, которая мне нужна. Я перестала быть тем, чем была для тебя, - самым родным, самым близким, единственным существом на земле. У тебя был ребенок, твоя плоть и кровь, твой малыш. Когда я наблюдала за вашими играми, слышала смех твой и мальчика, мои пальцы сжимались в кулак. Я готова была завыть как волчица, меня в дрожь бросало. Ах, если бы я научилась сдерживать ревность к ребенку, если бы знала, как мне с этим справиться, как с этим жить…
Но я не научилась. И это было мое первое, самое горькое поражение.
Хватило бы одного этого, чтобы нас разделить, отдалить друг от друга? Не знаю. Но думаю, нет. Но разговор о других причинах еще впереди.
Настоящей матерью Алессандри стала Ондина, он ее любит как мать, она его вырастила. Как странно, что он так похож на меня… не на тебя, а на МЕНЯ, а я не могу его полюбить. Ты и сам этого не замечаешь, как и Ондина. Нет, он не способен убить, он не жесток, он даже не жесткий. Но он унаследовал от меня то, что я бы сама предпочла ему не передать.
Он влюблен в подругу своего детства так же, как я влюблена в тебя. С такой же силой, сосредоточенностью и упорством. Для него существует только она. Но повезло ему меньше, чем мне. Потому что его любовь к ней всегда была безответна. И его муки должны быть еще тяжелее.

 


 АМАПОЛА

Какая ирония судьбы! Честное слово, мне кажется, что она надо мной посмеялась (судьба). Если вспомнить давно прошедшее… Я совершила свое первое убийство из ревности. Я убила своего отчима, Жозуэ, но окружающим я рассказала историю о том, что он якобы домогался моей младшей сестры. И все мне поверили. Сама Амапола считала меня своей благодетельницей. Я стала для нее чуть ли не героиней в свои 13.
Но стоило мне приехать в Порту дус Милагрос, как я узнаю историю Розы Марии. Она совершила то, за что в свое время судили меня. Но разница в том, что она это сделала НА САМОМ ДЕЛЕ. Она действительно убила старого развратника из-за того, что он сделал с ее младшей сестрой, совсем еще девочкой, которая в результате наложила на себя руки. Но в ее случае правда интересовала суд меньше, чем в моем. Мою ложь с готовностью проглотили, а ее осудили за правду. Потому что моя жертва, Жозуэ, был мелким жуликом. А ее жертва – полковник Журандир – был богатым и очень влиятельным человеком. Приговор, который вынес суд, был жесток и несправедлив, как тогда говорили. Она долгие годы должна была провести в тюрьме.
У нее был жених, Отасилиу, тогда начинающий адвокат. Конечно, он не стал дожидаться ее возвращения из тюрьмы, он мечтал сделать карьеру и разбогатеть, ему не нужна была жена с такой репутацией. Я подумала тогда, что Амапола, моя младшая сестренка, могла бы ему подойти. Я уговорила Феликса взять Отасилиу на работу, это помогло бы ему преуспеть. И написала своей сестре письмо, где дала понять, что для нее есть вполне подходящий жених в Порту дус Милагрос. Амапола приехала. Ей достаточно быстро удалось влюбить его в себя. Для этого бедолаги она оказалась гораздо более подходящей парой, чем Роза. Амапола мечтала о том же, о чем и он сам – о богатстве и власти. Они составили идеальную пару.
Амапола, моя милая кошечка, на самом деле достаточно властная, у нее сильный характер. Но по ее полудетским кокетливым и игривым манерам об этом трудно было догадаться. Она крутит и вертит своим Отасилиу как ей заблагорассудится. Он влюблен в нее больше, чем был влюблен в Розу. И если Амапола и устраивает ему сцены ревности, то это что-то вроде игры, в которую ей нравится с ним играть. В глубине души она знает, что он – всецело ЕЕ, и никто ему больше не нужен. А Роза была просто юношеским увлечением.
Моя сестра расцвела в этом городе. Она даже стала чем-то вроде законодательницы мод. На ее прически и наряды все равняются, она может позволить себе быть эксцентричной, устроить прием в своем доме так, как другие никогда не делали. Но потом они будут ей подражать. Она выдумщица и изобретательница во всем, что касается стиля и украшательства своей жизни. И этим она обязана мне.
Разве был бы так счастлив этот слабохарактерный, но честолюбивый Отасилиу со своей прежней невестой, Розой Марией? Роза заставила бы его защищать бедняков, она была правдоискательницей, презирающей нечистоплотнотные правила игры. А только по таким правилам и можно играть, если мечтаешь пробиться из грязи в князи.
Я устроила счастье своей сестры на обломках прежней жизни Розы Марии. Она много лет не появлялась в нашем городе, никто о ней ничего не знал. Только доходили слухи: что она теперь зовется Розой Палмейрау, что так ее прозвали в тюрьме, что ее нрав стал еще более крутым, что она стала способна на самые отчаянные поступки… Кто знает, что кроется за этими слухами.
Моя жизнь и жизнь Розы причудливо переплелись. Но я даже представить себе не могла, что случится, когда она все же вернется в наш город. А ты о ней даже не думал, ты вообще никогда не интересовался слухами об этой женщине, разговорами о ней, ее жизнью…
Это какая-то злая насмешка: накануне ее приезда я знала о ней куда больше, чем ты, и куда больше вообще о ней думала.

 
 ЭРИБЕРТУ
 
Я назвала его своей тенью… На самом деле он не слуга и не раб… По своей сути. Он служит нам, но делает это потому, что так хочет. И может в любой момент бросить все - он достаточно независим и скопил кучу денег. Он хитрее, умнее меня и тебя, вместе взятых. Он безжалостнее нас обоих. Душа его скрыта от всех, так же, как и моя. Сколько лет я действительно не замечала его отношения ко мне. Меня нелегко испугать, нелегко смутить, до встречи с ним я и не сомневалась, что неуязвима. Я считала, что единственное, что может сделать меня слабой, - это ты, это моя любовь к тебе, Феликс Герейро.
Но я ошибалась. Его чувство пугает, смущает меня. Почему? Я должна разобраться.
Что привлекло его? Я боюсь думать об этом. Опять это слово – «боюсь»… Это так на меня не похоже. Этот угрюмый молчун не привязывался ни к кому. Даже к своему собственному брату, обычному добропорядочному семьянину, совсем на него непохожему. (Так же, как непохожа на меня хотя и хитрая и честолюбивая и себе на уме, но совсем безобидная Амапола.)
Я знаю, что он посещает бордель, тот самый, куда ходил прежний хозяин его, Бартоломеу. У него есть там и постоянная девушка. Кажется, ее имя – Айде. Он никогда не стремился жениться, ему это было не нужно. Его вполне устраивали услуги этой девчонки. Или любой другой.
Не красота же его привлекла во мне? Это смешно. К его услугам множество женщин моложе меня. И каких только нет красоток в наших краях. Эриберту мог при желании купить любое женское тело.
Нет, это другое… ДУША его, непонятная для других… да и мне непонятная до последнего времени, потянулась ко мне.
Сколько же все это длилось? Похоже, что долгие годы… А я не хотела заметить, понять, что он остается в нашем доме только из-за меня. Когда я впервые ему приказала убить, он смотрел на меня как завороженный. Его взгляд выражал восхищение и глубокое понимание. С тех пор, если бы я дала себе труд заметить, обратить внимание на твоего молчаливого помощника, я бы увидела то, что сейчас, когда я ПОНЯЛА, наконец, испугало меня. Что-то есть тупиковое, пугающее, непонятное для нас в этой его любви, вообще в нашей встрече.
Я не могу его презирать, не могу обмануть – он не из той породы людей. Людей ли?.. Не знаю. Все время я задаю себе этот вопрос: кто мы с ним? Люди, насколько я их наблюдала, боятся меня и его. Они не боятся Феликса, так, как нас с Эриберту. Но при встрече с нами, особенно при столкновении они дрожать начинают.
Но думаю, КТО мы, знает один наш создатель.
Если бы я могла обойтись без него… но я не могу. Он единственный, кто не предаст, он единственный, кто убьет ради меня, не моргнув глазом. Нам он нужен с тобой… Ты не знаешь, что эта история с сыном Бартоломеу не кончилась. Появилась свидетельница, бывшая хозяйка борделя, в котором жила любовница Бартоломеу… от нее нам тоже пришлось избавляться. Нам приходилось еще убивать, а ты жил в неведении. Ты был уверен, что помогает тебе твое невероятное везение, что это сама судьба. Мы расчищали твой путь. Если бы ты знал последние новости…
Эриберту тогда был уверен, что младенец утонул в море, как и его мать. Но его подобрали. Он жив… И вырос в рыбацком поселке. Он стал рыбаком – а кем еще мог он стать?.. Что ж, тем лучше, тем проще будет нам от него избавиться. Ты ненавидишь его, он грубит тебе и выступает против тебя во главе этих грязных смутьянов. Да-да, это тот самый Гума. Рыбаки на руках его носят, он их кумир… Он – тот, кто может лишить нас всего, завладев наследством Бартоломеу как его сын.
Я не знаю еще, как поступлю, если ты будешь относиться ко мне так, как сейчас… Раньше я избавилась бы от Гумы без лишних раздумий, но все изменилось… не так ли? Теперь я не знаю, нужна ли тебе Я САМА.
Но я к этому подойду.
Эриберту все видит, он видит твое отношение ко мне и в глубине души ждет своего часа. Ему кажется, что тогда я сумею его оценить…
Временами я думаю, может, так было бы лучше… Эриберту мне может дать что угодно – всю преданность, всю любовь, всю заботу, всю свою страсть… Но не счастье. Ни одного мига не будет у нас с ним такого, как было с тобой. Жаль, что ты меня не понимаешь. Ты заметил, что он так и крутится вокруг меня последнее время и заподозрил, что мы… Это глупо. Я только в отчаянии могла броситься к Эриберту, но неужели ты веришь, что я разлюбила тебя, променяла тебя на него?!
Это еще одна трещина в нашей любви… нет, не в нашей. В твоей. Если бы ты не был слеп…
Почему мне так тяжело с Эриберту, как будто бы я не я? Может, мне непривычно такое к себе отношение, я вжилась в роль охотницы, хищницы, я привыкла тебя защищать от всех и каждого и бороться за то, чтобы ты был всегда на коне. А с Эриберту я вдруг начинаю чувствовать себя девочкой, беззащитной малюткой, которую он опекает… Это так странно… Иногда хочется, чтобы тебя опекали, хочется опереться на чье-то плечо и принять чью-то помощь и преданность… но… Это будет лишь временная передышка.
Мне так трудно писать… Не привыкла я задавать себе эти вопросы, но НУЖНО… мне нужно понять. Я, наверно, из тех, кто любить должен САМ, принимать же чужую любовь – не мое это… Вот и не знаю я, что с этим делать.
Но у меня странное чувство – Эриберту не так уж нуждается во взаимности, он примет ее отсутствие и будет все так же любить. Как же он в этом смысле сильнее меня! Он – самый сильный из всех, кого я встречала.


 СЫН БАРТОЛОМЕУ

Не хочу я задумываться об этом рыбаке, этом Гуме… Он меня не интересует. Здесь важно другое – он сын Бартоломеу и проститутки… А проститутка, Арлетти, еще одна сестра Розы Палмейрау.
Опять Роза… И здесь мы с ней пересеклись.
Их было три сестры – Роза, Арлетти и Сесилия. Полковник Журандир, этот старый развратник приставал то к одной, то к другой… Только с Розой он потерпел неудачу. Роза была самой сильной из всех. Арлетти он соблазнил, ее отец узнал об этом и выгнал ее из дома. Единственным местом, где ей дали приют, был бордель. Так эта девушка стала проституткой. Кажется, она самая старшая из сестер. В борделе она познакомилась с Бартоломеу, Эриберту говорит, он влюбился в нее. Он долго ходил к ней, а она отвадила всех прочих клиентов и проводила время в ожидании его одного. Когда она забеременела, он обрадовался. Он готов был забрать ее из борделя, жениться и признать ребенка. И плевать ему было на мнение окружающих о ее прежнем ремесле. Но в этот момент и нагрянули мы с Феликсом. И Бартоломеу не задержался в этом мире.
Когда Арлетти с младенцем появились в нашем доме, Эриберту избавился от них по моему приказу. Я знаю точно: ее застрелил Эриберту и тело выбросил в море. Ребенок в корзине поплыл по течению. Эриберту был твердо уверен, что и ребенок погиб, но он спасся.
Если бы Роза узнала правду… ведь мы с Эриберту убили Арлетти и были уверены, что убили и сына Арлетти, а он ведь приходится Розе племянником.
И появилась она в нашем городе, чтобы узнать о них.
Ее уже не было бы ни здесь, ни в другом месте на земле, она отправилась бы вслед за своими сестрами, если бы все у нас было по-прежнему, Феликс. Ни Гумы, ни Розы бы не было…
Ондина и ей подобные сказали бы, что она – орудие Господа, она появилась, чтобы меня покарать. Роза, Роза! У тебя больше причин ненавидеть меня, чем у меня – тебя. Так сказали бы все эти люди.
Но я бы сказала иначе: наше соперничество из-за Феликса – не из обычных, привычных всем людям. Смысл его глубже. И он в самом Феликсе.
Ты и я скроены из разных материалов, но мы, каждая по-своему, ОДНОРОДНЫ. Он – нет. Он раздваивается. Его тянет в разные стороны. И с годами все больше и больше. Мы разных Феликсов любим.
Видишь, до чего я дошла? Я говорю с тобой, со своим врагом так доверительно, как с подругами не разговаривают. Я и не мыслила, что бывает такая душевная боль, что уже сил нет ни злиться, ни ссориться, ни даже ждать, когда день сменит ночь или ночь сменит день.


 ВЛАСТЬ И БОГАТСТВО

Тебя удивит, если ты прочтешь то, что я здесь говорила – что все это были твои мечты, а не мои. Понимаешь… теперь я сама не уверена, знала ли я тогда во времена нашей молодости, самой первой и самой счастливой для меня поры нашей любви, чего я хочу? Ты был уверен, что знаешь. Мне казалось, и я тоже знаю… До встречи с тобой я использовала любую возможность, чтобы хоть чем-нибудь поживиться. Я, конечно, хотела и денег, и власти… но у меня были возможности их получить. И я уверена, что приложи я все силы к тому, я обманула бы какого-нибудь богача и женила бы его на себе. Благодаря моим многочисленным приятелям, у меня были наряды и драгоценности. (Как они их добывали – не моя забота.) Что-то меня останавливало… В глубине души я как будто ждала этой встречи – с тобой, на ступеньках той лестницы… в Риме. Мне было так одиноко после Жозуэ… Я не была бы счастлива, я не смогла бы жить так, как другие живут – без любви. Видимо, эта ПОТРЕБНОСТЬ во всепоглощающем чувстве сыграла со мной злую шутку.
Думаешь, я сейчас дорожу всем, что есть у меня? Думаешь, я боюсь, что настоящий наследник Бартоломеу придет и отнимет все У МЕНЯ?
Ты знаешь, насколько мне плохо? Поверь, я сама бы ему отдала все-все-все. Если бы можно было заключить сделку – с Богом или дьяволом, с кем угодно – что взамен он вернет мне тебя.
Но я знаю, что ты не захочешь. Не настолько ты любишь меня или Розу или даже своего сына… да, даже его, чтобы ради кого-то из нас пожертвовать всем. Все же больше всего на свете ты любишь себя.


 



 МОЕ ПРОШЛОЕ

Знаешь, я думаю, что это было самой серьезной причиной разлада между нами. Не из-за того, что я сделала, а потому, что я все это СКРЫЛА. А ты был уверен, что знаешь обо мне все.
Стоило тебе только представить себе, что я могу что-то скрывать от ТЕБЯ, за твоей спиной секретничать с кем-то… Думаю, этого ты и не вынес. Сколько лет я все делала для того, чтобы ты чувствовал себя непобедимым, неуязвимым, недосягаемым для врагов… я внушала тебе, что кого-кого, а ТЕБЯ нельзя обмануть, ты всех видишь насквозь. Ты был уверен, что видишь.
Тебе невыносимо было чувствовать себя в дураках. Как и всем, кто привык манипулировать окружающими. Именно такие, как ты, особенно болезненно воспринимают, когда обманывают ИХ САМИХ. Какой-нибудь честный бедняга скорее простит обман, недомолвку… но только не ты с твоим самолюбием и железной уверенностью, что твоя проницательность не позволит тебе ввести себя в заблуждение.
Мне не надо было скрывать, что Амапола – на самом деле моя сестра. Лучше мне было солгать тебе, как и ей, что я убила Жозуэ потому, что он к ней приставал. Эта ложь бы спасла нас с тобой.
Но мы не могли рассказать обо всем окружающим… Твои политические амбиции пострадали бы, ты не мог себе позволить иметь жену - в прошлом убийцу. Тогда тебе не видать было кресла сенатора, о которым ты так долго мечтал. Ты бы даже префектом не стал.
Тут уж я виновата. Я должна была это предвидеть… но я надеялась, что эта правда вообще не откроется никогда.
Тот миг, когда ты почувствовал себя одураченным, случайно услышав, как я откровенничаю с Амаполой, и был нашим началом конца.

 
 РОЗА

Я так приучила тебя к своей лести, к своему восхищению, я же знаю мужчин, они в этом нуждаются куда больше, чем мы. Но я тебе не лгала, как другим, тем, кто было до тебя, я и действительно восхищалась тобой. Я так стремилась предугадывать каждое твое желание, каждый каприз был священен, если он исходил от тебя. У тебя не могло быть капризов, для меня ты был прав, чтобы ты ни задумал. Я теперь понимаю, что вечно бы это ни длилось.
Если бы я могла предугадать ту опасность, которую несут в себе для меня такие женщины, как эта Роза Палмейрау… Но я об этом не думала. Я была слишком уверена, что никто не будет любить тебя больше, чем я, понимать тебя лучше, чем я… мне казалось, что ты это знаешь. Но, видно, чего-то в тебе я все же не разглядела. Недопоняла. Не уловила вовремя, иначе я приняла бы меры.
Ты, с твоим обостренным самолюбием (я знаю, оно стало таким именно потому, что ты устал за долгие годы своих нищих мытарств по Европе унижаться перед всеми и подавлять свою властолюбивую натуру, а когда твоя жизнь так резко переменилась, и ты стал королем Порту дус Милагрос, это не могло на тебе не сказаться) и привычкой, что я потакаю тебе во всем, должен был болезненно отреагировать на тот вызов, который бросила тебе эта строптивая женщина, не желающая подчиниться твоей воле. Ты и злился на нее, но в то же время был глубоко этим задет… очарован… даже, может быть, неосознанно. В тебе проснулся охотничий инстинкт, желание ЗАВОЕВАТЬ… Для тебя это было внове и тем с большей страстью ты окунулся во все это.
Именно потому, что меня тебе никогда не нужно было завоевывать. Я была целиком ТВОЕЙ сразу – с первой минуты… и тут уже ничего нельзя изменить.
Но она не единственная в своем роде, такие же женщины мне встречались. На ее месте могла быть другая, решительная, волевая и непокорная, которая тоже смогла бы тебя заинтриговать и увлечь.
 Но подобные мне… я не знаю, такие мне не попадались. Я не так уж люблю себя, просто я констатирую факт.
 Ох, Феликс, не будь ты тем, кем тебя сделала я, эта Роза или другая, похожая на нее, тебя не взглянула бы. Ты мог так и остаться тем мелким мошенником, каким раньше и был. И довольствоваться теми грошовыми и вульгарными пустышками, какими довольствовался до знакомства со мной. Как мне хочется возненавидеть тебя и ее… хоть кого-то, как раньше умела же я ненавидеть и мстить… но вот не могу. Боль сильнее.



 ТЫ

Я пытаюсь взглянуть на тебя ЕЕ глазами. Может, мне это поможет? Не знаю… Если бы я была Розой и знала тебя как облупленного, что бы я думала о тебе, обо мне, о нас с тобой? Я пытаюсь заставить себя думать о том, о чем не привыкла задумываться, потому что это единственное, что смягчает боль.
 Я попытаюсь на миг перестать быть собой.
Я бы подумала на ее месте, что такая женщина, как твоя жена тебя испортила. Она потакала тебе во всем, она избаловала тебя своей лестью, она развратила тебя, воздействуя на худшие стороны твоей натуры. (То, что я люблю в тебе, для нее – худшее. А для меня – наоборот.) Если бы тебе попалась такая женщина, как она, прямая и честная, ты мог стать лучше. Сочувствовать людям, которым тяжело живется, помогать страждущим… не ставить свое самолюбие на первое место, никого не обманывать… ну и так далее… С этим мне ясно.
Она, наверно, подумала бы, что я тащу тебя за собой в преисподнюю… или в местечко, подобное этому. Ведь ты не такой, как я. Я это всегда знала.
Но ты и не такой, как она. Вспомни прошлое – до знакомства со мной! Был ли ты обыкновенным человеком, мечтал ли трудиться, как все, зарабатывать честным трудом? Нет, ты хотел всего сразу. И готов был на многое ради этого, в том числе и нарушить закон. Ты поссорился со своими родителями, брат и знать тебя не хотел.
Так что я не одна виновата. Но женщины любят друг друга винить.
Ты не мог стать таким же, как я, и не сможешь стать тем, кем ОНА захочет тебя видеть. В этом твоя беда. Но разница между мной и другой в том, что я готова была принимать тебя и любить, зная все о тебе, а она… она сможет?..
Тут даже не о чем говорить.
Но ты как ребенок, естественно, не подумал об этом. Ты живешь сейчас одним мигом, одной минутой, секундой… и сколько их вас еще ждет, даже если и я не вмешаюсь и буду сидеть, сложа руки?..





 Я

Я, кажется, все написала. Пора ставить точку. Моя цель была очень проста – пережить эту ночь. И отвлечься от боли.
Стало ли легче? Нашла ли я выход? Додумалась ли до того, что мне делать теперь?
Я, пожалуй, начну все читать. С первой строчки. Ведь где-то здесь должен скрываться ответ.